Принц Арбол спрыгнул с седла и нагнулся над поверженным противником — пятым после обеда.

— Достаточно, Пентстемон?

— Мне было достаточно еще три часа назад. Что в тебя вселилось, мой лорд?

Арбол засмеялся и помог Напарнику встать.

— Ты же знаешь, я всегда любил дружеские состязания.

— Дружеские! — Пентстемон выплюнул два зуба и клочок волос из конского хвоста. Хвост залетел ему в рот, когда Арбол боковым ударом тренировочного меча заставил его лететь кувырком через круп коня. — Если это дружеские состязания, то не хотел бы я стать твоим врагом.

Принц хитро прищурился.

— Точно. Папа считает, что друзей надо запугивать до преданности, а врагов до полного подчинения.

Пентстемон потряс головой. И понял, что лучше стоять спокойно. Иначе можно лишиться не только зубов. Он считался одним из любимых Напарников принца — группы красивых молодых людей чистейшей старогидрангианской крови. Их специально отбирала сама королева Артемизия.

(Гудж редко вмешивался в воспитание сына. Во время королевских «консультативных совещаний» он говорил, что это его не волнует до тех пор, пока принц не научится трем традиционным горгорианским Пэ: Пить-пиво, Проламывать-башки, Плодить-подкидышей. «Иначе мне придется его убить».) Несколько позже, когда Арбол осчастливил «дружескими» побоями и взбучками всех Напарников, было принято коллективное решение, что пора оставить принца и отправляться делать домашнее задание по математике. (Домашние задания по математике всегда делались на дворцовой кухне, с помощью вспомогательных наглядных учебных пособий.) Тут Пентстемон разглагольствовал о причине недавней резвости принца.

— По-моему, — сказал он остальным Напарникам, — в последнее время с ним что-то творится.

Но его товарищи слишком увлеклись Сложением и Добавлением, а также поиском человека, способного убедить торопливых кухонных прислужниц принести им бочонок пива. («Нам дали только два, дорогая, и если мы добавили еще один, то просто чтобы получилось четыре. Никто даже и не заметил».) Участвовать в обсуждении захотел только юный Саликс. (Слишком пьяный и только что продемонстрировавший упражнение на Вычитание, вывернув прямо на кухонный пол весь свой завтрак.) Бледный и измученный, он спросил:

— Ты имеешь в виду что-то странное? Он же наполовину горгорианец.

— Нет, нет, я о другом. К этому времени голова Пентстема окрепла уже достаточно, чтобы он рискнул отрицательно потрясти ею. — Я не могу понять... Не могу ткнуть в причину пальцем.

— Лучше и не пробуй, — гыгыкнул Саликс. — Отрыбит его этот Арбол. — Он сделал скользящее движение рукой. — Труваля! — И сам удивился несоответствующему звуковому сопровождению. — Нет, не Труваля. Я имел в виду Бэмс! Ага, Или нет. Как-то так. — Он пожал плечами и опрокинулся назад.

— Что это с ним? — поинтересовался принц Арбол, присоединяясь к толпе у бочонка.

— Как обычно, — ответил Пентстемон, несколько удивленный вопросом. Саликс пил как часы. Даже регулярнее часов — с той самой ночи, когда королю Гуджу пришла в голову идея разрубить все часы во дворце. Советники приноровились определять правильное время по тому, стоит парень или уже упал. А если он лежал, то по длине тени от его носа.

— Он пьян? — спросил принц, становясь на колени рядом с лежащим Напарником.

Пентстемон нахмурился:

— А то ты не знаешь, мой лорд?

Арбол словно очнулся от сна и рыкнул:

— Конечно, я знаю, что он напился! — Он выпрямился и стал расхаживать рядом с нежно похрапывающим Саликсом. — Я просто хотел спросить: можем ли мы что-нибудь для него сделать?

Пентстемон улыбнулся. Вот это уже больше похоже на принца! В последний раз, когда они обнаружили Саликса в этом состоянии, была организована поистине великолепная шутка. Очнувшись, их жертва обнаружила, что лежит одетой в женские ночные юбки с ночным горшком на голове и выдолбленными тыквами на ногах. А рядом похрапывает призовой гидрангианский боров. И только потому, что принц Арбол не нашел громогласного шута раньше, чем Саликс проснулся, животное избежало расспросов: «Хорошо ли вам было вместе?»

— Разумеется, ваше высочество! — сказал Пентстемон, делая приглашающий жест в сторону бедного, ничего не подозревающего Саликса. — Ты начинаешь, а я принесу боровка.

— Боровка? — повторил ошарашенный принц. — Боровики лучше при болотной лихорадке. Я знаю другое средство. Это не займет и минуты. — Он встал на колено и провел рукой над безжизненным телом Саликса, странно шевеля и подергивая пальцами.

Ресницы юноши затрепетали, и неожиданно с громким военным кличем он вскочил на ноги, ударил себя в грудь, сделал несколько глубоких вдохов, а потом, перескакивая через кухонных слуг, как в чехарде, исчез по ступенькам, ведущим во двор.

Двое Напарников побежали следом. Вскоре они вернулись и доложили:

— Саликс прогалопировал через задние ворота и рванул из города прямо в поля. Там он решил погоняться за кроликами.

— Что ж, небольшая прогулка верхом прочистит ему мозги, — сказал Пентстемон.

— Но он был без лошади!

— Он ловит кроликов зубами! Пентстемон и остальные Напарники мрачно посмотрели на принца.

— Что я такого сделал? — спросил Арбол.

— Это как раз мы хотели спросить, — процедил Пентстемон.

Но прежде, чем Арбол успел ответить, раздался мягкий и сладкий голос:

— Ну-ка, ну-ка, мальчики, вы не должны здесь сражаться. Это расстраивает поваров. А когда они расстроены, они делают ошибки. Очень, очень невкусные ошибки. А вы знаете, как наш дорогой король ненавидит невкусные ошибки. И вы знаете, что он делает с поварами, которые их допускают. Хорошего помощника так трудно удержать в наше время, особенно когда его рубят на мелкие кусочки.

Смуглая чувственная горгорианка в церемониальном платье появилась из арочной двери, ведущей в банкетный зал. На ее шее висела тяжелая золотая печать Королевской Предсказательницы — единственный высокий официальный пост, который позволялось занимать женщинам. (Горгорианские мужчины презирали колдовство, считая его бабскими глупостями, но было очень удобно иметь под рукой леди, которая за несколько дней заранее могла точно сказать королю, какое блюдо ему подадут на ужин. Чтобы он знал, кого убивать — дичь или повара.) Пентстемон почувствовал странную сухость во рту. Краем глаза он видел, что на других Напарников эта женщина произвела точно такое же действие. Даже принц Арбол нервно облизывал слегка приоткрытые губы. Юноши постарше знали, почему присутствие этой леди заставляет их трепетать. Остальные наверняка думали, что об этом было бы интересно узнать.

Горгорианка проплыла через кухню, распространяя терпкий мускусный аромат.

— Ах, вот вы где, ваше высочество, — выдохнула она, улыбнувшись принцу. — А я надеялась найти вас одного.

— Но я не... — Арбол запнулся, когда женщина, чуть наклонившись вперед, продемонстрировала ему содержимое своего декольте. — О-о-о, — сказал принц.

Улыбка леди пропала.

— Я ясно сказала, что надеялась застать его одного. — Ее тяжелый холодный взгляд пробежал по лицам облизывающихся Напарников. Как-то вдруг Пентстемону вспомнились дикие слухи о том, что некоторые горгорианки используют свое колдовство вовсе не для гадания. Он не помнил старогидрангианских чародеев и их показные бесполезные заклинания. А в сказках волшебство всегда использовалось для превращения людей в предметы. Зеленые, слизистые и вонючие. Предметы, которые кричат на болотах: «Ка-ко-ва клю-ква! Ка-ко-ва клю-ква!»

— Мы как раз уходили, леди Убри! — сказал он торопливо.

Очевидно, его сотоварищи читали те же самые книги, потому что из кухни они все испарились одновременно.

Улыбка вернулась на лицо леди Убри, когда она увидела, как сверкают их пятки. Ей нравилось играть с этими жалкими гидрангианскими щенками. К сожалению, они оказались чересчур наивными. Убри всегда радовалась возможности бросить кому-нибудь вызов, но проигрывать не любила. Оглянувшись, чтобы посмотреть на принца Арбола, все еще сидевшего на полу, где он оставался после замечательной реанимации Саликса, она вспомнила свой единственный и ужасно болезненный проигрыш. Она была тогда еще совсем девчонкой, но обида мучила и жгла ее до сих пор.

Проклятие! Как мог Гудж жениться на этой слюнтяйской гидрангианской принцессе, когда он мог жениться на ней?! Королевская Предсказательница не очень-то разбиралась в политике и династических браках, зато она точно знала, что любит, а что ненавидит.

Она ненавидела Артемизию.

И любила власть.

Четырнадцать лет назад Убри получила страшный удар: Гудж предпочел ей бледную золотистую куколку-королеву. Причем он сказал об этом, выдергивая из-под юной завоевательницы простыню:

— Ты лучше вали отсюда, э, как там твое имя, Уки? И приходи послезавтра.

Она не пришла. Такое положение ее не устраивало. Артемизия родила королевского наследника, принца Арбола. Время шло, и Убри ревниво следила, как подрастает ребенок ее соперницы. Ярость горгорианки разгоралась день ото дня.

Но однажды все переменилось. Впервые за долгие годы благородная дама изволила улыбнуться.

«Принц вырос и когда-нибудь наверняка станет королем. А королю нужна...»

— Королева, — прошептала она чуть слышно. — Я стану королевой Арбола, раз не вышло с Гуджем. — Она взглянула на свое отражение в зеркале. По возрасту она годилась Арболу в матери, но по внешнему виду никто бы этого не сказал. Время пощадило Убри. Горгорианские странствия по горам и долинам, через реки, болота и степи истощали женский организм. Беспощадное яркое солнце высушивало кожу. Но лицо Королевской Предсказательницы не прорезала еще ни одна морщинка, ее черные волосы остались блестящими и шелковистыми, а благородные изгибы ее фигуры поддерживались здоровой диетой, ставшей вполне доступной после завоевания Гидрангии.

«Я просто обязана местным жителям, — размышляла благородная дама. — Когда я стану королевой, я постараюсь убивать их как можно реже».

Разработав план, Убри стала счастливой женщиной. Путь к сердцу принца лежит через желудок, решила она и стала морочить Арболу голову каждый раз, когда предоставлялась такая возможность.

Однако все оказалось намного труднее. Принц нечасто оставался один, а если и оставался, то ни на что особенно не реагировал. Он был занят тем, что колотил гвардейцев или отрабатывал военные приемы. А соблазнить то, что не можешь поймать, невозможно.

Затем Арбол отправился на войну вместе со сворой Напарников и со своим царственным папашей. Убри рассчитывала выиграть именно благодаря этому походу. Она переоденется в мужчину и обломает принца прямо на марше. Он будет одинок и, может, немного испуган. А она окажется единственной женщиной на многие мили вокруг. Выбрав подходящий момент, она откроется и предоставит природе завершить остальное. Как истинный наследник Гуджа, Арбол наверняка оправдает ее надежды.

Но в этом прекрасном плане нашлось одно слабое место: Убри не учла, что у принца будет своя собственная палатка, куда настрого запретят входить и Напарникам, и пажам. Слуги шептались, что это как-то связано с королевской гидрангианской стыдливостью. Более того, когда Убри все-таки удалось подобраться к Арболу и быстро проговорить: «Ваше высочество, я женщина в мужской одежде и последовала за вами прямо в пасть войны из любви к вам», — принц среагировал довольно странно.

— Так ты девчонка? — пробормотал он, разглядывая ее с головы до ног. И засмеялся. — Девчонка, переодетая мужчиной! Смешно. Что это за игра — переодеваться в одежды другого пола? Я расскажу Напарникам. Мы попытаемся когда-нибудь проделать такую штуку и поглядим, что получится. Ты одолжишь мне платье, когда мы вернемся домой? — Он вручил ей три серебряных горгорианских гроша и отправился убивать врагов.

Убри чуть не завыла от злости.

И сейчас она была приятно изумлена. Арбол таращился на нее, как нормальный мужчина. Такой взгляд грел лучше, чем центральное отопление. (Может, горгорианцы и варвары, но они знали центральное отопление. Это когда завоевываешь город и поджигаешь самое большое здание в центре.) Убри присела на пол рядом с Арболом.

— Это такая приятная неожиданность: застать вас одного, ваше высочество, — промурлыкала она ему на ухо, не обращая внимания на кухонных слуг, мелькающих тут и там. — Ведь если ты не слоняешься с этими глупыми Напарниками, то бездельничаешь в затхлом старом книгохранилище со своим новым отведывателем пищи Зачем тратить на него так много времени? Ведь он просто слуга.

— О, с ним все в порядке, — выдавил принц с трудом.

— Знаешь, если он станет тебе слишком надоедать, я всегда могу приготовить для него маленький.., перекус в горгорианском стиле. — Она улыбнулась широко, как капкан на медведя.

— Спасибо, не надо, — быстро ответил принц. — Мы.., мы очень привязаны друг к другу.

— Хорошо, мой повелитель. Но я буду счастлива выполнить любое твое желание. Любое. — Она пододвинулась ближе, и шелковые юбки зашелестели по кухонным плиткам. — Так на чем мы остановились?

— Библиотека! — закричал принц без всякого перехода и совершенно неожиданно для Предсказательницы. Он вскочил на ноги. — Я забыл про библиотеку! Я должен быть там, чтобы встретиться... Я должен идти. До свидания. До встречи.

И вылетел, оставив Убри на полу, рычащей родные горгорианские ругательства.

Он ввалился в библиотеку и только тогда позволил себе отдышаться.

— Ну как, сработало? — Артемизия сидела за одним из столов. Он кивнул.

— Никто не заметил разницы.

— Хорошо. — Королева вытащила из своего рукава маску отведывателя пищи. — Надень это снова. Завтра мы дадим поносить капюшон Арболу. Интересно, поверят ли люди, что он — это ты, когда ты будешь изображать его.

Натягивая маску, Вулфрит задумался: стоит ли рассказывать королеве про очень любезную горгорианскую леди, которую он встретил на кухне?

И решил, что не стоит. Игра, придуманная королевой Артемизией, была гораздо забавнее, чем то, что мог предложить ему старый Клути. Испортить ее было бы жаль.

Особенно если милая горгорианская леди хотела всего лишь играть.