Кеннет УОТТС

ЭТИ ЛЕТНИЕ ЗВУКИ

ВЕЧЕРАМИ Гарольд Слун любил слушать стрекот сверчков. Он вообще любил природу — ее звуки, ароматы, красоту. Любил предрассветный щебет птиц, первые солнечные лучи, наполнявшие листву и росу новой жизнью. Любил жужжание пчел, покой выжженной травы в полуденной духоте, радовался изнуряющему солнечному свету, иссушавшему стены дома, тропинки и саму землю.

Но больше всего он любил вечера: отголоски смеха над свежескошенными лугами, влажный запах сена, колдовство редких лучей заходящего солнца, когда они удлиняли тени и просачивались сквозь деревья в окошечко его подвала, обрисовывая над его верстаком освещенный квадратик.

Тепло его паяльника заставляло подрагивать квадратик на стене. Пинцетом Гарольд водрузил крохотный транзистор на место и в очередной раз попытался припаять его. Вот-вот начнет смеркаться. Ему приходилось поторапливаться.

Жар паяльника вынудил его прищуриться.

— Да полежи ты секунду спокойно — чертыхнулся он на непослушный транзистор.

Неожиданно тишину нарушил легкий металлический щелчок взводимого курка, и в пустом подвале раздался хриплый и дрожащий голос:

— Не оборачивайся и продолжай заниматься своим делом!

Транзистор выскользнул из пинцета и упал на дно пластмассовой коробочки, в груду мотков провода и всякой мелочи. Гарольд выпрямился.

— Черт побери…

— Молчать. Продолжай работу. — В шепоте сквозило отчаяние. — И не оборачивайся: у меня пистолет. Меня ищет полиция. Следуй моим указаниям, тогда ты меня не увидишь и, стало быть, тебе нечего будет сообщить легавым, а мне не придется тебя прихлопнуть. Они могут увидеть тебя сквозь это окошечко, так что веди себя так, словно ничего не происходит.

Секунду Гарольд не двигался. Затем он взял в руки коробочку, встряхнул и вывалил ее содержимое на ладонь.

В подвале вновь воцарилась тишина. В открытое окно влетел громадный комар и теперь вился, громко жужжа, в нескольких сантиметрах от затылка Гарольда. Раньше он прихлопнул бы его резким движением руки. Теперь он даже не попытался этого сделать.

В квадратике света на стене показалась тень чьих-то ног, и в глубине дома раздался звонок. Гарольд поднял голову и в проеме окошка увидел синие брюки и ботинки.

Беглец, стоявший за Гарольдом, подошел к нему вплотную и направил пистолет прямо в спину Гарольда.

— Они могут тебя увидеть, — едва слышно прошептал он. — Лучше открыть дверь, но… смотри, не впускай их!

Под тяжестью двух тел жалобно скрипнули деревянные» ступеньки. Беглец следовал за Гарольдом по пятам, а когда тот миновал два коридорчика и принялся открывать входную дверь, он спрятался за нею, по-прежнему оставаясь невидимым для хозяина. Он торжествовал: он сумел изменить даже свой голос.

Человек, стоявший у входа в дом, показал свое удостоверение и улыбнулся. Солнце за его плечами спускалось к горизонту.

— Добрый вечер, мистер. Меня зовут Барнс. Мы разыскиваем одного типа по подозрению в убийстве и будем вам весьма признательны, если у вас будут открыты глаза и… — полицейский снова улыбнулся, — …и закрыты двери.

Пока полицейский говорил, Гарольд пристально смотрел на его лицо.

— Конечно, инспектор. Я сделаю так, как вы советуете.

— Оставайтесь в доме и закройте окна и двери. Мы сообщим вам, когда опасность минует.

— Спасибо, я все запру накрепко.

— Вот и отлично. Кстати, вы не заметили ничего необычного?

— Нет, я весь день провел внизу в подвале и…

— В подвале? А наружная дверь все это время была закрыта?

— Да нет, я обычно оставляю…

— Если вы не возражаете, я все-таки осмотрю дом для очистки совести.

— Конечно, инспектор, входите.

Гарольд распахнул шире полуоткрытую дверь, и ее угол ударил прямо по руке беглеца, державшей пистолет. Оружие упало и откатилось к стене.

Какое-то мгновение полицейский и беглец ошарашенно взирали друг на друга.

Через десять минут, уводя закованного в наручники арестованного, полицейский приостановился у калитки и крикнул:

— Мистер Слун, вы проявили поразительную храбрость!

Но Гарольд не мог его услышать.

Полицейский стоял слишком далеко, чтобы его слова можно было прочитать по губам, да и к тому же Гарольд уже повернулся к нему спиной. Ведь он уже целый день ничего не слышал и теперь спешил обратно в подвал — успеть починить свой слуховой аппарат и насладиться ночным стрекотом сверчков.

Перевод с английского.

 

Кеннет УОТТС

ПАРТИЯ В ПОКЕР

ЯРКИЙ румянец заливал щеки Марка Бенсона всякий раз, когда он заглядывал в карты и вспоминал о Кэтрин. Его партнеры один за другим пасовали, но он продолжал игру. Когда его лицо не было красным, оно делалось пепельно-серым: он уже практически спустил всю зарплату, которую должен был принести домой вечером. Но он не сдавался. Рэнди Смит, похоже, не имел ничего против расписок, и Марк надеялся отыграть хотя бы часть проигрыша.

Видя, как Смит забирает один банк за другим, он ощущал прямо-таки адовы муки. Смит собирал карты, тасовал их и раздавал, руки его действовали спокойно и уверенно. Марк в ужасе смотрел на свои жуткие карты, затем на каменное лицо Смита. Или он здорово играет, этот Смит, или ему фантастически везет.

Кто же пригласил Смита? Кажется, Поуг. Будь он неладен, этот Поуг, сидевший теперь молча и почесывавший свой приплюснутый нос. Смит был коммивояжером и работал на какую-то фабрику по производству пуговиц. Он сам и позвонил в «Даймонд Бразерс» — фирму, где Джим Поуг работал в отделе сбыта. Неизвестно как, но разговор зашел о покере. Поуг рассказал Смиту, что их компания собирается для игры по четвергам и добавил, что один из постоянных игроков простудился и не сможет прийти. Короче говоря, Джим Поуг позвонил остальным и сообщил, что его знакомый, некто Смит, приглашает их всех к себе в гостиницу…

Рядом со Смитом на столе возвышалась внушительная гора банкнотов. Он вопросительно взглянул на Марка. Остальные настороженно ждали, зная, что Марку больше платить нечем. Смиту они, само собой, об этом не говорили.

— Марк выдавил из себя улыбку:

— Последний раз, а?

Смит закусил губу и раздал карты.

Марк взглянул на свои две пары — двух тузов и двух дам и выкинул пятую — девятку.

Смит предъявил тройку тузов.

Марк попытался не показать охватившего его отчаяния. Побренчав оставшейся в кармане мелочью, он выдавил с улыбкой:

— Слава богу, хоть на автобус хватит.

Все облегченно вздохнули и принялись собираться. Марк вытащил из пачки сигарету, сунул ее в рот; ему долго не удавалось зажечь ее — его руки тряслись. Он был на грани паники.

С расписками он еще мог как-нибудь выкрутиться: он знал, что карточные долги не считаются законными. Но этот Смит мог показать расписки боссу Марка, и тогда — прощай, работа. Как и жена — и очень хорошая, — если он сегодня вернется домой снова без зарплаты: Кэтрин предупреждала его об этом неоднократно.

Он вышел вместе со всеми, пожав на прощание руку Смита. Они молча ждали лифта. Его друзья избегали смотреть на него…

В сумерках, подсвеченных сиянием неоновой рекламы, Марк и его приятели, прежде чем отправиться каждому восвояси, на секунду задержались на уголке. Поуг всем своим насупившимся видом словно давал понять Марку, что в своем проигрыше виноват только он, осмелившийся бросить вызов невероятному везению другого игрока.

— Так не забудьте: в следующий четверг собираемся у меня, — произнес Херб Уингер. Марк притворился, что не заметил, как Поуг подтолкнул Уингера в бок и как оба они с преувеличенным вниманием принялись изучать поток машин, мешавший им подойти к стоянке. Марк махнул им и уселся в такси, которое подозвал швейцар.

Он сел в машину, швейцар захлопнул за ним дверцу, и они тронули. Такси завернуло за угол.

— Поверните обратно, пожалуйста, — сказал Марк водителю.

— Но вы же говорили…

— Я вспомнил, что кое-что забыл в гостинице. Высадите меня у запасного входа.

Водитель развернулся и остановил машину.

— Вас подождать?

— Что? Нет, спасибо, не стоит.

Он дал таксисту пол доллара и вошел в гостиницу, К Смиту он поднялся по лестнице и не успел постучаться, как дверь открылась.

— Чао, малышка… что? — Улыбка на лице Смита сменилась ледяной миной. Но он уже не успел захлопнуть перед Марком дверь, и теперь тот стоял в комнате.

— Послушайте, Бенсон, если вы желаете что-либо сообщить мне, — твердо сказал Смит, — вам придется зайти в другой раз. Я жду подружку, и она должна появиться с минуты на минуту.

— Смит, я уверен, что вы не стремитесь разорить меня, — единым духом выпалил Марк. — Но именно это и случится, если вы не вернете мне деньги и расписки. Моя жена… но в конце концов, мы же играли ради развлечения, — промямлил он подавленно.

Смит нахмурился, легонько закусив губу. Лицо его чуть смягчилось, словно он хотел что-то сказать, но затем его взгляд вновь стал холодным.

— Мне очень жаль, Бенсон, — произнес он тоном, не допускающим возражений, — но я ничего не могу для вас сделать.

Он положил руку на плечо Марку, подталкивая его к двери…

Марк на мгновение оправился от обуявшего его панического страха и снова уставился сначала на тело Смита у своих ног, затем — на массивную пепельницу, которую он продолжал сжимать в руке. На затылке Смита выступила кровь, и эта же кровь обагряла кромку пепельницы.

Услышав в коридоре цокот приближающихся каблучков, Марк вздрогнул, вспомнил смитовское «Чао, малышка!».

Он подхватил бездыханное тело Смита и потащил в ванную. Едва он закрыл за собой дверь, как кто-то вошел в номер.

Марк открыл кран, вымыл руки, лихорадочно пытаясь найти какой-нибудь выход. Что если ему выйти из ванной, закрыв лицо полотенцем, словно вытираясь? Тогда он сможет подойти к незнакомке и набросить полотенце ей на голову. Она не увидит его лица, а полотенце послужит и повязкой, и кляпом. Тогда он сможет вытащить из кармана Смита деньги и расписки и исчезнуть. Его могут опознать швейцар и водитель такси, но, оказавшись снаружи, он успеет состряпать себе алиби. И тогда смерть Смита будет расценена как обычное гостиничное ограбление.

Он завернул кран и приготовился к выходу. Обернув голову полотенцем, он ступил на порог, но, услышав голос вошедшей, застыл на месте.

— Привет, старый картежник! — сказала Кэтрин. — Я решила подождать, пока все уйдут. Выходи же поскорей, наша заблудшая семейная овца. Я хочу успеть вернуться домой и со скрещенными руками поджидать своего дурачка, который войдет в дом ни жив ни мертв, не зная, как сообщить мне плохую новость. Ну ладно, дядя Рэнди, дай же мне поскорее свой выигрыш, чтобы я могла ткнуть в него Марка и показать, что бы с ним стало, если бы ты играл серьезно…

Перевод с английского.

 

М. БЕЛИУ

ДЕЛО «БЕНГАЛИ»

ПОСКОЛЬКУ в моде возвращение к старине, я тоже решил отдать этому дань. Это было легко; достаточно посвятить вечер моему соседу снизу, бывшему старшему инспектору сыскной полиции Гектору Жильозу, давно вышедшему в отставку.

— Какое удовольствие видеть вас! Входите же, дорогой друг, — сказал старикан, распахивая двери.

Прекрасный кофе, приготовленный на старой газовой плитке. Несколько рюмочек ликера. Вежливые вопросы о моем здоровье, моих романах. Наконец, неизбежные живописные полицейские истории. Так обычно проходили наши встречи.

На этот раз Жильоз начал свой рассказ за второй рюмкой, предварительно спросив меня, знакомо ли мне дело клоуна Бенгали.

— Хотя меня бы это удивило, — сказал он тут же, — потому что в ту пору я и сам еще был мальчишкой. Эту историю рассказал мне один коллега, когда я начинал работать в полиции.

«Дело происходило в двадцатые годы. Тогда в парижском мюзик-холле «Ле Воду», которого ныне уже не существует, выступали самые знаменитые артисты. В тот год «гвоздем» программы был клоун Бенгали. По всему Парижу были расклеены афиши с изображением его лица, которому грим придавал смеющееся выражение. Зрители, которым посчастливилось видеть его выступления, были в восторге. Каждый вечер зал покатывался со смеху над его трюками.

Но однажды утром все были потрясены, узнав об убийстве Бенгали.

Газеты писали, что накануне вечером клоун был не в лучшей форме. Машинисты сцены видели, как после выступления он вернулся в свою уборную. Лишь гораздо позже друзья, обеспокоенные его отсутствием, обнаружили скрюченное в углу уборной тело клоуна. Прежде чем его убили выстрелом в сердце, Бенгали успел переодеться и разгримироваться. Написанная наспех заметка заканчивалась следующим выводом: «Кажется очевидным, что таинственный преступник проник в уборную артиста во время его выступления. Спрятавшись за ширмой, он выжидал благоприятный момент, чтобы убить несчастного клоуна. Пожелаем же, чтобы полиции в скором времени удалось разоблачить убийцу».

Инспектора, которым было поручено расследование, обнаружили вскоре интересные детали. Прежде всего судебный врач установил, что смерть наступила несколько часов назад: то есть преступление было совершено до начала представления! В подтверждение того, что казалось невероятным, было также обнаружено, что на лице артиста, успевшего, как предполагали, разгримироваться, не было никаких следов грима. В этот вечер клоун вообще не гримировался.

Эти два открытия позволяли утверждать, что в тот раз Бенгали на сцену не выходил. Однако сотни зрителей аплодировали ему в тот роковой вечер. Никто ничего не мог понять…

В какой-то момент подумали, что убитый — это не Бенгали. Но те, кто с ним был близко знаком, заявили, что это именно он. Впрочем, какой был смысл артисту прослыть умершим, когда каждый вечер на сцене его ожидал триумф?

Следствие топталось на месте. Пресса писала об этом преступлении, как о кознях самого дьявола.

Но там, где есть логика, нет места дьяволу. А логическое объяснение нашел главный комиссар, опытный полицейский. Учитывая, что Бенгали был мертв около 19 часов, то есть больше чем за час до начала выступления, значит, на сцену выходил не он — сделал вывод комиссар. Но поскольку зрители утверждают, что видели выступление клоуна, напрашивается логическое объяснение: искусный имитатор занял его место… Это трезвое заключение позволило возобновить следствие.

Проверили, затем допросили нескольких имитаторов, выступавших в парижских кабаре. Безуспешно. У всех было неопровержимое алиби: в тот вечер они сами выступали…

Параллельно с этими допросами тщательно изучалось прошлое Бенгали, далекое н недавнее. С лупой были исследованы три комнаты его холостяцкой квартиры в Париже. Это позволило обнаружить в переписке клоуна деталь, заслуживающую интереса.

В объемистой папке содержащей письма почитателей, было несколько посланий, подписанных одним и тем же именем. В каждом из них господин, именуемый Ж. Дюпюи, выражал свое восхищение и предлагал Бенгали сотрудничество. «Уверяю вас, что смогу надлежащим образом подать вам реплику», — писал он в одном письме. «Если вы возьмете меня как конферансье, — заверял он в другом, — я подскажу вам несколько трюков, которые прибавят оригинальности вашему номеру».

В другой гораздо более тонкой папке Бенгали собрал письма хулителей. В ней, к своему удивлению, один из инспекторов обнаружил последнее, судя по дате, послание Ж. Дюпюи. После вступления, где он заявлял, что берет назад все похвалы, высказанные им ранее в адрес клоуна, Дюпюи писал: «Поскольку вы остаетесь глухи к моим предложениям, я продемонстрирую однажды, что могу так же, как и вы, приводить публику в восторг».

Полицейские немедля устремились по новому следу. Нелегко было в Париже в короткий срок разыскать этого Дюпюи, чье имя начиналось с буквы «Ж». В результате утомительных поисков был обнаружен наконец некий Дюпюи, сорока лет, по имени Жильбер чей почерк соответствовал почерку, которым были написаны письма. Человек и не собирался отрицать, что писал их. Когда его спросили, где он находился в тот вечер, когда было совершено преступление, Дюпюи представил следующее алиби: после работы он отправился ужинать, как обычно по средам к одной своей приятельнице. «Мы провели вечер слушая радио, — утверждала последняя. — И, раз уж вы хотите все знать, Жильбер остался у меня ночевать!» — закончила женщина агрессивным тоном.

Одни из следователей выяснил, что Дюпюи когда-то пробовал свои силы в театре и обладал даром забавлять публику.

Словно охотники, окружающие загнанного зверя, полицейские неуклонно продвигались в расследовании. На этом этапе комиссар решил ускорить события.

В ту пору радио пребывало еще в младенчестве и передавало всего одну программу на французском языке, которую транслировала радиостанция Эйфелевой башни. Комиссар потребовал выяснить, что именно передавали в вечер, когда был убит Бенгали. Оказалось, театральную пьесу. Ответственный за передачу предоставил текст пьесы; записи не было, поскольку магнитофона в те годы еще не изобрели.

Ознакомившись с текстом, комиссар вызвал Дюпюи и его приятельницу.

«Вы не помните, — спросил он у них, — что было в программе, которую вы слушали вместе в среду вечером?».

Дюпюи и его знакомая утверждали, что не могут вспомнить. Это было вполне допустимо, учитывая, сколько прошло времени с того дня…

«Я подскажу вам, — сказал полицейский. — В этот вечер передавали бульварную пьеску под названием «Взятие пастилы».

Первой отреагировала приятельница Дюпюи: «Конечно, я прекрасно помню, — сказала она уверенным тоном. — Вспомни, дорогой, это история о графине, которая страдает от мигрени и которой муж…».

Комиссар прервал женщину, так как было ясно, что она слышала пьесу. Важно было, чтобы ее приятель со своей стороны мог доказать то же… Потускневшего на глазах Дюпюи отвели в соседи е помещение, чтобы там одного расспросить о дальнейшем ходе пьесы. Он «раскололся» так же быстро, как и его фальшивое «алиби».

Мой сосед, старый инспектор в отставке, слегка запыхался, рассказывая без остановки эту выкопанную из прошлого историю. Я дал ему передохнуть, наполнить вновь наши рюмки, сделать несколько глотков. И я позволил себе продолжить рассказ, конец которого теперь было легко угадать.

— Дюпюи, — заговорил я уверенно, — не смог перенести, что клоун, с которым он мечтал вместе работать, отверг его. Он решил доказать, 'что способен вызвать такой же гром аплодисментов, как и Бенгали…

Гектор Жильоз одобрительно кивнул, и это придало мне еще большей уверенности.

— Проникнув в уборную клоуна, который готовился к выходу на сцену, он обрушил на него свою ненависть и убил выстрелом из пистолета. После этого он надел костюм артиста и загримировался под него… Но вот что я представляю себе с трудом, — запнулся я на секунду, — это как он смог провести целый вечер, изображая Бенгали.

Бывший инспектор, с улыбкой следивший за моими рассуждениями, объяснил мне:

— Дюпюи так восхищался клоуном, что знал наизусть все его скетчи. Его желание отождествиться с артистом и его талант сделали остальное. Очевидно, никто ничего не заметил.

— В любом случае, — заключил я, — этот самозванец и убийца закончил свою жизнь на виселице, не так ли?

К моему огромному изумлению, мой старый сосед покачал головой.

— А вот и нет, мой дорогой друг. Дюпюи не был приговорен к смертной казни по той простой причине… что убийцей был не он!

Я смотрел на рассказчика с недоверием. Он продолжал:

— Пробираясь в уборную Бенгали, Дюпюи вовсе не собирался его убивать, проявляя первые признаки сумасшествия, он лишь собирался нейтрализовать артиста на время спектакля. С помощью своей приятельницы, ставшей сообщницей, он намеревался связать Бенгали и заткнуть ему рот кляпом, пока она будет держать клоуна под дулом пистолета. Но увидев, что клоун собирается защищаться, женщина в панике спустила курок…

Гектор Жильоз смотрел на меня с явным удовлетворением, как будто сыграл со мной удачную шутку.

— Не понимаю, — сказал я ему, — разве женщина не находилась в это время дома? У нее солидное алиби.

— Наоборот, алиби было очень хрупким, — возразил Жильоз. — Было доказано, что приятельница Дюпюи знала пьесу, переданную в тот вечер по радио, поскольку за несколько месяцев до этого видела ее в одном парижском театре.

Бывший инспектор осушил рюмку и в заключение сказал:

— Ее приговорили, уже не помню, к скольким годам тюрьмы. Что касается Дюпюи, то его душевная болезнь все прогрессировала, и он закончил свои дни в стенах психиатрической больницы, окончательно поверив, что он… клоун Бенгали.

Перевод с французского.

 

Эрл Стенли ГАРДНЕР

ПЕРРИ МЕЙСОН И СЕРДИТЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

ОКРЕСТНЫЕ ГОРЫ еще осеняли густой тенью главную улицу Джебсона, когда волшебную тишину раннего утра пронзил истошный вой могучей сирены, установленной на крыше Торговой компании.

Город жил под постоянной угрозой пожаров, но дыма не было видно нигде.

Под душераздирающий зов сирены люди устремлялись к Торговой компании.

Там они узнали, что бронированные двери, ведущие в сейф компании, распахнуты настежь. В одной из них зияла неровная дыра, прожженная автогеном.

Это случилось пятнадцатого числа. Исчезла полумесячная зарплата, доставленная накануне из Национального банка Айвенго.

На месте происшествия распоряжался Фрэнк Бернал, который железной рукой управлял не только местной шахтой компании, но и всей жизнью Джебсона. Ответственность за случившееся лежала на нем; поступавшие сведения вызывали все растущую тревогу.

Ночной сторож Том Мансон валялся на полу в дальней комнате, оглашая ее заливистым пьяным храпом. Установленная полгода назад система сигнализации оказалась выведенной из строя при помощи самодельного прибора, сработанного настолько оригинально и ловко, что не оставалось сомнений: по крайней мере один из грабителей — если тут орудовала целая шайка — был искусным электриком.

Среди подавленной толпы особенно многозначительно молчал бухгалтер компании Ралф Несбитт. Когда год назад Фрэнка Бернала назначили управляющим, Несбитт настойчиво указывал, что сейф давно устарел.

Бернал же, исполненный решимости утвердить себя на новом посту, хотел избежать крупных расходов по демонтажу старого сейфа и устройству нового. Вместо этого он оборудовал сейф самой что ни на есть совершенной системой сигнализации и приставил к нему специального ночного сторожа.

Но вот теперь из сейфа похищено сто тысяч долларов, и Фрэнку Берналу предстоит сообщить об этом центральной конторе компании в Чикаго. Все время его неприятно царапала мысль о том, что там, в одной из папок архива, лежит докладная Ралфа Несбитта, информировавшего, что дряхлый сейф может стать легкой добычей злоумышленника.

…А в это время неподалеку от Джебсона знаменитый адвокат Перри Мейсон гнал свой автомобиль по горной дороге.

Он сел за руль в том же костюме, в котором вышел из зала судебного заседания. Его рыбацкое снаряжение — непромокаемые брюки и куртка, болотные сапоги, удилище, садок — лежало в багажнике.

За очередным, наверное, из тысячи поворотов прямо навстречу ему вылетел слепящий красный фонарь, больно резанувший утомленные долгой дорогой глаза. Посредине шоссе рядом со знаком «Стоп — полиция» Мейсон остановил машину.

Человек со значком — помощник шерифа — сказал:

— Нам бы взглянуть на ваши документы Крупное ограбление в Джебсоне.

— Ну да? — удивился Мейсон. — С час назад я проезжал там, и все казалось спокойным.

— И где же вы колесили с тех пор?

— Остановился на какой-то станции обслуживания позавтракать.

— Позвольте ваши документы.

Мейсон протянул помощнику шерифа водительские права.

Тот, мельком взглянув, стал было уже возвращать их, но вдруг, посмотрев еще раз, воскликнул:

— Ого! Так вы и есть Перри Мейсон тот самый защитник по уголовным делам?

— Я не защитник, — терпеливо объяснил Мейсон, — я юрист. Иногда, правда, я берусь защищать в суде людей, которых обвиняют в уголовных преступлениях.

— А что же вы здесь-то делаете?

— Хочу порыбачить.

Помощник шерифа оглядел его с нескрываемым подозрением:

— А почему тогда вы так неподходяще одеты?

— Потому что в данный момент не рыбачу.

— Но ведь вы сами сказали, что собираетесь ловить рыбу?

— Я также собираюсь сегодня вечером лечь спать, — веско заявил Мейсон. — Согласно вашей логике я должен сейчас быть в пижаме.

Помощник шерифа собрал лоб в задумчивые складки. Полицейский расхохотался и сделал Мейсону знак проезжать.

Помощник шерифа кивнул в сторону удаляющегося автомобиля:

— Сдается мне, что он очутился здесь неспроста…

— Да брось ты! — отрезал полицейский.

Однако помощник шерифа остался при своих сомнениях. А потом поделился ими с охочим до сенсаций репортером местной газеты.

И в результате Делла Стрит, доверенный секретарь Перри Мейсона, с изумлением прочитала в столичных газетах сообщение о том, что видный адвокат Перри Мейсон нанят представлять в суде лицо или группу лиц, обчистивших сейф Торговой компании Джебсона. Причем создавалось впечатление, что эта сделка была заключена еще даже до того, как «клиент» Мейсона был задержан.

Когда на следующий день Перри Мейсон позвонил по междугородному телефону к себе в контору, Делла язвительно сказала:

— А я-то думала, что вы отправились в горы отдыхать.

— Правильно думали. А в чем дело?

— Но газеты объявили, что вы будете защищать тех, кто ограбил Торговую компанию Джебсона!

— Впервые слышу, — ответил Мейсон.

— Арестован некий Харви Л. Корбин, — сообщила Делла Стрит, — и дела его, кажется, плохи. Намекают на какое-то таинственное доказательство его вины, которое будет предъявлено только в судебном заседании.

— А точно ли он совершил преступление? — спросил Мейсон.

— Во всяком случае, так считает полиция. Корбин имеет судимость. Когда его хозяева в Джебсоне узнали об этом, то приказали ему немедленно убраться из города. Это произошло вечером. Насколько мне известно, жене и дочери Корбина позволили остаться до тех пор, пока он не найдет нового места… Но вы ведь не заинтересованы в этом деле, а?

— Да ничуть, — ответил Мейсон. — Разве что на обратном пути остановлюсь в Джебсоне послушать, что там болтают.

— Не надо! — взмолилась Делла. — Судя по всему, этот Корбин — человек конченый, вы же лучше меня знаете, как относятся к таким людям.

Что-то в ее голосе показалось Мейсону подозрительным.

— Делла, с вами уже вели переговоры по этому поводу, — констатировал он.

— В общем, да, — призналась секретарша. — Видите ли, миссис Корбин узнала из газет, что вы собираетесь защищать ее мужа. Она вне себя от радости. Я пыталась очень осторожно объяснить ей, что газеты могли поднаврать насчет вас… Послушайте, шеф, Корбину не выкрутиться. У его жены в качестве вещественного доказательства изъяли деньги — из тех, что были украдены.

— И у нее ничего не осталось?

— Ничего. Корбин дал ей сорок долларов, а они их отобрали.

— Я буду ехать всю ночь, — заторопился Мейсон. — Передайте ей, что завтра я возвращаюсь.

— Я так и знала, — простонала Делла Стрит.

ГЛАВА ЧАСТНОГО детективного агентства Пол Дрейк вошел в кабинет Мейсона и, усевшись в огромное кресло, сказал:

— Похоже, ты влип, Перри.

— А что стряслось, Пол? Неужто в Джебсоне не удалось ничего разнюхать?

— Удалось, да не то, что тебе нужно, Перри, — объяснил Дрейк.

— То есть?

— Твой клиент виновен.

— Продолжай, — спокойно попросил Мейсон.

— Деньги, которые он оставил жене, — это часть тех, что были украдены. Вот как все это выглядит. Управляющий шахтой держит в руках весь город. Там нет никакой другой частной собственности — все принадлежит Торговой компании.

— Так-таки все?

— Ну, если не считать уборки мусора. Какой-то старикашка Джордж Эдди. Он подрядился вывозить отбросы. А скряга, говорят, такой, что сохранил еще первый заработанный пятицентовик! Прячет деньги в жестянки и закапывает. Ближайший-то банк аж в Айвенго.

— Ну, а подробности ограбления? Преступники ведь должны были где-то достать газовые баллоны и…

— Баллоны они взяли прямо на складе компании, — сказал Дрейк. — Мансон, этот, самый сторож, имел обыкновение где-то около полуночи прикладываться к фляжке — говорит, чтобы не спать. Разумеется, это строго запрещено, и он таил свою привычку от всех. Но кто-то все же прознал и добавил ему в виски снотворного. Сторож хлебнул свою обычную порцию, сразу заснул, да так и не просыпался.

— Какие улики против Корбина? — спросил Мейсон.

— У Корбина судимость. Таких компания на работу не берет, но он скрыл свое прошлое и сумел устроиться. А когда управляющий Фрэнк Бернал узнал об этом, то вызвал Корбина — где-то около восьми часов вечера, незадолго перед тем, как произошло ограбление, — и приказал ему убираться на все четыре стороны. Корбин уехал утром, оставив жене немного денег. Они оказались из тех, что были похищены.

— Откуда же все это известно? — вновь поинтересовался Мейсон.

— Вот этого я не знаю, — ответил Дрейк. — Этот Бернал слывет весьма ловким парнем, говорят, он сможет доказать, что найденные у Корбина деньги краденные.

Дрейк помолчал, потом продолжал:

— Как я уже говорил, ближайший банк находится в Айвенго, и компания выплачивает жалованье наличными два раза в месяц. Бухгалтер Ралф Несбитт просил встроить новый сейф, а Бернал отказался выделить на это средства. Руководство компании вызвало обоих — и Бернала, и Несбитта — с докладом в Чикаго. Ходят слухи, что Бернала могут снять, а на его место назначить Несбитта. Они раскопали докладную Несбитта о том, что сейф устарел. А Бернал никаких мер не принял.

Он вздохнул и спросил:

— Когда суд, Перри?

— Предварительное слушание назначено на пятницу. Тогда и выяснится, что у них есть против Корбина.

— Они тебе там что-то готовят. Берегись западни, Перри.

* * *

Несмотря на солидный опыт, прокурор округа Айвенго Вернон Флешер явно нервничал: обвинению противостоял сам Перри Мейсон.

Судья Хезуэлл, прекрасно сознавая, что его персона сейчас находится в центре внимания всего города, напыщенно и манерно вел судебное заседание, раздражающе демонстративно придерживаясь всех процедурных тонкостей.

Вернон Флешер даже и не пытался приберечь свое секретное оружие для эффектной концовки. Он выложил хранившуюся в глубокой тайне главную улику в самом начале судебного заседания.

Фрэнк Бернал, вызванный в качестве свидетеля, рассказал о расположении сейфа, установил тождество предъявленных фотографий и уже было облегченно откинулся на спинку кресла, когда окружной прокурор внезапно спросил:

— У вас были причины сомневаться в надежности сейфа?

— Да, сэр.

— На это указывал ваш коллега Ралф Несбитт?

— Да, сэр.

— И что вы предприняли в связи с этим?

Бернал поерзал в кресле и сказал:

— Чтобы избежать расходов на демонтаж старого сейфа и установку нового и в то же время обеспечить сохранность денег, я нанял ночного сторожа, установил наилучшую систему сигнализации и договорился с Национальным банком Айвенго, чтобы там фиксировали номер каждой двадцатидолларовой купюры.

Мейсон настороженно выпрямился в своем кресле.

Флешер торжествующе взглянул на него с открытым злорадством.

— То есть вы заявляете суду, мистер Бернал, — голосом, полным самодовольства, спросил прокурор, — что вы располагаете номерами ассигнаций, полученных вами к пятнадцатому числу?

— Да, сэр.

— И кто же подготовил их список? — Прокурор упивался тембром своего голоса.

— Банк, сэр.

— И этот список у вас с собой?

— Да, сэр.

— Прошу приобщить предъявленный список в качестве вещественного доказательства, — провозгласил Флешер.

— Минутку, — возразил Мейсон. — У меня есть несколько вопросов. Вы говорите, мистер Бернал, что этот список составлен не вашей рукой?

— Нет, сэр.

— И чей же это почерк, не знаете ли? — спросил Мейсон.

— Он принадлежит помощнику кассира Национального банка Айвенго.

— Ну, хорошо, хорошо, если вы уж так хотите усложнять даже самые простые вещи! — раздраженно упрекнул Мейсона прокурор. — Можете быть пока свободным, мистер Бернал. Я приглашаю на свидетельское место помощника кассира.

Харри Риди, помощник кассира банка Айвенго подтвердил, что список составлен его рукой, что он самолично выписал номера всех двадцати долларовых ассигнаций и в опечатанном конверте отправил список вместе с деньгами.

Мейсон внимательно просмотрел список.

— Все эти цифры написаны вашим почерком? — спросил он Риди.

— Да, сэр.

— Если я правильно понял, ваш банк дважды в месяц направляет Торговой компании примерно по сто тысяч долларов?

— Около того, сэр. И с тех пор, как мистер Бернал приступил к исполнению своих обязанностей, мы начали принимать эту меру предосторожности.

— Вот эти все номера, значит, — каждый из них — написаны вашим почерком?

— Да, сэр. Более того, позволю себе обратить ваше внимание, что в конце каждой страницы я ставлю свои инициалы.

— Вопросов больше не имею, — сказал Мейсон.

— Я вновь предлагаю приобщить список в качестве вещественного доказательства, — победно отозвался Флешер.

— Предложение обвинения принято, — вынес решение судья Хезуэлл.

— Наш следующий свидетель — шериф Чарлз Дж. Освальд, — объявил прокурор.

— Вы знаете обвиняемого Харви Л. Корбина, — начал допрос Флешер.

— Знаю, сэр.

— А его жену?

— Да, сэр.

Так-так. А утром пятнадцатого числа сего месяца — в утро, когда обнаружили кражу, в Торговой компании — вы беседовали с миссис Корбин?

— Беседовал. Да, сэр.

— Мистер шериф, а не изымали вы у миссис Корбин каких-либо денег?

— Протестую. Вопрос неправоспособен, не относится к делу и не существен, — заявил Мейсон.

— Ваша честь, — раздраженно обратился к судье Флешер, — мы подошли к самой сути дела. Обвинение намерено продемонстрировать, что у миссис Корбин были обнаружены две из украденных банкнот.

— До тех пор, пока обвинение не докажет, что эти купюры были собственноручно переданы миссис Корбин именно ее мужем, любые свидетельства этой связи неприемлемы.

— Но в том-то и дело, что деньги ей дал сам обвиняемый! — вскипел прокурор.

— Откуда вы знаете? — спокойно парировал адвокат.

— Она сама сказала шерифу.

— С юридической точки зрения показания шерифа в этой части — всего лишь пересказ с чужих слов? — отрезал Мейсон.

Судья Хезуэлл заворочался в своем кресле.

— Мне представляется, что складывается странная ситуация. Прокурор не имеет права вызвать жену обвиняемого в качестве свидетельницы, а ее заявление шерифу, как я полагаю, не может быть принято в качестве доказательства.

— Ну, хорошо, хорошо, — в голосе Флешера слышалось с трудом сдерживаемое бешенство, — по законам этого штата, ваша честь, собственность супругов считается нераздельной. Эти деньги принадлежали миссис Корбин. Поскольку она является женой обвиняемого, деньги были их общей собственностью, то есть частично принадлежали и обвиняемому.

— Прекрасно, прекрасно, — обрадовался судья. — Здесь, мне представляется, я могу с вами согласиться. Протест защиты отклоняется.

— Шериф, предъявите банкноты! — триумфально распорядился прокурор.

Двадцатидолларовые ассигнации были также приобщены к делу в качестве вещественного доказательства.

— Приступайте к перекрестному допросу, — бросил Флешер.

— К этому свидетелю у защиты вопросов нет, — заявил Мейсон. — Однако я хотел бы подвергнуть перекрестному допросу мистера Бернала.

— Предъявленный нам список изготовлен на бланках Национального банка Айвенго? — начал адвокат допрос Бернала.

— Да, сэр.

— Он состоит из нескольких листов и подписан помощником кассира?

— Да, сэр.

— Вы все это придумали, чтобы обезопасить компанию от ограбления?

— Нет, вовсе не для того, чтобы предотвратить ограбление, мистер Мейсон, а для того, чтобы облегчить розыск денег в случае их хищения.

— Вы приняли эту меру в ответ на предостережение мистера Несбитта о том, что старый сейф не отвечает своему назначению?

— Да, отчасти. Хочу добавить, что упомянутый мистер не проронил ни слова, пока меня не назначили управляющим.

Из битком набитого зала Ралф Несбитт волком смотрел на Бернала.

— Вы имели беседу с моим подзащитным вечером четырнадцатого числа? — спросил Мейсон Бернала.

— Да, сэр.

— И тогда же вы сообщили, что по причинам, которые вам показались достаточно вескими, вы тотчас же увольняете его, и предложили освободить квартиру?

— Да, сэр.

— И выплатили ему жалованье наличными?

— Деньги Корбину были выданы в моем присутствии мистером Несбиттом, который взял их из предназначенного для мелких сумм отделения несгораемого ящика.

— А не могли тогда же попасть Корбину — как часть причитающегося ему жалованья — две двадцатидолларовые купюры, фигурирующие в деле как вещественное доказательство?

Бернал покачал головой:

— Нет, сэр. В то время этих купюр в наших руках, можно сказать, еще не было. Деньги мы получаем из банка в опечатанном мешке, так что эти две банкноты находились еще в нем.

— А список с номерами всех двадцатидолларовых купюр?

— Его доставляют в опечатанном конверте. Мешок с деньгами мы помещаем в сейф, а список я всегда запираю в своем столе.

— Так что вы готовы присягнуть, что вечером четырнадцатого ни вы, ни мистер Несбитт не имели доступа к этим двум ассигнациям?

— Готов.

— У меня все, — заключил адвокат.

— А сейчас обвинение в качестве свидетеля вызывает Ралфа Несбитта. Мы желали бы точно зафиксировать время этих событий, — обратился к судье прокурор Флешер.

— Отлично, — согласился судья Хезуэлл, — Прошу вас, мистер Несбитт.

Ответив на обычные предварительные вопросы, Ралф Несбитт занял свидетельское кресло.

— Вы присутствовали во время беседы между обвиняемым Харви Корбином и Фрэнком Берналом, которая имела место четырнадцатого числа? — задал первый вопрос прокурор.

— Да сэр.

— В котором часу она происходила?

— Примерно в восемь вечера.

— И обвиняемый получил причитающиеся ему деньги?

— Разумеется, сэр. Наличными. Я сам доставал деньги из несгораемого ящика.

— И где находился в это время мешок с деньгами, предназначенными для выплаты жалованья пятнадцатого числа?

— В особом отсеке нашего сейфа. Ключ к нему имеется только у кассира, то есть у меня.

— А список?

— Мистер Бернал запер его в своем столе.

— Не позволите ли нам немного посовещаться? — попросил Мейсон судью Хезуэлла.

— Ну что ж, только пожалуйста, покороче, — разрешил судья.

Мейсон подошел к Полу Дрейку и Делле Стрит.

— Схлопотал, Перри! — уныло спросил Дрейк. — Да, это дело ты проиграл. Думаю, тебе нужно бы объявить, что твой подзащитный признает себя виновным, а потом поторговаться с прокурором, чтобы скостить срок наказания.

— И не подумаю. Флешер спит и видит себя на пьедестале славы, — как же, выиграл дело у Мейсона! Подожди-ка, Пол, тут есть одна идея…

Мейсон повернулся спиной к переполненному залу, отключившись от перекатывавшегося по нему сдержанного шума.

— Готовы? — по-своему истолковал его движение судья.

— Вполне, ваша честь. У защиты есть свидетель, которого я хотел бы вызвать на судебное заседание. Я прошу вас направить ему повестку об обязательной явке в суд. Необходимо также, чтобы он представил некоторые документы, имеющиеся в его распоряжении.

— Кто же этот свидетель и что за документы? — спросил судья.

— Мейсон заторопился к Полу Дрейку.

— Как зовут этого типа, что подрядился убирать мусор, — зашептал он, — ну, того скрягу, который, ты еще смеялся, сохранил первый заработанный им пятицентовик?

— Джордж Эдди, — недоуменно пробормотал Дрейк.

— Имя этого свидетеля — Джордж Эдди, ваша честь, — звонко объявил адвокат, — а документы, которые я попросил бы его представить суду, — это все двадцатидолларовые купюры, полученные им в течение последних шестидесяти дней.

— Ваша честь, — взорвался прокурор.

— Это просто чудовищно. Так насмехаться над судом! Так издеваться над законом!

— Я заверяю вашу честь, что считаю показания этого свидетеля и имеющиеся у него документы весьма существенными и важными.

— Я подпишу такую повестку, — с угрозой в голосе пообещал судья Хезуэлл. — Но берегитесь, мистер Мейсон, если показания вашего свидетеля не будут иметь отношение к рассматриваемому делу.

ДЖОРДЖ ЭДДИ, на небритом лице которого каждая щетинка, казалось, вздыбилась от негодования, поднял, словно замахиваясь, правую руку и принес присягу. Свирепые взгляды, которыми он простреливал Перри Мейсона, давно бы уже повергли в панику человека менее искушенного и хладнокровного.

— Мистер Эдди, — подчеркнуто уважительно начал Мейсон, — вы заключили контракт на уборку мусора в Джебсоне?

— Ну?

— Как долго вы занимаетесь этим делом?

— Побольше пяти лет, и должен сказать…

Судья Хезуэлл добродушно стукнул молотком по столу:

— Свидетель должен только отмечать на вопросы и воздерживаться от собственных комментариев.

— Черта с два я буду воздерживаться, коли мне хочется кое-кому сказать…

— Довольно! — на этот раз энергично вмешался судья. — Мистер Эдди, вы хотите, чтобы я подверг вас тюремному заключению за оскорбление суда?

— В тюрьму я не хочу, но кое-что…

— Тогда прошу помнить, что вы обязаны относиться к суду с должным уважением.

Наступила короткая пауза. Затем, все еще гневно глядя на свидетеля, судья Хезуэлл предложил адвокату:

— Продолжайте, мистер Мейсон.

— Не вносили ли вы, — задал Мейсон мистеру Эдди свой следующий вопрос, — какие-либо суммы в какой-либо банк в течение тридцати дней, предшествовавших пятнадцатому числу этого месяца?

— Ну уж дудки!

— Имеете ли вы при себе все двадцатидолларовые купюры, полученные вами в течение последних шестидесяти дней?

— Имею, имею. — Что-то возмущенно бубня себе под нос, Эдди шваркнул тугой сверток денег чуть ли не в лицо секретарю.

— А теперь, — обратился Мейсон к судье, — мне понадобится небольшая помощь. Я бы попросил моего секретаря мисс Стрит и секретаря суда проверить по списку номера купюр, которые я наугад выберу из предъявленных свидетелем.

Мейсон взял три ассигнации и призвал к вниманию своих помощников:

— Я держу в этой руке банкнот под номером Л 07579190 А. Нет ли его в списке? Номер другой — Л 07579190 А. Не значится какой-либо из этих номеров в списке?

— На восьмой странице списка значится номер Л 07591190 A!

— Что?! — рявкнул прокурор.

— Да-да! — Мейсон расплылся в улыбке. — Итак, если вы, мистер окружной прокурор, считаете возможным предать суду человека лишь потому, что у него обнаружены купюры из числа похищенных пятнадцатого числа, то вам следует привлечь к ответственности и Джорджа Эдди!

Эдди взвился из свидетельского кресла и бросился к адвокату с кулаками!

— Ах ты врун! Трепло паршивое! — завопил он. — Да здесь нет ни единой двадцатки, которую я не получил бы еще до пятнадцатого. Я меняю деньги у кассира Торговой компании, потому что мне нужны купюры покрупнее. А денежки я складываю в банки. А на боку каждой жестянки пишу дату…

— Вот официальный список, — спокойно остановил его Мейсон. — Проверьте сами.

— Боюсь, что я чего-то недопонимаю, мистер Мейсон, — промямлил судья Хезуэлл через некоторое время.

— Все очень просто, — сухо усмехнулся Мейсон. — А пока я предлагаю объявить часовой перерыв, чтобы тщательно сверить номера всех купюр мистера Эдди со списком. Осмелюсь предположить, что окружного прокурора ждет сюрприз.

* * *

Делла Стрит, Пол Дрейк и Перри Мейсон сидели в прохладном холле гостиницы «Айвенго».

— Да объясните вы, в конце концов, — горячо воскликнула Делла Стрит, — или из вас каждое слово клещами тянуть? Как мог какой-то мусорщик…

— Минутку, — прервал ее Мейсон, — К нам пожаловали высокоуважаемые окружной прокурор Вернон Флешер и судья Хезуэлл.

Замеченная адвокатом пара приблизилась к Мейсону и его друзьям и поклонилась им с холодной церемонностью.

Мейсон, также приняв официальный вид, поднялся.

— Возникла прескверная ситуация, — начал Хезуэлл голосом, предназначенным для судебных заседаний. — Похоже, что мистер Бернал… Как бы это сказать… Исчез.

— Этого я и ожидал, — заметил Мейсон.

— Может быть вы будете столь любезны объяснить, чем вы так застращали мистера Бернала, чтобы…

— Минутку, ваша честь, — прервав судью адвокат. — Я подверг его перекрестному допросу — всего лишь.

— И вы уже тогда знали, что в предъявленный список по ошибке попал лист из предыдущего?

— Да вовсе не по ошибке! Уверен, что когда вы найдете Бернала, то выясните, что это была умышленная фальсификация документа. Он чувствовал, что стоит на грани увольнения, а финансовые дела его были в весьма плачевном состоянии. Бернал отчаянно нуждался в ста тысячах долларов — и только наличными.

Это ограбление или, скорее, мошенничество он, видимо готовил довольно долго. Сначала Берналу стало известно о судимости Корбина. Тогда-то он и договорился с банком о составлении списков. Потом установил сигнализацию и, естественно, знал как ее вывести из строя. Нанял в ночные сторожа заведомого пьяницу. Теперь Берналу оставалось только ждать подходящего момента. И вот он увольняет Корбина и расплачивается с ним купюрами, номера которых были зарегистрированы банком на восьмой странице списка от ПЕРВОГО ЧИСЛА. После чего изымает восьмую страницу из списка датированного ПЯТНАДЦАТЫМ ЧИСЛОМ, и заменяет ее страницей из ПРЕДЫДУЩЕГО списка. Все очень просто. Добавить снотворного ночному сторожу в виски, взять автоген, прожечь двери сейфа и забрать деньги — для Бернала теперь дело техники.

— Откуда вы все это знаете, позвольте спросить? — потребовал судья Хезуэлл.

— Мои подзащитный сказал мне, что получил эти злополучные деньги от Несбитта, который достал их из несгораемого ящика — из отделения для мелких сумм. Он твердил то же самое всем, включая шерифа А потом выяснилось так, что поверил ему только я. Видите ли, ваша честь, иногда стоит верить человеку, даже если он в прошлом допустил ошибку. Допуская, что мой подзащитный невиновен, я понимал, что преступником мог быть или Бернал, или Несбитт. А потом выяснилось, что хранил списки и имел к ним доступ лишь один Бернал.

Первого числа Бернал получил свое жалованье. Он легко установил, что номера имеющихся у него двадцатидолларовых купюр обозначены на восьмой странице списка от первого числа. Теперь все, что ему нужно, — это взять из отделения для мелких сумм в несгораемом ящике все двадцатидолларовые ассигнации и подложить вместо них свои, вызвать Корбина и объявить ему об увольнении. Капкан захлопнулся.

Я сознательно дал Берналу понять, что разгадал его замысел, вызвав на судебное заседание этого Эдди, показания которого подтвердили мою правоту. А объявить перерыв я попросил для того, чтобы дать Берналу возможность скрыться. Как вы понимаете, факт бегства имеет силу доказательства виновности — так что считайте этот мой жест профессиональной услугой окружному прокурору. Это поможет ему, когда Бернал будет арестован.

Перевод с английского.