Проснувшись, Думери обнаружил, что лежит на чем-то мягком и теплом, а воздух пропитан запахом мыла и лаванды.

Наверное, прошло не меньше минуты, прежде чем он решился открыть глаза, а открыв их, увидел простой дощатый потолок.

Думери скосил глаза влево-вправо. Он лежал в маленькой спальне, на перине, под теплым одеялом. За единственным окном виднелось синее небо. У кровати стояли раковина и два стула. Мальчик, похоже, его возраста смотрел в окно, оперевшись на подоконник.

Думери кашлянул.

Мальчик, коротко глянул на него, бросился к двери, что-то крикнул на непонятном Думери языке, вероятно, на сардиронском.

Затем повернулся и уставился на Думери.

— Привет, — поздоровался тот.

Мальчик молча смотрел на него.

Послышались шаги, комната начала заполняться людьми.

Первым вошел старик. Ему никак не меньше шестидесяти, отметил про себя Думери. Когда-то крупный мужчина, но уже ссохшийся, сутулый. Левая рука обрывалась у локтя, и из рукава туники торчала давно зажившая культя.

За ним появились дети, шумные, шустрые. Думери насчитал четверых, но мог и ошибиться, потому что они ни секунды не стояли на месте.

Последней вошла маленькая симпатичная черноволосая женщина. И осталась у двери.

Однорукий старик что-то сказал на сардиронском.

Думери мигнул, попытался сесть, но сумел лишь приподняться на локте.

— Кто-нибудь говорит... — Фразу прервал приступ кашля. Откашлявшись, он начал снова: — Кто-нибудь говорит на этшарском?

— Да, — кивнул старик. — Я, естественно, говорю. Правда, в последнее время он у меня не в ходу. Это твой родной язык? Сардиронского ты не знаешь?

Думери покачал головой.

— Это плохо. Малыши не поймут нашего разговора. — Он улыбнулся. — Может, оно и к лучшему. Когда я буду рассказывать им, о чем мы тут говорили, я кой-чего приукрашу. Ты не возражаешь?

Женщина вышла из комнаты.

Девочка лет четырех дернула старика за тунику и задала вопрос на сардиронском.

Старик ответил, и Думери, кажется, уловил слово «Ethsharit».

Девочка задала второй вопрос, и старик покачал головой.

— Ku den nor Sardironis.

Ребенок раскрыл было рот, чтобы спросить что-то еще, но старик поднял руку, показывая, что на сегодня достаточно. Думери предположил, что девочка хотела поинтересоваться, почему он и старик так странно говорят.

И действительно, больше вопросов не последовало, так что старик смог обратиться к Думери:

— А теперь, мальчик, скажи, кто ты и что привело тебя к порогу моего дома? Голодного, замерзшего, одетого в лохмотья, в которые ты превратил городскую одежду. Как ты оказался так высоко в горах?

Только тут Думери заметил, что на нем очень удобная фланелевая ночная сорочка. Спрашивать о том, куда подевалась его одежда, он не стал.

— Я — Думери-из-Гавани. Из Этшара.

— Какого Этшара? — тут же спросил старик.

— Этшара-на-Пряностях. — В голосе Думери слышалось удивление. Такого вопроса ему раньше не задавали.

Впрочем, и в столь далекое путешествие он отправился впервые.

Старик кивнул.

— Продолжай. Как ты сюда добрался?

Думери замялся, не зная, что сказать.

Признаться, что он следовал за Кеншером сыном Киннера? И что будет потом? Да и где он сейчас? В доме у площадки с драконами? Если так, то где Кеншер? Его ли эта ферма?

— Я заблудился, — ответил он.

Старик нахмурился.

— Где я сейчас нахожусь? И кто вы?

— Меня зовут Киннер, — ответил старик, и у Думери гулко ухнуло сердце. — Это Талгер, Калтен, Кирша, Шата и Тарисса, часть моих внуков. — Старик сначала указал на мальчика, что стоял у окна, когда Думери проснулся, потом на второго мальчика и на трех девочек. Вопросы ему задавала Кирша.

Черноволосая женщина вернулась с подносом, и старик добавил:

— А это Панча, жена моего сына.

— Я принесла суп. — По этшарски женщина говорила с сильным акцентом.

Думери тут же сел и, как только женщина поставила поднос на раковину, набросился на суп, наваристый бульон с морковкой и другими овощами. Никогда в жизни Думери не ел ничего более вкусного. На мгновение он оторвался от тарелки, чтобы выдохнуть: «Большое спасибо», а затем вновь заработал ложкой.

Лишь когда тарелка опустела, он поднял голову и увидел, что старик, женщина и пятеро детей смотрят на него. Наверное, они перешептывались между собой, но замолчали, как только он посмотрел на них.

— Большое вам спасибо, госпожа, — повторил он. — Очень вкусный суп.

Она пожала плечами, но на губах заиграла довольная улыбка.

— Ты рассказывал нам, как ты здесь оказался, — напомнил ему Киннер.

Думери, наоборот, не помнил, чтобы он рассказывал об этом, но он с детских лет понял, что спорить со взрослыми бесполезно.

— Я пришел пешком.

— Но зачем? — воскликнул Киннер.

Думери медлил с ответом. Очевидно, эти люди настроены к нему дружелюбно, приютили его, накормили, но, с другой стороны, существование этой фермы наверняка держится в секрете, а он вызнал этот секрет. И признание в том, что его интересует профессия, имеющая непосредственное отношение к драконам, лишь подчеркнет этот факт.

Но теперь они знают, что секрет ему известен, так зачем скрывать цель своего прихода.

— Я шел следом за одним человеком. Его зовут Кеншер сын Киннера.

Талгер вскинул голову, услышав знакомое имя. Да и в глазах Киннера мелькнула искорка интереса.

— Неужели?

Думери кивнул.

— А почему ты шел следом за моим сыном? — полюбопытствовал Киннер.

— Я думал, что он охотник на драконов.

— Понятно. А чем тебя заинтересовал охотник на драконов?

— Мне хотелось, чтобы он взял меня в ученики.

Киннер пристально вглядывался в мальчика, но тот не отвел глаз. Дети, ничего не понимая, начали перешептываться.

— Ты хочешь стать охотником на драконов? — спросил Киннер.

Думери кивнул.

— А с чего ты решил, что Кеншер охотится на драконов?

— Я видел, как в Этшаре он продавал драконью кровь магу.

— Ага. — Киннер заулыбался, догадавшись, что последует дальше. — И ты решил, что он добывает эту кровь, охотясь на драконов?

Думери вновь кивнул.

— Но теперь ты знаешь, что Кеншер не охотится на драконов.

— Он их выращивает. Теперь я это знаю. Но все равно хочу пойти к нему в ученики.

Киннер вздохнул.

— Мальчик, ты можешь привести веские причины, которые побуждают тебя стать учеником Кеншера, но, боюсь, это невозможно.

— Почему? — вскинулся Думери. Старик помолчал, глядя на него.

— Подожди. — Он вышел из комнаты и что-то крикнул на сардиронском.

Думери не оставалось ничего иного, как ждать.

Вскоре в коридоре зазвучали шаги, в комнате появились новые люди, кто помоложе Думери, а кто и на несколько лет старше.

— Это Селдис, Вуллер, Кинтера, Шанра, Кашен, Корун и Киннер-младший. Ты уже познакомился с Талгером, Калтеном, Тариссой, Киршей и Шатой. Все они — мои внуки, кроме Вуллера, который женат на Селдис. Более того, все они — дети Кеншера. И, разумеется, Панчи. — Он поклонился женщине.

Думери смотрел во все глаза. Одиннадцать детей, от молодой женщины до мальчика двух или трех лет. Не считая Вуллера, мужа старшей дочери.

— И каждый из них имеет первостепенное право требовать место ученика, — добавил Киннер.

— Но... — начал Думери.

— Мальчик, — оборвал его Киннер, — чтобы вести хозяйство на этой ферме, одиннадцать человек ни к чему. Вполне хватит троих, хотя чем больше людей, тем меньше работы будет у каждого. Наша драконья ферма, насколько нам известно, единственная в мире, так что тебе не следует мечтать о том, что, став подмастерьем, ты сможешь найти работу где-то еще.

— Единственная в мире? — недоверчиво переспросил Думери.

Киннер кивнул.

— Так нам говорили.

— Но... если она единственная... — Думери задумался. — Как она здесь оказалась?

Киннер вздохнул. Девушка, вернее, молодая женщина, которую он представил как Селдис, что-то шепнула ему на ухо. Киннер кивнул, ответил также шепотом.

Селдис и Вуллер ретировались. Один за другим, пока Киннер рассказывал историю фермы, разошлись и остальные дети.

— Ты слышал о Великой войне?

Думери кивнул.

— В которой Этшар уничтожил северян.

— Совершенно верно, — согласился Киннер. — Это была долгая-долгая война. Никто и не знает, каким был мир до того, как она началась. Не знаем мы, и откуда взялись драконы, потому что они участвовали в войне с первых ее дней. Лично я полагаю, что их создал какой-то чародей, возможно, случайно. Иначе почему их кровь обладает столь высоким магическим потенциалом? И они совсем не похожи на других известных нам животных. Развиваются, ведут себя совсем по-другому... — Он помолчал, собираясь с мыслями, затем продолжил:

— Короче, поначалу драконы выращивались только под присмотром человека, диких не было и в помине. Их широко использовали в боевых действиях, так что вполне возможно, что их вывели сознательно. Это были боевые животные. Один большой дракон мог без труда уничтожить целый город, не говоря уже о тех, что выдыхали огонь и умели летать. Драконья шкура по прочности не уступала броне, а с возрастом они умнели и даже начинали говорить. Этим они отличались от людей, не так ли? Человек начинает говорить до того, как взрослеет, дракон — уже взрослым, со сформировавшимся характером, обученный убивать. Я думаю, причина этих отличий только в одном: кто-то создал драконов исключительно для войны.

Думери жадно ловил каждое слово. Такого он и представить себе не мог. Чтобы кто-то создал драконов! А может, и не только драконов? Как насчет жаб, верблюдов? Может, и людей кто-то создал?

— Во время войны армия использовала и соответственно выращивала драконов. Некоторых готовили для участия в боевых действиях. Других выпускали в тылу врага. Они росли в лесу и пожирали дичь. Когда же ее не оставалось, набрасывались на домашний скот и людей, сея панику среди северян.

И, разумеется, этшарским чародеям для заклинаний требовался постоянный источник драконьей крови. В той войне в дело шли не только мечи, но и чары. Маги и теурги Юга сражались с колдунами и демонологами Севера. Так что армия создала драконьи фермы. Сколько — не знаю, но не одну. Ближе к концу войны одной из них, расположенной неподалеку от линии фронта, но надежно укрытой в горах, командовал некий Тар, сержант элитной Передовой Бригады генерала Анарана. — Киннер улыбнулся. — Сержант Тар был моим пра-пра-пра-пра-пра-пра-прадедушкой. Да, моим предком в восьмом колене.

Думери мигнул.

— Но война... закончилась сотни лет назад.

— Совершенно верно, — согласился Киннер. — Когда война закончилась, приблизительно двести тридцать лет назад, сержант Тар продолжал выращивать драконов. Государство ему не мешало. Возможно, там и забыли о существовании драконьей фермы. Насколько я знаю от своего деда, на ферму пришел приказ, что армии драконы больше не нужны. Их надобно или убить, или отправить на Север, чтобы они дожрали тех, кто выжил после падения Северной Империи. Так вот, сержант Тар подумал, что негоже уничтожать добро, поэтому сохранил ферму и передал ее своему сыну, тот — своему, и так продолжалось до тех пор, пока я не унаследовал ферму от моего отца. Когда я умру, драконы и ферма перейдут к моему сыну, Кеншеру.

— И вы продаете драконью кровь? — спросил Думери. Все-таки это гадко, подумал он, выращивать животных только ради того, чтобы торговать их кровью.

— Да, — кивнул Киннер. — Мы убиваем драконов и продаем их кровь. Это прибыльный бизнес. Магов, использующих драконью кровь, предостаточно, а самой крови постоянно не хватает. Насколько нам известно, все остальные драконьи фермы, которые содержала армия, прекратили свое существование. По крайней мере конкурентов у нас нет. Вероятно, командиры других ферм не подумали о том, что драконья кровь потребуется чародеям и в мирное время. А может, они не решились нарушить приказ. И, должно быть, убили или выпустили из клеток своих драконов. Так что наша драконья ферма — единственная во всем мире. — Он улыбнулся, прежде чем добавить:

— Во всяком случае, мы так думаем.

— Значит, вы... — У Думери перехватило дыхание. — Значит, чародеи всего мира могут получить драконью кровь только у вас?

— Ну может, не всего мира. — В голосе Киннера слышалось сомнение. — Однако мы ведем активную торговлю и можем удовлетворить потребности большинства чародеев Гегемонии трех Этшаров и всего Сардирона. Там мы, собственно, и торгуем. Чародеи Малых Королевств — их не очень-то много, магия не пользуется популярностью в Малых Королевствах, — Тинталлиона и Северных земель добывают драконью кровь где-то еще. Через посредника в Этшаре — всегда найдется желающий продать ее в два раза дороже, с помощью магии — это очень сложно, потому что требует вызова демона, или у настоящих охотников на драконов.

Он рассмеялся.

— Если ты думаешь, что мы, выращивающие драконов, просим слишком много, тебе бы попробовать прицениться к товару какого-нибудь охотника на драконов. — Лицо его стало серьезным. — Впрочем, на то есть веская причина. Охота на драконов исключительно опасна. И охотники гибнут куда чаще, чем убивают драконов. — Он пожал плечами. — Мы-то знаем драконов как свои пять пальцев. Растем вмести с ними, общаемся каждый день. В том, что они опасны, сомнений быть не может. И дикие драконы растут и растут. Мы же их убиваем по достижении определенного возраста. Конечно, и с ними можно найти общий язык, но это рискованно. Драконы по натуре очень злобные. Вот это работа одного из них. — Киннер шевельнул культей. — Не дикого, а нашего, выращенного на ферме. После того как это случилось, я решил, что староват для такой работы. Так что мой сын Кеншер теперь продает драконью кровь в Этшаре и управляет фермой. А моя внучка Селдис торгует в Сардироне-на-Водах. — Глаза Киннера затуманились. — Селдис однажды убила дракона. Так она познакомилась со своим будущим мужем. Этот дракон досаждал их деревне, и его послали в Сардирон-на-Водах за подмогой. Он увидел, что Селдис продает в Сардироне драконью кровь, и уговорил ее избавить их от дракона. Мы-то знаем драконов, так что она заманила его в ловушку. Разумеется, у нее и в мыслях не было сразиться с этим чудовищем в открытую. Кстати, два моих сына стали охотниками на драконов, и один из них, насколько мне известно, еще жив. Повторю: мы прекрасно знаем драконов и не допускаем глупостей. Драконы глупостей не прощают.

Думери попытался осознать услышанное.

Слишком много и разом свалилось на него.

Он откинулся на подушку, глубоко задумавшись.

Киннер все понял.

— Отдыхай, мальчик, — улыбнулся он и вышел из комнаты, затворив за собой дверь.

Думери посмотрел на закрывшуюся дверь, затем уставился в потолок, решив, что сейчас он все равно ничего путного не придумает, а потому просто погрузился в сон