Королева Артемизия сидела перед зеркалом и внимательно изучала свое отражение. За четырнадцать лет, прошедших со дня рождения принца Арбола, у нее не появилось ни единой морщинки, ни одного седого волоса.

Если еще взять в расчет постоянный стресс, в котором она уже долгие годы находилась, то это было просто чудом.

— Я не знаю, как это мне удается. Мангли, — сказала она своей фрейлине. — Воспитывать ребенка, да еще королевское дитя и наследника Горгорианской империи ужасно трудно. А если бы ты узнала правду про принца Арбола, у тебя бы вообще дух перехватило.

— Кхх, — фыркнула Мангли, пробегая гребнем из слоновой кости по светлым волосам королевы.

Примерно на такой ответ Артемизия и рассчитывала сейчас или в другое время, по этому поводу или по иному. Фрейлина была молодой горгорианкой, у которой произошел небольшой конфликт со старшей женой ее первого любовника. Мангли всегда говорила то, что думала. А думала она довольно творчески, изобретая фантастические синонимы для слов «старая», «уродливая» и «обладающая сексуальной притягательностью дорожной щебенки». Жена любовника практиковала магию и даже экспериментировала с некоторыми заклинаниями. Она решила дать хороший урок зарвавшейся шлюхе и научить ее хоть немного сдерживаться. Немного подумав, она магическим способом почти полностью удалила язык Мангли.

В целом это было посильнее, чем магия, которой предположительно владеют горгорианки и которую они обычно используют. Но и обстоятельства сложились весьма необычные. В большинстве своем молодые варвары знают, что не стоит спорить с одаренными магией взрослыми.

И все-таки заклинание оказалось обратимым. Оно служило как бы первым предупреждением, выстрелом в воздух.

Или по крайней мере оно могло бы стать обратимым, если бы горгорианский лорд, за которого боролись дамы, не прибыл бы в самый неподходящий момент. Обнаружив, что его жена использует избыточную и потенциально опасную магию, он решил, что если сразу же не выразит свой протест, то рискует в следующий раз оказаться на месте Мангли. И благоразумно отрубил волшебнице голову.

Последовали всеобщее ликование в шатре гарема и волнующее перераспределение домашних обязанностей, но Мангли, умолкнувшая навсегда, не принимала в этом никакого участия. Если какие-нибудь горгорианки и могли восстановить ее язык, то все равно ничего не делали. И хотя многие мужчины часто мечтали о вечно молчащей жене, было не похоже, чтобы хоть кто-то из них стремился заполучить бедняжку.

Счастливый день для Мангли настал, когда известие о ее участи достигло ушей королевы и девушку пригласили в замок. После исчезновения Людмилы Артемизия долго и безуспешно искала верную помощницу. Это было таким облегчением — обрести в королевских покоях кого-нибудь, с кем можно говорить свободно, не взвешивая каждое слово! Кроме того, как и большинство горгорианцев, Мангли оказалась неграмотной, поэтому опасность, что она что-нибудь запишет, отсутствовала вовсе.

— Все эти годы, все эти годы... — размышляла Артемизия, кокетливо склонив голову набок. — Право, не знаю, как бы я справилась без тебя.

— Хнг, — согласилась фрейлина.

— И кстати, дорогуша, принеси-ка мне чай.

Исполнительная Мангли потрусила к столику, где на спиртовке клокотал серебряный чайник, и добавила в кипящую воду три щепотки сухой травы, которую носила в крохотной тщательно запечатанной ладанке.

Когда отвар был готов, она разлила его в две чашечки и понесла королеве. Леди пили чай вместе. Артемизия промокнула губы.

— Хм, очень приятный вкус. Хотя я бы пила твои травы, даже если бы они отдавали навозом. Боги, только бы никогда больше не зачать от Гуджа! Три — я имела в виду «смотри», мне и одного достаточно. Мальчика, принца Арбола. Конечно. Ха-ха-ха!

— Анх-анх-анх, — засмеялась Мангли. Она довольно похлопала себя по плоскому животу, демонстрируя силу контрацептивного чая.

Королева отставила в сторону пустую чашку.

— А скажи-ка мне, дорогая Мангли, нет ли еще какого-нибудь сходного средства, известного женщинам твоего племени, которое — м-м-м — предохраняло бы молодую девушку от — м-м-м — любого влечения, которое ведет к тому, что становится необходим вот этот чай?

Мангли уставилась на королеву, а затем сделала горгорианский жест, означающий, что у кого-то не все быки в хлеве.

— Нет, конечно же, нет. — Артемизия опустила глаза. — Когда женщина хочет предохранить себя от рождения слишком большого количества детей — это понятно. Но зачем удерживать девушку от превращения в женщину? Ладно, забудем.

Мангли покачала головой и издала горлом мягкий любопытствующий звук. Ей очень нравилась ее повелительница; если бы не Артемизия, бедняжка либо умерла бы от голода, либо угодила бы в один из дальних горгорианских гарнизонов, где все мужчины — мужчины, а лошади пугливы и капризны. Она бы в лепешку разбилась ради королевы, но та взмахом руки остановила ее.

— Это не важно. Нам пока еще везет. Но кровь заговорит, я знаю. Помню, как одна из моих гувернанток жаловалась другой, что у меня нет желания заниматься спортом, а та ответила, что это из-за того, что я все силы трачу на разнообразные шалости. Леди Дромедри тогда сказала: «Если она не изменит поведение, то никогда не получит Благословения Вимплы». — Королева сделала гримасу отвращения. — Ну, положим, я в конечном счете получила благословение доброй старой Вимплы, Богини Тревог, Диверсий и Малых Потрясений. Занятия гимнастикой не могли сдерживать меня вечно. Ах, как бы мне теперь хотелось, чтобы они меня удержали!

Мангли уже хотела разразиться целой очередью вопросительных звуков, когда на лестнице, ведущей в королевские покои, раздались шаги. Женщины услышали, как один из горгорианских часовых заревел:

— Стой! Кто идет?.. Ай-й-й!

После чего послышался грохот, а затем смиренное блеяние второго стража:

— Ах, это вы, принц Арбол. Прошу вас, входите, ваше высочество.

— И спорим — войду! — донесся радостный выкрик. Дверь в комнату королевы три раза энергично пнули ногой — и деревянные створки широко распахнулись. Блистая варварской красотой и горгорианскими боевыми доспехами, принц Арбол ворвался к матери, словно завоевывал вражескую территорию.

— Привет, мам! Извини, я тут спустил с лестницы одного твоего гвардейца, но он слишком туп.

— Сердечко мое, они же горгорианцы. Тупость у них в крови, — мягко пожурила королева сына. — Но я беспокоюсь не о гвардейцах, а о дверях. Они очень дорого стоят. Разве Наставник по Этике не учил тебя, как нужно стучать?

— Он пытался, мам, но это звучало так глупо, что я отправил его следом за гвардейцем.

— Какой же ты у меня шаловливый мальчик. — Артемизия не могла сдержать гордой улыбки. Она протянула руки к принцу. — А теперь иди сюда и дай мне на тебя посмотреть.

Принц Арбол шагнул вперед. Это был настоящий королевский наследник, Гудж не мог пожелать лучшего: высокий, с широкой грудью, с сильными мускулистыми ногами, слегка изогнутыми в результате многочасовых упражнений в седле, с руками, способными владеть любым подходящим для его возраста оружием.

Естественно.

Королева Артемизия попыталась потрепать Арбола по голове, но тот увернулся.

— Ну, маммм! Ну, не делай так! Если мои товарищи узнают, они меня засмеют, и придется поубивать их. А половина этих засранцев должна мне деньги!

Королева была шокирована.

— Великие Боги! Арбол, что ты говоришь! Такой язык! Разве я тебя ничему не учила? Неужели, выходя из моей комнаты, ты превращаешься в.., в.., горгорианца?!

Принц удивленно поднял брови.

— Но я и есть горгорианец.

— И старогидрангианец тоже. Никогда не забывай об этом.

Арбол мрачно уставился в пол и поковырял шпорой лучший ковер королевы.

— Ладно, — пробормотал он сквозь зубы.

— Я полагаю, ты пришел сюда не для того, чтобы дуться, — сухо сказала королева.

Принц поднялся, оживился и одарил мать лучезарной улыбкой.

— Конечно! Я совсем забыл! Это лучшая новость, какую я слышал за всю свою жизнь!

— Неужели твой отец скончался? — осведомилась королева с усмешкой.

Арбол сделал ей знак «у вас не все быки в хлеве» и сбавил тон:

— Нет, мне наконец удалось ранить Наставника по Грязным Приемам Битвы. Не смертельно, не бойся, но я так хорошо его уделал, что папа сказал: «Пришло время выходить из классной комнаты в мир».

Королева в отчаянии заломила руки.

— Что?

— Он берет меня с собой в поход, мам! — воскликнул принц, чуть ли не выпрыгивая из высоких кавалерийских сапог. — Мы отправляемся завтра опустошать западный фланг Гипоглицемианской Республики. Разве не круто?!

— Мангли, — приказала королева. — Оставь нас одних.

Когда немая фрейлина удалилась, Артемизия взяла принца Арбола за руку и повлекла свою чересчур резвую дочку к оконной нише, где проходили особенно серьезные разговоры. Именно там королева поведала принцу Арболу о долге чести и крови, который они оба задолжали дорогому расчлененному и обезглавленному папочке-дедушке, королю Фумиторию Двадцать Второму. Именно там она когда-то наказывала принцу во имя святой обязанности всех высокорожденных старогидрангианских детей никогда, ни при каких обстоятельствах не позволять никому видеть себя обнаженным, утверждая, что это предохраняет матерей принцев от чумы, вызываемой тритонами.

На этот раз она начала беседу словами:

— Дорогой, ты должен остаться в замке.

— У, мамммммм! — Арбол раздраженно затопал каблуками. — Ну почему? Ведь остальные собираются! Все мои ребята едут! Если я останусь, меня задразнят и...

— Молодой человек, если ты убьешь хоть кого-нибудь без моего разрешения, то получишь ремня.

Принц не ответил, но Артемизия заметила в его глазах неприятный холодный блеск, как бы говоривший: «Попробуй, тебе для этого потребуется целая армия!» Королева прочистила горло и решила начать мирные переговоры.

— Любовь моя, военная кампания — это не.., не самое подходящее занятие для аристократа. Солдаты должны делить между собой все. У них нет и не бывает ничего собственного — даже у людей высочайшего ранга. А конечно же, чем выше ранг, тем обособленнее надо держаться, не позволяя нашему врожденному благородству ослеплять и поражать простой люд.

— Папа говорит, что там полно лошадиной падали, — сказал принц.

Королева прикусила язык. Для нее Гудж и лошадиная падаль были равны.

— Это королевская гидрангианская традиция. — Она заскрежетала зубами. — Разве ты забыл счастливые дни своего детства, когда мы жили отдельно от вульгарного и беспокойного мира?

— Ну, — сказал принц. — Это было скучно.

Королева Артемизия досчитала до десяти и попробовала подойти с другой стороны.

— Драгоценный мой, если ты не жаждешь обнаружить тритонов в своем пудинге, надо оставаться скромным. Ты должен скрывать свою наготу от всех посторонних глаз ради моего спасения.

Принц покачал головой:

— -Это касается только детей! Ты сама говорила, что настанет время и мне не придется больше беспокоиться о таких вещах. Я больше не ребенок. Когда горгорианский мальчик выходит на первый бой, его считают мужчиной.

Королева переплела тонкие пальцы и глубоко вздохнула.

— Арбол, сын мой, ты говоришь правду. По дегенеративным законам и обычаям заплеванных людей Гуджа ты действительно мужчина. И все же знай, что по беспредельно высоким традициям и бессмертным обычаям старогидрангианцев никто никогда не сможет освободить тебя от твоей священной обязанности.

Арбол зарычал.

— Я что, опять должен принимать ванну?! — Принц терпеть не мог даже умывания. Возможно, сказывались незабываемые детские воспоминания, как мать выхватывала его из воды и стремительно запаковывала во влажное полотенце при каждом подозрительном звуке, раздававшемся у дверей королевской спальни.

— Сын мой, спроси лучше, когда у тебя снова появится привилегия принять ванну. — Королева сменила тон. — Главная обязанность гидрангианского принца: быть добрым, храбрым, сообразительным, думать головой — и оберегать от нескромных глаз некоторые части тела.

— При чем здесь...

Артемизия жестом велела ему замолчать.

— Несколько лет назад, мой благородный сын, когда ты был еще слишком мал, ужасная эпидемия прокатилась по нашей округе.

— Тритоны? Грудные жабы?

— Нет, не жабы. Жабы — пустяки по сравнению с этой трагедией. Жертвами недуга становились исключительно самцы, и они были поражены.., туда... О, смогу ли я произнести это? Они были деформированы!

Принц Арбол весь обратился в слух, хотя и не выглядел испуганным, как следовало бы.

— Оу! Как деформированы? Капсилак, мой оруженосец, на прошлой неделе хвастался двухголовым ежиком. Но если последствия эпидемии оказались такими ужасными, я скажу ему, чтобы он засунул этого ежика...

— Отростки, — произнесла наконец королева Артемизия. — У них образовались отростки.

— Где?

— Вот здесь. — Она показала на специально отлитый для Арбола доспех, о назначении которого юный принц даже не догадывался. Королева подробно описала чудовищные опухоли, которых стыдилось большинство мужчин.

Арбол передернулся.

— Это звучит.., ух. Но, мам.., папа тоже этим страдает?

Артемизия кивнула.

— А почему бы ты думал, я избегаю его? О, это тяжелое зрелище, и надо приложить все усилия, чтобы уберечь короля от позора. Мой мальчик, тебе посчастливилось быть одним из немногих оставшихся в Гидрангии мужчин, чьи генеративные органы.., не затронуты болезнью. Теперь подумай! Если ты отправишься на войну в компании солдата, которому не повезло, — как ты думаешь, что он почувствует, увидя твое здоровое тело?.. — Она издала соответствующий всхлип и обвила руками шею Арбола. — Поклянись мне, мой мальчик! — вскричала королева. — Пообещай мне честью Гидрангии, что, если ты отправишься в поход со своим отцом, ты сделаешь все возможное, чтобы другие мужчины не увидели тебя обнаженным. Поклянись, что не причинишь боль невинным калекам.

Полузадушенный в материнских объятиях принц Арбол выдавил:

— Ну клянусь.

— Я верю тебе, дорогой. — Артемизия отпустила его и поцеловала в щеку. — А теперь можешь идти веселиться на войне. 

Принц Арбол направился к дверям, но по дороге передумал — и метнулся назад для сердечных прощальных объятий. А затем умчался.

Королева тяжело вздохнула и, вернувшись в комнату, опустилась в кресло.

— Мангли! Мангли, сюда! — Немая горгорианка появилась прежде, чем госпожа произнесла ее имя дважды. — Мангли, бумагу для писем!

Фрейлина с интересом наблюдала, как Артемизия составляет послание. Время от времени королева бормотала себе под нос текст письма или перечитывала его вслух. В эти моменты Мангли оживлялась. Она создала теорию, связывающую слова королевы со значками на бумаге. Девушка не знала о деталях подобной связи, но была уверена, что здесь что-то есть — важное и требующее дальнейшего изучения.

Закончив письмо, Артемизия послала Мангли за курьером. Четырнадцатилетняя практика многому ее научила. Королева сколотила целый отряд молодых людей, которым можно было спокойно доверить тайную корреспонденцию. Все оказалось довольно просто: она приглашала их в свои апартаменты, угощала чаем с афродизаком и.., отдавала им Мангли... А затем сообщала, что так будет каждый раз, когда они успешно выполнят свою миссию.

В последнее время ее гонцы зачастили к Черной Ласке. Приближалась пора женской зрелости принца Арбола, и жизнь в веселом зеленом лесу казалась Артемизии все привлекательнее и привлекательнее.

«У меня нет другого выхода, — думала королева, наблюдая, как ее последний курьер выезжает из замка. — Я не жду многого от жизни в лесу, но оставаться здесь просто опасно!»

Почувствовав легкую дрожь, она встала и потребовала накидку. Недалеко от замка находились сто семьдесят два храма разных гидрангианских и горгорианских богов и богинь. В последнее время их посещение и опека стали ежедневной обязанностью королевы Артемизии.

«Лучше огородить клумбы, — резонно думала она, — чем жить в городском колумбарии».