Гейл сидела и смотрела на стоявшую в дверном проеме Дайану, которая сжимала побелевшими от напряжения пальцами выдвинутую ручку чемодана.

— Ошибка. Фатальная ошибка, — тихо твердила Гейл. Она вжалась в подушки на полке, словно, цепляясь за них, могла избежать ареста.

— Тебя схватят, — промолвила Дайана. — И отведут обратно в тюрьму.

— Я знаю, что делаю.

— Ни одна из нас не знает, что делает, но я руководствуюсь тем, что вижу и чувствую. Говорю тебе прямо: тебя возьмут за задницу, если ты здесь останешься. Это так же верно, как то, что я тут стою. Будь уверена.

Гейл достала из сумочки пачку банкнот и подала Дайане:

— Вот возьми, деньги тебе пригодятся.

Девушка посмотрела на купюры, но не пошевелилась.

— Бери.

Дайана взяла деньги и стала запихивать в карман брюк. Но вдруг остановилась.

— Пошли со мной. Я сумею тебя вывести.

— Неужели? — сердито буркнула Гейл. — У тебя есть план?

Дайана опустилась на колени, расстегнула на чемодане молнию, достала новую одежду и начала переодеваться. Наверное, чтобы заглушить страх. Или в надежде, что Гейл сдастся. Или чтобы побороть панику. Через минуту она совала деньги и водительские права в карман джинсов, опять зашнуровывала ботинки и запихивала пистолет за ремень. Чтобы спрятать его, набросила на плечи легкую хлопчатобумажную кофточку-распашонку. А прежнюю одежду сложила в чемодан и поставила его в угол купе. Ее одолевали сомнения: бежать, не бежать? Она не знала. И именно в тот момент, когда ей больше всего на свете требовался ответ, Дайана не представляла, что делать, и села на полку рядом с Гейл.

— Я хочу встретиться с тобой в Чикаго.

— Я не могу дать тебе координаты своих людей. Не имею права.

— Не надо. Давай договоримся, где встретимся. Например, в ближайшем к вокзалу пункте проката автомобилей «Херц».

— Грандиозный план.

— Ты придешь или нет? — Дайана заметила, что Гейл смотрит мимо нее в окно. Будто ее и вовсе здесь не было.

— Завтра в пять вечера. Если тебя не окажется, приду на следующее утро в девять. Если не явишься и тогда, начну смотреть новости и выясню, где тебя накрыли.

— Или предположишь, что я проскочила. И где-то скрываюсь.

Дайана поднялась, по-прежнему сожалея, что Гейл не передумала. Она так и не сумела понять, кто из них прав. Не сваляет ли она дурака и не попадет, выйдя из вагона, в руки закона.

Был момент, когда в повисшей в купе тишине возникло ощущение, будто нарушено какое-то обещание. Вот только они не давали друг другу никаких обещаний. Дайана хотела сказать что-то, чтобы Гейл поняла, насколько она ей благодарна, но не сумела, не нашла нужных слов. Любые слова покажутся банальностью или извинением за то, что бежит от сокамерницы. Гейл наверняка так считает: Дайана бежит от нее и совершает большую ошибку.

— Что бы ни случилось — удачи, — пожелала Дайана. — Что сделано, то сделано.

Она вышла из купе, оставив чемодан в вагоне, а с собой захватила черный нейлоновый рюкзачок, который на ходу забросила за плечо. Она радовалась, что не сумела подобрать слов. После того, что им пришлось испытать. И что бы она ни думала о преступниках, когда носила форму, пока она сидела в тюрьме, все в ее голове вывернулось наизнанку. Гейл была ее поддержкой. Вдохновением. Возможно, они прощались навсегда и Дайана будет скучать по ней.

Она вышла из вагона и улыбнулась стоящему на перроне кондуктору, убедилась, что никто не увязался за ней в тамбуре, окинула взглядом платформу. Никого. Но Дайана чувствовала себя обнаженной. Вспомнила, какой испуганной и уязвимой ощутила себя на вокзале. Снова оглянулась, а ноги уже несли ее вместе с толпой. Она будто плыла по плотному, как вода, воздуху. Погрузилась в омут, боролась с глубинным течением, хотела дышать, пыталась подняться к поверхности и хлебнуть воздуха.

Никаких полицейских. Впереди эскалатор. Копов нет. Дайана приблизилась к эскалатору и вместе с пассажирами встала на движущуюся лестницу. Пока все хорошо. Она убегала. Смывалась. Однако не верилось, что дальше пойдет так же гладко. Все вокруг вдруг приобрело удивительную плотность и концентрацию; она давила, не позволяя вздохнуть. Дайану окружали люди, но она чувствовала себя одинокой. Ей требовалась напарница. Гейл.

А Гейл сидела в купе, где стены отсвечивали бежевым цветом и исторгали волны мерцающей жары, как случается на шоссе во время зноя. Ей казалось, она различает пляшущие молекулы воздуха, и боялась упасть в обморок. Лодыжку дергало. Гейл наклонилась вперед, подтянула ноги к подбородку, зажала голову между коленями. Исчезли всякие ощущения, и она, сидя одна в купе, сохранила единственное желание — замереть, отринуть от себя шквал вопросов, которые, точно в замедленной съемке, вылуплялись в ее голове из коричневых коконов, трепетали и, подобно пойманным под стеклянный колпак бабочкам, бились о стенки. Только это стекло было стенками ее черепа.

Не следовало позволять Дайане уходить. Но она не могла остановить ее. А теперь девушка без присмотра. А если ее поймают? Не захочет ли она заключить сделку? Такое вполне вероятно. Теперь это в порядке вещей. Даже у парней из пресловутой мафии развязывается язык, когда копы берут их в оборот. Любой расколется. А полицейским будет приятнее посадить за решетку революционерку, пусть даже бывшую, чем своего человека.

Дайана, смешавшись с пассажирами, быстро шла по платформе. Она напустила на себя сосредоточенный вид. «Не забывай о Пен-стейшн, — вертелось в голове. — Вспомни, какими спокойными были Мэл и Гейл. Постоянно помни, что ты не беглянка». Вокзал кружился в водовороте и расплывался перед ее глазами. Дайана попыталась сконцентрироваться на отдельных деталях: вот дама, имевшая глупость пуститься в путь на каблуках-шпильках, девочка-подросток с розовыми волосами и таким количеством пирсинга, что, казалось, ее лицо вот-вот даст течь, гул голосов в транзитном зале, обрывки разговоров и топот. Дайана заметила обозначающую выход табличку. Надо туда добраться. А для этого просто продолжать идти вперед.

Затем возникли они: копы и собака — стояли справа у дверей, которые Дайана приняла за главный выход. Кого-то искали: осматривали пространство вокзала и пассажиров. Дайана знала этот взгляд, эту позу. Пес то поднимал морду на своего проводника, то смотрел перед собой; нос ловил запах страха. Вот он уловил чье-то напряжение и поднялся, ожидая команды.

Дайана вильнула налево под арку к поездам. Обратно туда, откуда пришла. Действовала по интуиции, потерянная, но двигавшаяся так, словно четко представляла, куда ей надо и как туда попасть.

Она скользнула мимо стоящей у эскалатора семьи и поехала вниз.

Ниже, ниже. Медленнее самого времени. Эта штука просто тащилась. Дайана побежала по движущейся лестнице, протискиваясь между чемоданами, едва в состоянии выдавить из себя вежливые реплики извинения. На нее косились. Вот и платформа. Поезд номер 909, отправление ежедневно. Дайана села и притворилась спокойной. Оглядываясь, она поняла, что следовало использовать всю силу убеждения, чтобы Гейл поняла, что происходит, попытаться вытащить ее из вагона. Но она бы все равно не пошла, Дайана не сомневалась. А теперь поздно. Гейл сделала свой выбор, и от Дайаны ничего не зависело. Черт с ним со всем. Надо бежать. Беги и не останавливайся. Дайана сделала вид, будто идет в начало состава, того, в котором сидела Гейл, — мимо редких кондукторов, помогавших пассажирам подняться в вагоны. Рукой зацепила лямку рюкзачка, переместила его на спину и одновременно передвинула пистолет на живот.

Она добралась почти до головы состава и посмотрела на пути, тянувшиеся параллельно тем, на которых по эту сторону платформы стоял поезд Гейл. Там не было другого состава, лишь чернота тоннеля выводила куда-то в мир. Дайана покосилась на окна поезда и сделала вид, что намерена садиться. Взглянула на кабину машиниста, заметила в окне чью-то спину. Оглянулась на платформу — пассажиры спешили закончить посадку. У нее был один шанс. Единственный.

Она спрыгнула с платформы на свободный путь и, очутившись на земле быстрее, чем ожидала, чуть не споткнулась. Рюкзачок зацепился за край платформы, Дайана дернула плечом, стараясь его освободить, упала на гравий, вскочила, поспешно и крепко прижалась спиной к бетону. И, пригибаясь и прячась за платформой, нырнула в тоннель. Она мчалась до тех пор, пока перрон не закончился и она не оказалась в мрачной прохладе под сводами. Остановилась в нескольких ярдах от входа и обернулась. Глаза скользнули мимо бегущих на посадку последних пассажиров, кондукторов, снимающих желтые лесенки и ставящих их к опорам в середине платформы эскалатора.

Дайана сжалась, ее дыхание остановилось.

Полицейские. Собака.

На эскалаторе. Один из них держал в руке рацию и говорил в нее что-то.

Она еще раз посмотрела в их сторону — копы вошли в поезд. Гейл!

Дайана бросилась наутек. Сначала спотыкалась о шпалы, пока глаза не привыкли к тусклому свету развешанных вдоль тоннеля маломощных красных, зеленых и желтых лампочек. Затем побежала быстрее, гравий хрустел под ногами, топот отдавался от сводов подземелья, точно беглым шагом маршировал целый полк. Дайана бежала, бежала, бежала. Казалось, целую вечность, всю свою проклятую жизнь.

Она запыхалась, рюкзачок колотил ее по спине. Выхватила из-за пояса пистолет и неслась, держа его в руке — внезапно испугалась, что он может самопроизвольно выстрелить ей в ногу или, того хуже, в живот. Сжимала рукоятку и мчалась. Тяжело дышала, вспотела, но продолжала бежать. Спокойно, спокойно. Теперь только вперед!

Внезапно в тоннеле возникло расширение, нечто вроде отростка. В этом месте к стене притулились два старых холодильника, образовав подобие будки. В проходе показались две тощие, узловатые, обросшие волосами фигуры. Потянулись в ее сторону. На темной от сажи коже лица сверкали белки широко раскрытых глаз. Дайана, пробегая мимо, показала им оружие, чтобы у них не появилось желания погнаться за ней.

— Спокойно! — бросила она. — Меня уже здесь нет.

Один из них открыл рот и крикнул вдогонку:

— Ну и катись, милашка!

Дайана не обернулась. Сохраняла темп.

Вскоре в тоннеле стало светлее. А затем появилось тусклое пятно выхода. Примерно в двух сотнях ярдов впереди. Точнее она определить не могла. Дайана припустила быстрее. Пот капал со лба, заливал глаза. Она протерла их рукавом, но они все равно горели от соли.

Гейл. Ее, наверное, уже арестовали. Или она по-прежнему сидит в купе и не знает, что ее вот-вот схватят. Дайана не могла определить, что ее поддерживало, — раньше это была надежда. Она бежала и представляла, как ее сокамерница проходит незамеченной, будто привидение, мимо полицейских и вырывается на свободу.

В коридоре, примерно в двух купе от нее, возникла суматоха. Гейл узнала голос одного из полицейских — того, что был с собакой.

— Ищи, Джинджер, ищи! — И щелчки потных пальцев. Затем приглушенные голоса, и в их басовитости властность военной команды.

Им ответил молодой голос, чистый и звонкий:

— Да пошли вы! Вы этого не сделаете! — Вслед грозный рык пса. В купе что-то упало, а потом по коридору поволокли тяжелый предмет.

Типичные звуки ареста. Подозреваемого тащат к месту заключения. Они отдавались у Гейл в ушах, звенели в голове, были живы в памяти. Но все происходило на самом деле. Надо было бежать с Дайаной. Бежать, пока был еще шанс.

Гейл сжалась в купе, боясь пошевелиться, боясь дышать.

В страхе, что на очереди она.

Она не представляла, сколько так просидела. Сколько прошло времени.

Звуки стали тише. Наконец Гейл решилась — протянула руку и подняла шторку. Прижалась щекой к стеклу, стараясь разглядеть, что происходит на платформе. Заметила полицейских, между ними парня в наручниках. Сзади шел важно поводивший хвостом Джинджер. Еще мгновение, и они исчезли из поля ее зрения.

Гейл вздохнула с облегчением и рухнула на полку. Теперь ждать. Пытаться успокоиться и ждать.

Заработали моторы локомотива, и она ощутила дрожание пола. «Слава Богу, сейчас поедем. Куда угодно, лишь бы убраться подальше».

Раздался стук в дверь. Гейл подскочила и молниеносно повернулась посреди тесного купе на триста шестьдесят градусов. Подняла шторку и беспомощно посмотрела в плексигласовое окно. На платформе никого. Стенки купе закружились у нее перед глазами. Она знала, кто стоит за дверью. Мужчины в форме. Мужчины с оружием. Она вдруг пожалела, что у нее нет пистолета. Но тут же прогнала эту мысль, взяла себя в руки. Зачем-то одернула рубашку.

И открыла дверь, не сомневаясь, что сейчас ее толкнут к стене и наденут на запястья наручники.

Но это был носильщик. Чернокожий, в нарядной белой рубашке и черных брюках. Он улыбался. Губы шевелились, он говорил что-то, но Гейл не разбирала слов — их заглушал звучащий в ее голове гимн «Аллилуйя». Она попыталась улыбнуться, прикусила себе щеку, чтобы не рассмеяться от нахлынувшего облегчения, от которого кружилась голова.

— Мисс Кинг?

Гейл кивнула. Она еще не привыкла к новой фамилии.

— Да. — Она посмотрела мимо носильщика, стараясь, чтобы он не заметил ее взгляда. Полицейских в коридоре не было. Она по крайней мере не увидела.

— У меня для вас факс. — Он подал ей простой коричневый конверт, поклонился и удалился.

Гейл снова проверила коридор, закрыла и заперла дверь. Прислонилась к створке, посмотрела на конверт. Улыбнулась, покачала головой, рассмеялась. Точнее, попыталась рассмеяться. Факс. Первый факс за всю ее жизнь.

Она узнала почерк Мэла с округлыми завитками. Всего страничка. Обычная бумага. Ни к кому. Ни от кого. Отправлено из Кинко в Нью-Йорке. В письме говорилось: «Твой давнишний приятель справлялся о тебе. Если хочешь, чтобы я дал его номер, позвони в любое удобное время. Но я бы не стал с ним общаться. Плюнь».

Том. Гейл села на полку и приступила к нудному занятию разрывания факса на мелкие кусочки. Позже она пройдет по составу и распихает клочки по общим туалетам и мусорным урнам в других вагонах. Наверное, она излишне осторожничала, но, как некоторые считают, человек не может быть слишком худым или слишком богатым. Гейл же полагала, что не может быть слишком бдительной. Она посидела и подождала, пока успокоится сердце.

Том. Черт возьми! Чтобы привлечь его внимание, потребовалось всего-то бежать из тюрьмы. Ну и человек! Гейл сознавала: Мэл прав. Надо держаться от него подальше. Даже не звонить Мэлу. Пусть Мэл скажет Тому, что не получил от нее ответа.

Поезд шел вперед, а Гейл сидела и улыбалась. Она улизнула. Ей удалось. Разболелась шея, и Гейл сосредоточилась на том, чтобы прогнать напряженность из плеч и спины, приказать мышцам расслабиться. Состав набрал ход, и вокзал остался позади. Прощай, Кливленд. Все было хорошо. Очень здорово. Какого дьявола убежала Дайана? Ведь все сложилось как нельзя лучше. Или почти как нельзя лучше. Теперь шесть часов до Чикаго. Гейл стала думать, будет ли там Дайана? Придет ли на встречу?

Приятное головокружение охватывало ее, и она не стала с ним бороться — легла на полку и вытянула ноги. Ей удалось — она сбежала. Она на свободе. Гейл не помнила, чтобы чувствовала себя подобным образом. Она может распоряжаться своей жизнью. Будущим. Ей надо шевелить мозгами, чтобы выжить… вне клетки.

Она узнала это веселое возбуждение — его вызывал риск. И вспомнила, когда испытывала подобные чувства.

Том. Интересно, где он и что ему нужно? Гейл не сомневалась: ему что-то надо.

— Видимо, так оно и есть, — тихо промолвила она. — Но какая разница?

Гейл поняла, что разговаривает вслух, и тут же одернула себя. Она и в тюрьме иногда ловила себя на том, что, оставшись одна, беседует сама с собой. Просто чтобы не забыть, как звучит не ругающийся и не выкрикивающий команды человеческий голос. Порой это был голос друга, иногда — прокурора, который устраивал ей перекрестный допрос по поводу событий ее жизни.

Теперь у Тома новые слушатели. А когда-то Гейл являлась его аудиторией. Сначала он убеждал ее, будто она самый главный на земле человек. Но потом, хотя чувство не угасло, ей досталась именно эта роль. Стать частью его аудитории. В седьмом ряду в середине. Сиди и не рыпайся.

— Может, он наконец повзрослел? — Гейл снова заговорила вслух. Тихо, словно за чашкой кофе с подругой. И дальше мысленно: «Кого ты пытаешься обмануть?» Это прозвучал голос рассудка. Единственного собеседника, с которым Гейл любила проводить время. Но этот гость был чаще всего занят и не задерживался на чашку чая.

Сумерки быстро сгустились, и наступила ночь. Дайана сжалась под невысоким дубом на насыпи; под ней железнодорожные пути, точно переплетение нервов, разбегались и сходились на станции. Она вспотела, однако дыхание почти восстановила. Дайана ждала. Ждала, когда среди путей появятся полицейские и собака. Ждала двадцать минут. Тридцать.

Ничего не происходило.

Стало совсем темно. Дайана слышала шум машин, проходящих по шоссе по другую сторону насыпи. Она встала, осмотрелась и обнаружила, что оказалась у пересечения дорог, где развязка образовывала «лист клевера». Огромный зеленый указатель перечислял названия магистралей и улиц, но они ничего не говорили Дайане. Она обвела взглядом горизонт — беспорядочно разбросанную окраину делового города. Ей бросилась в глаза реклама: «Самые чистые туалеты в Америке». Она могла бы спрятаться в туалете, как поступила в шестом классе, когда четыре девочки попытались ограбить ее у аптеки на Мэйн-стрит. Днем, после школы — четыре известные в городе озорницы. Дайана отбилась — сама стукнула их несколько раз и вырвалась, чем вызвала их несказанное удивление. Забежала за питьевой фонтанчик и юркнула в дамскую комнату. После этого ее оставили в покое.

Дайана тронулась в путь, рюкзачок небрежно висел на плече. Двигалась в сторону самых чистых туалетов в Америке на окраине Кливленда, шла так, как могла бы шагать студентка колледжа, проводящая летние каникулы в Париже.

Ее цель оказалась дальше, чем она представляла. Дайана попросила у кассира ключ. Он подал ей огромный горшок с дыркой в донышке, сквозь которую была продета веревка — на одной стороне ключ, на другой завязан большой узел.

— Уж такое не потеряется, — хмыкнула Дайана.

Прыщеватый паренек кивнул и повернулся к следующей клиентке.

Дайана зашла за угол и засунула ключ в скважину.

Дверь за ней автоматически закрылась. Она приблизилась к раковине и посмотрела в сияющее зеркало. Неудивительно, что парень не захотел с ней общаться. Ее короткие волосы ссохлись и спутались от пота, лицо в грязи. Ужас! Словно выскочила из преисподней. Дайана плеснула водой на лицо, потянула из дозатора полотенце, расчесала пальцами волосы и опять взглянула в зеркало. Уже лучше. Сходила в туалет — какое облегчение! — расправила одежду, стряхнула пыль с джинсов.

Выйдя, достала двадцать долларов из денег, которые дала ей Гейл, и купила телефонную карту.

На улице пахло бензином и разогретым после жаркого дня асфальтом. Дайана долго стояла и размышляла, не совершила ли она ошибку. По ту сторону дороги в ночи сверкали высотки Кливленда, обновленного Кливленда, нового Кливленда. Нет, ошибки не было. Она не стала бы задерживаться на одном месте более десяти минут. Дайана поняла, что, пока она находится в движении, ее скорее всего не поймают. Если кто-нибудь не донесет, а она уж позаботится, чтобы этого не произошло. Итак, вперед! Она подняла трубку.

Послышался сонный ответ:

— Говорит Ренфро. Дайана? — Он моментально проснулся. — Где, черт побери, ты находишься?

— На другом конце провода.

— Ты в порядке? М-м-м… Ну разумеется, в порядке. Как дела?

— Хорошо. А у тебя?

— Нормально.

— Завел новую подружку? — попробовала пошутить Дайана.

— С полдюжины. — Ренфро кашлянул. — Дайана, что ты творишь? Я читал о тебе, видел по телевизору. Ты свихнулась?

— Я не могла оставаться там и гнить.

— Но ты читала документы, которые я тебе посылал? Существуют законные пути.

— Хорошо, считай, я свернула в тупик.

Ренфро крякнул, будто пытался рассмеяться.

— Тебе необходимо вернуться и бороться в суде.

— Лишь в одном случае: если я буду уверена, что меня вновь не засадят за решетку. — Дайана вздохнула. — Слушай, ты волен ответить «нет», но мне требуется помощь.

— Догадываюсь.

— Мне нужна стенограмма судебного заседания. Когда судили Черчпина.

— Не одной тебе. Но судебная стенографистка никак не расшифрует текст. Работает, не напрягаясь.

— Когда она собирается закончить?

— Даже судья накричал на нее. Со дня на день.

— Мне очень важна эта стенограмма.

— Как я тебе ее передам?

— Я тебе позвоню, когда придумаю.

— Когда?

— Не знаю. Потребуется некоторое время. А ты возьми стенограмму, как только сумеешь.

— Нашли твою машину.

Дайана вспомнила свой позор: как признавалась ублюдку Лоуву, что прошляпила патрульный автомобиль, и покраснела от стыда.

— Где?

— В паре сотен миль отсюда. В лесу, к востоку от Накогдочеса.

— Есть подозреваемый?

— Нет. Твой кейс исчез. Тот, кто угнал машину, все тщательно подчистил.

— Ни волоса, ни шерстинки?

— Автомобиль на закрытой площадке управления шерифа. Не знаю, занимаются ли такой мелочевкой. Слышал, что ищут отпечатки пальцев.

— Кретины не желают даже выяснить, кто это был. Вот что там происходит.

— И еще — твой приятель Эфирд свалил.

— Эфирд? Как?

— Шеф хотел, чтобы он посещал психиатра, ну, насчет его пристрастия к рюмке и травмы после того, что совершила Линда. Ему было бы полезно. А он посчитал, что это закроет ему путь к продвижению.

— Не исключено.

— Так вот, он взял и ушел. Заявил шефу, что ему хватит на три жизни этого дерьма, и бросил на стол значок.

— Он никогда не был моим приятелем.

— Только не надо мне вкручивать.

— Слушай, давай договоримся, я очень бы хотела, чтобы ты мне поверил.

— Извини. Я просто не знаю, что сказать. Очень скучаю по тебе и безумно за тебя боюсь.

— Я по тебе тоже скучаю. — От того, что Дайана произнесла эти слова, боль стала еще острее. — Куда подевался Эфирд?

— А зачем тебе?

— Мне надо знать.

— Слышал, переехал куда-то в окрестности Накогдочеса. Живет в трейлере. — В трубке послышался вздох. — Ты должна была мне признаться.

— В чем?

— В том, что было у вас с Эфирдом.

— Я тебе уже сказала: у нас ничего не было.

— Если не считать того, что ты отключилась и провела ночь в его доме. — В голосе Ренфро прозвучали напряженные нотки. — Ты мне об этом даже не упомянула.

— Кто тебе, черт возьми, это сказал?

— С тех пор как тебя упекли за решетку, о тебе еще не то болтают.

— Могу представить, но это не значит, что ты должен верить.

— Признайся.

— В чем?

— Что у вас было с Эфирдом?

— Ничего. Ровным счетом ничего. Я вырубилась, это правда. Но не от того, что слишком много выпила. Кто-то подсыпал мне наркотик. И все. Больше ничего не было.

— А почему не сказала мне?

— Решила, что ты взбесишься. Вот как сейчас.

— Я бы не взбесился.

— А чего же сейчас бесишься?

— Ты должна была мне сказать.

— Извини.

— Дайана, тебе следует сдаться.

— Перестань, дружок.

— Найдется способ, как все уладить.

— И это говоришь ты? Слушать тебя не желаю.

— Я хочу лишь одного: чтобы ты осталась в живых.

— Мне придется жить за решеткой.

— Дайана…

— Мне пора. Я тебе позвоню. — Она повесила трубку и осмотрелась. Дорога была прямо перед ней — можно продолжать путь.

Нет, нельзя. Дайна вернулась к туалету спросить, как пройти к автобусной остановке.

Гейл разбудил скрежет металла о металл. Состав громыхал на повороте, колеса вагона терлись о рельсы. Она поднялась с полки и открыла шторку. Чикаго.

Протиснулась в тесное пространство перед раковиной, почистила зубы, причесалась. Гейл еще не привыкла к своей новой внешности, но по крайней мере уже не испытывала шока, когда смотрела в зеркало.

Поезд остановился, и Гейл была готова выйти из купе. Появились другие пассажиры с заспанными лицами. Она старалась вести себя как остальные: катила по узкому проходу один чемодан перед собой, другой сзади.

Вышла из вагона. Остановилась на перроне, удивленная, что ее не встретили полицейские. Мимо спешили люди. А Гейл стояла как вкопанная, ожидая самого худшего. Думала, вокруг нее одни тайные агенты, вот они сейчас выхватят оружие и… По коже пробежал холодок. Гейл тряхнула головой, повела плечами и заставила себя идти вперед.

Никто не обратил на нее внимания.

Гейл шла по запруженному людьми вокзалу, стараясь не таращиться на тех, кто звонил по мобильным телефонам. Странно видеть, как люди говорят на ходу в маленькие коробочки в руках. Как они раньше обходились без них? Может, вместо того чтобы беседовать, размышляли над смыслом жизни? Вот бы увидеть все эти радиоволны — слова, которые неслись от аппаратов к антенне и обратно к телефонам. Атмосфера вокруг, наверное, пронизана словами: миллионы слов, преобразованные в электронные импульсы, неслись в эфире с невообразимой скоростью.

Гейл оказалась в зале ожидания с арочным потолком из туфа и повторяющими его изгибы матовыми окнами, наполняющими помещение светом. Пассажиры сидели на расставленных рядами деревянных полированных скамьях — дремали, читали, болтали по телефонам. Гейл захотелось иметь телефон, но она где-то слышала, что полиция в течение нескольких секунд способна установить его местонахождение. Она не знала, так это или нет, однако сочла свое помешательство на осторожности вполне разумным.

Гейл отыскала дамскую комнату и шагнула в кабинку для инвалидов.

Когда она вышла из нее, то катила только свой чемодан. Чемодан Дайаны оставила в кабинке рядом с унитазом. Ее ботинки Гейл опустила в мусорную корзину и прикрыла двумя бумажными полотенцами. В это время в помещении появилась пассажирка, и Гейл поспешила в зал, на ходу поправляя рубашку. Боялась, что идущая навстречу женщина разглядит ее лицо. Мелькнула мысль, что в этом нет необходимости. Есть! Осторожность необходима, как движение. А движение теперь превыше всего.

В зале ожидания Гейл обнаружила кафе «Старбакс». Похоже, они распространились повсюду. Она видела их в Нью-Йорке. И вот сейчас здесь. Гейл захотелось что-нибудь попробовать, но еще больше — поскорее убраться из вокзала. Она направилась мимо сделанных под старину часов, показывающих двадцать две минуты восьмого, мимо «Старбакса» и через деревянные двери вышла на улицу. Перед ней возвышались огромные колонны, мало чем отличающиеся от вездесущих столпов правосудия, украшающих здания федеральных судов и вполне оправдывающих свое название.

Гейл не знала, куда идти. Она держала в памяти заученный со слов Мэла номер телефона, но звонить была пока не готова. Он снабдил ее и телефонной картой, которую купил в аптеке, чтобы ее невозможно было отследить. Гейл повернула на Адамс-стрит, заметила кафетерий и нырнула внутрь.

В зале было прохладно и пахло беконом. Гейл села в кабинку и сняла с держателя меню. Стандартный набор кафетерия, но ее опять поразила возможность выбора. Гейл остановилась на кофе и рогалике. Она прикидывала, где теперь Дайана. Хотела купить газету, но если бы даже Дайану арестовали, эта новость не успела бы попасть в утренний выпуск.

Гейл едва не подавилась рогаликом, увидев, что в зал, миновав стеклянные двери, вошли двое чикагских полицейских. Она проглотила застрявший в горле кусок, заставила себя жевать и отвернуться. Сердце затеяло партию в пинг-понг и, словно на ответственном чемпионате, стремительно билось и металось между ребер. «Успокойся. Они просто решили заказать себе кофе». Гейл взяла чек, схватила чемодан и двинулась к кассе.

Они были всего в шести футах от нее, стояли молча. Ждали, когда продавец нальет кофе навынос в чашечки с напечатанным синей краской изображением Пантеона. Кому ей молиться? Зевс, унеси мою задницу отсюда поскорее!

Гейл расплатилась и вышла, понимая, что они не станут ее преследовать, но боясь в это поверить. Свернула налево по Адамс-стрит в сторону вокзала. Мэл дал ей отличные туфли, в них легко ходить. Гейл шла быстро, но не настолько, чтобы кто-нибудь подумал, будто она удирает.

Такси!

Такси, такси, такси!

Увози меня отсюда. Увози меня отсюда.

Пять часов. Дайана сидела в пункте проката, притворялась, что читает газету, ждала Гейл и очень хотела вымыть из волос запах автобуса. Этот пункт проката «Херц» на Кэнел-стрит был ближайшим к вокзалу. У прилавка собралась очередь, и занятые люди недоумевали, почему администрация не увеличит количество обслуживающих клиентов сотрудников. Они нетерпеливо дожидались, когда подойдет их черед. А Дайана набралась терпения и просто ждала.

Она старалась не каждую минуту смотреть на часы, но в четверть шестого не сомневалась, что Гейл взяли. И не понимала, то ли больше злилась, то ли печалилась. Наверное, и то и другое. Решила дать ей еще немного времени. Может, Гейл объявится, если она еще посидит.

Люди приходили и уходили, целые семьи, но главным образом бизнесмены. Явилась парочка подростков. Они поворчали, мол, это несправедливо, что им не дают напрокат машину без кредитной карточки совершеннолетнего, и с завистью покосились на ботинки Дайаны.

Следовательно, черновой план А, думала Дайана. У нее-то уж точно не было пластиковых денег. И ей никогда не приходилось брать напрокат машину. С тех самых пор, как научилась водить, всегда имела свои, хотя ее первые колымаги только с натяжкой можно было назвать автомобилями. Дайана взглянула на свои ботинки. Выданы в тюрьме, черные, с окованными железом носками, на шнурках. Клевые. Модные. До этого она не понимала, почему ей так хотелось надеть их. Считала, что эти ботинки практичны и прекрасно подходят для побега, поскольку было неизвестно, по какой местности им с Гейл придется пробираться. Но теперь она сообразила, что хотела иметь что-нибудь оттуда, что-нибудь стащить из тюрьмы. У Мэла она начистила их до зеркального блеска. Сейчас они выглядели почти новыми. Но были разношенными и удобными. Дайана представила, как дает обутой в этот ботинок ногой пинок под зад Гибу Лоуву — бац! — в самое очко.

Остановилось такси. Это она. Гейл. Мать честная! Дайана подпрыгнула и оказалась у двери, прежде чем ее сокамерница успела расплатиться с водителем. И кинулась на сиденье рядом с Гейл.

— Мы едем или вы выходите, дамы? — Удивленный водитель уставился на них в зеркальце заднего обзора.

— Едем, — ответила Дайана и повернулась к Гейл: — Здесь остались одни малолитражки. — Она обратилась к водителю: — Вы знаете что-нибудь вроде «Холидей инн»?

Таксист кивнул, включил счетчик и отъехал от тротуара. Гейл обняла Дайану и чмокнула в щеку.

— Я рада, что ты тут.

— Я тоже. — Дайана откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Как прошло путешествие? — улыбнулась Гейл.

— Я выбрала живописный путь. А у тебя?

— В поезде пришлось поволноваться.

— Не сомневаюсь.

— Ну и как же вышло, что я все-таки здесь?

— Ты мне сама лучше скажи.

— Взяли какого-то другого придурка.

Дайана заметила, что водитель посмотрел на них в зеркальце, и ткнула сокамерницу в бок.

— Да, — протянула Гейл. — В Западной Виргинии было хорошо, но мне требуется неделя, чтобы побыть в одиночестве. Знаешь, я люблю твоего отца, но мне необходимо время. Что ты надумала насчет Суортмора?

Дайана шумно вздохнула. Ни о чем подобном она не слышала, но по интонации Гейл догадалась, что речь идет об учебном заведении.

— Не знаю. Не могу решить. — Она уронила руки на колени.

— Нет никакой спешки. У тебя много времени. Ты еще не знакомилась с Северо-Западным университетом?

— Отличное учебное заведение, — вступил в разговор водитель. — Мой сын там учится.

— Вот как, — подхватила Дайана. — Студент или уже получил первую степень?

— Он на младшем курсе.

— Я ищу хорошее учебное заведение, — объяснила Дайана.

— Сын собирается заниматься более четырех лет. Диплом обеспечит его хорошей работой.

— Зависит от того, чем он хочет заниматься.

Таксист выключил счетчик и остановился под аркой входа в «Холидей инн». Он пожелал Дайане удачи и послал Гейл многозначительный взгляд — мол, морока с этими детьми. Когда женщины вошли в отель, они напоминали двух усталых путешественниц. Дайана опустила на пол рюкзачок и села на диван в холле. Гейл плюхнулась рядом с ней.

— Почему мы не могли взять напрокат машину? — спросила она.

— Для этого необходима кредитная карточка.

— У меня есть. Мэл мне дал.

— Спасибо, что призналась.

— Раньше не приходилось к слову.

— Хорошо, проехали. Хочешь вернуться? Пошли.

Гейл развалилась на диване. Так хорошо не двигаться! Тело требовало отдыха. Мозг требовал отдыха.

— Я совершенно выжата, — промолвила она. — Давай здесь переночуем. Думаю, что тут безопасно, с нами ничего не случится.

— Я надеялась, что ты предложишь это, — отозвалась Дайана. — Вчера я устроила себе спринтерский забег на четыре сотни ярдов.

— Жду не дождусь услышать твой рассказ.

— И теперь чувствую себя помойным ведром. Хоть бы кто-нибудь высыпал меня в мусоропровод. И то было бы легче.

Гейл встала:

— Подожди здесь. Пойду зарегистрируюсь.

Гейл взяла пульт дистанционного управления и устроилась на одной из стоящих в номере двуспальных кроватей. Нашла кнопку включения, и телевизор ожил. На экране появилось все, что клиент мог пожелать: кинофильм, открытые телеканалы, служба отеля… Это было очень непривычно. Гейл выбрала канал Си-эн-эн, и на экране появилась дородная азиатка, которая сообщала о биржевых новостях. По нижней кромке бежала строка новостей: «Священник из города Акрон, штат Огайо, обвиняется в том, что с 1964 по 1972 г. совершил развратные действия по отношению к тридцати семи алтарным служкам… В Бивилле, штат Техас, жертвами торнадо стали три человека, еще двадцать девять получили ранения… Оставленный в дамском туалете железнодорожного вокзала „Амтрэк“ в Чикаго чемодан заставил власти эвакуировать пассажиров из здания. Отправление поездов задержали на три часа. Чемодан оказался пустым…»

— Черт!

— Что такое? — Дайана подсела к Гейл и тоже посмотрела на экран.

— Твой чемодан.

— Что с ним?

— Утром я оставила его в дамской комнате на вокзале. Кто-то заявил в полицию, и вокзал на три часа закрыли.

— Зачем ты это сделала?

— Лучше было оставить в вагоне, чтобы там его нашли полицейские?

— Нет. Ты поступила правильно. Но лучше было оставить где-нибудь на улице.

— Я спешила.

— Понимаю. И не осуждаю тебя. Просто вижу, что ты из-за этого расстроена, и предлагаю вариант.

— Поздновато.

— На случай, если опять возникнет подобная ситуация.

— Будем надеяться, не возникнет.

— Гейл, не переживай. Люди на вокзале просидели три часа. Ты отсидела восемнадцать лет.

— Я не просто сидела. Я что-то делала, — ответила Гейл, подумав, что пора прекратить любую деятельность и не привлекать к себе внимания.

Она приспособится к требованиям общества, и настанет момент, когда сама усомнится в собственной жизни, в том, что является представителем разумных существ на планете Земля.

Дайана может сколько угодно планировать свое кровавое пришествие в Техас с громкими пиф-паф и бум-бум — сейчас положу вас всех, — однако она вроде приходит в себя. У Гейл свои, хотя и смутные планы. Она еще не представляла, куда отправится и как долго пробудет на одном месте.

Но куда бы ее ни занесло и что бы она ни затеяла, она станет ступать очень легко, чтобы не оставить никаких следов.