Эрин резко просыпается от какого-то звука. Она поворачивается к своей маме, которая мирно спит, аппараты издают тихие сигналы. Кто-то приглушил свет с тех пор, как она уснула, оставив только мягкую лампу сверху и успокаивающий синий свет от мониторов аппаратов. Сжав обмякшую руку, которую держит, Эрин поворачивается на тихий шаркающий звук.

Медсестра смотрит на неё сочувствующим взглядом.

— Я должна прогнать вас, пока меняются медсёстры. Вы можете вернуться после того, как её посмотрит доктор.

— О. Верно.

Эрин знает, что её пропустили против правил официальных часов посещения. Она так благодарна за уставшие улыбки медсестёр и мягкие слова. Доктор тоже кажется добрым и понимающим. Даже в палате настрой приветствующий: она выглядит как спальня с современным стилем, а не больничная палата, если не считать кровати. По крайней мере, её мама получает отличный медицинский уход. Её бледность Эрин по-прежнему пугает. Глаза её мамы с трепетом открылись на несколько минут посреди ночи.

— Эрин, — пробормотала она. — Ты пришла.

В отчаянии, девушка произнесла крайне необходимые слова любви и извинений, но её мама снова уснула, не сказав больше ни слова.

Эрин встаёт, морщась от приступа боли в спине. Металлические и пластмассовые стулья не самые удобные для сна, но она не собирается жаловаться. Девушка натягивает сонную улыбку, забирая свою сумочку и вещи.

Даг стоит, прислонившись к стене, держа кончиками пальцев пустой стаканчик от кофе. Он выпрямляется, когда она выходит, и потирает глаза.

— Как она?

— Я говорила тебе ехать домой и поспать, — тихо ругается Эрин. — Но с ней, похоже, всё хорошо. Доктор сказал, состояние стабильное. Прямо сейчас она спит только из-за лекарств, но говорят, что всё равно лучше, чтобы она не слишком много двигалась.

На его лице выражение сочувствия.

— Как ты держишься?

— Я в порядке.

Он изучает её взглядом.

— Без обид, но выглядишь ты ужасно.

— И почему же это должно быть обидно? — сухо спрашивает она.

— Прости, — робко отвечает он.

— Всё в порядке. — Эрин потирает своё лицо. Конечно, он всё равно прав. Беспокойство и недостаток сна, вероятно, запечатлели под её глазами тёмные тени. — Но тебе действительно лучше поехать домой. Я здесь справлюсь. И ты не должен меня ждать. В смысле, в городе.

— Тогда, как ты доберёшься обратно? — возражает он.

Девушка отмахивается рукой.

— Теперь, когда у меня есть время, я разберусь. Я не уверена, как долго мне понадобится оставаться здесь, так что тебе нет смысла вертеться рядом. И разве ты не пропустишь работу? Тебе лучше выезжать обратно уже сегодня.

Даг вёл машину по открытым ночным дорогам, остановившись у больницы в половину пятого утра. Она бросает взгляд на часы сейчас, с удивлением видя, что уже восемь.

— Нет, я... — парень делает паузу, необъяснимо потеряв слова. — Я хочу быть здесь. Помочь тебе, если могу. Я не прошу ничего начинать прямо сейчас. Я знаю, не время. Но если когда-нибудь в будущем, ты и я соберёмся...

— Даг, что насчёт той девушки, с которой ты был?

— Она прост друг, — отмахивается он. Когда Эрин приподнимает бровь, он исправляется: — С преимуществами.

Она качает головой. Даг никогда не изменится... не то чтобы она ждала этого. Девушка  сомневалась, что они провстречались бы долгий срок, даже если бы не ужасная ситуация с её мамой и его родителями.

Кажется, он следует за её потоком мыслей.

— Мне жаль насчёт того, что случилось, когда ты пришла. Я понятия не имел, что это произойдёт. А затем, когда произошло, я запаниковал.

Она останавливает его, коснувшись рукой его локтя.

— Я понимаю. Я и сама запаниковала. Это была плохая ситуация.

Его ноздри слегка раздуваются. Он отводит взгляд.

— Я знаю, твоя мама ничего не воровала, — напряжённо произносит он.

Это самое большое признание, которое девушка получит, и больше, чем она заслуживает, на самом деле. Это не их борьба, а их родителей. Может быть, они могут бороться с этим. «Бороться с прецедентом», — иронично думает она. Только они больше не вместе. Никогда не будут снова. То, что у неё с Блейком, намного глубже, чем что-либо, что она испытывала раньше. Эрин хочет, чтобы Даг тоже нашёл такое с кем-нибудь. Ни один из них не заслуживал засиживаться ради друг друга.

— Прости, — произносит она.

Выражение его лица выражает серьёзность.

— Ты не обязана решать сейчас. Я просто хотел сказать тебе...

Что бы он ни хотел сказать прерывается резким звуком шагов и властным мужским голосом. Эрин поднимает взгляд на стойку медсестры и, как во сне, там стоит Блейк. Он быстро разговаривает с дежурной медсестрой, которая указывает в сторону Эрин. Блейк поворачивается, его взгляд ярко горит беспокойством, любовью и чем-то ещё. Чем-то таким, что заставляет её сердце пропустить удар.

— Блейк, — шепчет она.

Расстояние между ними сокращается. Его взгляд не отрывается от её глаз.

— Ох, — произносит рядом с ней Даг, — вижу, моё присутствие здесь сделали лишним.

Только тогда она понимает, что её ладонь по-прежнему лежит на его руке, и выглядит так, будто они сидят близко друг к другу. Как может казаться, будто она приняла помощь от Дага. На одно мрачное мгновение её охватывает паника.

Пока Блейк не подходит и не приветствует Дага кратким кивком признательности. Эрин падает в руки Блейка, даже не понимая, как это произошло. В одно мгновение она сидит на стуле с твёрдой спинкой, а в друге уже заключена в тёплые, крепкие объятия, и это именно то, в чём она отчаянно нуждалась прошлой ночью. Практически так же, даже больше, чем в поездке до её родного города. Она нуждалась в его силе, в его поддержке.

— Она в порядке? — спрашивает Блейк, уткнувшись в её волосы.

— Да, я... нет, но...

А затем вся видимость самообладания рассыпается под натиском его доброты. На её глазах появляются слёзы, большие и горячие. Они увлажняют щёки и его рубашку. Её дыхание не может найти ритм, подпрыгивая и замирая в неустойчивом беспорядке. Звуки, которые девушка издаёт, пугают даже её саму: она давится, задыхается, рыдает, становясь от этого беспомощной.

Беспомощной, какой никогда не хотела быть. Какая есть. Какой не является, когда он рядом, потому что его широкие объятия оберегают её. Блейк уравновешивает её.

Её поставила в тупик не столько четырёхчасовая поездка, сколько осознание, что её мама больна, а она ничего не может сделать, чтобы это исправить. Это не изменилось, когда она приехала в больницу, и не изменилось сейчас, когда Блейк здесь. Но он делает её беспомощность более выносимой.

Её жизнь наполнена возможностью, радостью. Её учёбой, а вскоре работой. Её любовью к Блейку. Её малочисленными, но близкими друзьями. Но даже в самой счастливой песне есть низкая нота. И в глубоком, урчащем беспокойстве она крепко держится за него, находя в его руках убежище и временную тишину.

***

Эрин не уверена, что именно её мама захочет поесть, так что Блейк хватает пять разных вариантов, а также полные наборы еды для себя и Эрин. Всё это опасно балансирует на двухфутовом (прим. пер.: 60 см) подносе кафетерия. Он стоит в очереди за грузной женщиной с короткими седыми волосами. Когда человек впереди заканчивает расплачиваться, они оба продвигаются вперёд. Седовласая женщина ставит свою миску с салатом рядом с пластиковым контейнером с пудингом и бутылкой воды. Она копается в своём кошельке с монетками, пока молодая, скучающая дама за кассой пробивает итоговую сумму, составляющую чуть больше восьми баксов.

Женщина продолжает копаться.

— Я забыла... ох, что-то в моём салате. Мне просто нужно...

Будто понимая, что её оправдания пролетают мимо ушей, женщина быстро собирает еду обратно в руки и отходит от кассы. Кассир с ожиданием смотрит на него. Без слов, Блейк проскальзывает вперёд и начинает выкладывать свои товары, чтобы девушка их пробила, но следит взглядом за седовласой женщиной. Она возвращается к салат-бару и добавляет ложку ветчины, будто её словят на лжи. Даме за кассой и ему очевидно, что у женщины нет достаточного количества денег. Она исподтишка возвращает бутылку воды и пудинг на свои места, прежде чем вернуться в конец очереди.

Блейк наклоняется вперёд и говорит с кассиром низким тоном.

— Я бы хотел оставить деньги за счёт человека, который стоит за мной.

Глаза молодой женщины освещает понимание.

— Это я могу сделать.

— И если бы вы могли... — он строит гримасу, пытаясь придумать способ, чтобы это было меньше похоже на благотворительность. Ему плевать, он хотел бы оставить больше, но подозревает, что седовласая женщина будет против. — Если бы вы могли сказать, что это цепочка, люди делают это всё утро, один за одним.

Уголок её губ приподнимается.

— Это мило.

Он качает головой, но не отвечает. Это не мило и не особенно — отдавать то, чего у него навалом. Это трастовый фонд. Даже то малое, что он заработал как солдат и за краткое пребывание на должности временного профессора, построено на богатом воспитании и отсутствии студенческого долга. Блейк понимает свои привилегии, и хотя наслаждается более изысканными вещами в жизни — такими как бренди и игра в бильярд, например — не стал бы выставлять это на посмешище.

Собрав пакеты и напитки в руки, он проходит мимо магазина подарков. Шарики. Чёрт побери. Или, как минимум, цветы. Он всегда забывает. Он не хорош в больничной ерунде. На его теле выступил холодный пот, когда он приехал на парковку, и его горло сжали тиски, когда мужчина зашёл внутрь. Но всё равно его шаги даже не замедлились. Он знал, что Эрин внутри. Блейк прошёл бы через коридоры ада ради неё и думал, что больница для этого сойдёт. Сжав зубы, он заходит в лифт и поднимается на седьмой этаж.

Было облегчением ненадолго уйти. Он отвёз Эрин в квартиру её матери, чтобы она могла принять душ и взять несколько предметов первой необходимости. Квартира маленькая, скромная. В комнате Эрин по-прежнему куча розовых вещей, напоминающих счастье и надежду девочки-подростка. Больше всего его поразила кухня. Его собственная кухня нелепо большая, с островком и винным холодильником. Эта же кухня едва вмещает два человека, стоящих бок о бок. Маленькая клинообразная столешница завалена почтой, ключами и ручками. Микроволновки нет. Будь то дорогой дом его семьи или холостяцкие жилища его армейских приятелей, там всегда была микроволновка. Здесь же просто не хватало места. Никаких ужинов с просмотром телевизора. Он представлял, как подростком Эрин готовит на плите что-то маленькое и недостаточное — суп или макароны. Не плохая жизнь, но это действует на него как брызги холодной воды в лицо.

В коридоре потолок увешан чем-то неизвестным, пожелтевшим и почерневшим. Унитаз в ванной наклонён под углом. Вся квартира разваливается в руины, но его мысли продолжают возвращаться к той кухне. В старой магнитной рамке — фотография маленькой Эрин с огромной улыбкой и без передних зубов. Он представлял её гордость за свой дом, за свою маму. Он представлял, как кто-то высмеивает её, находя эту слабость и используя для того, чтобы провернуть нож.

Теперь он лучше понимает, почему Эрин сомневалась в них как в паре, почему сомневалась в нём и в себе. «Она может осудить тебя», — сказала девушка о своей маме, но на самом деле имела в виду то, что сама осуждала его. Иронично, но его худший страх, его лицо для неё ничто. Даже не препятствие. Она переживала из-за своего статуса, из-за денег, а ему плевать. Он лучше отдал бы свои деньги, отдал бы их ей, чем позволил этому встать между ними. Препятствия, удерживающие её от него, теперь разрушались, ускальзывая под собственным весом, и уже разрушились.

После того, как ей выдался шанс принять душ и переодеться, они вернулись в больницу, где Эрин поспешила наверх, а он вниз, чтобы захватить ланч. Его шаги замедляются, когда он подходит к палате. «Нервничаешь из-за чего-то?» — насмехается он над собой. Кажется, не важно, насколько он взрослый, знакомство с родителями всегда будет неуверенным. И, он должен признать, это едва ли идеальные обстоятельства.

Кратко постучав в дверь, мужчина заходит внутрь. Мама Эрин, София, борется со своей подушкой, сидя на больничной кровати. Эрин нигде не видно. После мгновения замешательства он ставит еду и подходит помочь ей. Издав тихий успокаивающий звук, он поправляет подушку под ней и помогает женщине откинуться назад. Она успокаивается под его лёгким прикосновением, и он быстро отстраняется. Не достаточно быстро.

— Я тебя помню, — говорит София, не открывая глаз. Её волосы темнее, чем у Эрин, лицо более обветренное, но он видит сходство в форме её носа и губ.

— Мы виделись раньше. Я Блейк.

Сегодня утром Эрин настояла на том, чтобы представить его, но её мама была слишком сонной, чтобы что-то понять.

— Ты её парень. Тот, о котором она мне не рассказывала. Почему она не рассказывала?

Ох, у него есть множество догадок, ни одну из которых он не выскажет вслух.

— Мы не так уж долго встречаемся.

— Достаточно долго. Я видела, как ты смотрел на неё. Ты любишь её.

— Да, мадам.

— Не называй меня «мадам». Ты слишком взрослый для этого, а я не достаточно старая.

Он позволяет себе слегка улыбнуться.

— Извините.

Женщина приоткрывает один глаз, чтобы посмотреть на него.

— Что с тобой такое, что ты так плох? И не говори мне о своих шрамах. Я бы даже не узнала, если бы она не упомянула о тебе по телефону.

Блейк прочищает горло.

— Думаю, она переживала, что у вас будут проблемы с моим финансовым состоянием.

— Ты безработный?

Технически, был. Больше нет. Ни одно из этого не проблема.

— Моя семья богата.

Тишина. Затем:

— Понятно.

— Это ведь не будет проблемой?

— Надеюсь, ты не думаешь, что будешь разбрасываться кругом деньгами и получать то, что хочешь.

Единственно, чего он хочет, у него уже есть в виде её дочери. Двадцать баксов в очереди в кафетерии считаются разбрасыванием?

— Нет.

Он прикусывает язык, чтобы не сказать «мадам». Это не подходит её возрасту, просто знак уважения, которому натренировали его в армии.

— Или требовать что-то от Эрин...

— Конечно, нет, — ровно вклинивается он.

— Что же.

— Что же, — повторяет он, — я уверял её, что смогу завоевать вас своим шармом. Но так как у меня нет шарма, вместо этого нам придётся прийти к пониманию.

София делает паузу.

— Ты мне угрожаешь?

— Я никогда бы себе этого не позволил.

По крайней мере, частично, потому что ему нечем её запугивать. На самом деле, он хочет с ней поладить, он надеется на это. Но он не собирается позволять кому-то встать между ним и Эрин, даже женщине, которая её воспитала.

Выражение её лица слегка разозлённое. И весёлое. Он видел такую же улыбку у Эрин, и это значит, что он сорвался с крючка. Конечно, это ничего не доказывает. Эрин он нравится гораздо больше, чем этой женщине.

Ей удаётся выглядеть устрашающе со своего лежачего положения.

— Меня не касается, что на твоём банковском счету, но если ты причинишь ей боль, я тебя найду.

Блейк позволяет угрозе повиснуть в воздухе. София низенькая и худощавая. При недостатке в финансовом и социальном плане. Она ничего не сможет ему сделать, и они оба знают это, но напряжение и беспокойство в её глазах сжимают его сердце в кулаке. Он понимает, как сильно она заботится о своей дочери. Он ценит то, что она воспитала её сильной, умной и уверенность. Теперь это его работа. Его ответственность, его привилегия.

— Да, мадам, — произносит он, потому что она отдала ему приказ, и он клянётся ему следовать. Он в любом случае сделал бы это. Для него нет ничего важнее, чем безопасность и счастье Эрин. Но если от этого ей станет легче, он позволит своей решимости отразиться в его глазах. Женщина изучает его взглядом: его прямой взгляд, изуродованная кожа. Она не морщится, но он уже знает, что Эрин унаследовала это от неё.

— У тебя всё получится, — наконец произносит она.

Ну, по крайней мере, с этой частью разобрались.

Теперь им нужно убедиться, чтобы её выписали, и она была здорова. Ещё ему нужно поговорить с Эрин, каким-то образом извиниться перед ней за то, что его не было рядом, когда она в нём нуждалась. И дважды проверить, что она знает, что он не изменял ей в это время. По сути, у него впереди весь день.

Повернувшись к полиэтиленовым мешкам, он начинает вытаскивать варианты обеда.

— У нас есть желе. Йогурт с начинкой из мюслей. Пудинг из тапиоки.

София смотрит на него, не впечатлённая. Без слов, он находит контейнер со своим собственным чизбургером и открывает его.

Она принимает его с облегчённым вздохом.

— В конце концов, может, мы с тобой и поладим.

***

Окружная больница — старое здание, которое, если Эрин будет честна, лучше приспособить под тюрьму, чем под больницу. Оно прямоугольной формы, испещрённое внутри бетонными прямоугольными коридорами. Она стоит в удалённом кольце, где через тонкие решетчатые окна на серые резиновые полы проникает дневной свет.

— Мисс Рейдер.

Седовласый доктор Паркинс, с извечной доской-планшетом и доброй улыбкой. Недостающее зданию очарование люди компенсировали своей чуткой заботой о её матери.

— Всё в порядке?

— Да, определённо. Я просто заходил проверить вашу маму. Её состояние улучшается, и мы движемся прямиком к стадии выздоровления.

Её охватывает облегчение. Во время ланча её мама, казалось, была в хорошей форме, даже поддерживала лёгкий разговор с Блейком, но Эрин рада услышать этому подтверждение.

— Это замечательно. Когда она может ехать домой?

— Её можно выписать хоть завтра, но ей понадобится высокий уровень поддержки. Ей не следует вставать и ходить ещё неделю или две.

— Я понимаю, — обещает она. — Я останусь с ней.

После ещё нескольких наставлений доктор начинает уходить.

— Эм, доктор? — Эрин чувствует себя странно, спрашивая его об этом, но она прошла два полных круга по больнице и не нашла то, что ей нужно. — Можете подсказать мне, где располагаются уборные?

Он по-доброму улыбается.

— Они на другой стороне, рядом с лифтами. Но есть одна поменьше, вниз по этому коридору, третья дверь справа.

Девушка проходит вниз по маленькому ответвлению коридора и выходит к большому, широкому окну без решёток. За ним открывается вид на город, во всей его красе — или в отсутствии таковой. Она узнаёт множество старых зданий в центре и даже стадион своей старшей школы, который больше и выше школьных зданий. По большей части плоская линия горизонта наполняет её ностальгией о более простом времени и о более маленьком мире. Теперь она видела, что лежит за этим, она знает, что никогда не переедет обратно в этот город. И всё же, Эрин испытывает благодарность за, по большей части, счастливое детство, которое этот город ей дал.

У стены стоит несколько стульев, и в отличие от стульев в зоне ожидания, эти — пустые. Она проходит подсобный чулан, заполненный белыми простынями и чем-то похожим на больничные халаты, прежде чем находит уборную.

На выходе девушка моет руки и изучает себя в маленьком зеркале. Никаких сюрпризов: она выглядит истощённой. Эрин чувствует себя истощённой, но и довольной. Её мама чувствует себя хорошо, хоть впереди наблюдение за её выздоровлением. Блейк с ней, хоть им ещё и нужно поговорить наедине. Всё не идеально. Даже лучше, всё по-настоящему.

Выйдя в коридор, она чуть не отводит взгляд, когда замечает, что здесь кто-то ещё. Затем останавливается.

— Блейк?

Он оборачивается на звук её голоса.

— Что ты здесь делаешь?

Он смотрел в большое окно, его тело отражало напряжение, пока мужчина прислонялся к стеклу, будто мог вырваться на свободу. Его глаза затуманены чем-то мрачным и неустойчивым.

Эрин неопределённо машет рукой.

— Уборная. Ты в порядке?

— Конечно.

Но это не так. Она делает шаг вперёд.

— Знаешь, насчёт Дага. Ничего не было.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на неё.

— Я знаю. Прости, что меня не было рядом. Я знаю, что должен искупить свою вину перед тобой.

— Нет. Всё не так. Я просто не хотела, чтобы ты сомневался во мне...

Как однажды она сомневалась в нём.

На его губах появляется кривая улыбка.

— Я играл в бильярд, если тебе было интересно.

— Мне было интересно... но я бы ни в чём тебя не обвинила. Я доверяю тебе.

Это звучит так просто, но она чувствует, как её уверенность отзывается внутри. Он бы не изменил ей. Блейк бы не поступил так с ней, даже не поступил бы так с собой. Измена, в конце концов, была бы ниже его.

— Хочешь пойти обратно в зал ожидания? — произносит она, протягивая к нему руку.

— Ты иди. Я подойду через минуту.

— Ладно, — говорит девушка, но не двигается. Не может сдвинуться. Она помнит, как наблюдала за тем, как он смотрит в окно, как хорошо чувствовался в воздухе вокруг него его внутренний беспорядок. Только это хуже. Более остро.

Она хмурится.

— Ты устал. Прости. Я была невнимательна. Тебе следует вернуться в дом.

Блейк качает головой.

— Нет, я в порядке. Я хочу быть здесь с тобой.

Хоть он, должно быть, устал, она сомневается, что настоящая проблема в этом. Эрин подходит ближе, замечая лёгкий блеск пота на его лбу. Щетина на его челюсти попросту делает его ещё привлекательнее, но синяки под глазами придают смутно измученный вид.

— Что такое? — шепчет она.

Он отмахивается.

— Ничего. Просто... больницы. Они так на меня влияют. Всё пройдёт через минуту.

Её сердце останавливается. Должно быть, у него ужасные воспоминания о больницах. Однажды, очень коротко, он объяснял, через какое лечение прошёл после взрыва. Пересадка кожи и восстановление хирургическим путём. Недели во вражеской камере пыток, а затем месяцы под скальпелем доктора. Боже.

— Мне так жаль. Я не думала.

Он жёстко её прерывает.

— Это не важно. Прости, что ты вообще меня таким увидела. Вот почему я сюда вышел. Всё пройдёт.

— Ты не должен проходить через это в одиночку, — мягко произносит девушка. Она не может забрать его неусыпные кошмары, но может держать его за руку.

Отвернувшись, он бормочет:

— Просто иди.

— Я не могу.

Взяв его за руку, она ведёт его в маленький бельевой чулан и закрывает дверь.

— Мы не должны здесь быть, — говорит Блейк, прислоняясь к стене. Очевидно, он держался ради неё и ради всех, кто наблюдал. Даже она чувствует облегчение, видя его расслабленным, так что может только представить его дискомфорт. Расслабить его, даже на мгновение, стоит риска обнаружения.

Он смотрит на неё сквозь приоткрытые веки.

— Что теперь?

Вызов в его голосе заставляет её приподнять подбородок. Блейк хочет оттолкнуть ее, она может это сказать, но он не станет этого делать. Он способен бросить её не больше, чем она его. Эрин касается его губ своими, наслаждаясь тем, как он выдыхает накопившийся воздух. Она прокладывает дорожку из лёгких поцелуев от одного уголка его губ до второго, прежде чем он зажимает зубами её нижнюю губу. Мужчина тянет Эрин на себя, сбивая равновесие. Она падает на него, но он готов и ловит её. Блейк скользит языком в её рот и перехватывает поцелуй, углубляя его, пробуждая её с дремлющим возбуждением.

Твёрдость, прижимающаяся к её животу, напоминает ей, что прошли недели с тех пор, как они занимались любовью. Занялись бы сегодня, если бы всего этого не произошло. Без сомнений, они оказались бы в его спальне, бездельничая в его кровати, голодая, но без желания спуститься вниз за едой.

Эрин кладёт руку на выпуклость его джинс, потирая её. Он шумно втягивает воздух.

— Что ты делаешь?

Она улыбается ему в губы.

— Выполняю обещание.

Длинными лёгкими поглаживаниями ее рука двигается по ткани. Лёгкий жар возбуждения поднимается по его шее. Между временем, которое они пробыли порознь, и его эмоциональным потрясением пару минут назад, он уже на грани, издавая тихие стоны с каждым движением её ладони. Эрин нежно сжимает руку, наслаждаясь тем, как его взгляд от измученного приобретает совершенно другой вид страдания.

Её ладонь ускоряется, пока он не начинает задыхаться, уткнувшись ей в ключицу, его бёдра мягко толкаются в руку девушки.

— Эрин, детка. Ты должна прекратить.

— Я знаю. Ты прав.

Она падает на колени и расстёгивает его джинсы. Показывается его тяжёлый член, головка которого уже блестит.

— Пожалуйста.

— Я знаю, — шёпотом повторяет она. Эрин берёт его в рот, всасывая выступившую сперму и слизывая её. Она останавливается, обхватив ртом головку, в то время как её ладонь гладит бархатный, но железный на ощупь член. Его неуверенные стоны доносятся до её ушей, говоря ей, как сильно и быстро ему это нужно. Очень сильно и быстро.

Осторожно, девушка всасывает его глубже, пока упругая головка не касается нежной кожи её горла. Она выпускает его, а затем берёт внутрь снова — дальше вглубь, пока головка не проталкивается сквозь круг мышц. Его бёдра внезапно дёргаются вперёд, и она слегка давится. Прежде чем он успевает отстраниться или передумать, Эрин начинает двигаться в быстром темпе, но ей не о чем переживать. Он крепко сжимает пальцы в её волосах, прося большего, нуждаясь в этом.

Его другая рука крепко сжата, так, что белеют костяшки. Она тянется к нему. Как только их пальцы соприкасаются, он раскрывает кулак и берёт её за руку. Их пальцы переплетаются, хватаются друг за друга, соединяются в более интимном плане, чем её рот на его члене.

— Эрин.

Это единственное предупреждение, которое ему удаётся произнести, прежде чем он выстреливает тёплой соленоватой жидкостью в её ожидающий рот. Она сглатывает обильное количество спермы, больше, чем обычно. Вздрогнув, он испускает одну последнюю струю на её язык, прежде чем вздохнуть, прислонившись к стене. С любовью девушка слизывает все следы его спермы с члена, прежде чем поправить его одежду.

Веки Эрин тяжело опускаются, её складочки пульсируют, желая внимания, но она не станет ни о чём просить, не будет ожидать этого. Это был подарок.

Она никогда не поймёт, как некоторые люди могут говорить «просто секс», будто это ничего не значит — секс значит всё. Он значит доверие и уважение. Здесь, сейчас, он значит любовь. Пожалуй, этого слишком много, переизбыток эмоций, и ей приходится отвернуть лицо, просто чтобы справиться с этим.

Блейк поворачивает её подбородок к себе.

— Я ведь не причинил тебе боль?

Она категорично качает головой.

На мгновение он замирает. Эрин чувствует, как его взгляд изучает её, но не может ничего сказать. В конце концов, он выпрямляется и поворачивает её спиной к стене, всё ещё тёплой от его спины. Без слов, он расстёгивает её джинсы и стягивает их вниз.

— Блейк, — возражает она. — Мы не можем.

Он саркастично приподнимает бровь, но не отвечает. Конечно, они только что сделали обратное. Её протесты кажутся глупыми в этом контексте, но она делает это из комфорта, ради него и ради себя. И, кроме того, логически ему намного легче справиться проделать это, чем ей. Но он разобрался с этим. Его ладонь проскальзывает под эластичную резинку её трусиков и вниз, к влажным складочкам. Девушка ахает от контакта и хватает его за запястье.

Его другая рука приподнимает край её майки и стягивает вниз чашечку лифчика. Её груди обдаёт прохладный воздух, делая твёрдыми соски. Мгновение он просто смотрит на неё.

— Великолепна, — бормочет он, и она чувствует себя великолепно. Это больше, чем слово. Это в выражении его лица и его руках. Она чувствует себя обожаемой. Желанной.

Он всасывает её сосок в рот, терзая её тугую плоть языком, пока она не начинает чувствовать, как из неё вытекает скользкая влага там, где играются его пальцы. Он дразнит её другую грудь, пока его пальцы находят быстрый и безумный ритм. Её рот раскрывается, выпуская резкий вскрик.

— Шшш.

Блейк накрывает ладонью её рот, заглушая беспомощные звуки, пока доводит её выше и сильнее.

Её губы переключаются на его ладонь в отчаянной просьбе освобождения. Оно ускользает от неё, пока она рыдает в его губы. Краем глаза девушка видит, как двигаются её груди, пока дёргаются бёдра. Они привлекают его, его взгляд, его рот. Он не может перестать прикасаться к ней и лизать её. Она не может перестать двигаться в мучительном удовольствии. Они заперты в тени возбуждения и агонии: одно перетекает в другое и снова обратно.

Наконец Блейк отрывается от её грудей. Прижимается губами к её уху, бормоча слова секса и тоски. «Ты такая красивая. Такая сексуальная. Такая влажная под моей рукой. Я чувствую, какая ты там горячая, какая узкая, ты чувствуешь? Ты хочешь, чтобы это мой член был внутри тебя, заполнял тебя? Я хочу».

Её крики становятся громче, и его рука сжимается крепче. Слёзы необходимости соскальзывают из уголков её глаз, пока он не находит слова, чтобы довести её до пика. «Эта сладкая киска, прелестная киска. Она моя. Она и вся ты. Ты ведь это знаешь, верно? Теперь кончи для меня. Позволь мне почувствовать, как эта маленькая горячая киска кончает на меня». И она кончает, её мышцы крепко сжимаются, пока Эрин охватывает взрыв оргазма, оставляя её бездыханной и выжатой.

Пока она медленно возвращается на землю, он прижимает к её губам лёгкие поцелуи, отражая спокойствие, которое она подарила ему. Короткими поглаживаниями он успокаивает дрожащие, трепещущие мышцы её влагалища.

— Вот так, — бормочет он. — Ты в порядке. Я держу тебя.

Она поражается тому, как он переломил ситуацию. Как быстро превратил свои собственные награды в её. Девушка хотела принести ему спокойствие, но его счастье слишком связывается с её собственным, как наглухо переплетённые нитки, которые она никогда не хочет распутывать.

Отстраняясь от неё, Блейк слизывает её соки со своих пальцев. Она наблюдает в безнадёжном восхищении. Наклонив голову девушки назад, он целует её глубоким поцелуем, проталкивая к её языку её собственный мускусный вкус и, она знает, пробуя соль своего собственного оргазма.