Джонсон надел поверх формы передник и, стоя перед входом во двор с лопаточкой в одной руке и вилкой для барбекю в другой, широко улыбался. Он не позволит готовить другим надзирателям, а заключенным тем более прикоснутся к грилю.

— Каждый год одна и та же старая песня, — прокомментировала Гейл. — Охрана жарит венские сосиски и уверена, что оказывает нам великую милость.

— Все-таки лучше, чем в столовой. — Дайана радовалась, что выбралась на свежий воздух. Балдела от удовольствия и была в приподнятом настроении.

— Зависит от того, кто готовит. — Гейл ощущала звон во всем теле и пыталась выгнать из себя страх — вести себя непринужденно и естественно. Сегодня всего лишь очередной день в заключении.

Они вышли во дворе одеялами и пластиковыми бутылками с водой. Гейл еще в прошлый четверг, ее обычный день покупок, запаслась в тюремной лавке двухсотпятидесятиграммовыми бутылочками польской газировки. Женщины оделись по последней здешней моде: в подвернутые рабочие брюки, распахнутые поверх белых маек куртки цвета хаки на пуговицах, с коротким рукавом и черные рабочие ботинки с металлическими подковами. Гейл выпустила майку поверх пояса, а под ней спрятала веревку, которую во времена работы в бригаде озеленения нашла в гараже помощника начальника тюрьмы и пронесла в камеру. Еще она взяла софтбольную рукавицу, почти протершуюся после стольких лет игры, и L-образное лезвие от косилки, которое прятала в матрасе. Когда-то Гейл ходила на покрасочные работы и сумела припасти малярную клейкую ленту. Теперь с ее помощью смастерила лезвию рукоять — обмотала длинную часть разорванной на полоски старой майкой, а сверху прикрутила лентой. Конечно, получился не настоящий нож, но если с таким застукают, припаяют хранение оружия.

Дайана стояла рядом и обводила взглядом Большой двор — площадь, окаймленную с двух сторон трехэтажными кирпичными строениями. В этих местах никак не пройти. Две другие стороны ограждал забор с натянутым поверх него спиральным барьером безопасности. Зловещая штуковина: кажется, если на проволоку долго смотреть, лишишься глаз. Контрастом жестокой обнаженности проволоки служил роскошный дуб — единственное дерево, умудрившееся вырасти и уцелеть в иссушающей обстановке тюремного двора. Дуб стоял неподалеку от того места, где забор соединялся с углом здания. Ему было много лет, нижние ветки висели в пятнадцати футах над землей. Дайана оценивающе разглядывала двор, и ее ошеломило то, что она увидела: размеры двора, высота забора. За забором акры убегающего к лесу луга и круто взбирающийся на холм густой лес.

Гейл покосилась на нее: девчонка держала себя в руках, мол, будь что будет, — рискнем. Гейл понравился ее настрой. Смогла бы и она вести себя так в ее годы?

Крыса уже заняла столик — массивный, нераскладной, из выцветшего коричневого дерева почти в самой середине двора — и тасовала карты. Гейл подвела к ней Дайану и познакомила. Лиза и Хиллари должны были присоединиться к ним позднее.

— Давай немного передвинем, — предложила Гейл.

Крыса бросила на нее острый взгляд, однако встала и взялась за край стола. Женщины поставили его туда, куда указала Гейл — на десять футов левее, над самым люком диаметром три фута, который, как ни странно, был едва заметен в середине двора. Несколько лет Гейл исподтишка наводила справки и выяснила, что под крышкой находилась уличная система управления водоснабжением тюрьмы. Однажды солнечным днем она умудрилась посветить в широкую замочную скважину контрабандным фонариком в шариковой авторучке и заметила толстые ржавые трубы и вентили-заслонки. Места внизу было совсем немного.

Они играли в карты до тех пор, пока во дворе не появились два амбала-надзирателя, Ник и Нэк, с большими коробками, в которых оказались не хот-доги и не гамбургеры, а бифштексы. Эта весть так быстро облетела собравшихся, что Гейл показалось, она волной летит от стола к столу. И не просто бифштексы. С кукурузными початками, картофельным салатом. Команда надзирателей, так омрачавших этот пир, тоже радовалась неожиданному угощению. Джонсон увлеченно приступил к работе и, приплясывая и напевая, бросил на решетку первые куски мяса. Стала образовываться очередь.

— Пошли, — предложила Хиллари. — Как только узнают в блоках, все бездельники выскочат во двор. На них не напасешься. — Она положила карты «рубашками» вверх и придавила бутылкой с водой.

Остальные последовали ее примеру — взяли картонные тарелки, пластмассовые вилки, ножи и встали в очередь.

— Разве можно разрезать этим мясо? — Дайана с сомнением посмотрела на ломкие столовые приборы.

— Я всегда считала, что у вас в Техасе откусывают прямо с кости. — Лиза улыбнулась, давая понять, что не хотела никого обидеть.

— Очень остроумно. — Дайана засунула вилку и нож в карман брюк и приняла откровенно скучающий вид.

— Я не пользовалась нормальным ножом с двадцати лет, — произнесла Гейл. — Забыла, как это делается.

— Ты забыла, как делается не только это, — подковырнула ее Лиза.

Гейл собиралась ответить, но заметила, что Хиллари внимательно следит за их разговором. До появлении Хиллари в тюрьме, до того, как Гейл решила больше ни с кем не сближаться, она некоторое время дружила с Лизой.

Их очередь подошла, и вскоре бифштексы закончились. Гейл взяла, хотя знала, что не станет есть. Отдаст Крысе в качестве маленького дополнительного вознаграждения, чтобы та держала язык за зубами. Кукуруза оказалась восхитительно маслянистой. Даже картофельный салат неплохо приготовили. Гейл наклонилась к Дайане и прошептала:

— Очень недурно. Может, останемся?

Дайана хихикнула и покачала головой. Смех человека, решившего рискнуть жизнью, можно сказать, не смех — крик души.

Гейл подняла бутылку с водой и предложила тост:

— За День независимости! — И обратилась к Дайане: — Чтобы хорошо бегалось!

Женщины чокнулись пластиковыми бутылками, выпили по глотку воды и рассмеялись абсурдности своего положения.

А затем — Гейл едва могла поверить — солнце буквально вошло в пике над горизонтом. Нырнуло к земле сюрреалистически быстро, даже быстрее, чем в обычные дни, когда все ее желания сводились к одному — еще хоть несколько минут побыть на свежем воздухе.

— Хорошо, — сказала она. — Пожалуй, мне нечего добавить. Говорите теперь или вечно храните молчание. — Она обвела глазами женщин: Крысу, Лизу, Хиллари, Дайану.

Все молча кивнули. Гейл осмотрела двор. За заключенными наблюдали два надзирателя — один ходил по периметру забора и находился у дальнего конца беговой дорожки, другой увлекся матчем в софтбол. Гейл пожала подругам руки и нырнула под стол.

Ей почудилось, время сначала остановилось, затем ринулось вперед с небывалой скоростью, обрушилось на нее всей тяжестью, зарокотало в ушах. Гейл увидела собственные руки — они вытащили из кармана обломок лезвия косилки и вставили в замочную скважину проржавевшей, тяжелой крышки люка. Гейл потянула. Она предполагала, что крышка поддастся с трудом, может, окажется ей не по силам. Даже надеялась, что не справится с весом и, побежденная, возвратится в камеру. Но страх придал Гейл силы, и крышка легко сдвинулась с места.

— Так, — проговорила Гейл и, взглянув сквозь доски стола, обнаружила, что ее подруги замерли. — Играйте в карты, черт вас побери! — Те зашевелились. — Дайана, сюда!

Девушка одним скользящим движением пролезла под стол и скрылась в люке. Они стояли рядом, но им пришлось согнуться в три погибели, чтобы спрятать головы под землей и подвинуть на место крышку.

Тьма! Однако в замочную скважину проникал тусклый серый свет. В нос ударил запах сырой земли, ржавчины, и вскоре — страха их вспотевших тел. Мокрые трубы холодили ноги, шум Большого двора казался нереальным и долетал словно издалека.

Дайана ткнулась носом в ухо Гейл.

— Здесь теснее, чем в заднице у быка.

— Сделай одолжение, не трепись, — промолвила та. — Помолчи. Если попадемся — это автоматически еще пять лет к моему сроку.

— Полагаю, и к моему тоже.

— Закрой рот.

— Теперь понимаю, как быть грибом.

— Закрой рот.

Дайана горестно выдохнула в грубую цементную стену их убежища. Гейл сосредоточилась на сердцебиении, стараясь укротить его ритм. Она не сомневалась, что стук ее сердца раздавался на софтбольном поле. Но заставить сердце биться медленнее было непросто. Страх неподдельный. Однако возбуждение от сознания, что скоро она окажется на свободе, сильнее страха. Впервые за восемнадцать лет вернется в большой мир.

А затем Гейл услышала крик надзирателя: тот объявлял, что двор закрывается и заключенным надлежит вернуться в свои блоки.

— Как бы не так, в свои блоки! — прошептала Дайана.

Гейл ткнула ее в бедро средним пальцем и почувствовала, как девушка дернулась от боли.

— Молчи!

— Молчу-молчу. О Боже!

Кто-то, наверное Лиза, на прощание топнул по крышке люка. Сообщницы-картежницы встали и поплелись по камерам. Гейл нащупала на поясе коней веревки и стала перебирать, будто четки. Господи, спаси и сохрани!

Сквозь замочную скважину доносились обрывки фраз — заключенные, в который раз разозлившись на закат, возвращались по своим блокам. Послышалось потрескивание. Рации. Гейл и Дайана замерли. Где-то рядом находился надзиратель. Гейл попыталась выглянуть в замочную скважину.

Он поставил ногу на лавку уличного стола и оперся ладонью о бедро. Это все, что она увидела. Но знала: надзиратель осматривает двор — нет ли какого-нибудь непорядка. Гейл подумала, что она вот-вот намочит трусы. Но тут почувствовала в темноте, как Дайана взяла ее за руку и ободряюще пожала. Так они и стояли рука об руку, вспотевшие, словно после спринтерского забега на четыреста метров, пока не услышали, как охранник снял ногу с лавки и сказал в рацию:

— Во дворе все чисто. — Вскоре его шаги замерли на мягкой траве внутреннего дворика.

Вдали со стуком захлопнулась тяжелая стальная дверь, и запорный механизм с внутренней стороны встал на место. Дайана присела и посмотрела в скважину.

— Сколько теперь ждать?

— Ума не приложу, как ты могла служить в полиции, если не в состоянии подчиняться простейшим приказам, — усмехнулась Гейл.

— Заткнись! — прошептала девушка. — Почему мне нельзя разговаривать? Во дворе никого нет. Ты ведешь себя как злющая библиотекарша. — И добавила: — Точно, как библиотекарша. Но ты не на работе, и мы не в библиотеке. Так что не ори на меня и отвечай на вопрос.

Гейл чуть не сорвалась, но прежде чем напуститься на Дайану, поняла, что та права: они могут разговаривать. Хотя бы шепотом.

— Примерно двадцать минут. Пока как следует не стемнеет.

Женщины сидели в тесной сырой яме и ждали. «Вот в чем между нами разница, — подумала Гейл. — Я умею ждать. Знаю, как коротать время. А у этой горячей головы терпения не больше, чем у двухлетнего ребенка».

Дайана едва владела собой. Ей никогда не приходилось находиться в местах, вызывающих приступы клаустрофобии. Это оказалось пыткой. Она изогнула спину, прижалась к стенке и ощутила незыблемую твердость бетона. Ей хотелось двигаться, но она не могла пошевелиться. Горло стиснул страх, но Дайана напомнила себе, зачем она здесь — бежать из тюрьмы. Возвратиться в Техас и вернуть себе доброе имя. Вернуть работу и друзей. Возобновить отношения с Уиллом Ренфро.

Вот уж кто-кто, а он был совершенно ошарашен. Навестил ее всего один раз, когда ее содержали в местном карательно-исправительном учреждении, и пробыл ровно столько, чтобы сказать: он в нее верит, и совершенно невозможно, чтобы она надолго задержалась в тюрьме. Однако начальник полиции посоветовал ему ни во что не впутываться и ради собственного блага и блага Дайаны держаться от нее подальше. Так он и поступал.

— Ренфро, — спросила она, — как можно быть таким рассудительно-уравновешенным?

— Я тебе помогу, девочка, — произнес он. — Только пока не уверен, как лучше это сделать.

Если бы он попытался, ничего хорошего из этого не получилось бы.

— Тебя судили? — Дайана обратилась к Гейл.

— Конечно.

— Почему же ты не обжаловала решение суда?

— Потому что не считала себя виновной.

— Ты невиновна?

— По первому делу — да. А что?

— У меня процесс прошел настолько быстро, что я глазом не успела моргнуть, как оказалась здесь.

— Виновной себя признала?

— С какой стати?

— Твое дело разбирал суд присяжных или один судья?

— Суд присяжных. Компания тупоголовых сограждан. У старшины задница варила лучше головы, настолько он был глуп.

— Может, его ввели в заблуждение?

— Трудно не впасть в заблуждение, если три агента из управления по контролю за соблюдением законов о наркотиках под присягой свидетельствуют, что обнаружили у обвиняемой в холодильнике кучу кокаина. Одного я не понимаю: эти ребята, агенты, в самом деле ни ухом ни рылом или тоже замазаны?

— Если речь идет о наркотиках, не требуется никакого мотива. Наркотики и есть мотив.

— Когда ты получила диплом по юриспруденции?

— Когда угодила в тюрьму. Тюрьма, детка, лучшая школа в стране. — Гейл смотрела, как в замочной скважине меркнет серый свет. Момент приближался. Был как никогда близок.

Дайана то ли вздохнула, то ли хмыкнула.

— Но плата за обучение убивает, — добавила Гейл.

Дайана согнулась, насколько позволяло пространство. Ее колени упирались в подбородок, руки плотно прижались к бокам. Но она по крайней мере пошевельнулась — пусть это было еще большее скрючивание ее и без того стиснутого тела. Она расслабилась и вдруг напряглась снова, пусть лучше она ощущает себя как утробный плод, которому настало время появляться на свет и его подхватывает лихорадочный ритм родов.

Неожиданно она ощутила тычок Гейл.

— Готова? — В прошлую ночь они повторяли, что им предстоит делать.

— Задолго до того, как оказалась здесь, радость моя.

Женщины сдвинули крышку люка, выбрались наружу и присели, стараясь оставаться в тени стола. Прожектора по углам ограды освещали периметр двора, и он стал похож на теннисный корт. Свет ярче, чем предполагала Гейл. Она знаками попросила Дайану помочь ей поставить на место крышку люка.

— Пошли. — Гейл набрала в легкие воздух и первой, пригибаясь, бросилась к дубу. На бегу приготовила веревку, и когда они оказались у цели, метнула вверх, целя накинуть петлю на нижнюю ветку по эту сторону забора.

Петля не зацепилась за ветку.

— Черт! — выругалась Дайана. — Дай мне!

Гейл не обратила на нее внимания. Попыталась опять. И еще раз.

— Проклятие! — Дайана отобрала у нее веревку, набросила на ветку, затянула петлю и подала Гейл. — Я за тобой.

Гейл накрутила веревку на правую кисть и принялась забираться на дерево, перебирая ногами по стволу и подтягиваясь силой рук. Дайана стояла на земле и подталкивала ее. Гейл старалась изо всех сил, но, не достав до ветки, сорвалась и повисла на веревке.

— Ну же, соберись! — Дайана повернула ее так, чтобы сокамерница обрела под ногами опору, и принялась толкать.

Не помогло. Гейл уже потянулась к ветке, но рука соскользнула, она повисла на веревке и тяжело упала на землю. Лежала, смотрела на дерево, а в голове проносились мысли, настолько стремительные, что не ухватить. Кроме одной — «Ты сошла с ума».

Дайана взяла веревку, обмотала вокруг кисти, отошла как можно дальше от дерева, разбежалась и, перехватывая веревку, буквально взлетела по стволу, обвила ногой ветку, а затем вцепилась рукой. Подтянулась, передвинулась к стволу и бросила веревку лежащей на земле Гейл.

— Давай! Шевелись, поднимай свою задницу! — Но как только Гейл собралась встать, Дайана предостерегающе прошептала: — Подожди.

Со своего наблюдательного пункта на дереве она заметила какое-то движение. Втянула веревку наверх и прижала к себе. Внимательно посмотрела в сторону ярко освещенной, как футбольный стадион, стоянки машин сотрудников тюрьмы. Надзиратель шел к своему автомобилю и вдруг остановился, окинув взглядом парковку. Дайана прижалась к ветке, стараясь слиться с дубом. Ей показалось, надзиратель смотрит прямо на нее. Ну почему он не садится в машину? Господи, пусть он идет своей дорогой! Она ждала, ждала…

— Что там такое? — спросила с земли Гейл. Она не смела пошевелиться.

Дайана, призывая молчать, прижала палец к губам. Надзиратель наконец отвернулся и открыл дверцу машины. Послышался звук стартера — не звук, а песня, — автомобиль выехал со стоянки, мигнул красными габаритными огнями и унесся по ведущей к окружному шоссе петляющей дороге.

Дайана опустила веревку и наблюдала, как Гейл уцепилась за нее.

— Работай ногами, упирайся в ствол и взбирайся по веревке. Я тебя здесь подхвачу.

— Это я и делаю, — огрызнулась Гейл, пытаясь карабкаться вверх.

Дайана видела, что ей не справиться. Но она должна справиться. Должна, и точка! Дайана переместила центр тяжести тела назад, прижалась спиной к стволу, левой рукой ухватилась за дерево и, насколько сумела, свесилась вниз. Когда Гейл начала карабкаться по веревке, она сомкнула пальцы на ее запястье и что было сил потянула вверх, чувствуя, как напрягается каждая ее клеточка.

Победила то ли сила, то ли объединенная воля двух женщин — Гейл с ободранными руками и ногами все-таки оказалась на дереве. У Дайаны тоже саднили ягодицы, но не было времени посмотреть, что случилось.

— Отлично, — проговорила она. — Так-то лучше.

Дайана начала переступать по дереву вокруг ствола, пока не оказалась на ветке, которая свешивалась по другую сторону забора. Внизу разверзла акулью пасть проволока спирального барьера безопасности, готовая при малейшей неосторожности поглотить беглянок. Перепрыгнуть ее — непростое дело. Гейл взялась за ветку над головой, чтобы не прогибалась та, на которой она стояла. Сосредоточила взгляд на лежащем на земле камне.

— Если девчонка лазает по деревьям, это не значит, что она хочет быть мальчишкой, — усмехнулась Дайана. — Просто девчонке нравится лазать по деревьям.

Гейл удивленно обернулась на нее. Она не могла поверить тому, что услышала. Девушка говорила так, словно твердила мантру, дожидаясь своей очереди ступить на ветку, после того как Гейл спрыгнет с дерева. Дайана перехватила ее взгляд, в свою очередь, долго смотрела ей в лицо и, наконец, прошептала:

— Ни пуха, ни пера.

Единым движением Гейл выпустила ветку над головой, пригнулась и оттолкнулась от дерева. Колючая спираль мелькнула внизу, Гейл вытянула вперед руки и отвесно понеслась к земле. От удара она чуть не потеряла сознание, но мгновенно перекатилась на спину. Открыла глаза и увидела, как к ней летит Дайана — размахивая руками и ногами, точно бежала в безвоздушном пространстве. Девушка приземлилась на четыре точки, гася энергию удара, грациозно перекатилась на бок, вскочила на ноги. Протянула руку Гейл и помогла ей подняться:

— Нечего разлеживаться.

Дайана потащила Гейл прочь от тюрьмы. Они побежали. Дайана дышала тяжело, но ровно. А Гейл, задыхаясь, хватала ртом воздух. Она бежала второй и старалась не отстать, сосредоточившись на дыхании. Сердце гулко колотилось в груди. Только бы не позволить страху овладеть собой. «Успокойся. Беги и ни о чем не думай. Ты умеешь бегать. Беги. Дыши. Беги».

Гейл слышала топот их ног на склоне спускающегося к лесу луга. Сто ярдов, двести ярдов от смутно виднеющегося позади кирпичного здания тюрьмы. Гейл бежала энергично, используя силу гравитации на склоне, чтобы удлинить шаг, но постоянно следила за своими движениями, боясь споткнуться. Дайана обернулась и увидела сокамерницу прямо за спиной, а за ней, теперь уже вдалеке, расплывались контуры огромной грозной тюрьмы, и на спиральном барьере безопасности мерцали розовато-желтые отсветы.

— Вот вам всем! — выкрикнула она.

— Беги! — оборвала ее Гейл. — Закрой рот и беги!

Она чувствовала, как что-то теплое течет у нее по ноге, но не обращала внимания. Какое это имеет значение? Она бежала все дальше от своих страданий. От одиночества. От бессмысленности. От смерти и к смерти. Что-то теплое сочилось ей на ботинок. Она понимала, что это кровь. Но бежала.

Женщины достигли леса. Местность пошла на подъем. Они пробивали себе путь сквозь густые кусты и вьющуюся растительность, мчались мимо искривленных старых толстых деревьев и худосочных молодых. Гейл встала впереди, перешла на шаг и, разбирая дорогу, стала подниматься на холм, руководствуясь больше эмоциями, чем зрением. Миновало еще минут пять, и наступила полная темнота. Гейл включила ручку-фонарик, и тонкий лучик, точно прожектор, прорезал черноту леса. Она нашла палку и, пользуясь ею как тупым мачете, сшибала тонкие ветки. Но чаще старалась этого не делать — чем меньше останется следов, тем лучше.

Гейл остановилась, почувствовав, что ее носок пропитался насквозь. Посветила на ногу — ей не понравилось то, что она увидела. Рана была почти три дюйма длиной и довольно глубокая. Запыхавшаяся Дайана наклонилась посмотреть.

— Надеюсь, ты захватила свой швейный набор. — Слова вырывались изо рта толчками.

Гейл кивнула. Ее грудь тоже тяжело вздымалась и опускалась. Дайана оторвала от своей майки полоску ткани и крепко обмотала ей ногу.

— Пока так, — сказала она. — Теперь нам куда?

— Вверх. Наткнемся на старую дорогу с лесоразработок или из карьера. Они куда-нибудь нас выведут.

— Откуда ты знаешь, что мы на них наткнемся?

— Рано или поздно должны. Они повсюду на здешних холмах.

— Откуда ты знаешь?

— Читала. Не забывай, я же работала в библиотеке.

Гейл светила фонариком вперед и прокладывала путь. Она вспотела, устала, но успокоилась и после безумного спринта из тюрьмы вновь обрела ощущение цели. Она посмотрела на циферблат. До десятичасовой вечерней поверки оставался почти час.

Почти час до того момента, когда Сандаун превратится в ад и на их поиски бросятся вооруженные люди с собаками.

Пот катился у Гейл по лбу, заливал глаза, от жгучей соли выступили слезы. Но она восстановила дыхание — дышала глубоко и тяжело, но собранно и равномерно. Густой подлесок не давал бежать быстро, и она перешла на трусцу. Постоянно вытирала рукавом лицо. Но не останавливалась. Двигалась вперед. Лодыжка разболелась, хотя, наверное, она болела и раньше, просто Гейл было недосуг замечать боль. Она замедлила шаг. Дайана держалась рядом. Женщины в темноте леса следовали за лучиком крохотного фонарика. Затем они выбрались на оленью тропу, едва приметную, однако различимую. Кустарник поредел, лишь изредка под ногами попадалась ежевика да молодые стебельки клена. Прошлогодние листья успели перепреть, и тропинка пружинила под подошвами ботинок. Гейл смахнула пот с глаз. Рукав майки насквозь пропитался потом. И вся майка стала мокрой.

Дайана внезапно остановилась. Гейл последовала ее примеру. Они со страхом прислушивались, боясь различить собачий лай, но было тихо.

Вскоре в темноте — в пятидесяти ярдах, в стороне — послышалось журчание воды. Женщины свернули с тропы и углубились в чащу, на звуки нежных переливов музыки в ночи. Кроветворных сосудов Матери-Земли.

Они приблизились к ручью. Гейл села, расшнуровала ботинок, сняла пропитавшийся кровью носок и погрузила ногу в воду. Сосредоточилась на том, чтобы замедлить дыхание, и, позволив ледяной влаге омывать рану, радовалась, как утихает боль. Она сидела на берегу ручья и ощущала это всем своим существом. Завтра ей не придется просыпаться на тюремной койке.

Дайана встала рядом и, будто от кого-то защищая, положила руку на плечо. Она знала: если долго стоять и смотреть в одну точку, в темноте начнут проявляться силуэты предметов. На небе вышла луна и светила между верхушками деревьев. В иных обстоятельствах это место показалось бы ей сказочным. Дайана заметила, что дыхание Гейл становится ровнее, ощутила под ладонью, как расслабляются только что скрученные стальным жгутом мышцы. Дайана присела на колени посмотреть на рану Гейл. Ничего хорошего. Дайана хлебнула свое, выезжая на автомобильные аварии и семейные ссоры, и знала, когда следует накладывать швы. Она поднялась и уставилась в чащу.

Там росло много деревьев.

Она помогла Гейл встать, оторвала от майки еще лоскут и перевязала порез. На сей раз крепче, чтобы остановить кровь. Она считала, что пока Гейл потеряла немного крови, но обильное кровотечение продолжалось. С этим следовало что-то делать.

Женщины осторожно брели в темноте, не удаляясь от воды, пока не обнаружили мелкий участок. Сняли ботинки и вошли в ручей. Дальше они двинулись вброд, радуясь, что можно двигаться медленно. Дайана прикинула, что они оставались в воде на протяжении не менее мили, затем глубина стала увеличиваться. Она вывела Гейл на противоположный берег. Женщины надели ботинки и, прислушиваясь, не раздадутся ли какие-нибудь звуки, кроме журчания потока, продолжали путь вдоль ручья. У Гейл от холода онемели ноги, пусть это не слишком приятно, но лучше, чем терпеть боль от раны.

Внезапно она натолкнулась на Дайану, которая как вкопанная остановилась перед ней.

— Что такое?

Дайана подняла руку, призывая к молчанию. Гейл замерла и затаила дыхание. Звук слышался вдалеке, но совершенно отчетливо.

Собаки.

Они не рычали. Не лаяли. Издавали нечто вроде сдавленного общего кашля, исходившего из самой глубины легких, из их до глупости примитивного нутра, которое обучено лишь одному — лизать руку хозяина.

— Пошли, — прошептала Дайана.

Гейл надела промокший от крови носок и зашнуровала ботинок. Дайана взяла ее за руку, потянула вперед, перешла на трусцу. Гейл старалась не отставать, надеялась, что онемение в ее лодыжке не пройдет, пока они не доберутся, она сама не знала куда. Туда, куда им суждено добраться.

Обратно в тюрьму. Где ей добавят к сроку пять лет за побег.

Нет! Только не туда!

Страх придал ей силы. И Гейл увеличила темп.

Они трусили, бежали, продирались сквозь заросли и темноту. Дайана чувствовала себя на удивление спокойно и вспоминала, как утирала другим нос на ежегодном кроссе с препятствиями, который устраивало полицейское управление, и всегда приходила к финишу в первой пятерке, оставляя за спиной пузатых мужичков, из всех физических упражнений признававших одно — сидя перед телевизором и наблюдая матч Национальной футбольной лиги, подносить ко рту банку «Пабста».

Гейл держалась прямо за ней и поспевала след в след. Только бы не сломаться! Дайана вглядывалась в тропу, освещаемую лучиком фонаря. У нее возникло ощущение, будто она ведет машину сквозь густой туман с одной фарой и едет так быстро, что не способна различить, что у нее впереди.

Она почти натолкнулась на это. Скорее почувствовала, чем увидела. Остановилась и повела фонарем вкруговую на уровне плеч. Вспомнила ту ночь на озере. Трупы. Память не вызвала никаких физических ощущений. Адреналина и так хватало — сердце билось учащенно, она дышала тяжело, но ровно. В следующую секунду ей удалось собраться. Луч фонаря натолкнулся на замшелую стену из кедровых бревен.

Хижина охотника. В окнах темно. Надо надеяться, внутри никого.

Дайана погасила фонарик и, нащупывая под ногами дорогу, тихо направилась к хижине. Лунный свет лился сквозь кроны деревьев, и ветви отбрасывали на подлесок серовато-белые тени — то неподвижные, то трепещущие от порывов ветерка.

Она долго стояла и прислушивалась. Гейл подумала, что Дайана может сосчитать удары ее сердца. А ее барабанные перепонки вот-вот взорвутся от непереносимого грохота.

Когда Гейл поднялась на небольшое крыльцо, у нее под ногой скрипнула доска. В свете луны увидела, как Дайана предостерегла ее взглядом. Гейл замерла, затаив дыхание, а Дайана попыталась открыть дверь.

Она подалась легко, но когда Дайана толкнула створку внутрь, петли завизжали пронзительно, как из фильма ужасов. Девушка надавила резче, и петли смолкли. Она повела фонариком и осмотрела комнату. Пара заплесневелых лавок, небольшой стол, печь, шкаф и несколько вбитых в стену гвоздей с одеждой. По запаху не чувствовалось, чтобы кто-нибудь недавно сюда заглядывал.

Гейл осторожно вошла и попыталась рассмотреть, что находится в темноте.

— Даже не закрыто, — прошептала она.

— Да, — отозвалась Дайана. Она говорила обычным тоном, но Гейл показалось, что очень громко. — Замки не остановят воров. Однако благодаря им честные люди останутся честными.

— Все, кроме нас.

— Насчет тебя не знаю, но себя я считаю честной.

— Мы незаконно врываемся в чужой дом. Разве нет?

— Две несчастные осужденные, которые отчаянно нуждаются в помощи, пока их не настигли собаки. Пошевеливайся. Посмотрим, что здесь найдется. Вода? Несколько пластинок пластыря? Неужели охотники обидятся на нас, если мы позаимствуем такую малость? — Дайана пошарила в шкафу. Наружу с металлическим звуком выкатились алюминиевые банки. — Дверь все равно была не на запоре, — добавила она. — Что будешь пить?

— Сейчас, минуту.

— Гейл, у нас нет ни единой минуты.

Гейл покачала головой, села на лавку, сняла ботинок и еще больше напитавшийся кровью носок. Дайана поставила банки, подошла и посветила на ногу фонариком.

— Ничего себе…

— Да. — Гейл попыталась улыбнуться, но чувствовалось, как она напряжена.

Дайана поспешила к буфету и вернулась с рулоном эластичной ленты и ржавым ножом. Отдала фонарик Гейл и стала кромсать ленту. Затем оторвала еще один лоскут от своей майки, которая теперь едва прикрывала ее живот. Она нарезала ленту на полоски и соорудила из них повязку так, чтобы в середине каждого витка находилась ткань и лента не прикасалась к ране. Она работала быстро и держала голову так, чтобы слышать через дверь, не приближаются ли собаки.

Гейл тоже прислушивалась, но уже десять минут не могла ничего различить.

— Может, сбились со следа?

— Или прямо за дверью.

Дайана закончила перевязку и заметила, что кровотечение стало несильным. Отобрала у Гейл фонарик и вернулась к шкафу. Достала из него черный аэрозольный баллончик и нечто похожее на эластичную тесьму с прикрепленными грязными белыми подушечками.

— Подойдет. — Она положила все это на стол и посмотрела на стену, где висела одежда.

Гейл ждала на скамье. Дайана медленно поворачивалась и в первый раз внимательно осмотрела помещение. Прошлась лучом фонарика из угла в угол, вдоль пола и опять осветила стену.

— Посмотри! — вдруг воскликнула она.

Гейл вгляделась в точку света на пустой стене из кедрового дерева.

— Что? Что там такое?

Свет метнулся и ударил ей в глаза.

Дайана рассмеялась, полезла под лавку, затем под другую.

— Есть! Я знала, что тут должен быть тайник. В девяти из десяти хижин устраивают тайники.

— Что еще? — Гейл была готова к новой проказе, но услышала скрип дерева о дерево.

Дайана разогнулась и поднялась во весь рост. У нее в руке был зажат револьвер. Тупорылый черный пистолет. И предмет, похожий на коробку с патронами.

— «Кольт». — Дайана была в восторге.

Гейл покачала головой.

— Три пятьдесят семь, — продолжила Дайана. — Из такого завалить человека — раз плюнуть.

— Что сделать? — рассердилась Гейл. — Убить?

— Не забывай, — усмехнулась Дайана, — я профессионал.

Гейл различила в ее голосе сарказм, и ей стало не по себе. Дайана не принимала себя слишком всерьез. И вот теперь Гейл представила ее в форме копа — с пистолетом, рацией, наручниками и прочей полицейской ерундой на ремне. Как она стоит рядом со зданием управления, слушает скабрезные шуточки и хвастливую болтовню коллег. А может, и сама что-нибудь рассказывает.

— Оставь здесь, — сказала она.

Дайана положила пистолет рядом с собой и посмотрела на Гейл:

— Ты не в своем уме. Нам на пятки наступают вооруженные люди с собаками, собираются вернуть нас в тюрьму, а ты говоришь, чтобы я не брала оружие.

— Что ты собираешься с ним делать? Стрелять в них?

Дайана открыла барабан и принялась вставлять в него патроны.

— Не знаю, что буду с ним делать, — задиристо ответила она. — Но уверена в одном: я не позволю отволочь себя обратно в тюрьму. Просто — как день.

Женщины смотрели друг на друга и вдруг поняли, что собаки снова напали на след и их ненавистный сиплый рык огласил лес. Пока еще вдалеке, но они явно знали, куда бежать.

Дайана засунула пистолет за пояс на спине, сдернула с гвоздя джинсовую куртку и надела так, чтобы не видно было оружие. А патроны из коробки пересыпала в карманы. Схватила со стола эластичную тесьму и прикрепила к ботинкам, чтобы некогда белые подушечки оказались на подошвах. Пару тесемок она бросила Гейл:

— Надень.

Гейл повиновалась, но очень медленно, не понимая ее замысла. Дайана взяла со стола аэрозольный баллончик и распылила жидкость на подушечки.

— Давай ноги. — Она брызнула на подошвы.

— Господи, — возмутилась Гейл, — воняет так, будто сгнивший кочан капусты полили дешевым мужским одеколоном. Что это за дрянь?

— Моча енота. Маскирующий запах. Этим составом пользуются охотники. Будем надеяться, что он собьет собак с толку. — Дайана посветила на баллончик и прочитала наклейку: «Только для охоты. Внимание: не разбрызгивать на тело и на одежду. Опасность подвергнуться нападению». Она опустила баллончик в карман брюк.

— Дайана! — Голос Гейл прозвучал спокойно.

Та тяжело вздохнула:

— Пошли, пока эта моча не высохла.

По пути к выходу Гейл сняла с гвоздя на стене камуфляжную куртку, аккуратно затворила за собой дверь и присоединилась у ручья к Дайане.

— Луна ходит по небу так же, как солнце? — Девушка посмотрела на проглянувший над водой сквозь крону деревьев полумесяц.

— Если бы ты ловила таких, как мы, беглянок, каковы бы были твои предположения, куда они направились?

— Конечно, в Нью-Йорк, — отозвалась Дайана. — Хотя, желая тебя обмануть, я побежала бы в противоположную сторону. Что у тебя на уме?

— Разумеется, город. Но не сразу. Мы пойдем кружным путем. Давай повернем на север.

— А в какой стороне север? — улыбнулась Дайана.

— Луна продолжает всходить. Значит, там восток.

— А где север?

— Ты не знаешь?

— Если честно, то знаю. Умею читать карты, запоминать ориентиры и всякую прочую муть. Просто хотела выяснить, ты-то знаешь, где этот самый север?

— Не важно, если одна из нас знает.

— А если мы разделимся или придется разделиться по какой-либо причине?

— Дайана! — От раздражения у Гейл прошла усталость. — Сейчас я не способна загадывать настолько вперед.

Она перешла на трусцу и повернула вдоль берега к северу. Вскоре Дайана догнала ее и, приноровившись к шагу, заняла место впереди. Они бежали, бежали и бежали. Гейл старалась не думать о прохладе текущего неподалеку ручья. Соизмеряла дыхание в соответствии с темпом, как делала многие годы, когда тренировалась на тюремной беговой дорожке. Теперь задача сводилась к усилию воли. Все исходило из головы: ей следовало заставить тело продолжать двигаться, в то время как оно больше всего на свете жаждало распластаться на земле. Остановиться. Замереть.

Но они бежали. Дайана гналась за крохотным пятнышком света впереди и оглядывалась проверить, все ли в порядке с Гейл.

Когда луна достигла высшей точки на небе, даже воля стала сдавать. Желание совершить побег ослабело. Легкие Гейл больше не справлялись, и она остановилась, оперлась ладонями о колени и ловила воздух ртом. Дайна тоже прервала бег, взяла Гейл за руку и повела на берег ручья. Она знаком показала Гейл, чтобы та оставалась на месте. А сама отошла от ручья ярдов на двадцать, сняла с ботинок пропитанные охотничьим аэрозолем подушечки и побежала по широкому кругу, огибая несколько берез, белевших в ночи, словно привидения. Замкнула три петли, иногда отбегая в сторону и возвращаясь к собственному следу. Остановилась там, где начала бег, достала аэрозольный баллончик, освежила состав на подушечках, надела на ботинки и по широкой дуге направилась к ручью.

Когда она вернулась, Гейл настолько пришла в себя, что больше не ловила воздух ртом. Дышала по-прежнему тяжело, однако не так, как прежде. Пот лился по ее лицу. Гейл наклонялась утереться камуфляжной курткой, завязанной рукавами у нее на поясе.

— Дай твои тесемки, — попросила Дайана, не выпуская из рук баллончика с мочой енота. Гейл послушалась. — Переходи на другой берег.

Гейл принялась прыгать с камня на камень, стараясь не промочить ботинки. Дайана опылила место, где они только что стояли, и прыгнула следом.

На противоположном берегу брызнула аэрозолью на подушечки, подала Гейл тесемки и завязала свои.

Внезапно в тишине послышался лай собак. Близко, неотвратимо близко. Дайана повернулась к Гейл, кивнула в сторону леса, и они помчались изо всех сил, спасая свои жизни, продирались сквозь цеплявшийся за ноги и руки кустарник, топтали подошвами густую поросль. Дайана запуталась ногой в траве и грохнулась на землю; фонарик отлетел в сторону.

— Черт побери! — прошипела она и, поднявшись на колени, тряхнула головой. Поползла на пятнышко света, подобрала фонарь и встала.

Гейл смотрела на нее, но так запыхалась, что не могла вымолвить ни слова. Страх отнимал у нее силы, зато желание выжить придавало энергии. Гейл не забыла секунды, складывавшиеся в минуты, часы, дни, недели, месяцы и годы — почти два проклятых десятилетия жизни, которые она провела в тюрьме, время, когда в бесконечной тюремной тягомотине она не принадлежала себе и день за днем тонула в путанице ограничений и правил и не могла вспомнить, как выглядит луна. И вот появился шанс все это прекратить и своими глазами взглянуть на луну.

Гейл подняла голову: вот она, луна, прямо над ней. Она побежала. Гналась за Дайаной, но не выпускала луну из виду — это величественное отражение солнечного света — и видела на ее лике улыбку, точно луна знала некий восхитительный секрет, о котором Гейл лишь догадывалась.

Она бежала, и откуда-то взялся прилив энергии — дышать стало легче, двигаться проворнее, потому что это было необходимо.

Сколько миновало времени: несколько секунд, час, вечность? Дайана остановилась и, запыхавшись, согнулась пополам. Гейл уперлась ладонями в бедра и пыталась отдышаться. Дайана втянула в себя воздух и, прислушиваясь, задержала дыхание. Гейл последовала ее примеру. Отлично. Они оставили собак позади. Лай раздавался где-то вдалеке и, похоже, погоня сбилась со следа — взяла резко в сторону и оказалась в противоположной части леса.

Дайана улыбнулась Гейл, и они снова помчались. Гейл пожалела, что на ней не кроссовки, а рабочие ботинки — они все больше оттягивали ноги.

Но она бежала, хотя чувствовала, что ее легкие скоро взорвутся, если она не даст им отдохнуть. Бежала.