Первое свидание Эрин было на первом году старшей школы. Она уже была «поздним цветком». Других её подруг уже приглашали на свидания, но у них тоже было время часами тусоваться в торговом центре и ходить на футбольные матчи. Эрин работала от десяти до пятнадцати часов в неделю, вместе с мамой. Так что когда один из самых милых мальчиков школы не только заметил её, но и пригласил в кино в субботу веером, она потратила пятнадцать долларов на миленькую новую маечку и надела свои любимые джинсы.

Вечер прошёл идеально. Они вместе смеялись, держались за руки. Она влюбилась так быстро, как только было возможно, затем они добрались до мыса для поцелуев. Эрин всё ещё была на борту. Она хотела, чтобы он поцеловал её, чтобы прикоснулся к ней. Она не хотела заниматься сексом.

— Брось, Эрин, — раздражённо сказал он. — Я заплатил за кино и попкорн. А теперь ты строишь недотрогу?

Она разрывалась между стыдом, злостью и отчаянным желанием согласиться. Так что позволила ему стянуть с неё новую майку и старые джинсы и заняться с ней сексом.

Это был её первый раз.

С тех самых пор она старается жить честно, говорить «нет», когда действительно подразумевает это, говорить «да» только когда хочет. И определённо никогда случайно не менять секс на деньги, позволяя себе быть купленной. Она всегда хочет секса с Блейком. И она верит, что он всегда хочет её.

Это тяжело помнить перед лицом Снежной королевы, называющей её мусором.

— Ты пришла из ничего. Ты ничто. Со шрамами или без, он может быть хорошим вариантом. Так зачем ему хотеть молоденькую, симпатичную девочку, которая не достигла ничего?

Её щёки горят. Это произошло? Она позволила ему заплатить за кино и попкорн, а затем раздвинула ноги? Нет, она не верит в это.

— Я не знаю, почему вы пытаетесь встать между нами, но это не получиться.

— Я не пытаюсь встать между вами, я просто хочу быть с тобой честной. Таким женщинам, как ты, приходят мысли о таких мужчинах, как Блейк. Что они женятся на вас, что они бросят ради вас свои семьи, — Бел встаёт, возвышаясь над ней. — Но этого не будет.

Эрин пытается встать, но Бел блокирует её своим телом — и на удивление сильно для её тонкой фигуры. Женщина хватает её рукой за запястье.

И как в тот вечер эти много лет назад, Эрин слишком шокирована, чтобы бороться с ней.

— Отпустите меня, — шепчет она.

Бел выкручивает кулак, посылая боль по руке Эрин.

— Когда давит толчок, они не хотят тебя. Они хотят меня. Такие женщины, как ты, хороши только для траха.

Но Эрин больше не шестнадцать. Она взрослая женщина, и она сильная, и она не струсит и не позволит причинить себе боль, даже если в итоге её отвергнет любимый мужчина.

Девушка вырывает руку на свободу, заставляя Бел рухнуть на колени.

— Я сказала, отпустите меня, — с удивительным спокойствием произносит она. — И никогда больше не говорить так со мной.

В дверном проёме появляется Блейк.

— Что ты сказала, чёрт возьми?

Когда Эрин переводит взгляд с Бел на полу на шокированных, стоящих в дверном проходе Блейка и Джеба, она даже не может говорить. Это слишком ужасно. Она здесь слишком большой аутсайдер. Слишком похожа на ту, кого описала Бел.

Эрин начинает уходить, проталкиваясь мимо Блейка.

Но он хватает её за запястье, и девушка вздрагивает.

Его глаза расширяются.

— Она сделала тебе больно?

— Это не важно, — отвечает Эрин, её голос слишком дрожит, чтобы поверить. — Я просто хочу уйти. Мне нужно...

— Как ты смеешь, — практически рычит он на свою мать. — Как ты смеешь поднимать на неё руку. Как ты смеешь вообще говорить с ней.

Его мать не встаёт, едва поднимает взгляд. Не смотрит ему в глаза.

— Она... она...

— Её для тебя не существует. Больше нет. Как и меня, — Блейк поворачивается к Эрин с каменным выражением лица. — Иди наверх и собери вещи. Я подойду туда через пару минут.

Он собирается продолжить защищать её, и, судя по его мрачному взгляду, это будет ужасно. Достаточно ужасно, чтобы разрушить любой шанс примирения между ним и его родителями. Даже если он сейчас не против этой мысли, в конце концов, окажется именно так. Она не будет нести за это ответственность. Она не может.

— Пожалуйста, — умоляет Эрин. — Пойдём со мной. Забери меня отсюда.

Джеб шагает вперёд, его взгляд угрюмый.

— Позаботься о ней. Она самое важное. Мы с твоей мамой поговорим.

Блейк выглядит так, словно разрывается. Он нежно убирает локон волос с глаз Эрин.

— Она не может так к тебе относиться.

— Я ей не позволила, — говорит Эрин. Её голос крепчает. — Я постояла за себя, но сейчас просто хочу уйти.

Он притягивает её в объятия, осторожно, будто знает, что ей может быть больно. И ей больно, хотя по большей части болит сердце, а не то, к чему прикасалась его мать.

— Моя красивая, храбрая девочка. Пойдём. Давай выведем тебя отсюда.

***

Блейк ведёт машину, понятия не имея, куда именно.

Их первоначальным планом было провести ещё одну ночь в доме его родителей. Затем утром они бы направились в дом матери Эрин. Вместо этого они поспешно собрали свои сумки и забросили всё в багажник. Уже около девяти вечера, и он мчит по шоссе без плана.

До него доходит, что он может быть не в лучшем состоянии разума, чтобы вести. Он видит дорогу, но она как размытое пятно. Тёмное пятно. Ну, он не собирается просить Эрин сесть за руль — не после того, как её отругали и оскорбили. Не после того, как на неё, чёрт возьми, напали.

Боже, он по-прежнему не может поверить, что его мать зашла так далеко.

Это подло. Это непростительно. Интересно, как Эрин вообще села с ним в машину после того, чему он её подверг, но, опять-таки, это был самый быстрый способ убраться из этого дома. Теперь он её потерял? Ему действительно удалось потерять к чёрту лучшее в своей жизни из-за одного маленького, окончательного проявления верности к семье, которая не заслуживает этого? Ему никогда не следовало привозить её в гости.

Он обнаружил, что подъезжает к знакомому съезду. Он ездил этой дорогой так много раз, что это кажется второй натурой, хоть уже и прошло много лет. Ухоженные участки и яркие витрины быстро сменяются тёмной, огороженной деревьями дорогой. Она даже могла бы быть жутковатой, если бы он не знал, как весело пёстрый чёрный асфальт и жёлтые полоски смотрятся в дневном свете.

Блейк даже не представляет, что Эрин думает о таком повороте событий. Она много не говорит с тех пор, как они уехали, только пару раз кивнула и пробормотала, когда требовалось.

— Подальше, — был её ответ, когда он спросил, куда она хочет поехать.

Ему не нравится идея ехать сегодня домой к Софии. Во-первых, на это уйдёт несколько часов, так что они к этому времени будут истощены. Во-вторых, София не ждёт их, так что это может её побеспокоить. И в-последних, он не хочет вынуждать Эрин встречаться с матерью, когда она кажется какой-то хрупкой. Он знает, что они близки — определённо не похоже на его отношения с родителями — но эта конкретная проблема касается дома немного ближе.

И вот так Блейк обнаруживает, что направляется в сторону Мыса влюблённых, плоскогорья с великолепным видом на город. Днём сюда приезжают туристы на пятимильную тропу. Ночью это место служит первым местом для поцелуев.

У него нет планов целоваться с ней. Хоть даже она никогда не была прекраснее, желаннее для него, Эрин также кажется какой-то недосягаемой. В окно проникает недолговечный лунный свет, её бледная кожа и глаза бездонны.

Плюс, он не может прямо сейчас доверять себе быть нежным.

Не тогда, когда его ярость так близка к поверхности. Всё равно, это будет тихим местом, где они могут посидеть и поговорить. Если Эрин вообще заговорит с ним.

Машина скачет по ухабам на грунтовой дороге — хорошо проезженной старшеклассниками, включая его самого, но по-прежнему ужасно неровная после каждого дождя. Все машины, за все года, не могут разгладить такую древнюю землю. Добравшись до травянистой поляны, он останавливает машину.

Город растянут перед ними, одеяло фонарей укутывает город, который уже в кровати.

— Как красиво, — тихим голосом произносит Эрин.

Блейк даже не может смотреть прямо на неё, потому что из-за неё в его груди тесно, а лицо и тело стягивает. Он может только смотреть на город.

— Да.

— Спасибо, что привёз меня сюда.

Она благодарит его? Нет, ему нужно стоять на чёртовых коленях, благодаря её за то, что она с ним, остаётся с ним, благодаря за существование, чёрт возьми, — потому что она его свет. Ни один огонёк в городе не светит для него. Только женщина, сидящая рядом с ним, зажигает всё.

— Детка, — хрипло произносит он. — Нам нужно поговорить о том, что произошло.

— Разве? — она звучит запутанной, почти потерянной.

— Да, потому что тебе нужно знать, что это было не нормально, что я ни в коем случае не поддерживаю произошедшее, что я чертовски хотел бы вернуться к тебе на пару минут пораньше, чтобы самому это остановить.

— Я знаю.

— Я бы никогда не позволил ей относиться к тебе неуважительно в моём присутствии, и меня тошнит от того факта, что я это допустил, не понимая, что это произойдёт, если меня не будет рядом.

Она накрывает его ладонь своей.

— Блейк, я знаю.

Он берёт себя в руки достаточно, чтобы понять, что ей пришлось повториться. Он переворачивает руку, чтобы взяться за её ладонь.

— Как ты можешь нормально к этому относиться?

— Я не отношусь нормально к тому, что произошло. Но это была не твоя вина. Ты не мог предсказать, что она так себя поведёт. И как только ты понял, то вывел меня оттуда.

Блейк изучает взглядом её руку, ища любые признаки синяков. В машине было слишком темно, чтобы увидеть.

— Где она сделала тебе больно? — когда Эрин не выказывает желания отвечать, он добавляет: — Мне нужно знать.

— Она схватила меня за запястье, вот и всё.

— Вот и всё? Это большое, чёрт возьми, дело.

— Я не хотела... ладно, да, я хотела преуменьшить. Я просто хочу сказать, что я в порядке. Некоторое время оно будет болезненным. Никакого медицинского вмешательства не требуется.

Ему всё равно не нравится, как небрежно Эрин говорит о том, что с ней обращались грубо, но он осознаёт, что она хочет опустить тему. И бросает затею отвезти её в приёмное отделение, что было бы для неё более травматично. Он ничего больше не может сделать.

Он проводит рукой по своим волосам.

— Полагаю, она рассказала тебе о моём отце. И о твоей матери.

Это привлекает её внимание. Её глаза расширяются, как два тёмных пруда в ночи.

— Что по поводу них?

— Судя по словам моего отца, у них был роман. Роман по взаимному согласию. Он утверждает, что заботился о ней. Но когда это выяснила моя мать, всё стало безобразно, как он говорит. Полагаю, мы сегодня это распробовали.

— Боже, — выдыхает девушка. — Все эти годы я ничего не знала.

— Мой отец за свою жизнь делал несколько смелых поступков. Хоть даже я не ладил с ним, я ровнялся на него, зная, чего он достиг. Но в тот момент он был трусом. Он не постоял за женщину, о которой, предположительно, заботился, не защитил и не уберёг её.

Эрин нежно сжимает его ладонь, пока он вновь не встречается с ней взглядом.

— Ты не он, — тихо произносит она. — Ты защитил меня. Ты всегда меня оберегаешь.

Блейк выдыхает.

— Боже, Эрин. Я хочу, чтобы это было правдой.

— Это правда. Ты сильный и способный и невероятно умный. И ты используешь всё это, всю свою силу, чтобы делать мою жизнь лучше. Иногда я не чувствую, что... заслуживаю этого.

У него внутри зарождается подозрение.

— Если она не рассказывала тебе о моём отце, то что она говорила?

Эрин отводит взгляд.

— Просто всякую чушь об отношениях, — бормочет она.

— Эрин, — произносит он, добавляя в слова сталь. Он знает, что ей от этого неуютно, но ему нужно знать, что было сказано. Особенно раз это довело Эрин до такого состояния, когда она скручена и чего-то стыдится.

Вместо ответа Эрин открывает дверь машины и выходит наружу. Может быть, она бормочет что-то вроде «мне нужен воздух», но не останавливается, чтобы убедиться, что он услышал. Дверь машины захлопывается, и он быстро выходит за ней в ночь.

Блейк не будет давить на неё, чтобы поговорить. Это он понимает. Если есть риск, что она сбежит от него, ему просто придётся жизнь, не зная, чёрт побери, что его мать сказала, чтобы расстроить её и причинить ей боль.

Девушка стоит и смотрит на город, а его поражает чувство дежавю из-за всех ночей, когда он просыпался от кошмаров. Они не спали, но в сущности Эрин делала это — будила его от кошмаров. Она крепко обнимает себя руками, защищая от прохладного бриза. Её невидящий взгляд устремлён далеко.

Он подходит к ней сзади, обвивая её руками. Блейк нежно обнимает её и целует в макушку, так же, как она целовала его спину.

— Ты в порядке? — шепчет он.

— Уже почти, — она кладёт свои руки поверх его, соединяя их. — Это помогает.

— Хорошо, — ночной воздух прохладный, на грани холода, но успокаивает его. Он по-прежнему прижимает её ближе, сохраняя её тепло. — Мы можем найти приличный мотель на шоссе. Останемся на ночь, затем утром поедем к твоей маме, как планировали. Звучит нормально?

— Конечно, — выдыхает она. — В смысле, это звучит как действительно хороший план. Прости, я немного отвлеклась.

— Господи, Эрин, ты продолжаешь извиняться.

— Прости, я... — она рассмеялась. — Я прекращу.

Он качает головой с лёгкой улыбкой на лице. Боже, эта женщина. Он не может ею насытиться. Он хочет держать её, вдыхать её. Честно говоря, Блейк хочет трахать её. Он твёрд как чёртовы скалы вокруг них. Вероятно, его тело не получало сообщение о чрезвычайном эмоциональном бедствии. Или, на самом деле, оно сообщение получило, но интерпретировало прилив адреналина как возбуждение. И вот он здесь, держит самую красивую, сексуальную женщину, которую только знает, а его член понятия не имеет, почему не может оказаться в ней. Он прочищает горло и отступает на полшага назад, чтобы убедиться, что она не почувствует спиной его эрекцию.

Когда она толкается бёдрами назад чувственным, знающим движением, Блейк знает, что уже слишком поздно. Она уже знает. Сейчас не подходящее время. Эрин уязвима, и ей больно. Ему не следует прикасаться к ней. Но её тело приглашает его тихим стоном, который он едва слышит из-за сверчков и стука своего сердца, и он не в силах отказать.