Мисс Лафосс вышла в комнату – развевающаяся черная ткань, блестящий серебряный воротник и серебряный пояс, сияющие светлые волосы – как бледно-золотая корона. Мисс Петтигрю показалось, что мисс Дюбарри как-то поблекла.

«Ага! – подумала мисс Петтигрю, чувствуя ревнивую гордость. – Против природы искусство бессильно».

– Делисия! – вскричала мисс Дюбарри, вскакивая на ноги. – Я уж отчаялась тебя увидеть!

– Эдит, прошу, успокойся. Ты слишком возбуждена.

– Посмотрела бы я на тебя на моем месте.

– Ну, предположим, – сказала мисс Лафосс миролюбиво. – Со стороны, конечно, легко говорить. Однако как вы поладили с Джиневрой, пока я заставила тебя ждать?

– А, чудесно. Мы прекрасно поболтали. Я хвасталась, это всегда приятно.

– Нет же, – поспешила вставить мисс Петтигрю. – Вы всего лишь отвечали на мои вопросы.

– Я вам верю. Обеим, – улыбнулась мисс Лафосс.

– О, Делисия!

Мисс Дюбарри всхлипнула. Очевидно, все ее горести снова нахлынули на нее. Ее лицо искривилось, но мысль о косметике удержала ее на грани слез. Она присела на диван и попыталась взять себя в руки.

– Да, – сказала мисс Лафосс сочувственно. – Я готова слушать. Где же сигареты… А, вот они.

Она зажгла две сигареты, одну для себя и одну для мисс Дюбарри, и села рядом с ней.

– Ну, рассказывай.

Мисс Дюбарри жадно затянулась.

– Тони ушел.

– Не может быть!

Мисс Петтигрю присела в стороне, чувствуя себя лишней. Это был разговор между подругами, они сразу же забыли о ней. Ей захотелось встать и выйти, но просто покинуть комнату без единого слова было бы невежливо. В конце концов, мисс Дюбарри знала, что она здесь, поэтому нельзя было сказать, что она подслушивает. А уходить ей не хотелось. Напротив, ей хотелось узнать, кто такой Тони и почему он ушел от мисс Дюбарри. Ее также начало одолевать горькое, завистливое чувство – зачем же эти прекрасные женщины приоткрыли ей свой мир, полный чудесных приключений, на такой краткий срок.

– Так и есть, – кивнула мисс Дюбарри.

– Вы же и раньше ссорились.

– Да. Но не так, не по-настоящему. Я чувствую разницу.

– Понимаю, – сказала мисс Лафосс. – Так что все же случилось?

– Ну, ты же знаешь Тони. Он так ревнив, что стоит перекинуться парой вежливых слов с лифтером, и он уже подозревает измену.

– Да. Но нельзя не признать, что твоя пара слов обычно звучит очень… убедительно.

– Знаю, знаю. Привычка. Пока не добьешься определенного положения, это единственный способ, а потом очень сложно разучиться.

– Да, – снова согласилась мисс Лафосс.

– Но никого, кроме Тони, у меня нет! Ты же знаешь. И никогда не было. То есть в первый раз можно выйти замуж по деловым соображениям, но потом в этом нет уже никакого смысла, можно себе позволить и влюбиться. Я бы вышла за него замуж, если бы он позвал. Но он не зовет.

– Может быть, ему не хочется. В смысле, это для тебя все-таки жертва, что ни говори, – поступиться свободой, когда у тебя свое дело и достаточно денег. Тебе не обязательно замуж. Он, наверное, решил, что сделать предложение было бы наглостью с его стороны. А так, как сейчас… ну, видно, что вы друг другу нравитесь, но можете разойтись в любой момент, если что. Но замужество… Это серьезно. Он может решить, что заботится таким образом о твоих же интересах.

– Я думаю, именно это он себе и взял в голову. Почти уверена. Мое дело приносит мне больше, чем он зарабатывает. Но пусть бы он просто сказал, я бы поняла! Если бы хоть намекнул, что для него это серьезно. Я бы тогда его быстренько уломала.

– Странный народ, мужчины.

– А он решил, что может и так, и так. Чтобы я была ему верна, как будто замужем, и в то же время никакого замужества и даже никаких о нем разговоров.

– То есть он ожидает, что ты станешь читать его мысли.

– Да я была и не против. Лучше быть с Тони на таких условиях, чем вовсе без него. Но это же не должно мешать мне приятно проводить время! Помнишь, я говорила, что ему пришлось уехать за границу на шесть недель? А я пока закрутила с Франком Десмондом. Ничего такого, все совершенно невинно. Просто для развлечения. Ну, и мы всей компанией поехали к нему в загородный дом. Все постепенно разъехались, я осталась выпить на посошок, но когда мы сели к нему в машину, выяснилось, что она не заводится. Механик из него никакой, а у нас даже фонарика с собой не было. Ливень как из ведра, и темно, хоть глаз выколи, а до поселка по меньшей мере миля. И что мне прикажете делать, кроме как остаться на ночь?

– Ничего, – подтвердила мисс Лафосс. – Я и сама поступила бы точно так же. А потом Тони об этом узнал?

Слезы снова выступили на глазах мисс Дюбарри, а губы ее задрожали.

– Да.

– Но я так понимаю, – сказала мисс Лафосс неуверенно, – что ничего такого не было?

– В том-то и дело! – воскликнула мисс Дюбарри. – Ты же знаешь, как с Франком всегда интересно. Не то, чтобы мне совсем не хотелось с ним пошалить. Но я сдержалась, потому что думала о Тони. А что толку? Знаешь, я могла бы уж тогда и не сдерживаться, он все равно мне не верит.

– Что ж. Говорят, добродетель – сама себе награда.

– Ну, награда в моем случае одна и та же, так что я бы предпочла ее немного подсластить.

– Но Тони не верит.

– Нет. Я уже все перепробовала. Ты же знаешь, какая у Франка репутация. Тони не поверит ни мне, ни ему… Я даже опустилась до того, что попросила у Франка помощи. Он пообещал сказать все, что я захочу.

– Ну естественно, – сказала мисс Лафосс скучным голосом. – В том-то и загвоздка. Тони знает, что ему ничего не стоит для тебя соврать, а значит, как можно быть уверенным, врет он или нет? О боже. Ну и ситуация.

– Да. Ужасно все сложилось.

Голос мисс Дюбарри пресекся, и несколько тщательно удерживаемых слезинок все же пролились из ее глаз. Она схватила мисс Лафосс за руку.

– Делисия! Умоляю, придумай что-нибудь. Я без него жить не могу.

Мисс Лафосс, как могла, успокоила ее. Мисс Дюбарри промокнула глаза, а потом гневно подняла их на подругу.

– Плакать из-за мужчины! Какой позор! Ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума. Я сама так думаю. Еще чего! Из-за грубого, неотесанного мужлана! Видеть его больше не желаю!

– Смелое заявление, – вздохнула мисс Лафосс, – но, к сожалению, совершенно пустое.

Мисс Дюбарри поникла.

– Я сразу же побежала к тебе. Ты наверняка что-нибудь придумаешь.

– Я попробую, – сказала мисс Лафосс. – Но… Тони! И ты все-таки осталась на ночь, с этим спорить безнадежно.

– Ну да.

– Проблема.

– Поэтому я и здесь. Говорят, Ник вернулся, я уж и не знала, принимаешь ли ты.

– О да. Ник вернулся.

– Мне казалось, ты говорила, что он собирался только завтра.

– Собирался.

– Так ты идешь к Огилви?

– О да.

– Когда он вернулся?

– Сегодня утром.

– И где он сейчас?

– Не знаю. Ушел.

– Что?

– Провел здесь меньше часа.

– Он… он… не захотел остаться? – ошеломленно переспросила мисс Дюбарри.

– Захотел. Но Джиневра ему не позволила. В этом все и дело.

– Как – не позволила?

– Он ей не понравился.

– Не может быть.

– Хочешь, спроси, она подтвердит.

– То есть он сейчас вернется?

– Нет. Только завтра.

– Что?

– Джиневра ему не позволила.

– Боже!

– Клянусь.

– И он стерпел?

– Ему больше ничего не оставалось.

– Не может быть.

– Джиневра положила его на обе лопатки.

– Господь милосердный!

Мисс Дюбарри прошлась по комнате. Потом уставилась на мисс Петтигрю с выражением, в котором смешались недоверие, восхищение и трепет, постепенно переходящие в благоговение.

– Вы выставили Ника из его собственной квартиры?!

– Ну, не совсем… в этом смысле, – дрожащим голосом сказала мисс Петтигрю.

– Я попала в переплет, – сказала мисс Лафосс.

– И ты тоже? – слабо сказала мисс Дюбарри.

– Ник обещал вернуться завтра.

– Я знаю.

– Поэтому прошлой ночью тут был Фил.

– О боже!

– Про Ника я узнала, когда было уже поздно.

– Разумеется.

– Фил вкладывается в мою новую программу. Я не могла ему отказать. Никогда же не знаешь, как оно все сложится.

– Ну да.

– И он ничего не знает про Ника.

– Ему и не нужно, я согласна.

– Ну вот, утро, он здесь.

– И что?

– И Джиневра его выставила.

– Не может быть.

– Да.

– И он ничего не заподозрил?

– Ничего.

– И тут приходит Ник?

– Да, – сказала мисс Лафосс. – И находит его сигарку!

– О!

– Но Джиневра и с этим справилась. Вынула пачку и предложила угощаться.

– Чтоб мне провалиться, – прошептала мисс Дюбарри. – И он это проглотил?

– Если бы ты видела, как она это сыграла, – сказала мисс Лафосс, – то и ты проглотила бы.

– Так. Рассказывай, – слабым голосом потребовала мисс Дюбарри. – Все подробности. Не упуская ни единой мелочи.

Мисс Лафосс рассказала, во всех подробностях. Мисс Петтигрю краснела, бледнела, дрожала и пыталась протестовать. Лицо ее сияло. Никогда в жизни она не была так горда собой. Теперь, в пересказе мисс Лафосс, ей и в самом деле казалось, что она сотворила чудо. Особенную же радость ей доставляло то, с каким удовольствием мисс Лафосс перечисляла ее достижения. Похоже, Ник был еще более грозным соперником, чем ей показалось.

– Вот это, я понимаю, женщина! – сказала мисс Дюбарри.

Она подошла к мисс Петтигрю и взяла ее за руку.

– Джиневра, вы хорошо замаскировались, – сказала она, дотронувшись до ее платья. – Оболочка меня обманула. Но внутри вы – сокровище.

– Я тоже так считаю, – подтвердила мисс Лафосс.

Они переглянулись.

– Если она даже с Ником справилась, – начала мисс Дюбарри.

– Вот и я думаю.

Они повернулись и посмотрели на мисс Петтигрю.

– У меня, кажется, есть шанс, – сказала мисс Дюбарри.

– Никаких указаний, – поспешно перебила мисс Лафосс. – Она работает соло. В решительный момент на нее находит вдохновение. Так она устроена. Главное – не мешать.

– Разумеется.

– Он там будет?

– Обещал.

– Который час?

– Десять минут пятого.

– Боже! А Джиневра еще не одета. Нам понадобится твоя помощь. Что-нибудь, что сгодится и на вечер, и на ночь. Вечером можно даже не раздеваться. Важно создать впечатление, что мы сейчас уходим, как только мы войдем. Это Огилви, ты же понимаешь.

– Встаньте, – обратилась мисс Дюбарри к мисс Петтигрю. Мисс Петтигрю повиновалась.

– Она примерно твоего сложения, – заметила мисс Дюбарри.

– Да, мне тоже так кажется.

– Может быть, что-нибудь из твоего?

– Если надо, подгоним.

– Ну что вы, – нервно перебила мисс Петтигрю. – Не беспокойтесь, пожалуйста. Идите без меня. Мне не хотелось бы навязываться.

– Навязываться? К Огилви? – удивленно протянула мисс Дюбарри.

– Навязываться к Теренсу, – сказала мисс Лафосс.

– Навязываться к Мойре, – сказала мисс Дюбарри.

– Они не знакомы с таким понятием, – сказала мисс Лафосс.

– Только если я вас не обременю, – слабым голосом сказала мисс Петтигрю, слишком взволнованная обещанием дальнейших приключений, чтобы настаивать на отказе. – Если я вам не помешаю.

– Помешаете! – воскликнула мисс Дюбарри. – Вы делаете нам одолжение! Вы должны меня спасти. Умоляю, умоляю, не забудьте.

– Джиневра, не подведите, – подхватила мисс Лафосс. – С Тони нужно что-то делать.

Мисс Петтигрю решила промолчать. В конце концов, к чему протестовать против собственного счастья? Счастья, которое пронизало ее, как хорошая доза доставленного Ником кокаина? Ей было неважно, какие перед ней встанут трудности. Она справится. Она снова отдалась в объятия радости, не сомневаясь больше в чудесах этого удивительного дня. Что именно нужно было делать с Тони, оставалось для нее загадкой, но с другой стороны, она не понимала толком доброй половины реплик, направленных в ее сторону.

– Куда мы направляемся? – спросила она.

– На коктейли к Огилви.

– На коктейли! – блаженно вздохнула мисс Петтигрю. – Я! На коктейли!

– Почему бы нет? – сказала мисс Дюбарри.

– Почему бы нет! – повторила мисс Петтигрю. Лицо ее светилось.

Они направились в спальню. Мисс Петтигрю быстро искупалась, в то время как мисс Лафосс занялась ее гардеробом. Выйдя из ванны, мисс Петтигрю надела выложенное для нее шелковое белье. Никогда в жизни она не носила настоящий шелк. Гладкая ткань произвела внутри нее значительную перемену. Она чувствовала себя дерзкой, вызывающе готовой ко всему. Сомнения остались лежать в груде сброшенного трикотажа.

– Влияние шелкового белья на женскую психологию, несомненно, изучено недостаточно, – задумчиво сказала она.

Она выступила в спальню, как на первый бал. Даже то, что ее ноги непокрыты ниже короткой кружевной оторочки белья, не беспокоило ее больше.

Мисс Дюбарри усадила ее перед зеркалом.

– Нет, – решительно заявила мисс Петтигрю. – Ни в коем случае. На конечный продукт я согласна смотреть, но от промежуточных этапов увольте.

И отвернулась в другую сторону.

– Лицо, – сказала мисс Дюбарри.

– Что с ним можно сделать? – взволнованно спросила мисс Лафосс.

– С этим? – сказала мисс Дюбарри. – Да что угодно.

Она отступила на шаг и оглядела мисс Петтигрю. Потом обошла ее кругом. Склонила голову набок. Нахмурилась. В своем профессиональном обличье мисс Дюбарри словно преобразилась. От беспокойности, резкости, нерешительности не осталось и следа; последовательность, твердость, уверенность – мастер за работой.

– Какие скулы, – сказала она. – Ничего лишнего. А нос! Совершенство. С остальным я могу справиться, но вот если бы пришлось исправлять нос…

– Красота, – сказала мисс Лафосс.

– После тридцати пяти, – продолжила мисс Дюбарри, – косметикой нельзя злоупотреблять. Нет ничего ужаснее, чем ярко накрашенная дама средних лет. Это не скрадывает возраст, а, наоборот, подчеркивает его. Обращать на себя внимание при помощи макияжа имеет право только юное лицо. Нет, нам нужно как раз легкое, едва заметное прикосновение, намекающее на возможность своего полного отсутствия, заставляющее зрителя сомневаться – искусство перед ним или же природа.

Мисс Дюбарри приступила к работе. Лицо мисс Петтигрю подверглось нападению: его со всех сторон массировали, похлопывали, пощипывали; на него нанесли и стерли крем; потом нанесли и стерли лосьон. Кожу словно покалывало иголочками; она чувствовала, будто молодеет и расцветает.

– Ну, – сказала наконец мисс Дюбарри, – вот, пожалуй, все, что я могу в этих условиях. Мы не в салоне. Но что есть, то есть.

Она оценивающе посмотрела на мисс Петтигрю. Та вернула встревоженный взгляд. Мисс Петтигрю чувствовала себя немного виноватой – как будто поленилась сама зайти в салон мисс Дюбарри, хотя представить себе, что ей могли бы понадобиться дополнительные флаконы и баночки, она не могла.

Мисс Дюбарри повернула ее лицо к свету.

– Вот, видите. Я не накрасила ресницы и не нарисовала брови. Я их всего лишь осторожно оттенила. Можно ли сказать, что они выглядят естественно? Конечно же.

– Совершенство, – согласилась мисс Лафосс. – Ты волшебница, Эдит.

– Ну, свое дело я знаю неплохо, – скромно согласилась мисс Дюбарри.

Она еще раз бросила одобрительный взгляд на свое творение.

– Так, – сказала она строго. – Теперь платье.

– Может быть, все-таки расшитое, зеленое с золотом?

– Ни в коем случае, – твердо сказала мисс Дюбарри. – Для Джиневры слишком вычурное. Не ее настроение. Слишком вызывающее, если точнее. Ты из той породы, что может носить все, что угодно, и при этом хорошо выглядеть, Делисия, иначе бы всем было видно, что вкуса в одежде у тебя нет. С Джиневрой не так. Ей нужен точный расчет.

– Как скажешь, – покорно сказала мисс Лафосс.

– Черный бархат, – сказала мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю облачили в бархат. После минутного опасения, что оно плохо сядет, оказалось, что платье подошло – не в точности, но достаточно близко, чтобы не бросаться в глаза.

– Я так и думала, мы одного сложения, – облегченно вздохнула мисс Лафосс.

«Слава недоеданию, – подумала мисс Петтигрю неожиданно, – недоеданию и наследственности».

– Ожерелье, – приказала мисс Дюбарри. – Попроще и построже.

– Как насчет моих жемчугов? Не самые дорогие, конечно, но кто заметит?

– Превосходно.

– Нет, – твердо вмешалась мисс Петтигрю. – Я не стану носить чужие жемчуга. У меня не будет ни минуты покоя, я стану все время бояться, что они рассыплются. Благодарю, но все же нет.

Мисс Лафосс и мисс Дюбарри переглянулись.

– Она не шутит, – сказала мисс Лафосс. – Если Джиневра сказала «нет», это значит «нет».

– Нефритовые серьги, – сказала мисс Дюбарри. – И подвеску к ним. Джиневра и сверкающие камни плохо сочетаются.

Мисс Петтигрю уже открыла рот, собираясь протестовать, но мисс Лафосс ее торопливо перебила.

– Это подделка, не беспокойтесь, пожалуйста. Память о менее беззаботных временах, но Эдит они всегда нравились.

– И для позднего выхода сегодня – бутоньерку, – сказала мисс Дюбарри. – Скромную, в основном зелень и что-то матовое, но с одним ярким цветком. Настоящим, не искусственным. Настоящие цветы отражают ее личность – свежесть и естественность.

– Чистоту, – сказала мисс Лафосс.

– А к этому еще и голова.

– Просто невероятно.

– И никакого зазнайства.

– Ни капли.

– Какое счастье, – сказала мисс Дюбарри.

– Я закажу цветы, – пообещала мисс Лафосс.

– Да уж постарайся. Забавно, как все эти умники и умницы никогда толком за собой не следят. Витают в облаках. Не сочтите за обиду, конечно.

– Нисколько, – сказала мисс Петтигрю.

– Волосы, – сказала мисс Дюбарри.

Она вынула шпильки из волос мисс Петтигрю.

– Совершенно прямые, как раз такие, которые прекрасно укладываются щипцами. Чаще всего у них есть небольшое собственное направление, и тогда… О! – перебила она себя и посмотрела на мисс Лафосс: – Но твои-то вьются сами, откуда у тебя щипцы. Нам конец.

– Вовсе нет, – гордо возразила мисс Лафосс. – Помнишь, когда у Молли Леруа развилась под дождем завивка по дороге сюда, и она весь вечер ходила с секущимися концами? Ужас. С тех пор я всегда держу щипцы, на всякий случай. И штуковину, которая их нагревает.

Мисс Лафосс вытащила требуемое с видом фокусника, достающего кролика из шляпы. Мисс Дюбарри принялась за работу.

– На шампунь времени нет. Жаль, но ничего не поделаешь. По счастью, волосы и так не сальные. Не будем увлекаться, несколько локонов вполне достаточно. Полную прическу когда-нибудь потом.

Ее умелые пальцы так и мелькали. Мисс Петтигрю едва дышала. Никогда прежде ей не приходило в голову отвергать те скудные дары, которыми наделила ее природа. «К чему, – любила говорить ее мать, – пытаться мешать намерению Господа? Одобрит ли Он? Нет. Он дал тебе это лицо и эти волосы, значит, Он хотел, чтобы они у тебя были». Мисс Петтигрю молча упивалась терпким вкусом авантюры, легким ароматом распущенности, опьяняющим чувством виноватого наслаждения.

– Готово, – сказала мисс Дюбарри. – Пробор набок. Несколько случайных, наполовину развитых локонов на лбу, чтобы создать впечатление естественности и небрежности. Хорошо закрученные волосы над шеей, напротив, дают ощущение уверенности.

Она отошла на шаг, чтобы оценить свое творение.

– Вот это да, – прошептала мисс Лафосс. – Кто бы мог подумать, что прическа может так изменить человека.

– Все? – дрожащим голосом сказала мисс Петтигрю.

– Все, – сказала мисс Дюбарри.

– Как новая, – воскликнула мисс Лафосс.

– Неплохо получилось, – скромно сказала мисс Дюбарри.

– Просто не верю своим глазам, – продолжала мисс Лафосс.

– Подходящий материал, – сказала мисс Дюбарри. Не в силах больше сдерживаться, она добавила: – Не мне говорить, конечно, но работа просто отличная.

– Можно мне взглянуть? – взмолилась мисс Петтигрю.

– Зеркало к вашим услугам, – сказала мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю встала. Потом медленно обернулась. И замерла.

– Нет, – выдохнула она.

– Да! – хором воскликнули мисс Лафосс и Дюбарри.

– Это не я!

– В точности вы, – сказала мисс Дюбарри.

– В естественном состоянии, – сказала мисс Лафосс.

Они замолчали. Момент требовал торжественности, и он принадлежал мисс Петтигрю. Они почтили его восхищенной тишиной.

Мисс Петтигрю тоже молчала. Она нетвердо стояла на ногах и ухватилась для поддержки за спинку стула. Перед ней стоял кто-то незнакомый. Модная женщина, уверенная, утонченная, безупречно элегантная. Не обладающая возрастом. Определенно не юная, очевидно, не пожилая. Но кто станет обращать внимание на возраст при такой восхитительной внешности? Глубокий черный бархат платья переливался так, что, казалось, отблескивал то одним, то другим цветом. Это было создание художника. Блестяще выкроенный вырез придавал ему свойство одновременно вызывающее и целомудренное. Оно приковывало взгляд, манило выяснить подробнее, какое же из двух. Строгие линии кроя как будто сделали ее выше. Серьги добавляли ощущения опытности, подвеска – элегантности. Мисс Петтигрю, светская дама.

А этот легкий румянец! Естественный? Как знать! А свободно завитые волосы? Никаких жидких свисающих прядей. Неужели это ее собственные? Не может быть. А глаза! Гораздо более глубокого цвета, чем она помнила. Искусно подведенные брови! Едва заметно подкрашенные манящие губы! Да полно, подкрашены ли они? Единственный способ узнать – это поцеловать их.

Она попробовала улыбнуться. Женщина в зеркале вернула улыбку – уверенно и бесстрашно. Куда девались робкая поза, самоуничижительная усмешка, бесформенная фигура, уродливая прическа, вялая кожа? Изгнаны заклинаниями владелицы «Салона Дюбарри».

Мисс Петтигрю, в восторге и ужасе, взирала на свой образ, который раньше мог явиться ей разве что во сне. Глаза ее затуманились.

– Джиневра, – испуганно вскричала мисс Дюбарри. – Возьмите себя в руки!

– Джиневра, умоляю, – воскликнула и мисс Лафосс. – Косметика. Помните о своем долге перед ней.

Мисс Петтигрю сделала над собой усилие.

– Разумеется, – сказала она гордо. – В конце концов, «Англия ждет». Я вполне понимаю, что в моем положении необходима неустанная забота.

– Туфли, – сказала мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю надела пару.

– О, – сказала она удивленно. – Немного велики.

– И слава богу, – сказала мисс Лафосс. – Хорошо, что не малы. Мы купим пару стелек по дороге.

– Одеваемся и выходим, – сказала мисс Дюбарри.

Перед мысленным взором мисс Петтигрю пронеслось кошмарное видение: ее новая блистательная сущность, завернутая в привычную бурую шерсть. Но нет! Внезапно на ее плечи легла шубка, столь мягкая, столь гладкая, столь невыразимо теплая, что немедленно обволокла ее облаком роскоши.

– О! – ахнула мисс Петтигрю. – Всю свою жизнь я мечтала носить меховую шубу. Хотя бы примерить, всего один раз.

– Шляпку? – сказала мисс Дюбарри.

– Мои не подойдут, – сказала мисс Лафосс. – Придется так. Никто не заметит.

Перчатки, платок, новая сумочка.

– Готовы? – сказала мисс Дюбарри, обновляя свое лицо.

– Вполне, – сказала мисс Лафосс. – Отправляемся.

Последний взгляд в зеркало, последняя подгонка снаряжения, и все трое направились к двери.