Была вторая половина дня, и толпа уже расходилась, когда Одо прибрел на рынок в Вонючие Ягоды. Просто удивительно, какими тяжелыми оказываются двухгодовалые мальчишки, когда несешь их пару миль вниз по склону.

Усталый пастух дошел до постоялого двора и медленно опустился на скамейку у ворот. Он двигался очень медленно, чтобы не разбудить детей, но как только его зад коснулся неструганых досок, Вулфрит проснулся и огляделся.

— О-о-о! — пронзительно завопил он. — Папа Одо, я хочу пирожное!

Старик вздохнул. В следующий момент проснулся Данвин и присоединил свой голос к требованиям пирожных, медовых казенаков и прочих сластей. Одо опустил мальчиков на землю, и они шустро помчались на рыночную площадь, путаясь под ногами немногочисленных селян.

Истощенный путешествием, пастух вытянулся и прикрыл глаза.

Может быть, думал он, если остаться сидеть тихо-тихо, если удача улыбнется ему, а боги сжалятся, близнецы не вернутся.

С этой мыслью он задремал, видя во сне свою ферму, овец и мебель, которая стояла там, где ее поставили, ночи непрерывного сна, еду, которая не разлетается по столу и по полу, — короче, свою прекрасную мирную жизнь, которая кончилась после появления Людмилы.

Его разбудил мощный бас, прогудевший, казалось, над самым ухом:

— Это твои?

Одо вытаращил воспаленные глаза и посмотрел наверх.

Никого. Он опустил голову и обнаружил источник беспокойства.

Рост говорившего едва ли достигал полутора метров. Забавная неровная борода, длинные черные волосы. А в каждой руке он держал извивающийся пучок ручек, ножек, пальцев и ушей.

Когда ноша в правой руке незнакомца на мгновение замерла и радостно крикнула «Папа Одо!», старый пастух распознал в нем Данвина. А когда то, что было в левой руке, стало возмущенно вопить, Одо безошибочно узнал голос Вулфрита.

— Это твои? — повторил коротышка.

— Ну, — начал осторожно Одо. — Что, если и да? Мне бы лучше сначала рассмотреть хоть одного из них.

Чужаку явно не понравился такой ответ. Но прежде чем он продолжил, Одо поинтересовался:

— Они уже разбили что-нибудь?

— Не мое, — буркнул чужак.

— Папа Одо! — закричал Данвин.

Одо вздохнул:

— Давайте его сюда.

Коротышка перепасовал верещащего ребенка старику, и Одо с размаху приземлил его на скамейку. Жесткая посадка на миг вышибла из Данвина дух, и мальчишка целую минуту просидел тихо — наверное, первый раз за последние полгода. Не считая времени сна.

Незнакомец возмущенно пробасил:

— Вы должны объяснить им, что соваться в дела чародеев опасно.

Одо вздрогнул, потянулся вперед и стал испуганно озираться по сторонам.

На рыночной площади топтались Гуди Блэкед со своими пирогами, старый Панклер со своей идиотской резьбой, напоминающей полурастопленные свечи, и несколько других обитателей Вонючих Ягод. Самых старых Одо знал по имени, остальные были хотя бы смутно ему знакомы, но никто из них никогда не учился на чародея.

— Ну что ж, — сказал он озадаченно. — Я думаю, этот хороший совет когда-нибудь пригодится.

— Не когда-нибудь, а прямо сейчас, — пророкотал коротышка. Недостаток роста явно не сказывался на силе его голоса.

Одо поморгал, лениво вытащил из уха забредшее туда насекомое и задумался над утверждением незнакомца.

— Ладно, — согласился он наконец. — Ведь дети могут встретить волшебника, почему бы нет? Могут же их трахнуть гром и молния из тучи.

— Они уже встретили чародея, пастух! — проревел чужак.

«Пожалуй, ты сам звучишь как гром», — подумал Одо и еще раз оглядел рыночную площадь и единственную улицу селения. На случай, если таинственный чародей спрятался где-то там.

— Я никого не вижу, — сказал он извиняющимся тоном.

Бородач явно обиделся, а затем объявил таким голосом, что задребезжали ставни на окнах гостиницы:

— Я и есть чародей, ты, простофиля из простофиль!

Одо немедленно внес поправку.

— Я не из Простофиль, — сказал он, гордо задирая нос. — Я родился и вырос здесь, в Вонючих Ягодах, или по крайней мере в трех милях отсюда, в горах. — Но пока он произносил все это, смысл слов чужака достиг его сознания. И у старика от удивления отпала челюсть.

Затем она вернулась на место и щелкнула, придавив слишком любопытную вошь.

— Ты не волшебник, — заявил Одо.

Вулфрит с Данвином перестали верещать и уставились на приемного отца.

— Я чародей, — сказал чужак, заметно смущаясь.

— А вот и нет, — настаивал Одо.

— Да что ты знаешь об этом? — возмутился незнакомец.

— Самую малость, — выпалил Одо с силой. — Но ты не чародей.

— Ах, нет?

— Нет.

— А если ты ошибаешься?

Одо потряс головой.

— Не-а. Не может быть. Если ты чародей, то как тебя зовут?

Бородач гордо расправил плечи и выпрямился во весь свой рост.

— Клути, — произнес он с достоинством.

— Вот видишь! — воскликнул Одо, тыча вверх пальцем. — У чародеев не бывает хороших осмысленных имен вроде Клути. У них глупые выпендрежные имена вроде Мандрагорус Надменный, или Пендориган Жульнический, или Манок Морально-вызывающий. — Старик заулыбался, довольный, что привел самый убедительный аргумент.

Но Клути тут же парировал:

— Некоторым чародеям не нужны подобные вывески. Особенно после прихода горгорианцев, объявивших магию вне закона.

Одо поморщился. Он надеялся, что после его слов незнакомец рассмеется и скажет: «Да, конечно, ха-ха, это была шутка, я не волшебник». А он заговорил о горгорианцах. Подозрительно.

— Извини, но я не понимаю. Нельзя же бродить по свету, меняя имя как старую рубашку или исподнее. Твое имя — это твое имя, с ним тебя родили.

— Ты действительно ничего не понял, — сказал бородач. — Клути — мое ненастоящее имя. Чародеи никогда не используют настоящих имен.

— Почему? — удивленно заморгал Одо.

— Настоящее имя имеет свою силу.

— То есть у тебя два имени?!

Клути улыбнулся:

— Верно.

Старик шумно задышал, обдавая собеседника запахом прогорклого сыра. Улыбка коротышки сразу же затуманилась.

— Значит, — сказал пастух, доставая очередную вошь из бороды, — ты вынужден отзываться на оба имени?

Клути согласился:

— И это верно.

— Как же ты умудряешься их не путать? — поинтересовался Одо.

Клути удивленно вытаращил глаза и поставил Вулфрита на землю. В ответ мальчик прыгнул обратно и ухватился обеими руками за ножку коротышки. Никто не понял, что это выражает: привязанность или нападение, но Клути даже не пошевелился. Его слишком занимала глубина тупости и невежества Одо.

Наконец, нащупав дно, бородач вынырнул и тихо сказал:

— С помощью волшебства, конечно.

Вот теперь до Одо дошло. Он даже вспотел от волнения.

Но уже через несколько мгновений его глаза превратились в узкие щелочки.

— И все-таки ты просто пытаешься меня обмануть. Ты не чародей.

— Чародей.

— Нет. Ты — нет. Ты слишком маленький. У тебя нет чудного халата или остроконечного колпака. У тебя нет обуродования.

— Оборудования, — поправил Клути.

— Верно, вот его-то и нет.

— Оборудование я оставил дома, — сказал Клути. — Я замаскировался.

Одо недоверчиво оглядел бородача с головы до ног.

— А как насчет остального? Где колпак и халаты?

— Они на мне.

Одо покосился на босые ноги Клути и его зеленую шерстяную рубаху.

— Они тоже замаскированы, — объяснил Клути. — С помощью волшебства.

— А чего ты такой маленький? — потребовал разъяснений Одо. — Этого нельзя замаскировать волшебством!

Клути уже хотел сказать «А почему бы и нет?», но вовремя остановился. Он понял, что логика здесь не сработает, нужно что-то другое. Если этот древний пастух не верит, что магия может скрыть истинный рост человека...

— Ты прав, — прошептал Клути на ухо Одо. — Ты очень умен, раз заметил это. Чтобы казаться выше, я ношу обувь на специальных каблуках.

— Ох, — сказал Одо. — Теперь мне все ясно. Вы действительно чародей. Точно.

— Правильно. А теперь, когда мы во всем разобрались, не скажешь ли ты этим юным бандитам, чтобы они оставили в покое мою тележку? Иначе у них могут возникнуть действительно серьезные проблемы.

Одо кивнул.

— Слыхали, ребята? — сказал он, сурово глядя на Вулфрита. Данвин прятался под скамейкой. Одо начал перегибаться, чтобы увидеть мальчика, и в этот момент его осенило. Он резко выпрямился.

Клути уже поворачивался, чтобы уйти.

— Эй, подождите минутку. — Древний пастух попытался встать на ноги.

Клути обернулся.

— Да?

— Вы ведь чародей, верно? — спросил Одо, приняв относительно вертикальное положение: ноги ниже тела, спина почти разогнута.

Клути вздохнул:

— Мы же.., да. Да, я чародей.

— Ну, это... — промямлил Одо, размышляя, как бы лучше начать. — Послушайте, дело в том, что мне не нужны оба эти мальчика. Они обуза для такого немолодого человека, как я. Вы же понимаете, с каждым днем управляться с ними мне все тяжелее и тяжелее.

Маленький чародей, ничего не отвечая, смотрел Одо прямо в глаза.

— Вот я и подумал, — продолжал пастух. — Может, раз уж сегодня базарный день и все такое, так, может, вы купите одного, скажем, вот этого? — Он показал на Вулфрита.

— Да зачем он мне нужен? — спросил Клути, глядя на ребенка, обхватившего его ногу.

— Каждый знает, как вы, чародеи, любите детей. То есть не совсем чтобы детей. Вы же понимаете. Можно ведь найти им применение. Необязательно неприятное, конечно, я имею в виду, вы не станете использовать их для жертвоприношений, или на ингредиенты, или мебель, или что-нибудь в этом роде. В конце концов вовсе не нужно после превращения разрезать их, чтобы посмотреть, как они устроены. — Одо пытался выглядеть непринужденно.

— Чародеи никогда не делают ничего подобного, — отрезал Клути.

— Конечно, не делают, — согласился Одо.

— Мы не приносим детей в жертву.

— Разумеется.

— Мы не режем их.

— Нет-нет.

— Мы не превращаем их.

— Я верю.

— Я за всю свою жизнь не обидел ребенка.

— Я так и подумал.

Мужчины стояли лицом друг к другу. Клути побагровел от ярости. Одо пытался смотреть невинно и выглядеть глупее обычного.

На самом деле в душе старика боролись два противоречивых чувства. Он понимал, что если бы сам был Вулфритом, то ему, в частности, не хотелось бы быть проданным чародею, способному разрезать его на кусочки, превратить в трито, на или безделушку и даже принести его в жертву какому-нибудь противному старому богу, раскопанному где-нибудь чересчур учеными старогидрангианскими аристократами. Не нормальному богу, вроде Прунеллы или Корриджа, а тому, который не сильно печется об обычных людях. Одо слышал немножко о таких чудных, как Спаг-Паганетанет — гермафродитное божество посеребренной посуды, используемой противоестественным образом.

Кстати, Клути очень похож на тех, кто использует посеребренные ложечки противоестественным образом.

Но если разобраться, все чародеи занимаются превращениями и приносят жертвы. Точно так же как и пастухи, время от времени разделывающие какого-нибудь ягненка, чародеи должны что-то делать с маленькими детьми. И если не отдать Вулфрита, значит, на его месте окажется кто-нибудь другой. А у Одо для компании останется маленький Данвин, так что Вулфрит — не последний мальчик.

Да и приношение ребенка в жертву Спагу-Паганетанету — дело стоящее. Не похоже, чтобы этот парень Клути собирался съесть Вулфрита.

Во всяком случае, Одо так не думал. Хотя чародеи — люди непредсказуемые.

А даже если бы и собрался, что тут такого? В конце концов Одо тоже съедает иногда собственную овцу, а ведь он прожил с ней гораздо дольше, чем с Вулфритом. Да и вела овца себя гораздо лучше. Это просто принято у пастухов. Помимо всего прочего. И думать о том, что он делал со своей овцой, было много приятнее, чем думать, что, вероятно, чародей сделает с Вулфритом.

Но что поделаешь, так уж устроен наш проклятый мир.

Клути тоже размышлял, вперившись взглядом в старого пастуха.

Вранье про чародеев изначально распространяли сами чародеи, чтобы люди их не беспокоили. И это вранье приносило ему постоянные неудобства с тех пор, как много лет назад он скрылся из королевского дворца за несколько часов до появления горгорианцев.

Люди говорили, что сбежавшие чародеи — трусы. Но Клути предпочитал думать о себе просто как о рассудительном человеке. С первого дня вторжения и оккупации стало ясно, что завоеватели преобразуют анатомию каждого попавшего к ним в лапы чародея, в частности, отделят его голову от тела. А Клути за долгие годы привязался к собственной голове — по сути, он ее любил и расставаться с ней не имел ни малейшего желания.

Однако ни одного заклинания, способного подействовать на горгорианцев, никто не знал. Чародеи Старой Гидрангии относились к магии как к исключительно тонкому искусству и обучали ему самых достойных, самых лучших представителей нации. Результатом явилась абсолютная непригодность магии для достижения каких-либо практических целей. С помощью чародейства невозможно было решить ни одну мирскую проблему.

А горгорианцев волшебство вообще не интересовало.

Клути часто фыркал себе под нос: «Критики! Они никогда не приемлют истинного художника!»

Что могли чародеи Старой Гидрангии? Показать горгорианцам дюжину цветов, которые никогда не существовали в природе. Вызвать воздушных духов, чтобы обсудить предназначение лунного света. Их магия была не способна нанести вред даже блохе на голове завоевателя, а уж тем более отвести в сторону лезвие хоть одного горгорианского меча.

Горгорианцы получали огромное удовольствие, всячески подчеркивая эту неспособность.

Поэтому Клути сбежал и обрел себе новое пристанище в уютной пещере неподалеку от Вонючих Ягод. Там он продолжал изучать магию, но уже с совсем другим уклоном.

— Если они хотят практических заклинаний, — бормотал он себе под нос, — я дам им практические заклинания!

Итак, он изучал и практиковался, пытаясь создать более приземленное, зато куда более действенное волшебство. И достиг успеха: заново открывал старые заклинания. Почти каждый день...

Точнее — каждый месяц или два. Если везло. Клути готовился использовать эти заклинания на благо Старой Гидрангии, как только народ поднимется против горгорианских завоевателей. Всякий знал, что грядет восстание, ведомое изгнанными аристократами, разбойниками-патриотами и другими традиционными народными героями. Правда, в разговорах упоминалось только одно имя, Клути нетерпеливо ожидал обещанного Черной Лаской похода с гор. Это будет победное шествие, к которому примкнет все сознательное население. Дворец Божественно Тихих Раздумий будет захвачен, а презренный король Гудж низложен и обезглавлен.

А пока Клути жил в пещере, что совсем не подобало такой цивилизованной личности. Продукты и разные необходимые вещи он покупал у дурно пахнущих обитателей селения, очень кстати названного Вонючие Ягоды. И обнаружил, что аборигены верят в старые враки чародеев о превращениях людей в ежей или о скармливании их демонам.

Все это делало жизнь Клути довольно одинокой. А мальчик составит ему компанию, будет полезен в хозяйстве...

— Ну? — спросил Одо нетерпеливо. — Берешь его?

Клути взглянул на Вилфрита, который пытался впихнуть дрыгающегося паука в сапог Одо.

— А сколько ты хочешь?

Через полчаса Одо и Данвин уже шагали обратно на ферму. А Вулфрит сопровождал чародея в его пещеру по другую сторону селения Вонючие Ягоды.

Данвин немного расстроился из-за неожиданной разлуки со своим братиком, но несколько небольших легких тычков изменили его настроение.

— Папа Одо? — позвал он, бросая последний взгляд на тихую деревушку внизу.

— Чего тебе?

— Я хочу Вулфи.

Пастух остановился и посмотрел на мальчика.

— Ты это брось, — сказал он решительно, — мы продали твоего брата честно и без обману. Не похоже, что волшебник собирается его есть.

Данвин надулся, но ненадолго — в таком состоянии оказалось гораздо труднее увертываться от тяжелого родительского кулака. Он обогнал старика и бросился вверх по тропинке.

— По крайней мере, — пробормотал Одо себе под нос, — я надеюсь, что он не будет его есть.