Иллюстрация Сергея Шехова

К своим восемнадцати годам Джонатан еще не успел влюбиться. Вот уже пять лет его друзья гуляли с девчонками, меняли их — кто в сердцах, а кто и бессердечно, — однако Джонатана не интересовали подобные приключения. Влюбиться по настоящему, считал он, можно лишь один-единственный раз и незачем тратить время на меньшее.

«Этак можно навсегда остаться девственником», — предупреждали приятели.

«Ошибаетесь, — отвечал он, — однажды и я свяжу судьбу с женщиной, но только если буду знать твердо, что это великая, истинная любовь».

В редких случаях человек имеет только моногамные либо только полигамные гены. Одним из таких уникумов и оказался, судя по всему, наш Джонатан. Доставшиеся ему наследственные инструкции дружно требовали влечения к единственной женщине и верности ей до гробовой доски; иными словами, требовали чувства полного, совершенного и нерушимого.

Но из знакомых половозрелых девиц ни одна не подходила на роль спутницы жизни. Тут ведь вот какая закавыка: если девица заурядна, она такой, скорее всего, и останется, а если яркая и умная, то с великой долей вероятности сделается заурядной в будущем. И как же, спрашивается, можно сохранять верность яркой и умной особе, если однажды она мутирует в существо, не заслуживающее нежных чувств? Обывательская мудрость советует довериться воле Господней. Но очень уж ненадежен сей метод, и результат подобного фатализма зачастую бывает катастрофическим.

Эх, если бы Джонатан имел возможность заглянуть в будущее, прочитать судьбу кандидаток на брак с ним, узнать наверняка, кем они станут.

Вскоре после того, как он отпраздновал свой восемнадцатый день рождения, к нему в дверь постучалась Елена. Пришла заниматься с ним физикой: науку эту он обожал, но «плавал» в ней — вот и решил брать частные уроки. Его отец эмигрировал в Таиланд, дабы предаться радостям знаменитого массажа, а мать махнула в Испанию и там вступила в какую-то секту, вознамерившись расширить горизонты своего сознания. Благодаря этому молодой Джонатан оказался предоставлен самому себе. Впрочем, родители, надо отдать должное их ответственности, обеспечили его небольшой квартирой и скромным денежным содержанием. Кроме того, как вы уже, наверное, поняли, он обладал философским складом ума, а потому жизнь под одной крышей с «предками» никогда не казалась ему уютной. Как, впрочем, и «предкам» не казалась уютной жизнь под одной крышей друг с другом.

Елена была женщиной более чем зрелой, лет шестидесяти пяти, а то и семидесяти. Да она ему в бабушки годилась! Поэтому любой намек на сексуальную связь с восемнадцатилетним мальчишкой выглядел бы абсурдным. Тем не менее он, проведя с Еленой многие часы за постижением физики, счел ее в высшей степени обаятельной. Несмотря на прожитые годы, она сохранила стройную фигуру, а ее голос обладал гипнотическими обертонами, воздействовавшими на Джонатана самым благотворным образом — внимая, он обретал внутренний покой.

Казалось даже, наставница способна читать его мысли. Иногда она отвечала на вопрос, даже не успевший прозвучать. Порой угадывала желание заварить кофе или взять пиво из холодильника.

— Какова вероятность того, что сейчас пора выпить кофе? — спрашивала она. — Пусть А — это «не попить ли нам кофейку», или событие. Р — «пора», или вероятность наступления события, k — «который раз за сегодняшний день»…

Их разумы, казалось, работали на одной волне; их мысли о том, что и как творится во Вселенной, были удивительно схожи. И хотя Елена, безусловно, не могла стать его избранницей, Джонатан в какой-то момент сказал себе: «Теперь я доподлинно знаю, как моя избранница должна выглядеть, когда достигнет тех же лет, что и Елена».

Однажды Джонатан спросил, не замужем ли она (до сих пор эта тема ни разу не затрагивалась).

— В некотором роде, — ответила Елена.

— Хотите сказать, что не придаете значения брачным формальностям?

— Я не вступала в официальный брак, но не по этой причине.

— А можно поинтересоваться, по какой же?

— Долгая история.

— И вы не хотите рассказывать?

Елена вздохнула и ответила с томной горечью:

— Как-нибудь в другой раз. Может, успею рассказать, прежде чем меня поцелует смерть.

— В смысле?

— Да так, вычитала где-то… Не бери в голову.

Ну что ж, хватало более серьезных вещей, требовавших сосредоточенности.

— А я еще ни разу не влюблялся, — сказал он.

— Ничего, Джонатан, придет и твое время, спешить некуда, — с улыбкой, похожей на материнскую, приободрила Елена.

— Наверное, любовь — это здорово.

И Джонатан ненадолго потерялся в пустоте, состоящей из отсутствия романтических воспоминаний.

— Пожалуй, единственное чувство, в котором есть какой-то смысл, — подтвердила она.

* * *

Шли месяцы, их дружба расцветала и укоренялась. Время от времени они встречались в городском кафе или он сопровождал Елену в поездках по магазинам. Уходили последние дни года, и мысль о том, чтобы встретить праздник в компании друзей и их девиц, нравилась Джонатану все меньше. Но альтернатива выглядела нерадостной.

— А хочешь, — сказала Елена, — встретим Новый год вместе. Я тебя приглашаю. Приготовлю ужин.

Джонатан, разумеется, охотно согласился.

И когда он входил в уютную квартиру Елены, где прежде не бывал ни разу, его охватило странное удовлетворение.

На столе горели две свечи. Елена улыбнулась:

— Скромный романтический ужин. Бабушки и внука.

В бежевом кружевном топе и длинной плиссированной юбке цвета бирюзы Елена выглядела великолепно, возраст не сумел отнять у нее природную элегантность. За спаржей и устрицами последовала утка, за уткой — крем-брюле. При свечах, подогреваемое изрядными порциями «Красного парадокса» — превосходного румынского вина из винограда сорта Каберне Совиньон, их общение достигало все новых вершин интимности.

Настала новогодняя полночь, они чокнулись бокалами с шампанским под звуки «Апокалиптики» — Елена любила эту разновидность тяжелого рока, исполняемого на виолончелях. У обоих сияли глаза, и не только от выпитого — алкоголь был всего лишь усилителем эмоций. Потом апокалиптический виолорок смягчился, музыка приглашала на танец; устоять означало нанести оскорбление самой Вселенной.

Поэтому Джонатан с Еленой танцевали, их запахи смешались, движения были нежнее любых слов. Судьба своими неудержимыми шестеренками перемолола все варианты развития событий, кроме одного. Елена закрыла глаза и приблизила лицо к лицу Джонатана, всего на несколько сантиметров, но этого было достаточно для легкого поцелуя. В груди у него взорвались чувства, много лет ждавшие своего часа. И он, не спрашивая себя, что делает, со всем пылом ответил на поцелуй. Время съежилось, из бесчисленных секунд посреди Вселенной образовался пузырек, способный существовать вечно, что бы ни происходило вокруг. И когда поцелуй закончился, Елена распахнула глаза, ласково прошептала «идем» и взяла юного гостя за руку. Джонатан в тот миг пребывал в трансе, по телу бежали чарующие гормоны. Он доверчиво позволил увести себя в спальню.

И была очень долгая и очень страстная ночь, и Джонатан был посвящен, как ему показалось, во все мыслимые и немыслимые нюансы плотской любви. Будто и следа не осталось от почтенного возраста Елены, она с жадностью поглощала каждый миг возвышенного интимного общения и не могла насытиться. Доведя любовника до очередного оргазма, она вскоре снова льнула к нему и была очень нежной, но вместе с тем неутомимой и настойчивой, как будто лишь его флюиды могли погасить давно горевший в ней огонь.

А он, опьяненный наркотиком — натуральным, не продуктом фармацевтики, — после столь долгих лет ожидания и воздержания, казалось, был готов продолжать до бесконечности. Когда же при первых лучах рассвета в обоих наконец остыл телесный жар, они не разъединились — так и лежали сплетенные, питаясь теплом и запахом друг друга, как будто накрепко сплавились в одно целое.

— Я так счастлив, — прошептал Джонатан, наслаждаясь удивительной полнотой ощущений.

— И я счастлива, — откликнулась Елена, прижимаясь к нему.

— Я буду любить тебя вечно, — поклялся Джонатан.

— Ты уже это сделал, — погладила она его по голове.

От этого прикосновения Джонатана потянуло в глубокий невинный сон, какой ведом лишь детям и влюбленным.

Прошла вечность, и Джонатан проснулся в комнате, затопленной солнечным светом. Рядом с ним была Елена… нет, ее уже не было. Тело успело остыть.

Должно быть, непривычное напряжение сил и чувств вызвало сердечный приступ. Выходит, он убил ее своими безудержными ласками…

Падать с вершины мира невыносимо больно. Сначала с Джонатаном произошло невероятное, а потом невозможное, и промежуток был слишком мал. Он встретил женщину, несомненно, ту самую, единственную, но она тотчас исчезла из Вселенной, из его судьбы. Любовь его жизни уложилась в одну ночь, и повторения не будет. О, до чего же злую шутку сыграл с ним рок!

На месте Джонатана любой, получив столь страшный удар, рано или поздно оправился бы — конечно, если бы не наложил на себя руки сразу. Жизнь не закончилась бы на этом, рано или поздно он бы встретил другую женщину. Но Джонатан, хотелось ему этого или нет, был создан для одной-единственной любви, абсолютной и безоглядной. И любовь к Елене, которой уже нет, будет неразлучна с ним до конца его дней. Джонатан невероятно страдал, сознавая это, погружаясь в бездну тоски и отчаяния.

Он замкнулся, ушел в себя. И в науку. Только она давала ему спасительное полузабытье, приглушала муку, которая напоминала о пережитом высочайшем счастье. Боль потери — святая боль, самая возвышенная на свете, и Джонатан никогда не отрекся бы от нее. Ведь эта боль — свидетельница его непоколебимой верности, символ неувядающей любви.

Однажды у него появилась цель: вернуться назад, в то время, когда Елена была жива.

Конечно, Джонатан понимал, насколько безумна эта затея, но, понимая, не прекращал мечтать. Как и решать связанные со временем научные загадки.

* * *

Прошло десять лет, и все эти годы Джонатан прожил отшельником, со всей одержимостью выдвигая гипотезу за гипотезой и ставя эксперимент за экспериментом. К нему, хвала небесам, по-прежнему поступали деньги. Мать и отец утратили всякую связь со временем и реальностью: одна — в поиске высших духовных сфер, другой — в руках тайских массажисток, по всей видимости, отличных знатоков своего дела. Изредка от родителей приходили открытки.

На самом деле время не существует объективно, в абсолютном смысле, это всего лишь одна из моделей, с помощью которых человек интерпретирует реальность. Гипотеза Джонатана была такова: а вдруг можно проникать ментально в альтернативное будущее, прошлое и настоящее? Нельзя ли, отказавшись от привычных представлений о континууме и положившись на глубочайшие инстинкты, переместиться в иную временную шкалу?

Конечно, идеальный вариант — попасть в альтернативное настоящее, где Елене столько же лет, сколько и ему, и обстоятельства для их любви самые благоприятные. Но столь утопический исход пришлось исключить априори. Допустим, это альтернативное настоящее и впрямь существует, но до него нипочем не добраться. Если Джонатан и попадет куда-нибудь, это будет совершенно незнакомый континуум, определить его интуитивно никак не получится. Пусть даже Джонатана занесет в параллельное настоящее, экзистенциально оно будет очень далеким от его «сегодня». Представьте, что вы в шахте лифта, где стены выложены зеркалами: чем выше, тем больше кривизны и расплывчатости, и сотое отражение уже ничуть не похоже на вас. Вот внутри своей персональной, субъективной шкалы вероятности Джонатану стоило поискать лазейки, поскольку на какой-то период она совпала со шкалой Елены. Нет смысла надеяться на большее — этого «большего» не получить ни за какую цену, даже за всю любовь мира, которая пылает в нем.

Накопилось уже немало лет добровольного отшельничества и маниакального научного поиска, и вот наконец Джонатан убедил себя: он готов к решающему шагу. Ему исполнился тридцать один год. Он должен создать виртуальную машину времени, которая будет работать на мощном морфологическом резонансе между точкой отправления и пунктом назначения. Он должен «отбыть из» и «прибыть в» — по сути, самое обыкновенное путешествие, несмотря на всю внешнюю разницу.

Что же касается морфологического контекста, требовалось выбрать наиболее стабильный. Ничего лучше «Макдоналдса» на ум не пришло, поскольку разница между заведениями, носящими это имя, минимальна. «Макдоналдсу» удалось завоевать наш мир, а значит, им колонизирован и любой другой, хотя бы отдаленно похожий на наш. Можно допустить, что в каком-нибудь параллельном мире есть «Макдоналдс» без обеих «а», но трудно вообразить реальность без чего-нибудь вроде «Макдоналдса». А следовательно, для Джонатана «Макдоналдс» способен послужить хронокапсулой.

* * *

И вот настал великий день. Джонатан отправился в выбранный наугад «Макдоналдс» и ритуально съел последний в его персональной эпохе макчизбургер. А теперь пусть компас любви ведет его в «Макдоналдс», ближайший от места жительства Елены. Что же касается «когда», то Джонатан уподобляется дзенскому лучнику, который стреляет в темноте с повязкой на глазах.

Прожевав последний кусок, наш хрононавт закрыл глаза и сосредоточился: что-что, а это он умел. Разум потерялся в самом себе, звуки и запахи фастфуда исчезли. Через неопределимый промежуток времени настороженное чутье уловило перемену: меньше чада от бургеров, больше сладости максалатов. Он открыл глаза.

«Макдоналдс» был почти неотличим от того, где Джонатан смыкал веки, вот только одеты посетители иначе! Можно по пальцам сосчитать мужчин, щеголяющих в пастельных оттенков пиджаках с широкими лацканами; кое-кто из женщин предпочитает вельветовые полукомбинезоны. Хотя на персонале, естественно, все та же макуниформа.

Как же обрадовался Джонатан! Его брюки из бумажного твила и пиджак из рубчатого вельвета не слишком противоречили общему стилю. Возникла жутковатая мысль: а не вытеснил ли он своим появлением другого Джонатана из этого самого «Макдоналдса»? Вряд ли, очень уж маловероятно такое совпадение. Но если и вытеснил, куда попал этот Джонатан? Может, в ту временную шкалу, где он еще и не родился? Иначе бы перемещенный Джонатан вытеснил следующего, и так до бесконечности, по принципу домино, или до тех пор, пока очередной подвинутый Джонатан не добрался бы до Джонатана первоначального. Скорее всего, именно благодаря подобным размышлениям Джонатан ощутил себя повзрослевшим.

Предположим, его возлюбленная жива и находится недалеко от этого «Макдоналдса». И как, спрашивается, ее найти? Конечно же, Елена не узнает Джонатана, ведь она была гораздо старше его в пору их знакомства. Разыскивать наугад? На случайную встречу надежды мало. Пожалуй, наилучший вариант — сидеть здесь, в ближайшем к ее дому «Макдоналдсе», и ждать. Елена, несомненно, рано или поздно заглянет сюда, поесть-попить или воспользоваться туалетом. Вот тут-то Джонатан и встретит ее вновь. Ах, ну да, для нее это будет не вновь, а впервые, так что, если смотреть с их общей точки зрения, у встречи пятидесятипроцентная вероятность. Пока Джонатан не увидит Елену, «Макдоналдс» послужит своего рода ящиком Шрёдингера.

Но по ночам заведение не работает, а ведь надо где-то ночевать. Джонатан снял номер в ближайшей гостинице. По счастью, благодаря закону сохранения энергии деньги здесь были те же, что и в его времени. Предвидя, что на кредитные карточки закон сохранения вряд ли распространяется, он запасся наличными, отдав предпочтение самым старым из доступных банкнот. Глядишь, и разбогатеть удастся, если инфляция здесь невысокая.

Три недели Джонатан провел в «Макдоналдсе», лишь дважды в день отлучаясь, чтобы купить еды в магазине здорового питания. Растолстеть на бургерах столь же легко, сколь и неромантично.

Чтобы не раздражать обслугу, он часто покупал макводу и мусолил найденный в корзине детективный роман «Меня целует смерть». Прочитает десяток слов, оглянется; еще десяток — еще оглядка, с надеждой, что при этом он не выглядит параноиком. Время от времени Джонатан разминал шею, словно опасался, что иначе заклинит склоненную над книгой голову. Обслуга не обращала на него внимания, ей и без того хватало забот, а вот дети пялились — их привлекало название книги, да к тому же чтеца-притворщика выдавал взгляд, застревавший на верхних строчках каждой новой страницы.

На двадцатый день нелегкой вахты у Джонатана едва не лопнуло сердце, когда вошла женщина лет сорока, как две капли воды похожая на ту, что он видел на фотографии Елены в сорок один год. Вошла и поспешила в туалет.

Елена!

Наконец-то она здесь, но как же к ней обратиться? Ага, он скажет, что проверяет уровень здешнего обслуживания.

Когда отворилась дверь с женской пиктограммой и Джонатан оказался лицом к лицу со своей возлюбленной, он враз утратил способность говорить и двигаться. Перед Еленой стоял мужчина лет тридцати пяти, с бледным лицом и дрожащими губами. Стоял и таращился. У нее от лица отхлынула кровь, глаза полезли на лоб.

— Джонатан! — воскликнула Елена и бросилась к нему в объятия. — О Джонатан, я все эти годы ждала тебя! И вот ты здесь! — Она со счастливым вздохом положила голову ему на плечо. — Ты со мной.

— Но ты ведь не знакома со мной! Как такое может быть?

Она отступила на шаг, на лице появилось сочувствие.

— Ах, так у тебя, должно быть, это первый переход. Значит, то, что ты мне тогда говорил, правда.

— Первый переход? То есть я встречусь с тобой еще раз, в моем будущем… но в нашем прошлом? Как? Почему?

Миг назад Джонатан был уверен: уж коли ему удалось найти Елену, они вместе отныне и навеки. Похоже, рано обрадовался.

— Почему? — повторила она. — Вот вопрос, мучивший меня столько лет. Но лучше забудь про это! Мы же наконец вдвоем, и это важнее всего. Давай наслаждаться каждым мгновением нашего счастья, пока оно продолжается!

— Пока оно продолжается? — словно эхо, повторил Джонатан.

Она, посерьезнев, посмотрела ему в глаза.

— Ты мне уже объяснил однажды, что если в прошлом одного человека содержится будущее другого человека, неизбежно возникает определенная неопределенность, или неопределенная определенность. Это для того, чтобы не дестабилизировался континуум и продолжался нормальный ход вещей.

— Я сам тебе это сказал? — изумился он.

Елена кивнула.

— А ну-ка, позвольте, — буркнула непомерной толщины посетительница, которой понадобилось в туалет.

Джонатан, когда брал у Елены уроки физики, не получил оснований для предположения, что его более зрелая копия однажды станет ее супругом. Видимо, есть причина, не позволяющая ему прожить вместе с этой женщиной до самого конца. Быть может, более зрелая копия умерла, прежде чем самому Джонатану исполнилось восемнадцать. Вероятно, это произойдет в персональном будущем Елены, так что она пока ни о чем не знает. Если только он не рассказал в ее прошлом. Рассказал или нет? Неизвестно, поскольку это еще только должно случиться в его будущем…

— Эй, вы! Имею я право воспользоваться сортиром?

Елена шагнула назад, и незнакомка заслонила ее, заполнив телесами все пространство между собой и Джонатаном. Точь-в-точь солнечное затмение. Но вот перекормленная особа не без труда добралась до желанной двери; затмение прошло, оставив перед Джонатаном… пустую стену! Неужто эта глыба уволокла с собой Елену, прилипшую, как нечаянный лист прилипает к хищнику?.. Джонатан перестал видеть Елену, и она тотчас исчезла. Как такое могло случиться?

Он дрожал, пребывая в полном замешательстве, панике и одиночестве. Обрести возлюбленную и сразу же потерять ее, потому что какой-то тетке приспичило в туалет?! Елена действительно была здесь, реальная и осязаемая, но случайное вмешательство толстухи дестабилизировало континуум. Слишком большая масса заняла ограниченный объем пространства, и возросла неопределенность. Наверное, дело в этом.

Джонатан вернулся к столику, где лежал раскрытый детектив «Меня целует смерть», и обессиленно опустился на стул. Какое-то время он тупо смотрел на дверь, мечтая, что Елена снова войдет в «Макдоналдс», будто реальность способна вот так запросто взять да и перезагрузиться за несколько минут. Вместо Елены появилась бабища пожирнее прежней, вкатилась на инвалидном кресле. В сравнении с нею Джонатан показался себе ненастоящим, словно ему недоставало плотности.

Выходит, «Макдоналдс» не самое подходящей место для встречи с Еленой. Боже, почему Елена задержалась возле туалета?! Они могли бы рука об руку выйти на улицу, там свободного места хоть отбавляй.

Исчезновение Елены означает, что ее сегодняшнее присутствие в «Макдоналдсе» было лишь вероятным. Высокая вероятность, может быть, 99,9 %. Но одна сотая процента невероятности, которую привнесла в реальность ходячая гора сала, — как черная дыра во Вселенной. Вполне возможно, в данный момент Елена находится в другом месте, одном из тех, где она обычно бывает. Допустим, она не знает о своей встрече с Джонатаном, но вспоминает о нем и ломает голову над вопросом «почему?».

Теперь перед Джонатаном возникла совершенно иная картина мира. Получила объяснение его способность перемещаться благодаря силе воли в альтернативную временную шкалу, а еще наконец-то решилась загадка, почему в стиральных машинах пропадают носки…

Очевидно, существует бесчисленное множество временных шкал, каждая из них обладает большей или меньшей степенью вероятности — но абсолютной вероятности нет ни у одной. В самых маловероятных шкалах человеческая раса может состоять из мыслящих динозавров, а небо там зеленое-презеленое. В просто маловероятных системах хронокоординат флуктуация превратит вашего приятеля в женщину, а любимую кошку — в игуану. Наиболее вероятные шкалы могут быть стабильны, но эта стабильность не абсолютна, и вы, положив в стиральную машину двадцать носков, достанете девятнадцать. Возможны самые дикие случайности. Например, малютка по имени Рубиновая Желейная Конфетка с улицы Горностаевой, дом 52, напишет свой адрес на воздушном шарике и отпустит его в небо, а потом он будет найден в двухстах милях, на Горностаевой, 52, в другом городе, другой девочкой того же возраста по имени Рубиновая Желейная Конфетка. Так что Джонатан стал очень невероятным в своей временной шкале и очень вероятным в этой.

Теперь он знает, что Елена здесь, а она знает, кто такой Джонатан. Так почему бы не дать в местную газету объявление? Хотя нет, он же должен перенестись в ее прошлое и предупредить насчет неопределенностей — сделать это необходимо потому, что так уже было. Если он не побывает в прошлом, неопределенным может стать все на свете.

* * *

Как и в предыдущем «Макдоналдсе», он закрыл глаза и сосредоточился. А потом распахнул веки и убедился: «Макдоналдс» все тот же, однако персонал незнакомый, посетители новые и цены существенно ниже, почти на двадцать процентов!

Он прошел в мактуалет, глянул в зеркало и ахнул от изумления. Ему на добрый десяток лет больше! Но затем Джонатан припомнил, как недавно почувствовал себя повзрослевшим.

Похоже, путешествие вспять во времени имеет свою цену, и эта цена — пропорциональное старение. На сей раз верность любви обошлась Джонатану в десять лет молодости. Недешево, мягко говоря. Но есть и один плюс: здесь, в прошлом, не так уж много перекормленного народу. Среди посетителей «Макдоналдса» таковых, пожалуй, четверть, а не треть.

Он вспомнил про детектив «Меня целует смерть» и заглянул в мусорную корзину. Конечно, этой книги десятью годами ранее здесь быть не могло, но вместо нее Джонатан обнаружил «Кладезь турецкой мудрости, или Отец всех турецко-английских словарей пословиц и поговорок». Задняя обложка была оторвана вместе с сотней последних страниц — возможно, кто-то в них сморкался или вытирал жирные руки.

Так началось двухнедельное сидение на макгазировке и пословицах: «Когда приходит любовь, уходит рассудок», «Некрасивая жена дом приберет, красивая по свадьбам гуляет»…

На пятнадцатый день явилась Елена, и было ей чуть за двадцать; она прямиком направилась в туалет. Джонатан поспешил занять пост у двери, сторожко озираясь, не приблизится ли какой-нибудь толстяк. Едва Елена вышла, он загородил дорогу.

— Вы меня не пропустите? — вежливо спросила она.

Не узнала! Слава богу, не придется забираться еще дальше в прошлое.

— Прошу извинить, — сказал он. — Я инспектор, проверяю качество Макдоналдсовских туалетов, провожу опрос посетителей. Не уделите ли минутку? Всего пара вопросов. Во-первых, — торопливо импровизировал он, — вы ходили по-маленькому или по-большому?

О господи! Он наслушался разговоров мамаш с их чадами. А сам, кажется, уже целый век ни с кем нормально не общался.

— Извращенец! — возмутилась Елена, а затем ее лицо побледнело. — Джонатан…

— Вы меня знаете?

«Уж лучше так, — подумал он, — чем предстать перед ней в роли извращенца».

— Этого просто не может быть! Галлюцинация! Дайте же пройти наконец!

— Любимая, не надо волноваться, все в порядке…

Он пытался силой удержать Елену, но она вдруг остановилась сама.

— Твой запах! Я его где угодно узнаю. О боже мой, я сплю, все это снится…

— Нет, счастье мое, ты не спишь, успокойся. Представь, что ты зачарованная принцесса, и позволь галлюцинации тебя спасти. Галлюцинация обожает тебя.

Елена закрыла на секунду глаза, а потом заплакала.

— Такое не может произойти в реальности. Я, наверное, умерла!

— Ты мне нужна живой. В смысле, ты живая, и ты мне нужна. Я здесь, между прочим, неделями просиживаю, макводу пью… Не плачь.

— Потому что мои слезы — не маквода? — Она захохотала как безумная. — Ты молод! — И Елена пустилась в пляс.

А он-то думал, что выглядит на десять лет старше.

Для достижения стабильности и повышения вероятности он торопливо рассказал возлюбленной про определенную неопределенность и неопределенную определенность, теми же словами, что услышал от нее, — как будто читал молитву или заклинание. Скоро они окажутся у него в гостинице или у нее в квартире, лягут в постель…

Джонатан допустил серьезную оплошность, перестав уделять внимание окружающему. И вдруг раздалось:

— С дороги!

Ему и воздуха-то едва хватило на два слова, этому одышливому голосу, и все равно он звучал воинственно и предварял столь же агрессивное действие, обусловленное не то инерцией движения, не то шовинизмом толстяков. Огромные ручищи, за которыми следовала циклопическая туша, вторглись между Джонатаном и Еленой, разделили их. Когда затмение прошло, Елена исчезла.

Джонатан, убитый горем, вернулся за стол. В краткий миг их свидания Елена явно удивилась тому, как молодо он выглядит по сравнению с Джонатаном, которого она встречала в своем прошлом. Так что же это, он обречен сидеть в «Макдоналдсе» и зубрить турецкие пословицы, пока не постареет достаточно, чтобы, отправившись еще дальше в прошлое, прибыть (с учетом путешествия во времени) мужчиной более чем зрелым? Впрочем, последний скачок добавил десять лет к его настоящему возрасту: похоже, нет смысла выжидать еще столько же перед новым переходом.

Джонатан вызвал из памяти нестираемый образ — мертвое тело Елены после той страстной ночи, случившейся в его прошлом, которое для нее было будущим. Как же хочется быть совершенно чистым и прозрачным в ее глазах, ведь такова природа великой истинной любви — не должно быть никаких тайн друг от друга. Но ни в коем случае Елена не узнает о том, как она умрет, о том, какими будут ее последние, а его первые объятия! Подобные мысли причиняли ему душевную боль, однако при этом парадоксальным образом питали безграничную любовь и страдание от разлуки. Его тоска неудержимо росла и в конце концов превратилась в буйный лесной пожар. Как говорят турки в разделе «Yokluk», или «Отсутствие»: «Hasret ateşten gömlektir, тоска — огненная рубашка».

Постепенно он забыл и про время, и про возраст. Закрыл глаза и сосредоточился. И еле расслышал:

— Эй, мимо вас мое кресло не проезжает.

* * *

Цены в «Макдоналдсе» упали еще ниже. «Отец всех словарей» исчез, хвала Аллаху, и в заведении Джонатан заметил только одного посетителя с избыточным весом.

Как вынырнувший из воды пловец, Джонатан провел рукой по волосам и понял, что их осталось немного. Зашел в мактуалет посмотреться в зеркало: на него взглянул Джонатан лет шестидесяти. А может, пятидесяти восьми или шестидесяти двух, точно не определить. Похоже, движение против времени сравнимо с разгоном до скорости света. В пространстве чем сильнее ускорение, тем больше масса, и вот уже по весу вы сущий исполин, тогда как на внешности это не отражается. Что же до путешествия во времени: чем дальше вы забираетесь, тем быстрее стареете. Еще пару лет в прошлое, и Джонатан, возможно, превратился бы в столетнего старца. И куда, спрашивается, уходит его непрожитая жизнь? Должно быть, служит топливом для хронопутешествий. А ведь Елена теперь еще моложе; мыслимо ли, чтобы Джонатан показался ей сексуально привлекательным?

И к тому же Джонатан шестидесятилетний среди молодых посетителей «Макдоналдса» смотрится неуместно. Наверное, кажется им этаким макпедофилом.

Вот еще одна задачка: как сохранить должную бдительность, не привлекая к себе внимания постоянными поворотами головы?

На выручку в который раз (а может, все-таки в первый?) пришла мусорная корзина, наводя на мысль о том, что судьба пока Джонатану благоволит. Выброшенная кем-то книга называлась «Разъяснение правил гольфа».

«Гольф — игра одиночек», — утверждала книга. Ну, в точности как его поиски Елены!

«Гольф — игра сложная, но это потому, что такой ее делаем мы. В душе человека, когда он собирается ударить по мячику, поднимаются все его подавленные желания и страхи. Демоны эти частью придуманы им самим, частью вызваны в воображении сложностью предстоящей игры…»

Да, разумно. Необходимо успокоиться.

«Знай свой мячик».

Тоже добрый совет. Но Джонатан не сомневался: свою возлюбленную он узнает в любом возрасте. Даже тринадцатилетней!

Помолодеть еще хоть чуть-чуть он ей не позволит, во имя приличий, пусть даже и сам будет дальше стареть.

«В гольфе иногда нужно вбросить мяч, чтобы он вернулся в игру. Вы стоите прямо, держите мяч вытянутой рукой на уровне плеча, а затем отпускаете его. Мяч не должен до падения на землю коснуться человека — будьте осторожны, если у вас большой зад, а то заденете ягодицу и придется вбрасывание повторять».

Неделями, а то и годами просиживать на макстульях — это, конечно, нижней части туловища не на пользу, но что тут поделаешь? Не заниматься же в мактуалете ритмической гимнастикой или йогой.

К счастью, прошло всего лишь десять дней, прежде чем в «Макдоналдс» заглянула юная, но вполне узнаваемая Елена с подружкой — на сей раз не по нужде, а чтобы подкрепиться. У каждого подростка в жизни бывает период, когда верится, что «быстрая еда» не навредит. Джонатан, научившийся терпеливо ждать, смотрел, как Елена пачкает губы кетчупом и медленно сосет через соломинку молочный коктейль, сама не ведая о том, что великолепно играет роль воплощенной чувственности. По прикидкам Джонатана, ей было не больше семнадцати. Она выглядела абсолютно невинной, но в глазах уже посверкивали искорки, которые спустя годы превратятся в так восхищавший его лучистый свет. Происходящему не было прецедента в мировой истории: мужчина смотрел на девушку, которую встретил однажды и полюбил на всю жизнь, — и смотрел задолго до того, как случилось и то, и другое. Чтобы правильно описывать подобные ситуации, наверное, нужно придумать новое время глаголов.

Джонатан побаивался мактуалетов, на поверку они оказались коварными разлучниками, да и в любом случае были неромантичными, хоть и подвергались ежечасной уборке.

Пробудить в Елене любовь к далеко не молодому мужчине — задача явно не из простых. Если сейчас Джонатана постигнет неудача, весь пузырь реальности, в котором он прожил большую часть своей жизни, может раствориться, превратиться в ничто, не оставить во Вселенной следа даже такого ничтожного, какой остается от лопнувшего мыльного пузыря.

Ко всему прочему, Елена пришла не одна. Если к подобной компании вдруг приблизится старик, это вызовет смущение, или хихиканье, или даже визг.

Когда Елена покинула макздание, он последовал на приличной дистанции, притворяясь, будто увлеченно читает книжку про гольф. А узнав, где живет любимая, Джонатан направился в индийский ресторан. Ну наконец-то можно поесть по-человечески!..

Елена знала о том, что она девушка особенная, и это знание было для нее источником беспокойства. Большинство подружек уже обзавелись ухажерами, остальные пребывали в поиске. Почему же ее никто не интересует? Она не имела ни малейшего представления, кем могла бы увлечься, зато четко знала, кто ее увлечь неспособен. Похоже, мир полон совершенно неинтересных парней. Может, дело в том, что психологически мальчики взрослеют позже, чем девочки? Как бы то ни было, ей остается только ждать, стараясь получше разобраться в самой себе, понять, чего на самом деле она хочет от жизни и от мужчин. Пока же нерастраченная энергия юности помогала ей мириться с великой загадкой.

Каждое воскресенье Елена приходила обедать к родственникам. Она обожала борщ и капустняк, какие только бабушка и умела варить, а на второе — вареники с творогом или галушки полтавские. Но от чего она вообще была на седьмом небе, так это от драников, известных еще как деруны. Эти картофельные оладьи готовятся по особому рецепту, и ясное дело, их надо запивать взваром, освежающим напитком из ягод.

И вот в одно погожее воскресенье Елена встретила там нового гостя. Дедушка с бабушкой были очень общительными, хотя, как это свойственно большинству старичков, предпочитали иметь постоянный круг друзей; новые знакомые в их жизни появлялись редко. И вот, пожалуйста, одно из таких исключений.

Этот человек подружился с дедушкой в городском гольф-клубе. Дедушка и его приятели там играли в шахматы, поскольку к мячикам и лункам их теперь не подпускали одышка и артрит. Люди, полюбившие атмосферу клуба, переучились в шахматистов. Незнакомец, похоже, в гольфе разбирался отменно, хоть и не имел клюшек; вскоре выяснилось, что ему идеально подходят и шахматы.

Когда вы идете обедать к дедушке с бабушкой, вы не ждете оригинальных бесед и всего такого, вам подавай уютную привычную обстановку. Однако этот обеденный разговор выдался более чем оригинальным, со странными рассуждениями о природе времени и даже с турецкими пословицами, такими как «vakit gelmeden horoz ötmez — раньше времени петух не кукарекнет». Но вот настала пора гостю уходить, и Елене сделалось чуточку стыдно — не запомнила имя, когда он представлялся.

Пожимая ему руку на прощание, она наморщила лоб и сказала:

— Мистер…

— Зовите меня Джонатан, — ответил гость и как-то странно, с таинственным значением заглянул ей в глаза.

Впрочем, Елена в тот же день забыла об этом человеке.

Но через неделю он появился снова.

Месяц следовал за месяцем, и Елена привыкла к присутствию Джонатана на воскресных обедах в доме ее дедушки и бабушки. Дедушка в нем уже души не чаял. Казалось, в шестидесятилетнем теле жил самый что ни на есть юный дух. Да к тому же умудренный, с очень интересным взглядом на природу вещей. И это очень помогло Елене разобраться в своих собственных представлениях о мироустройстве.

Не то чтобы Джонатан поучал и наставлял, скорее, она сама находила идеи, для которых пока не было слов. Елена чувствовала, что развивается; она даже не заметила, как стала с нетерпением дожидаться воскресений.

Нельзя сказать, что у ее эволюции был жесткий график. Тот, кто слишком быстро познает себя, разве не доказывает тем самым свою заурядность?

Однажды ей выпал шанс увидеться с Джонатаном вне лона семьи. Он где-то раздобыл два приглашения на закрытый просмотр в галерею современного искусства, и Елена с радостью ухватилась за возможность услышать его мнение на свежую тему.

Выставка представляла собой хаотичное нагромождение разбитых или разобранных часов, на которых лежали мертвые куры: одни в перьях и со втиснутыми в клювы вареными яйцами, другие ощипанные, а третьи даже зажаренные. Всех их обработали специальным составом против гниения. Комментарий Джонатана был таков:

— Vakitsiz öten horozun başini keserler.

— Петуху, кукарекающему не вовремя, отрежут голову? — Елена его понимала с полуслова.

— А после, — добавил он, — tempus fungus.

Да, эти мертвые птицы непременно покроются плесенью. К ним приблизилась молодая женщина с подносом куриных ножек и перепелиных яиц.

— Куд-куд-кудах, — сказал он.

— Фу, — скривилась Елена.

— Так, может, двинем куда-нибудь, посидим за чашкой латте?

Таким образом нужда в выставке, как в предлоге для встречи, отпала, и это позволило им без промедления переместиться в кафе и завязать там оживленную беседу на темы, очень далекие от кур.

С того дня они часто встречались в городе. Общаясь с Джонатаном, Елена все лучше постигала себя. Этому процессу весьма способствовала проницательность собеседника, хотя, как часто бывает, каждое новое открытие порождало очередные загадки. А однажды за обедом в пакистанском ресторанчике она порывисто произнесла:

— Так и подмывает задать один вопрос, вот только боюсь, ты сочтешь это вторжением в личную жизнь.

— Не волнуйся, — ответил Джонатан, — обидеть меня ты попросту не в силах.

— Ну ладно, тогда чисто гипотетически. Тебе когда-нибудь приходила мысль заняться любовью с кем-нибудь моложе тебя?

— Ты спрашиваешь, способен ли я испытывать интерес к особе противоположного пола, которой лет намного меньше, чем мне? Или подразумевается некая моральная установка, не позволяющая заняться с этой особой сексом?

— Ну, не могу сказать точно. Может, и то, и другое.

— Елена, взрослому мужчине никогда не перестанут нравиться молодые женщины, по крайней мере пока у мужчины жив мозг. И мне не припомнить серьезного закона, запрещающего подобный интерес.

— А ты, когда до любви доходит, разве подчиняешься каким-то законам?

— Есть такой закон, персонально для меня предназначенный. Наверное, у него генетическая природа. На своем веку я способен влюбиться один-единственный раз. И когда найду свою женщину, все прочие перестанут меня интересовать.

— Вот даже как, — протянула Елена. — Должно быть, это очень везучая женщина.

— И я так считаю. Но, предположим, она даже не знает о моем существовании.

Елена рассмеялась.

— Шутишь!

— В этом случае я бы остался девственником. Который нынче год? Гм, я абсолютно уверен, что лишусь девственности в ближайшие сорок лет. Вероятно, ты тогда будешь в моем нынешнем возрасте. Наша Вселенная горазда на шутки. Ты, Елена, тоже создана для того, чтобы любить одного человека.

— Откуда ты знаешь?

— Я очень хорошо помню будущее.

Она снова рассмеялась.

— А ты забавный.

— И не только я. Забавна вся наша жизнь.

— Любопытная точка зрения.

— То же самое и с большинством трагедий — в основе своей они забавны, это и мешает им быть по-настоящему смешными.

— Так, значит, наша жизнь — трагедия?

— Елена, жизнь — это мать, вернее, матрешка всех трагедий. Раскрой самую большую куклу, и в ней обнаружится несколько драм, одна меньше другой. Вот что в конечном счете делает нашу жизнь забавной.

— Но ведь жизнь может быть и прекрасной трагедией.

Он кивнул:

— Если правильно ее истолковать.

— Ты прожил намного больше моего. И какова же твоя жизнь в правильном толковании?

— Все, что от меня зависело, я сделал.

— И доволен?

— Не жалуюсь. Да и какой смысл пенять на судьбу?

— Надеюсь, когда-нибудь и мне удастся правильно истолковать свою жизнь.

— Не сомневайся.

— Откуда такая уверенность?

Джонатан подмигнул.

— Побывал в будущем, подглядел.

Она, конечно, опять рассмеялась.

— Я тоже побываю в будущем. Вернусь и скажу, был ли ты прав.

Пришел черед улыбаться Джонатану.

— В этом нет необходимости. Я буду рядом, когда ты состаришься, и услышу твой вердикт.

— Любишь мечтать, как я погляжу.

— Разве не мечты формируют реальность?

— Похоже на штамп.

— Мечта — штука достаточно древняя, ей позволительно быть штампом. Да и время нынче такое: нелегко мечте казаться оригинальной.

— Всегда-то у тебя наготове ответ. Не даешь собеседнику шансов закончить разговор, оставив за собой последнее слово.

Но что это вдруг омрачило его взор? Уж не тень ли душевного страдания?

— Последнее слово… — вздохнул он. — Оно прозвучит в финале матери всех трагедий.

— То есть по-настоящему это может случиться лишь один раз?

— Одного раза больше чем достаточно. Ведь он содержит в себе все остальные трагедии.

— Кажется, понимаю.

— Нет, пока еще не понимаешь. Но с этим спешить не следует.

— Допустим, — с лукавством произнесла она, — ты опять прав.

— Правота не всегда означает удовольствие.

— А заняться любовью со мной, — дерзко спросила Елена, — можно лишь при условии, что это будет удовольствием?

— Неизбежностью, вот самое подходящее слово.

Сильного обоюдного влечения Елена, разумеется, не исключала. Но чтобы их любовь стала неизбежной…

Время текло, как ему и свойственно, и то, чему надлежало произойти, рано или поздно происходило. Или не происходило. В этом времени оно произошло.

* * *

Елена с Джонатаном побывали во многих экзотических ресторанах, а однажды вечером впервые оказались у Джонатана в квартире. Он пообещал заткнуть за пояс все эти заморские кухни, по крайней мере попытаться. Над столом излучали мягкий свет две высокие свечи. Блюда, как и говорил Джонатан, получились изысканными. Едва ли можно воздать кулинару достойную хвалу, описывая эти кушанья, ведь читательские вкусы не обязательно совпадают со вкусами героев и авторов рассказа. Однако мы не удержимся от соблазна упомянуть морских ежей с листьями зеленого салата, поскольку ежи эти смахивали на коричневые губы, а пахли, как океанский берег в час отлива.

Джонатан сидел напротив и пристально смотрел на Елену, и было в его взгляде нечто особенное, только-только начавшее проявляться. Счастье? Или, может быть, меланхолия? Или свет был слишком слаб, не позволял отличить печаль от радости? А может, Елена слишком налегла на «Красный парадокс»? Лишь одно она знала наверняка: в ней самой разгорается страсть. В ее глазах Джонатан вдруг претерпел дивную метаморфозу, и вот уже не старика она видит перед собой, а личность, исполненную богатейшего смысла, который даже вряд ли поддается объективному изучению. И сколько женщин вот так же неожиданно для себя заглянуло бы в эту бездну таинственной красоты, проживи Джонатан свой долгий век не куцыми урывками?

Впрочем, зачем гадать? Сейчас Елена — единственная на свете, способная постичь эту красоту во всей ее чудесной целостности. Приятно было думать, что она уникальна, тогда как все прочие женщины ослеплены банальностью, и для них Джонатан — обычный мужчина шестидесяти с чем-то лет.

И не могло быть никаких сомнений в том, что ее саму Джонатан понял досконально. Ничего общего с прежними собеседниками: каждое его слово предназначалось для Елены такой, как она есть, адресовалось самой ее сущности, а не малозначительной симпатичной внешности. И слышал он то, что она говорила на самом деле; другие же воспринимали только приятное для их ушей, только совпадающее с их неоспоримым закоснелым мнением.

Их связь стала подлинно духовным явлением, настоящим родством душ. Большинство людей можно сравнить с плывущими в земной атмосфере мыльными пузырями. Шарики эти блуждают, не выбирая пути, то и дело налетают друг на друга, иногда два срастаются в один большой и блестящий. Рано или поздно все они лопаются, рассыпаются ничтожными микробрызгами. Но пока существует яркий пузырь, это не играет абсолютно никакой роли.

Когда же стал неизбежным первый поцелуй? Заметило ли время, как он торжественно освятил вечную любовь? Уловило ли пространство, как он уничтожил все расстояния? Ах, ну почему всякий вопрос о любви звучит так банально и пошло?

А потом поцелуи стали долгими и изобретательными, и комната превратилась в одну огромную мягкую постель, и одежда обернулась бесполезным пережитком. Уже ничто не могло вторгнуться в теплый и нежный мирок Елены и Джонатана; созданный ими уютный пузырь был непроницаем для внешних событий.

Джонатан уделил внимание каждому сантиметру кожи Елены, прежде чем отдать дань ее главному сокровищу. Жар внутри пузыря достиг своего апогея.

— Как же я заждалась, — прошептала Елена и удивилась собственным словам.

В параметрах объективного времени ожидание было недолгим, но оно вдруг показалось вечностью.

— А я тебя ждал всю жизнь, — так же тихо сказал Джонатан.

И это было сущей правдой, пусть даже его десятилетия сгорели в топке времени.

— Мне уже давно кажется, будто ты во мне. Давай же заполним промежуток между воображаемым и реальным.

— Да! Да!

Ласки были долгими и сладостными и наполняли Елену чарующими эмоциями. Вдруг она закричала, изо всех сил прижимая к себе Джонатана.

Потом они не спешили разомкнуть объятия, лежали, обмениваясь телесным теплом и нежными словами.

— Я люблю тебя, Джонатан.

— Я тоже тебя люблю.

— Вот ты и лишился девственности наконец, — сказала она с очаровательной улыбкой.

— Я не лишился, а, наоборот, вернул, — возразил он. — Расставаться с ней еще рано.

— Ты так забавно всегда говоришь.

— А ты бы предпочла, чтобы я говорил трагично?

— Джонатан, мне не с кем сравнивать, но ты, конечно же, великолепный любовник.

— У меня была хорошая учительница, и эта учительница — ты.

Елена с нежностью вгляделась в его глаза, у нее запылали щеки.

— Хочу тебя, — прозвучал призыв из самой глубины ее души.

И снова они занялись любовью.

Елене вспомнилось, что у мужчин с возрастом слабеет потенция. Вот уж напраслина! По крайней мере, у ее Джонатана с мужской силой полный порядок.

На смену этой мысли очень скоро пришли самые что ни на есть атавистические желания, и снова она закричала, когда ее Вселенная превратилась в синоним неописуемого наслаждения. До чего же, оказывается, прекрасна жизнь!

И весь остаток ночи они, презрев бесполезный сон, обнимались, целовались, болтали о пустяках, шутили, любили.

При первых лучах рассвета Джонатан вновь исполнился страсти, и Елена решила, что она счастливейшая женщина на свете. Казалось, возлюбленный забрал всю силу космоса и отдал подруге в первую же ночь ее юной любви. Он — полюс, к которому притягивается растворенная в мире нежность; он — насос, ритмично перекачивающий энергию в одну-единственную женщину, снова и снова доводя до извержения этот вулкан радости и удовольствия. Сама Вселенная полюбила Елену, а предъявить доказательства своего чувства доверила Джонатану.

И тогда Елена поклялась любить Джонатана вечно.

Внутри нее взорвался его оргазм как раз в тот миг, когда она сама уже добралась до пика блаженства. И крики обоих слились в первобытную мелодию — ей, дикой и волшебной, звучать бы и звучать без конца в этом пузырьке времени…

Но тут раздалась фальшивая нота — у Джонатана из горла вырвался придушенный хрип. Возлюбленный вдруг тяжело навалился на Елену и обмяк.

— Джонатан?..

Нет ответа.

— Джонатан!

Теперь Елена все поняла и закричала, как никогда в жизни. И на этот раз она кричала не от наслаждения.

* * *

Спустя годы после того как Елена увиделась в «Макдоналдсе» с помолодевшим Джонатаном, выслушала сумбурное предупреждение насчет определенности и неопределенности и нашла забытую им книжку с турецкими пословицами, она дала себе слово изучать физику до тех пор, пока не разберется с природой времени.

А когда новая встреча с возлюбленным сорвалась по вине упитанной посетительницы, Елена обнаружила детектив «Меня целует смерть».

Ее целовал Джонатан. Он ее и женщиной сделал, прежде чем умереть. Для нее он стал бессмертным, как и их любовь. Но с ним случилось то, чего не случалось больше ни с кем на свете: он покинул сей бренный мир еще до того, как родился. Его больше нет рядом, он отправился в далекий неведомый путь — и как же ей пережить разлуку?

Возможно, это удастся понять, когда минуют промежутки времени между их встречами. Ничего не поделаешь, особая любовь требует особых жертв: так было с Элоизой и Абеляром, с Тристаном и Изольдой. Ждать и надеяться на лучшее — разве не этим живет большинство из нас?

И ни в коем случае нельзя до срока искать встречи с Джонатаном!

С удвоенным усердием она занялась физикой, между делом прочитала «Меня целует смерть» и «Отца словарей». У разделивших великую, истинную любовь не должно быть тайн друг от друга, и все же Елена позаботится о том, чтобы эти книги не попались на глаза Джонатану. Если он их прочтет в юном возрасте, что скрасит ему потом ожидание в «Макдоналдсах»? Не зубрить же макменю, в самом-то деле.