Ночь была очень темной, но не слишком холодной. Во всяком случае, Руна не ощущала холода. Все еще босиком, она медленно брела вдоль воды. Со стороны леса доносились шелест листьев и уханье сыча. Где-то позади были слышны шаги одного из караульных. У догоравшего костра, свернувшись клубочком, лежал Алевольд. Остальные викинги храпели в шатрах. Похоже, только она одна не могла заснуть.

И еще, может быть, не спал ее отец. Когда Руна в последний раз заглядывала в его шатер, Бальдвин сидел на раскладном стульчике и точил меч, глядя в пустоту. Как будто ему сейчас больше всего хотелось одним круговым ударом избавиться от чудовищного груза, все эти годы обременявшего его душу. Скрип точильного камня все еще стоял у Руны в ушах. Она вздрогнула. Бедный отец. Бедная мать! Руна провела тыльной стороной ладони по мокрым глазам. Когда она в последний раз плакала, думая о своей матери Ингвильдр? Девушка не могла вспомнить. Она чувствовала себя опустошенной. Ей нужен был кто-то, кто взял бы ее за руку и прошептал ей слова утешения; кто-то, чье сердце билось бы в унисон с ее сердцем. Такой человек существовал и даже был рядом. Но он ее отталкивал.

Руна решила принести жертву Фрейе. Для этого нужно что-нибудь красивое, цветущее. Найти такое ночью было непросто, но спустя некоторое время девушка увидела возле ручья несколько светлых цветков. Она разделась, вошла в ручей и, опустившись на колени, принесла эти цветы в дар богине. Фрейя была богиней любви и весны, волшебницей и воительницей. Руна чувствовала ее близость, и девушке было совсем не холодно в ледяной воде.

«Помоги мне понять, как поступить».

Мысленно проговаривая эту фразу, Руна уже знала, каким будет ее решение. Она разделась и вошла в воду не только для того, чтобы приветствовать богиню чистой. Сейчас она словно предлагала Роуэну свое сердце, душу и тело. Девушке хотелось, чтобы у него открылись глаза. Ощутить его каждой клеточкой своего тела. Если она снова окажется в его руках, он наверняка поймет, что обет безбрачия — полная чушь. Роуэн полон страсти, он словно создан для нее, бог создал его таким, и он должен это понять…

Руна схватила свои вещи и кинжал, накинула на плечи плащ и направилась обратно в лагерь. Она начинала замерзать. Холодный морской ветер играл ее волосами и задувал под плащ.

Добравшись до лагеря, Руна поспешила к маленькому шатру, который Роуэн делил со Сверри, сложила свои вещи у входа и тихо позвала викинга. Сверри тотчас же выглянул наружу.

— Ру…

— Тсс! — Девушка приложила палец к губам. — Пожалуйста, уйди.

Слава Фрейе, Сверри сразу же все понял. Уходя, он подбодрил Руну дружеским шлепком по ягодицам.

Руне хотелось чувствовать себя такой же беззаботной. Однако, приподнимая полог, она чувствовала скорее страх, чем радость.

Воздух внутри шатра был теплым. А еще здесь царила непроглядная тьма. Руна присела у входа, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Безуспешно. Тем напряженнее ей приходилось прислушиваться. Уход Сверри должен был разбудить Роуэна. Он наверняка проснулся и заметил, что кто-то пробрался к нему в шатер. Что он сейчас делал? Вслушивался и вглядывался в темноту, как и она? Руна не боялась, что он схватится за оружие — оружия у него просто не было. Однако Роуэн может попытаться обездвижить ее голыми руками… При этой мысли по телу девушки пробежали мурашки. Ей хотелось, чтобы он на нее напал.

Но Роуэн ничем не выдавал своего присутствия. В шатре царила тишина. Руне хотелось позвать его по имени, но губы и язык не слушались ее.

Девушка медленно нагнулась вперед, ощупывая пальцами разложенные на земле одеяла, а затем опустилась на колени и начала осторожно продвигаться вперед. Ее ладони скользили по шерсти, натыкаясь на застрявшие в ней соломинки. Нащупав край пушистой шкуры, Руна догадалась, что приближается к Роуэну.

Кончики ее пальцев прикоснулись к его теплой коже. Его рука… Руна ожидала, что Роуэн вздрогнет от неожиданности. Но ничего такого не произошло. Пальцы девушки скользнули в ладонь англичанина, и он мягко обхватил их своими.

— Мне очень жаль, Руна.

Большой палец Роуэна погладил ее запястье. Девушка замерла, словно он был робким животным, которого можно испугать неосторожным движением. Испугать или подбодрить?

— Тебе придется уйти.

«Я буду делать то, что хочу. А я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы ты понял…»

— Руна… — прошептал Роуэн.

Неужели он не понимал, что каждое слово, каждое прикосновение лишь увеличивает ее решимость остаться? Неужели не догадывался, как на нее действует его голос? Впрочем, если он действительно был монахом, вряд ли ему доводилось иметь дело с женщинами.

Еще один, последний раз девушка вспомнила о том, кто перед ней — монах, как и тот мерзавец, который убил ее мать. И Руне, и Роуэну было бы гораздо проще, если бы ей удалось на него разозлиться. Но все попытки возненавидеть англичанина были обречены на провал. Роуэн был ничуть не похож на монахов, какими представляла их Руна, — бледных рыхлых мужчин, молившихся в темных кельях и не знавших, что делать со своими плотскими желаниями.

Однако существовала еще одна причина, по которой девушке следовало как можно быстрее уйти отсюда: если отец узнает о том, что она была здесь, это станет для него ударом в спину. Он придет в ярость, если…

«Отец, мама, простите меня!»

Пальцы Руны выскользнули из ладони англичанина и продолжили путешествие по его руке. Сейчас, в темноте, девушка чувствовала крошечные шрамы Роуэна, которые не замечала при ярком свете дня, и крупные, которыми втайне восхищалась. Руна придвинулась еще ближе к нему и прикоснулась к твердым мышцам его плеча, а затем приподняла одеяло, которым он был укрыт.

Туника Роуэна, не перехваченная поясом, задралась вверх. Рука Руны скользнула под ткань и легла на его плоский живот. Она ждала, что он оттолкнет ее или снова повторит, что ей нужно уйти. Мышцы Роуэна напряглись. Дыхание стало тяжелым и неровным. Он молчал. Немного осмелев, Руна начала продвигаться выше. Когда ее пальцы дотронулись до его соска, Роуэн тихо вздохнул.

Девушка подползла еще ближе и склонилась над тамплиером.

— Поцелуй меня, Роуэн, — прошептала она.

О Фрейя! Неужели она действительно это сказала?

— Поцелуй меня.

Она не просто просила, она умоляла.

— Руна, пожалуйста…

— Роуэн, в этом нет ничего дурного. Почему ты этого не понимаешь?

Дальше было еще хуже: Руна внезапно разрыдалась. Что было причиной этого? Тоска по матери? Жалость к отцу? Гнев на себя? Руна отчаянно пыталась успокоиться, зажимая рот ладонью, но тщетно. Она чувствовала себя так, словно Тор обрушил на нее свой молот. Девушка не считала, что она как воительница не имеет права плакать, но делать это в присутствии мужчины, которого ей следовало считать своим врагом, — такое воительнице точно не пристало. Руна надеялась, что никто в лагере не слышал ее рыданий.

Одеяло зашуршало; Роуэн пошевелился. То, что он сел, девушка поняла мгновение спустя, когда он обнял ее и она смогла уткнуться головой в его плечо. О боги, как приятно от него пахло!.. Мужчиной, настоящим воином… Прикосновения его рук заставили Руну задрожать всем телом. Она вытянула шею, подставляя лицо для поцелуя. Как ей хотелось снова ощутить чудесный вкус его губ, как тогда в пруду…

Роуэн нежно поцеловал ее в лоб.

«Нет, не так! Поцелуй меня по-настоящему!»

— Руна! — выдохнул он. — У тебя… у тебя совсем ничего нет под плащом?

Англичанин схватился за полы ее плаща, пытаясь сомкнуть их на груди у девушки. Она чувствовала, как он дрожит.

— Ты не должна соблазнять меня, Руна!

Роуэн отстранился, и девушке показалось, что вернулась зима — так холодно ей вдруг стало. Она обхватила себя руками.

— Почему? Что в этом ужасного? — спросила Руна упрямо и жалобно.

Это не могло, не должно было закончиться так! Руна терла кулаком заплаканные глаза. Если бы ей только хватило ума остаться снаружи…

— Ты же знаешь, это из-за обета. Мне жаль, но я… мне нельзя. Прошу, уходи.

Пальцы Руны впились в плащ, сжимая его на груди. На мгновение ей захотелось уйти. Но неужели она действительно покинет его шатер с опущенной головой, потерпев поражение? Ее дыхание участилось. Нет, так быстро она не сдастся. Если это битва, битва за его любовь, то она будет бороться до конца! Руна бросилась вперед, обвила Роуэна руками и запрокинула голову, впиваясь поцелуем в его губы, о которых мечтала каждую ночь. Еще один поцелуй, прежде чем он ее оттолкнет! Но Роуэн не оттолкнул ее, а схватил за плечи и прижал к своей груди. Девушке хотелось кричать от счастья, когда он просунул руки под ее плащ. Поцелуй Роуэна был таким же диким и прекрасным, как тогда, в пруду. Его язык скользнул в рот Руны, чтобы открыть для себя вкус ее страсти.

Девушка наслаждалась прерывистым дыханием англичанина; нет, теперь он не станет ее прогонять. Руки Роуэна скользили по ее коже, ласкали грудь, гладили спину. Руна испугалась, ведь то, что должно произойти дальше, было для нее тайной. Однако нежность Роуэна уже спустя мгновение заставила ее позабыть о страхе.

Он шептал ее имя, повторяя его снова и снова — с какой-то растерянностью в голосе; крепкие руки воина лихорадочно гладили ее тело, словно он не знал, с чего начать. Однако страсть Роуэна компенсировала его неопытность, и Руне казалось, что она тает в его руках. А когда он схватил ее и прижал к себе, тело девушки задрожало от радостного ожидания. Роуэн опустился на нее всем своим весом и лишь немного приподнялся на локтях, чтобы поглаживать ее шею и ласкать языком.

Он был словно дикий зверь, которого после долгих лет заточения в клетке выпустили на волю. Переместившись вниз, Роуэн стал ласкать дрожащий живот девушки. Она застонала, когда его язык скользнул в выемку ее пупка, и прикусила пальцы, чтобы не закричать. В отдаленном уголке ее сознания на мгновение раздался тихий голос рассудка… и тотчас же смолк, стоило Роуэну прикоснуться нежными пальцами к самому чувствительному месту на ее теле. Теперь его движения стали медленными и осторожными, почти робкими, словно он исследовал что-то неизведанное. Руна схватила его за руку, чтобы показать, как он может доставить ей еще больше удовольствия. Фрейя и все боги! Руна запрокинула голову и подалась вперед, позволяя ему выпить из нее всю страсть, заставить ее обессилеть и забыться долгим сном…

— Роуэн, — прошептала она. — Роуэн… Роуэн…

— Руна… я… я…

Она заметила, что он выпрямился.

— Руна, я не могу.

— Можешь! — Она приподнялась, схватила его за тунику и притянула к себе.

Она ни за что его не отпустит, ни за что… Роуэн тяжело дышал, пытаясь подняться, и Руне вряд ли удалось бы удержать такого сильного воина, если бы ему не приходилось бороться с самим собой. Еще немного, и он победит свое богобоязненное «я»… В голове у девушки снова раздался голос рассудка: «Потом он будет злиться на тебя. Разве ты хочешь этого?»

Но желание затмевало все ее мысли.

«Да, да, — радостно думала Руна. — Я готова…»

Роуэн замер. Руки девушки скользили по его бедрам, сжимали крепкие ягодицы, умоляя его продолжить начатое.

«Пожалуйста, сделай это!»

— Руна…

— Ты можешь, Роуэн! — застонала она. Ей пришлось приложить максимум усилий, чтобы не закричать. — Ты можешь! Еще как можешь!

Тяжелый кулак резко опустился на шкуру рядом с головой девушки. Роуэн грубо отстранился и встал. Затем он снова нагнулся и так резко поднял Руну за плащ, что завязки впились ей в шею. Девушка покачнулась. Ослабевшие колени не хотели ее слушаться.

— Исчезни! — прорычал Роуэн и с силой вытолкнул Руну из шатра.

Девушка свалилась на землю и дрожащими пальцами соединила полы плаща, прикрывая свою наготу. Что на него нашло? Слезы застилали ей глаза, пока она пыталась вспомнить, где оставила свои вещи. Ноги девушки дрожали и не хотели ее слушаться. Забыв о вещах и зажав рукой рот, чтобы не разрыдаться, Руна побрела прочь.

«Еще как можешь, Роуэн!» — Ладонь отца с размаху врезалась в его затылок, а затем в плечо. Роуэн пригнулся и ждал. Ждал, когда прекратятся удары. Или когда он умрет. Наконец-то, спустя — как ему показалось — целую вечность, отец устал и отошел. Но уже через мгновение он вернулся, чтобы рывком поставить мальчика на ноги и встряхнуть его.

«Ты понял меня, сын? Нет? Тогда я дам тебе еще одну ночь на размышления. А завтра ты скажешь мне, что с радостью отправишься к тамплиерам. Для тебя это честь! Как ты не можешь этого понять?»

Затем отец ловко поднялся по веревочной лестнице и закрыл люк, через который вчера вечером спустил непослушного сына в подземелье крепости. Темнота окутала влажным затхлым одеялом худенькое тело Роуэна, прикрытое лишь рубашкой и тонкими штанами. Только благодаря уговорам матери отец позже швырнул в темницу пару носков. Роуэн слышал издалека ее жалобный голос, умоляющий поднять мальчика наверх.

Вчера ее мольбы были напрасными, сегодня, вероятно, будет так же.

Роуэн опустился на кучу старой соломы и прислушался к шороху крыс, который сопровождал его сдавленные рыдания.

«Еще как можешь!» И сейчас, столько лет спустя, Роуэн отчетливо слышал голос отца, произносившего эти слова. Он свалился на шкуру, еще теплую после того, как на ней лежало разгоряченное тело Руны, перевернулся на спину и натянул одеяло до подбородка. Куда подевалась веревка с узелками, заменявшая ему четки? Пальцы Роуэна ощупали устланную одеялами землю и нашли самодельные четки рядом с поясом. Тамплиер поднес их к губам и начал молиться.

«Отче наш… спасибо, Господи, что уберег меня от самого страшного. Спасибо, Господи, что…»

С яростным рычанием Роуэн отбросил шнурок в сторону. Дьявол и преисподняя! Его проклятая душа! Почему, Отец Небесный? Зачем Господу понадобилось посылать ему такие испытания? Неужели жизнь Роуэна не была тяжелой? Неужели битва под Хаттином и годы мучительных тренировок не были достаточным испытанием? Почему в придачу к этому Господь заставил его влюбиться в женщину, греховно красивую, гордую и упрямую женщину, которая никогда не будет принадлежать ему, и не только потому, что он монах, но и потому, что она живет в другом мире?

Руна вернула его в прошлое. Роуэн уже много лет не вспоминал об этом, стараясь выбросить из головы причину, по которой стал тамплиером. Он не думал о брате. Руна заставила его снова вспомнить обо всем. Может быть, именно потому Бог послал ему эту женщину.

Но зачем она предстала перед ним в образе Евы, толкающей его на грех? Чтобы проверить его стойкость? Роуэн застонал и потер лицо ладонями. Вероятно, он никогда не узнает ответа на этот вопрос. Ему оставалось лишь принять все таким, как есть.

Роуэн жалел, что повел себя так грубо. Она это заслужила, да! И все же ему было больно вспоминать о случившемся. Он не должен был ее выгонять. Рассудок говорил Роуэну, что так даже лучше: гнев не позволит Руне снова искать такой опасной для тамплиера близости. Но его глупое сердце было этому вовсе не радо.

Он пойдет к Руне и попросит у нее прощения. А еще попросит выбросить его из головы.

«Пустые отговорки, — подумал Роуэн, поднимаясь и зашнуровывая штаны. — Ты просто хочешь побыть рядом с ней».

Он играл с огнем. Возможно, поэтому ему сейчас было так жарко. Но когда Роуэн открыл шатер и вдохнул прохладный ночной воздух, овеявший его лицо, его мысли прояснились. Да, он был уверен в том, что сможет подойти к Руне, побыть рядом с ней и не наброситься на нее, и надеялся, что она тоже не станет этого делать.

Но где же она?

Роуэн заметил тень и, присмотревшись, увидел, что это Сверри. Добродушный Сверри, который вряд ли станет над ним потешаться.

Викинг указал рукой в направлении побережья.

— Она пошла туда, — пробормотал он, хлопнул Роуэна по плечу и продолжил обход.

— Спасибо, — тихо ответил Роуэн.

Ночь выдалась звездной. Легкий бриз шевелил волосы девушки, а зыбь прилива почти касалась ее стоп. Руна сидела на валуне, который однажды уже был ее прибежищем в одиночестве, и говорила себе, что лучше пойти спать, но спать ей не хотелось. Она только что пережила самое тяжелое поражение в своей жизни. Мужчина, которого она любила, ее отверг. Руна чувствовала себя растоптанной, униженной и обессиленной.

Она пыталась осознать случившееся с точки зрения здравого смысла: насколько громкими были ее стоны и рыдания, как много могли услышать другие? Насчет Сверри и Халльвардра она не беспокоилась. Но что, если о происшедшем узнает отец? Он не только устроит ей хорошую встряску, но и спросит себя, достойна ли такая глупая женщина однажды занять его место.

И тогда у нее не останется ничего — ни любви Роуэна, ни уважения отца. Девушка уже видела, как уезжает из дома. Куда-то, где ее никто не знает. В конце концов, ей так хотелось повидать мир… Но что будет с ней на чужбине? Легкая жизнь ее точно не ждет. Это Руна поняла после прогулки по Истфилду. Христианский мир не нуждался в женщинах, умеющих обращаться с мечом. Здесь ей придется выполнять грязную, дешевую работу или найти себе мужа. Но как она сможет искать себе супруга, если ее сердце уже отдано другому? Значит, ей придется остаться на своем острове, стать женой Ингварра и постараться быть достойной дочерью Бальдвина и хорошей предводительницей своего рода.

И забыть Роуэна.

Руна уставилась на бесконечную черную поверхность моря, над которым нависало усеянное звездами небо. Девушка прислушалась к монотонному шуму волн, шороху камыша и колыхавшихся под ветром трав.

«Я никогда не смогу его забыть. Я хочу его. Он мне нужен!»

Ах, если бы только Роуэн мог прогнать из своего сердца этот глупый страх за спасение души! Но как этого добиться, если ей даже соблазнить его не удалось? Заставить Роуэна любить ее, приставив кинжал к его горлу? Да, если бы этот мужчина подчинился и дал ей то, что она так страстно желала, ему осталось бы лишь смириться со своей судьбой. И тогда он, рано или поздно, понял бы, что так даже лучше, и забыл бы о своем монашеском прошлом…

Но возможно ли вообще принудить мужчину к этому силой?

«Чушь, все это чушь».

Руне показалось, что она слышит шаги. Может, это зверь крадется в камышах? Нет, к ней приближалась высокая мужская фигура. Сначала Руне показалось, что это Ингварр. Он подслушал, что происходило в шатре Роуэна, и теперь пришел требовать от нее объяснений. Или показать ей, кому она на самом деле принадлежит, другим недвусмысленным способом…

Девушка протянула руку к поясу и застонала. Разумеется, она по-прежнему была безоружной. Руна уже приготовилась к бегству. Но внезапно она узнала его — это был Роуэн. Роуэн! Он искал ее. Он пришел к ней. Девушка подавила желание вскочить и броситься ему навстречу. Вместо этого она выпрямила спину и посмотрела англичанину в глаза.

— Руна?

— Я здесь.

Его тень накрыла девушку. Крылья ее носа затрепетали — она ощутила едва уловимый запах мужского вожделения. Или ей это почудилось? Руна подвинулась, чтобы Роуэн тоже смог сесть на камень. Когда его бедро прикоснулось к ее бедру, девушке стоило немалых усилий сдержаться и не прислониться к нему всем телом.

— Тебе не холодно в одном плаще? — спросил он.

— Нет.

— Я не устаю этому удивляться. И ты снова босиком?

— Да.

Роуэн потер замерзшие руки.

— Мне жаль, что я был груб с тобой.

Руна задержала дыхание. Но он больше ничего не сказал.

— Роуэн, — пробормотала она. Если бы сейчас было светло, он бы заметил, как зарделись ее щеки. — Я не знаю, что на меня нашло.

«Вообще-то я прекрасно это знаю…»

— Я не…

— Все нормально, Руна. Все нормально. Ты не могла этого знать…

— Кто такие монахи, я знаю.

— Нет, я не это имею в виду… — Он положил руки на колени и опустил голову.

Руне невыносимо захотелось зарыться пальцами в эти волосы и нежно погладить его по голове.

— Ты сказала кое-что, что напомнило мне об отце. Те же слова…

Девушка задумалась.

— Что ты… можешь? Да?

— Да.

— О Тор! Но что имел в виду твой отец?

— Что я могу стать монахом, что же еще! — Роуэн вскинул руки и снова уронил их на колени. — Мне было десять лет. Самое время, чтобы стать оруженосцем. Отец хотел послать меня к знакомому дворянину, чтобы я обучился у него рыцарскому искусству. Так у нас принято. Я бы ездил с ним на турниры и участвовал в битвах. У меня было два старших брата, которые умерли в один год — Джон на турнире, а Синуорд от лихорадки. Их смерть ожесточила моего отца, а мать превратила в тихую, боязливую женщину. Умилостивить Бога должен был мой младший брат, Элфред, — его собирались отправить в монастырь. Он был словно создан для монастырской жизни: слабые ноги, но светлая голова. Целыми днями Элфред просиживал в отцовской библиотеке.

Руна спрашивала себя, говорил ли Роуэн кому-нибудь об этом раньше. В его голосе слышалось столько боли и нежности… Должно быть, он очень любил младшего брата.

Ей показалось или по щеке Роуэна действительно скатилась слеза? Девушка ждала, пока он смахнет ее ладонью, но англичанин сидел неподвижно, устремив взгляд вдаль.

— Это был несчастный случай, — продолжил он сдавленным голосом. — Мы с Элфредом носились по библиотеке. Я до сих пор помню, что был очень рад — ведь он так редко со мной играл. На бегу мы задели стул, а затем железный подсвечник. Он был большой, почти в человеческий рост… Подсвечник упал на Элфреда. Мне с трудом удалось приподнять эту штуку и сдвинуть ее с места. Брат лежал неподвижно. Его лоб залило кровью. Все произошло так быстро, что я до сих пор не могу это осознать… Иногда я спрашиваю себя: неужели у меня и вправду был маленький брат? Или мне это только почудилось?

Роуэн откашлялся. Его голос стал еще более хриплым; Руна чувствовала, каких усилий ему стоило держать себя в руках. В конце концов девушка отважилась и положила руку ему на плечо. Роуэн вздрогнул, но не отстранился.

— После этого долгое время вообще ничего не происходило, — продолжил он. — Я остался дома. Нашу крепость окутало холодом. Словно наступила зима. Спустя несколько месяцев отец сказал, какое будущее меня ждет: искупление грехов. Потому что такова воля Божья. Он хотел уберечь меня от судьбы братьев. Я должен был отправиться в комтурство…

Роуэн запнулся, видимо осознав, что чуть не выдал девушке место, где он родился. Его недоверие больно укололо Руну, хоть рассудок и говорил ей, что оно оправдано.

— Что такое комтурство?

— Обитель ордена тамплиеров. Монастырь. Я был в ужасе; я и представить себе такого не мог. То, что у меня будет возможность обучиться там боевому искусству, служило слабым утешением. Я не хотел такой строгой, размеренной жизни. Постоянно читать молитвы, спать в общих помещениях, не иметь никакого имущества и отчитываться обо всем! Безропотно подчиняться Церкви и Папе Римскому. Все это казалось мне чудовищным. О самом тяжелом — обете безбрачия — я в том возрасте еще не думал.

Роуэн потер лицо ладонями. Затем он накрыл своей крепкой рукой пальцы Руны и тотчас же снова ее убрал. Удивительно, насколько иной сейчас была их близость… Так, по мнению девушки, вели себя муж и жена, прожившие вместе много лет.

«Я тоже так хочу! — с досадой подумала она. — С ним и ни с кем другим!»

Руна покачала головой. Этому не суждено сбыться.

— И что ты сделал? — спросила она.

— Я отказывался. Но что может сделать десятилетний мальчишка? Отец избил меня, а затем посадил в темницу, где мне пришлось провести два дня и две ночи. Это сломило мою волю. Я отправился к монахам. После обучения бою на мечах отец подарил мне доспехи и три лошади. В орден тамплиеров я вступил уже рыцарем. Перед тем как дать обет бедного рыцаря, я какое-то время раздумывал, не уехать ли прочь. Но обязательства перед братом и семьей не позволили мне так поступить. С тех пор прошло уже пять лет. Я привык к непростой монашеской жизни рыцаря-тамплиера и примирился со своей судьбой. Пока не встретил тебя, Руна.

Девушка подумала о его невыносимом упрямстве. Мальчиком он изо всех сил противился роли, изначально уготованной его брату. Пока отец не сломил его волю. Теперь Роуэн с таким же упорством отказывался нарушить монашеский обет. Но упрямство ребенка — это одно, а решимость взрослого мужчины — совсем другое.

— Мне это знакомо, — наконец пробормотала Руна.

— Правда? Что ты имеешь в виду?

— Как тебе сказать… — Девушка с задумчивым видом прикусила нижнюю губу. — Из Ариена не вышло могучего, статного наследника, на которого так надеялся Бальдвин. Мне пришлось взять эту роль на себя. Я считала это своим предназначением. Пока не встретила тебя…

Некоторое время они сидели молча.

— Что нам теперь делать? — спросила Руна.

Роуэн молча покачал головой и обнял ее за плечи. Она опустила голову ему на плечо. Да, так было легче. Главное — не задумываться о будущем. Мысли о нем лучше оставить на завтра.