— О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твои — как два козленка, двойни серны; шея твоя — как столп из слоновой кости; глаза твои — озерки Есевонские, что у ворот Батраббима; нос твой — башня Ливанская, обращенная к Дамаску…

— Роуэн, — прошептала Руна. — Что это?

— Песнь о любви, мое сердце. — Он не смог удержаться от того, чтобы не прошептать эти слова ей на ухо. Все другие, более поучительные изречения Соломона вылетели у Роуэна из головы.

Его всегда восхищала «Песнь песней». Раньше, тихими одинокими ночами, он незаметно выскальзывал из общей спальни, чтобы пробраться в скрипториум и в свете сальной свечи раз за разом повторять эти строки на латыни и про себя переводить их на английский.

«Словно я учил эту песнь ради этого мгновения».

— Голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур; царь увлечен твоими кудрями. Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью! Этот стан твой…

Роуэн замолчал, пораженный тем, что впервые в жизни по-настоящему осознал смысл только что произнесенных строк.

— Красивая песня, — прошептала в тишине Руна. — Хоть я и не все понимаю. Двойни серны?

— «Песнь песней» Соломона даже христианам трудно понять, а тебе, язычнице, и подавно.

— Нет, я хотела сказать: что такое серна?

Роуэн с трудом удержался от того, чтобы громко не рассмеяться.

— Прекрасное творенье Божье, как ты. Что-то вроде косули.

— В тебе, пожалуй, кроется дар скальда, о котором ты даже не подозреваешь. Кто бы мог подумать!

Они лежали рядом на полу, но Роуэну было не холодно, и Руне, кажется, тоже. Он держал девушку в объятиях, ее голова покоилась на его груди. Ее пальцы забрались в вырез его туники и играли серебряным крестом. Роуэн подумал об огромной кровати, стоявшей в его комнате, и о том, что так и не узнает, как на ней спится.

Сколько времени прошло? Около часа? Над крепостью Дэнстон царила тишина, лишь откуда-то издали доносилось уханье сыча и ветер тихо свистел за крохотным окошком. Казалось, все затаили дыхание, ожидая атаки викингов. Какой бы она ни была, Роуэн надеялся, что Бальдвин владеет ситуацией и ничего плохого не случится, однако, честно говоря, в то же время не верил в это.

Ночь только начиналась, однако им следовало быть начеку. Роуэн осторожно вытащил руку Руны из выреза своей туники, а свою из-под ее спины. Когда он сел, девушка разочарованно вздохнула.

— Мы должны быть готовы к тому, что нас обнаружат, любимая, — прошептал тамплиер и потянулся за поясом.

Зашнуровав штаны и поправив тунику, он вернул пояс на прежнее место.

— Почему у тебя нет меча? — спросила Руна.

— Мы не будем сражаться, это бессмысленно.

К тому же он все равно не мог взять с собой длинный меч Ангуса; клинок был слишком большим, взобраться с ним по стене без шума не представлялось возможным. Однако у Роуэна по-прежнему был длинный нож, и это его немного успокаивало.

Руна тщетно пыталась привести в порядок свою одежду. Ткань спереди была разорвана, длинная прореха, столь удобная для ищущих рук, тянулась через весь лиф. Лицо Роуэна омрачилось, когда он подумал, каким образом она могла появиться. Если бы он знал, что Руна не сможет как следует прикрыть свою наготу, он попытался бы раздобыть для нее платье одной из служанок. Но сейчас было уже слишком поздно. Нежная кожа Руны белела в полутьме; Роуэн с трудом подавил в себе новую волну возбуждения.

— Иди ко мне.

Роуэн присел у кровати спиной к стене. Руна прижалась к нему.

— Я не безоружна, — тихо сказала она.

Ткань ее платья зашуршала, и Роуэн заметил в слабом свете блеск крохотного клинка.

— У меня отобрали мой… твой сарацинский кинжал, но в суматохе мне удалось раздобыть нож для хлеба.

— Ты настоящая дикая кошка! — улыбнулся Роуэн.

— Этот кинжал был самым красивым в моей маленькой коллекции.

Англичанин тихо засмеялся.

— Может быть, нам удастся его вернуть. А если нет, я обещаю, что подарю тебе новый.

— Правда? — Голос Руны задрожал от радости.

— Да, потому что ты мужественная воительница. Я люблю тебя, Руна Вихрь!

В ответ девушка повернулась к Роуэну, обвила руками его шею и поцеловала в губы. Он обнял ее и ответил на поцелуй, но на этот раз сдержался и не продолжил страстные ласки, хотя именно этого ему хотелось сейчас больше всего.

— Я тоже люблю тебя, Роуэн. Я хочу танцевать в Вальхалле с тобой, и ни с кем другим.

Девушка прильнула к тамплиеру и опустила голову ему на плечо.

— А я хотел бы быть с тобой на небесах.

Роуэн прижался щекой к ее волосам.

Они замолчали. О чем она сейчас думала? Тоже задавала себе вопрос о том, как христианин и язычница могут быть вместе? Ладонь Руны скользнула по предплечью Роуэна, прикоснулась к веревочке с узелками на его запястье — импровизированным четкам, — и ее пальцы сплелись с его пальцами.

Роуэн почти беззвучно вздохнул. Накрывшая их страсть была прекрасной. Но это тихое уединение, возможность сидеть с Руной в обнимку — вот в чем заключалось настоящее счастье. Язычница она или нет, ему казалось, что он знает Руну долгие годы. Она была даром Господним. По-другому он их встречу объяснить не мог.

— Что теперь? — спросила она. — Будем ждать, пока кто-то войдет?

— Да. — Роуэн почувствовал, как она вздрогнула.

Девушка встала и осторожно подвинулась к окошку. Там она надолго замерла, молча глядя в ночь.

— Я хотела, чтобы это произошло, — наконец еле слышно произнесла она.

— Вернись ко мне, Руна. Нам нужно если не поспать, то хотя бы немного отдохнуть, чтобы быть готовыми к тому, что нас ждет.

Девушка отстранилась от окна и направилась к Роуэну. Шаг, еще шаг… Роуэн уже поднял руку, чтобы притянуть ее к себе, но внезапно нога Руны задела стоявшую на полу скамеечку, и та с неестественно громким шумом свалилась на каменный пол.

«Проклятье!» — Роуэн вскочил на ноги. Руна поспешила к нему. Снаружи послышался скрип отодвигаемого засова, а затем щелчок — кто-то поворачивал ключ. Дверь распахнулась, и пламя факела осветило крохотную комнатку.

— Девушка, ты ведь должна лежать на кровати связанной, — проворчал охранник. — Как тебе удалось в одиночку наделать столько шума?.. Черт подери!

Увидев Роуэна, охранник сразу же позвал других караульных, которые спустя мгновение оказались за его спиной. Один из подбежавших мужчин ступил вперед, на ходу вынимая меч из ножен, и вдруг изумленно воскликнул:

— Святые небеса! Тамплиер!

Вулфхер Эдинбургский стоял перед стеной, покрытой маленькими разноцветными плитками, которые он, скрестив руки на груди, внимательно рассматривал. Он не обернулся, когда Руну и Роуэна ввели в комнату. Видимо, это была та самая римская мозаика, о которой рассказывал Ангус. На ней была изображена сцена охоты: полуобнаженные вооруженные мужчины окружали диковинных животных. Руна узнала в двух из них львов, но полосатая черно-белая лошадь и пятнистый зверь с элегантной длинной шеей показались ей сказочными существами. В конце концов Вулфхер подошел к массивному деревянному столу, на котором покоился огромный фолиант. За ним лежал сарацинский кинжал Роуэна.

— Что я должен обо всем этом думать? — спросил Вулфхер и с вызовом посмотрел на стоящего у окна охранника, который держал в руке огромный лук, а затем на юного слугу, робко сидевшего на сундуке у окна.

После этого он перевел взгляд на мужчин, которые привели Руну и Роуэна. Однако никто из них не ответил.

Вулфхер посмотрел в глаза Роуэну.

— Пожалуйста, скажите мне, что вы не использовали мое гостеприимство против меня… — Голос хозяина крепости звучал устало. — Что вы не заодно с моими врагами.

— Ни то, ни другое, — заверил его Роуэн и хотел продолжить, но Вулфхер не собирался его слушать.

— Почему вы проникли в комнату, где мы держали пленницу? — Хозяин крепости нервно провел рукой по торчащим рыжим волосам. — Вы действительно тамплиер?

— Да, я тамплиер.

— Вы хотели освободить эту женщину! Но как вы могли подумать, что у вас это получится?

— Я совершенно не хотел…

— Вы собирались спуститься во внутренний двор… Да, я прекрасно представляю себе ваши планы! Но вы бы ни за что не смогли добраться до этой банды язычников, которым вы, вероятно, хотели ее вернуть. Почему? Почему вы, тамплиер, стали пособником этих людей? Не понимаю! — Вулфхер уперся ладонями в край стола и затряс опущенной головой.

Руна подумала, что он никогда не поймет, если не научится слушать, и беспокойно переступила с ноги на ногу. Крохотный нож по-прежнему скрывался в кармане ее платья. Пальцы правой руки сквозь ткань нащупали гладкую рукоять; левой девушка стягивала края разорванного лифа. У Роуэна тоже был боевой нож — охранники не решились отобрать его у тамплиера. Отчасти потому, что Роуэн был достаточно умен и не пытался им угрожать. Вместо этого он сказал мужчинам, что хочет увидеться с хозяином крепости. И действительно, два охранники и три подоспевших на помощь слуги вежливо, но с чрезвычайной бдительностью образовали небольшой эскорт и доставили Роуэна и Руну сюда.

Вулфхер этой ночью, видимо, тоже еще не ложился. Из-за резких теней, которые пламя свеч оставляло на его изможденном лице, оно казалось еще более старым и морщинистым. Однако хозяин крепости был полностью одет, и было не похоже, что его только что разбудили. Скорее он был обеспокоен. Отчаялся. Попал в тупик и не мог найти выход.

— Господин Вулфхер, — попытался достучаться до него Роуэн, — леди Ательна попросила меня передать вам, что она вас любит.

Вулфхер вздернул подбородок. Боль исказила его черты, но затем они смягчились и мужчина улыбнулся.

— Где вы могли видеть леди Ательну? Я думал, вы прибыли из Палестины.

— Да, но мне пришлось, скажем так, сделать небольшой крюк… Это долгая история, которую я раскажу вам как-нибудь в другой раз, за кружкой эля. Если вы захотите ее послушать.

Очевидно, Роуэн не мог удержаться от этой колкости. Руна, несмотря на серьезность ситуации, украдкой ухмыльнулась.

Вулфхер тоже заметил скрытую насмешку и горделиво выпрямился.

— Прошу прощения. Я был не в себе. Что вы от меня хотите?

— Чтобы вы нас отпустили.

— Вы можете идти, куда вам вздумается, господин Роуэн. — В голосе хозяина крепости прозвучало изумление. Казалось, его удивляло то, что он должен объяснять тамплиеру это обстоятельство. — Но эта женщина нужна мне в качестве заложницы.

— Я знаю. Но так вы своей цели не добьетесь.

— Женщина…

Руне надоело, что о ней говорят так, словно ее здесь нет. Она сделала шаг вперед; Вулфхер замолчал и уставился на нее. Один из охранников тотчас же преградил девушке дорогу и обхватил рукоять своего меча.

Руна почувствовала, как ее ладони становятся влажными. Сердце забилось чаще. От волнения или от страха? Она представляла себе то, что случится с ней здесь, совершенно по-другому, а теперь все словно ускользало от нее. Если бы у нее в руке был Соколиный Коготь! Или ее лук! Или лук охранника, стоявшего напротив. Правда, он был слишком большим и массивным…

Но эти мечты не могли ей помочь, поэтому девушка лишь крепче сжала рукоять своего крошечного ножа. Он придавал ей уверенности.

— Возможно, я и заложница, но не нужно говорить обо мне так, словно я не являюсь хозяйкой своей судьбы. Спросите, чего я хочу. Мне нужен монах Окснак. Или его голова.

Руна вытащила из кармана нож. Из поднятого вверх кулака выглядывало лишь крохотное узкое лезвие. Охранник тихо засмеялся.

— Я недооценил тебя, женщина, — сказал Вулфхер в ответ на этот недвусмысленный жест. — Ты будешь сражаться за свою жизнь, как львица. — Он перевернул несколько страниц фолианта, словно собираясь с мыслями, а затем захлопнул его и скрепил железными застежками. — Но тебе не нужно сражаться. Я готов говорить с тобой… Я хочу, чтобы мне вернули Ательну, и больше ничего.

— Как случилось, что вы сейчас здесь? — спросил Роуэн. — Это не может быть совпадением.

— Совпадение? — Вулфхер устало потер морщинистый лоб. — Если это не совпадение, то Божья воля. Или просто пришло время урезонить брата Окснака. Я и с лордом Маккалумом пытался поговорить, но тщетно. Он скорее пожертвует дочерью, чем монахом. Но я ее люблю! Вы понимаете, что это значит? Вы знаете, как это, когда любовь заставляет умирать от отчаяния?

Мужчина поднял голову и посмотрел в глаза Руне и Роуэну. Однако он не ждал от них ответа.

— Нет, не знаете, — продолжил он. — Вы тамплиер, то есть монах, а ты, женщина… Ты еще слишком молода. Ты не можешь этого понять.

Руна и Роуэн переглянулись. Глаза каждого из них словно говорили: «Мы понимаем».

Вулфхер зарылся пальцами в непослушные рыжие волосы, покачал головой и со стоном закрыл глаза.

— Я приехал сюда, чтобы воззвать к совести брата Окснака. Я всерьез надеялся, что он сожалеет о своем поступке и готов искупить вину, отдавшись в руки Бальдвина Бальдвинссона. Каким же я был глупцом! Я готов был одарить Истфилдский монастырь щедрыми пожертвованиями. Отдать все свое состояние, если понадобится. Но Окснак всего лишь трусливый сукин сын, готовый льстить и улыбаться, когда ему это выгодно, и жестокий, когда считает, что это сойдет ему с рук.

Мужчина опустил руки. Его взгляд устремился вдаль. Руне показалось, он был рад тому, что наконец-то смог выговориться.

— Я думал о том, чтобы передать его викингам насильно. Я бы погубил свою душу, но вернул бы любимую… А позавчера от лорда Маккалума прилетел почтовый голубь с запиской о том, что не кто иной, как Бальдвин Бальдвинссон, направляется сюда с небольшим отрядом, чтобы взять Окснака в плен.

— Значит, я был прав! — вырвалось у Роуэна. — Это была западня. Ангус чудесно справился с ролью проводника.

Вулфхер, словно извиняясь, развел руками.

— Ангус Галашилский. Я незнаком с ним, но слышал, что он не столь дружелюбен, сколь бесстыж. Будь то ложь или убийство — для него все средства хороши. Говорят, он сражался в Палестине и там потерял свою веру. Ну, это я могу понять. После такого количества жестоких сражений…

Руна ожидала, что Роуэн, вера которого осталась непоколебимой, горячо запротестует. Однако он лишь медленно кивнул.

— Да, я тоже.

Этот ответ и скорбное выражение, промелькнувшее на лице Роуэна, заставило сердце Руны сжаться. Если бы только они были в другом месте! Она подошла бы к Роуэну и утешила бы его. Взяла бы его за руку… Сейчас же она могла лишь сжимать рукоять своего ножа для хлеба.

— Ангус Галашилский мертв, — произнес Роуэн.

— В таком случае я надеюсь, что он обрел желанный покой, — ответил Вулфхер. — Я не знал, что Ангус сопровождает викингов. Записка Маккалума была немногословной, но дала мне надежду. Я мог бы одержать победу над викингами, взять в плен одного из воинов, а если повезет, то и самого Бальдвина, и заставить их вернуть Ательну. Тогда мне не нужно было бы брать грех на душу и выдавать монаха. И то, что у меня в руках оказалась именно дочь Бальдвина… Какое счастливое стечение обстоятельств!

Мужчина обошел массивный стол и остановился перед Руной.

— Убери этот глупый нож, дочь Бальдвина! Я больше ничего не боюсь, как и Ангус. Я беспокоюсь лишь о судьбе моей невесты. Лорд Маккалум как-то сказал, что меня снедают ненависть и отчаяние. Отчаяние? О да! Но ненависть? Разве что к брату Окснаку…

— Выдайте его, — произнесла Руна. — Отдайте его мне, и я отвезу его к своему отцу.

— Окснак монах. Я не могу этого сделать.

Теперь, когда во власти Вулфхера оказалась Руна, ему не нужно было жертвовать Окснаком. И он грубо обошелся с ней там, наверху. И все же девушка увидела в глазах этого человека что-то, что дало ей надежду. Она думала, что гордость никогда не позволит ей опуститься до просьбы. Но слова сами сорвались с ее губ и прозвучали так естественно.

— Моей матери пришлось перенести ужасные страдания из-за этого человека. Она умерла из-за него. Подумайте об Ательне, мы всегда обращались с ней хорошо. А теперь представьте, что ее постигла судьба Ингвильдр. Только представьте! Что вы чувствуете? Ненависть? Безудержную ярость?

Вулфхер судорожно сглотнул, но ничего не ответил.

— Я прошу вас. Вам, христианам, так важно спасение вашей души. Для меня не менее важно, чтобы душа моей матери обрела покой. Она ждет возмездия.

— А как же прощение… — начал мужчина и снова замолчал.

Руна видела, как он борется с собой. Вулфхер сглотнул стоявший в горле ком.

— Твоя мать тоже была такой… обаятельной?

Руне пришлось на мгновение закрыть глаза.

— Она была гораздо лучше, чем я, — прошептала девушка.

Вулфхер сжал челюсти и снова зарылся руками в волосы. Когда его губы плотно сомкнулись и Руна уже приготовилась к отказу, мужчина повернул голову и крикнул через плечо:

— Приведите бенедиктинца! Пусть попытается оправдаться перед ней!

— Да, господин.

Охранники у двери пришли в движение; Руна услышала, как они спускаются по ступенькам. Вопросительно приподняв брови, Вулфхер снова повернулся к ней.

— Теперь прекрасная язычница довольна?

— Спасибо, — прошептала девушка.

Ее сердце забилось чаще, и не только от радости. Мысль о том, что ей снова придется увидеть перед собой мрачное лицо монаха, была не слишком приятной.

Вулфхер раскинул руки в стороны, словно пытаясь сбросить сомнения.

— Я желаю мира! — крикнул он. — Нам нужно договориться, прежде чем ваши люди нападут на крепость. Я должен послать им записку о том, что нам больше не из-за чего сражаться.

— Бальдвин будет рад это услышать, — заметил Роуэн. — Но есть один викинг, который непременно захочет использовать это противостояние, чтобы стать новым предводителем йотурцев.

Вулфхер нахмурил лоб.

— Сколько у него людей?

— Дюжина.

— Дюжина? Не больше?

— Возможно, даже меньше. Не все перешли на его сторону.

— Чего же он хочет?

— Освободить Руну, сделать ее своей женой, возглавить род и возродить старые славные времена. — Голос Роуэна звучал глухо и напряженно.

Вулфхер задумчиво потер щетинистый подбородок.

— Звучит так, словно он выжил из ума.

— Ингварр не сумасшедший, — вмешалась Руна. — Он сильный воин, почти такой же, как берсерки, которые могли в одиночку решить исход целой битвы. Ингварр вспыльчив, но не глуп. Вы должны быть готовы к тому, что у него есть серьезный план. Что бы вы ни собирались делать, я не хочу, чтобы наши воины погибли. Я тоже желаю мира!

Хозяин крепости подошел к столу, поднял лежавший на нем сарацинский кинжал и задумчиво повертел его в грубых, шершавых ладонях. Затем он подошел к Руне и протянул ей оружие клинком вперед.

— Думаю, это прекрасное оружие принадлежит тебе, Руна.

Девушка поблагодарила его смущенным кивком.

— По крайней мере мы уже заключили мир. — Улыбка мужчины была вполне искренней. — Могу я сделать для тебя что-нибудь еще?

Прежде чем Руна успела ответить, Роуэн сказал:

— В первую очередь дайте ей другое платье, господин Вулфхер.

— И лук, — добавила девушка. — Немного меньше, чем вон тот.

Хозяин крепости удивленно покачал головой, но прежде чем он успел что-то произнести, охранники, которых он послал за Окснаком, вернулись и доложили, что не нашли монаха ни в его комнате, ни в часовне.

— Крепость не настолько большая, чтобы он мог от вас спрятаться! — раздраженно прорычал Вулфхер. — Сбежать он тоже не мог. Я бы хотел, чтобы ему представилась такая возможность, а затем он увяз в каком-нибудь болоте или сорвался со скалы. — Мужчина тихо выругался, а затем снова повернулся к Руне. — Мы найдем его. Но сейчас… — Глаза Вулфхера опасно сверкнули. — Сейчас нам нужно вооружиться.

Ночь была прохладной, тихой, и казалось, что она никогда не закончится. Вместе с двумя дюжинами других мужчин Роуэн стоял посреди внешнего хода крепостной стены и смотрел в темную даль. Ему вернули кольчугу Ангуса, а также дали меч и новую черную накидку. В своем белом тамплиерском плаще с красным крестом Роуэн чувствовал бы себя привычнее, однако так явно демонстрировать знак своего ордена казалось ему лицемерием. Ведь он нарушил обет целомудрия. Он опозорил отца и память брата. Даже если никто об этом не узнает, от Бога и святых ничего не утаишь…

Роуэн знал нескольких тамплиеров, которые не слишком серьезно относились к обету целомудрия, но гордо и самоотверженно сражались за свой орден и Папу Римского. Именно на такое отношение с лукавой усмешкой намекал смотритель крепости. Роуэн всегда презирал этих притворщиков.

«А теперь я и сам один из них», — подумал англичанин.

И все же он ни о чем не жалел. Все эти размышления отступали в сторону перед счастьем, которое он познал. Которое было рядом с ним. Руна получила от одного из слуг тунику и кожаные штаны, от служанки — обувь, а от хозяина крепости — короткий меч и свой любимый сарацинский кинжал. Сначала ей хотели дать простое платье из хорошей плотной шерсти. Однако Руна настояла на более удобной одежде, которая бы не сковывала движений, если дело дойдет до боя. Мужчины открыли рты, когда девушка появилась во дворе в таком облачении, однако ее ядовитый взгляд и строгий вид Роуэна пресекли насмешки в зародыше.

Он гордился ею, своей воительницей. Тем, что она сейчас была рядом с ним и тоже вглядывалась в ночную тьму. Мысли Роуэна снова устремились к последним часам, к тому чудесному моменту, когда они соединились в единое целое. Ее разгоряченное тело, ее губы… Он сжимал в объятиях огонь, живое пламя. Оно сожгло его, убило и возродило в неведомых сферах.

— Когда эти язычники наконец покажутся? Господин Роуэн? Господин Роуэн!

Роуэн заморгал.

Вулфхер, стоявший по другую сторону от тамплиера, смотрел на него, удивленно подняв брови. Вероятно, он уже не первый раз обращался к нему.

Быть этого не может! Он, обученный и закаленный в боях тамплиер, мечтал на посту! Роуэн выпрямился и прочистил горло.

— Я тоже не знаю, где они, господин Вулфхер.

Если викинги перейдут через окружавшие крепость скалы, они не смогут остаться незамеченными — за зубцами башни замерли в ожидании еще десяток вооруженных мужчин. Небольшое войско смогло бы взять крепость Дэнстон. Но не дюжина человек. Какими бы опасными воинами они ни были.

— Ты знаешь Ингварра лучше всех, — обратился Роуэн к Руне. — Что он сделает? Нападет исподтишка? Или словно берсерк помчится навстречу смерти? И последуют ли за ним остальные?

— Мне известно лишь то, что он привык идти напролом. — Голос девушки дрожал от гнева. — Что же касается остальных… Они знают, что после хорошей битвы попадут в Вальхаллу. Смерть настоящему викингу не страшна. Безусловно, они будут беспокоиться обо мне, но Ингварр убедит всех в том, что, пока Ательна у нас в плену, со мной ничего не случится. Я же больше волнуюсь за отца и за Ариена.

— Я тоже, — пробормотал Роуэн.

Несмотря на ночную тьму, он мог видеть глаза девушки, с благодарностью смотревшей на него.

Тамплиер обнял ее за плечи и притянул к себе. Запах страсти остался в ее волосах и напомнил ему о том, что произошло несколько часов назад. А может, ему это просто почудилось…

— Несмотря на опасность, я рада, что мы с тобой можем стоять плечом к плечу с оружием в руках, — прошептала Руна. — Я очень надеюсь на то, что Окснака скоро вытащат из дыры, в которую он забился. На этот раз ему не удастся уйти от возмездия. Я искупаю свой клинок в крови проклятого труса! Но если норны решили, что мне суждено умереть раньше, тогда… тогда перед смертью я схвачу тебя за руку и унесу с собой в Вальхаллу.

— Мы… мы не умрем, любовь моя, — запинаясь, произнес тронутый словами девушки Роуэн. — Ты будешь жить, потому что никто, кроме Окснака, здесь не желает тебе зла. А если этому несчастью и суждено случиться, то я буду молить Господа, чтобы он пропустил нас — и тебя, и меня — сквозь врата рая.

Руна не смогла удержаться от смеха.

— Это не смешно, Руна Вихрь!

— Нет, не смешно.

Она потянулась к Роуэну, положила ладонь ему на щеку и повернула его голову для поцелуя. Он несколько мгновений наслаждался прикосновением ее нежных губ, а затем отстранился и продолжил наблюдение за близлежащими территориями. Кроме шелестевшего травами ветра, не было слышно ни звука. Звезды тускло блестели в небе, восточный край которого понемногу начинал светлеть… Когда петушиный крик возвестил о начале нового дня, Роуэн понял, что нападение на крепость не состоится.

Руна сидела спиной к крепостной стене. Она подтянула колени к груди и положила на них голову. Мужчины тоже клевали носом, кроме тех, которые стояли на вахте. Спать девушка не могла; ее мучило беспокойство о близких. Она устало посмотрела на Роуэна, который стоял у колодца во дворе. Он только что вытащил наверх ведро чистой воды и, фыркая, умывался. Перед этим он постарался немного поспать, однако выглядел утомленным.

— Я вижу всадника! — раздался голос одного из мужчин. — Господин, господин, вы видите?

— Да, вижу, — ответил Вулфхер. — Руна, ты его узнаешь?

Девушка вскочила на ноги и заслонила ладонью глаза от косых лучей утреннего солнца. С тех пор как оно взошло, перед крепостью показался лишь один нищий, который, увидев охранников в полной боевой готовности, поспешил скрыться из виду. Кроме него, людей не было видно даже вдалеке. Видимо, слухи о том, что крепость Дэнстон сегодня лучше обходить стороной, быстро разнеслись по округе. Значит, этот всадник, скорее всего, был чужеземцем, не подозревавшим о том, что здесь происходит. Или же… Руна заморгала.

— О боги! — крикнула она. — Это Ингварр! И он один.

За спиной девушки под чьими-то тяжелыми шагами заскрипела лестница; в следующее мгновение Руна почувствовала на плече ладонь Роуэна. Он мягко заставил ее присесть.

— Будет лучше, если Ингварр тебя не увидит. Поэтому оставайся внизу.

Руна кивнула. У нее не было ни малейшего желания разговаривать с Ингварром. Интересно, у какого бедолаги он уже успел отобрать лошадь? Спустя некоторое время девушка услышала стук копыт и скрип седла. А затем поняла, что Ингварр заставил лошадь остановиться.

— Доброго всем утра! — насмешливо крикнул он.

«Мужества ему не занимать», — признала Руна. Судя по звуку его голоса, викинг доехал до крепостного рва. С другой стороны, он знал, что с помощью длинного лука его могли подстрелить и гораздо раньше.

— А, вот и англичанин! Вижу, ты одет в кольчугу Ангуса и держишь в руке его меч. Вещи предателя тебе к лицу. Или ты станешь отрицать, что нарушил свою клятву, лживый мерзавец?

— Не имею такого намерения! — крикнул вниз Роуэн.

— Кто ты и что тебе здесь нужно? — спросил Вулфхер.

— Я Ингварр, сын Рагнарра, предводитель йотурцев и гроза английского побережья!

Руна надула щеки. Ну и хвастун!

— Я хочу знать, что с моим отцом, — прошептала она Роуэну.

— Почему здесь ты, а не Бальдвин Бальдвинссон? — спросил тамплиер.

— Потому что Бальдвин всего лишь жалкий карлик! Слишком старый, слишком слабый и слишком ничтожный, чтобы представлять йотурцев. Он недостоин даже того, чтобы быть одним из моих людей!

Руна хотела вскочить на ноги, но крепкая рука Роуэна удержала ее внизу. Когда девушка попыталась вырваться, пальцы англичанина с такой силой потянули ее за тунику, что одежда впилась ей в кожу.

— Ты спрашивал, что мне здесь нужно, трусливый пес? А ты как думаешь? — презрительно хмыкнул Ингварр. — Я хочу убить тебя! Я вызываю тебя на поединок! Цена этого боя — Руна. А душа проигравшего пусть навсегда отправится в самую глубокую пропасть Нифльхейма!

— О нет! Позволь я закрою ему рот! — прошептала Руна, но Роуэн не собирался ее отпускать.

— Что скажете, господин Вулфхер? — спросил тамплиер у хозяина крепости, продолжая удерживать девушку внизу и почти не обращая на нее внимания.

Больше всего Руне сейчас хотелось выхватить кинжал и вонзить его в проклятую руку англичанина, чтобы его пальцы наконец разжались.

— Без вашего согласия я не могу сражаться, — добавил Роуэн.

— Я доверяю вам, господин Роуэн, — не задумываясь, ответил Вулфхер. — Убейте его.

— Я согласен! — крикнул вниз Роуэн. — Поединок за Руну. Не на жизнь, а на смерть.