Ее зовут инфанта фея Подви-Прозорливая, хотя ты зовешь ее просто Под. Это ее «солнечное, имя», так зовут ее родные и знакомые. На самом деле «фея» и «Прозорливая» — это ее титулы. Титул «фея» она получила за то, что обладает интуицией, она даже может предчувствовать чужую смерть. Кроме того, перед ее мысленным взором проносятся отражения событий, которые происходят очень далеко от ее водного мира; это и значит «прозорливая». «Инфанта» означает, что она невенчана; она талант Барка.

У Под есть и «черное имя». Человек всегда хранит в тайне свое черное имя, не называя его никому: Черное имя — это имя силы таланта: имя, которым человек призывает свой талант. Если чужой узнает твое черное имя, он может навредить тебе и лишить тебя силы. Так считают на Барке. Черное имя дается талантливому человеку в снах; а сны эти всем талантливым людям островов в акватории «черной воды» посылает Червь их мира — Богодьявол.

Одни таланты Барка могут даже более отчетливо и ясно, чем Под, видеть то, что происходит в далеких мирах. Другие способны излечивать больных или вызывать болезнь у здоровых. Третьи силой мысли поднимают нетяжелые предметы или даже воссоздают зрительные образы, миражи простых предметов, таких как стулья или вазы. Таланты Под не так примечательны, но они у нее есть, это точно, и это дает ей право называться инфантой.

Увы, остров Барк расположен на самой периферии влияния Богодьявола. Здесь вода лишь слегка подкрашена его чернилами. За пятьсот морских миль отсюда, на западе, в самом сердце Тьмы Богодьявола, имеются гораздо более сильные и яркие таланты. Там встречаются маги и колдуны.

Правда, таких талантов очень мало по сравнению со всем населением Тьмы. Но там, где моря самые темные — с самой блестящей водой из-за непосредственной близости к Богодьяволу, — там больше всего силы. Стоит только колдуну отплыть с одного из центральных островов куда-нибудь в район Барка, он сразу же теряет часть своей мощи; но даже тогда он остается более сильным, чем любой из талантов Барка.

Очевидно, что эти таланты являются генетическими — что бы ни говорила Под об их связи с затмениями разных солнц и лун. Так же, как очевидно, что ей было крайне необходимо пронзительно закричать, чтобы ты вошла в ее сознание, а не в сознание какой-нибудь главной колдуньи из внутренних районов Тьмы. Хотя оттуда тебе было бы гораздо удобнее контактировать с Богодьяволом.

Поэтому теперь ты здесь, на Барке, а не где-то еще. Остров имеет форму черепа гончего пса: разинутая пасть, скалы как зубы, два пресноводных озера, будто глазницы. Ты оказалась среди скал, в городе острова Барка, выстроенном на крутом выступе скалы, что, как огромный лоб, хмурился над озером Печального Взора. (Что до ступеней, высеченных в этой скале, их столько, что хватило бы дважды подняться в Веррино и спуститься с него на Шпиль.)

Более точно, здесь тебя укрывают у Дуэнны, в Саду инфант, откуда Под шаловливо ускользнула, сначала через выступ скалы и затем вниз, к морскому берегу, за моллюсками и откуда ее и похитили те неотесанные пираты с Солтрея.

К счастью, она храбро выпрыгнула за борт, поэтому хоть Дуэнна потом и хмурилась, но все же не стала прилюдно унижать Под. Теперь остается спорным вопрос, захочет ли Под, по баркианским меркам имеющая хорошее приданое, чтобы ее обменяли на бесприданницу с запада, из глубин Тьмы Богодьявола, но обладающую более сильным талантом, которая сможет наплодить для Барка колдовских детенышей.

(Что-то во всем этом процессе обмена девицами вызывает у тебя благородное негодование! Под не может взять в толк, о чем ты разглагольствуешь, поэтому тебе лучше воздержаться от пропаганды: По мнению Под, как же еще можно улучшать таланты на окраинах? Как еще можно наилучшим образом перемешивать силы талантов, если не вливать в общий поток одни и не изливать другие? (Скажите, пожалуйста, а чем хуже обмен жеребцами-производителями!)

Вот ты смотришь из створчатого окна поверх ступеней и крыш, поверх озера Печального Взора — на восток, где Большая луна заслоняет Ослепляющий диск, на какое-то время накрывая тенью весь город.

Ослепляющий диск — это солнце, на которое ты даже мельком не осмелишься взглянуть, если тебе дорого зрение. Оно очень маленькое и ослепительно яркое, хотя свет от него исходит не ровный, а мерцающий, как яркие вспышки зеркальных отражений. Есть еще гигантское солнце, Красный туман, которое сейчас приближается, скрытое Ослепляющим диском; но лучше всех на небе видно Близкое солнце. Луны здесь тоже три, все разных размеров: Большая луна, Средняя луна и Малышка.

— Так что, Под, влияние Богодьявола распространяется на всю область темной воды? А он может оказывать влияние где-нибудь за островами? В открытом море, далеко от Барка, например?

— Он никогда так не делает. С моей стороны это было чересчур дерзко думать, что он мог спасти меня со шхуны этого сброда. Его влияния не хватает даже здесь, хотя это еще его территория.

— Хм. И Богодьявол собирает в Ка умерших? Так чтобы они могли снова и снова переживать свои жизни в Нем?

— Ну нет. Вряд ли, я думаю. Когда люди темной воды умирают, Богодьявол высасывает из них силы, которыми он наделил их при жизни, и передает эти силы новым молодым талантам. Теперь понимаешь?

— Да. Понимаю, что ваш Богодьявол состоит в родстве с черным течением моего мира. Очевидно, он накапливает Ка так же, как электрические батареи на Земле аккумулируют энергию. Его, должно быть, забросили сюда когда-то, чтобы он впитывал в себя природные таланты, какие только будут появляться. А добрые люди чистой воды до смерти ненавидят его. Понимает ли Богодьявол, кто он такой? А ты, Под? Хоть кто-нибудь понимает?

— Может быть, некоторые мудрецы из Омфалы. Однажды мне довелось увидеть, как мудрец общался с Богодъяволом. Это был один-единственный взгляд, быстрый, мимолетный, как вспышка Ослепляющего диска.

— Ты должна добиться, чтобы тебя обменяли именно в Омфале!

— А я думала, ты против таких затей.

— Да, я против. А ты должна.

— Почему я? Полудохлая фея Прозорливая с самого крайнего острова без сокровищ?

— Смотри, они идут, — сказала она громко.

Внизу по лестнице Отчаянных поднимались четверо мужчин с большими костяными гребнями в намасленных черных волосах, они сопровождали лысую молодую женщину с раскрашенным оранжевой краской лицом. Это были менялы талантов с Таска, что в сотне морских миль к центру черной воды, они сопровождали свой товар.

— Под, если бы ты могла продемонстрировать им свой новый талант!

— Я даже прозорливость не могу больше продемонстрировать. Что касается предвидения, могу сказать, что один из них скоро умрет! И я уверена, он будет очень счастлив после смерти! Среди них есть провидец, который услышит, как я буду давать Дуэнне показания под присягой, и непременно будет всматриваться в меня, ну и пусть. Будем надеяться, что я не растеряла все свои шансы, когда те гниды наместников захватили меня.

— Твоя Дуэнна сказала, что ты проявила храбрость и находчивость, бросившись в волны.

— Да она так сказала, чтобы спасти мою репутацию.

— А что если бы ты удивила провидца?

— Ни малейшего шанса! Для этого им следовало обменивать меня подальше отсюда, поглубже.

— Я же с тобой, Под. Может быть, он сможет разглядеть меня.

— Ты не талант, Йалин. Ты всего лишь гостья, незаконно поселившаяся во мне.

— Все, что я могла бы сказать тебе, я скажу и ему!

— Так уж и все? Он должен сам разглядеть это.

(Так… скорее! Где твои гобелены? Ты чуть не забыла об остальных каютах! Можно показать гобелены из них!)

— Послушай, Под, во мне много личностей. Каждая из них плетет свой собственный образ. Я хочу, чтобы ты напрягла все силы и попыталась увидеть другие мои личности. Твои таланты берут начало в пространстве-Ка — там ключ к моим остальным каютам.

— Не понимаю.

— Дай провидцу вглядеться в гобелены других миров. Ты станешь самой прозорливой! Попробуй! Вместе мы доберемся до Омфалы.

Вдалеке начинает звонить колокол, призывая Под вместе с другими инфантами в вырубленную глубоко в скале комнату под названием пещера Весов, где обменивают таланты и вершат судьбы.

Зубчатые стены в пещере Весов сработаны резцами давно умерших каменотесов. Центральная часть каменного зала выполнена в форме купола. В разные стороны от него, как лапы, расползаются четыре купола поменьше. А две световые шахты напоминают глазницы. К этому времени Большая луна уже сползла с Ослепляющего диска и Красный туман начал заслонять белое сияние; свет, проникая в шахты, становился золотым и янтарным. Ты будто оказалась под панцирем какого-то огромного зверя, которого изнутри выели муравьи, остался лишь чешуйчатый каркас.

Под одним из куполов установлена каменная подставка, на которой крепятся медные чаши — наглядный образец весов. (Как часто на Барке используют два уровня значений. Одного им недостаточно.) На обе чаши навалены баркские сокровища, поскольку едва ли можно уместить талантливую девушку хоть на одну из этих чаш, а если и получится, то уравновешивание весов в этом случае, вероятно, повергнет Барк в пучину банкротства. Приданое относительно скромное, хотя товар выставлен лицом. Здесь сияющие перламутровые раковины, кубки вулканического стекла, кувшины с целебной морской мазью, раструбы раковин моллюсков с серебряными зажимами.

Соискатели инфанты занимают скамьи под вторым куполом. Под третьим куполом, на низкой скамеечке, сидит молодая женщина с бритой головой и оранжевым лицом. Она удивленно и презрительно поглядывает на своих кузин с далекого острова. Под четвертым куполом укрылся ее эскорт, менялы талантов. В самом центре — под главным куполом — расположилась Дуэнна, с ног до головы закутанная в крупную, похожую на рыболовную, черную сеть.

— Фея Подви-Прозорливая, — проскрипела она. Теперь очередь Под представить в выгодном свете свои товары.

Когда Под поднялась и вышла вперед, провидец из Таска напрягся, сосредотачиваясь.

— Давай, Под!

Под очень тихо, чтоб никто не услышал, прошептала свое черное имя.

Перемещайся! Перемещайся по каютам корабля пространства-Ка. Так, теперь задержись!

И пока ты задерживаешься, твоя сестра разделяет сознание Под. Перемещайся обратно.

— Все?

— Да.

У Под получилось увидеть гобелен с болотами цвета зеленой желчи и илистыми островами. Высоко вздымался медовый гребень скалы. Она нависала, будто женщина-птица, застывшая на ветру. Вдруг нити полотна сплелись с реальностью. Птица бросилась вниз за плывущей змеей… Это был мир Марла.

— Перемещайся! Задержись. Перемещайся обратно.

На этот раз Под увидела мир желтой глины — плоский как блюдо. Однообразие плоскости нарушали несколько больших круглых овощей с роговидными листьями на макушке и еще один плод, по форме напоминавший грушу, с жесткими листиками вокруг талии. Наверху у этой груши был прямой тонкий стебель, который тянулся вверх, будто корень, растущий в небо. А в верхней части груши неподвижно смотрели перед собой три совершенно человеческих глаза. В безоблачном бледно-желтом небе потрескивали разряды. Молнии сверкали, перечеркивая друг друга…

Изумленный провидец преклонил колени перед Под.

Легкое покачивание и мелькание вспышек света и тени резко замедлилось…

Ох и бесилась Донна, когда вы с Пэли вернулись на борт «Красотки Джилл» после прогулки во дворец! «Вот подожди у меня, маленькая жрица. Вот подожди», — грозилась она сквозь зубы.

Чего подождать?

Подождать недели. Недели, пока твой Кортеж не доставит тебя в Тамбимату. И еще недели, пока «Красотка Джилл» не вернется на север.

На обратном пути «Красотка Джилл» делала очень короткие остановки в пути: даже меньше, чем по полдня в каждом порту, только чтобы пополнить запасы фруктов и овощей, а в Порт Барбру не зашли вовсе. Через некоторое время вы подошли к причалу задымленного Гинимоя.

К счастью, наступила зима. Поэтому не надо было открывать люки для проветривания помещений, потому что воздух снаружи далеко не свежий. (Люди Гинимоя не понимают, как можно дышать воздухом других городов — таким сырым, без запахов, нецивилизованным!) Сквозь стеклянный люк ты наблюдаешь, как в сером небе над городом рывками движется огромный воздушный шар…

Ты тоже так можешь.

Это самое непонятное. Столько недель пронеслось с запредельной скоростью, так что в этом стремительном движении, бешеном ритме мелькания дней и ночей невозможно было ничего различить. И ты не можешь сказать, что ты «жила» все эти недели — в полном смысле этого слова. Однако теперь время внезапно возобновило нормальный ход, и ты можешь вспомнить что-нибудь из того, что случилось в этот период, коль скоро ты была сознательной частью событий.

Ты была частью живого гобелена. Того, который изменяется и раскручивается. Того, который показывает тебе, что случится, если ты начнешь отсюда и отсюда и пойдешь туда и туда. И вот через некоторое время ты должна была добраться до Гинимоя.

— Йа-лиин!

По коридору гремят тяжелые башмаки. Дверь каюты рывком открывается. Влетает Донна.

— Ну ты, малявка! — Она багровая от гнева. Она размахивает страницами газетного листка. — Это продается по всему городу! — Она сует тебе под нос то, что сжимает в руках. Это «Книга Звезд» Йалин из Пекавара, напечатанная аккуратными столбцами на больших грязных листах газетной бумаги. Конечно. Что же еще? — Прямо здесь, в Гинимое, где нам труднее всего было заставить людей принимать снадобье!

— Вот и славно. Наверное, теперь будет уже легче.

— Да что ты говоришь? Ну ладно же, хочу, чтоб ты знала: я уже разослала срочные сообщения на север и на юг.

— Зачем?

— Чтобы обыскивали все грузы, дорогуша! Чтобы перехватить остатки этого.

Стоит ли говорить ей, как на самом деле была опубликована книга? И стоит ли говорить маме о том, что произошло?

Весь корабль содрогается. Каюта и Донна вдруг стали двоиться у тебя перед глазами. Изображения Донны и каюты раздваиваются и снова накладываются друг на друга. В одной из этих кают ты говоришь с Донной. В другой не говоришь. С этого момента яркие изображения целых живых картин начинают переплетаться в твоем сознании.

Донна отступает назад и презрительно фыркает:

— Это урезонит тебя, детка. Не думай, что мы не сумеем остановить это. Будет трудно, признаю! Но возможно. Действительно, возможно.

— Ты могла бы не беспокоиться о передаче сигналов, Донна.

— Неужели? Этого точно не было в продаже несколько дней назад, когда мы заходили в Сверкающий Поток. И мы не получали никаких сигналов из Ворот Юга, так ведь? Полагаю, это тешит твое тщеславие: не успела прибыть в город, а тут уже опубликовано все это.

— Неправда. Это продается всюду, от Тамбимату до Умдалы. Одновременный выпуск, сегодня. — (По крайней мере ты надеешься, что это так.) — Жребий брошен, Донна, вот что это такое. Жребий брошен. Но ты не волнуйся. Книга не принесет вреда. Только добро. Если добро можно сделать.

— Я знаю. — В ее голосе чувствуется огромное самообладание. Но не в руках. Она швыряет в тебя листы книги; хотя она рассыпается и уже перестает быть книгой, листы беспорядочно разлетаются по полу.

— Полагаю, это твое. А то, может, тот пьяный паук все неправильно напечатал.

Ты подбираешь лист.

— По-моему, все хорошо.

— Да, кстати. — Донна останавливается в дверях. — Думаю, теперь гильдия захочет продвинуть течение дальше на север, пока кому-нибудь не взбрело в голову экспортировать твое творение Сынам для их спасения.

— Но… но что будет со всеми их землями, они же станут безжизненными? После того, как умы Сынов будут сожжены? Я думала, вы планировали… Я имею в виду, если ты полностью блокируешь переправу через реку…

— Выгляни в этот люк. Здесь вовсю развивается воздухоплавание. Конечно, в безветренный день воздушный шар не сможет поднять пассажиров над течением и переправить их через реку. Но ты только представь — воздушные шары с корзинами, полными колонистов, а?

— Да…

— Ты никогда не мечтала прокатиться до бурного океана в широкой пасти Червя?

— Я не буду этого делать.

— Не стала бы вынуждать тебя. Это правда. Ты знаешь, как я была потрясена, когда твой дружок Тэм потерял руку. Но мы не в Пекаваре, а он все еще там. И твой отец тоже. И они оба в двух шагах от Чануси! Остерегайся, Чануси беспощадна!

— Там все очень плохо, да?

— Я не сказала, что там очень плохо или очень хорошо. Я просто размышляю.

— Достаточно ядовитые размышления.

— А разве ты не обвиняешь Сынов в том, что они отравляют нас?

— Это грязно! И не надейся когда-нибудь отмыться, Донна! Тебе уже не очиститься. Ты воняешь — изнутри.

— Ого, теперь наша наивная крошка заговорила о чистоте, после того как этот документ разошелся повсюду без разрешения.

— Я нуждаюсь только в своем собственном разрешении.

— Неужели? Ну, в таком случае, может быть, кто-нибудь еще захочет разрешить себе, что сам пожелает. Раз тебе можно, прочему другим нельзя, а, Йалин?

— Хм… а как ты думаешь, как я вернусь с океана?

— Нет ничего проще. Червь проглатывает тебя и пропускает через свое тело в обратном направлении — к какому-нибудь заранее оговоренному месту, где тебя подберут. Что скажешь? Жребий брошен, Йалин! Твой. Скорее всего.

Перед глазами все стало быстро расплываться.

Сменилось несколько Больших лун, много Средних и множество Малышек с тех пор, как вы с Под отправились из Барка в сопровождении менял из Таска с костяными гребнями в волосах.

Наконец вы прибыли на Омсралу. Этот остров представляет собой кольцо холмов, окруженных черным морем. Высоко на скалах, у самых вершин, — убежище мудрейших. Среди холмов лежит долина, как широкая чаша, полная лесов, ферм и озер; в долине расположился и город

Тум. Название «Тум» напоминает глухой удар гигантского барабана. Представьте себе кожу, натянутую на скалы над благодатным котлом долины. Тогда жилища мудрейших будут теми пттифтами, на которых крепится натянутая кожа. Иногда самые могущественные из мудрейших играют на Туме удивительную музыку со своих высот.

Когда Йалин разрушит на Луне розовый сад Божественного разума?

Когда Божественный разум решит, что пора приступить к осуществлению Проекта Сожжения умов?

Возможно, уже скоро.

— Инфанта Прозорливая! Красный туман затмевает Ослепляющий диск! Пришло время, покинуть пристанище.

В последний раз посмотреться в зеркало в медной раме, на свое раскрашенное оранжевой краской лицо. Поторопиться. Отпереть дверь. Твой меняла, провидец Макко, поджидает тебя.

Его волосы, свежесмазанные маслом, с изящной небрежностью сколоты гребнем. Он легко поклонился, дружески, почти с нежностью. Этот муж Таска относится к тебе с почтением и интересом. Даже больше, за долгое время плавания он стал твоим другом.

Инсент, его силач-напарник, медленно идет по извилистому деревянному коридору; на ремне закреплен нож, на плече болтается сумка с его долей сокровищ Барка. Под, которая могла видеть далекие миры, сама теперь стала сокровищем. Она настоящая Принцесса Талантов. Поэтому, возможно, ее приданое стало теперь не столь важно, тем более что в нем нет драгоценных камней. Но теперь даже полдюжины завернутых в листья имбирных червей сошли бы за ее приданое. Тем не менее раз уж менялы взяли его из Барка, то должны доставить по назначению.

— Нам надо спешить, Фанта!

По коридору. Вниз по скрипучей лестнице. В переднюю с отслоившейся побелкой, что меж пивной и кухней, где хозяйничает госпожа Умдик.

— Доброго дня, госпожа!

— Доброго дня, господа, доброго дня, Фанта! — И вышла на мощеную улицу.

За абрисом Красного тумана стало просвечивать Ослепляющий диск, покрывая позолотой деревянные дома. К тому времени, как ты прибудешь на ярмарку невест, дневной свет станет совсем оранжевым. Здесь бытует поговорка, что, пока прячется Ослепляющий диск, не проведешь никого. Во время затмения Ослепляющего диска человек может разглядеть все и всюду, это распространяется и на заключение сделок, когда все необходимо тщательно взвесить. Действительно, в это время можно даже взглянуть прямо на Ослепляющий диск, скрытый под маской Красного тумана, отчего Красный туман становится похожим на огромный светящийся в небе фрукт. Хотя никто и не помышляет о подобном безрассудстве.

Ты поднимаешься по улице Созерцания звезд. Пересекаешь дорогу Храброго сердца, и вот ты на месте.

Рынок невест расположился под белым куполом, венчающим колонны в центре площади Омблик. Площадь Омблик — это место, где торговцы черной рыбой обычно продают дары моря, хранящиеся свежими в чанах всех видов: из стекла, из камня, из просмоленного дерева, из парусины. Сегодня здесь остались только те чаны, которые нельзя было унести; одни наполнены до краев, другие порожние, одни чистые, другие немытые и провонявшие. Торговцев сегодня не видно, зато и рыбы тоже нет.

И вот ты уже идешь среди инфант с других островов, которых тоже сопровождают менялы. Некоторые инфанты одеты в шелковые сари — пурпурные, розовые и разноцветные, — куда более изысканные, чем роба, блуза и клетчатый палантин Под. Мимо прохаживается знать и простой люд Омфалы, они галдят и оценивающе рассматривают прибывших; некоторые здесь одеты богаче, чем самые знатные персоны Барка. Приданое выкладывают на столах; Инсент торопится выложить приданое Под. У некоторых оно действительно роскошно, — наверное, эти инфанты бедны талантами. А может быть, там, откуда они прибыли, такая куча сокровищ считается скромным приданым, приличествующим большому таланту.

Оранжевым светом горит в небе Красный туман. Дородная сваха хлопает в ладоши; на ней усыпанная блестками, совершенно черная вдовья вуаль, что спускается от венца на голове к полу, закрывая носки ее туфель.

— Поступило необычное заявление — пригласить первой инфанту фею Прозорливую с далекого Барка, пусть представит все, что у нее есть.

— Заявление! — ворчит Макко. — Она оскорбляет тебя.

— Она не договорила последнюю часть моего титула!

— Если инфанта скрывает такой огромный талант, как мы слышали, — продолжает женщина под вуалью, — почему бы ей не осчастливить своим присутствием отдаленные острова? Для того, чтобы мы могли равномерно увеличивать наши возможности по всей территории Тьмы Богодьявола?

— Я инфанта, — выкрикнула Под, — и выйду замуж только за мудрейшего. На меньшее я не согласна. Мы вместе с ним будем говорить со звездами. Для этого я здесь.

— Твои менялы уже провозгласили, что ты выйдешь замуж только за мудрейшего, но слышал ли об этом кто-нибудь из мудрейших?

— Да, в самом деле, — отозвался высокий, стройный и красивый юноша. Он пробирался сквозь толпу, закутанный в плащ, скрепленный на шее золотой застежкой. Из его широкополой шляпы сзади торчали птичьи перья, точно крылья ветряной мельницы.

— Это вы, сэр? — Голос женщины под вуалью дрогнул, в нем повышалось недоверие.

Тут высокий человек приподнял шляпу и поклонился. На пару мгновений, пока шляпа не касалась головы, на месте юноши оказался маленький плотный старикашка с озорной улыбкой. Но как только он водрузил шляпу на затылок, он стал прежним юношей.

— Ого! — прошептал Макко на ухо Под. — Это сам мастер иллюзий! Если ты ему понравишься, он хорошо заплатит мне за работу.

Человек не отрываясь уставился в глаза Под, своим взглядом проникая в любые иллюзии, которые она только могла создать в своем воображении.

Всматривайся, Под, всматривайся!

(Перемещайся! Перемещайся!)

На лице мастера читается короткое замешательство. Потом удивление и очень скоро — очарованность.

Мир сотрясается и замедляется. Но самые сильные толчки не прекращаются. Червь оставил Умдалу далеко позади; Умдала с геометрически правильными рядами деревянных срубов, Умдала с эстуариевыми топями. Червь струится вперед, к северу, рассекая волны, которые здесь из-за мощных порывов ветра, гуляющего на океанских просторах, и вращения мира вздымаются невероятно высоко, поскольку в этом месте устье расширяется, сливаясь с дикими и зловещими солеными водами, куда еще никто не осмеливался заплывать.

Ты, маленькая бедная девочка, уже насквозь промокшая от брызг, скорчилась в утробе Червя, борясь с тошнотой.

И ты помнишь, как долго ты сюда добиралась. Как долго, от самого Гинимоя. И как за это время развернулся гобелен.

Волны пробудили другое воспоминание — воспоминание о диком шторме в водном мире островов много «лун» назад.

Откуда это воспоминание?

— Червь?

— Что?

— Я могу находиться здесь и еще в другом месте одновременно! Я могу быть сразу во многих местах! Ты пытался убить меня в храме времени. Нет, не так! Ты убил меня. А то, что происходит теперь, — это то, что случилось бы, если бы ты меня не убил. Это то, что было-бы-возможно. Но это происходит так, как происходило бы на самом деле.

О, какие это огромные возможности! Они могли бы действительно реализоваться. Ты уверена в этом. Но что тогда стало бы с остальными твоими сущностями? Они были бы потеряны? И ты была бы потеряна?

— Ты хорошо себя чувствуешь. Йалин?

— Конечно нет! Я чувствую, будто разблевываю все свои кишки по твоим.

— Никудышный из тебя моряк, однако!

— Но это не плавание! Это твоя безумная выходка. Долго еще?

— Как только доплыву до того места, где я бывал раньше. Скоро, скоро.

Голова Червя покачивается на гребнях волн. Брызги летят в открытую пасть.

Внезапно движение прекращается. Червь расслабляется.

— Мы прибыли?

— Йалин! Здесь начало! Начало сожжения умов! О, свет, какой невыносимый свет! Умирание! Здесь образуются линзы Ка. Какая сила — вымести все звезды! А я не могу защитить, не могу укрыть!..

— Червь! Крик.

Бежать! Проложить путь назад. Перемещайся, перемещайся!

Завалившись на тебя, гора Мэрдолак сломал тебе ногу. И пока не срослась кость, тебе пришлось задержаться в храме, поглощая гурманские кушанья. Пэли задержалась вместе с тобой. Креденс пришла с повинной.

Вы задержались немного дольше, принимая участие в синхронном и периодическом обрядах. К тому времени как повсюду напечатали «Книгу Звезд», вы были слишком глубоко погружены в обряды Бытия, чтобы мчаться прочь. Кроме того, гильдия реки с большим удовольствием сцапала бы вас.

И спустя несколько десятков недель, когда ты входила в очередной транс в синхронном обряде, разразилось Сожжение умов…

Шуши и Целия спасли тебя от удушения; а Креденс пропала. Она возвратилась в Барбру. Чтобы добиться благосклонности гильдии реки, она не только рассказала, где ты находишься — она выдала всю тайную схему распространения «Книги Звезд» от Тамбимату до Умдалы.

Гонец, явившийся предупредить об опасности, лишь чуть-чуть опередил охрану с Донной во главе. С Пэли и Пира-па вы бежали из храма. Папа, конечно, бежать не смог. Так, бегством по лесу и джунглям, закончилась твоя дружба с барбрианскими культйстами.

Как сообщалось в новостном листке Аджелобо, Донна сожгла дотла тайный храм. Был ли в момент сожжения внутри папа Мэрдолак, история умалчивает…

На борту «Красотки Джилл», пришвартованной в Гинимое, ты и рта не раскрывала, чтобы похвалиться. Ты обвиняла Стамно в измене делу издания книги. Ты обвиняла гильдию реки в том, что они привезли его в Пекавар, чтобы подкупить тебя. Ты была потрясена. Ты горько сожалела. Донна верила тебе.

Наконец наступает момент Сожжения умов. Когда Червю пришел конец, он свернулся во времени и пространстве, защиты у тебя больше нет.

И Божественный разум бесстрастно лишает тебя жизни. Даже не в отместку за погубленные розы. Это больше похоже на то, как алчущие мыши-пираньи яростно поглощают, все живое, что попадается у них на пути…

Ты стоишь наверху Шпиля в Веррино, глядя вниз. на город и реку и вспоминая, как ты увидела эту панораму в первый раз.

Вдруг внизу вместо Веррино появляется чаша долины. Фермы, леса, озера и чужой город (уже не такой чужой) — все это в огромном кольце скал.

Тонкий и горячий солнечный луч ослепительно сверкает сквозь красный туман другого солнца как источник жизни, светящийся в желтке яйца. Живое семя на самом краю желтка. Есть еще третье солнце, оно сочного желтого цвета. И еще есть луна цвета слоновой кости.

Внутренний свет ослепляет вселенную. Червь все корчится и корчится. Сожжение умов!

— И в качестве свадебного подарка, дорогая Под, — обещает маленький круглолицый старикашка, — я сплету для тебя величайший из всех миражей!

Ты на самой верхней площадке башни мастера Алдино. Плиты, выложенные прежним владельцем, спиралью расходятся от открытого лестничного колодца, все они расписаны разными знаками, порядком облупившимися, но еще достаточно различимыми. Круглый бортик ограждения слишком низкий, чтобы ты могла чувствовать себя здесь в безопасности. Он тебе едва по пояс высотой. Внизу, прямо под площадкой, — дерн. Дальше зубчатые скалы постепенно снижаются. На север от башни они спускаются к темнеющему морю. На юге обрушиваются в долину. Цепи холмов тянутся к западу и к востоку. Эта башня, расположенная на самой острой скале из всей цепи, повисает в воздухе, как будто балансируя на лезвии топора.

По крутому южному склону спускается извилистая тропа; с северной стороны спуска нет. Далеко в стороне, за пологими южными отрогами скал, лежит гавань Омфалы.

Деревянный конус на сваях покрывает башню сверху, как шляпа. Проходя через систему желобов, в чаны внизу сливается дождевая вода. Один из этих чанов периодически подогревается — когда на небе нет облаков — при помощи хитроумного зеркального устройства в стене, которое посредством часового механизма отслеживает движение Близкого солнца и улавливает его лучи. Таким образом, в жилые помещения самотеком подается горячая и холодная вода. И это не единственное удобство. Башня сама по себе неплохое жилище; хотя, надо сказать, чтобы спуститься за чем-нибудь в долину и подняться обратно, требуется немало усилий. Если бы скалы были более отвесны, можно было бы устроить подъемный механизм при помощи веревки с люлькой на конце. В башне уже жили две другие жены мастера и множество мальчиков-слуг — будущих мудрейших. Поэтому кроме Алдино там было с кем общаться.

Он широким жестом указал в долину, едва не потеряв равновесие:

— Сегодня после полудня Омфала предстанет тебе в любом обличье, какое ты только пожелаешь. Хм, в пределах разумного.

А ночью, в опочивальне, он облачится для Под в лучшее тело из арсенала своих иллюзий.

— Пока еще старый Алди не слишком пьян, чтобы сосредоточиться, — сказала старшая жена Лотия, чтобы поддразнить или из вредности.

— Выбирай, моя дорогая! Выбирай любой из тех миров, что ты видишь вдали! Мы дадим возможность славному народу Тума с часок побродить по улицам другого мира, пусть подивятся. Э… я надеюсь, остальные мудрейшие не рассердятся. Однако с чего им сердиться? Мы здесь все друзья, в известной степени. И сегодня моя третья свадьба. Это вполне в рамках привилегий.

— Другие мудрейшие пригашены на нашу свадьбу?

— Может быть, кое-кто и заглянет. — Он указал дрожащим пальцем на резную шишечку отдаленной башни на востоке. — Возможно, мастер Летучих башмаков составит нам компанию. Будем надеяться, что это его не сильно затруднит. Он положил глаз на Лотию, а мое внимание в этот вечер будет направлено лишь в одну сторону, а, Подви?

Пришло время Под напомнить.

— А скажи мне, мастер, как можешь ты сплетать такие иллюзии, что они видимы для всех?

— Хм. Хорошо, дай подумать. Мы воспринимаем мир в отражениях волн энергии. Некоторые из этих волн — очень мало, заметь — проходят через окна твоих глаз. Верно? Поэтому ты всегда видишь мир только в одном аспекте. Более того, твои глаза на самом деле не видят. Они просто воспринимают волны. Когда эти волны омывают сетчатку, что на самом дне твоих глаз, на ней возникают их отражения. И эти отражения отображаются потом в твоем мозгу. — Он хлопает себя по лысеющей макушке: — А здесь уже мозг рождает образы, которые, по его представлениям, соответствуют этим отражениям. В этот момент ты уже в четырех шагах от реальности. Сосчитай их: образ, отражение, видение, отображение. То, что я делаю, есть обратная последовательность этого процесса. Я представляю, будто вижу то, что хочу увидеть. Я посылаю отражения более сильных, более мощных видений. Другие люди рядом со мной улавливают эти отражения, и им кажется, что они видят то, что я представляю. — Он добавил с озорной усмешкой: — По крайней мере, это то, как я понимаю то, что делаю, моя наидражайшая. Это мой способ плетения иллюзий. А быть может, я на самом деле делаю что-то совершенно иное! Быть может, то, что я описал, есть только символы, которые я рисую себе, символы, с помощью которых я раскрываю свою магию, — Он показывает указательным пальцем на различные символы на каменных плитах: — Символы, подобные этим, хотя мои собственные символы начертаны у меня в голове, они для глаз недоступны. Конечно, когда я делаю все это, мне необходимо благословлять имя Богодьявола, который помогает мне в моих деяниях.

Ты совещаешься со своей хозяйкой.

Под говорит:

— Мастер Алдино, я выбрала, какой мир хочу увидеть среди этого дола.

— Дино все для тебя сделает, дражайшая дева. — Он похлопывает и прихватывает Под за плечико, где виднеется полоска открытого тела. — Не позволишь ли заглянуть сюда одним глазком?

Час бракосочетания. Сияет Близкое солнце. Ослепляющий диск горит сквозь Красный туман. Большая луна, как бледная белая кость, висит в вышине.

В нижних покоях все готово для праздничного застолья: куски жареной дичи, имбирные черви, запеченные в глазури, маринованные кумберы, клешни десятиногих раков, торт из водорослей, тертые лапки, рисовое вино.

Здесь, наверху, в башне, Лотия играет на своем кситаре, пока Поллу, средняя жена, болтает с мастером Воздушных башмаков, который действительно составил им компанию. Он прибыл на мягком, как пух, маленьком облаке, которое сам сотворил в воображении. Когда Воздушный мастер идет по воздуху, он предпочитает не видеть пространства, разверстого внизу. На вид он хорошо сложен, у него аккуратная бородка и большой бугорчатый нос. Губы полные и сочные. Старательно игнорируя Лотию (временно), он занялся Поллу.

Гостей получилось немного больше, чем планировалось, — конечно, включая некоторых неприглашенных, которых я лишь видела издали, поскольку их мне не представили лично. Однако очень скоро в списке гостей оказались все жители Тума и долины Омфалы тоже. Рука об руку с Под Алдино встал у парапета. Он смотрит вдаль. Он глубоко дышит. Он погружен в себя.

Сейчас, Под! Вглядывайся!

И перемещайся!

Перемещайся обратно.

Появляется Веррино…

Ты высоко, наверху Шпиля (конечно). Внизу в долине лежит город Веррино, именно такой, каким он был до того, как Сыны осквернили его. Нигде нет ни пепла, ни мусорных куч. Нет выбитых окон, нет вдребезги разбитых терракотовых урн.

Ты отчетливо видишь все эти детали, потому что Веррино сильно увеличен в размерах. Веррино занимает половину долины Омфалы, — несомненно, Алдино выдержал пропорции! Веррино наложен на Тум, один к одному. Тум полностью скрыт воображаемым городом. Может быть, весь реальный Тум накрыла одна только рыночная площадь Веррино или винный кабачок. Славному народу Тума вовсе не пришлось бродить по незнакомым улицам другого мира, жители Тума могли лишь удивленно глазеть на этот город гигантов, который внезапно возник, поглотив их крошечные виллы.

А где же население гигантского города? Во всем Веррино ни души. Должно быть, это очень раннее утро.

Далеко за Веррино извивается река.

О, теперь ты понимаешь, почему это так выглядит. Все изображение точно так же видно и через глаз рыбы. Следовательно, центр Веррино увеличен и занимает передний план. По краям изображение уходит в сторону, быстро уменьшаясь. Река тоже отклоняется в сторону, изгибаясь все больше и все больше искривляя берега. Вся иллюзия кажется обернутой вокруг сферы, или воздушного шара, который удобно расположился в долине Омфалы.

Это зрелище напоминает одно из тех гусиных яиц, которые раскрашивал брат Дарио, как он рассказывал; только вместо нагих мужских тел, обвивающихся вокруг скорлупы, у тебя целый город и река, а долина — это у тебя рюмка для яйца.

Это компактно свернутый круг пространства-Ка, только изображенный намного крупнее. Это во много раз увеличенный электон.

Электон заключает в себе целый город. Он легко может заключить и целый мир. Это только магическая иллюзия. Или что это?

— Браво! — аплодирует мастер Воздушных башмаков. Лотия щиплет струны своего кситара, повторяя одну и ту же музыкальную фразу много раз подряд.

— Мой свадебный подарок, моя дорогая, — пыхтит гордый чародей.

— О, Дино, — воркует Под, — ты истинно мудрейший из мудрейших.

И конечно, это видение Веррино и реки на заднем плане выглядит незавершенным без Червя, пусть тонкого, как нить на сморщенной поверхности воды, но все же заметного и мрачного.

— Еще одна просьба, мой будущий муж! Ты создаешь для меня это видение, используя свое искусство, но также используя и силу Богодьявола, разве не так? А не мог бы ты вызвать его самого? Не мог бы ты заставить нашего черного владыку проявиться в том или ином обличье? Хотя бы одним только голосом! Пусть Богодьявол сам благословит наш союз.

— Гмм. И только? А может, тебе еще Ослепляющий диск на брошку достать?

— О, Дино, ты хочешь сказать, что не в силах вступать в контакт с Богодьяволом?

— Конечно, в силах, — встревает мастер Воздушных башмаков. — Такой большой мудрец, как ты…

— Это утомительно. Да вы сговорились, что ли?!

— Брось, старик. Давай я помогу? Давай объединим наши силы! Позволь мне. Пусть это будет мой свадебный подарок тебе и твоей прекрасной невесте.

— А-а, ты уже и на нее глаз положил! Тебе недостаточно соблазнить одну из моих жен!

Веррино мерцает и колышется, потом снова замирает.

— Ничего подобного, старик! Умерь свои глупые подозрения.

— Гм!

— А если ты так уж уверен в них, не лучше ли предоставить мне возможность истратить немного моей — ха, ха — слишком бурной энергии?

— А это неплохая идея, — замечает Поллу, она пристально смотрит на Лотию, которая выглядит слегка удрученной и бренчит невпопад.

— Очень хорошо. Мы будем действовать согласованно. Ты будешь вести, Воздушный мастер. А я стану поддерживать свое видение. Хотя, быть может, я должен дать ему лопнуть? Дорогая Подви уже полюбовалась на одно диво. Теперь она просит громче музыки и крепче вина.

— Нет, нет! — протестует Под. — Придержи его. Пожалуйста! В нем содержится…

— Содержится что?

— В нем содержится чужой Богодьявол, там, в той реке.

— Действительно? Что заставляет тебя так думать?

— Я… э…

— Скажи мне, будущая жена!

— Я… э… У меня внутри пассажир.

— Ты беременна? Уже? Но этот презренный Воздушный башмачник встретил тебя только минуту назад! — У Алдино округлились глаза. Опять изображение Веррино покрывается рябью. — Или это твой эскорт? Этот алчный меняла талантов, которому я так щедро заплатил? Он насладился тобой на борту судна?

— Нет, нет, Дино, ты не понимаешь. Я честная девушка. Мой пассажир у меня в мозгу, а не в лоне. Она из того города, что внизу.

— Я из Пекавара, Под. Но не будем вдаваться в тонкости.

— Подви! Ты хочешь сказать мне — теперь, через пять минут после нашего бракосочетания, — что видела эти твои далекие миры не силой своего собственного таланта, а любезностью паразита-визитера? Который запросто может покинуть тебя? И лишить дара ясновидения? Ах, как меня одурачили1

Под готова разрыдаться, ты поддерживаешь ее. Твоя гордость ярко вспыхивает; честь горячо пылает.

— Мастер Алдино, сэр, я инфанта фея Подви-Прозорливая с острова Барк! Загляните в меня — кто есть я и кто есть во мне! Вы увидите, как велика ее миссия!

— Твое волшебство… не твое вовсе! Это то, что я вижу. О, какой же я был слепой старый дурак! Я одурачен и поставлен в тупик. Чего стоит твое колдовство? Это тоже мошенничество? Давай наколдуй что-нибудь! Я скажу тебе, что наколдовать. Наколдуй, как ты падаешь с этих зубчатых вершин, прямо сейчас!

— Этого я допустить не могу, — заявляет мастер Воздушных башмаков. — Я буду держать ее.

Лотия хихикает. Другие гости прилежно изучают небо.

— Подви! Ты наколдуешь мастеру Воздушных башмаков столкновение с утесами — если мои иллюзии искажают его понимание того, где он находится! — О, Алдино кричит с пеной у рта, превращаясь в настоящего злобного старика. Веррино выглядит грустно заброшенным и подернутым дымкой.

— Колдуй! Колдуй немедленно! Могу спорить, что ты не наколдуешь смерть и для мухи!

Взбешенная Под кричит:

— Нет, наколдую! Я чувствую, как крепнет мой талант. Я наколдую вашу собственную судьбу, сэр высокомерный супруг.

— Нет, Под. Мы утопаем в навозной жиже. Это ужасно. Я непременно должна вступить в контакт с Богодьяволом, пока Веррино еще здесь, с моим Червем. Уйми все это, а?

Однако Под встает на цыпочки:

— Я колдую!

Она пронзительно кричит. Ужас искажает ее лицо.

— Я колдую смерть! Смерть повсюду! Смерть каждого! Все наместники белой воды и все толпы их Божественного разума, во всем мире, — сгорели! Богодьявол уничтожил себя! Я знаю всех на Барке. Всех, кто укрылся во Тьме Богодьявола. Все мудрейшие и все простолюдины Омфалы — их умы сожжены! И мой, мой тоже. Подбросить хвороста, чтобы ярче горело. — Она падает, опустошенная. — О, я колдую, я действительно колдую. Никогда не колдовала, как теперь. Я вижу и колдую: смерть повсюду, на всех звездах. Конец жизни. Конец Богодьявола. Конец всего мира и всех миров. Всех сразу.

— Когда, Под, когда?

— Как только Ослепляющий диск оставит Красный туман. Когда Ослепляющий диск горит ярко, мы тоже горим!

— Что это? — спрашивает пораженный Алдино.

— Умоляй его связаться с Богодьяволом, Под. Скорее, сделай это, скорее.

— Дино, супруг мой! Если ты не позовешь Богодьявола, мы обречены. Даже если ты сделаешь это, мы все равно обречены, потому что я так колдую. Я очень боюсь. Но сделай же то, о чем я тебя прошу!

Уже бледнеет оранжевый свет. День снова белеет.

— Воздушный башмачник, как поступим?

— Я думаю, старик, быть может, нам следует согрешить легковерием.

— В смысле поверить ей?

— Точно.

— Торопись, торопись!

Алдино и мастер Воздушных башмаков взялись за руки. Они начинают подскакивать вверх-вниз, сосредоточенно прыгая по плитам, от одного символа к другому, часто и тяжело дыша.

День бледнеет.

Появляется внутреннее свечение, его не было прежде. Свет вспыхивает в сознании Под. Вместе с ним вспыхивает целая вселенная. Этот свет как ослепительная воронка, вихрем отрывающая ее от нее самой и засасывающая в…

…рисунок, яркую паутину, которая сплетена из отражений звезд — призраков далеких миров.

Узнаешь рисунок? Как ты можешь не узнать? Тебя хорошо научили разбираться в этом! Это рисунок сотни лепестков, раскрывающихся по всей галактике, неистово цветущих. Это космическая роза. Каждый мир — это лепесток. Каждая клетка в каждом лепестке — это Ка. И каждый из этих лепестков фокусирует Ка-лучи через сердцевину розы.

Йалин взорвала сад на Луне. Божественный разум потерпел неудачу. Это сожжение умов.

Но ты уже мертва.