Клути рассматривал пеструю толпу диких тварей, рычащую, визжащую и разбегающуюся по склону холма. Сегодня его собственная магия, а не Вульфрита, создала этот нелепый живой хаос, мельтешивший перед глазами. Вон тот орел мгновение назад был мышью. Он и сейчас в смятении пытался бежать на ногах и крыльях, как прежде на четырех лапках. Сильно озадаченный лев родился пауком. Кролик в его пасти — дождевой червь. Безумная корова, безуспешно пытающаяся закопаться под камень, была кроликом. Голубь превратился в бурундука, а муравей стал гремучей змеей. И все это Клути сделал самостоятельно за какие-то несколько минут!

Его учитель ужасно перепугался бы. Клути даже казалось, что до него доносится голос старого ворчуна, недовольно бормочущего: «Ни грации, ни стиля! Все наспех и в беспорядке!»

Конечно, в добрые старые времена доброго старого короля Фумитория никакой уважающий себя чародей не стал бы так работать.

Но зато при короле Гудже стиль и грация никому не требовались. Что работало, то работало, и никто не давал и кукиша с маслом за изящество и флер.

А это заклинание работало.

Что, размышлял про себя Клуги, довольно странно. Ведь в основе его лежал маленький развлекательный трюк. Все началось в день рождения Кориналлы много-много лет назад...

Мысли чародея вернулись к тому давно ушедшему утру, когда его учитель получил за завтраком письмо и пытался вскрыть его ложечкой для грейпфрутов. Клути до сих пор помнил, как учитель бормотал под нос молитву к Спагу Паганетанету, которой сопровождали использование инструментов не по назначению. Старик прочитал послание и страшно зарычал.

Пораженный Клути сказал учителю, делая жест Снежинки, Которая Должна Быть Бережно Сметена Из-за Ее Редкой и Естественной Красоты: «О, Почтенный и Почитаемый Учитель, Резервуар Мудрости и Слава Столетий, Доброжелательный Повелитель и Источник Всех Благословений, почему твой ничтожный ученик слышит этот звук, ибо, наверное, нет ничего, кроме моей бестолковости, что могло огорчить тебя?»

Усмехнувшись при этом воспоминании, Клути посмотрел на Вулфрита, который и не думал оказывать подобный решпект своему учителю, а чуть ли не надрывался от хохота, рассматривая паука-льва, пытавшегося сообразить, что ему делать с червяком-кроликом. Этот мальчик так и не освоил старогидрангианских манер. В прежнее время его бы уже давно отослали пинком под зад — не важно, талантлив он или нет.

Однако в настоящее время чародей не может позволить себе быть столь разборчивым.

А тогда — в дни своей юности — Клути соблюдал все традиции и правила: он задал вопрос в положенной форме и склонил голову, ожидая ответа.

И его учитель ответил:

— О, бесполезнейшая жаба из всех учеников чародеев, это проклятый дурак Хорин. Его паршивое отродье — дочь Кориналла празднует день рождения, и он хочет, чтобы я явился благословить празднество и, может быть, сотворить несколько фокусов.

— Несколько фокусов? — Клути поразило подобное неуважение к магии.

— О, он облек это в менее обидные слова, но смысл не изменился, — сказал старый учитель Кванкль. (Вообще-то он был Кванкилиус, но мысленно Клути его всегда называл Кванклем.) Старый учитель Кванкль не хотел никуда идти, но он числился у Хорина в должниках: шесть тысяч флоринов и ученый пеликан, который каким-то образом умел играть в стукалку (Клути никогда не интересовали подробности). При таких обстоятельствах от приглашения не отказываются.

Поэтому Кванкль решил послать на праздник своего ученика. А когда Клути запротестовал и объявил, что не знает никаких фокусов, подходящих для дня рождения десятилетней девочки, учитель быстренько обучил его одному старомодному и давно вышедшему из употребления заклинанию. О нем забыли несколько десятилетий назад из-за недостаточной элегантности.

Это заклинание оказалось намного проще и эффективнее, чем все те, которые Клути изучал до сих пор. Или, скажем, должен был изучить за время своего обучения. Всего за десять минут размахивания колдовским инвентарем белые мыши превращались в голубей. У любого количества белых мышей — сколько пожелаете! — вырастали крылья и перья, а сами они начинали уморительно трепыхаться, пытаясь разобраться, что произошло.

Кориналла была в восторге, а Клути удалось пережить праздник без осложнений.

Однако это заклинание не имело практического применения. И уж во всяком случае, не могло использоваться против горгорианцев, которые ничем не напоминали мышей (разве что — местами — тошнотворным запахом). Оно даже не годилось для дезинфекции кухонь, поскольку мыши, лакомящиеся объедками, были серыми. В общем, как и большинство изящных старогидрангианских искусств, это заклинание относилось к шедеврам высокоспецифического колдовства.

Впервые идея создать обобщенное заклинание возникла у Клути еще до прихода горгорианцев: когда он обнаружил мышиные следы на масле, хранящемся в кладовой. Но настоящая работа началась, когда маг поселился в пещере близ селения Вонючие Ягоды.

Ключ к расширению действия заклинания он получил, наблюдая за Вулфритом, который изобретал различные превращальные заклинания. Знаменательный день, когда мальчик превратил столик в рыбу, стал началом длинного пути.

Наконец сегодня, спустя почти десять лет, труды Клути увенчались успехом. Он обобщил и расширил заклинание, выковал из него магическое оружие, какого никогда еще не видывала Гидрангия! Коротышка маг стоял — руки в боки — и восхищался своим могуществом.

Паук-лев перестал пытаться обмотать червяка-кролика паутиной и нечаянно укусил его. Вулфрит издал громкое «О!», когда пушистый комок дернулся и безжизненно обвис в зубах у хищника.

Мышь-орел еще не догадалась, что может летать: странно подпрыгивая, она помчалась вниз по склону и скрылась в лесу. Но было ясно, что она там долго не задержится. Остальные существа постепенно разбрелись кто куда.

Заклинание подействовало на всех отловленных для эксперимента птиц, зверей и букашек. Клути не сомневался, что может в одно мгновение превратить одно живое существо в какое-нибудь другое. По-видимому, это касалось и горгорианцев, хотя опытного материала у него под рукой не оказалось.

«Довольно стыдно, — думал Клути, — что я не знаю, кем обернется превращаемое существо. В некоторых случаях — например, при трансформации — новое существо даже опаснее прежнего».

Конечно, горгорианец вряд ли превратится в кого-нибудь более опасного, чем он есть. Однако о стопроцентной гарантии говорить не приходится — пути магии неисповедимы. Но даже и в этом случае, по его рассуждению, заклинание имеет очевидное военное применение: превращение горгорианцев в представителей животного мира, пусть даже самых опасных, серьезно расстроит их тактику и командную структуру. И коль скоро они не станут попугаями или драконами...

Здесь Клути пришлось остановиться. Он не мог гарантировать, что превращенный горгорианец будет бессловесной тварью.

И все-таки заклинание работало! А его применение на горгорианцах — дело штабных расчетов. Клути широко улыбался.

Паук-лев шумно чавкал, и Вулфрит побрел обратно.

— Что мы сегодня делаем, Учитель? — спросил он.

— Празднуем, мой мальчик! — ответил Клути. — Мы имеем на это полное право!

Они вернулись в пещеру вместе. Клути хлопнул Вулфрита по спине, ухмыльнулся и, прижав палец к губам, вытащил из запечатанной ниши, о которой Вулфрит даже не подозревал, ящик с пыльными черными бутылками.

— Это мой маленький секрет, — объяснил Клути. — Когда я бежал из города, виноторговец с соседней улицы попросил меня спрятать его лучшую коллекцию от горгорианцев. Или по крайней мере я уверен, что он наверняка попросил бы меня, если бы мы встретились в тот день. Так что я просто решил оказать ему услугу.

— А что это?

Клути опять осклабился, сдирая сложное проволочное устройство с горлышка первой бутылки.

— Это настоящее сокровище, мой мальчик! Это Дворцовый Прекрасного-Западного-Склона Особо Сохраняемый Брызгающий и Шипучий Божественный Полусухой Нектар. Урожая двадцать седьмого года — очень хороший год!

— О-О!

— Вино, дурачок, шипучее вино! Самое лучшее!

— О.

Раздался хлопок, и вино вырвалось из бутылки пенным потоком. Вулфрит схватил стакан и ловил в него кипучие лопающиеся пузырьки белой пены.

— Спасибо, мальчик! — сказал Клути, заполняя сосуды. — А теперь присоединяйся ко мне!

Вулфрит с опаской разглядывал шипящую субстанцию в кубке. Она была ясной и золотистой. Но пузырьки и пена напоминали водный элемент, запертый в раковине. А еще ту штуку, которая, булькая, выползла из котелка и съела одну табуреточку, когда год назад учитель Клути сделал не правильное превращальное заклинание. До сих пор единственным опытом Вулфрита в употреблении вина оставалась темно-красная жидкость, хранившаяся на буфете в банке и по вкусу напоминающая подгоревшую капусту. Иногда у нее на поверхности образовывалась тонкая маслянистая пленка. Но она никогда не стреляла крохотными пузырьками, издававшими тонкое потрескивание.

— Пей, мальчик! — сказал Клути, опрокидывая в себя содержимое своего кубка.

Вулфрит осторожно пригубил.

Чародей улыбнулся, налил себе еще и выпил.

Вулфрит сделал второй глоток, а Клути наполнил свой кубок заново.

— Ты знаешь, парень, — сказал он, отстранение глядя в пространство и криво улыбаясь, — это было давным-давно. Когда я вернусь, наверное, даже и не узнаю мой старый дом на улице Роз Цвета Края Облаков На Закате.

Вулфрит вежливо произнес неясное междометие. Он еще не решил, нравится ему вкус штуки, которую они пьют, или нет. Конечно, она не обжигала горло, как красное вино. Но и вкус оказался очень специфический.

— Нет, я, пожалуй, не вернусь на улицу Роз, — размышлял чародей. — Я поселюсь во Дворце Божественно Тихих Раздумий. В конце концов, если мое заклинание, наше заклинание, спасет Гидрангию от ига ненавидимых горгорианцев, я ведь буду героем, верно? А все придворные маги, служившие королю Фумиторию, мертвы, рассеяны, обезглавлены.

Вулфрит вяло кивал. Он одолел только половину своего кубка, но уже чувствовал, как в голове поднимается туман.

Клути налил по новой.

— Благодарный народ ничего не пожалеет для своих спасителей, — объявил Клути белому сталактиту. — Вино, женщины, песни. Ты знаешь, Вулфрит, я думаю, мы получим все, что попросим. — Он осушил кубок.

Вулфрит чувствовал, что нужно поддержать разговор. Пока Клути наливал себе еще, он произнес:

— Но я не знаю, что просят в таких случаях, Учитель Клути.

На губах у Клути заиграла странная улыбочка, и Вулфрит пришел в замешательство.

— Вино, женщины и песни, — повторил чародей. — Это традичь.., трациш.., тра.., тра-ди-ци-он-ные удвльствья.

Вулфрит с сомнением посмотрел в кубок. Он не видел никакой причины требовать вино в качестве части вознаграждения. Что же касается женщин, то он видел несколько штук, когда вместе с учителем Клути ходил в селение Вонючие Ягоды. И хотя он имел несколько туманные представления — зачем нужны женщины, было не ясно: зачем, собственно, ему лично связываться с этими загадочными существами? Хотя в последнее время он как раз подумывал, что с удовольствием с ними поэкспериментировал бы.

И все-таки, заметил он про себя, если бы ему предложили женщину прямо сейчас, он просто не знал бы, что с ней делать.

А вот песни ему всегда нравились.

Правда, Вулфрит не понимал, каким образом они с Клути станут героями. Ведь чародей всегда уверял его, что данная магия не представляет собой ничего особенного. Почему это простейшее превращальное заклинание кажется учителю таким важным? А если горгорианцы такие ужасные свиньи, как о них рассказывают, почему никто не превратил их в головастиков кучу лет назад?

В этом мире так много непонятного.

— Я просто не знал, Учитель, — сказал Вулфрит.

— Конечно, ты же еще мальчик! — Клути отхлебнул вина. — Ты еще многого не знаешь. Торчишь тут в пещере, вместо того чтобы бражничать и кататься как сыр в благовонном масле. Когда я был в твоем возрасте.., когда я был... А сколько тебе лет, мальчик?

— Четырнадцать, сэр.

— Четырнадцать лет! — изумился Клути. — А ты торчишь черт знает где, и никого рядом, кроме меня! Проклятые горгорианцы, у которых нет должного потчте.., почтче.., по-чте-ния к магии!

— Мгм, — согласился Вулфрит.

— Вот что я тебе скажу, парень. Горгорианцам уже недолго осталось коптить воздух.., во всяком случае, в человеческом обличье.., если ты можешь назвать горгорианца человеком, что, я полагаю, ты должен делать, потому что нельзя достаточно хорошо отделить его куда-нибудь таксономически. Кроме того, они естественным путем скрещиваются с человеческими особями, что означает, что они люди. Но встает вопрос, является ли данный путь действительно естественным; вопрос, который, я полагаю, надо исключить, потому что, если ты начнешь утверждать, что изнасилование не является естественным, то сразу угодишь в передрягу, а тогда.., о чем это я? — Рука, которой Клути активно жестикулировал, опустилась. Он озадаченно посмотрел на нее и использовал, чтобы вылить остаток вина из бутылки в свой кубок.

— Я не знаю, сэр, — ответил Вулфрит.

— Не знаешь. Конечно, ты ничего не знаешь, потому что тебя засунули в эту пещеру! Все, хватит, мой мальчик! Парень твоего возраста должен чаще бывать на людях, так что получай отгул, отправляйся в деревню и повеселись там! Возьми дюжину медяков из коробки на печи — и валяй веселись!

Вулфрит не верил своим ушам.

— Вы уверены, Учитель Клути?

— Конечно, уверен.

— Но вы никогда прежде не давали мне никаких отгулов.

— Тем более ты переработал, не правда ли?

Вулфрит понимал, что спорить, наверное, глупо. Но идея отгула была слишком уж неожиданной.

— А кто присмотрит за пещерой?

— Конечно, я! А ты иди веселись.

— Один? Не хотите ли вы тоже пойти попраздновать?

— Я буду праздновать прямо здесь, парень. У меня есть еще одиннадцать бутылок шипучего и формула вызова суккубини, которую я хочу испробовать.

— Суккубини?

— А это уже не твое дело, иди в селение!

— Есть, сэр. — Вулфрит повернулся и побрел вниз по склону, в то время как Клути откручивал проволоку со второй бутылки.