Меч поглядел на вьющуюся вверх тропу, по которой цепочкой тянулись стражники, носильщики и придворные, взбиравшиеся на гору по затененному склону, и подумал, как ко всему этому отнесутся верхнеземцы. Как воспримут вторжение на земли, которые они веками считали своими? И почему они вообще позволили возвести там дворец? Может, Лорд-Чародей пригрозил им чем-то? Например, сказал, что их больше не будут принимать в Зимовье, если они откажутся?

Наверное, причина именно в этом, даже если угроза и не прозвучала. Верхнеземцам необходим доступ в Зимовье. Все знают, что пережить суровую зиму на плато не может никто, поэтому верхнеземцы даже и не пытались этого делать. Они спускались в Барокан, чтобы укрыться там от дождей и снега и чтобы пополнить свои припасы. А Бароканом правит Лорд-Чародей.

И этот Лорд-Чародей в отличие от своих предшественников обосновался в Зимовье, где верхнеземцы не могут уже не обращать на него внимания. И скорее всего они полагали, что убить его им не удастся — ведь его охраняет множество стражников, не говоря уже о магии.

Интересно, а не пытались ли верхнеземцы поговорить с кем-нибудь из Избранных? Ни Всезнайка, ни Красавица ни о чем таком не упоминали, сам Меч уж точно ни с кем из верхнеземцев не встречался. Но, быть может, кто-то из них говорил с Вожаком — кем бы он ни был — или с кем-то еще.

Верхнеземцы ведь не могу не знать об Избранных — в конце концов они каждый год проводят три-четыре месяца в Зимовье и свободно общаются с гостеприимцами. И наверняка знают, что на Избранных возложена обязанность убивать превысивших полномочия Лордов-Чародеев. Они могли бы попросить.

А может, им попросту наплевать на это вторжение, хотя такое довольно сложно представить. Если бы кому-то взбрело в голову построить гигантский дворец в одном из городов Барокана, горожане были бы очень и очень недовольны. Полезная земля, земля с прирученными леррами, слишком ценная, чтобы использовать ее под всякую ерунду.

Меч поглядел налево, вниз по склону, на крыши Зимовья и простиравшиеся вокруг поля и виднеющиеся за полями на севере леса. Они поднялись уже на добрую сотню футов, и для Меча открывающийся вид был совершенно непривычен. Отсюда все казалось меньше. Он знал, что это всего лишь из-за расстояния, своего рода обман зрения, но все же никак не мог до конца уверить себя, что вон те малюсенькие черные точки, снующие по улицам, — мужчины и женщины вполне нормального роста, а крыши защищают от непогоды обычные дома и лавки. А вон те строения побольше на западной дороге — гигантские гостевые дома, где горские кланы живут зимой.

Четкая линия между отбрасываемой горами тенью и залитой солнцем равниной лишь обостряла ощущение нереальности. Было утро, и солнце еще ползло вверх по небу, поэтому на склоне царил полумрак, гора закрывала солнце от идущих вверх по тропе людей. Когда смотришь отсюда, из тени, на яркий свет внизу, то кажется, будто все затянуто дымкой, будто в полусне, но Меч прекрасно понимал, что это не сон. Дома внизу вполне настоящие, а выглядят так необычно из-за расстояния и освещения.

Склон, по которому вилась тропа, отсюда вовсе не выглядел таким уж крутым, хотя на самом деле был очень крутой. Меч понимал, что если оступится и упадет, то пролетит до самой стены Зимнего Дворца в сотнях футов внизу и скорее всего долетит туда уже мертвым, разбившись о камни, пока будет катиться вниз.

Он замедлил шаг. Идущая впереди него группа уже добралась до следующего поворота, который был на самом опасном месте — провести людей и перенести груз там можно было только очень аккуратно, не торопясь, ступая по одному. Глядя, как люди осторожно минуют поворот, Меч порадовался, что ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь тут свалился вниз и разбился насмерть за все те годы, что верхнеземцы ходят по этой тропе.

Надо будет поинтересоваться у Всезнайки — может, просто он не в курсе.

И еще надо будет спросить у Всезнайки насчет верхнеземцев, не возражали ли они против строительства Летнего Дворца?

А если возражали, то не делает ли это Артила Темным Лордом? Если Лорд-Чародей причиняет вред ни в чем не повинным бароканцам, то это преступление и повод для Избранных вступить в дело. Но если он причинил вред верхнеземцам, касается ли это Избранных? Ведь они Избранные защитники Барокана, а не всего мира. Верхнеземцы — тоже люди, и потому заслуживают внимания, но они никогда не скрывали, что законы и обычая Барокана им чужды.

Может, у Всезнайки имеются какие-нибудь соображения по этому вопросу.

Однако Всезнайка шагал впереди, с Лордом-Чародеем и Старым Вожаком, а Меч плелся почти в хвосте, вместе со слугами. Порядка двух десятков людей Лорда-Чародея ушли первыми, покинув Зимовье еще до рассвета, чтобы подготовить Летний Дворец. Но большая часть народа — десяток гвардейцев во главе, сам Лорд-Чародей и его приближенные, а за ними и все остальные — растянулись в длинную цепочку.

Меч подумал, что мог бы, конечно, протолкаться вперед и догнать Всезнайку, но обгонять кого-то даже на самом широком участке тропы казалось делом довольно рискованным. Ничего, это не к спеху.

Шагая по тропе, Меч чувствовал местных лерров — тихих и суровых, совсем не похожих на тех, что внизу. Ему и раньше приходилось ходить по скалам, но не по таким крутым и суровым. Когда он оглянулся, чтобы посмотреть вниз, то почувствовал лерров воздуха и неба, но они казались какими-то странно далекими и обособленными.

Меч припомнил, что когда-то давно ему довелось слышать, будто в Верхнеземье лерров не существует и все плато в этом смысле совершенно безжизненно, но Всезнайка сказал, что это сказки. Однако это вовсе не означает, что лерры Верхнеземья не отличаются от остальных. Барокан с его привычной магией оставался позади…

Меч застыл как вкопанный, и на него едва не налетела ступавшая сзади горничная, нагруженная багажом.

Вот, что его больше всего беспокоило с этим Летним Дворцом! То самое неопределенное нечто, что исподволь грызло его и угнетало. Лорд-Чародей и все, кто шел за ним в Летний Дворец, покидали Барокан. А вся магия Лорда-Чародея исходит от лерров Барокана!

Как и магия Избранных.

Меч отступил в сторону, прижавших к склону горы. Он пропустил вперед служанку со всем барахлом, слугу с бочкой вина, гвардейца и еще десяток других. Некоторые с любопытством косились на него, но Меч не обращал на это внимания. Он сунул руку в карман и нащупал талисман Клинка — маленькую серебряную вещицу, связывавшую лерров стали и мускулов с ним самим, делая его величайшим фехтовальщиком в мире. Достав талисман, Меч зажал его в ладони.

Талисман отливал серебром, сверкая ярче, чем должен бы в тени горы. Было совершенно очевидно, что его магия по-прежнему действовала. А если она будет действовать и дальше, напомнил себе Меч, то придется ему выкроить часок, чтобы потренироваться, прежде чем лечь спать. Впрочем, похоже, это будет не так уж и трудно. Меч надеялся добраться до Летнего Дворца до темноты. Он знал, что некоторым путникам придется ночевать на горе и продолжить путь завтра, но насчет себя не сомневался.

Его магия по-прежнему при нем.

Значит, он все еще в Барокане? Раз магия действует, надо думать, это так. Но разве Барокан не заканчивается Восточными Утесами?

Меч поглядел наверх. Вообще-то он еще не миновал Восточные Утесы, до них оставалось несколько сотен футов. Внизу хвост колонны извивался вокруг каменных обломков у подножия утесов, а наверху люди пробирались по ближнему склону. Чуть выше дорога сворачивала на восток, в разлом на краю скалы, и поднималась вверх по крутому треугольному каньону, выходившему уже на плато. Возможно, этот поворот и есть то место, где заканчивается Барокан и начинается Верхнеземье.

Лорд-Чародей уже миновал поворот. Значит ли это, что он покинул Барокан и бароканскую магию? Или как правитель Барокана он остался при своей магии? А эта дорога и Летний Дворец отныне являются частью владений Лорда-Чародея?

Может, это и есть часть его задумки? Расширить пределы империи и распространить свою власть на Верхнеземье?

Но зачем ему это?

Меч снова глянул на лежащий в ладони талисман, потом зажал его покрепче в кулаке и пошел вперед, вклинившись в процессию между танцовщицей и поваренком. Ничего, скоро он выяснит, действует ли бароканская магия в Верхнеземье, а если будет стоять на месте, то придется ему тащиться следом за какой-нибудь медленной повозкой и заночевать в пути, когда станет слишком темно, чтобы карабкаться дальше.

Несколько часов спустя, когда Меч уже взмок под послеполуденным солнцем, он обнаружил, что находится там, где дорога сворачивает от скалы в сторону треугольного каньона. Тут тропа существенно расширялась. Во всяком случае, в начале. Меч остановился, пропустил вперед поваренка и снова поглядел на талисман.

Сейчас, на ярком солнце, талисман сиял не так явно. Меч повернулся, прикрывая его собой от прямых солнечных лучей.

Талисман по-прежнему сиял и ощущался по-прежнему. Меч положил ладонь на рукоять клинка и ощутил холодных, суровых лерров оружия, как обычно, готовых действовать.

Он шагнул в каньон, отвернувшись от скалы — и рухнул на колени, когда лерры дернули его назад. Он чуть не закричал, но сдержался. Если он позволит утащить себя назад, то, возможно, не сумеет остановиться, и сорвется с обрыва. Меч раскачивался на коленях, сжимая в руке талисман.

Несколько человек обошли его — он этого почти не заметил, лишь смутно разглядев движущиеся ноги и сбитые башмаки. Он слышал голоса, но не обращал на них внимания, полностью сосредоточившись на внутренних ощущениях.

— С вами все в порядке, сударь?

Подняв голову, Меч увидел встревоженную замурзанную физиономию. Шагавший на протяжении многих часов впереди него поваренок оглянулся, увидел, что Меч упал, и вернулся к нему. И вот теперь парнишка лет двенадцати от силы склонился к нему, явно обеспокоенный.

— Не знаю, — ответил Меч. — Но не переживай. Я сам справлюсь. Спасибо тебе за заботу, и да благословят лерры твой дом.

— Вы уверены? — Слова Меча явно не убедили мальчика.

— Вполне. Давай шагай. Доберись до дворца до темноты. Вряд ли ты хочешь заночевать на горе, а?

Меч сумел неловко махнуть одной рукой, другой по-прежнему сжимая талисман.

Поваренок все еще колебался, но, еще раз поглядев по сторонам, все же вернулся в цепочку идущих, только теперь чуть дальше, чем был. Впрочем, тут это не имело особого значения: каньон был достаточно широк, чтобы по нему запросто могли пройти в ряд человек шесть.

Меч все так же стоял на коленях, пытаясь сообразить, что же с ним происходит. Он чувствовал, как его руки то сжимаются, то разжимаются сами собой. Чувствовал, как вздымаются мышцы на руках, на ногах, на плечах и бедрах, понуждая его двигаться.

Было ясно, что это работа лерров мускулов, а он знал, что лерры мускулов связаны с ним как с Избранным Воином, через талисман.

Совершенно очевидно, что Избранным не положено покидать Барокан, и что бы там ни думал себе Лорд-Чародей, Барокан заканчивается тут, у подножия этого треугольного каньона.

Но Лорд-Чародей ведь уже прошел здесь. И Всезнайка тоже.

Меч поглядел вверх по каньону, на вереницу людей, повозок и тележек, и снова опустил взгляд на талисман. Возможно, только он, Меч, не должен покидать Барокан.

Нет, это полная бессмыслица! Он просто обязан иметь возможность попасть туда, где находится Лорд-Чародей.

Лорд-Чародей заявил, что старается как можно меньше прибегать к магии, но ведь не отказался же он от магии совсем? Темный Лорд с холмов Гэлбек, помнится, заявил, что скорее умрет, чем откажется от магии.

Но Красный Маг, лорд Зимовья, — не Темный Лорд с холмов Гэлбек. Помимо всего прочего, он вроде бы прилагает максимум усилий, чтобы быть полной противоположностью Темному Лорду.

Быть может, он и впрямь покинул Барокан и его магию, чтобы жить в этом своем Летнем Дворце. И быть может, этот дворец теперь каким-то образом является частью Барокана, хотя каньон — нет.

Меч поглядел на зажатый в руке талисман и произнес:

— Услышьте меня, о лерры! Я Эррен Заль Туйо, Избранный Воин, и да — я покидаю Барокан и вашу силу, но я делаю это во исполнение долга. Клянусь моим именем и душой, что вернусь в Барокан и снова приму на себя мои обязанности и магию, когда сочту, что мой долг выполнен. Вы позволите мне идти?

На какое-то мгновение мир перед глазами завертелся, затем он почувствовал мышечный спазм, и рука сжалась так сильно, что острые края талисмана вонзились в кожу, распоров руку до крови. Меч попытался разжать кулак, но не смог. Тогда он стиснул его еще сильнее, так, что кровь проступила между пальцами, и беспомощно смотрел, как она капает на камни.

А потом он вдруг оказался свободен. Ладонь разжалась, и талисман выпал бы, не вонзись он с такой силой в плоть. Меч вырвал его из ладони, сунул в карман и поискал, чем бы перевязать руку.

Роясь по карманам, он ощутил, что мир вокруг него изменился. Свет вдруг сделался более тусклым, камни — мертвыми, воздух утратил оттенки и запахи. Меч перестал быть частью окружающего мира, превратившись в отдельно взятое одинокое существо.

Лерры отпустили его.

Он уже и забыл, каково это — ощущать мир не через призму магии, и внезапно почувствовал себя неловким и неуверенным.

Но зато теперь он мог спокойно идти дальше по каньону в Верхнеземье — что он и сделал.

В отличие от тропы, где с одной стороны гора, с другой — обрыв, в каньоне его с обеих сторон окружили каменистые склоны, а небо сузилось в длинный голубой треугольник над головой. Дорога же, наоборот, расширилась, но Меч видел, что впереди она снова сужается, и поспешил вклиниться в движущуюся процессию, на сей раз втиснувшись между гвардейцем и тележкой с постельным бельем.

Он едва не столкнулся с ними, и сохранить равновесие оказалось гораздо сложнее, чем он ожидал. Только теперь Меч осознал, что он много лет обладал сверхъестественной координацией и быстротой реакции. Но, оплатив кровью право покинуть пределы Барокана, он утратил все эти навыки, и если теперь он споткнется, то не из-за происков враждебного лерра, а попросту потому, что надо смотреть под ноги.

И вот тут-то он понял, что больше не чувствует вообще никаких лерров. Это выбило его из колеи даже больше, чем расставание с леррами стали и мускулов. Он уже несколько часов шагал, обдуваемый ветром, и пытался приспособиться к своему новому состоянию и к непривычным ощущениям, чувствуя себя как-то странно усталым и слабым.

Меч и не предполагал, что большая часть его выносливости и силы исходила от магии, и размышлял, что же осталось от его мастерства фехтовальщика. Конечно, за плечами годы практики и тренировок, каждый день по часу — наверняка даже без магии кое-какие навыки у него сохранились.

Солнце тем временем уже клонилось к закату, отбрасывая длинные тени. И Меч наконец достиг вершины каньона. Проход между скалами сузился, тропа круто брала вверх, клочок неба над головой увеличился. Приличная часть процессии уже вышла на плато, и многие с изумлением глядели на восток. Ветер раздувал их одежду, трепал волосы, люди удивленно перекликались, но слов Меч не различал — слишком далеко.

Некоторые опустились на землю и теперь сидели или лежали по сторонам дороги, переводя дыхание. Меч вдруг понял, что и сам дышит тяжело и прерывисто. Но ведь он не настолько устал, что не способен вдохнуть полной грудью. Оглядевшись, он заметил, что многие зевают, вздыхают или еще каким-то образом пытаются выровнять дыхание.

Значит, дело не в том, что он утратил магию. Вовсе не потому он чувствует слабость и задыхается — здесь что-то не так с самим воздухом.

Мечу доводилось слышать, что воздух на плато совсем другой, но, как выяснилось, он слабо себе представлял, что это значит. Может, потому-то верхнеземцев и не волновали территориальные уступки — сам воздух защищал их здесь от захватчиков, местные лерры не желали насыщать воздухом легкие бароканцев. И хотя магия предупредила Меча, когда он пересекал границу Барокана, он не заметил ни единого святилища, никаких сделанных руками человека пограничных вех, сообщавших, что они достигли Верхнеземья и вторглись на чужую территорию. А впрочем, всем уже и так наверняка ясно, что это определенно не Барокан.

Что же до отсутствия вех, то с чего тут должны придерживаться бароканских обычаев? Кто стал бы тут строить святилище? Здесь нет необходимости помечать границу, да и делать это некому.

В нижней части каньона дышать было не так трудно. Возможно, та часть пути не относилась ни к Барокану, ни к Верхнеземью. Нечто промежуточное. А вот здесь они уже вступили на территорию Верхнеземья.

Но если так, существует лишь один способ поздороваться.

Меч склонил голову, сделал глубокий вдох и проговорил:

— Лерры Верхнеземья, мы просим у вас прощения за любое нанесенное вам оскорбление. Мы не желаем вам ничего дурного и не хотели проявить неуважения, а если это и произошло, то лишь по незнанию, но не по злому умыслу. — Позвольте нам, пожалуйста, войти в ваши владения и дышать тут нормально.

Стоящие неподалеку люди услышали Меча и тоже вслед за ним вознесли молитвы местным леррам.

Меч обратил внимание, что у некоторых вообще не возникло никаких трудностей с дыханием. Другие же ловили воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Интересно, почему это так? Может, в ком-то из тех, кто дышит нормально, течет толика горской крови? А другие чем-то оскорбили местных лерров воздуха?

Но, как бы то ни было, а дышать ему стало легче, и Меч зашагал дальше наверх.

Когда его голова оказалась на уровне плато и резкий ветер взъерошил волосы, Меч остановился. Кто-то слегка подтолкнул его сзади, и он снова двинулся вперед, не открывая глаз от простиравшегося перед ним плато.

Даже сейчас, с притупившимся восприятием, Меч был просто ошеломлен открывшимся зрелищем. Равнина тянулась, сколько хватал глаз, и, с каждым шагом поднимаясь все выше, он видел словно на многие мили вперед. От каньона до самого горизонта не было ни холмов, ни построек. Простиравшаяся с юга на север и с запада на восток, словно бесконечная, земля казалась совершенно ровной, куда ровнее, чем Среднеземье Барокана. А он-то прежде считал, что ничего ровнее быть не может! Мили и мили зеленой травы, переливающейся на предзакатном солнце, тянулись под бескрайним безоблачным небом, казавшимся куда огромнее, чем небо над Бароканом.

С востока дул резкий прохладный ветер, ероша волосы и раздувая рукава, но Мечу этот ветер казался странно безжизненным. Вдали то здесь, то там виднелись странные деревья, стоящие далеко друг от друга. Ни тебе рощ, ни лесов. На юго-востоке Меч различил стаю птиц, бегущих по траве. У птиц были короткие маленькие крылья, явно не приспособленные для полета. На этой равнине не с чем было сопоставить размер, но когда зрение приспособилось, Меч понял, что эти птички со смешными маленькими белыми крылышками, длинными белыми хвостами и забавными розовыми хохолками — ростом со взрослого мужчину, если не выше.

Наверное, это и есть арра. Он еще ни разу не видел арра, но слышал описания, разглядывал грубые изображения и держал в руках их перья. Конечно, это арра — кто же еще? Перья этих птиц, их кости и клювы высоко ценились в Барокане. Купить их можно было только у верхнеземцев, ведь гигантские птицы не могли жить нигде, кроме плато. Арра славились тем, что были полностью неподвластны любой магии. Перья защищали их от нее. Говорили, что на них очень трудно охотиться — ведь их невозможно уговорить при помощи волшебства. И еще говорили, что верхнеземцы — люди храбрые и умные, раз умеют ловить этих созданий.

Но в этой стае сотни, если не тысячи арра! Вон они, все на виду, и нет ни одного укрытия, куда они могли бы спрятаться. Только ровная бескрайняя поверхность, простирающаяся во все стороны, кроме запада.

Неудивительно, что у верхнеземцев всегда полно перьев на продажу, когда они спускаются в Зимовье. И неудивительно, что они с легкостью отдали несколько акров под строительство дворца Лорда-Чародея, ведь им принадлежат такие огромные территории!

Кстати говоря, самих верхнеземцев видно не было, хотя вдали и наблюдались какие-то странные квадратные сооружения, но на таком расстоянии трудно было определить их предназначение. Наверное, кочевники бродят где-то там, За горизонтом.

Из чего вытекает, что плато даже больше, чем кажется.

Меч прежде и вообразить себе не мог ничего подобного. Он-то считал, что плато куда как меньше. Хотя теперь, если подумать, еще вопрос, есть ли у этого плато вообще границы.

Вереница путников сворачивала налево, к северу, в сторону Летнего Дворца, и равнина там казалась столь же безграничной, как и на востоке. Только на западе она не простиралась вдаль, а просто обрывалась в нескольких милях отсюда. За скалами Меч видел только небо. Теперь весь Барокан и моря внизу были недоступны взору.

Летний Дворец возвышался почти на краю скалы, в нескольких милях к северо-западу от того места, где они находились. Несмотря на расстояние, Меч теперь мог разглядеть дворец куда лучше, чем снизу. Три этажа каменных стен, красная крыша, со всех сторон широкие веранды и балконы. Цепочка людей тянулась от каньона и исчезала в воротах. Не видно ни Лорда-Чародея, ни Всезнайки, ни Фараша — должно быть, они уже внутри.

— Это все разреженный воздух, — сказал кто-то. Меч обернулся и увидел гвардейца, поддерживающего задыхающегося старика. — Через пару-тройку дней привыкнете.

— Разреженный? — переспросил кто-то. — Что значит «разреженный»? Как воздух может быть разреженным? Он и так невидимый и неосязаемый. Как он может быть разреженным?

— Ну, просто его тут меньше, — объяснил стражник. — Не знаю почему. Может, леррам воздуха тут не нравится. Но как бы то ни было, воздух тут не такой, как в Барокане. Дышать, конечно, можно, но ваши легкие не привыкли так тяжело работать, чтобы его получить.

— Почему одни переносят это хуже, чем другие?

— Понятия не имею, — пожал плечами стражник. — Спросите жреца верхнеземцев, если сможете поймать хоть одного.

Меньше воздуха? Меч восхитился идеей. Он такого себе и представить не мог. Он огляделся еще разок, охватывая взором бескрайнюю равнину и бесконечное небо, и подумал, а не кажется все тут таким громадным как раз из-за недостатка воздуха? Может ли равнина быть на самом деле такой бескрайней?

Впрочем, равнина не казалась искаженной, просто огромной, и Меч решил, что воздух тут ни при чем.

Он зашагал вперед так быстро, как только мог, с каждым шагом ощущая свое дыхание.