Час спустя Крушила, несмотря на прохладу, истекал потом и едва держался на ногах от усталости. Он вовсе не был уверен в своих способностях, хотя старик продолжал его хвалить. Воин, не говоря ни слова и не спрашивая разрешения, взял меч из рук Крушилы и вложил его в ножны. Затем он вручил молодому человеку ивовый прут. По части вооружения они теперь сравнялись.

Лерр ивового прута оказался теплым, зеленым и мягким. Он совсем не был похож на своего собрата из меча. Однако прут прекрасно лег в руку и имел нужную длину.

Затем старик продемонстрировал такие трюки с палкой, которые Крушила наверняка посчитал бы невозможными, если бы не увидел собственными глазами. Движения Воина, быстрые и точные, напоминали работу рук арфиста, выдающего ритм какого-то сумасшедшего танца. За доли секунды он мог поразить любую часть тела своего юного противника, как бы тот ни старался парировать удар или увернуться.

Крушила отчаянно размахивал своим прутом, но никакой пользы это ему не приносило.

Через час работы с прутом Крушила был без сил. Он устал так, словно целый день таскал в гору мешки с ячменем.

Лучший в мире воин внимательно посмотрел на него, кивнул и произнес:

— Очень неплохо. Приходи сюда завтра, и мы еще немного поработаем.

Сказав это, он повернулся и отправился в дом Старшей жрицы. Утративший дар речи Крушила посмотрел ему в спину, сердито отшвырнул прут и, обойдя дом, двинулся к сельской площади. На ходу он вытер пот со лба и растер себе грудь слева, куда неоднократно тыкал палкой лучший в мире воин.

— Крушила, — послышался знакомый голос.

Обернувшись, он увидел свою сестру Арфу. Девушка стояла в проходе между домом Старшей жрицы и одним из сельских капищ. Интересно, о чем сестрица хочет попросить лерров, подумал он, но тут же вспомнил, что проход этот является кратчайшим путем к дому кузнеца, в котором обитал и младший сын старика. Сына звали Копченый — он был большим другом Арфы и, возможно, ее будущим мужем. Так что сестрица скорее всего ходила в дом кузнеца, а не беседовала со жрицей или клянчила что-нибудь у лерров.

— Привет, Арфа, — сказал Крушила.

— Домой идешь?

— Да. А ты?

Арфа, не удостоив брата ответом, зашагала с ним рядом по извилистому проходу.

День выдался прекрасный. Легкий ветерок шевелил листву, только-только начинавшую обретать красный, коричневый и золотистый цвета. Темно-синее небо казалось высоченной аркой, соединяющей павильон на вершине холма с далекими утесами на востоке. Раскинувшиеся у подножия склона поля были темными, и по ним, собирая оставшиеся в земле зерна ячменя, бродили ребятишки. Ряд деревьев за дальним полем скрывал пристани и реку, служившую внешней границей поселения Безумный Дуб и всего принадлежащего семье Крушилы мира.

Прекрасная погода и общество Арфы быстро улучшили его настроение, а вид горного кряжа, указав Крушиле его место в Безумном Дубе, одновременно напомнил о том, что мир его может существенно расшириться, если он все же станет одним из Избранных.

— Итак, — начала Арфа, когда они прошли площадь, — ты серьезно?

— О чем ты?

Спрашивать не было никакой необходимости, но ему почему-то захотелось услышать ответ сестры.

— О твоем намерении стать Избранным Воином.

Прежде чем ответить, Крушила машинально потер синяк на груди.

— Пока не знаю, — сказал он, когда они проходили мимо соседского дома. — Вначале мне казалось, что хочу, но с тех пор я уже несколько раз менял свое мнение.

— Да, это серьезное решение, — согласилась Арфа.

Крушила в ответ лишь кивнул.

Перед домом они остановились и некоторое время постояли молча, словно выражая этим взаимное согласие. Первым нарушил молчание Крушила.

— Я не хочу всю жизнь выращивать ячмень, — сказал он. — У меня нет желания оставаться мальчишкой, который все крушит и ломает.

— Последнее вовсе не обязательно, — возразила сестра. — Когда я была маленькой, меня все звали Проливашкой. Все считали, что я, как и мама, стану женой крестьянина и всю свою жизнь буду растить бобы и рожать детей, мариновать овощи, обшивать семью и стряпать еду.

— А ты полагаешь, что все будет не так? Выйдя замуж за Копченого, ты начнешь растить ячмень и бобы, мариновать овощи и пестовать детишек.

— Вполне возможно… Но скажи, когда меня в последний раз называли Проливашкой? — с улыбкой спросила она.

— Ну это же совсем другое. Ты играешь на арфе с тех пор, как… с тех пор, как…

— С тех пор, как тебе было всего шесть. То есть с десяти лет, — закончила Арфа. — Я играю уже тринадцать лет. И в последний раз меня назвали Проливашкой, когда мне было двенадцать.

— Мне, пожалуй, поздновато заняться чем-то столь же высоким. Кроме того, я не отличаюсь музыкальным слухом.

— Ты никогда не пробовал.

— Никогда не хотел.

— И теперь ты возжелал помахать мечом?

— Нет. Я… Как тебе сказать… — Юноша нахмурился, вспомнив холодную ярость клинка. Вспомнил он и страшную усталость, овладевшую им после часового размахивания ивовым прутом. — Ну, короче, не знаю.

— Эррен, скажи мне, что ты знаешь, — сказал Арфа. — Чего ты хочешь? Меня не интересует то, чего ты не хочешь. Мне надо знать, чего тебе хочется.

Крушила страшно изумился, что она, нарушив запрет, произнесла часть его подлинного имени. Этим Арфа, видимо, хотела подчеркнуть серьезность вопроса.

Он не сразу сумел собраться мыслями. Однако часть его имени, произнесенная вслух, видимо, помогла, и он сказал:

— Я хочу стать частью чего-то большего, чем наш Безумный Дуб. Я хочу видеть то, что находится за пределами нашего поселения. Иногда мне кажется, что я здесь взаперти, что угодил в ловушку между рекой и горным кряжем. У меня такое ощущение, что лерры удерживают меня здесь вопреки моей воле и что я должен бежать. Но я не хочу подобно сбившемуся с пути истинного чародею бесцельно слоняться по Барокану. Мои корни здесь. Я это знаю, и об этом говорит мое подлинное имя. Я хочу оставаться здесь, но в то же время я желаю видеть нечто большее и стать, чем-то большим. Мне хочется увидеть океан, Среднеземье и соленые болота. Я хочу подняться на Восточные Утесы, чтобы увидеть, насколько они высоки. При этом я не хочу быть там чужаком. Я должен повсюду стать своим человеком — таким, как здесь, в Безумном Дубе. Я хочу играть более важную роль, хочу занять в мире какое-то заметное место. Безумный Дуб для меня слишком тесен. Я вижу, что Шутник, Кривонос — да и все остальные — прекрасно себя здесь чувствуют и не хотят для себя ничего иного. Но я хочу. Не знаю только, чего именно.

— Просто чего-то большего, да?

— Да. А что может быть интереснее, чем роль одного из Избранных? Я буду принадлежать всему Барокану, а не только Безумному Дубу или Долгой Долине.

— Значит, ты поэтому согласился стать Избранным Воином?

— Да. Но затем возникла проблема убийства. Мечи куются для убийства. Мне уже довелось держать в руках меч, и я чувствовал, какой он холодный, как жаждет крови, как готов убивать. Он совсем не похож на стрелы охотника. При охоте лерры жертвы добровольно сдаются, чтобы обеспечить нам пропитание, меч же забирает жизнь независимо от того, хотят ее отдавать или нет, и это меня немного пугает. Я не хочу никого убивать. Но если я не готов использовать меч по назначению, то чего я добьюсь, став Избранным? Ведь Избранные для того и существуют, чтобы убивать Лордов-Чародеев. А это, в свою очередь, означает, что они бесполезны — вот уже много-много лет они ничего не делают.

— Но они приступят к действию, как только появится новый Темный Лорд.

— Этого никогда не произойдет.

— Только потому, что существуют Избранные. Это — то же самое, что некоторые жрецы в других поселениях, о которых ты, наверное, слышал. Они молятся, приносят жертвы и совершают другие обряды, чтобы не позволить леррам вредить людям, похищать детей или делать земли бесплодными. Если бы не жрецы, многие поселения обезлюдели бы, превратившись в лесную глушь. Не будь Избранных, Лорд-Чародей мог бы мгновенно превратиться в злодея, и никто бы не сумел ему помешать.

— Но с какой стати ему вдруг становиться злодеем, Темным Лордом? Взгляни, какую прекрасную погоду он нам дарит! — воскликнул Крушила, показывая на голубые небеса. — Разве это не чудесно? Лорд-Чародей хорошо справляется со своими обязанностями. Зачем ему вдруг меняться? Подавляющее большинство людей не воруют, не убивают и не насилуют, даже когда им предоставляется такая возможность.

— Если верить древним легендам, некоторые чародеи совершали страшные преступления. Может быть, это каким-то образом связано с искусством магии и со способностью подчинять лерров при помощи талисманов. А может, и потому, что в отличие от нас с тобой некоторые типы готовы воровать, убивать и насиловать, как только у них появляется возможность. Лорд-Чародей ловит их, чтобы предать суду, но, как мы знаем, преступники существуют. Возможно, людей с подобными склонностями больше, чем мы думаем, только почти все они ведут себя тихо, понимая, что жрецы и Лорд-Чародей их непременно накажут. Но если один из таких типов вдруг окажется Лордом-Чародеем…

— Таких людей просто нельзя выбирать Лордами-Чародеями! — воскликнул Крушила.

— Не всякому можно заглянуть в душу даже с помощью магии, — пожала плечами Арфа.

— Все это звучит… — он запнулся, подбирая слово, — как-то нескладно.

— Тем не менее система работает многие сотни лет. Вопрос в том, хочешь ли ты стать ее частью? Готов ли взять на себя долю ответственности? Если ты не хочешь быть крестьянином или музыкантом, не обязательно становиться лучшим в мире воином. Есть масса иных возможностей. Если тебе хочется путешествовать, ты можешь стать проводником или барочником на реке.

Крушила молча кивнул. Он давно размышлял над подобными вариантами.

— Воин говорит, что у меня есть кое-какие способности, — после довольно продолжительного молчания сказал он, припоминая те чувства, которые испытывал, когда держал в руках меч.

— Правда?

— Он испытал меня сегодня утром. По правде говоря, мы упражнялись целый час. Старик поразил меня несчетное число раз, — мрачно добавил Крушила.

— Неужели это тебя огорчает? Ведь он не просто боец, а лучший в мире воин, способный победить любого. Он правда сказал, что ты обладаешь необходимыми способностями?

— Да, сказал.

— В таком случае вполне вероятно, что лерры сознательно привели его к тебе. Может быть, тебе предназначено стать Избранным Воином?

— А может, он просто врал, потому что ему не терпится уйти на покой, и он остановился на первом желающем занять его место, не важно, есть у этого дурачка способности или нет.

— Такого тоже нельзя исключать. Но он — один из Избранных. Один из тех, кто способен стать героем. Неужели он готов соврать, изменив своему долгу?

— Почему бы и нет? — не слишком убежденно произнес Крушила.

— В таком случае ответь на простой вопрос, мой маленький братишка, — доверяешь ли ты ему, веришь ли сам в то, что хочешь стать Избранным? Если же тебя устраивает работа проводника, то у проводника Зеленых Вод, насколько мне известно, нет наследника, и потом — проводникам, тебе в утешение, никого не приходится убивать.

— Но случается так, что глупый путник сходит с тропы или оскорбляет недружественного лерра…

— Даже тогда его убивает не проводник. Проводник просто позволяет природе действовать по ее законам. Так что выбирай, что ты предпочитаешь носить — меч или перья птицы арра.

— Большинство проводников изучают лишь один-два маршрута. Избранные же охраняют весь Барокан.

— Да. Это огромная ответственность.

Крушила помолчал, размышляя о сказанном и вспоминая утреннюю тренировку. Затем он улыбнулся и, пожав плечами, произнес:

— Кто-то же должен взять эту ответственность на себя. Почему не я?

Арфа улыбнулась ему в ответ, и они вошли в дом.

Примерно через час их мать, известная в Безумном Дубе под именем Белая Роза, вернувшись, увидела сына за кухонным столом.

— Значит, ты отказался от всех этих глупостей? — без всяких предисловий спросила она.

Крушила не стал делать вид, будто не понял, о чем речь.

— Наоборот, — ответил он. — Я буду упражняться с Воином по часу каждый день до тех пор, пока он не увидит, что я готов занять пост. После этого чародей придаст мне магические силы, и я стану Избранным.

Мать уже собралась было вступить в спор, но, увидев его выражение лица, лишь спросила:

— Это твое окончательное решение?

— Да.

— Даже если это означает, что тебе придется убивать людей?

Крушила был готов к этому вопросу.

— Если Избранных когда-нибудь направят убивать Лорда-Чародея, мы должны быть уверены в том, что он заслужил смерти. Такого не случалось уже сто лет, и надеюсь, что не случится и на моем веку. Но если случится, то — да, я его убью. Таков долг Избранного. Поверь, что это весьма важная и достойная роль.

Мать долго и внимательно смотрела сыну в глаза, но тот не отвел взгляда.

— Что же, — сказала она наконец. — Тебе уже девятнадцать, ты взрослый человек, и я не могу тебя остановить. Но по-моему, ты ведешь себя, как последний дурак.

— Кто-то должен, — повторил Крушила сказанное им Арфе. — Почему же не я? И если это делает меня последним дураком, то пусть так. Я дурак. Только запомни: мы живем в мире, наслаждаемся прекрасной погодой, и нас не тревожат разные злодеи лишь потому, что нас оберегает Лорд-Чародей, мы же, в свою очередь, можем доверять ему лишь потому, что за ним наблюдают Избранные. Я узнал это от тебя, мама. Неужели я дурак только потому, что желаю поддерживать мир в Барокане?

— Надеюсь, что нет, — вздохнула Белая Роза. — И молю всех лерров, чтобы это было не так.