Руна чувствовала себя так, словно сам бог грома Тор нанес ей удар между лопаток. Ее рука искала, за что бы ухватиться, но рядом ничего не было, поэтому девушка вытащила из-под платья свой амулет и зажала его в кулаке, пытаясь успокоить дыхание. Вдох, выдох и снова вдох… В лагере воцарилась гробовая тишина, и потрескивание костра казалось неестественно громким.

— Значит, ты был прав, Сверри, — произнес Ингварр.

— Что ты имеешь в виду? — почесал голову Сверри.

— Ну, он действительно не может. Ни один монах не может этого.

Сверри растерянно уставился на Роуэна. Ингварр запрокинул голову и громко засмеялся.

— Он монах! Можно сказать, кастрат! Женщина в мужском теле! А Руна…

Девушка почти не слышала, что Ингварр говорил дальше. Прежде чем она смогла осознать происходящее, ее отец оказался рядом с Роуэном, спокойно стоявшим на месте, и ударил его кулаком прямо в челюсть.

— Я ни в чем не могу упрекнуть тебя, англичанин, ты вел себя примерно. — Предводитель йотурцев плюнул Роуэну под ноги. — Этот удар ты заслужил лишь потому, что ты монах. Один из тех, кого я, как ты знаешь, ненавижу, и не без причины. — Бальдвин ударил Роуэна еще раз. Тот не дрогнул. — А этот удар за Руну, которой ты вскружил голову.

Роуэн поднял руку, но лишь для того, чтобы потереть ноющий подбородок. Бальдвин проделал то же самое со своим кулаком.

Неужели она и вправду позволила вскружить себе голову? Видимо, да. Когда Роуэн пару минут назад сказал, что любит ее, Руна, еще не зная всей правды, готова была взорваться от счастья. Ей хотелось кричать о своей любви. Чем же еще могло быть это дурманящее чувство, которое она носила в себе? Но затем оказалось, что Роуэн по какой-то причине от нее отказывается. Как она могла догадаться, что он принял обет целомудрия? Что он монах!

«Вообще-то я должна радоваться, что он нас не предал… Но… милостивая Фрейя, я не могу!»

Ингварр продолжал отпускать шуточки, но девушка не обращала на него внимания. Она не могла оторвать глаз от Роуэна. Не могла не восхищаться его гордостью и самообладанием. Хотелось ли ей, чтобы он набросился на Ингварра? Сделал что-то, что позволило бы ей стряхнуть с себя оцепенение? Руна больше не могла выдерживать его спокойный взгляд, поэтому развернулась и быстро зашагала вдоль берега.

— Оставьте мою девочку в покое! — донесся до уходящей Руны голос Бальдвина, а затем шум лагеря остался позади.

Далеко она не ушла. Темнота надвигающейся ночи вскоре подарила ей желанное чувство одиночества. Чуть поодаль за ней следовала темная фигура; судя по очертаниям, это был ее телохранитель Халльвардр. Руна опустилась на ближайший валун, сняла сапоги из оленьей кожи и зарылась голыми пальцами в мокрый песок.

Множество мыслей проносилось в голове у девушки: о цепочке с кулоном, которая наверняка предназначалась не для ждущей дома невесты; о дощечках Стигра, согласно которым показательный бой с Роуэном изменит ее жизнь. И что же он изменил? Заставил Роуэна влюбиться в нее? А ее в него? Норны наверняка вдоволь посмеялись над этой битвой. И продолжают смеяться.

— Руна…

Ариен, закутанный в плащ, подошел к ней сзади. Девушка подвинулась, чтобы брат мог сесть, свесив ноги вниз.

— У тебя не замерзли ноги? — спросил он.

— Это приятный холод. — Руна ненадолго задумалась. — Что делает Роуэн?

— Он в своем шатре. А ты что делаешь?

— Думаю. — Девушка обняла брата за плечи и притянула его к себе. Внезапно с ее губ сорвался горький смех. — Знаешь, я всегда жалела о том, что среди йотурцев нет никого, кто мог бы слагать стихи и петь — скальда, который воспел бы наши подвиги. А теперь я почти рада этому. Представь, какую смешную песню он исполнял бы у костра! «Воительница и монах». Или «Воитель и дурочка». — Смех словно застрял у Руны в горле. Ей хотелось разрыдаться.

— Ты думаешь, это правда? — спросил Ариен. — Что Роуэн монах?

— Он ведь сам сказал об этом!

— Да, но… — Мальчик закашлялся в кулак. — Я всегда думал, что монахи либо тощие, либо толстые. В любом случае они слабые. Как тот, которого привела ты.

— Кстати, о монахе. Что с ним?

— Ингварр привязал его где-то между шатрами. Боюсь, этой ночью бедняге придется померзнуть.

— Ты сам скоро замерзнешь. Пора возвращаться в наш шатер, Орленочек.

Руна поднялась и потянула брата за собой.

Вскоре они снова были в лагере. Девушка проводила Ариена до шатра, а затем отправилась на поиски священника. Он сидел у костра со связанными коленями и дрожал. Пламя костра освещало его лицо, но спину, должно быть, пронизывал холод. Руна принесла одеяло и накинула его ему на плечи. Сначала монах испуганно вздрогнул, но затем с благодарностью улыбнулся.

Руна присела рядом с ним. Кроме Хаакона, который спал, привалившись к стволу дерева, никого не было видно. Остальные мужчины спали в шатрах и на корабле или стояли на вахте.

Монах уставился на босые стопы девушки.

— Как… — пробормотал он.

Руна пошевелила пальцами.

— Я привыкла. Скажи лучше, как тебя зовут. И что значит слово «патер»? Я слышала, как Роуэн обращался к тебе…

— Я… я…

Монах изо всех сил стиснул челюсти, чтобы унять дрожь, — теперь он стучал зубами скорее от страха, чем от холода. Было видно, что он пытается взять себя в руки. Наконец он продолжил более спокойным голосом:

— Меня зовут Алевольд. А «патер» по-латыни означает «отец».

— Отец? На вид тебе не более двадцати лет! — Руна растерянно смотрела на священника. — Вы, христиане, все же очень странные. Тебя тут чем-нибудь накормили?

Монах покачал стриженой головой.

Руна встала и вынесла из своего шатра сумку с хлебом, сыром и остатками жареной зайчатины. Кроме этого, она вручила молодому человеку бурдюк с вином и еще одно одеяло, а затем разре́зала веревки, которыми были связаны его запястья, чтобы он мог поесть. Сжав кусок хлеба замерзшими пальцами, монах наспех прочел молитву, а затем жадно впился в хлеб зубами.

Этот мужчина выглядел как потерявшийся ребенок.

— Мне жаль, что я вела себя с тобой так грубо, — сказала Руна. — Я была в бешенстве.

— Но почему? Я не совсем понял…

Девушка наклонилась к монаху и положила руку ему на плечо. Он снова испуганно вздрогнул.

— Я люблю Роуэна, — прошептала Руна. — Но он монах, как и ты.

— Я священник, а он рыцарь-монах. Между нами есть небольшая разница, пусть и не столь существенная для язычников. Скажи, вы и вправду язычники? Вы похожи на… викингов.

— Да, мы последние викинги. Ты никогда не слышал о Бальдвине Бальдвинссоне, который совершил два набега на Истфилд?

— Слышал. Теперь, когда ты сказала об этом, я вспомнил, что слышал что-то о нападениях на монастырь. Но обычно я не прислушиваюсь к рыночным пересудам.

Рыночные пересуды. Вот и все, что осталось от их набегов. Да и они уже в прошлом. Во всяком случае, Руна во время своей вылазки не услышала от горожан ни слова о викингах. Даже музыканты предпочитали петь о рыцарях, охотившихся за каким-то непонятным Граалем.

Девушка помогла Алевольду открыть бурдюк с вином. Он сделал глоток и поморщился.

— Вообще-то мне нельзя пить такое крепкое вино, — словно извиняясь, сказал монах. — Но при необходимости… — Он торопливо сделал еще один большой глоток и удовлетворенно вздохнул.

— Расскажи мне еще о ваших порядках, — попросила Руна. — Как там… Вы должны быть бедными, послушными и целомудренными? Вам даже нельзя пить вино?

— Нам можно пить вино, но разбавленное.

— Все эти ограничения действуют и на… тамплиеров?

— Особенно на них. Впрочем, они должны хорошо питаться, потому что им нужно быть не только богобоязненными, но также бдительными и сильными. — Монах кривовато усмехнулся, очевидно ненадолго позабыв о своем страхе. — Бывает, что тамплиер нарушает обет целомудрия. Если он после этого кается, ему прощается этот грех. Он может нарушить обет дважды, трижды… Но рискует спасением своей души. Однако я не думаю, что Роуэн относится к числу таких людей. Поэтому, сударыня, я вынужден заметить, что вы влюбились не в того.

— И что, не существует никаких исключений? Никакой возможности?..

— Рано или поздно поиски возможностей приведут к тому, что душа монаха окажется в аду. — Алевольд громко чихнул и зябко потер плечи.

Руна сжалилась над ним и принесла третье одеяло.

— Как Роуэн может быть «не тем», если я отчетливо ощущаю, что он моя судьба? Ваша вера глупа!

Монах тихо засмеялся.

— Святое Писание говорит, что язычникам Божья мудрость всегда кажется глупостью.

— Не болтай вздор! — Руна поняла, что с нее достаточно. — Спокойной ночи, Алевольд. — Назвать его «патер» у девушки не повернулся язык. Это обращение казалось ей таким же дурацким, как и обеты Роуэна. — Приятных снов.

— О да, надеюсь, они будут приятными, — с иронией ответил монах, наблюдая за тем, как Руна снова связывает его запястья. — Что со мной будет?

— Я ведь дала тебе слово, что ты вернешься в Истфилд целым и невредимым.

Если Ингварр не согласится с таким решением, она быстро поставит его на место. В конце концов, это она привела священника в лагерь.

— Но пока что, боюсь, тебе придется побыть с нами.

— Господи, помоги мне! — прошептал Алевольд.

«Фрейя, помоги мне!» — подумала Руна.