П'тери вышел из своего корабля-разведчика к наступлению ночи и ожидал появления Шавони под колючими звездами пустыни.

Военная полиция всполошила весь комплекс, побуждая к активности русских и американцев.

Инопланетянин стоял с видом тоскливым и тревожным. Но когда он заговорил, в его голосе ощущались скорее беспокойство и раздражение, чем ностальгическая грусть.

— Что касается нашей сделки…

— Вы не хотите пройти в здание, П'тери?

— Здесь просторнее. К тому же я прекрасно вижу в темноте.

— Как пожелаете. У нас для вас сюрприз — человеческий труп на льду. Перенести его на борт?

— К трапу. Сферцы заберут его.

— А нельзя ли нам подняться на ваш корабль? Очень было бы любопытно.

— Технология только в обмен.

Коммерческий педантизм пришельца начинал действовать на нервы. Шавони подозревал, что эти существа действительно одержимы какой-то извращенной разновидностью любви — точно Абеляры внешнего космоса, изувеченные философы, преследующие свою Элоизу в ином измерении. И крутили они свой роман, точно роботы или привидения.

— Но труп, П'тери! Что вы скажете насчет трупа? Разве он не стоит того, чтобы краешком глаза взглянуть на ваш корабль?

Инопланетянин энергично потряс головой — сознательно реконструированный жест, вызывающий скрип в его анатомии.

— Нет. Потому что труп — необходимое вспомогательное звено, подпункт основной коммерческой сделки. Мы должны получить представление о способе извлечения мозга из тела. Вы готовы провести такую операцию?

— Думаю, нет. Дайте нам пять лет и…

— Пять лет? Но это смешно!

— Нет, вы меня неверно поняли. Я не имею в виду — ждать. Я имею в виду — за пять лет наши доктора научатся содержать мозг в изоляции. Психологические проблемы — твердый орешек, который еще предстоит раскусить. Скажите, П'тери, а если мозг начнет сходить с ума в изоляции, как в каменном мешке? Ведь они люди — и мы имеем право знать, что ждет наших… собратьев.

— Мы не собираемся причинять вред своей собственности. Все мозги будут иметь сенсорные связи с внешним миром. Конечно, они будут находиться в неподвижном состоянии. Но при этом они не будут оставаться без дела. До помещения в Языковую Луну им предстоит изрядно поработать. Вас волнуют проблемы их отдыха и сна? Для них будет предусмотрено все, в чем нуждается человеческий мозг. Учтите: мы, сферцы, имели дело с разумами тысяч цивилизаций — обитателей космоса, воды, воздуха и земли. Развлечения? У нас достаточно записей вашего телевидения, передач, которые будут демонстрироваться перед их глазами…

— У них останутся глаза?

— Глаза обычно являются неотъемлемой частью мозга — так обстоит дело с представителями семейства гоминид. Разве вы исключение? Мы должны проверить мертвеца. Перенесите его к трапу.

— Конечно, П'тери. Но все же, думается, труп стоит осмотра корабля.

— Почему вы, люди, не можете честно вести сделку? Если бы у вашей цивилизации существовал культ мертвых, как у пылевых китов Ксоргиля, тогда другое дело. Эти пылевые киты — представители живых существ, обитающих в тончайшей пыли яркой туманности, буксируют своих умерших в область звездного сжатия, гравитации, где их мертвецы могут окончательно переродиться в материю звезды и возродиться звездным светом. Поскольку они соблюдают такой культ, их мертвецы стоят дороже. Но ваша культура не заботится о трупах. И лучшее тому подтверждение — ваши передачи! А то, что не имеет ценности для вас, не может иметь ее и в сделке. Разве не ясно?

Шавони крикнул через головы внимавшей этим словам толпы:

— Эй, там, выносите тело к подножию трапа! Они сами заберут его.

— Что ж тут ясного? — пробурчал какой-то русский ученый. — Выходит, мы самые последние в космосе? С кем можно торговать стеклянными бусами, как с вашими утыканными перьями индейцами, которые меняли на бусы драгоценные кожи и скальпы. Как же мы примитивны, в самом деле! Какая ирония диалектики! И все же как естественно, что человеческий дух противостоит такой эксплуатации, такому обирательству, видя перед собой звезды и владычество над природой!

— Похоже, другие существа уже овладели природой и эффективно используют ее в своих целях, — вздохнул американец. — Так что, может, мы еще должны быть благодарны им за то, что им потребовались наши мозги. Даже если они покупают их, точно яблоки в уличном ларьке.

— Напоминаю вам, почтенная публика, — вмешался Шавони, — что ценник, который мы прикрепим к человеческому мозгу, может стать билетом к звездам.

— Это если что-нибудь выгорит на Амазонке, — хмыкнул пожилой астроном из Калифорнии.

Мешковидные уши П'тери вновь раздулись, внимательно профильтровывая этот обмен информацией.

— Сколько еще ждать этого супермозга самовнедрения? — придирчиво поинтересовался он.

— Скоро, скоро, — успокоил его Шавони.

П'тери вновь вскинул руку — с властным и безапелляционным жестом. Было это иллюзией — или ладонь действительно светилась в темноте?

— Что за проволочки? Я слышал такое земное выражение «пудрить мозги». Вы не этим занимаетесь перед их продажей?

— О господи!

Глаза Шавони забегали по толпе в поисках тихони из Управления национальной безопасности, который отвечал за связь с Бразилией.

— Мистер Сильверстон, изложите, пожалуйста, ситуацию, согласно последним сводкам.

Сильверстон смотрелся низкокалорийным сухариком среди румяных русских караваев. Явно смущенный числом присутствующих, он докладывал:

— Ниагара еще не пала, мистер Шавони. Согласно нашим подсчетам, понадобится по крайней мере двадцать часов после взрыва для эвакуации группы из Франклина. Самолет и сейсмографы в состоянии готовности… — Он замялся. — Вероятно, следует упомянуть, что активность партизан в этом районе резко повысилась в последнее время. Остается только ждать последствий…

— Как видите, П'тери, мы делаем все, что в наших силах, — с вызовом заявил Шавони.

Уши П'тери вновь изменили форму, когда он сосредоточился на алых проводках.

— Сфера предлагает премию. Вам будет позволено подняться на наш корабль со своим записывающим оборудованием. Но только в том случае, если супермозг самовнедрения прибудет в течение сорока восьми часов земного времени. Ну а теперь, как мы решим вопрос с обычными мозгами?

— Об этом позаботятся, и немедленно. Вам будут предоставлены английские, русские, японские, эскимосские, вьетнамские и персидские языковые экземпляры — в соответствии со списком доктора Соула.

Первое путешествие Нобору Ицанами, моряка торгового флота, из родного дома на японских островах привело его прямиком в Сан-Франциско. Он прошел через Золотые Ворота, где стояли, в последний раз оборачиваясь лицом к городу, самоубийцы. Это показалось ему великим «тори» у входа в гробницу американской мечты.

Нобору сел в подъемник до Бухтовой Башни и отмотал половину барабана до самого верха. Затем он направил стопы в район японской резиденции, попутно умиляясь тесным улочкам и пестрым магазинчикам. Его приводило в восторг, что американский город столь многим напоминает Японию. Он съел чашку жареной лапши «соба» в ресторане «Терико», в витрине которого разместилась целая выставка пластиковых муляжей блюд японской кухни. Покинув гостеприимный «Терико», он почти тут же встретил двух земляков. Один из них оказался эмигрантом не то второго, не то третьего поколения, который чудесным образом нe забыл еще японский язык.

— Ээго сукоси мо вакаранаи? Нет, Ллойд, ни хрена не понимает по-нашему. Ано нэ, кицуке но тамэ ни иппай йяро, йоши? Я спрашиваю его, не хочет ли он пройтись с нами, погулять по городу? Тиетто сокорахен мадэ.

Нобору забеспокоился, не будет ли он помехой двум гостеприимным сан-францисцам, желавшим показать ему город.

— Не берите в голову. До-иташимашитэ. Аната но кейкен но оханаши га кикитаи но дэсу. Говорю, мы бы очень хотели послушать рассказ о его путешествиях. Такой же, как и те, Ллойд, все они из одного теста!

Нобору представился с коротким учтивым поклоном.

— Ватакуши ва Ицанами Нобору дэсу. Дооцо йорошику!

Они свернули в восточном направлении, на Постстрит, то и дело расплываясь в улыбках.

— Гайкокунго ва дамэ дэсу кара нэ! — Нобору сморщил нос, принося извинения.

— Похоже, он ни черта не смыслит в иностранных языках, Ллойд. Короче, наш парень.

Приземистая машина «Скорой помощи» пробивалась по утопавшим в снегу улочкам Вальдеца, что на Аляске, торопясь к аэропорту. «Дворники» на ветровом стекле обозначили два четких веера в снежном пуху. Плосколицая, с пухлыми эскимосскими губами, женщина лежала на носилках, тяжело дыша раскрытым ртом.

— И на что понадобилось везти ее в такую погоду? — ныла медсестра. — Тем более она ни слова не понимает по-английски.

— Нашли какую-то переводчицу в Анкоридже, — бросил через плечо шофер.

— Да, вот еще проблема — ее муж. Как ему объяснить, что ее унесла железная птица? Туда, где не с кем поговорить и откуда она, может быть, уже никогда не вернется?

— Появился шанс достать искусственную почку. Это единственное, что может ее спасти.

— Даже не представляю, как эта несчастная выдержит все, что выпало на ее долю. К тому же искусственная почка — дорогое удовольствие.

— Может, это ее звездный шанс. Скажешь мужу, что все это — для ее спасения. Кто он? Простой рыбак?

— Да, рыбак. Ох, даже не знаю…

«Скорая помощь» мягко скользила сквозь снегопад.