Серем Мудрый не держал слуг; ему прислуживали вещи, которые он оживлял по мере надобности.

Манрину это не нравилось. Чайники, сами наливающие чай, и безостановочно качающиеся пальмы-опахала были очень хороши, но дверь не открывалась сама по себе. Когда у Серема бывали ученики, это не составляло проблемы, но Калинна уже стала странствующей волшебницей, а никого другого Серем пока не взял. Так что он сам и его жена Гита были сейчас единственными обитателями просторного дома на углу Большой улицы и улицы Волшебников.

И никто из них не торопился открывать дверь.

Рядом с Манрином Ульпен с интересом разглядывал зубчатую крышу, но сам Манрин постепенно терял терпение. Через минуту — на звонок все не откликались — он принялся стучать в покрытую черной эмалью дверь.

Будь Манрин в состоянии использовать магию, он нашел бы способ убедиться, что Серем дома, но сейчас он не мог ничего. Он смотрел на миниатюрные алтари, искусно вырезанные в камне по обе стороны от дверей, — там горело неугасимое пламя и струилась неиссякаемая вода; Серем тушил огни и осушал фонтаны, только когда надолго уезжал из дому. Сейчас, однако, за изящными алтарями горели огни, а вода омывала их подножия.

От нечего делать Манрин испробовал свои новые возможности и закрутил левое пламя в жгут. Теперь, осознав себя чародеем, он мог управлять силой, и этот фокус вышел простым и даже забавным. Чародейство на поверку оказывалось не такой уж плохой штукой.

Взгляд Ульпена пробежал по цветной резьбе угловых колонн, по каменной арке, и тут юноша наконец заметил, чем занят Манрин.

— Мы могли бы открыть дверь сами, магистр, — сказал он.

Манрин пораженно уставился на него. Мысль эта не приходила ему в голову, но Ульпен, несомненно, был прав: если только на двери не было магической защиты, про которую Манрин не знал, каждый из них мог легко ее открыть — применив чародейство. Он чувствовал, как устроен замок, открыть его без ключа было бы просто. Однако же он этого не сделал.

— Могли бы, — согласился он. — Но тогда это было бы вторжение. В дом мага.

— О... — начал было Ульпен, но тут дверь отворилась: Серем смотрел с порога на своих гостей.

— А, Манрин, это ты, — проговорил он. — Что-нибудь о Гите?

Вопрос застал Манрина врасплох.

— Что?.. — переспросил он.

— Гита. Моя жена. Она исчезла.

К горлу Манрина подкатил комок. Он сглотнул.

— Позапрошлой ночью?

— Верно. — Серем вздохнул. — Так вы здесь не поэтому?

—Не совсем. — И Манрин добавил: — Моя дочь Феррис тоже пропала. Надеюсь, они целы.

— Я тоже. — Серем посторонился. — Входите и рассказывайте, что вас сюда привело.

Манрин и Ульпен прошли в гостиную, где Ульпен, открыв рот, воззрился на пальму в горшке, что без остановки качалась над большим плетеным креслом. Манрин видел ее бессчетное число раз, а потому не обратил внимания.

— Мы и правда пришли из-за Ночи Безумия, — начал он. — Хотя и не из-за бедняжки Гиты. Я не знал, что она исчезла.

— Исчезла, — повторил Серем. — Скорее всего похищена проклятыми чародеями.

Ульпен бросил на Манрина тревожный взгляд. Самообладание и воодушевление Манрина и без того получили чувствительные удары: ему пришлось, во-первых, прошагать пешком целых три квартала до дома Серема, а во-вторых, стучать в его дверь и дожидаться, пока откроют, как простому клиенту. Теперь к этому прибавилось открытие, что Гита была среди сотен пропавших. В такой ситуации, решил он, вряд ли разумно будет просить Серема прорицать: ведь тогда он узнает, что Манрин и Ульпен — чародеи и именно поэтому обычная магия им не повинуется.

Однако уйти сразу тоже было нельзя: обсудить исчезновения казалось очень важным.

— Я как-то не думал, что Феррис забрали чародеи... — начал Манрин.

— А кто же еще? — сердито перебил Серем. — Чародеи появились, сотни невинных исчезли — думаю, связь очевидна.

— Связь есть, несомненно, но почему чародеи обязательно виновны? Мы ведь не знаем, что произошло на самом деле.

— Я, конечно, не знаю, но надеялся, что ты узнал и пришел мне рассказать.

— К сожалению, нет.

— Значит, просто обменяемся наблюдениями? Я это уже делаю: поговорил с Кендриком, Перинаном и Итинией, и еще кое с кем из людей Зарреа. — Он взглянул на Ульпена, будто заметил юношу только сейчас. — Кто это?

— Ульпен из Северного Харриса. — представил того Манрин. — Он пришел в Этшар обсудить случившееся в их деревне: они там не знали, что Ночь Безумия затронула и нас.

— Она, кажется, затронула всех, — поморщился Серем. — Просто одним краям досталось больше, а другим — меньше. Баронствам Сардирона пришлось хуже, чем нам, в Алдагморе опустели целые деревни. Выжившие бежали — так эти вести дошли до нас.

— И как они с этим управляются?

— В ближайшую неделю в Сардироне-на-Водах собирается Совет баронов — будут решать, что делать. Пока же кое-кто казнит любого чародея, какой попадется, — и мне это начинание нравится.

Ульпен побледнел, но Серем смотрел на Манрина и ничего не заметил. Магистру свою реакцию удалось скрыть. Серем продолжил рассказ:

— Итиния говорит, лорд Азрад требует уничтожить чародеев, а Эдерд настаивает на изгнании. Но выслать их — значит просто переложить проблему на чужие плечи, так что он, вполне возможно, передумает и тоже выскажется за повешение.

Плохо, подумал Манрин, в двух городах Гегемонии им с Ульпеном нечего искать приюта.

— А что лорд Вульран?

— Мнется, — хмыкнул Серем. — И что удивляться? Он ведь на троне меньше трех лет, в такую переделку попал впервые. Да и пострадал Этшар-на-Скалах куда меньше нашего. Для него вопрос стоит не так остро.

Манрин кивнул.

— Все же казнь — это слишком сурово, — спокойно заметил он. — В конце концов не все чародеи преступники, да к тому же у многих есть друзья и семьи...

— Итиния говорит то же. Кстати, она сказала, к этому ее внимание привлек лорд Фаран, главный советник лорда Азрада. Знаешь, он собрал компанию чародеев — из тех, что никого не трогали, — и говорит от их имени. Что до меня, я думаю, в исчезновениях как-то замешаны они все. И пока снова не увижу Гиту, не склонен к милосердию.

Ульпен бросил на Манрина отчаянный взгляд; Манрин принялся задумчиво поглаживать бороду.

Он жил в Этшаре-на-Песках восемьдесят с лишним лет, с тех пор, как был подмастерьем, но если лорд Эдерд собирается высылать или вешать чародеев — пришла пора уходить. Рассказ Серема — недвусмысленный намек на то, как им следует поступить: побеседовать с другими чародеями — обмен новостями может быть весьма полезен — и постараться попасть под покровительство лорда Фарана. Манрин не был в Этшаре Пряностей почти тридцать лет, так что лично лорда Фарана не знал, но его слава деятельного вождя облетела всю Гегемонию.

Еще проблема: как туда попасть. Магией они пользоваться не могут, а добираться обычными способами — потерять самое меньшее неделю, и это при том, что промедление означает смерть.

Манрин знал, что чародеи могут летать, по крайней мере — некоторые, но ему не было известно, может ли летать он. А до Этшара Пряностей никак не меньше сорока лиг.

Конечно, летать у всех на глазах — значит привлечь к себе нежелательное внимание; хотя, будучи волшебником, Манрин всегда может солгать о том, как именно он это делает.

Лучше бы прибегнуть к другому способу путешествовать — и ему как магистру были известны некоторые возможности.

Риск, разумеется, был, поскольку Манрин не знал, как относятся к чародеям те, кто стоит в Гильдии выше него, и не изобрели ли они способа распознавать чародеев. Серем не заметил ничего чужеродного в Манрине, как и ничего необычного в Ульпене — но Серем расстроен потерей жены, да и к тому же никогда не был самым прозорливым магом в мире.

И все же, думал Манрин, воспользоваться принятым в Гильдии способом переноса было бы быстрее и проще всего.

— Знаешь, лучше мне поговорить с Итинией самому, — сказал он. — Навещу-ка я ее. Она ведь дома, в Этшаре Пряностей?.. Не знаешь, у Перинана на чердаке все еще висит тот гобелен?

— Конечно.

— В таком случае, — заторопился Манрин, — нам пора идти. — Он поклонился. — Спасибо за помощь.

— Но вы же только что пришли! — возразил Серем. — Хоть чаю выпейте, прежде чем уйдете! Или, может быть, вы хотите винограда?

Манрин движением руки остановил его.

— Нет-нет. Спасибо, но нам и правда надо идти. Мы заглянули просто узнать, как ты.

Огорченный Серем развел руками.

— Ну, если надо...

Пять минут спустя Манрин и Ульпен торопливо шагали по улице Магов, обгоняя редких встревоженных прохожих.

— Заглянем ко мне, — сказал Манрин. — Хочу кое-что взять. У тебя с собой есть хоть что-то?

— Немногое, — признался Ульпен. — Я ведь только подмастерье...

— Я бы сказал, ты сейчас нечто гораздо большее. Впрочем, кем бы ты ни был, когда мы воспользуемся гобеленом, имей все свое при себе. Я вовсе не уверен, что мы вернемся.

— Ничего не понимаю. — Ульпен едва поспевал за Манрином. Тот, хоть и старик, легко мог дать юноше фору. — Какой гобелен? Откуда вернемся? Что вообще происходит?..

Они подошли к парадной двери дома Манрина. Маг втащил Ульпена на крыльцо и прошептал:

— У Перинана есть Переносящий Гобелен. Любой, кто коснется его, мгновенно оказывается в Этшаре Пряностей, в лавке неподалеку от их Старого города. Мы воспользуемся гобеленом, чтобы убраться отсюда. Ты слышал Серема: он считает, что чародеи убили его жену, поэтому жаждет покарать нас всех и рассчитывает, что Эдерда смогут уговорить всех нас повесить. По-моему, в исчезновении Гиты повинны не чародеи, но что касается Эдерда, боюсь, он прав.

— Но он же сказал, лорд Азрад тоже намерен казнить чародеев! Разве Азрад правит не в Этшаре Пряностей? Разве нам не лучше бежать куда-нибудь еще? Хотя бы к этому Вульрану?..

— Вульран II правит Этшаром-на-Скалах. И пусть даже его город пострадал меньше других, если двое других триумвиров решат покарать всех чародеев во всех Этшарах, он подчинится. Обязан будет подчиниться: именно так, большинством голосов, управляется Гегемония.

— Но... — начал Ульпен.

— Но, возможно, они этого не решат. — Манрин не дал Ульпену вставить больше ни одного слова. — Лорд Азрад еще вполне может передумать. Судя по всему, последние десять лет за него правил Этшаром лорд Фаран, а теперь лорд Фаран защищает чародеев. Мы отправимся туда, разыщем лорда Фарана, присоединимся к нему и сделаем все возможное, чтобы переубедить Азрада. — Он помолчал и договорил: — Кроме того, если мы хотим получить хоть какой-то шанс повлиять на отношение Гильдии ко всему этому, нам нужно поговорить с Итинией. Она старший магистр в Этшаре Пряностей.

— Но магистр — вы!

— Я — младший магистр в этом городе. Поэтому и отвечаю за деревенских магов вроде тебя. Перинан — старший, и я знаю еще о четверых, которые выше меня.

— Вы знаете?..

— Гильдия переполнена тайнами, мой мальчик. Внутри нее происходит много такого, о чем простые члены и понятия не имеют, а есть кое-что, чего и магистру знать не положено. — Он постучал в дверь. — Знаешь, ведь Серем может быть магистром, а если пока им не стал, то станет в скором будущем. А теперь идем.

Дернет распахнул дверь, и Манрин вошел в дом, на ходу отдавая распоряжения:

— Собери мои вещи — я уезжаю. Не знаю, надолго ли; по меньшей мере на несколько дней.

— Вы будете в городе?

— В Этшаре Пряностей.

Дернет кивнул:

— Как скажете, господин.

Еще через двадцать минут Абдаран — без ученика — был отправлен домой, а Манрин нетерпеливо поджидал у дверей, покуда Ульпен озирался, все еще пытаясь понять, что происходит. Для него все происходило слишком быстро. Мешок был у него за плечами — и куда более легкий, чем по дороге от Северного Харриса, потому что теперь там не лежало вещей Абдарана.

Юноше было неуютно: оказаться в совершенно чужом месте, да еще и без Абдарана! С Манрином он и встретился-то всего каких-то пару часов назад, а теперь вот целиком отдал себя в его руки. Интересно, думалось ему, не нарушает ли это условий его ученичества и клятв, данных Гильдии?

— Отлично, — произнес Манрин. — Отлично. — Он взглянул на Дернета. — Пригляди за домом. Я действительно не знаю, когда возвращусь. Детям скажи: пусть не волнуются. Если Феррис вернется, пусть соседи дадут мне знать Наведенной Грезой.

— Да, господин.

— И... позаботься о себе, Дернет, — сказал Манрин. — Знаю, я обращался с тобой грубо, но ты всегда работал прекрасно и никогда не жаловался.

Выражение усталой покорности, будто навеки застывшее на лице Дернета, сменилось вдруг искренней тревогой.

— Дело настолько серьезно?

— Возможно. Но ты ни при чем. С тобой все будет в порядке. А может, и для всех закончится ничем. Посмотрим. — И, вскинув два своих мешка на плечи, Манрин шагнул к двери.

Ульпен поспешил за ним.

Через полквартала он на ходу оглянулся: Дернет все еще стоял в дверях и смотрел им вслед.