Итак, И.М. Троцкий посчитал за лучшее покинуть Европу и поселиться в Новом Свете — континенте эмигрантов. Вслед за ним после начала Второй мировой войны и «падения Парижа» в Новый Свет перебралась основная часть интеллектуалов из бунинского окружения — Алданов, Атран, Гольденвейзер, Зензинов, Поляков-Литовцев , Седых, Фрумкин, супруги Цетлины и др. Все они осели в США и только И.М. Троцкий — в Аргентине.

Выбор Южной Америки для него был, скорее всего, обусловлен твердыми перспективами постоянного заработка, поскольку еврейские организации ОРТ и ОЗЕ, с которыми Троцкий тесно сотрудничал уже не один десяток лет, нуждались в своем представителе в этом регионе. Здесь со второй половины XIX в. стала активно расти и развиваться еврейская диаспора. Процесс этот особенно активно шел в Федеративной Республике Аргентина1, образованной в 1826 г. и имевшей огромные практически незаселенные территории, так что власти были заинтересованы в привлечении в страну эмигрантов из Европы:

В 1881 г. аргентинские власти изъявили желание принять евреев из Восточной Европы, и в августе того же года специальный эмиссар отправился в Европу с целью содействия еврейской эмиграции из России в Аргентину. <...>

Резкое ухудшение положения евреев в России в 1880-90-е годы способствовало невиданному размаху еврейской эмиграции. Ее основной поток устремился в США, но часть российских евреев избрала своей новой родиной Аргентину. В немалой степени этому способствовала деятельность барона Мориса де Гирша и созданного им в 1891 г. Еврейского колонизационного общества (ЕКО)2.

<...> Барон де Гирш, <чей план, направленный на массовое переселение евреев Российской империи в Аргентину> был крупнейший социальный эксперимент своего времени <...> никогда не предполагал создание национального еврейского государства внутри уже существующего государства Аргентины. Громадные средства, вложенные им в ЕКО3, были использованы на то, чтобы дать евреям России реальные шансы начать новую жизнь в Америке, главным образом, в Аргентине, а также в США и Канаде, при этом предполагалось, что поселенцы интегрируются в новое общество, не теряя своей национальной идентичности4.

Еврейская сельскохозяйственная колонизация Аргентины5 закончилась к началу 1940-х. При этом в республике возникла вторая в Новом Свете по величине после США еврейская диаспора6, составлявшая более 6000 тысяч человек7.

Поселившись в Буэнос-Айресе, где существовала самая большая после Нью-Йорка еврейская община в Новом Свете, Илья Маркович занимался не только организационными, но и экономическими проблемами. Об этом свидетельствует, например, его обзорная статья «Экономическое развитие еврейства в Аргентине», опубликованная в обзорном журнале ОРТ в годы войны8. И.М. Троцкий считается основателем южноамериканских отделений ОРТ и ОЗЕ, а также их первым вице-президентом9. Кроме того он подвизался в индустриальном бизнесе и, как видно из писем к нему М. Авенбурга (см. ниже), являлся совладельцем созданной группой еврейских активистов металлообрабатывающей фабрики.

Первое отделение ОРТ в Аргентине было создано им в 1936 г. В 1941 г. ОРТ открыл первую школу профессиональной подготовки для еврейской молодежи и взрослых в Буэнос-Айресе. В настоящее время в Буэнос-Айресе, где численность еврейской общины составляет около 180.000 тыс. человек, на правах государственных среднетехнических учебных заведений действуют два таких центра, в которых учится уже более 4000 человек.

В списке руководящего состава ОРТ за 1943 г. он значится как первый вице-президент10, а его сподвижник Моисей Авенбург — как вице-президент. Судя по интенсивности их переписки, часть которой приведена ниже, они поддерживали дружеские отношения вплоть до кончины М. Авенбурга в 1967 г.

Среди адресатов переписки И.М. Троцкого встречаются имена и других весьма известных деятелей аргентинской еврейской общины, уроженцев России, например, Марка Туркова и Иделя Лейба Грузмана. Грузман издавал и редактировал еженедельный (впоследствии ежемесячный) литературный журнал «Der Spigl» («Зеркало») — один из двух печатных органов на идише в Аргентине; вторым был «Yidishe tsaytung» («Еврейская газета»).

Говоря о литературной деятельности И.М. Троцкого в Аргентине, следует отметить, что в этой стране он публиковался только на немецком и идише. Причем писать на идише он научился именно в эти годы, будучи уже достаточно пожилым человеком. Под его редакцией в Буэнос-Айресе вышла в свет единственная в своем роде «Антология еврейских поэтов Аргентины»11. Примечательно, что свою книгу «Немецкий Галут : заметки путешественника»12 о посещении послевоенной Германии, написанную на идише, он издал в 1950 г. в Буэнос-Айресе, когда сам уже был постоянным жителем Нью-Йорка.

Рассказывая об аргентинском периоде жизни Троцкого, следует исправить неточность, вкравшуюся в некоторые биографические справки о нем. Так, Т. Марченко и В. Хазан указывают13, что в Буэнос-Айресе он будто бы редактировал журнал «Tierra Rusa» («Русская земля»). Журнал под таким названием издавал в 1942-1943 гг. П.П. Шостаковский, он был закрыт властями за активную просоветскую ориентацию. Ни в самом журнале, ни в книге воспоминаний Шостаковского14 И.М. Троцкий не упоминается. Более того, Шостаковский утверждает, что журнал был «семейный», т.е. издавался им лично, на собственные средства и с привлечением в качестве помощников лишь членов его семьи15. Поэтому указание на редакторскую деятельность И.М. Троцкого в «Tierra Rusa» можно считать ошибочными. Более того, Троцкий не печатался и в либерально-демократическом «Сеятеле» — единственном русском литературном журнале-долгожителе, издававшемся в 1938-1978 гг. в Буэнос-Айресе эмигрантом-народником Н.А. Чоловским.

 

Илья Троцкий и газета «Jüdische Wochenschau»

В Буэнос-Айресе с 1940 г. (по 1968 г.) эмигрировавшим из Германии журналистом Харди Сваренским16 издавалась либерально-демократическая еврейская газета на немецком языке «Jüdische Wochenschau» («Еврейское недельное обозрение»). В этом периодическом издании И.М. Троцкий подвизался в несвойственной для него роли политического обозревателя. Он регулярно писал статьи на злободневные темы, большинство из которых так или иначе были связаны с трагической ситуацией, в которой находилось европейское еврейство в годы Второй мировой войны. Их названия говорят сами за себя: «Восточноевропейское еврейство в свете войны («Das Ostjudentums im Lichte des Krieges»), «Русские евреи на пути страданий» (Der Leidensweg des russischen judentums»), «Венгерские евреи в опасности» («Ungarns Juden in Gefahr»), «Еврейские герои» («Jüdische Helden»), «Мы тоже не одни» («Auch wir sind nicht allein»), «Речь Черчилля» («Die Rede Churchills»). В статьях, напрямую касающихся актуальной военной тематики и борьбы с немецким фашизмом, при всей декларируемой поддержке Красной армии и России в целом, И.М. Троцкий всякий раз не забывает напоминать читателям, что Сталин — диктатор, а созданный большевиками режим не имеет ничего общего с демократией.

В самом начале войны он писал в статье «Русский сфинкс» («Die russische Sphinx»):

Для всякого мыслящего человека ясно, что в основе русско-немецкой войны лежат не только империалистические цели, здесь на лицо борьба двух противоположенных идеологий — два непримиримо враждебных мира столкнулись друг с другом. Произошло то, что неизбежно должно было случиться: коричневый Берлин напал на красную Москву. Неестественный советско-германский пакт, этот политический мезальянс, разрушился как карточный домик. Не о противостоянии между Римом и Иерусалимом, не о власти и праве идет здесь речь, главное в том, что «белокурый бестия» поднял меч на «демонов» Достоевского. Поддержка Советской России со стороны западных демократий отнюдь не означает проявления любви к сталинскому режиму, она продиктована необходимостью помочь русскому народу победить апокалипсического монстра, уничтожить нацизм. Патетическое обращение Сталина к народу не содержит в себе ничего оригинального. Его призыв всеми силами и средствами защищать свою землю воспринимается как давно знакомая мелодия. В подобной тональности обращались к народу и русские цари. Разрушительные импульсы куда ближе русской душе, чем созидательные. Совершенно новым в сталинском воззвании является его вежливый поклон в сторону буржуазно-капиталистического мира, его умолчание о приверженности к мировой социальной революции, что по сути своей свидетельствует о явлении полного идеологического банкротства.

Россия должна быть спасена, чтобы весь мир был свободен от Гитлера.

В заключение своей первой статьи о битве между красной Россией и коричневой Германией И.М. Троцкий профетически предрек немецким армадам гибель в бескрайних русских степях, а Гитлеру судьбу Наполеона. В 1944 г., когда война медленно, но верно шла к победному для СССР и его союзников концу, И.М. Троцкий писал в статье «Действительность и иллюзии» («Wirkligkeit und Illusionen»), что советское командование сумело создать современную армию, укрепленную инженерным и офицерским составом, которая поставила перед собой задачу уничтожать во время отступления все, что могло бы пригодиться врагу. По мере продолжения войны она все больше и больше превращается в Отечественную, где вместе с солдатами «плечом к плечу» врагу противостоят партизанские отряды, а с ними и все население, включая женщин и детей.

Русские солдаты по-иному понимают свою задачу и свою ответственность, чем их отцы и деды в царские времена. И воюют они не заржавленными штыками и недоброкачественными пулеметами, как в Первую мировую войну, а первоклассным оружием.

Ко всему прочему, отмечает И.М. Троцкий, Сталин добился огромного морального авторитета как среди своего народа, так и за рубежом, чем не могут похвастаться ни Гитлер, ни Муссолини.

По окончанию войны, дискутируя с высказываниями Томаса Манна, который декларировал, что:

Воскресение Германии произойдет лишь в случае нового рождения и очищения души и духа ее народа,

— и Эмиля Людвига, полагавшего, что именно оккупированная и управляемая союзниками Германия духовно преобразится в процессе перевоспитания и всесторонней помощи, — И.М. Троцкий настаивал, что:

Мирная Германия возможна лишь в том случае, если с исторической арены навсегда и бесследно исчезнет современная идеология господствующей расы и сама расовая теория.

Помимо статей на политические темы И.М. Троцкий печатал и свои воспоминания, которые впоследствии, а иногда и практически одновременно (в 1960-е) публиковал и на русском языке — например, статьи о своих встречах с графом С.Ю. Витте: «Международная политика в Зальцшлирфре» («Weltpolitik in Salzschlirf») и «Посещение графа Витте («Besuch bei Graf Witte») — обе в 1944 г.

Из публикаций на литературно-исторические темы особенно интересна статья «Бьернсон и Гамсун (Из личных воспоминаний)»17. В ней Троцкий пишет, что:

Из пестрой галереи личностей, с которыми он был знаком в Скандинавии, помимо Георга Брандеса и Августа Стриндберга , сверкали оригинальные и привлекающие к себе внимание фигуры Бьерна Бьернсона и Кнута Гамсуна. Через тридцать с лишним лет оба эти имени знаменитых скандинавских деятелей <культуры>стали нарицательными, символизируя беспринципность и предательство национальных интересов. Римская поговорка гласит: о мертвых можно говорить либо хорошее, либо ничего. Бьерн Бьернсон, скончавшийся несколько месяцев назад, таким образом, оказывается вне поля критики. Однако человеку, сохраняющему память о нем и Кнуте Гамсуне, тяжело сознавать, что эти когда-то знакомые ему люди перешли в стан нацистов. Кнут Гамсун никогда не отличался высокими принципами и сильным характером. Он был и оставался вплоть до своего преклонного возраста всеотрицающим, всезнающим, чудаковатым человеком богемы. Кроме того он редко высказывался по политическим вопросам, будучи погруженным в мир своих поэтических фантазий.

Бьерн Бьернсон, напротив, обладая духом свободолюбия, присущим его знаменитой фамилии18, являл собой ярко выраженный поэтический темперамент и высоко держал знамя демократии. Мое знакомство с обоими норвежскими литераторами относится к тем счастливым временам, когда город Осло еще назывался Христианией, а такие понятия как расовая ненависть, господствующая раса и недочеловек не имели еще хождения.

Я познакомился с этими литераторами благодаря протекции Георга Брандеса. <...> Первым я посетил Бьерна Бьернсона, который в то время руководил театром Осло. Этот пятидесятилетний человек, имевший по-юношески молодое лицо, обрамленное серебряными волосами, с самого первого взгляда расположил меня к себе. Он принадлежал к тем счастливым натурам, что в считанные минуты сходятся с людьми и становятся с ними близки, как старые хорошие знакомые. <...>

От его острых глаз ничего не ускользало. Он обладал необыкновенным талантом имитатора и рассказчика. Выступая одновременно в роли артиста, писателя и критика, он никого не щадил своим острым языком».

Как отмечают историки литературы, «Бьернсон и Ибсен соперничали между собой, борясь за место самого великого писателя Норвегии. В сфере общественной жизни положение Бьернсона было уникальным, он постоянно высказывался по всем значительным поводам и оставался абсолютно непререкаемым авторитетом. Бьернсон активно участвовал в международных дискуссиях и часто бывал в других странах: Германии, Франции, Италии... Что касается Ибсена, то он вообще не приезжал в Норвегию с тех пор, как с горечью в сердце покинул ее в 1864 году19». В этой связи И.М. Троцкий приводит забавный анекдот, рассказанный ему Бьерном Бьернсоном:

Уже при первой нашей встрече, в разговоре на тему о скандинавской литературе, об Ибсене и его отце, он рассказал мне один эпизод, дающий яркую характеристику его личности. «Для меня, сына Бьернстьерне Бьернсона, всегда сложно было дать сравнительную оценку популярности имен Ибсена и моего отца. В этой ситуации оставался у меня единственный выход — прислушаться к vox populi, гласу народа.

Однажды во время поездки на пароходе из Киля в Осло, продолжает И.М. Троцкий, младший Бьернсон решил полюбоваться лунным сиянием, стоя на капитанском мостике. К нему подошел капитан и сделал замечание: пассажирам здесь находиться не положено. Бьерн Бьернсон отреагировал весьма провокативно:

Я стал в позу и сказал с вызовом: «А знаете ли вы, господин капитан, с кем имеете честь разговаривать? Я — сын знаменитейшего норвежского писателя! — Весьма сожалею, господин Ибсен, — ответствовал мне старый морской волк, — но я все равно не могу позволить вам здесь находиться».

«Итак, теперь и вы знаете, — смеясь, сказал мне Бьерн Бьернсон, — какое из двух великих имен, наиболее популярное».

По утверждению И.М. Троцкого, Бьернсон был ярым германофилом и во время Первой мировой войны, когда скандинавские страны сохраняли нейтралитет, активно высказывался в поддержку кайзеровской Германии. Эта его позиция, естественно, вызывала резкое неприятие со стороны той части скандинавской общественности, которая была настроена антигермански. Знаменитого норвежца обвиняли в прямом сотрудничестве с Вильгельмстрассе, а то и шпионаже в пользу Германии, что он категорически отрицал. На одном из публичных выступлений в Копенгагене только что прибывшего из поездки по Германии Бьернсона, во время его доклада о положении в этой стране разразился скандал. Публика свистела, кричала: «Вон, предатель»... и, в конце концов, заставила оратора покинуть зал. В отель, где он жил, в качестве утешителя приехал Георг Брандес, питавший к Бьернсону очень теплые чувства. Что касается Троцкого, то он, по его словам, во время войны, находясь в противоположенном германофилам лагере, дистанцировался от Бьернсона и не поддерживал с ним отношений.

В послевоенное время, когда Германия и Австрия из-за галопирующей инфляции находились в тяжелейшем экономическом положении, Бьерн Бьернсон оказывал всевозможную помощь немецким писателям, многие из которых — в контексте статьи Троцкого этот подтекст звучал как знаково важный — по происхождению были евреями: Артуру Шницлеру , Стефану Цвейгу, Бергарду Келлерману, Якобу Вассерману. При его поддержке и протекции их произведения активно переводились и издавались в Норвегии.

После прихода Гитлера к власти отношение Бьернсона к Германии резко изменилось.

Я посетил его в последний раз в 1937 г., когда он отмечал в Осло свой 75-летний юбилей. В знак уважения к юбиляру норвежцы установили его мраморный бюст в вестибюле Национального театра. Пробыв больше месяца в Норвегии, я был частым гостем супругов Бьернсон, которые тогда жили в одном из отелей <Осло>. В старости Бьернсон отнюдь не потерял своего юношеского темперамента и кипучей энергии. <...> Его жена, еврейская дама, выглядевшая значительно моложе своего супруга, прекрасно гармонировала с ним, уравновешивая его пылкость своим спокойствием и рассудительностью.

По словам Троцкого, в разговоре с ним Бьернсон резко критиковал «новых властителей Третьего Рейха, издевался над псевдонаучной расовой теорией нацистских теоретиков», извративших философские взгляды Гобино20, «возмущался преследованиями евреев», сетовал по поводу того, что его друг Герхард Гауптман «не обладает достаточно твердым характером, чтобы дистанцироваться от нацистов». Бьернсон утверждал, что немцы «всегда были политически незрелым народом» и что «современная Германия — это юдоль слез».

Далее Троцкий приводит высказывания Бьерна Бьернсона , который, решительно осудив своих соотечественников, симпатизирующих нацистам, «взял под защиту Кнута Гамсуна, уже тогда попавшего под подозрение в пронацистских взглядах». По его словам:

Гамсун не нацист, оставьте вы его в покое, он сам точно не понимает, к какому лагерю он принадлежит и что хочет. Он всегда был младенцем в политике и его представления на сей счет не имеют никакого веса. Он просто Гамсун, который убежден, что всегда и во всем нужно идти против течения. Утверждения о том, что он антисемит, просто смехотворны. Поговорите с главным раввином Самуэлем, и он подтвердит вам мое мнение.

В заключение И.М. Троцкий сетует на то, что столь добропорядочный человек мог после оккупации нацистами Норвегии переметнуться в стан врага. И, тем не менее:

В моей памяти сохранился живой образ Бьерна Бьернсона, который с гордостью декларировал свою принадлежность к носителям свободолюбивых идеалов.

 

«Надежный и верный друг»: письма Моисея Авенбурга (Буэнос-Айрес) к Илье Троцкому (Нью-Йорк), 1931-1963

В YIVO-архиве И.М. Троцкого хранятся более 30 писем к нему активного еврейского общественника, Моисея Авенбурга , бывшего президентом ОРТ Аргентины почти 14 лет. Хотя все эти письма относятся уже к нью-йоркскому периоду жизни Ильи Марковича (см. ниже), они содержат различного рода реминисценции и упоминания о событиях прошлого, что делает их важным источником информации, касающейся деятельности Троцкого в Латинской Америке. Кроме того, высказывания Авенбурга проливают дополнительный свет на личность Троцкого, добавляя к его портрету важные подробности.

Характер этих писем сугубо интимный, как это бывает при расставании с близким человеком: разговоры все продолжаются и продолжаются, ты с ним все делишь что-то, вспоминаешь удачи, жалуешься на обиды... Тональность высказываний Моисея Авенбурга («Миши»), как правило, ностальгическая. Это и понятно, ведь переписка велась между двумя пожилыми людьми. Тем не менее, И.М. Троцкий для своего корреспондента — старший товарищ, компаньон и, несомненно, моральный авторитет.

Моисей Авенбург прибыл в Аргентину из Российской империи — он родился в Херсонской области, но жил затем в Одессе — восемнадцатилетним юношей в 1912 г., в составе своей большой семьи. У него было четыре сестры и два родных брата — старший Давид и младший Исаак, вместе с которыми он вел дела созданной ими в этой стране семейной фирмы — торгово-промышленного дома «Avenburg Hnos» («Братья Авенбург»).

Побудительной причиной для эмиграции было стремление к лучшей жизни, но немалую роль сыграла и волна еврейских погромов, прокатившихся по югу России в годы Первой русской революции (1905-1907 гг.).

На момент прибытия в Аргентину Моисей Авенбург имел за плечами законченное среднее агротехническое образование, владел помимо русского и идиша английским языком и был весьма начитан. В молодости, когда линия его деятельности по жизни еще не была определена, он, имея некие литературные амбиции, опубликовал пару статей в одной из нью-йоркских газет. С годами Моисей в совершенстве овладел испанским: в одном из писем он иронически, но не без гордости рассказывает о похвалах своему умению писать на этом языке.

Никто из братьев Авенбургов не получил высшего образования. Врачами, инженером и архитектором стали их дети, родившиеся и выросшие в Аргентине.

В письмах от 26 сентября и 16 ноября 1954 г. Авенбург сообщает:

На днях я встретился с Марком Турковым. Вам, наверное, уже известно, что он теперь не в HIAS'е21, а назначен представителем World Kongress22 в Юж<ной> Америке. <...>

У меня в семье все в разгаре. Ricardo23 выпущен из воинской повинности на отпуске первой очереди — за отличное поведение. И взялся он полным темпом за учение: уже сдал пару экзаменов и готовится к следующему. Georgie <Георгий> идет по стопам старшего брата и уже на будущей неделе (предстоит ему главный годовой экзамен), если все пройдет удачно, он поступит на третий год факультета. Ricardo признается, что как George учится и как он все глубоко знает — редко найдется такой другой. A Georgie влюблен в свою науку, сидит ночами и днями по 16 часов ежесуточно. К счастью, его здоровье от этого не чувствуется чем-то слабее. <...> А что меня касается, то я занят 10-12 часов ежедневно, завален работой. Сезон в разгаре. Обе фабрики развивают работу полностью. Будем надеяться, что они так продолжат и в будущем. <...>

Ваши инструкции <по выплатам пособий Литфонда — М.У.> я исполнил. <...> Получил письмо из Рио <де Жанейро>, дела там скверные — кризис финансовый свирепствует в Бразилии, денег нет, и школа <ОРТа> находится под давлением дефицита неразрешимого. <...> А что <творится> и какое положение в Центральном ОРТе — я совершенно без известий. Хотя я формально член Центрального комитета и экзекьютива24, но уже больше года как не получаю отчетов, известий и даже брошюр. Как видите, я на черном листе — Сингаловский (или же его подданные) меня игнорируют. И пусть его... Мои 14 лет работы как видно не заслужили маленькой какой-то формальной весточки.

Вот это пока все на сегодня.

Весь Ваш Миша.

Через все письма Моисея Авенбурга за 1955 г. так или иначе проходит тема ОРТ. Свое первое письмо — от 13 января, он начинает с сообщения о том, что по просьбе Троцкого известил господина Мигеля (Михаила) Подольского25 о том, что на его имя имеется денежный перевод — пособие от нью-йоркского Литфонда. Далее идут разъяснения некоторых особенностей аргентинского финансового законодательства, в соответствии с которыми «человек, живущий за границей не вправе получать, платить или же вести счета с местной фирмой. <..> Это вопрос регулирования валюты, которому фирма должна подчиняться». Поэтому И.М. Троцкий, которому причитается крупная сумма денег, — по-видимому, его доля дохода от деятельности металлообрабатывающей фабрики26, может получить ее от Авенбурга только через третье лицо, в связи с чем, адресант просит подписать его «orden de pago» — платежное поручение.

Далее Авенбург благодарит Троцкого за поздравление своего старшего сына Рикардо с днем рождения:

Нас оно очень тронуло к сердцу и уверен, что когда буду читать Ricardo Ваше письмо, он будет Вам очень благодарен. Мечтает он уже о том, что как закончит университет, то поедет в США, как я ему обещал, чтобы усовершенствовать науку и практику. Беспокоило его, как он сможет общаться с Троцким — ведь он по-русски или же по-еврейски не говорит, а испанский Вы, <наверное>, уже забыли, а английским, <возможно>, еще не обладаете? Я его успокоил, уверяя, что на каком-либо из этих языков

Вы с ним прекрасно сговоритесь, — первый не забыли и вторым уже, наверное, обладаете27.

Позвольте теперь перейти к моим отношениям с ОРТом.

Я Вам уже писал, что считаю: ОРТ и Авенбург разошлись по разным дорогам, даже не параллельно идущим, а удаляющимся друг от друга. Однако, т.к. Вы делаете запросы ортовского характера, то я, не желая быть невежливым, Вам отвечаю. Вот тема и продолжает развиваться дальше. В письме Вам от 24.12 <1954 г. я сообщила Сингаловский28 заявил Фрумкину, будто Авенбург перестал платить членские взносы (?) — таки это значит, что он уже не входит в состав Центрального экзекьютива. Курьез! Вы, Ильюша, ведь писатель, так вот Вам широкая тема, чтобы по этой линии целый роман написать. С 1953 г., в продолжении 20 месяцев — у меня цифры основательные — Ав<енбург>, член Центрального комитета и экзекутива (!), не получил ни одного известия от центра, ни письма, приглашения, ни даже отчета или же брошюры <...> и.т.д. И вдруг — меня даже поразило — Отчет «ORT Chronicle № 155»с резолюциями от 1о ноября приходит на мой старый адрес. <...>Я думал, что Центр мой адрес потерял, но это не так. Когда Меркин29 был здесь, он мне признался, что когда он был в Женеве, его спросили, надо ли Авенбургу посылать отчет. <...> Он, Меркин, им ответил, конечно, посылайте, вы не вправе поступать иначе. Якобы по его указанию в бюро приняли во внимание тот факт, что это их «долг». <...> Значит, кто-то там распоряжается как хозяин: вот, мол, этот «член»— ему посылайте, а тот — нет, его не будем признавать. Шолом-Алейхема Вы помните? История «мит дэм церброхенем тэпл»<«с разбитой чашкой»>. Все это было бы понятно для аргентинских «лидеров». В Б<уэнос> Айресе находятся людишки, маленькие, ничтожные, которые уже два года ищут, клевещут... Но чтобы Сингаловский попался и упал в такое грязное болото — я не думал! А вообще вся эта комедия закончится в июле-августе. Пройдет новый съезд и с Авенбургом кончено... царство ему небесное. <...>

Второй акт, Ильюша, для Вашего «романа».

1941 год. Начинает свою жизнь школа ОРТа30. Деньги нужны в беспощадной форме. Дом для школы нанимается на имя Авенбурга. <...> Дом для бюро нанимается на имя Авенбурга и Абрама Заславского. Фирма Авенбург дает в первые годы по 2000 <песо>в год, кроме членских взносов <всей семьи Авенбургов из 4-х человека И потом фирма продолжает давать по 1000 песо в год — столько же, что и миллионер Заславский31. С фабрики «Авенбург и братья» без всякого платежа в школу тащат стулья, шкафы, инструменты, даже некоторые машины. В последние годы отдают железную кассу для конторы. По резолюции комитета поставили на ней надпись «Donacion Arenburg Haus» <«Пожертвование дома Авенбурга»> — потом надпись исчезла.

Когда ОРТ отделился от ОЗЕ, постановили, что за каждого ученика, учащегося три года в школе, заинтересованное предприятие платит по 1360 песо в год. Так, фирма Авенбург стала оплачивать квоту в размере 2,5 учеников. И это помимо частных членских взносов, которые контора нашей фирмы платила за всех и в счет каждого.

1942 год. Деньги для школы нужны в беспощадной форме. Троцкий и Авенбург посещают господина Венгровера32. После часовой полемики, будущий «Его Величество» дает 25 песо. Троцкий в негодовании, не хочет их принимать, Авенбург его успокаивает и 25 песо засчитываются. Затем Троцкий и Авенбург посещают Гозенберга — будущий кассир ОРТ и почти «Его Высочество». Но, к сожалению, от него — а он уже тогда был богатейшим человеком, Троцкий и Авенбург даже и 25 песо не получили.

1944 год. На даче у Авенбурга Троцкий <собирает деньги в долг для некоего Вайнштока, который> купил машину и устраивает еврейскую газету. Авенбург Вайнштока в жизни не видел и не слыхал о нем; также не читал еврейские газеты, но деньги взаймы дал: свои и ортовские <всего 2500 $>. Троцкий получил свои 250 $, другой инвестор 500 $ — еще через один год... Должно было пройти еще пару лет, чтобы Авенбург обиженно спросил Троцкого, почему же ему долг не возвращают. При посредничестве Троцкого так же и Авенбург получил назад свои 500 $. Время идет... Вайншток разбогател, но ОРТ еще ни копейки не получил назад. Авенбург от имени ОРТа начинает письменно требовать долг. Получил чек на 400 $, через год переписки — еще 400 $, и больше ни копейки. Господин Вайншток до 1953 года не возвращал ОРТу старый долг. <...>История ОРТа полна такими эпизодами. Все это мной записано, и у меня оказалась маленькая способность к перу. Но я не хочу, чтобы все это было напечатано — простите, Ильюша! Зачем? Кто меня не знает, ему это безразлично; а из тех, кто меня знает, для многих это может оказаться некрологией. Так оставим это, пока годы мои мне еще служат в жизни. <...>

Вы, Ильюша, меня знаете и знаете мой характер, и мое поведение, и мои поступки в жизни. Низости нет в моем характере и отношения мои к людям соответствуют моему темпераменту и глубокой совестливости. Но мне очень дорого Ваше мнение, а также других близких друзей, моей жены Паулины и сыновей. Существуют люди, которые практикуют политику Гитлера — лгать без меры и до такой степени, что людям уже и не верится, что все это ложь. Пусть. Забудем, Ильюша.

Полгода спустя, в письме от 17 июня 1955 г., Авенбург рассказывает о событиях 16 июня, когда при попытке военного переворота с целью устранения президента Перона самолеты аргентинских ВВС атаковали президентский дворец, подвергнув бомбардировке центральную площадь Буэнос-Айреса — Плаца де Майо. Бомбы не попали в цель, но унесли жизни мирных граждан, находившихся в тот момент на площади, в том числе 40 детей:

Вам, конечно, известно, что мы вчера пережили в стране. Итог — многочисленные жертвы: убитые и раненные. Сотни семейств в трауре, из-за глубокой трагедии, в которую случайность их ввела. К счастью, все наши — родственники и друзья, не пострадали. Я минутой раньше вернулся домой, Ricardo только что выехал, посетить больницу, но встретил на улице переполох, и возвратился. Georgie стоял уже в дверях, чтобы идти в университет, у него как раз предстоял экзамен, когда Ricardo его задержал.

Сегодня — генеральная забастовка, все закрыто, но, кажется, во всей стране спокойно. Если это так, то уже завтра все войдет в обычную колею работы и активности. <...>

Иногда мы встречаемся и друзья рассказывают, что «там» творится. Настаивают, что, мол, когда-то снова вожжи в руки надо было бы взять и что в прах все идет... Я смеюсь на такие предложения: кажется, это князь Владимир Святой сказал: «Познав сладкого, не захочешь горького». Ведь со времени, когда я освободился от облигаций в ОРТе, я воистину свободен, и могу все мое время посвящать жене и детям. И можете мне верить, нет лучшего наслаждения и сатисфакции, им такое мое поведение. Обратно в общественную работу? Куличом не заманишь!

Так почему же я Вам все это рассказываю и моими чувствами Вам голову морочу? Это в ответ на Ваши упреки, что будто в моих письмах что-то холодным сквозит. Оно не так, как Вы себе представляете. Но я заметил, что когда я пишу и немножечко сердце открываю, — а кому, как не Вам, Ильюша, как моему другу, с кем я должен и могу искренне разговориться, — Вы, имея возможность меня понять, или даже критиковать, если не разделяете мое мнение, когда я затрагиваю известную тему, в ответ не реагируете и вообще пропускаете мотив. Я Вас понимаю — это, чтобы скорее все забыть и мои чувства не затрагивать. <Потому и я> в моих письмах ограничиваюсь извещением, что происходит у нас в семье. А писать о детях и хвастаться? Ведь это тоже неприлично. Кратко Вам скажу — Ricardo заканчивает свою учебную карьеру быстрым «tempo». Начинает этап нового учения — не казенного, а по собственным наклонностям. <...> Он уже в тесном контакте с известными профессорами — по линии психиатрии и психоанализа <...>33.

Georgie — это совершенно другой темперамент. Уже не такой быстрый, но глубокий. Его система учения до того серьезная. что Ricardo признает, что он систематически ассимилирует учебный багаж до <столь высокой> степени, что это мало кому удается. Он теперь на 3-ем курсе факультета <...>.

А что относительно нас: жены и меня? Со здоровьем, слава Богу! — а остальное? <...>многого не надо писать: если дети идут по намеченной дороге и на здоровье не жалуешься, то этим все сказано».

Далее Моисей Авенбург резко критикует ситуацию в аргентинском ОРТ. Первые его нелицеприятные замечания на этот счет появились в письме, датированном десятью днями раньше — 7 июня 1955 г., когда он, комментируя фразу «позорище аргентинско-ортовское» из письма к нему Троцкого, сообщает адресату:

И в печати уже начинают появляться заметки по поводу ОРТа: организация, заслуживающая уважения в мировом масштабе и «позор» в местном. Ваш приятель Грузман34, <тоже> подбросил поленьев к огню. А на улице люди спрашивают: Что там делается? — если оно делается. <...>

Очень жаль, что Вы отказались от поездки в Европу. Вам бы она много помогла в смысле душевного здоровья, а также, кстати, по Вашей литературной линии. Меня же никто принципиально не известил и, конечно, не пригласил, несмотря на мои «права» (!)35.

В письме 17 июня 1955 г. рисуется совсем уж мрачная картина:

Все рухнуло. <...> Как это возможно, что таким людям передали власть ОРТа. Ведь — это просто «идиоты» (простите, термин не мой). Школы36 почти нет: 9 учеников 1-го класса, 6 — 2-го и 1 — 3-го. Это фиаско. Поехала туда квалифицированная делегация. <...> Был позор! Всего четыре ученика, все другие — не евреи. Да и из евреев один только как «ученик», а остальные — рабочие. Машины не были подготовлены, ничего не функционировало. Бюджет 15 тысяч в месяц на такой результат? «Школа ОРТа может продолжать свою работу для большинства» — т.е. не евреев? Вот что мне «делегация» говорила.

А теперь, в заключении, что я чувствую? Это ведь не так легко, Ильюша. 13/14 лет работы, и какой работы!

Много энергии я положил. <...> Я вижу, что происходит, и как не чувствовать боли и досады. Школы в Чили, Бразилии закрылись или закрываются. Но все-таки там общины маленькие. А ведь Б<уэнос>-Айрес не меньше Парижа, а, возможно, и крупнее в населении — всеобщем и еврейском. Рабочий народ здесь считается тысячами и даже десятками тысяч. В Париже школа продолжает свою нормальную жизнь, а в Б<уэнос>-Айресе идет к банкротству.

ОРТ заслужил почет и уважение к <свое — М.У.> 75-летнему юбилею, а Южная Америка при этом должна править похороны 15-летнего юноши. На <предстоящем> Конгрессе не будет ни представителя, ни слова от имени Южной Америки. Вы, Ильюша, не едете, и от нас никто не будет. Центр отказывается платить расходы, а патриотизм местных «лидеров» не доходит до кармана — даже если они миллионеры. <...>

От меня и Паулины Вас и Нюню37 дружно обнимаем.

Ваш Миша.

28 ноября 1955 г. Авенбург вспоминает общих знакомых, только что вернувшихся из Нью-Йорка, где их тепло принимал у себя дома И.М. Троцкий:

Я был очень доволен узнать, что они с Вами несколько раз встретились. Рассказали, как Вы их гостеприимно приняли. Жаль только, что ввиду Ваших <обстоятельств — М.У.> не могли вы познакомить его с Фрумкиным или же другими членами ОРТа; он ведь много лет с нами содействовал. О Вас они рассказывают, как о таком же Троцком, которого мы всегда знали. Тот же темперамент, динамизм, глубокое знание людей и их же подобное оценивание. Пусть Ваш характер будет таким же на много-много лет.

<...> Что нового у Вас? Был ведь Сингаловский. Договор, наверное, закончен с JDC38. Я понемногу теряю контакт <с ОРТ> и только из газет узнаю новости, что вот, мол, ОРТ сделал здесь или там что-то. И это после 13 лет — 1939-1952 — сотрудничества. Только скоро уже 4 года как я «устранен». Родились «новые силы» — да и они тоже, увы, постарели. А Вы, Ильюша, все еще <...> просите, чтобы я Вам мой <...> curriculum vitae39 послал. Оставьте это, дорогой! Ведь некрологи пишутся после жизни, а не во время, а я для ОРТа уже не «жив». Для других, которые меня не знали, моя история им безразлична. Итак, успокойтесь по этому поводу. <...>

Пока крепко жму Вашу руку и кланяюсь всем Вашим. Привет д-ру Фрумкину.

Ваш Миша.

Следующие письма Авенбурга, сохранившиеся в YIVO архиве И.М. Троцкого, относятся уже к «горячим» 1960-м. В письме от 11 мая 1960 г. Авенбург пишет, что после болезней, которые перенесли Илья Маркович и его вторая жена40 Полина Иосифовна, «все уже забыто, жизнь вошла в свою колею, где ежедневная работа поглощает все свободное время». Далее он сетует на то, что от И.М. Троцкого давно нет писем, спрашивает, насколько по времени изменились планы поездки в Европу и Израиль супругов Троцких, рассказывает коротко об общих знакомых и затем сообщает:

Вчера получил «Книгу о русском еврействе»41. Спасибо большое, Ильюша. Она мне и вправду очень интересна, судя по тому, что я уже смог прочесть: Троцкий — «Самодеятельность и самопомощь евреев в России»; Алданов — «Русские евреи в 70-80-х годах» и, наконец, Фрумкин — «Из истории русского еврейства». Статьи других <авторов> просмотрел, но еще в подробности не вникал. В общем — из того мнения, что я мог для себя составить, историю еврейства в последнем столетии. Upton Sinclair <Эптон Синклер42> мог бы, внедривши в книгу какого-нибудь романтического героя, на основе всех имеющихся в ней исторических данных написать очередной свой сериал: «Крушение мира» и т.д., и т.п.. Это шутка, но какой-то еврейский Lanny Budd43, родившийся в 1868 году (год рождения моего отца), участвовавший во всех движениях еврейства и их кульминативных моментах в истории, мог бы внести дух «популярности» в текст книги и вместе с увлекательным сюжетом, присущим роману, дать возможность широким массам читателей вникнуть в настоящую историю еврейского народа последнего века.

Я, конечно, не желаю этим замечанием уменьшить значение книги, ценность ее я не оспариваю. Просто в ином варианте книга не осталась бы в узком кругу интеллектуальных читателей, как своего рода энциклопедия, и ее популярность, несомненно, была бы куда больше.

Говоря об Эптоне Синклере, Авенбург позволяет себе помечтать:

Имел бы я талант писателя, духовные способности, время для такой инициативы, т.е. был бы я маленький «Upton Sinclair» — развил бы я такой сюжет,

— пишет он, и на этой визионерской ноте в сослагательном наклонении заканчивает литературную часть своего письма.

Далее, переходя уже к житейской прозе, Авенбург рассказывает о тяжелом экономическом положении в стране и, как следствие, затруднениях в работе фабрики.

Пока что мы уволили человек 25 рабочих, выплатив 400 тысяч <песо>, чтобы сократить объем производства по отношению к объему продаж. Этот фабричный год, что заканчивается в июне, был таким тяжелым, что подобного я и не помню. Я себе даже отдыха не позволил. И это в наши-то годы, Ильюша! Нелегко, но ничего не поделаешь.

Все Ваши указания по денежным выплатам <пособий> выполнены. Привет Вам сердечный и Полине Иосифовне. Крепко обнимаю

Ваш Миша.

Из письма Авенбурга от 22 декабря 1960 г. становится ясно, что возрастные хворобы не помешали Троцким совершить длительную поездку в Европу и Израиль. Их письма

...из Европы и Израиля были в высшей степени интересны, а если добавить к ним статьи, печатавшиеся в «Идише цайтунг», то мы, так сказать, имеем отличное представление обо всем Вами пережитом. Это дает нам возможность вспомнить и наше, в свое время имевшее место, путешествие по Европе, продолжавшееся шесть месяцев.

А теперь пару слов об «Аѵепсо»44. Мы решили ликвидировать нашу металлургическую45 фабрику «Avenburg Hnos», с которой тесно связана «Avenco», имеющую машины на 400 тысяч песо (Ваших там 100 тысяч). <...> Текстильная фабрика не ликвидируется. В металлургии мы теряем деньги в последние годы, а теперь уволили рабочих и это нам стоило полтора миллиона. К счастью, мы это сделали в удачное время <...>, с декабря по новым законам мы и в четыре миллиона не влезли бы. <...> С аукциона продали мы почти все машины и весь инвентарь <...>. С нами еще не рассчитались, но результаты довольно благоприятные. Не только все расходы и амортизация покрываются, но и 35-40% сверху еще получится. Тогда и Вам выпадет «surprise»46.

<...> Решились мы на ликвидацию еще и по следующим мотивам. Давид не желает продолжать, и он прав, ему уже почти 71 год. Сын его Eduardo <Эдуардо> — инженер, но профессор<ствует> в университете, и не для него новые предприятия. А теперь времена такие: расширяй производство на больший размах или ликвидируй. Продолжать по инерции опасно. Мне уже тоже 66 лет. Я продолжал бы, энергии у меня достаточно, но... «Juniors»47 у нас нет — мои сыновья пошли по своей линии. Мы с Исааком48 будем продолжать текстильную фабрику, а металлургию <...> ликвидируем — пусть на «полчаса раньше» по времени, а не на «полчаса позже», но из практических соображений. Предприятие требует модерных машин; старые через год-два ни на что не будут годиться. <...>

Сердечный привет от Паулины и детей.

Ваш Миша.

Следующее письмо Моисея Авенбурга от 5 января 1961 г. полностью посвящено финансовым расчетам с И.М. Троцким в связи с ликвидацией металлообрабатывающей фабрики. Троцкому сделали альтернативное предложение: вложить вместе с братьями Авенбург полученные от ликвидации деньги в «Avenco» под «18% годовых, т.е. 18.000 $ в год, или, если не желаете продолжать, продать Ваши акции нам (вашим партнерам)». Судя по следующему письму от 22 марта 1961 г., в котором обсуждаются юридические формальности, связанные с переводом денег И.М. Троцком, он решил продать свои акции партнерам по бизнесу. В этом письме тоже сообщается об очередной выплате присланного Троцким пособия Михаилу Подольскому, делается комплимент хорошей форме адресата и его жене Полине Иосифовне: «очаровательная женщина — даже напоминает... Вы знаете...» и, естественно, передаются приветы от всей семьи Моисея Авенбурга.

Очень интересно, с точки зрения умонастроений старых русско-еврейских интеллектуалов в бурные 1960-е, письмо Моисея Авенбурга от 27 мая 1961 г. В нем он определяет свою политическую позицию — сочувственную к борьбе народов малоразвитых стран за свои права, которая, однако, оборачивается возникновением тоталитарных режимов. Здесь Авенбург сравнивает свои взгляды с позицией И.М. Троцкого, который при любом раскладе событий непременно ставит во главу угла сохранение либерально-демократических устоев общества:

Мы с удовольствием читаем Ваши письма, их содержание нас очень увлекает, так же как и само изложение Ваших принципов и мнений, их глубина и форма — идеологическая и литературная. Нет между нами глубоких расхождений на почве <оценки > мировых событий на политической арене, где идет борьба между двумя блоками. В час кризиса мы встретимся с Вами на одной стороне траншеи, а не будем находиться на противоположных. Разница между нами состоит в интерпретации мотивов «той стороны», как с «их точки зрения», так и вообще в мировом масштабе. Здесь я стремлюсь понять идейные их устремления. Но не стоящих наверху, а самих полуголодающих народов. Лаос, Куба — это только назревшие нарывы. Ваш молодой президент Кеннеди, в которого я глубоко верю, прекрасно понял нашу Южную Америку и готов со всеми своими громадными силами прийти ей на помощь, чтобы поднять экономические стандарты жизни до человеческого уровня. Если бы это поняли несколькими годами ранее, «провала»— Кубы и Лаоса, попросту не было бы. Но вина в этом не Кеннеди. Это вчерашние ошибки. Однако ошибки тоже учат. Поэтому всеми силами его надо поддерживать — Allewai49, а его молодость и динамизм свое возьмут.

С другой стороны сидящий там соперник все это прекрасно понимает и соответственно действует. Поэтому-то у него меньше ошибок проявляется, и он может щеголять победами. Это такая стратегия — Maquiavelo <Макиавелли> — цель оправдывает средства. Наметили цель на своем пути, и все, что ей сопротивляется, должно быть уничтожено. Неважно, кто находится на дороге, здесь теряются моральные мотивы, сантиментов не существует. К сожалению, Израиль, даже со своими социальными достижениями, стоит у них на пути. Египет — Nasser <Насер> — пусть уничтожает «своих коммунистов», он лежит на линии положительной стратегии. Поэтому у него все «кошер». Израиль даже в процессе Эйхмана50 «ведет империалистическую политику» — значит он «трейф»51.

Я охотно повторяю вслед за Вами Вашу фразу: Мне мир демократический близок и дорог. И мне тоталитаризм далеко не по душе. Но чувствую я, что миллионы людей, сотни миллионов забывают эту красивую фразу, когда перед ними стоит вопрос о хлебе насущном, когда их дети голые, босые, голодные. Тут уже не Фрейд и Эйнштейн, а Карл Маркс их понимает. И они бросаются к тому, кто их лучше поймет.

В мои годы, Илюша, не так легко подпасть под влияние идей, которые «некие люди», якобы, а на деле — плохо разбирающиеся в тонкостях диалектического материализма, пытаются мне как бы навязать. Таких «людей» не встречается в тех газетах, что я ежедневно читаю — La Nación, La Razón, Di Ydishe tsaytung 52.<...> Стараюсь найти что-либо серьезное с «другой» стороны, чтобы добиться «объективности», иметь возможность самому нащупать «золотую середину». Но не так это легко. Ерунда тенденциозная, которую здесь печатают коммунисты, меня не захватывает. Другую же серьезную литературу трудно найти. Книги, которые я читаю, относятся к моим хобби — история, социология, астрономия, ядерная физика, последние, конечно, в популярной форме. Я ведь не технарь. Читаю я всегда, ни одного дня не могу провести без книги. Принадлежу я — пассивно, почти ко всем еврейским организациям, которые все Вашей ориентации, а не так называемой «прогрессивной»53. Пишу я все это для того, чтобы вы не каталогизировали меня односторонне, и при этом хочу подчеркнуть, что всячески стремлюсь освободить себя от всякой тенденции, стараюсь быть объективным. При всей своей скромности я все же обладаю способностью самостоятельно ориентироваться и способен анализировать то, что читаю и наблюдаю. В этом собственно и состоят наши акцидентальные разногласия. <...>

Позвольте теперь перейти на другую тему. Как я Вам уже писал, на днях прошло заседание Industrial Argentina. Cámera de Metal Estampado 54, основателем и председателем которой я был несколько лет. Вручили мне диплом и громадную золотую медаль. Работал я там в то же самое время, когда сотрудничал с ОРТом. Я был приятно удивлен таким вниманием. Моя речь — 12 минут, была главной. Показали меня и по телевидению. Прилагаю к письму газетные вырезки об этом, прочитайте, если найдете несколько свободных минут.

Кстати, сегодня имел визит «ортовцев». Настаивают, чтобы я возвратился. Ну что же! История идет курсом вперед, а не обратно. <...>

Мы с Паулиной Вас сердечно обнимаем, Искренний привет Полине Иосифовне. Детям кланяйтесь.

Ваш Миша.

12 января 1962 г. Авенбург «от всей души» поздравляет И.М. Троцкого с тем, что его успехи работы на литературной арене утверждаются намерением издательства Филадельфийского университета подготовить <к публикации на английском языке обе Ваши статьи из «Книги о русском еврействе»55 и готовностью принять также три статьи из будущего издания56, и рассказывает, что на прошлой неделе встретился с Абрамом Заславским. Провели вмести четыре часа. О чем же говорили? Много интересного навспоминали. Комментировали статьи Ваши и вырезки из газет. <...> Нашел я Абрама довольно бодрым, выглядит он лучше, чем пару месяцев раньше. Смерть Якова <Заславского>57, наверное, повлияла на него, но, что очень сильно, по правде сказать, по нему я не заметил. А что с Вашими планами поездки в Мексику и Венесуэлу? Беретесь ли Вы эту <ортовскую — М.У.> миссию выполнить? А если уже на юг смотрите, то еще немножечко и к нам загляните? <...>

Успехи Ваших детей нас радуют. Говорили мы с Паулиной, что Вами по нахес58 от детей тоже везет. <...> Вас и Полину Иосифовну сердечно приветствуем. Крепко жму руку.

Ваш Миша.

Письмо Авенбурга от 21 мая 1962 г. начинается так:

Весь апрель и мая я был завален работой на фабрике. Наш бухгалтер уехал на вакации <...>, а моего брата Исаака я просто «выгнал» на отдых, т.к. прошлым летом он никуда не выезжал. Конечно, я перенял их работу на себя. Выезжаю на фабрику в 7.30 и до 6 вечера там остаюсь. Возвращаюсь домой сильно утомленный. К счастью, на здоровье не жалуюсь, чувствую себя прекрасно. Исаак вернется и мне легче станет. Давид приходит каждый день на часик или два, но в работе участия не принимает. Он это делает по старой привычке, дома-то ему нечего делать. Он, бедный, мучается с глазом. Лечат его, но пока безрезультатно.

Затем следуют политические новости — что характерно для Аргентины, неутешительные:

В стране у нас хаос политический и экономический, что, понятно, и на моральном состоянии общества отражается: имеет место его дезориентация59. <...> Единственный человек, который собою представляет весь синтез демократии и легалитета, т.е. могущественной моральной силы Конституции — это Frondizi <Фрондиси>. Со всеми его ошибками он давал импульс для реорганизации страны, являл собой веру в будущность. Им были внушены большие надежды, хотя популярность не всегда его сопровождала. Ведь когда от всего общества требуется приложить большие усилия и «sacrificios» <«жертвы»>, то не все на это согласны.

И вот, в один прекрасный день, решили наши генералы, что он не для них. В прах пошла вся наша конституция. Ищут теперь, чем можно все это оправдать, чтобы для мира мы остались в числе стран «демократии». Сколько же это сможет продолжаться? Конгресса нет — распустили. Партийные центры закрыли. Вместо законов правят «указы». При этом перонистов и партию Фрондиси поддерживают 75% населения! <...>

И при этом мы все еще «демократия», разве на Востоке, на другой политической стороне, не называют они себя Демократическими республиками? А если из ОАГ60 исключили Кубу левая диктатура, то, что же делать с правой. Конечно, 20 миллионов <населения — М.У.> Аргентины не сравнишь с полутора миллионами Кубы61. Мораль зависит от количества.

По-моему, будьте спокойны, Ильюша, Хрущев не развяжет третьей мировой войны. Ему это не по душе, да и свой народ хочет он поднять на высоту американского стандарта жизни. Жаль, конечно, что не существует у них демократии. Но какой? И где она есть?

Полагаю, в Америке и взаправду она есть. Народ воспитан? Глубже понимает, что сие означает? Весьма возможно. Но, когда имеется экономическая стабильность — и мы все демократы. <...> В нашу Южную Америку надо инжектировать экономическую стабильность, тогда и у нас поймут значение реальной демократии. А пока все это — пантомима.

Финансовое и экономическое положение в стране шатаются. Первоклассные фирмы — индустриальные и коммерческие, испытывают тяжелые затруднения. К счастью, среди этих неурядиц наша фирма «Avenburg Hnos» стоит спокойно. Мы как раз вовремя закрыли металлообрабатывающую фабрику. <...> Текстильная наша фабрика действует, хотя ей тоже нелегко сегодня. А ведь нам завидуют — получили из Германии новые машины! Но надо еще их устроить, нужны усилия и усилия... и другие <молодые силы — М.У.>. Мне уже 68 лет и я обязан быть на коне... и не падаю духом.

Паулина и дети здоровьем и всем другим — в порядке. Вам и Полине Иосифовне приветы сердечные

Ваш Миша.

P.S.

Марк Турков: Говорил с ним. О Вас он не забыл. Собирает необходимые данные. Через 3-4 дня напишет.

Сергей Орем: Уже послал для него известие о получении для него денег, они к его распоряжению. За прошлый перевод получил от него любезное письмо. Благодарит...

Телефонировал я Абраму Заславскому. Передал от Вас привет. Он все ожидает ответного письма от Вас. К Новому году Вы по приезду из Мексики сообщали мне, что ему на днях напишете.

15 ноября Авенбург сообщает, что сегодня в газете «Di Ydishe tsaytung» <«Еврейская газета»> прочел статью И.М. Троцкого о Кубе и очень рад, что тот снова пишет — значит, оправился после своей очередной болезни:

Куба, Кеннеди и Хрущев уж как-нибудь сговорятся друг с другом. <...> Надеюсь, что Куба вылечится, поставят ее на ноги, конечно, не при старых условиях. А в здоровом развитии, социальном и экономическом... И пусть это служит примером для других стран Латинской Америки — опасно струнку слишком натягивать, может лопнуть.

Вчера приватно принял нас (меня и еще пятерых представителей индустрии и коммерции) генерал Арамбуру, — недавно приехавший из США, где он встречался с Кеннеди. Сейчас он готовится к поездке в Европу на 10-12 дней. Собирается он <вновь — М. У. > стать кандидатом в президенты62. Много он нам рассказал интересного. У Вас ему много чего наобещали — только вот, мол, надо устроить порядок в стране. Обещал он нам всего самого лучшего и евреев помянуть не забыл — его хорошо приняли в AJC63. Он оптимист. Впечатление производит очень хорошее: говорит ясно, без комбинаций, симпатичный.

На прошлой неделе встретились мы с Владимиром Гальпериным64. Вызвал он меня по телефону. Разговор между нами был интересный и простились мы очень тепло. В воскресенье 18-го мы приглашены им на прием в «Плаза отеле», где будет проходить его конференция, — конечно, об ОРТе. Мы с Паулиной пойдем.

А теперь ожидаю письма от Вас. Обнимаю Вас.

Ваш Миша.

В последующих письмах 1962 г. и начала 1963 г. помимо текущих бытовых новостей Авенбург сообщает Троцкому о выплатах высылаемых им пособий его аргентинским подопечным старым русским эмигрантам: Сергею Орему, Михаилу Подольскому, Евгению Гагарину, Николаю Смирнову, Александру Лучинскому и др., которые перебрались из Европы в Южную Америку уже после его отъезда в США. Из них в свое время Троцкий был знаком лишь с Оремом и Подольским, о коих речь пойдет ниже.

В своем письме от 8 сентября 1963 г. Авенбург пишет:

Новости в ОРТе Вам, наверное, известны. Был у нас сам Президент из Женевы на съезде. Др. Фрумкин, верно, Вас уже об этом известил. Снова вошли в контакт со мною. Был я на празднике в школе, когда новая комиссия переменяла «власть». Даже мне речь пришлось говорить. Но об этом в другой раз.

Сергею Орему выплатили 3375 песо, как указывалось в Вашем письме. Сам он болеет, потому не приходит. Некий полковник Сакс пришел за деньгами. Сам он старичок, в свое время воевал, а кто знает, наверное, как все они, и наших евреев не забывал. Не знаю я точно, но что-то мне такое почудилось. Но это все уже далеко в истории. Надо многое забывать. Даже с немцами помирились. Не понимаю я только, как эти еврейские правые газеты поддерживают линию «объединенной Германии». СССР стоит на политике «двух Германий». Я с этим тоже не согласен. Правильней было бы иметь в Европе пять-десять Германий. Конечно, меня не спрашивают. Да и что я залез на эту тему? Простите.

В стране у нас политически все спокойно. Ожидаем, когда новый президент возьмет, наконец, власть в руки. Нормализовать нашу разрушенную экономику не так-то легко — уже чувствуется новая волна инфляции. Шансы Аргентины на будущее хорошие, но как скоро наступит это «будущее» — не знаем.

Паулина и я Вас искренне обнимаем и желаем всех нахесов.

Ваш Миша.

В письме от 2 декабря 1963 г. Моисей Авенбург сообщает, что уже несколько раз:

Брал перо в руки и даже начинал писать Вам, но <был не в состоянии продолжать. — М.У.>. Тяжелое настроение первых дней после трагедии, стоившей жизни молодому Кеннеди65, нас всех ошеломило. Да, в той или иной форме, но у всех, с кем бы я ни встречался, было такое же чувство горести и еще протест — против незаслуженной им печальной судьбы. И, тем не менее, дни проходят, и все в жизни входит в прежнюю колею. Roi ist mort, vive le Roi!66 Первое выступление Джонсона67 в парламенте — приличное, а если покажет, что есть у него характер и энергия, чтобы выполнить обещаемое, и не позволит реакционным силам поднять голову, то этим укрепит он надежду на достойное будущее.

Письмо Ваше от 9-го сего месяца я получил. Предлагаете Вы мне превратиться в «периодиста» — написать статью для газеты. Когда жил я в Нью-Йорке — лет 45 тому назад <1918 г. — М.У.> — в одной из газет <...> напечатали две мои статьи по поводу событий тех лет, происходивших в Аргентине. Даже была полемика в ответ на первую мою статью. Кто-то из аргентинского консульства отреагировал и послал в газету «реплику». Я написал ответ... и этим закончилась моя газетная деятельность.

Но, вот курьез! — Ваше письмо совпадает с письмом Меркина от 16 августа, в котором он просит, чтобы я написал свое мнение о последних событиях в ОРТе. Прочитал он где-то, что согласно Commision Derective68 обещаются реформы и новая линия в работе. Случайно и мне дали слово и я «что-то там» сказал. Просил меня Меркин писать про это на машинке. С глазами у него не все «кошер» и ему трудно читать рукописные тексты.

Конечно, я это сделал. Не по-русски, а по-испански, написал пару страниц своих Reminiscences69. Пишет он мне в ответ — 25.10., что «поражен чудесным стилем и глубоким знанием испанского языка <...>». Фантазия Меркина на этом не ограничивается. «Со всеми нюансами испанского языка письмо Ваше, — пишет он, — образец литературного стиля очень высокой марки и напоминает мне (ему!) эпоху так называемого эпистолярного романа прошлого века (Достоевский) и 18-го века — Mme de Stàil, Voltaire etc.» Вот это друг Меркин! <...> А Вы, Ильюша, просите у меня скромную статью для New York Times70. Shame on you!71

Но оставим это. Моя жизнь пошла по другой дороге, которой я не совсем доволен, однако меня не спрашивали.

Положение в стране не так скоро нормализуется. Кризис еще во всем разгаре. Правда, политические страсти поутихли. Есть у нас правительство, а не «пантомима» <...>, но экономику не так-то легко на ноги поставить, тем более, что те, кто выиграл выборы, чувствуют себя обязанными выполнять программу, которую сами заявляли, когда были в оппозиции и им легко было обещать. <...> Аннулировать подписанные договоры с американскими и европейскими нефтяными фирмами легко, неясно только, какие результаты получатся. <...> Вы знаете, Ильюша, мое не восторженное отношение к капиталам, которые заправляют нефтяной отраслью во всем мире. Но именно поэтому надо бы быть осторожней. Все они тесно связаны общемировым капиталом, в доверии которого мы в такое время особенно нуждаемся для выполнения аргентинских обязательств. Но все-таки я оптимист и верю, что все это наладится. Аргентина не Персия, а кошмар Кубы служит им предупреждением не хватать чересчур за горло. <...> Ricardo будет у Вас к концу января. Тур его — Нью-Йорк, Вашингтон, Бостон, Чикаго. Затем — Сан-Франциско, Лос-Анжелес , Мехико, где у него в феврале конгресс по психиатрии. Лично Вам он передает искренние приветы.

Здание нашей фабрики мы еще пока не продали. Директора еврейской школы хотят купить дешевле, чем уже было подписано. Конечно, мы с ними не будем спорить. Это ведь еврейская школа. <...>

Дружески Вас обнимаю, Миша.

Письмо от 25 декабря 1963 г. начинается с описания рождественских праздников в Буэнос-Айресе:

Nochebuena-Weihnacht-Christmas72 <праздники> пришли со всем надлежащим шумом и треском на улице — до самых поздних часов ночи, почти до утра. Кто только не участвует в них! Всякого рода христиане и даже евреи. Ведь мы здесь почти «ме-хутоним»73. Новые принципы устанавливаются по линии, означенной папой Иоанном XXIII и Павлом VI74: по радио и телевидению священники, пасторы и раввины вовсю обнимаются, делают друг другу комплименты. Нас, евреев, просто уважают, чтобы не сказать «обожают». Ведь мы — «народ Божий» и вот-вот будет указ не обвинять нас в смерти Иисуса (?!). Папа Римский собирается нанести визит в «Палестину», ну а что потом будет — неизвестно. То, что Ватикан начинает проводить — сверху! — революционную линию — это, так сказать, «мешияхс цайт»75. <...> Но никто не вспоминает Шолом-Аша, который пытался «по-своему» вникнуть в христианскую философию. Более того, мы, евреи, его тогда затюкали. Я лично чувствовал себя несколько обиженным, когда Шолом-Аш, приехав в Израиль, где его холодно приняли, просил о встрече с Бен-Гурионом, чтобы полемизировать с ним по поводу его последних книг. Тот его не принял, отказал — не было у него времени заниматься подобными философиями. Питают себе иллюзии наши евреи (не все, конечно), что начинает-де приходить к концу чувство антисемитизма. Да и вообще мы, мол, не исключение. Еще есть армяне и греки — в Турции, африканцы и индийцы в Южной Африке, черные — негры, в американских Южных Штатах и т.д., и т.д., и т.д. Во всем мире царит нетерпимость по отношению к миноритетам и эту ситуацию не исправишь указами сверху — Ватикана, царей или президентов. Что евреи больше других были жертвами — это правда, но этот факт принадлежит к области статистики. Пусть, мол, социологи все это изучают.

Я, конечно, как и все мы, очень рад и доволен, что есть что-то новое, революционное, что в мире происходит что-то к лучшему... Но мы, евреи, должны держаться пословицы: «На Бога надейся, а сам не плошай».

Пишу я это сегодня, в праздничный день покоя, когда нет ни театров, ни кино, все сидят по домам или уехали на летние каникулы76. Остался я один дома, Паулина делает визиты, а у меня появилось настроение с кем-то поговорить о серьезном, а не о будничных делах. Так что, Вы, Ильюша, жертва и должны выслушать, что у меня в мыслях рождается. Что напишу, решил немедленно вложить в конверт, без дополнительного перечитывания и обдумывания — нравится, не нравится, годится, не годится. Ведь мой русский язык далеко не так хорош, как испанский, которым я владею в наилучшей форме. Но, Вы, Ильюша, меня хорошо знаете и мои письма понимаете.

Другую часть своего рождественского письма Авенбург посвятил текущему политическому положению в Аргентине.

Наш новый президент д-р Иллиа вчера ночью по телевидению говорил свое: «Mensoje de Nochebuena al Pueblo Argentino»77. Слушал я его, смотрел на его лицо и думал я себе в душе: «Вот этот человек назначен народом, чтобы вытащить нас из глубокой грязи, в которую нас вогнали все предыдущие эксперименты». Так вот, в состоянии он это осуществить? Представляет собой д-р Иллиа человека выдержанного, с хорошим характером, не способного кого-то обидеть... Но достаточно ли этого? Чувствуется, что он не создал вокруг себя группы сотрудников, способных в будущем проводить определенную им линию в политике: финансовой, социальной, индустриальной, аграрной, в тесном сотрудничестве с техническими специалистами, университетами, системой образования и — особенно! — с рабочим классом, с Trade Unions78, в условиях острых кризисов и безработицы. Сравнивая его с Фрондиси, чувствуешь, что наши генералы сбросили с пьедестала гиганта и поставили на его место пигмея. Фрондиси с самого начала создал общенациональное политическое движение, вокруг него хлопотали многочисленные соратники, друзья и поклонники. Естественно, что не меньше было у него противников. Перон — по-своему, был такого же рода фигура, но демагог. Влияние Фрондиси чувствовалось уже и в других латиноамериканских государствах. Для покойного Кеннеди он представлял собой политика, с помощью которого имелась реальная возможность превратить Аргентину в процветающую южно-американскую страну — «Milagro Sud American»79.

Д-р Иллия — деятель далеко не такого калибра, хотя еще рано так его классифицировать. <...> При всем при том, что мы на корабле, море бушует, а капитан не командует, но все-таки корабль не в опасности. Несмотря на пессимизм некоторых финансовых аналитиков и неважную статистику в стране что-то понемножечку сдвигается к лучшему: урожай — блестящий, курс валюты — не падает... Кто знает, авось, через год или два и мы будем числиться среди стран Milagro Sud American. Пока от всех нас мы Вам и Полине Иосифовне шлем наши искренние поздравления к Новому году.

Ваш Миша.

В письме от 3 октября 1963 г. Авенбург извещает Троцкого о получении денежного чека на его имя, прилагает фирменный расчет сумм, которые его фирма должна ему выплатить, просит его проверить, подписать и отослать одну копию назад. Кроме того, сообщает, что он очень доволен, поскольку:

Сегодня мы окончательно продали здание фабрики. Купила его еврейская школа «Мединат Исраэль». Если помните, это они у нас купили землю, которая смотрит на противоположную улицу <...>, где выстроили здание стоимостью в 20 миллионов песо. Учатся у них 700 учеников. Лет пять назад мы им же продали землю, которая выходит на нашу улицу Alcaraz. Ну а теперь они у нас забрали все, что осталось — 2070 кв. метров земли и здание <...>. Теперь наши финансы в порядке и решилось удачно положение семьи нашего Давида. Я уверен, что будь он жив, то был бы доволен результатами. Вдова его выражает мне самую глубокую благодарность за все, что я в их пользу делаю, хотя, с моей точки зрения, это моя обязанность, как брата и старшего в семье. Но главное то, что между обеими нашими семьями царит мир, а достигнуть такого положения не всегда легко. <...>

Все статьи Ваши, опубликованные в «Ydishe tsaytung», я прочитал с большим интересом, особенно последние: про воспоминания дочери Дубнова80 о своем знаменитом отце и очерк о Менделе Мойхер-Сфориме. У Вас, Ильюша, есть среди других прочих особый талант, представить читателю портрет знаменитого человека по эпизодам из его жизни. Такие статьи и описания меня очень привлекают — всегда чему-то да научишься.

Привет Полине Иосифовне, обнимаю Вас

Ваш Миша.

В единственном из имеющихся в YIVO-архиве И.М. Троцкого письме за 1964 г. (от 8 декабря), Авенбург передает известие от сына Рикардо — тот, будучи в Нью-Йорке, посетил дом Троцких, такой для него «близкий и уютный».

Сидели мы с Абрамом <Заславским> более четырех часов, говорили обо всем, но как-то все темы крутились вокруг Троцкого. Много у Вас друзей, Ильюша, но Абрам, он Вам друг самый верный. Сидит он себе один-одинешенек, ждет. Кто придет, с кем можно будет поговорить... В письме к нему вы сообщаете подробности: какое положение в материальном плане и общественном занимают Ваши сыновья. Что ж, Вас можно только поздравить. Как отец, так и дети, каждый по своей линии, но активно развивают свои таланты и способности. <...>

Просьбу Вашу, чтобы я написал некоторые воспоминания по поводу развития ОРТа в Южной Америке, которые Вы могли бы затем использовать в своей будущей книге «История русского еврейства», я, конечно, постараюсь выполнить и в меру моих способностей изложить на бумаге. Затем уж Вы вправе сами выбрать из них то, что Вам надобно. А если это все по-испански подготовить? Так для меня легче будет, мой ведь такая «калека». <...>

Последние ваши указания по выплатам Орему мы выполнили. Он очень болен и приходит за деньгами все тот же полковник Сакс, а Орем потом подтверждает получение. <...>

В стране царит дороговизна. Приближаемся мы в ценах к уровню доллара, которые у нас никто не зарабатывает. Но это уже тема для отдельного письма.

«Достойная партия» — та, которую, судя по вашим письмам, планировала Ваша дочь Ольга для Рикардо, видимо, не осуществилась, иначе что-то нам было бы уже известно. Жаль... Но при всем том мы ей очень благодарны за хлопоты.

Паулина, так же как и я шлет Вам и Полине Иосифовне дружеский привет. Крепко жму руку.

Ваш Миша.

Последнее письмо Моисея Авенбурга из YIVO-архива И.М. Троцкого датировано 7 апреля 1966 г. и начинается с приятного удивления тем, что в самый разгар очередной забастовки почтовых служащих, длящейся «уже больше месяца», когда «в газетах пишут, что письма и телеграммы тысячами выбрасывают и сжигают», Авенбург получил письмо Троцкого от 1 апреля. Далее он отчитывается в очередных выплатах денежных пособий Литфонда в свете указаний Троцкого, сетует на то, что по возвращению из отдыха на океанском побережье подхватил какую-то желудочную хворобу и рассказывает о гостящей у него двоюродной сестре из Лос-Анжелеса.

Была она несколько раз за последние годы в Европе и даже пару месяцев провела в Советской России. Это уже ее не первое посещение, была она там в 1961 и 1964 гг. Есть много «за» и «против», но все — очень интересно. Странный мир, где царствует большой оптимизм. Нашла она там значительные перемены, причем — позитивные! <...>

Статью Вашу в «Diario Israelita»81 о процессе над Львом Троцким я найду. Тема эта для меня интересная, как и Ваше личное к ней отношение.

Спасибо за поздравление по поводу Пейсаха, а то я уже старик — 72 года на второй седер стукнет. От всей души мы Вам, Полине Иосифовне и всем вашим шлем наши поздравления, сердечные пожелания здоровья и спокойной жизни.

Ваш Миша.

Поскольку письма Авенбурга не только отражают его политические и общественные взгляды, но и включают в себя множество культурно-исторических отсылок, нетрудно представить духовный облик этого человека, Моисей Авенбург — энергичный, удачливый промышленник и активный общественный деятель, был секуляризированным русским евреем, человеком всесторонне образованным, очень начитанным — ни дня без книги! — и здравомыслящим.

Авербург твердо занимал прагматически-центристскую позицию в политическом спектре; старался, с опорой на здоровый еврейский скептицизм, «зреть в корень» и не поддаваться влиянию пропагандистских эксцессов. Как и Троцкий он стоял на социал-демократических позициях, но прекрасно понимал и учитывал тот неприятный факт, что демократические ценности уважаются массами в «сытом», экономически стабильном социуме, но плохо усваиваются «на голодный желудок»: в странах с неразвитой экономикой люди, как правило, отдают предпочтение различным формам автократии и тоталитаризма.

Хотя с начала 1930-х жизнь в Аргентине стала достаточно безрадостной82, письма Авенбурга — ностальгические, скептические, негодующие — совершенно лишены чувства безысходности, апатии или уныния. Его прагматизм, подпитывавшийся деятельным характером и оптимизмом мировосприятия, может служить примером для подражания. Заложенный Авенбургом, И.М. Троцким и другими фундамент общественной, научной и культурно-просветительской еврейской жизни продолжает оставаться весомым фактором новейшей истории Аргентины83.

 

Al ponerse el Sol 84 : Илья Троцкий в Нью-Йорке

В 1946 г. И.М. Троцкий переезжает из Аргентины в США, где обретались его дети, и поселяется в Нью-Йорке, чтобы, как сообщили местные газеты — еврейский еженедельник на немецком и английском языке «Перестройка» («Aufbau/ Reconstruction) и «Новое русское слово»85, — заняться литературным трудом. Здесь прошел последний и весьма плодотворный период его жизни.

Соединенные штаты Америки, в отличие от Западной Европы, не были местом паломничества русских путешественников и особо не влияли на русскую культуру. Но здесь уже с конца XIX в. проживало немало бывших российских подданных: в 1861 по 1915 гг. из России выехало 4,3 млн. человек (из них почти 2,6 млн. — в первые 15 лет XX столетия). Две трети всех эмигрантов направлялись в США (из числа выехавших в XX в. — около 8о%)86. Дореволюционная эмиграция из Российской империи в своем абсолютном большинстве поставляла в США неквалифицированную рабочую силу87, хотя среди этих переселенцев, помимо политэмигрантов, было и немало инженеров и даже научных работников88.

По-настоящему, однако, массовое переселение в США всех групп, сословий и национальностей из числа российских подданных началось после революции. Остановимся лишь на работниках умственного труда, артистах и интеллектуалах.

В 1920-х вокруг Голливуда, в Лос-Анджелесе, выросло даже настоящее русское эмигрантское поселение, маленькая Россия. Эмигрантская европейская печать так описывала этот феномен:

В Лос-Анджелесе, огромном городе, частью которого является Холливуд, две русских колонии. Первая — старых довоенных эмигрантов, состоящая из духоборов и евреев, и вторая — последней революции. Новая эмиграция живет в северо-западной части Лос-Анджелеса, в Голливуде, так как она, так или иначе, причастна к киноиндустрии. Состав самый пестрый, объединяющим звеном является популярный у американцев русский клуб и гордость Голливуда — русская церковь, в старом русском стиле, построенная на доброхотные пожертвования. <...> Имеется и русский книжный магазин с небольшой библиотекой89.

В Холливуде существуют еще два русских клуба. Русско-американский артистический клуб два раза в неделю устраивает программу. Другой клуб <...> — фактически <...> простой ресторан90.

Владимир Иванович Немирович-Данченко, работавший в середине 1920-х по контракту в Голливуде, выдвинул даже проект создания русской киностудии, организованной по тому же принципу, что и русские эмигрантские кинофабрики в Европе91. Из этого проекта ничего не вышло. Голливуд при всем своем пиетете к системе Станиславского не принял Немировича-Данченко. Творческие принципы школы МХТ, идеи актерского вживания, перевоплощения и «врастания» в роль, русская любовь к герою-мученику, концепция искусства как зеркального отражения сложных душевных переживаний были в корне противоположны основам голливудского подхода к кино.

Однако большой группе русских актеров-эмигрантов, а также целому ряду бывших военных удалось прижиться в Голливуде. Актеры успешно подвизались на своем профессиональном поприще, а военные (среди них несколько бывших генералов русской армии) выступали в качестве консультантов при постановке картин «русского содержания», которые, по словам одного из тогдашних русских критиков, в Голливуде:

...сыпятся как из рога изобилия. И одна другой беспардоннее и невежественнее рисуют наши нравы, быт, нашу культуру и общественность. Что ни картина, то шедевр развесистой клюквы; что ни выпуск — то злое, грубое издевательство над нашим прошлым92.

Из русских актеров-эмигрантов наибольшего успеха в США добился Михаил Чехов, перебравшийся за океан в 1939 г. Здесь он создал свою актерскую школу, которая пользовалась огромной популярностью. Через нее прошли Мэрилин Монро и многие другие будущие звезды Голливуда.

Что же касается литераторов, то здесь налицо совсем иная картина. Из числа более или менее известных русских писателей-эмигрантов в США до Второй мировой войны обосновались лишь Осип Дымов, к тому времени уже перешедший на идиш и английский, Г.Д. Гребенщиков и Гусев-

Оренбургский. Если Берлин и Париж блистали целым созвездием русских литературных журналов, то в Америке их не было вовсе.

Хотя значительная часть русских эмигрантов переезжала в США из Западной Европы, типовые психологические портреты представителей «американской» и «европейской» русских диаспор весьма различны. Писательница Нина Берберова, которая за свою долгую жизнь приобрела опыт существования по обе стороны океана, выделяла несколько основных моментов этих различий. Если во Франции, по ее свидетельству:

был раздел поколений, затем был раздел политический: правый и левый, то есть монархический <...> и так называемый социалистический <...>. Там можно было почувствовать москвича или петербуржца или бывшего столичного жителя и провинциала, человека, прошедшего гражданскую войну, и человека, прошедшего университет. Здесь (в Америке — М.У.) эти категории не существовали. Здесь дело шло о том: когда ушел из России? В 1920 году? В 1943? Когда оказался в Америке? В 1925 году? В 1939? В 1950? <...>... было еще одно деление <...>: независимо от того, сколько лет человек жил в западном мире, у одних была потребность брать все что можно от этого мира, в других же была стена, отделявшая их от него. Они привезли с собой свой собственный, лично-семейный, складной и портативный нержавеющий железный занавес и повесили его между собой и западным миром. Они иногда скрывали его, иногда выставляли напоказ, но чаще всего просто жили за ним, не любопытствуя, что находится вокруг, по принципу «у нас в Пензе лучше». Франция сильнее требовала подчинения себе, часто насильственно меняла людей, перерождала их — хочешь не хочешь — так, что они порой и не замечали этого процесса. Много для этого было причин: была традиция русских европейцев, живших в Париже когда-то; была французская литература, так или иначе вошедшая в сознание даже полуинтеллигента еще в школьные годы; эмигрантские дети, растущие во Франции и приносящие в семью навыки новой страны; и даже у некоторых, у немногих — какие-то воспоминания об отцах и дедах, ездивших сюда, привозивших отсюда в Россию что-то, чего в Пензе почему-то не было. В Америке дело обстояло совершенно иначе: традиции ездить сюда никогда не было; напора, какой был у Франции, — подчинять своей культуре обосновавшихся в ней русских, у Америки быть не могло; литература (живопись и музыка) была приезжим почти незнакома; эмигрантские дети не только не несли в семью новые навыки, но, благодаря принципам американской школы, уходили в своем протесте против первого поколения все дальше, туда, где все, что им дается с такой щедростью, встречает дома либо насмешку, либо протест. Круг русских в Нью-Йорке, и «старый», и «новый», состоял в большинстве из провинциалов (в Париже было наоборот), и сохранение «пензенской психологии» было среди них в большой силе. Те, что спешили войти в американскую жизнь, конечно, даже не оглядывались назад на этот круг. Они, так сказать, торопились перепрыгнуть из первого поколения во второе или даже в третье, и на этом кончалась их искусственная «русскость»93.

И все же первое поколение эмигрантов из числа культурной элиты всячески старалось сохранить в Америке свою исконную «русскость», фиксируя ее даже на уровне ландшафтов. Так, например, старый знакомый Ильи Троцкого писатель-эмигрант Георгий Гребенщиков, перебравшийся за океан в 1924 г., основал в штате Коннектикут селение Чураевку — живое воплощение образа алтайской деревни, получившее свое название по роману-эпопее писателя «Чураевы». Чураевку посещали видные деятели русской культуры и литературы: С. Рахманинов, Н. Рерих, Ф. Шаляпин... Здесь проводились литературные вечера, читались лекции, устраивались выставки, детские праздники и фестивали. Члены русской колонии отправляли денежные посылки в Европу и Россию для культурных и просветительных целей.

В YIVO сохранилось письмо от 19 мая 1951 г., в котором Илья Маркович обращался к писателю с просьбой сдать ему с женой в Чураевке помещение для летнего отдыха.

Многоуважаемый Григорий Дмитриевич!

Прочитав мою подпись, вспомните, может быть, и меня. Много лет тому назад мы с Вами познакомились, если не ошибаюсь, в Берлине. Пишу Вам по рекомендации М.Е. Вейнбаума, редактора «Ново<го> Рус<ского> Слова», сотрудником которого состою. Просьба моя к Вам следующая: жена моя и я — люди пожилые — хотели бы провести лето в ровной и лесистой местности, где можно свободно погулять и насладиться отдыхом. Вашу «Чураевку» Марк Ефимович находит как раз подходящей для подобного отдыха людей нашего возраста. Наши вакации мы хотели бы начать в двадцатых числах июня, закончив их в середине сентября. Мы претендуем на две комнаты или на одну большую, если можно, с ванной и правом пользоваться кухней. Не возразим и против полного пансиона. Все зависит, разумеется, от того, во что две комнаты с пансионом или без него могут влететь. <...> Очень обяжете за скорый ответ. Не откажите в любезности, сообщить, как добраться до Чураевки — автомобилем или железною дорогой?

С наилучшими пожеланиями

Ваш Илья Троцкий Зовут меня Ильей Марковичем94.

Говоря о деятельности русской культурной элиты в США и Европе, нельзя не заметить явной диспропорции между триумфальными достижениями в Новом Свете представителей русского артистического мира — главным образом музыкантов (Рахманинов, Пятигорский, Кусевицкий и др.), достойными упоминания успехами художников (Архипенко, Вербов, Бурлюк, Коненков, Лаховский, Сорин, Фешин, Шагал и др.) и более чем скромной — в сравнении с предвоенной Германией и Францией, — литературно-публицистической активностью писателей и журналистов из числа эмигрантов «первой» волны в предвоенные десятилетия. Другими словами, вплоть до середины 1940-х в США практически не существовало русской литературной среды. Например, в сводном «Списке русской эмигрантской прессы в США из собрания Андрея Савина»95 периодических изданий крайне мало, крупнейшие из них — газета «Новое русское слово», с которой почти четверть века сотрудничал И.М. Троцкий, о чем речь пойдет ниже, и «Новый журнал».

По большей части в упомянутом списке мелькают названия информационных листков различных организаций — монархических, военных, христианских и т.п. Среди них обращает на себя внимание издание «Известия литературного фонда» — организации, основанной представителями русской эмигрантской элиты еще в 1918 г., как нью-йоркское «Общество помощи русским писателям и ученым в изгнании (Fund for the Relief of Russian Writers and Scientist in Exile)». Литфонд, просуществовавший более 6o лет, после окончания Второй мировой войны являлся основным финансовым донором вконец обнищавших представителей литературной среды русского Зарубежья, проживавших по большей части за пределами США. Каждый год около 300 человек получали от него денежное вспомоществование, а в числе его спонсоров числится даже имя дочери Сталина, «невозвращенки» Светланы Аллилуевой, пожертвовавшей Литфонду 32 ооо долларов96. Конкретные сведения о благотворительной деятельности Литфонда можно почерпнуть из писем его подопечных к Илье Троцкому, публикуемых ниже. В качестве примера приведем текст письма Георгия Адамовича из YIVO-архива И.М. Троцкого:

53 rue de Pantien

Paris 8-е 20/III-1951

Многоуважаемый Илья Маркович,

Получил Ваш чек для передачи Щербакову97 и прилагаю его расписку. Думаю, что он Вам напишет сам, чтобы выразить благодарность Литфонду. Пользуюсь случаем поблагодарить сердечно Литфонд и от себя лично. Я писал об этом в свое время М.Е. Вейнбауму, приславшему мне чек, но он в хлопотах своих мог и забыть передать мою признательность.

Если у Вас еще остались средства для ссуд, большая к Вам просьба о поэте Вл. Л. Корвин-Пиотровском. Он жил более или менее благополучно до сих пор, но сейчас очень нуждается. Его адрес — 40 rue St-Lambert — Paris XV. Я ему сообщил, что Вам во всяком случае нужны биографические сведения <о нем — М.У.>.

Относительно Ваших посылок: конечно, они пригодились бы. Мне трудно определить, что именно нужнее другого. Думаю, что все было бы с благодарностью и радостью разобрано членами нашего Объединения.

В случае, если бы Вы вещи выслали, будьте добры, сообщите — нужна ли расписка от каждого получившего что-либо с указанием вещи, или достаточно расписки общей.

Крепко жму Вашу руку и приношу Вам искрению благодарность от Объединения за труды и желание помочь.

Георгий Адамович P.S.

Вы спрашивали мое имя отчество: Георгий Викторович.

И.М. Троцкий четверть века состоял секретарем Литфонда, который с середины 1930-х возглавлялся М.Е. Вейнбаумом, являвшемся одновременно главным редактором и издателем газеты «Новое русское слово». После окончания Второй мировой войны эти литературно-общественные центры русского Зарубежья тесно сотрудничали с «Новым журналом», Толстовским фондом98, Русской академической группой в США, Русским инженерным обществом в США, Союзом русских евреев, Обществом помощи детям, Конгрессом русских американцев, Орденом Рыцарей Святого Иоанна Великого Приорства Российского и многими другими. Эти организации были основаны русскими эмигрантами различных политических убеждений, но все они декларировали приверженность сохранению духовных, культурных, национальных традиций, являясь, таким образом, оплотом духовного и физического выживания русского Зарубежья99.

В годы Второй мировой войны

К русскому Нью-Йорку <...> перешла роль столицы русской эмиграции. Русская колония в США, за небольшими исключениями не отличавшаяся особыми интеллектуальными претензиями, получила мощную подпитку из Европы. В США, преимущественно в Нью-Йорк, во второй половине 1930-х — начале 1940-х годов перебрались многие русские эмигранты — писатели, издатели, политические деятели, предприниматели, юристы, ученые... Приезжали не только из Франции — из Германии, Прибалтики, Польши. Однако наиболее многочисленная группа интеллектуалов прибыла из Парижа. В Нью-Йорке в годы войны стал выходить новый толстый журнал, сменивший знаменитые парижские «Современные записки»100.

Об этом литературном издании французы говорили: если бы у них было что-то подобное, то они не волновались бы о французской культуре. Но началась Вторая мировая война, за которой последовала оккупация Парижа, и журнал закрылся. К концу

1941- го сотрудники «Записок», прозаик Марк Алданов и Михаил Цетлин, критик и меценат, известный знатокам поэзии под именем Амари, получили американскую визу и переехали в США. Идея создания, а, скорее, воссоздания русского интеллектуального издания, обсуждалась еще во Франции. Ее очень поддерживал Бунин, тоже собиравшийся эмигрировать и бывший уже на полпути к визе, но решивший, что в его возрасте начинать новую эмиграцию не по силам. <...> <Он> был в числе тех, кто стоял у истоков, обсуждал с Алдановым идею возрождения русского литературного издания, а кроме того, для первого номера дал свои рассказы. Они потом составили цикл «Темные аллеи».

Журнал — это большая часть истории русской эмиграции. Любое имя, которое вам придет в голову, из блестящих имен русской культуры, русской литературы, включая трех нобелевских лауреатов — Ивана Бунина, Александра Солженицына, Иосифа Бродского, — это авторы «Нового Журнала». Совершенно замечательна плеяда его главных редакторов: после Алданова и Цетлина им стал профессор Гарвардского университета Михаил Карпович <1946-1959 гг.>. Он, кстати, структурировал «Новый Журнал», академически подкрепил его — пригласил крупнейшие имена русской культуры и американских профессоров — Николая Тимашева, Питирима Сорокина, Георгия Федотова, Василия Зеньковского и многих других. Кстати, обложка журнала, с которой он выходит и в наши дни, была сделана Мстиславом Добужинским.

После Карповича редактором становится Роман Гуль <1966-1986 гг.>. Именно он первым стал печатать авторов из Советского Союза. Скажем, глава из романа «Доктор Живаго» впервые была напечатана в «Новом Журнале». <...>

В 1953 году была сформирована корпорация «Новый Журнал», которая, кроме журнала, занималась большими нелитературными проектами. <...> первая волна эмиграции выехала в убеждении, что скоро вернется, что все это ненадолго. <Они> не сидели сложа руки, а выстроили мощное государство без границ, которое профессор Колумбийского университета Марк Раев, один из лучших историков русской эмиграции, назвал в свое время «Россией в миниатюре». Перед эмиграцией стояла миссионерская задача по сохранению русской культуры — для того, чтобы вернуть ее потом на территорию освобожденной России. Уже было понятно, что после большевиков культурная традиция будет разрушена, и ее нужно было вернуть России нетронутой, как минимум. А на деле традиции развивались, потому что в культуре не бывает пауз. То была гигантская задача, и с ней справились. Эмиграция развивала русскую культуру в диалоге с европейской, мировой цивилизацией, в естественном для себя контексте. И достижения — налицо. Имена вернулись в Россию <...>101.

В Нью-Йорке возникли многочисленные общества, клубы, фонды, происходили публичные дискуссии, организовывались лекции, читались доклады. Эмигранты с трудом приспосабливались к новой стране, ее странным и столь непохожим на европейские обычаям, языку. Тем более что многие из «аргонавтов» были людьми немолодыми. Однако Америка, казавшаяся временным пристанищем, стала для подавляющего большинства из них новым домом. Поначалу нерегулярная связь с Францией сохранялась. Но после вступления США в войну 7 декабря 1941 г., а затем оккупации нацистами в ноябре 1942 г. «свободной зоны», контролируемой правительством Виши, все контакты с соотечественниками на территории Франции прервались.

«Увы, многих близких друзей и родных приходится оплакивать, как заживо похороненных», — констатировал А.А. Гольденвейзер в марте 1943 г. — «Не знаю, кого из них нам доведется еще увидеть, когда, наконец, откроется “железный занавес”, окончательно отрезавший Европу после оккупации Юга Франции».

Через полтора года железный «занавес» открылся, точнее, был сорван войсками союзников. Наступило время подсчета потерь и помощи уцелевшим российским эмигрантам.

Существенно, что произошла сверка «идеологических часов»: выяснилось, что отношение к коренному для политической эмиграции вопросу — о России, ее настоящем и будущем — у русских европейцев и русских американцев заметно отличается. Русские парижане были склонны не только признать заслуги советской власти в борьбе с нацистской Германией, но и примириться с ней. Русские американцы считали надежды на эволюцию советской власти самообманом и не собирались «спускать флаг». Впрочем, водораздел не всегда проходил по географическому принципу»102, — и в США, союзнике СССР по антигитлеровской коалиции, многие тешили себя надеждами на изменение советского строя к лучшему. Полемика на сей счет велась и на страницах газеты «Новое русское слово», твердо стоявшей на либерально-демократических позициях.

Как уже отмечалось выше, И.М. Троцкий в свой нью-йоркский период жизни очень активно публиковался в «Новом русском слове», а также был постоянным сотрудником нью-йоркских еврейских периодических изданий: «Forvertz» («Вперед»), «Zukunft» («Будущее»), «Morgn zhurnal» («Утренний журнал»), »Der amerikaner» («Американец») и «Der tog» («День»). Как докладчик И.М. Троцкий выступал на собраниях, организуемых старейшим русским зарубежным социал-демократическим журналом «Социалистический вестник», издание которого с 1957 г. переместилось из Парижа в Нью-Йорк.

Кроме того, Илья Маркович не оставлял свою деятельность в ОРТ, Как старейший член этой организации он входил в состав директоров «Американского общества друзей ОРТ». Одновременно он активно подвизался в Союзе русских евреев, основанном в Нью-Йорке в 1942 г. группой деятелей парижского Объединения русско-еврейской интеллигенции. Первым председателем Союза был Ю. Д. Бруцкус, которого затем сменил еврейский историк, социолог и общественный деятель профессор М. Л. Вишницер. В 1944 г. при Союзе был основан Комитет имени Я.Л. Тейтеля, занимавшийся сбором средств для субсидирования еврейских филантропических организаций в Европе. С 1957 г. председателем Союза являлся старый друг Троцкого Яков Григорьевич Фрумкин. Из былых берлинских знакомых И.М. Троцкого в деятельности Исполнительного бюро Союза принимал активное участие также Г.Я. Аронсон103.

Не оставлял Илья Троцкий и масонской деятельности, участвуя в работе объединенного общества русских масонов в США (об этом см. ниже).

О том, что Илья Троцкий прочно укоренился в Нью-Йорке, свидетельствует писатель Роман Гуль, будущий (с 1966 г.) главный редактор «Нового журнала». В письма Георгию Иванову от 17 ноября 1955 г. он сообщает:

Встретил журналиста Троцкого (давно его знаю, еще по Берлину, оче<нь> хороший мужик, старый журналист еще «Русского слова», сытинского. Тр<оцкий> играет большую роль в Литфонде (к Вашему сведению), я через него иногда устраиваю допомоги всяческим друзьям). Так вот в метро встретил — машет мне рукой — «а я Вам хотел, Р<оман> Б<орисович>, письмо писать». — «А что такое?» — «Да по поводу Вашей статьи об Иванове. Блестяще. Совершенно блестяще. Вот это настоящий Иванов! это настоящий! И, знаете, все так говорят, все». Под «все» разумею «Но<вое> рус<ское> слово», он там свой человек104.

 

Газета «Новое русское слово» (1920-1985), ее издатели и главные редакторы: Иван Окунцов, Виктор Шишкин

,

Марк Вейнбаум и Андрей Седых

«Новое русское слово» — газета, существовавшая в общей сложности свыше 100 лет (1910-2012), представляет собой культурологический феномен. Она является единственным долгожителем в истории русской печати не только США, но и всего русского Зарубежья, старейшим из всех когда-либо существовавших эмигрантских русских периодических изданий105.

Заслуга в появлении американской русскоязычной газеты «Новое Русское Слово» принадлежит политэмигранту Ивану Кузмичу Окунцову (1874-1939). Его биография типична для человека «Серебряного века» из подвида «русский революционер-социалист». Он происходил родом из сибирских казаков и появился на свет в сентябре 1874 г. в поселке Тон-тай, расположенном на берегу озера Байкал. Родители, люди вполне интеллигентные, готовили одаренного мальчика к карьере священнослужителя. Однако, окончив Благовещенскую духовную семинарию, а затем и Казанскую духовную академию со степень кандидата богословия (1898 г.), Иван Кузмич сана не принял, а в 1900 г. был назначен первым инспектором народных училищ Амурской области. В 1903-1904 гг. он редактировал и издавал газету «Верхнеудинский листок», проповедовавшую антимилитаризм и исполнение заповеди «Не убий», выказывая задатки талантливого публициста, и был замечен в литературной среде. В эти же годы Окунцов, по всей видимости, примкнул к партии эсеров. В 1905 г., в разгар Первой русской революции, Иван Кузмин был арестован и приговорен к смертной казни. По ходатайству Общества русских писателей приговор заменен на пожизненное отбывание наказания на Акатуйской каторге106. Около 1906 г. Окунцов бежал с каторги и через Владивосток перебрался в Японию, а оттуда вскоре — в США, где он осел в Нью-Йорке. При помощи русских православных колонистов в 1907 г. он вместе с другим эмигрантом, прибывшим в США в 1906 г., — военным инженером, подполковником царской армии в отставке Ф.А. Постниковым107, основал газету «Русский голос», в которой стал редактором. Постников, однако, через год издательское дело оставил и уехал в Калифорнию.

Конъюнктуру рынка в «Русском Ист-Сайде» Окунцов чувствовал хорошо, а потому задумал ежедневную газету, которая предлагала русским иммигрантам не только новости с родины и о событиях в США, но и актуальную информацию о бытовой стороне жизни внутри самого иммигрантского сообщества. Хотя газета задумывалась как внепартийное издание, она в силу революционного темперамента издателя быстро обрела выраженный леворадикальный, а позднее прокоммунистический уклон. По этой причине в ее редколлегии постоянно вспыхивали разногласия и ссоры на идеологической почве.

Возможно, надеясь создать издание, что называется, «под себя», Иван Окунцов в 1910 г. основал новую газету — «Русское слово» и до 1917 г. был ее редактором. Что касается его первого детища — «Русского голоса», то, несмотря на «редакторскую чехарду», газета жила и крепла. В 1921 г. на пике интереса к советской России108 разовый тираж ее превышал 35 тысяч экземпляров. Несомненно, что в потере популярности газеты виноват был ее редактор.

Окунцов искренне ненавидел царя и отрицал Бога, искренне осуждал пьянство и курение. Но во всем остальном он был беспринципен, легко поддавался вредным влияниям других и вносил эти влияния в газету. Простой читатель, который верил в него и шел за ним, вскоре разочаровался и отвернулся от него109.

В середине 1920-х И.К. Окунцов, решив покончить с карьерой издателя, ушел из «Русского голоса» уже навсегда и до конца своих дней работал лишь как публицист. Но газета без него не зачахла. Теряя популярность и сокращая свои тиражи, «Русский голос», тем не менее, просуществовал при разных редакторах вплоть до середины 1990-х.

Организовав и возглавив две эмигрантские газеты, Иван Окунцов вписал в историю русской печати в Америке несколько ярких страниц, но, несмотря на значительные усилия , так и не сумел обеспечить себе длительного успеха в журналистике. Его общественно-политическая деятельность оценивалась современниками неоднозначно, а временами открыто негативно. Так, например, Лев Троцкий именовал «Русский голос» и «Русское слово» — газеты, считавшиеся многими «левыми», — не иначе как «желтые листки» и неуважительно отзывался об их издателе, перешедшем в то время из стана социалистов-«пацифистов» к «оборонцам», призывая США вступить в Первую мировую войну на стороне Антанты:

Если г. Окунцов печатает жирным шрифтом свою собственную чепуху, то он ведь для этого, говорят, и создал свою самостоятельную газету. «Своя рука — владыка»110.

В 1930-х И.К. Окунцов печатался главным образом в газете «Рассвет» и аргентинским журнале народническо-эсеровской ориентации «Сеятель»111, издатель которого, Н.А. Чаловский112, по прошествии более четверти века после кончины Окунцова выпустил в свет его книгу «Русская эмиграция в Северной и Южной Америке» (Буэнос-Айрес: Сеятель, 1967). В издательском предисловии говорилось:

С глубоким удовлетворением выпускаем мы в свет эту книгу Ивана Кузьмича Окунцова, ибо знаем, что она заполнит большой пробел, наблюдающийся как в русской, так и в мировой литературе, в связи с отсутствием серьезных трудов по истории русской эмиграции в америке. Долгая жизнь автора в Соединенных Штатах, его активная и плодотворная деятельность в русской колонии и постоянный интерес его ко всем жизненным вопросам, в той или иной степени касающимся выходцев из России, являются верными предпосылками научной ценности его книги. Она изобилует точными цифрами и длинными списками имен, которые автор счел нужным упомянуть, характеризуя какое-либо событие.

По мнению исследователей русской эмиграции в Америке,

Безусловная его заслуга по сбору и обработке большого количества фактического материала, затрагивающего самые разные аспекты эмигрантского бытия со времен открытия Аляски до конца 1930-х годов, нивелируется националистическими суждениями и безосновательными выводами, снижающими академическую ценность работы113.

Иван Кузмин был также автором книги «Не убий: Роман наших дней» (Нью-Йорк: 1933) и ряда сценариев.

К концу 1920-х симпатии Окунцова к Советам сменились на враждебность, и свою жизнь он окончил 19 апреля 1939 г. не в «первом в мире государстве рабочих и крестьян», а в стране «желтого дьявола» раскаявшимся православным христианином.

При всех своих талантах Иван Кузмич Окунцов менеджерскими качествами не блистал, с финансами у него всегда были проблемы. Поэтому, когда в 1910 г. он задумал свою газету «Русское слово»114, то привлек к ее изданию еще двух эмигрантов — М.Л. Пасвольского и В.И. Шимкина.

Про Виктора Исааковича Шимкина (1883-1967) известно не слишком много. Родился он в Керчи, в интеллигентной еврейской семье и по окончанию местной гимназии уехал в Петербург — получать высшее образование. В главной столице Российской империи он приобщился к революционному движению, примкнул <...> к меньшевикам, был арестован за революционную деятельность, сослан в Сибирь, бежал, скрывался, в 1907 г. уехал в Америку, где навсегда покончил со своим «революционным» прошлым115.

Если Шимкин, «активный и инициативный человек с общественной жилкой», приехавший в США еще в 1907-м и вложивший в газету «все свои сбережения»116, обладал крепкой деловой хваткой, то М.Л. Пасвольский был потомственным газетчиком. По свидетельству его внука117:

Все члены нашей семьи работали в издательском деле. Еще до того, как они переехали в Америку, <М. Пасвольский> издавал газету в Павлограде.

Число подписчиков газеты мало-помалу росло, состав их становился более разнородным, и в 1914 на редакторскую работу М. Пасвольским в «Русское слово» был приглашен двадцатичетырехлетний Марк Вейнбаум — студент юридического факультета Нью-Йоркского университета, искавший место, где можно подработать. В его обязанности, кроме редакторских дел, входило открывать помещение редакции с утра и дежурить в ней по воскресеньям.

По воспоминаниям М. Вейнбаума,

«Русское слово» было основано людьми без газетного опыта, без гроша денег и без видимых читателей... Деньги на издание добывали объявлениями. Сотрудниками становились тянувшиеся к газете одиночки-интеллигенты. А читателей приходилось искать в полуграмотной эмигрантской массе, тогда почти сплошь крестьянской. <...> «Русское слово» никому не подражало и было совершенно самостоятельным явлением. Газету часто критиковали, и было за что, но она пускала корни и завоевывала читателей. <...>

По воскресеньям в Нью-Йорк наезжали читатели из окрестных городов и поселков, а иногда и из более далеких мест группами, долго ходили по тротуару и говорили: «Иди», «нет, ты иди», «пойдем вместе». Подымались тихо по лестнице и долго стояли перед дверью, не решаясь открыть ее. Заметив это, я начал держать дверь открытой.

Они входили взволнованные, напуганные и всегда спрашивали редактора. Одни приезжали за книгами или подписаться на газету. Другие просили посоветовать им хорошего доктора или «лойера»118. Третьи, с изумлением оглядев голые стены редакции, задавали вопрос: «Что продаете?». Услышав, что книги и газеты, они спрашивали: «А часы продаете?». Газета была для этих читателей универсальным магазином. Они внимательно читали в ней все объявления, а их было тогда много, но не обращали внимания на адреса в этих объявлениях. Очень часто они присылали в редакцию заказы на разные предметы и их приходилось пересылать объявителям119.

В самом начале 1917 г. на посту главного редактора Окунцова сменил Лео Пасвольский — двадцатичетырехлетний сын одного из соиздателей газеты. Так, «Нью-Йорк Таймс» в своем выпуске от 17 июля 1917 г. уведомляла120, что в связи с прибытием в США делегации из революционной России «Русское слово» готовит специальный выпуск на русском и английском. При этом цитируются слова ее редактора Лео Пасвольского, который от имени американского народа с пафосом заявляет:

Рождение Новой России является источником вдохновения и надежд для свободолюбивых людей во всем мире. Америка всячески приветствует великий русский народ, вставший на путь демократического развития. <...>. Мы гордимся дружбой с великим русским народом и готовы оказать всяческую поддержку великой русской республике121.

Лео Пасвольский выказывал недюжинные задатки талантливого публициста. Помимо «Русского слова» он одновременно редактировал ежедневную газету на русском языке «Американский вестник»122, писал статьи для англоязычной «The Russian Review» («Русское обозрение»)123 и вел активную политическую деятельность в среде эмигрантов. Он был знаком со Л. Троцким124, в те годы обретавшимся в Нью-Йорке, и саму идею революции в России принимал с оптимизмом. По его мнению, монархия должна была уйти в историю. Октябрьский переворот Л.М. Пасвольский, состоявший секретарем посланника Временного правительства в США Бориса Александровича Бахметева, встретил враждебно и впоследствии неколебимо занимал антикоммунистические позиции125.

Для профессионального газетного дела Лео Пасвольский, однако, был непригоден. По мнению М. Е. Вейнбаума, «у него отсутствовало то газетное чутье, которое делает человека “газетчиком”»126. К тому же куда больше, чем газетное дело,

Лео Пасвольского интересовала политика, в том числе международная. По этой причине он вскоре ушел из газеты и впоследствии не сотрудничал с русской прессой США.

Лео Пасвольский, сделавший блестящую карьеру в США, — один из самых ярких представителей русской эмиграции, прославившихся на политической сцене этой страны. Являясь специальным помощником Госсекретаря США Гордела Халла по экономике, он работал на руководящих постах в Государственном департаменте США. Как член Совета по международным отношениям (CFR), Пасвольский уже в начале Второй мировой войны в Европе предложил американскому правительству заранее позаботиться о создании послевоенного преемника Лиги Наций. В 1941 г. Пасвольский по предложению Г. Халла назначается Главным директором по исследованиям Отдела специальных исследований, а в 1942 г. становится Исполнительным директором этой организации (информация о работе Совета в военное время была засекречена). В 1943 г. им была составлена «Хартия Объединенных Наций («Charter of the United Nations»), утвержденная президентом Ф.Д. Рузвельтом. Эта хартия легла в основу всех последующих переговоров между союзниками о создании ООН, в которых Пасвольский непосредственно участвовал.

С 1946 г. и вплоть до своей преждевременной кончины в 1953 г. Пасвольский возглавлял отделение международных исследований в ведущем «мозговом центре» — Брукингском институте. В историю Лео Пасвольский вошел как выдающийся экономист, аналитик, журналист, редактор, писатель и переводчик127. Но самое главное — как автор устава ООН, лежащего в основе современной международно-правовой системы.

Что же касается «Русского слова», то в 1920 г. отец и сын Пасвольские128 в этой газете уже не работали и за ее издание полностью отвечал В.И. Шимкин, которому Иван Окунцов, посчитав за лучшее выйти из дела, уступил свои издательские права129.

Взяв в свои руки бразды правления, Виктор Шимкин изменил название газеты на «Новое русское слово», ибо былой символ родины — московская газета «Русское слово», выпуск которой был приостановлен большевиками 27 ноября 1917 г., в июне 1918-го была ими окончательно закрыта. Первые номера «Нового русского слова» — газеты выраженной антибольшевистской направленности, которые можно отыскать в Нью-йоркской публичной библиотеке, Библиотеке Конгресса и Государственной публичной исторической библиотеки России (ГПИБ)130, относятся к августу 1920-го, и ее издателем на выпускных полосах числится только Виктор Шимкин. Как издатель Шимкин остро нуждался в опытном главном редакторе, разделявшем его политические убеждения. Найти такого человека было непросто, поскольку значительная часть русских эмигрантов-интеллектуалов в США тогда сочувственно относилась к Советам.

Падение царского режима в России в 1917 году, победа демократической революции и конец еврейского бесправия вызвали энтузиазм в миллионной массе русско-еврейских эмигрантов в Америке. Правда, только ее незначительная часть, состоящая из молодых и активных деятелей, связанных с общественной жизнью в России, поехали обратно на освобожденную старую родину, и притом большинство этих реэмигрантов, обжегшись на пламени большевистской революции, вскоре вернулось в Америку. Но все, что происходило в далекой России, вызывало сильнейший отклик в широких эмигрантских кругах.

Постигшая февральскую революцию неудача и приход к власти радикального крыла в лице партии Ленина и Троцкого (Троцкого, кстати, знали в Нью-Йорке, так как он вместе с Бухариным редактировал здесь газету «Новый Мир» накануне революции и пропагандировал максималистские идеи большевизма) произвели сильнейшее впечатление в широких еврейских социалистических кругах в Америке.

Как это сейчас ни кажется странным, но после октябрьского переворота в среде еврейской интеллигенции, в студенчестве, среди людей свободных профессий и особенно среди журналистов и рабочих лидеров стали распространяться просоветские иллюзии. В России все партии, кроме правящих большевиков, находились вне закона. Свободная и независимая печать была закрыта. Поэтому информация, идущая из России заграницу и в частности в Америку, была тенденциозной и давала совершенно ложное освещение деятельности большевистского правительства131.

В этом контексте легко можно понять причины «редакторской чехарды» в «Новом русском слове». За два года в редакторском кресле газеты сменилось свыше шести человек132.

Среди первых редакторов начала 1920-х следует выделить незаурядную фигуру русско-американского журналиста Марка Ефимовича Вильчура133, эмигрировавшего в США в начале 1910 гг. и с 1910-х сотрудничавшего с «Русским словом». Вильчур был одним из первых, кто обратился к истории русских колоний, русской печати и русских организаций в Америке, создал документальные портреты русских землероев, сектантов и революционеров, описал особенности их быта и духовной жизни134. Как общественник М.Е. Вильчур оставил по себе память тем, что был одним из основателей и первых председателей Литературного фонда. О его деятельности в этом качестве упоминает Гребенщиков, сообщая Бунину о кончине еще «одного из наших»135.

В 1922 г. Шимкин подобрал, наконец, достойную кандидатуру — старого сотрудника «Русского слова» Марка Ефимовича Вейнбаума, которому он предложил не только пост главного редактора газеты, но и право стать его компаньоном «на равных началах». С тех пор на протяжении более полувека М.Е. Вейнбаум неизменно возглавлял редакцию «Нового русского слова» и участвовал в его издании. Благодаря его усилиям газета постепенно превратилась во «влиятельный русско-американский орган печати с разнообразным и обширным составом сотрудников»136.

С приходом Вейнбаума в газету В.И. Шимкин на выпускных полосах «Нового русского слова» фигурировал как «Президент» и «Почетный президент» («Late President»), и, по свидетельству последнего ее владельца Валерия Вайнбер-га137, до самой своей смерти в 1967 г. оставался в деле. Таким образом, «тихий еврей» Виктор Исаакович Шимкин фактически являлся издателем НРС 57 лет138!

Что касается Марка Ефимовича Вейнбаума, то согласно биографической справке из его архива в библиотеке Йельского университета139 будущий журналист, редактор и издатель «Нового русского слова» родился в 1890 г. в украинском городе Проскуров, в обеспеченной адвокатской семье. Окончив в 1913 г. Коммерческое училище, юноша был послан родителями в США продолжать образование, но остался в Новом свете навсегда. В Нью-Йорке, где он прожил всю свою жизнь, Марк Вейнбаум учился в городском колледже, а затем в местном университете на юридическом отделении. Начав сотрудничать в русской печати — газетах «Русское слово» и «Русский голос», он прилип к журналистике, что называется, всерьез и надолго. На посту главного редактора «Нового русского слова» Вейнбаум проработал с 1922 по 1973 гг., выказав недюжинные организаторские и публицистические способности. Как в свое время Влас Дорошевич в сытинском «Русском слове», он единолично определял литературные предпочтения и общественно-политическую направленность газеты. Начав в 1920-х с самовольной перепечатки текстов из европейских эмигрантских газет, «Новое русское слово» постепенно приобрело собственное лицо — политически неангажированной газеты либерально-демократической ориентации (т.е. наследницы закрытого большевиками «Русского слова), став весьма авторитетным печатным органом в кругах русской эмиграции. У газеты появляются новые авторы:

бежавшие из России, профессиональные перья <например, писатель> Гребенщиков, из Европы регулярно присылают свои статьи, очерки, рассказы Бунин, Аверченко, Зайцев, Куприн, Адамович, Дон Аминадо, <...> Айхенвальд и другие видные парижские и берлинские авторы. Перепечатывались советские писатели, делались литературные, театральные и кинематографические обзоры. Словом, все как в большой, уважающей себя газете. Но провинциальность собственных тем вытравить было нельзя. Такое впечатление, что яркой жизни русская заокеанская колония была лишена. Хотя, конечно, же, яркая жизнь была. Но не хватало местных талантов, чтобы это отразить140.

Конечно, если сравнивать НРС с авторитетными европейскими эмигрантскими газетами «Возрождение», «Последние новости» и «Сегодня», то заокеанское издание вплоть до середины 1930-х выглядит убогим. Тем не менее, при ретроспективном просмотре комплектов НРС за все предвоенные годы явственно видна постоянная работа редакции над улучшением качества публикуемых в газете материалов. Все больше появляется громких имен: Ю. Делевский, Дон Аминадо, В. Ирецкий, И. Лукаш, И. Шмелев.

Нельзя не напомнить, что в это время газета переживала серьезные трудности не только из-за дефицита талантов, но и по сугубо экономическим причинам. Как свидетельствовал М.Е. Вейнбаум,

Временами газета окупала себя, временами ее положение становилось до того катастрофическим, что ее дни существования казались считанными. Так оно было в начале 20-х годов. Таким, или даже хуже оно было в годы (1922— <19>33) тяжелой депрессии <...>. Спасала положение жертвенность всех сотрудников газеты, поддержка моральная и финансовая друзей-читателей <...>.

Последний кризис «Новое русское слово» испытало в 1946 г., когда в связи с переездом в <новое> помещение не хватило средств на то, чтобы приспособить его для нужд редакции. Тогда под председательством <...> проф. М.М. Карповича, при деятельном участии Андрея Седых и других сотрудников было создано Общество друзей «Нового русского слова» <...>. С помощью небольших денежных взносов и крупных беспроцентных ссуд газету удалось спасти141.

В 2012 г. зарубежная газета «Новое русское слово» прекратила свое существование именно из-за отсутствия должного финансирования, не сумев найти поддержки ни у «друзей-читателей», ни у официальных институций «русского мира», ни у меценатов.

Помимо угроз со стороны мира финансов НРС не раз становилась объектом прямых нападок, главным образом со стороны коммунистов, которые до войны «забрали большую силу» и всячески вредили газете:

Коммунисты уничтожали номера нашей газеты в киосках, грозили продавцам бойкотом <...>, срывали антикоммунистические собрания, <...> избивали отдельных антикоммунистов, <...> грозились разнести редакцию и однажды чуть не выполнили эту угрозу142. Это было в 1933 году, когда НРС на основании полученных из России сведений оказалась первой газетой в Америке, сообщившей о страшном голоде в Советском Союзе. Тысячная толпа коммунистов бросилась в редакцию нашей газеты <...>. К счастью <...> мы успели вызвать полицию143,.

Что же касается «талантов», то они появились в конце 1930-х — когда началось массовое бегство русских эмигрантов из охваченной коричневой чумой Европы, однако, судя по авторитетному свидетельству И.М. Троцкого, уже:

К концу 20-х годов среди эмигрантов, продолжавших говорить по-русски <...> демократическая газета «Новое Русское Слово», основанная В.И. Шимкиным и редактируемая М.Е. Вейнбаумом, <стала приобретать все большее влияние>. Политическое влияние этой газеты все возрастало, и ее стремление внедрить в умы своих читателей основы американской демократии, как и все более выдержанный курс на борьбу с коммунизмом и его попутчиками, стали приносить плоды. К началу второй мировой войны газета уже заняла положение ведущего демократического органа на русском языке в странах всего российского рассеяния.

По свидетельству А. Седых, к концу 1930-х в газете уже работала большая группа журналистов-профессионалов144. Сам он, обретаясь в Париже в качестве постоянного корреспондента милюковских «Последних новостей» и рижской «Сегодня», с конца 1920-х стал постоянным зарубежным сотрудником «Нового русского слова». Да и сам Вейнбаум писал достаточно много и качественно.

Внимательный и вдумчивый наблюдатель, одинаково хорошо осведомленный в проблемах как русской, так и американской жизни, М. Вейнбаум знает, как рассказать о своих наблюдениях и передать свои мысли в точном, ясном и живом изложении,

— так характеризовал его публицистику маститый Михаил Карпович — один из основателей американской русистики, редактор нью-йоркского «Нового журнала» (1946-1959)145, в предисловии к мемуарной книге очерков «На разные темы»146. Помимо русскоязычной публицистики, Вейнбаум писал также статьи по-английски для таких газет, как «The Sun», «The Globe», «The Herald Tribune».

Как газета «Новое русское слово» в буквальном смысле слова «расцвела» после начала Второй мировой войны, в результате наплыва в Нью-Йорк большого числа эмигрантов из Европы.

С 1941 г. список сотрудников начал быстро расти. Приехал из Парижа и вошел в состав редакции Андрей Седых (Я.М. Цвибак); начал печатать свои фельетоны С. Л. Поляков-Литовцев; приехал из Франции один из столпов «Последних Новостей» A.А. Поляков, немедленно приглашенный на пост помощника редактора. В газете стало регулярно появляться имя М.А. Алданова, который продолжал свое сотрудничество в «Новом Русском Слове» до самой смерти. Его последний роман «Самоубийство» и был опубликован полностью в «Нов. Русск. Слове». В состав постоянных сотрудников вошел вскоре публицист Г.Я. Аронсон, писавший в «Социалистическом Вестнике», «Новом Журнале» и «За свободу». Был приглашен на работу B.И. Гессен147, автор книги «Герои и предатели», ранее сотрудничавший в берлинском «Руле». Статьи на юридические темы пишет в газете М.А. де Бранзбург; появились знакомые по Европе имена публициста и критика Леонида Галича (Л.Е. Габриловича), А.Ю. Раппопорта, еще сотрудничавшего во «Власти Народа» в Москве и ставшего передовиком газеты, историка и публициста П.А. Берлина, музыковеда И.С. Яссера, А. А. Гольденвейзера, С.Л. Кучерова, Г.И. Альтшулера148, унаследовавшего от своего покойного отца149 (друга Толстого и Чехова) двойной талант — врача и писателя. <...>

С начала сороковых годов в газете начали сотрудничать видные евреи-меньшевики и эсэры — Б. Двинов, С.М. Шварц, Д.Ю. Далин, Р.А. Абрамович, С.М. Соловейчик, Д.Н. Шуб, М.В. Вишняк, — эти же имена мы встречаем и на страницах «Нового Журнала». Это — очень характерное явление для зарубежной печати, начиная с эпохи второй мировой войны: при довольно большом разнообразии печатных органов и их политических и общественных направлений, мы встречаем почти повсюду одних к тех же сотрудников. Множество общих сотрудников можно найти у «Нового Русского Слова», «Русской Мысли» в Париже, «Нового Журнала» и «Социалистического Вестника». Общий либеральный демократический дух этих изданий определяет естественно и состав сотрудников150.

Тематически и идейно «Новое русское слово» во время Второй мировой войны однозначно стояло на антигитлеровских позициях, а после нападения Германии на СССР номера газеты за 23 и 24 июня 1941 года были почти полностью посвящены ситуации в СССР, военным действиям, письмам-откликам русских американцев на начало войны.<...> Самым кратким и понятным стало название статьи сотрудника газеты Я. Лисицына «За Россию!» Он считал самым важным в данный момент единство русского народа в борьбе с агрессором: «Мы не можем помочь там. Но мы можем помочь здесь!» Критика советского режима фактически была свернута на время войны, но общее негативное отношение ко всему «коммунистическому» сохранилось, не скрывалась антипатия и лично к Сталину. Автор данной статьи писал: «Гнусная политика Сталина была явно антирусской, — и предполагал, что, конечно, не вслух, но в душе, советские люди могут думать так же, как и он. — Хоть и сволочь Советы, но нужно защищать Россию151».

Взгляды правомонархической части русской эмиграции, возлагавшей надежды на Гитлера и его режим в своей борьбе с большевиками152, были однозначно отвергнуты газетой как заведомо предательские по отношению к русскому народу, против которого, в первую очередь, вела войну нацистская Германия. «Не на Сталина напал Гитлер!» — характерный заголовок одной из статей в «Новом русском слове» от 18 июля 1941 г.

Названы «пораженцами» были и те, кто предлагал президенту Ф. Рузвельту не помогать СССР в начавшейся войне, так как это только укрепит сталинский режим. Против такой <политики> были и редакционные статьи <...>, и письма читателей, в том числе белогвардейцев. Откровенно говоря о своем антикоммунизме, <их авторы>, прежде всего, считали себя русскими патриотами, а Германию — историческим врагом России. <...> В начавшейся войне патриотическую позицию сразу же заняла Русская православная церковь в США, заявив о своей безусловной поддержке СССР в его борьбе против фашизма. <В этом свете> интересны были выступления в газете протоиерея И. Чепелева с разъяснением сложных политических проблем доступным языком153.

Благодаря кипучей общественной деятельности и авторитету Вейнбаума в широких кругах американской общественности, газета стала одним из центров оказания всесторонней помощи русским эмигрантам, постоянно на ее страницах шла прямая агитация русской общественности под лозунгом «Помогите своим соотечественникам приехать в США!» С помощью газеты смогли наладить свою деятельность «Общество помощи русским детям за рубежом», «Российское объединенное общество взаимопомощи в Америке», «Литературный фонд», «Союз русских евреев» и другие эмигрантские организации.

После окончания Второй мировой войны Америку накрыл новый поток эмигрантов — «вторая волна», состоявшая главным образом из так называемых Ди-Пи154. К 1951 году 77,4 тысячи беженцев Ди-Пи оказалось в США; 25,2 — в Австралии; 23,2 — в Канаде; 4,4 — в Аргентине; 6,4 тысячи — в Бразилии155. Большинство литераторов, прибывших в США, сотрудничали в НРС. Андрей Седых, например, особо отмечает:

К списку постоянных сотрудников нужно прибавить <...> И.М. Троцкого и Гершона Света156.

Марк Вейнбаум утверждал, что после войны из числа русских литераторов-эмигрантов «в газету писали практически все», а все тот же Седых, оценивая число авторов газеты в 1940-1950 гг. называл цифру 300157.

Примечательно, что знаменитая повесть А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», впервые опубликованная в ноябрьском номере журнала «Новый мир», в декабре того же года в отрывках стала печататься в НРС. В выпуске газеты от 31 декабря 1962 г. она стоит на одном развороте со статьей И.М. Троцкого «У последней черты: Сумерки и закат И.И. Колышко». На статьи этого сотрудника и постоянного автора НРС Солженицын, как уже отмечалось, неоднократно ссылается в своем публицистическом исследовании русско-еврейских отношений «Двести лет вместе (1775-1995)». Но в те годы, когда Солженицын обретался в ГУЛАГЕ, И.М. Троцкий в «Новом русском слове» уже привлекал внимание общественности к факту существования сталинских лагерей. Об этом, например, свидетельствует его статья «Трагедия русского еврейства» (27 мая 1953 г.), — отклик на одноименный доклад бывшего зэка Ю. Б. Марголина, вернувшегося в 1946 г. в Палестину после 7 лет советских тюрем, лагерей и ссылок158. В ней, опираясь на результаты подсчетов, приведенные Марголиным, он с возмущением и горечью пишет:

число евреев, томящихся сейчас в советских тюрьмах, изоляторах и лагерях принудительного труда, достигает 250 тысяч... Докладчик заключает предостережением против преждевременного оптимизма в отношении намерений Кремля. Он не верит в добрую волю его нынешних возглавителей...

С началом «холодной войны» Марк Вейнбаум в своей редакторской политике твердо придерживался антисоветской линии159. Характеризуя в этом качестве авторский коллектив НРС, он отмечал:

В газете встретились люди различных группировок и различных убеждений, но объединенные своей ненавистью к коммунистической диктатуре, в своей готовности бороться за свободную Россию, за благоденствие и прогресс приютившей их Америки160.

М.Е. Вейнбаум был не только успешным издателем, но и крупным общественным деятелем США, к мнению которого прислушивались в кругах политического истеблишмента США. Он являлся членом Академии политических наук (The Academy of Political Science), Клуба иностранной прессы (The Overseas Press Club) и Общества кинокритиков представителей иноязычной прессы (The Film Critics Circle of the Foreign Language). Вскоре после окончания войны он возглавил «Литфонд» («Litfund») — «Литературный фонд поддержки русских писателей и ученых в изгнании» («Fund for the Relief of Russian Writers and Scientists in Exile»). Как уже указывалось, первый председатель Литфонда М. Е. Вильчур одновременно был редактором НРС; затем президентом стал А.А. Столкинд, а с 1948 г. этот пост до конца своих дней занимал М.Е. Вейнбаум. Под его руководством Литфонд превратился в главную филантропическую и культурно-просветительскую организацию русского Зарубежья. В разоренной войной Европе русские интеллектуалы «первой» и «второй» (Ди-Пи) волны находились в отчаянном положении. В эти тяжелые годы Вейнбауму удалось наладить четкое функционирование распределительного механизма Литфонда, который помимо денежных пособий ре-гулярно осуществлял отправку в Европу, главным образом во Францию, продовольственных и вещевых посылок. На вечерах, юбилеях и презентациях книг писателей-эмигрантов, регулярно устраиваемых Литфондом, собирались дополнительные средства, которые без промедления шли на выплату пособий нуждающимся. Следует подчеркнуть, что, будучи человеком высоких моральных принципов, Вейнбаум умело подбирал сотрудников, отвечающих за сбор и распределение финансовых средств. Его правой рукой на этом ответственном и весьма «скользком» поприще был Илья Маркович Троцкий, человек с незапятнанной репутацией, пользовавшийся, как мы видели, неограниченным доверием в кругах богатых филантропов.

Среди получателей литфондовских пособий были такие «звезды» первой величины, как Иван Бунин, Алексей Ремизов, Борис Зайцев, Георгий Иванов (являвшиеся, кстати, постоянными авторами НРС). На регулярно проводимых торжественных собраниях Литфонда практиковались сборы денежных средств в помощь нуждающимся, о результатах которых газета извещала читателей, указывая имена жертвователей. Так, например, «Сорок девятый сбор Литературного Фонда» принес в его кассу «7094.13 долларов»161.

За материальной помощью в Литфонд обращались практически все русские деятели культуры-эмигранты, пережившие войну во Франции, а также русские беженцы из Европы в странах Латинской Америки. Об этом свидетельствует и переписка И.М. Троцкого с И.А. Буниным, М.А. Алдановым, С.И. Оремом и Т.С. Варшер.

На фирменном формуляре Литфонда в 1951 г., например, помимо имен президента — М.Е. Вейнбаума и вице-президента Андрея Седых, секретарей — И.М. Троцкого и Е.И. Тартака, в числе членов Правления и Консультативного совета значатся такие знаменитости, как М.Л. Алданов, В.А. Александрова, А.А. Поляков, А.И. Столкинд, Лидия Шаляпина, князь А.А. Друцкой, Ф.З. Атран, Ю.Л. Делевский, М.В. Добужинский, Осип Дымов, А.А. Гольденвейзер, С.И. Юрок, профессор В.Н. Ипатьев, Григорий Пятигорский и др.

Как видно из приведенного перечня имен, Литфонд, руководимый М.Е. Вейнбаумом, был организацией весьма солидной и авторитетной. За всю историю ее, а Литфонд исчез с американского горизонта в середине 1990-х, не известно ни одного скандального случая, связанного с его деятельностью, упреков в утаивании или громогласных обвинений в несправедливом распределении средств. И это при том, что злоупотребления в финансовой сфере — дело, образно говоря, «житейское», а русское Зарубежье в своей повседневности, как известно, всегда буквально кипело от всевозможного рода склок, скандалов и взаимных обвинений!

В своей повседневной общественной деятельности Марк Ефимович Вейнбаум воспринимался «человеком номер один среди эмиграции»162, всеми силами старался поддерживать интерес к русской духовной традиции. Со временем, увы, интерес этот все больше и больше угасал: «Авторы старели, старел и читатель. А новых не прибавлялось. Дети неизбежно превращались в американцев»163.

Тем не менее, газета не сдавала своих позиций, а редакция стремилась держать руку на пульсе общественной жизни русской диаспоры. Сам Марк Вейнбаум, пользуясь своим авторитетом в кругах американского истеблишмента, активно помогал попавшим в беду русским литераторам из разряда Ди-Пи. А такое случалось сплошь да рядом. Когда, например, из США собирались депортировать поэта Родиона Березова, въехавшего в страну по подложным документам, он был одним из организаторов общественной кампании в его защиту. Это дело, позже получившее название «Березовская болезнь», дошло до вашингтонской сенатской комиссии. Очень помог сенатор Джон Кеннеди, будущий президент США, положительно рассмотреть дело Березова. Он внес в Палату представителей законопроект о легализации иммигрантов, давших о себе неверные биографические сведения с тем, чтобы избежать депортации, грозившей им по Ялтинскому соглашению. После принятия поправки к закону, множество людей получило легальный статус для постоянного проживания в США164.

Тема «березовской болезни» нашла отражение в «Беженской поэме» Ивана Елагина — одного из наиболее значительных поэтов «второй» волны, печатавшегося в НРС:

В своей редакционно-издательской работе Вейнбаум с середины 1942 г. опирался на высокий профессионализм Андрея Седых, перебравшегося в США из оккупированной немцами Франции. Этот опытный журналист, начавший еще с конца 1920-х, когда он жил во Франции, публиковаться в «Новом русском слове», в 1973 г., после скоропостижной кончины Вейнбаума, проработавшего в общей сложности в газете 53 года, сменил его на посту главного редактора. Одновременно он предложил двадцатисемилетнему техническому сотруднику газеты Валерию Вайнбергу, в котором, видимо, разглядел недюжинную предприимчивость, сугубо менеджерский пост генерального директора.

Кончина Вейнбаума совпала с уходом из жизни большинства старейших авторов «Нового русского слова» (М. Алданова, В. Варшавского. В. Вейдле, М. Корякова, М. Слонима, И. Троцкого и многих других) и с, одновременно, новой вспышкой эмигрантской активности из СССР: в 1970-х на Запад хлынула «третья» волна, принесшая с собой новые громкие литературные имена, новую аудиторию и, конечно же, острый конфликт поколений.

Во главе «Нового русского слова», по словам президента США Картера сохранявшей «огромное культурное и историческое наследие России»165, Андрей Седых проявил себя как толерантный и доброжелательный редактор. Он терпеливо сносил частые незаслуженные нападки со стороны буйного советского «молодняка» и старался по возможности избегать «братской» полемики, точнее сведения личных счетов на страницах своей газеты166. В разное время в «Новом русском слове» публиковались практически все известные литераторы «третьей» волны, и среди них: В. Аксенов, Ю. Алешковский, И. Бродский, П. Вайль, В. Войнович, А. Генис, С. Довлатов, Э. Лимонов, А. Солженицын и др.

Яков Моисеевич Цвибак — так по паспорту звался старый друг Ивана Бунина, Марка Алданова (и со времен «буниниа-ны»167 — Ильи Троцкого) писатель и журналист Андрей Седых — в литературном мире русского Зарубежья пользовался большим уважением. Алданов писал Г.М. Лунцу в 1949-м:

Цвибак очень честный и порядочный человек, — я, слава Богу, знаю его тридцать лет168.

 

Андрей Седых

родился 1-го августа 1902 года в Феодосии169. Там же он окончил гимназию. Его отец был журналистом, писал корреспонденции для газет «Южные ведомости» и «Крымский вестник»170; маленький Яша еще в раннем детстве знал, что пойдет по стопам отца. Свои юные годы автор описал в некоторых крымских рассказах, вышедших отдельной книгой в 1977 году171. Есть там автобиографическое, полное юмора повествование о том, как маленький феодосийский гимназист чуть не попал на цирковую арену, случайно став «учеником» борца-тяжеловеса чемпиона Украины Стыцуры. От циркового выступления будущего редактора «Нового русского слова» вовремя спас отец172.

В 1920 г. восемнадцатилетний Яков Цвибак навсегда покидает Россию. Устроившись наемным матросом, он отбывает на пароходе в Болгарию, а затем перебирается в Константинополь.

Его кратковременное пребывание в Константинополе запечатлено в забавном повествовании «Звездочеты с Босфора»173 (так назван и весь сборник рассказов с предисловием Бунина, выдержавший два издания: 1948, 1973) о том, как молодые, голодные, но изобретательные юноши-беженцы, купив старую подзорную трубу, стали взимать деньги с доверчивых прохожих, предлагая им взглянуть на луну в «телескоп». Конец «Пулковской обсерватории» наступил, когда небо покрылось тучами и целыми днями лили дожди. В 1935 году на 25-летний юбилей «Нового русского слова» Андрей Седых ответил на запрос о его биографических данных: «Биографии у меня нет. 18-летним юношей я продавал на улицах Константинополя русские газеты. Теперь сотрудничаю в этих газетах. Это все. И для журналиста этого вполне достаточно»174.

В 1920 г. Яков Цвибак через Италию переехал во Францию и в 1921 г. появился в Париже. Здесь он обратил на себя внимание Михаила Михайловича Федорова, который курировал русских студентов-эмигрантов. По его направлению молодой человек поступил в Высшую школу политических наук в Сорбонне, которую окончил в 1926 г. Еще раньше, в 1922 г., он устроился на журналистскую работу в милюковской газете «Последние новости», тогда же родился на свет псевдоним Андрей Седых. Впоследствии, став маститым литератором,

А. Седых всегда с большим уважением и теплотой отзывался о П.Н. Милюкове, подчеркивая, что именно тот сделал из него журналиста.

В 1925 г. Яков Цвибак работал парламентским корреспондентом «Последних новостей», получив официальный пропуск во французскую Ассамблею, а к началу 1930-х уже состоял членом редколлегии газеты. Кроме того, с конца 1920-х он являлся иностранным корреспондентом рижской газеты «Сегодня» и «Нового русского слова» и секретарем издательства Я.Е. Поволоцкого175, в котором опубликовал несколько своих книг. Первые еще под своей родной фамилией: сборники очерков «Старый Париж» (1925 г.), «Париж ночью» (1928 г., с предисловием А. Куприна), а начиная с 1930 г. — под псевдонимом Андрей Седых. Литературный дар молодого эмигранта обратил на себя внимание видных писателей русского Зарубежья — М. Алданова, Н. Тэффи, А. Ремизова, И. Бунина и др., с которыми А. Седых вскоре сблизился, и богатейший материал этого периода отразился впоследствии в его мемуарах176. Продолжая работать в прессе, Седых выпустил две книги рассказов: «Там, где была Россия» (Париж, 1931 г.) и «Люди за бортом» (Париж, 1933 г. — о парижской жизни низов эмиграции). Последняя книга была высоко оценена И. Буниным: «...отлично написана она, легко, свободно, разнообразно, без единого фальшивого слова, с живыми лицами...»

В 1933 г. Бунин пригласил Андрея Седых в свои литературные секретари, и тот сопровождал его в Стокгольм для получения Нобелевской премии и, по отзывам журналистов, освещавших «нобелиану», в том числе И. Троцкого, проявил себя очень энергичным и волевым менеджером.

Яков Цвибак был женат (с 1932 г.) на певице Женни Грей (Евгении Липовской), энергичной помощнице во всех общественных и филантропических мероприятиях мужа. Вместе с ней он бежал в 1942 г. из оккупированной немцами Франции в США.

Андрей Седых является последним представителем поколения эмигрантов «первой» волны, определявших лицо «Нового русского слова», и, несомненно, из них самым известным. Он был весьма плодовитым литератором — с 1926 г. по 1980 г. выпустил в свет 18 книг, написал бесчисленное множество корреспонденций и статей. Да и о нем лично написано немало его современниками177. Большую статью об А. Седых, «Последний из могикан», по существу — некролог, опубликовала многолетняя автор «Нового русского слова» Дора Штурман.

Шли годы, Яков Моисеевич старел и начал искать себе помощника в среде новоприбывших из Советского Союза эмигрантов. Однако найти подходящего по уровню культуры, эстетическим пристрастиям и убеждениям человека оказалось делом нелегким. Помню, я как-то позвонил Якову Моисеевичу, и на мой вопрос, как он поживает, престарелый редактор ответил: «Сижу и правлю поступившие рукописи, слово “Бог” пишу с большой буквы, зачеркиваю слово “ж...”»... В конце 1970-х в типографии «Нового русского слова» произошел взрыв, но злоумышленников так и не нашли. Впрочем, газета переехала, в результате этого, в лучшее помещение на 34-й улице. Вернувшись из Парижа, я спросил Якова Моисеевича, не хочет ли он навестить город, в котором провел свои молодые годы. «Нет, Сергей Львович, — ответил он, — у меня там никого больше не осталось». Такова судьба всех стариков, достигших преклонного возраста: они переживают своих друзей, и мир вокруг них пустеет. <...>

Попав в другие руки, газета «Новое русское слово» изменила свой облик, и не к лучшему. Вспоминаю одну статейку, озаглавленную «Наши девочки за так не танцуют»... Такого Андрей Седых не допустил бы. Конечно, времена и люди меняются. Но все же... все же... те, кто помнит старую газету, оплакивают ее исчезновение и с теплым чувством вспоминают ее старого редактора Андрея Седых178.

Тех, «кто помнил старую газету», становилось все меньше и меньше, а читательская аудитория «Нового русского слова», благодаря уже четвертой волне русской эмиграции, продолжала расти. Газета, стремившаяся идти в ногу со временем, непрерывно развивалась. Она пережила еще один период взлета, — с эпохи горбачевской перестройки и вплоть до 2000-х, — превратившись после кончины СССР из «эмигрантской» в «зарубежную» русскую газету. В этом качестве «Новое русское слово» просуществовало полных 20 лет. В 2010 г. газета торжественно отпраздновала свое столетие179, а в 2012-м тихо почила.

 

Илья Троцкий и русские масоны

Как один из «лучших и благородных представителей того неповторимого поколения, которое ставило служение культуре и помощь ближнему выше всех личных интересов»180, И.М. Троцкий не мог не соприкасаться с масонством «Серебряного века»; значительная часть близких ему по жизни людей имела непосредственное отношение к братству вольных каменщиков.

Посвящение И.М. Троцкого в масоны состоялось сравнительно поздно — в 1937 г., в один из его приездов в Париж из Буэнос-Айреса. 28 июня в возрасте 62 лет он был инкорпорирован в члены парижской ложи «Свободная Россия» (ЛСР) вместе со своим коллегой журналистом Г.М. Волковыским181. Эта ложа была основана в 1931 г. в системе Великого Востока Франции членами ложи «Северная Звезда», группировавшимися вокруг старейшего русского масона М.С. Маргулиеса. Ее братья стремились к активной социально-политической деятельности, рассматривая в качестве одной из главных целей своей масонской работы воздействие на иностранное общественное мнение в освещении задач, стоящих перед эмиграцией и Россией. ЛСР существовала в качестве дочерней мастерской «Северной Звезды» и заседала на рю Каде и рю де л'Иветт. Ее бессменным руководителем почти до своей смерти в 1939 г. был М.С. Маргулиес182. В этой сугубо эмигрантской ложе состояли многие близкие знакомые И.М. Троцкого, с которыми он долгие годы был связан как журналист и общественный деятель — известные писатели и публицисты, бывшие энесы, члены РДО и ОРТ.

Необходимо отметить, что И.М. Троцкий не был активным членом ЛСР, по крайней мере, мы не располагаем данными о каких-либо его тематических докладах или выступлениях. Да и вообще, судя по всему, с 1939 г. и вплоть до конца 1940-х он в Европу не наезжал.

Тем не менее, определение «русский масон» также органично присуще личности И.М. Троцкого, как «народный социалист — энес» или «русско-еврейский публицист и общественный деятель». И хотя масонская деятельность не играла столь заметной роли в его жизни, как, например, сотрудничество с ОРТ, тем не менее, она является важнейшим знаковым элементом при написании его портрета, как типичного представителя интеллектуальной элиты первой волны эмиграции.

Вопрос о масонской активности деятелей русской культуры начала XX в. остается исключительно интересным, но до сих пор мало изученным, хотя среди вольных каменщиков значатся первые имена деятелей Серебряного века183. До революции масонство в этническом отношении было преимущественно русским. По свидетельству А.Я. Гальперна, одного из наиболее авторитетных русских масонов предреволюционной эпохи, представителей других этносов многонациональной Российской империи в масонских ложах было крайне мало184.

Русское масонство было полностью уничтожено в советские времена. Однако в эмиграции, прежде всего во Франции, уже в начале 1920-х возникло несколько русских лож, в которых поддерживался дух старого русского масонства. С другой стороны,

...русское масонство Франции, несмотря на довольно внушительную представительность своих рядов и достаточно сложную структуру, было политически не слишком влиятельным. В значительной степени для отдельных культурных групп русской эмиграции оно являлось связующим инструментом, способствовавшим самоидентификации и адаптации в условиях нарастающего разобщения и подозрительности, как следствий постоянных идеологических и мировоззренческих разногласий, национального беспочвия, сознательной и не вполне — причастности определенной части в разное время покинувших Россию к деятельности советских спецслужб. В этом отношении корпоративность такого рода давала хоть и не слишком действенный, но все-таки — путь преодоления депрессии в условиях деформации и разрушения русского мифа185.

Сам И.М. Троцкий, охотно вспоминая всяческие мелочи, о масонах и масонстве не говорит ни слова. А ведь до того, как самому войти в ЛСР, он общался с виднейшими представителями русского масонства не один десяток лет. В начале 1930-х ЛСР насчитывала 100 членов, из которых примерно 33% составляли этнические евреи, 10% армяне и примерно 53% «люди коренной русской крови». Эта ситуация разительно отличается от дореволюционной российской действительности, когда масонство как духовно-нравственное, а позднее в значительной степени и политическое движение либерально-демократического направления, было распространено главным образом в среде представителей русского этноса. В русском же Зарубежье российское масонство действительно, а не декларативно, стало многонациональной, многоконфессиональной и внеденоминационной структурой.

Не может не вызывать удивления и одновременно восхищения, что на его платформе, а в культурологическом отношении она оставалась именно русской! — воистину по-братски: в мире, согласии и духовной гармонии сосуществовали, казалось бы, несовместимые традиции и их адепты. Как наглядно демонстрирует сам состав ЛСР, эта ложа полностью отвечала пониманию «масонского братства» как именно «братства между отдельными личностями, между людьми»: хотя «вне этого братства существует солидарность, общность различных интересов, равно как и совместное владение имуществом и орудиями труда», «все это находится за пределами масонского братства»186.

Шесть членов ЛСР, среди них А.С. Альперин (досточтимый мастер ЛСР и одновременно почетный досточтимый мастер ложи «Северная Звезда»), В. Гроссман, М.А. Кроль (член ЛСР и одновременно ложи «Северная Звезда», Знаменосец ее Державного капитула), И.М. Троцкий и Я.М. Шефтель (член-основатель ЛРС) были видными деятелями ОРТ.

Другие братья-масоны — Б.Л. Гершун (досточтимый мастер ЛСР), М.П. Кадиш (член ЛСР и ложи «Лотос), Я.И. Конегиссер (член ЛСР и ложи «Вехи») и Я.Б. Полонский а также столь выдающаяся фигура в области международного права, как Б.С Миркин-Гецевич (член-основатель ЛСР и ложи «Северная Звезда») — активно участвовали в еврейской культурно-общественной жизни, а упоминавшийся выше Владимир Гроссман был очень известным еврейским публицистом, писавшим на идише.

В числе членов-основателей ЛРС значатся также художники А.Б. Лаховский, И.Я. Билибин и К.М. Катков.

Арнольд Лаховский — художник-передвижник, в 1908-1909 гг. преподавал в Школе искусств и ремесел «Бецалель» в Иерусалиме, а в 1915 г. стал учредителем Еврейского общества поощрения художеств. Он был также одним из организаторов и участником художественных аукционов в пользу евреев — жертв войны. Эмигрировав из СССР в 1925 г., Лаховский поселился в Париже, где как художник также вполне преуспевал. Помимо масонской деятельности он являлся членом Правления секции художников «Союза деятелей русского искусства во Франции». В 1933 г. Лаховский переехал в США, где через несколько лет скончался от острого малокровия. В октябре 1937-го в парижской галерее J. Charpentier была организована его мемориальная выставка, а 29 ноября состоялся вечер памяти художника.

По рекомендации Билибина в ЛРС был принят художник-иконописец Кирилл Катков, в 1925 г. написавший 64 иконы для четырехъярусного иконостаса церкви Успения Богородицы на Ольшанском кладбище в Праге. В конце 1930-х Катков переехал в Буэнос-Айрес, а затем в США, где и окончил свои дни.

Во всех отношениях одиозной выглядит среди братьев ЛСР (членство с 1932 г.) фигура Георгия Владимировича Немировича-Данченко, сына одного из основателей МХТ. Георгий Немирович-Данченко был не только крайне правым публицистом, известным своими антисемитскими взглядами187, но и одним из первых русских фашистов, тесно сотрудничавшим с зарождавшимся нацистским движением, в частности, организацией «Возрождение» («Aufbau») во главе с Максом Эрвином фон Шойбнер-Рихтером188, считавшей масонов такими же врагами Рейха, как евреи и коммунисты.

Армянская составляющая ЛРС включала в себя авторитетных деятелей армянской диаспоры во Франции, прежде бывших российскими подданными. В первую очередь это, конечно, К.С. Агаджаньян (член-основатель ЛСР, 3-й эксперт и титулярный юридический делегат в 1932-1933 гг., перешедший затем в Союз Великой Ложи Франции) — председатель Союза русских армян во Франции и одновременно Общества русских врачей им. И.И. Мечникова, а также Генеральный секретарь Союза помощи русским военным инвалидам. Затем следует упомянуть и Р.И. Берберова (секретаря ЛСР со дня основания по 1932 г. и Державного капитула ложи «Северная Звезда» в 1932-1933 гг.), бывшего в России председателем «Союза российских нефтепромышленников», а в эмиграции — членом правления Англо-кавказского нефтяного общества и председателем Армянского литературного клуба в 1932-1933 гг.

Весьма впечатляет личность А.О. Хатисова (члена ЛСР до 1937 г., ее 1-го стража в 1931-1933 гг. и оратора в 1935 г., а также хранителя печати с 1928 г. и 2-го обрядоначальника в 1928-1929 гг. ложи «Северная Звезда») — активиста Армянской революционной партии «Дашнакцутюн» («Союз»), бывшего городского головы Тифлиса (1910-1917 гг.) и председателя Кавказского комитета Союза городов (с 1914 г.). В 1918 г. Хатисов стал министром финансов и продовольствия Закавказской Федеративной Демократической республики, а после провозглашения независимости Армении подписал Батумский мирный договор между Армянской республикой и Оттоманской империей (1918). С октября 1919 г. он являлся министром иностранных дел, а с августа 1919 по май 1920 г. — премьер-министром Республики Армении. Впрочем, в «русском Париже» он больше был известен как переводчик армянской литературы и публицист. Членами ЛСР являлись также известный математик и географ Э.А. Когбетлианц, в 1942-1968 гг. работавший в университетах США, и Б.В. Егиазаров-де-Норк — журналист, военный и общественный деятель.

Около 35% членов ЛСР были правоведами, 8% врачами, 9% учеными и инженерами, остальные — промышленники, банкиры, журналисты, музыканты, художники, писатели и бывшие военные.

За исключением армянских братьев, которые в той или иной степени были связаны с партией «Дашнакцутюн» и фашиста Г.В. Немировича-Данченко, все члены ЛСР, так или иначе, участвовали в работе РДО, а до революции, проживая в России, состояли в Партии Народной свободы (кадеты) или являлись умеренными социал-демократами различного толка. Среди них были такие выдающиеся политические деятели России, как:

— Н.Д. Авксентьев (досточтимый мастер ЛСР с 1938 г.) — член Государственной думы, член Центрального комитета партии эсеров, министр внутренних дел Временного правительства (1917 г.), затем председатель Временного совета Российской республики;

— П.П. Гронский (член-основатель ЛСР, хранитель печати в 1932 г., титулярный юридический делегат в 1932-1933 гг., одновременно член ложи «Северная Звезда», в 1933-1934 гг. ее юридический делегат.) — кадет, член IV Государственной думы, в Гражданскую войну товарищ министра внутренних дел в правительстве А.И. Деникина;

— В.А. Маклаков (член-основатель ЛСР, а также державный капитул ложи «Северная Звезда») — член ЦК партии Народной свободы, депутат II, III и IV Государственной думы, посол Временного правительства во Францию с февраля 1917 до октября 1924 г., директор Отдела по делам русских беженцев при французском Министерстве иностранных дел, председатель Русского эмигрантского комитета во Франции;

— М.С. Маргулиес (член-основатель ЛСР и ложи «Северная Звезда», почетный досточтимый мастер ЛСР) — член партии Народной Свободы, председатель Центрального Военно-промышленного комитета (1916 г.), член Петроградского и Всероссийского совещаний по топливу и продовольствию, министр торговли, промышленности, снабжения и здравоохранения в правительстве генерала Н.Н. Юденича (1918 г.);

— Н.М. Мельников (член-основатель ЛСР) — правовед, писатель, общественный деятель, представитель интересов Донского казачества. Председатель Донского Войскового круга. Представлял Донское войско на Московском Государственном совещании (август 1917 г.). Депутат Учредительного собрания от Дона. В декабре 1919 г. председатель Донского правительства, в феврале 1920 г. председатель Совета министров Южно-Русского правительства.

— П.Н. Переверзев (член-основатель ЛСР) — член партии социалистов-революционеров (эсеры), до 1917 г. защитник по политическим процессам (в том числе по делу М. Бейлиса), депутат IV Государственной думы, министр юстиции Временного правительства (ближайший сотрудник А.Ф. Керенского); граф А.А. Орлов-Давыдов, до революции церемониймейстер императорского двора (1906-1916 гг.), промышленник, благотворитель, член Партии прогрессистов, затем кадет, депутат IV Государственной думы, один из богатейших людей России.

Из числа именитых русских писателей-эмигрантов в состав ЛСР входили Марк Алданов (член-основатель ЛСР, член ложи «Братство» и «Северная звезда»), Роман Гуль, Дон Аминадо, Михаил Осоргин (член-основатель ЛСР), Андрей Седых и Саша Черный. Почти все братья масоны из ЛСР выступали как публицисты, а среди известных журналистов, помимо И.М. Троцкого, в ложе состояли Л.М. Неманов, — член РДО, сотрудник газет «Последние новости» и «Сегодня», «Neue Ziircher Zeitung», «Times», «Paris-Soir» (в 1930-х был постоянным представителем этой газеты в Лиге наций), журналов «Современные записки», «Русские записки», участвовавший в движении Сопротивления, за что был в 1947 г. награжден орденом Почетного легиона, медалью Сопротивления и Военным крестом «За исключительные военные заслуги», и В.Е. Татаринов — кадет, в годы Гражданской войны служивший завотделом Крымского пресс-бюро Белой армии, сотрудник многих эмигрантских газет и журналов.

Война и гитлеровская оккупация Франции нанесли всем русским масонским ложам страшный, во многом непоправимый ущерб. Нацисты ненавидели и преследовали, боялись свободомыслящих масонов ничуть не меньше советских властей. Однако как «масон» никто из членов парижской ЛСР не погиб. Все братья-масоны этой ложи, отправленные нацистами в лагеря, проходили по «еврейской линии». Среди них оказались такие выдающиеся люди, как М.К. Вольфсон (член-основатель ЛСР и ложи «Северная Звезда»); Г.А. Воронов (инсталлятор ЛСР, ее посетитель по 1938 г., в 1920-1931 гг. также член ложи «Действие», член Совета Ордена Великого Востока Франции, в 1938-1940 гг. его вице-председатель, основатель (1936 г.) и почетный президент Foyer Philosophique189 ложи «Великого Востока Франции»); И.Ф. Кельберин; Ф.Я. Рич и

С.Е. Эпштейн (член-учредитель ЛСР, состоял ее великим экспертом, исполнял обязанности архивиста-библиотекаря и юридического делегата (1932 г.), в 1929-1931 гг. был также судьей ложи «Северная Звезда»). Масон А.С. Левицкий, который был расстрелян гестаповцами 11 февраля 1941 г. как один из организаторов французского Сопротивления.

После окончания Второй мировой войны, когда российские ложи возобновили свою работу, члены ЛРС из числа тех, кто пережил годы нацистской оккупации, перешли в другие ложи, которые действовали во Франции и США190.

За трагическими событиями, разыгравшимися в охваченной пламенем Второй мировой войны Европе, И.М. Троцкий наблюдал из Южного полушария. В Аргентине, куда он перебрался на жительство, собственно русских масонских лож не существовало, а предположение, что Илья Маркович посещал аргентинские ложи в Буэнос-Айресе, кажется маловероятным. Однако в нью-йоркский период жизни (1946-1969 гг.) он возобновил свою масонскую деятельность.

Нью-Йорк после войны стал одним из центров русского масонства. Именно в этом городе в поисках прибежища оказались многие русские вольные каменщики, решившие создать здесь в 1941 г. масонскую группу.

Из-за возникших сложностей между так называемым англо-саксонским (регулярным) масонством и масонством либеральным, господствовавшим во Франции, русские каменщики были вынуждены назвать свою ложу «Клубом России» или «Россией», но с первых же дней масонская мастерская работала с соблюдением всех обрядов вольных каменщиков. <...> Одним из создателей масонской группы «Россия» и ее первым бессменным председателем был видный общественный деятель и журналист Николай Дмитриевич Авксеньтьев <...>. Председателем группы в 1943-1950 гг. был журналист, потомок декабристов Александр Васильевич Давыдов, он же был председателем в 1953-1955 гг. В 1956 г. им стал литературовед и будущий редактор журнала «Америка» Людвиг Леопольдович Домгер <...>

В группу входили <многие хорошие знакомые Ильи Троцкого по европейской эмиграции — М.У.>: Марк Алданов, Георгий Гурвич, Яков Делевский, Марк Мендельсон и др., в том числе и выдающийся ученый, общественный и культурный деятель, президент канадской радиевой и урановой корпорации со штаб-квартирой в Нью-Йорке Борис Юльевич Прегель. <...>.

9 октября 1953 г. в связи с отъездом из Америки М.А. Алданова191 и празднованием 85-летия Я.Л. Делевского была проведена торжественная arana (братский, иногда ритуальный, ужин) русских масонов в Нью-Йорке. После торжественного чествования Я.А. Делевского, на имя которого поступила поздравительная телеграмма от А.С. Альперина и В.А. Маклакова, члены группы вновь перешли к обсуждению вопроса о предмете будущих работ. Наиболее яркой была речь М.А. Алданова, остановившегося на трех положениях. Во-первых, по мнению М.А. Алданова, главная задача современного масонства состоит «в проведении мысли о мире всему человечеству», так как оно «является единственной группой людей, искренне стремящихся к осуществлению старых, но столь прекрасных лозунгов: Свобода, Равенство и Братство». Во-вторых, М.А. Алданов призвал «выбрать путь, чуждый политическим страстям. Русское масонство дорого заплатило за свою даже косвенную причастность к политической борьбе. Это привело к тому, что масонство утратило влияние на эволюцию русской мысли. В-третьих, М.А. Алданов считал, что особая роль русского масонства состоит в освобождении русской мысли от коммунистической идеологии.

Помимо текущей, русские вольные каменщики в Нью-Йорке вели большую работу с целью возобновления сотрудничества с французскими и американскими масонами. Особую активность в этом отношении проявлял М.С. Мендельсон. Отметим, что осенью 1953 г. в Америку приехал великий командор Верховного Совета для Франции и ее владений <...>, стремившийся добиться признания со стороны американских лож. К этому времени Великая Ложа Франции смогла вновь получить признание 17 Великих Лож в США. Главной целью визита Р. Раймона было установление официальных отношений с влиятельной Великой Ложей Нью-Йорка. Русские масоны наибольшие надежды связывали с намечавшимся на май 1954 г. признанием Великой Ложи Франции Великой Ложей Нью-Йорка, что позволило бы основать регулярную русскую ложу в США. <...>

Таким образом, биографии членов масонской группы «Россия» и сведения о ее деятельности позволяют утверждать, что этот коллектив играл заметную роль в жизни русско-еврейской эмиграции в Америке на протяжении почти 20 лет и оказывал влияние на деятельность образовательных и общественных организаций российских эмигрантов в Нью-Йорке192.

Илья Маркович Троцкий имел в ложе звание «дародарителя», т.е. был лицом, ответственным за благотворительную деятельность, как в пользу самой масонской группы, так и третьих лиц. Естественно, что он был в курсе всех событий, связанных с внутренней жизнью ложи, которая подчас омрачалась межличностными конфликтами. Так, писатель Марк Алданов, брат-масон еще со времен парижской ЛСР, в своем письме к нему от 31 декабря 1954 г. спрашивает193:

Я ровно ничего не знаю о положении дел в нашей Л <ложе — М.У.>. Мендельсон и Делевский мне никогда не писали. От Давыдова же я последнее письмо получил с год тому назад (видел А<лександра> В<асильевича> летом в Ницце). Ничего не слышал ни о ссоре, ни об инциденте, о котором Вы упоминаете. В чем дело? Я очень огорчен. Не догадываюсь даже, на какой почве произошел разлад. На личной?

— а в последующем письме выражает удовлетворение, что с «братским» конфликтом покончено.

Помимо текущей, русские вольные каменщики в Нью-Йорке вели большую работу с целью возобновления сотрудничества с французскими и американскими масонами. <...> Однако переговоры о регуляризации — признании другими масонскими союзами Великой Ложи Франции — зашли в тупик, что предопределило в дальнейшем прекращение работ нью-йоркского кружка. Его деятельность сворачивалась также и по мере того, как из жизни уходили его члены. — После кончины в 1961 г. М.С. Мендельсона масонская группа «Россия», вероятно, прекратила свою работу194.

 

«Спасенный Буниным»: Александр Борисович Либерман

Александр Бахрах, который в 1920-х был секретарем у Бунина, а в годы немецкой оккупации жил с ним бок о бок в доме на юге Франции — в Грассе, писал в своих мемуарах195:

Одной из больших удач моей жизни я считаю встречи, а иной раз — говорю это без преувеличения или желания прихвастнуть — и очень дружеские отношения с рядом людей, которых принято называть «людьми выдающимися». Одним из них был Иван Алексеевич Бунин, которому я очень, очень многим обязан (кто знает, может быть, даже жизнью).

Под бунинской кровлей я прожил свыше четырех страшных лет — с момента демобилизации в октябре 1940 года вплоть до освобождения Франции, то есть, до конца 1944 года196. Я хотел было сказать, что этот период, пожалуй, самый страшный в моей жизни, я провел под бунинской «гостеприимной» кровлей, но в данном случае такой эпитет звучал бы фальшиво. Нет, бунинский дом был не «гостеприимной кровлей», а чем-то несравненно большим. Своего гостя или, вернее сказать, жильца, чтобы не говорить приживальщика, Бунин как бы приобщал к своей семье, и хотя за глаза нередко на него бурчал и в письмах мог над ним едко иронизировать, а то и красочно ругать, он готов был всячески его опекать, в критические минуты вставать на его защиту и не хотел с ним расставаться.

В письме к Михаилу Осоргину Бахрах утверждает, что «забрел» к Буниным «на день, другой, и встретил столько ласковости и теплоты, что застрял уже на неделю», — которая затем растянулась на годы, ибо «под бунинской кровлей он был «забронирован “чистейшим арийством и комбатантностью”, и благодаря столь надежному прикрытию «мимо него пронеслись “все враждебные вихри”»197.

Андрей Седых, тоже бежавший из оккупированного немцами Парижа на юг Франции, который до 1943 г.

считался свободной зоной, <где> еще могли жить русские эмигранты, почти не опасаясь ареста. Почти — потому что время от времени французская полиция, дабы ублажить немецкие власти, все же делала облавы в поисках коммунистов и евреев198,

— вспоминает, что когда в 1942 г. встретился в Ницце с Буниным, тот ему жаловался:

Плохо мы живем в Грассе, очень плохо. <...> Живем мы коммуной. Шесть человек. И ни у кого гроша нет за душой — деньги Нобелевской премии давно уже прожиты. Один вот приехал к нам погостить денька на два... Было это три года тому назад. С тех пор вот и живет, гостит. Да и уходить ему, по правде говоря, некуда: еврей. Не могу же я его выставить...199

История фактического спасения Буниным Александра Бахраха — видного в послевоенные годы литератора, — известна как по его собственным воспоминаниям, так и по научным публикациям о русском Зарубежье200. Несмотря на очевидную биографическую значимость, она, как ни странно, никогда не удостаивалась специального внимания. А история о том, что Бунин во время немецкой оккупации южной Франции укрывал некоторое время в своем грасском доме пианиста-еврея Александра Либермана и его жену Стефу, и вовсе выпала из литературоведческой «бунинианы». Об этом знаковом событии в биографии Бунина упоминают лишь Юрий Мальцев201 и Александр Бабореко202. Первые же подробные публикации, касающиеся этого события бунинианы, принадлежат автору настоящей книги203.

Вера Николаевна в письме к М.С. Цетлин в Нью-Йорк204, посланном, по-видимому, в двадцатых числах января 1942-го, сообщает:

Из новых приятных знакомых: Либерманы... Очаровательные люди, а он такой редкий талантливый человек, что я не встречала. Всегда ему хочется своей музыкой доставить удовольствие. Редкая простота при таланте. Но сейчас его жена только что перенесла серьезную женскую операцию, вероятно, дорого им это обойдется. Жаль, что здесь он не может применить себя. Вот кому следовало бы отдохнуть у Шурочки205. Мы с ними встречали Новый Год по старому стилю <13 января — М.У.>. Было очень приятно и вкусно, кое-что у нас оказалось, а кое-что они привезли. С ними была одна наша общая знакомая из Швейцарии, и она могла достать вкусных вещей, от которых у меня утром был припадок, но я тогда еще ничего не подозревала об язве.

Тогда же, 22 января 1942 г., В.Н. Бунина писала своей близкой французской знакомой Т.Д. Логиновой-Муравьевой206:

Мы очень мило встретили Новый Год по старому стилю. У нас были наши каннские новые друзья, Анна Никитишна Ганшина207 и супруги Либерман. Он пианист. Было мясо (на счастье), водка, посильная закуска, каннцы привезли пирог, бульон, торт, пряник, я достала gâteau du roi (рождественский сладкий пирог), печенья. Словом, поужинали так, как давно не ели, затем в салоне перед камином сначала просто сидели, а затем пили чай с вкусными вещами, а в промежутке Леня сварил глинтвейн. Часть ушла спать в полночь, и мы — m-me Ганшина, Либерман, Леня и я — просидели до 2-х часов, ведя очень интересные разговоры, и чего-чего мы не касались. Много говорили о музыке, литературе. Либерман умный и тонкий человек. Спать гости легли по-вагонному, сняв только верхнее платье. Настроение весь вечер было у всех хорошее, дружеское. Я, кажется, после родного дома никогда приятнее не встречала Нового Года. И, не сглазить, с этих пор и дома хорошая атмосфера208.

А.Б. Либерман 23 июня 1964 г. сообщил А. Бабореко:

Да, мы хорошо знали Ивана Алексеевича и Веру Николаевну. <...> Во время войны они жили в Grasse, а мы недалеко от Grasse — в Cannes, на юге Франции. Иван Алексеевич часто бывал в Cannes и заходил к нам, чтобы потолковать о событиях дня. Как сейчас помню жаркий летний день в августе 1942-го. Подпольная французская организация оповестила нас, что этой ночью будут аресты иностранных евреев (впоследствии и французские евреи не избежали той же участи). Мы сейчас же принялись за упаковку небольших чемоданов, чтоб скрыться «в подполье». Как раз в этот момент зашел Иван Алексеевич. С удивлением спросил, в чем дело, и, когда мы ему объяснили, стал настаивать на том, чтобы мы немедленно поселились в его вилле. Мы сначала отказывались, не желая подвергать его риску, но он сказал, что не уйдет, пока мы не дадим ему слова, что вечером мы будем у него.

Так мы и сделали — и провели у него несколько тревожных дней. Это как раз было время борьбы за Сталинград, и мы с трепетом слушали английское радио, совершенно забывая о нашей собственной судьбе... Пробыв около недели в доме Бунина, мы вернулись к себе в Cannes. В это время Иван Алексеевич был стопроцентным русским патриотом, думая только о спасении Родины от нашествия варваров209.

Сведения о самом пианисте А.Б. Либермане крайне скудны. Он оказался в тени своего более молодого земляка, тезки и однофамильца Александра Семеновича Либермана — знаменитого франко-американского художника, скульптора, денди, поэта, создателя эталона глянцевой журналистики XX в. Тем не менее, общую картину жизни А.Б. Либермана удалось, в конечном итоге, реконструировать.

Согласно документам, обнаруженным в берлинском Отделе компенсаций государственного агентства по вопросам гражданского регулирования210 и в частности его собственному сделанному под присягой заявлению на немецком языке (Eidesstattliche Erklärung) от 1957 г.211, Александр Борисович Либерман родился в г. Стародуб Черниговской губернии 31 июля 1896 г., в еврейской семье. Там же в 1914 г. с отличием закончил местную гимназию (в документах имеется копия аттестата зрелости № 508 от 2 июня 1914 г.), после чего продолжил свое образование в Киевской консерватории, где учился искусству игры на фортепьяно у профессоров Беклемишева и Блюменфельда.

24 июня 1920 г. А. Либерман был «удостоен диплома на звание свободного художника», на основании свидетельства Художественного Совета Киевской консерватории за подписью ее директора Рейнгольда Глиэра, в котором указано, что он с отличием «выдержал публичное испытание по установленной для получения диплома программе» как в «главном, избранном для специального изучения предмете игре на фортепьяно (по классу профессора Беклемишева)», так и во второстепенных обязательных предметах». Однако в списке выпускников Киевской консерватории212 его имя не значится. Впрочем, в нем нет и имени Владимира Горовица, окончившего ее в том же году, с которым по свидетельству учеников А.Б. Либермана он был лично знаком.

После окончания Киевской консерватории Либерман работал на факультете фортепьяно ассистентом, а в 1921 г. пианист вместе с женой Стефанией («Стефа»), своей бывшей студенткой, посчитав за лучшее уехать из Советской России, перебрались на жительство в Берлине. Здесь Либерман шлифует свое мастерство у Бузони — выдающегося итальянского композитора, пианиста и музыкального теоретика, большую часть своей жизни проработавшего в Германии.

На одном из концертов Либерман познакомился с Эгоном Петри — также одним из учеников Ф. Бузони, в то время являвшимся уже его ближайшим сотрудником, ставшим впоследствии пианистом с мировым именем.

Два музыканта подружились, и Либерман стал совершенствовать свое пианистическое искусство у Петри. Вскоре Либерман был приглашен Петри на должность его ассистента в берлинскую Высшую музыкальную школу213,

— где на основании выданного ему Прусским министерством науки, культуры и народного образования разрешения работал как «внештатный профессор в 1925-1926 гг.214 Кстати, в 1925-1933 гг. штатным профессором одного из мастер-классов ВМШ был пианист Артур Шнабель215.

Получить разрешение на работу и должность в именитом государственном учреждении для молодого, никому не известного беженца без гражданства, несомненно, было удачей, граничащей с чудом.

Интересно, что согласно Выпускному свидетельству, сохранившемуся в бумагах А. Либермана, он с осеннего семестра 1921 г. по летний семестр 1925 г. изучал правоведение в Берлинском университете им. Фридриха-Вильгельма. Однако и тогда, и впоследствии зарабатывал он себе на жизнь исключительно как преподаватель игры на фортепьяно. На этот счет, помимо его собственных заявлений, имеются указания в американских газетных статьях о нем 1950-1970-х. Поскольку Илья Маркович Троцкий имел двух дочерей — Татьяна (1905 г.р.) и Ольга (1908 г.р.), а в описи его имущества, вывезенного из Германии, значится комнатный рояль, можно с большой долей вероятности предполагать, что среди многочисленных берлинских знакомых семьи Троцких был и пианист-эмигрант Александр Либерман — популярный в зажиточных слоях берлинского общества учитель музыки.

В одиозной книге Тео Штенгеля и Херберта Геригка216 «Лексикон евреев в музыке. С реестром еврейских произведений. Составлено по поручению имперского руководства

НСПГ на основе официальных документов, проверенных ответственными партийными работниками»217 А. Либерман указан именно как преподаватель игры на фортепьяно.

Краткие документальные свидетельства о дате и месте рождения музыканта можно найти также в немецкой «Энциклопедии музыкантов, преследовавшихся при нацизме»218, в американском «Регистре умерших»219 и в списке пассажиров парохода, на котором А. Либерман прибыл из Гавра в Нью-Йорк220, сведения в который заносились непосредственно с его собственных слов.

В 1926 г. Эгон Петри ушел из ВМШ и уехал в Закопане (Польша). Вслед за ним Школу покинул и Либерман, который, добившись в 1930 г. от Прусского министерства науки, культуры и народного образования официального звания «преподаватель музыки», получил неограниченную возможность иметь частную преподавательскую практику, вести занятия в консерватории и на музыкальных семинарах. По утверждению А. Либермана его имя было широко известно в берлинских музыкальных кругах, где он пользовался высоким авторитетом и имел большое количество учеников221. Судя по одному из документов 1950-х, как учитель игры на фортепьяно он был вхож в самые высокие слои берлинского общества. Годовой заработок А. Либермана в 1930-1933 гг. составлял 18000 рейхсмарок, при том, что доход среднего служащего или квалифицированного рабочего составлял тогда порядка 3600 рейхсмарок в год222.

Счастливая и весьма обеспеченная жизнь четы Ли-берманов закончилась с приходом к власти Гитлера в 1933 г. Из-за проводимых нацистами планомерных акций бойкота евреев во всех областях общественной жизни А. Либерман потерял большинство своих учеников, а летом 1935 г. его и вовсе лишили права заниматься преподавательской деятельностью.

В этом же году, благодаря помощи известного хирурга В.А. Маршака, супруги Либерманы перебрались во в Францию223, в Париж, где получили вид на жительство, но! — без права работать в стране, и два года, по утверждению Либермана, существовали только на собственные сбережения.

Однако известно224, что в 1936 г. он читал лекцию «О технике фортепьянной игры» в парижском Русском музыкальном обществе, а в предисловии к книге А. Либермана «Комплексный подход к фортепиано»225 ее редактор и составитель Элинор Армер пишет, что:

Саша концертировал и преподавал вплоть до разгрома Франции в 1940 г., из-за которого Либерманам пришлось бежать на юг страны, в сравнительно доброжелательную <по отношению к евреям. — М.У.> итальянскую зону оккупации. Русский эмигрант Нобелевский лауреат писатель Иван Бунин был одним из друзей, которые предоставили им убежище.

Когда немцы оккупировали Париж и северную часть Франции, супруги Либерман перебрались на Лазурный берег, где давно уже существовала русская диаспора. Здесь Александр Либерман, как утверждает Михаэла Бенедикт, при посредничестве Артура Рубинштейна226, открыл в Ницце собственную музыкальную школу. С прославленным пианистом А. Либерман, возможно, впервые познакомился еще до революции, во время его концертов в Киеве227, а затем в 1930-х сблизился в Париже. Известно, что Алексей Гольденвейзер, перебравшийся к тому времени в США, «пытался достать Либерманам визу для въезда в США, но безрезультатно»228.

Ницца, вместе с другими близлежащими юго-восточными городами средиземноморского побережья Франции — Каннами, Грассом, Ментоной, входила в итальянскую зону оккупации, где итальянские военные отказывались подчиняться приказам об арестах и депортации евреев. Тысячи французских евреев бежали сюда после ноября 1942 г.229, поскольку «время от времени французская полиция, дабы ублажить немецкие власти, все же делала облавы в поисках коммунистов и евреев»230.

В дневнике Бунина, хранящемся в архиве Буниных в РАЛ, имеются записи за вторник 1 сентября 1942 г.:

Еврейские дни дошли и до нас. В Париже, говорят, взяли 40.000. Хватают по ночам, 1о минут на сборы. И мужчинам и женщинам бреют головы — и затем человек исчезает без следа. Детей отнимают, рвут их документы, номеруют — будет без роду-племени, где-то воспитают по-своему. Молодых евреек — в бардаки, для солдат.. У нас взяли уже, говорят, человек 700-800231. <...> 25-го авг<уста> до Cannes <Канн> доехал с какой-то блядью, в такси, заплатил 50 фр<франков> (она — 250). Зашел к Л<иберманам>. Вечером они к нам232, — и среду, 2 сентября 1942 г.:

Евреям (взятым) не дают пить233.

В сентябре 1943 г., после капитуляции Италии, немецкие войска заняли департаменты, входившие в итальянскую зону оккупации, и приступили к ее «зачистке». Повальные облавы, аресты и депортации евреев в лагеря смерти продолжались вплоть до освобождения Франции союзниками в июне-августе 1944-го234. В течение пяти месяцев было схвачено и депортировано около пяти тысяч евреев.

Когда итальянцев сменили немцы, условия жизни ухудшились, и Стефа сняла специальную комнату, в которой прятала Сашу <согласно объяснению самого Либермана235, Стефа достала фальшивые «арийские» документы, по которым числилась одинокой женщиной. — М.У.>. Он прятался в ней до конца войны, носил специальные мягкие тапочки, чтобы посторонние люди не могли слышать его шагов, не выходил на улицу в дневное время, а Стефа, находясь постоянно под угрозой <быть арестованной. — М.У.> 236 , выполняла все его поручения237.

С сентября 1943-го по сентябрь 1944 года супруги жили в условиях постоянной смертельной опасности и нищеты. Как вспоминал А. Либерман, естественно, было совершенно невозможно как-то зарабатывать. Мы жили в это время на выклянченном мороженом картофеле и гнилой моркови. И при этом в постоянном страхе, что нас в любой момент может обнаружить гестапо во время проведения очередной облавы. Вполне понятно, что мы не имели возможности получить медицинскую или зубоврачебную помощь.

После освобождения Франции супруги в сентябре 1944-го вернулись в Париж. Три года они перебивались с хлеба на квас — с работой было как никогда плохо. Наконец, списавшись со своим другом и учителем Эгоном Петри, преподававшем с начала 1940-х в калифорнийском Mills College, Либерман занимает у знакомых несколько тысяч долларов и, оставив жену в Париже, отправляется за океан. Летом 1947-го он приезжает в Окленд, где живет Петри, с надеждой на то, что старый друг и учитель устроит его на работу.

В статье «Эгон Петри и “петриоты”»238 со слов одного из петриотов рассказывается следующая история:

Эгон Петри, пригласив в свое время Либермана приехать в Окленд, впоследствии, из-за повседневной бытовой суеты об этом совсем забыл. Либерман, практически не говоривший тогда по-английски, имея на руках из имущества только несколько чемоданов, пересек всю Атлантику и 3000 миль континентальной части Соединенных Штатов и прибыл в Калифорнию. Когда же он, наконец, появился в доме Петри, тот, открыв дверь, в ответ на приветствие воскликнул: «Что случилось, Саша, что ты делаешь здесь?»

Этот анекдот, по свидетельству Михаэлы Бенедикт, рассказал ей ее учитель, один из первых выпускников класса Э. Петри-А. Либермана в Mills College, профессор Роберт Шелдон239. «Забывчивость» Эгона Петри, являлась, конечно, не более чем шуткой, ибо, как явствует из последующей судьбы Либермана, его старый друг был человеком благородным и ответственным. С лета 1947 г. Александр Либерман, практически не владевший английским240, стал преподавать вместе с Эгоном Петри в Mills College — одном из самых престижных музыкальном учебном заведении в Калифорнии.

Несмотря на все трудности новой жизни, Либерманы не забывали об Иване Бунине, доживавшем свои дни в Париже. Вплоть до кончины писателя они поддерживали с Верой Николаевной регулярную переписку. Помимо писем Александра и Стефы Либерман к В.Н. Муромцевой-Буниной241, в РАЛ хранится сделанный ею 1958 г. набросок свидетельства на французском языке о тяжелой подпольной жизни Либерманов в Ницце. По-видимому, такой документ понадобился Либерманам как свидетельское показание третьего лица при оформлении ими компенсации у правительства ФРГ.

Где находятся ответные письма Бунина, неизвестно, поскольку архив А. Либермана до сих пор не обнаружен.

Гонимый по миру еврей-космополит Александр Либерман — вечный Ди-Пи, человек без гражданства242 обрел в Калифорнии свою новую родину (он стал гражданином США 08 апреля 1953 г.), где в обстановке почета и уважения и скончался после тяжелой, но, к счастью, непродолжительной болезни243 в 1977 г. Урны с прахом Александра (Саши) и Стефании (Стефи) Либерман, которая пережила его на шесть с лишним лет, покоятся в колумбарии The Chapel of the Chimes в Окленде (Калифорния).

 

Александр Либерман

244

Окленд — Александр Либерман, именитый учитель фортепьяно, многие годы преподававший в регионе залива Сан-Франциско, скончался в воскресенье после непродолжительной болезни. Он родился неподалеку от Киева, учился музыке в Киевской консерватории, а во время Революции перебрался в Берлин. Там он стал профессором при берлинской Высшей музыкальной школе. Приход к власти нацистов заставил его перебраться сначала в Париж, а затем на юг Франции. Он прибыл в США в 1947 г. при содействии известного немецкого пианиста Эгона Петри, который преподавал тогда в Mills College, в Окленде. Либерман присоединился к коллективу сотрудников факультета «Миллс Колледжа» в 1950 г. и работал там все время, вплоть до своего ухода на покой в 1962 г. Затем, вплоть до недавнего времени, он давал частные уроки и многие концертные исполнители перед своим выступлением приходили к нему на репетицию, чтобы отточить свое мастерство. Он жил вместе со своей женой Стефанией. По просьбе семьи никаких прощальных церемоний проводиться не будет.

 

Примечание

1 Аvпі Н. Argentina and the Jews: A History of Jewish Immigration . Tuscaloosa, 2002 (Judaic Studies).

2 О бароне M. де Гирше и ЕКО см. также в РЕВА: Путятова Э. Эмиграция евреев из России в Южную Америку в конце XIX -начале XX вв. Кн. 3. Иерусалим; Торонто; СПб., 2009. С. 9-23; Базаров В. Воспоминания старого колониста. Описание жизни и деятельности Йозефа Эйдмана за годы 1904-1951, прожитые им в Аргентине. Кн. 4. Иерусалим; Торонто; СПб. 2010. С. 17-25; Заблоцки Э. История колонии «Маурисио»: два свидетельства. Кн. 7. Торонто; СПб. 2013. С. 22-37.

3 При создании ЕКО де Гирш вложил в него 1о млн. долларов (примерно 260 млн. по современному курсу). После смерти барона 21 апреля 1896 г. ЕКО унаследовало его капитал в 36,5 млн. долларов (примерно 1 млрд, по современному курсу), см.: Zablotsky Е. The Project of Barón de Hirsch // Working Paper 289, Universidad del СЕМА, May 2005.

4 Зальцберг Э. Сельскохозяйственные колонии евреев из России в Аргентине // РЕВА. Кн. 8. Торонто; СПб. 2013. С. 23-33.

5 Winsberg M.D. Jewish Agricultural Colonization in Argentina // Geographical Review. 1964. Vol. 54. № 4. P. 487-501.

6 Jewish Virtual Library.Latin America (. org/jsource/judaica/ejud_ooo2_oo12_o_11921.html).

7 ORT in Latin America (. htm).

8 Trotzky I. Economic developments of the Jews in Argentina // ORT Economic Review. 1942. Vol. 3. № 2. P. 15-27.

9 Memoria del Presidente. Buenos Aires: Asociación Argentina ORT/ OSE, 1943.

10 Libro Aniversario: 80 Años ORT. 1860-1960. Buenos Aires, 1960.

11 Antologie fun der Yidisher literatur in Argentina. Buenos Aires, 1944.

12 Trotski, Elyohu. Goles Daytshland: ayndrikn fun a rayze. Buenos Ayres, 1950.

13 Марченко ТВ. Русские писатели и Нобелевская премия. Koln; München, 2007. С. 89; Дымов О. Вспомнилось, захотелось рассказать. Jerusalem, 2011. Т. 2. С. 503.

14 Шостаковский П.П. Путь к правде. Минск, 1960. С. 348-353.

15 См.: .

16 О нем см.: 0002_0019_0_19408.htm.

17 Trotzky /. Bjornson und Hamsun (Aus persoenlichen Erinnerungen) // Jüdische Wochenschau. 1942. № 142. 4 Aug.

18 Бьерн Бьернсен был сыном великого норвежского писателя-демократа, лауреата Нобелевской премии по литературе Бьернстьерне Мартиниуса Бьернсона.

19 Коллоен И.С. Гамсун. Мечтатель и Завоеватель. М., 2009.

20 Жозеф-Артюр де Гобино первым в XIX в. в развернутом виде сформулировал тезис о расовом неравенстве как объясняющем принципе исторического развития и унизительности самой идеи равенства (отождествляемой им с «уравниловкой», т.е. торжеством посредственности, усредненности, одинаковости, серости). Расизм Гобино — составная часть его элитистского мировоззрения. Все виды равенства вызывают у него отвращение, тогда как расовое неравенство представляется Гобино наиболее фундаментальным, исходным и первичным. Как отмечал Н. Бердяев в своей знаменитой книге «Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии» (Берлин, 1923), «Расовая теория Гобино, очень тонкого и замечательного мыслителя, совершенно натуралистична. <...> Гобино, в отличие от современных германских расистов, был пессимистом и учил о необратимом декадансе рас и культур. <...> Избранная арийская раса есть миф, созданный Гобино. <...> Германский же расизм есть агрессивный, мирозавоевательный партикуляризм».

21 HIAS/ХИАС — Общество помощи еврейским иммигрантам.

22 Имеется в виду World Jewish Congress (WJK) — Всемирный Еврейский Конгресс, в котором М. Турков — известный еврейский общественный и культурный деятель родом из Польши — представлял еврейскую диаспору всей Латинской Америки.

23 Рикардо — старший сын Моисея Авенбурга.

24 Экзекьютив (англ. Executive) — здесь исполнительный комитет.

25 Михаил (Miguel) Николаевич Подольский — русский журналист-эмигрант, после Второй мировой войны живший в Буэнос-Айресе и печатавшийся в местной русской прессе. Автор романа «Жанета (История одной любви)». (Кн. 1. Buenos Aiers, Библиотека: В часы отдыха и досуга, 1967). См. о нем: Кублицкая М. Русские книги, изданные в Аргентине. XX век. М., 2013.

С. 232-233. По всей видимости, И.М. Троцкий был с ним близко знаком еще в свой «европейский» эмигрантский период, поскольку долгие годы поддерживал его материально через Литфонд.

26 И. Троцкий владел частью капитала фабрики, официальным хозяином и управляющим которой являлся М. Авенбург.

27 По прошествии многих лет Рикардо Авенбург с удивлением вспоминал, что, живя уже в США, Троцкий говорил по-испански вполне прилично.

28 Арон Сингаловский (Singalovski) — еврейский общественный деятель, с 1912 г. один из ведущих руководителей ОРТ, писатель, публицист.

29 Доктор Моиз Меркин (Dr. Moise Merkin) — видный деятель ОРТа, работал вместе с И.М. Троцким в Аргентине в годы Второй мировой войны. Впоследствии жил в США.

30 В первой трехгодичной технической школе (техникуме) ОРТ в Буэнос-Айресе учились главным образом еврейские дети из Польши и Германии, выходцы из малообеспеченных семей эмигрантов. В 1942 г. количество учащихся составляло уже 231 человека. Большинство учебных пособий и инструкций в школе было напечатано на идише (см.: Shapiro L. The History of ORT. L., 2010. P. 293-294).

31 Яков Заславский (Jacob Saslavsky) — промышленник, активный член аргентинского ОРТа. Его брат Абрам — близкий друг И.М. Троцкого, занимал в этой организации ответственную должность кассира.

32 Яков Венгровер (Jacob Wengrower) — генеральный секретарь аргентинского ОРТа.

33 Рикардо Авенбург стал известным психоаналитиком в Буэнос-Айресе.

34 И.А. Грузман — издатель газеты на идише «Дэр Шпигл» (Буэнос-Айрес).

35 Речь идет о юбилейном Конгрессе по случаю 75-летия со дня основания ОРТа, проходившем в конце июня 1955 г. в Женеве под председательством Арона Сингаловского.

36 Речь идет о первой технической школе, организованной ОР-Том в Буэнос-Айресе при непосредственном участии И.М. Троцкого. Как престижный Технический колледж это учебное заведение существует по сей день, ведя обучение по следующим специальностям: административное управление, химия, компьютерная техника, конструирование, электроника, информационные и коммуникационные технологии, технический дизайн, массмедиа, музыкальный бизнес (. ort.edu.ar/eng/articulo/52509/welcome-to-ort-argentina).

37 Нюня — Анна Троцкая.

38 Джойнт.

39 curriculum vitae (лат. «ход жизни») — автобиография, послужной список.

40 Первая жена И.М. Троцкого Анна Родионовна скончалась в 1957 г.

41 Книга о русском еврействе (1860-1917). Нью-Йорк, 1960.

42 Э. Синклер, выпустивший более 90 книг в различных жанрах, считался в первой половине XX в. один из столпов разоблачительной журналистики. Особенностью его произведений являлось сочетание художественной формы с актуальным публицистическим содержанием. Бернард Шоу сказал однажды: «Когда меня спрашивают, что случилось в течение моей долгой жизни, я ссылаюсь не на комплекты газет и не на авторитеты, а на романы Эптона Синклера».

43 В письме написано по-английски: «serie: World's End etc. etc». «Крушение мира» — название сериала-эпопеи Э. Синклера из 1о различных романов (1940-1949), в которой главного героя зовут Лэнни Бадд. Описываемые в них события охватывают 40 лет мировой истории и разворачиваются во многих «горячих» в ту эпоху точках мира.

44 «Avenco» — по всей видимости, экспортно-импортная фирма, занимавшаяся реализацией продукции предприятий «Аѵеп-burg Hnos» и тоже принадлежавшая этой семье.

45 Речь идет о металлообрабатывающем предприятии (sic!).

46 surprise (англ.) — сюрприз, здесь в смысле «неожиданный подарок».

47 «Juniors» (англ.) — здесь в смысле «молодые продолжатели дела».

48 Давид и Исаак — родные братья Моисея Авенбурга, так же принимавшие активное участие в деятельности аргентинского ОРТ-ОЗЕ. Давид, в частности, был в 1940-х одним из членов правления этой организации.

49 Allewai (идиш, от нем. alle Weile) — всегда.

50 Процесс Эйхмана — первый крупный процесс, на котором разбирался вопрос о Катастрофе европейского еврейства; проходил в Иерусалиме в 1961-1962 гг. Подсудимый, Адольф Эйхман — военный преступник, глава специального отдела гестапо по еврейским делам, который занимался «окончательным решением» еврейского вопроса, был приговорен к смертной казни.

51 «Кошер» — ашкеназийский вариант произношения ивритского слова — кашер, т.е. пригодный к употреблению в пищу, здесь в смысле «хороший»; его идишевский антоним — «трейф», «трефной», означающий «некошерный», восходит к ивритскому слову пэір— «трефа», буквально означающему «растерзанное», здесь используется в смысле «плохой».

52 «La Nación», «La Razón», «Di Ydishe tsaytung» — газеты консервативного направления, издававшиеся в Буэнос-Айресе и Мадриде на испанском языке и в Буэнос-Айресе на идиш.

53 «Прогрессивными» на просоветском эзоповом языке назывались близкие к коммунистическим партии или организации в западных странах, как правило, финансируемые из СССР

54 Industrial Argentina. Cámera de Metal Ertampado — Аргентинское индустриальное общество. Отделение штамповки металла.

55 По всей видимости, речь идет об английском варианте первой «Книги о русском еврействе»: Russian Jewry (1860-1917) / Edited by Jacob Frumkin, Gregor Aronson and Alexis Goldenweiser Translated Mirrra Ginsburg, Thomas Joseloff // N. Y.; London: 1966.

56 «Будущее издание» — это, по-видимому, изданная лишь через пять лет вторая «Книга о русском еврействе: 1917-1967».

57 Братья Заславские (Zaslavsky), Абрам (младший, близкий друг И.М. Троцкого) и Яков (старший), даты жизни не установлены — активные деятели аргентинского ОРТ.

58 Нахес (идиш) — счастье, радость.

59 Придя к власти в результате демократических выборов 1958 г., Фрондиси пользовался в первое время своего правления достаточно широкой общественной поддержкой. Его политика поощрения инвестиций, попытки самостоятельного развития энергетического сектора и промышленности в целом помогли Аргентине избавиться от хронического торгового дефицита. Однако либерализация цен, открытость рынка и режим жестокой экономии за счет частичного урезания социальных программ вызвали недовольство как широких народных масс, так и консервативных кругов из числа военной элиты и латифундистов. Под давлением военных Фрондиси был вынужден уйти в отставку в 1962 г., хотя в дальнейшем продолжал активную общественно-политическую деятельность.

60 ОАГ — Организация Американских Государств, международная организация, созданная 30.04.1948 г. на 9-й Межамериканской конференции в Боготе (Колумбия) на базе Панамериканского союза, существовавшего с 1889 г.

61 На самом деле в 1960-х население Кубы превышало 6 миллионов человек.

62 Генерал Арамбуру проиграл президентские выборы 1963 г.

63 AJC (American Jewish Committee) — Американский Еврейский Комитет, влиятельная общественная организация США, основанная в 1906 г. в Нью-Йорке.

64 Доктор Владимир Гальперин, прямой потомок барона де Гинцбурга, родившийся в России, с 1943 г. разделял с Сингаловским пост генерального секретаря ОРТа.

65 22 ноября 1963 г.

66 Roi ist mort, vive le Roi! (франц.) — Король мертв, да здравствует король!

67 В соответствии с конституцией США Линдон Джонсон, бывший вице-президентом, автоматически занял пост президента после гибели Джона Кеннеди.

68 Comission derectiva — организационное постановление центрального органа, в данном случае — ОРТа.

69 Reminiscences (англ.) — воспоминания.

70 New York Times — одна из крупнейших и влиятельнейших газет США. Основана в 1851 г.

71 Shame on you! (англ.) — Как Вам не стыдно!

72 Nochebuena-Weinacht-Christmas — Рождество по-испански, по-немецки и по-английски.

73 «мехутоним» (идиш) — выражение буквально означающее «отцы жениха и невесты», здесь в смысле «близкие родственники» данного действа.

74 Официальное отношение Католической Церкви к евреям и иудаизму кардинально изменилось начиная с периода понтификата Иоанна XXIII (1958-1963). В 1959 г. папа распорядился, чтобы из читаемой в Страстную пятницу молитвы были исключены антиеврейские контаминации (например, выражение «коварные» применительно к евреям). Во время правления следующего папы — Павла VI (1963-1978), были приняты исторические решения Второго Ватиканского собора (1962-1965), в т.ч. Декларация «Nostra Aetate» («В наше время»), снимавшая с евреев многовековое обвинение в коллективной ответственности за смерть Иисуса.

75 «Мешияхс цайт» (идиш) — «Времена мессии наступили!» — здесь в смысле «Слава Богу!»

76 В Южном полушарии, где расположена Аргентина, Рождество — летний праздник.

77 «Mensoje de Nochebuena al Pueblo Argentino» (исп.) — Рождественское обращение к народу Аргентины.

78 Профсоюзы.

79 Milagro Sud American — Южноамериканское чудо.

80 Речь идет о мемуарах Софьи Дубновой-Эрлих «Жизнь и творчество С.М. Дубнова» (Нью-Йорк, 1950).

81 «El Diario Israelita» — испанское название еврейской газеты «Di Ydishe tsaytung», выходящей в Буэнос-Айресе с 1923 г.

82 Казаков В.П. Политическая история Аргентины XX века. М., 2007.

83 В частности, активно работает аргентинский WorldORT, занимающийся продвижением самых современных инновационных проектов (ORT Argentina leads the way in technological innovation: ort-argentina-leads-the-way-in-technological-innovation/).

84 Al ponerse el sol (исп.) — На закате солнца.

85 Приезд И.М. Троцкого // Новое русское слово. 1946. 1 октября. С. 3.

86 Зайончковская Ж.А. Эмиграция в дальнее зарубежье // Мир России: Социология, этнология. 2003. Т. 12. № 2. С. 144-150.

87 Нитобург Э.Л. Русские трудовые иммигранты в США (Конец XIX в. 1917 г.): Адаптация и судьбы // Отечественная история. 2002. №5.

88 Нитобург Э.Л. Вклад русской эмиграции в науку, технику, культуру США ( Nitob_ImmUSA.php).

89 Русские в Холливуде // Театр и жизнь (Париж). 1931. № 41. С. 24.

90 Нусинова Н. Русские в Америке (киноэмиграция первой волны) // Киноведческие записки. 1999. № 43. С. 174-178.

91 См., например, историю студии И.Н. Ермольева — «Альбатрос»: Менегальдо Е. Русские в Париже 1919-1939. М., 2001; Домбровская И. «Альбатрос»: русская киностудия в Монтрее ().

92 Морской Л. Бунтари // Иллюстрированная Россия (Париж). 1929. № 15. С. 18.

93 Берберова Н. Курсив мой. М., 1996. С. 575-577

94 На конверте имеется пометка: «Отвечено. У соседей, без кухни».

95 Trembach S. Russian émigré press publications in the André Savine collection: a bibliographic inventory of U.S.-published periodicals. Chapel Hill (NC), 2006.

96 Kihss P. Mrs Alliluyeva Donates $340,000 // The New York Times. 1967. 26 October.

97 Евгений Щербаков (1917-1974) — поэт «русского Парижа».

98 Фонд Толстого (англ. Tolstoy Foundation) — благотворительный фонд в г. Вэлли Коттедж (Valley Cottage), штат Нью-Йорк. Основан в 1939 младшей дочерью Льва Толстого Александрой Толстой с целью помощи русским эмигрантам. Оказывал помощь беженцам, перемещенным лицам, сиротам, финансировал образовательные программы.

99 Зацепина О. С, Ручкин А.Б. Русские в США: Общественные организации русской эмиграции в ХХ-ХХІ вв. Нью-Йорк, 2011.

100 Будницкий О. 1945 год и русская эмиграция: Из переписки М.А. Алданова, В.А. Маклакова и их друзей // Ab imperio. 2011. № 3.

101 Ростова Н. Ивана Бунина мы называем крестным отцом нашего журнала // Слон.ru. 2012. 8 октября.

102 Будницкий О. 1945 год и русская эмиграция: Из переписки М.А. Алданова, В.А. Маклакова и их друзей.

103 Троцкий И. Новые русско-еврейские эмигранты в Соединенных Штатах // Книга о русском еврействе (1917-1967). С. 405.

104 Георгий Иванов — Ирина Одоевцева — Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов. М.; Берлин, 2016.

С. 194-195.

105 Недогарко М.В. Газета «Новое Русское Слово», 1910-1950 гг.: История и типология. Диссертация... канд. филология, н. Ростов-на-Дону, 1997*

106 «26 февраля 1906 года (по старому стилю) военно-полевым судом Ренненкампфа в Чите Мирский, Окунцов и Шинкман были приговорены к смертной казни. Доказательств против них не было. Свидетели повторяли чужие слухи. Статьи в газетах были без подписей. Поэтому смертную казнь заменили каторгой» ().

107 См.: Титаев А. Федор Постников (. php).

108 Газета «Русский голос» в начале 1920-х позиционировала себя как просоветское издание.

109 Вейнбаум М.Е. 50 лет. Немного истории, немного воспоминаний // Новое русское слово, 1960. 20 апреля. С. 2.

11о Троцкий А. Затруднения читателя // Новый мир (Нью-Йорк). 1917. № 931. 9 March ( trotl907.htm).

111 «Рассвет» (1924-1939) — «ежедневная газета российских рабочих организаций США и Канады», основанная анархо-синдикалистами в Нью-Йорке; «Сеятель» — русский журнал народническо-социалистического направления, издавался в Буэнос-Айресе с 1932 по 1982 (?) гг. Н.А. Чоловским.

112 О жизни и деятельности Чоловского см.: Кублицкая М.А. Русские могилы в Аргентине. Никифор Аввакумович Чоловский // Михайлов День 1-й: Журнал Исторической России (Ямбург). 2005. С. 184-198.

113 Ручкин А.Б. Русская диаспора в США в первой половине XX века ().

114 Название для новой газеты Окунцов позаимствовал у самой популярной и многотиражной российской газеты того времени, издававшейся «Товариществом И.Д. Сытин» в Москве.

115 Цынкова О. «Новое русское слово» — феномен долголетия // Евреи в культуре Русского Зарубежья T. V. Иерусалим, 1996.

116 Седых А. (Цвибак Як.). Русские евреи в эмигрантской литературе // Книга о русском еврействе (1917-1966). С. 443.

117 Рыжков В. Устав ООН имеет украинские «корни» // День (Днепропетровск). 2012. № 120.

118 «Лойер» (англ. lawer) — адвокат, часто исполняющий также функции нотариуса и юридического консультанта.

119 Вейнбаум М.Е. 50 лет. Немного истории, немного воспоминаний.

120 The New York Times. 1917. 7 July.

121 Там же.

122 Leo Pasvolsky (n.wikipedia.org/wiki/Leo_Pasvolsky).

123 См.: напр.: Pasvolsky L. The Economic Problems of New Russia // The Russian Review. 1917. Vol. 3. № 1. P. 55-57.

124 С января по март 1917 г. Лев Троцкий (Бронштейн) жил в США. За два месяца он успел написать немало статей, выступить с докладами на русском и немецком языках в ряде городов, поработать в библиотеке, изучая хозяйственную жизнь новой для него страны, стать одним из редакторов газеты «Новый мир» вместе с другими известными большевиками — Николаем Бухариным, Владимиром Володарским и Григорием Чудновским. Здесь и застала его весть о Февральской революции.

125 Schlesinger S.E. Act of Creation: the Founding of the United Nations. Cambridge (MA), 2004.

126 Вейнбаум M.E. 50 лет. Немного истории, немного воспоминаний.

127 Кочетков Г.Б., Ступян В.Б. Ведущие «мозговые центры» США // США-Канада. 2010. № 6. С. 81-94.

128 Во вторник 1 января 1935 г. «Новое русское слово» в разделе «Важнейшие события в 1934 году», подраздел «Смерть русских» известила: «1 февр<аля> в Лос-Анжелесе на 74 году жизни скончался первый издатель нью-йоркского “Русского слова” М.Л. Пасвольский».

129 Цынкова О. «Новое русское слово» — феномен долголетия. С. 169.

130 Страница газеты «Новое русское слово» в ГПИБ (. shpl.ru/ru/nodes/10171).

131 Троцкий И.М. Новые русско-еврейские эмигранты в Соединенных Штатах // Книга о русском еврействе (1917-1966). С. 399-401.

132 Там же. С. 169.

133 См.:

134 Вильчур М.Е. Русские в Америке. Нью-Йорк, 1918. С. 23.

135 Письмо Г.Д. Гребенщикова И.А. Бунину от 31 июля 1940 г. // С двух берегов: Русская литература XX века в России и за рубежом. М., 2002. С. 256-257.

136 Седых А. (Цвибак Як.). Русские евреи в эмигрантской литературе. С. 443.

137 Валерий Вайнберг в «Энциклопедия русской Америки» (www. runyweb.com/era/persons/valeriy_weinberg.html).

138 Цынкова О. «Новое русское слово» — феномен долголетия. С. 162.

139 Beinecke Rare Book and Manuscript Library, GEN MSS 106, Veïnbaum, M.E.

140 Толстой И. Новое русское слово — конец легенды (www. svoboda.org/content/transcript/1740312. html).

141 Вейнбаум M.E. 50 лет. Немного истории, немного воспоминаний.

142 В ночь с 1 на 2 января 1978 г. в реакции НРС неизвестными злоумышленниками (А. Седых полагал, что агентами КГБ) был совершен поджог. Типография, к счастью, не пострадала, и газета продолжала выходить без перерыва. Однако 14 мая 1978 г. типография была вновь подожжена и на этот раз уничтожена.

Но и тогда выпуск газеты не прервался, очередной номер набирали сразу в трех разных типографиях в различных частях города, а печатали в четвертой. После пожара, «который потряс всю эмиграцию», было закуплено новое усовершенствованное оборудование (в том числе на пожертвования читателей) и газета вскоре стала заметно «похорошевшей». См.: Седых А. 70-летие газеты «Новое русское слово» // Новое русское слово. 1980. 20 апреля. С. 3.

143 Вейнбаум М.Е. 50 лет. Немного истории, немного воспоминаний.

144 Седых А. (Цвибак Як.) Русские евреи в эмигрантской литературе. С. 443‘

145 Вейнбаум М.Е. На разные темы. Нью-Йорк, 1956.

146 Там же.

147 В.И. Гессен прибыл в США в 1946 г.

14В Врач и публицист Григорий Исаакович Альтшул(л)ер с 1920 г., жил в Праге, а в 1937 г. приехал в США. См.: Копршивова А. Династия врачей. Альтшуллеры ().

149 Земской врач Исаак Наумович Альтшуллер лечил А.П. Чехова, Л.Н. Толстого, М. Горького, состоял с ними в переписке. Основал в Ялте специальный санаторий для врачей, заразившихся туберкулезом от своих пациентов.

150 Седых А. (Цвибак Як.). Русские евреи в эмигрантской литературе. С. 443-444.

151 Семочкина Е.И. Газета «Новое Русское Слово» — организатор патриотических акций русской диаспоры в США в начале Великой отечественной войны // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Социально-гуманитарные науки (Челябинск). 2012. № 10(269). С. 59-61.

152 Цурганов Ю. Белоэмигранты и вторая мировая война. Попытки реванша. 1939-1945. М., 2010.

153 Семочкина Е.И. Газета «Новое Русское Слово» — организатор патриотических акций русской диаспоры в США.

154 Ди-пи — калька с англоязычного термина «displaced person» (аббр. DP, произносится «Ди-Пи»), по-русски «перемещенное лицо». Начало широкого употребления термина связано с событиями Второй мировой войны, когда в результате действий властей Третьего рейха в Германии оказалось около 1о миллионов человек, большинство из которых составляли люди, задействованные в принудительном труде или высланные из стран своего проживания по расовым, религиозным или политическим мотивам.

155 См.: Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции / Авт.-сост. Агеносов В.В. M.-СПб., 2014.

156 Седых А. (Цвибак Як.). Русские евреи в эмигрантской литературе. С. 443-444.

157 Цынкова О. «Новое русское слово» — феномен долголетия. С. 172.

158 О книге Ю. Марголина «Путешествия в страну зека» см.: Чижик С.Н. Судьба одной прокламации: израильский коммунизм против Юлия Марголина / Собр. статей и выступлений, обращений и писем Ю.Б. Марголина 1946-1957 гг. Иерусалим, 2002 (. shtml).

159 Шугайло Т.С. Антисоветская пропаганда в русских эмигрантских изданиях в 1950-е годы (на примере газет «Россия» и «Новое Русское Слово») // Ойкумена: Регионоведческие исследования (Находка). 2010. № 4. С. 24-36.

160 Вейнбаум М.Е. Немного истории, немного воспоминаний.

161 Новое русское слово. 1966. 3 декабря. С. 3.

162 Четыре жизни Аллы Кторовой. Литературная Россия on-line ().

163 Там же.

164 Синкевич В. Вторая волна русской эмиграции // Новый журнал. 2012. № 267.

165 Из приветствия президента США, адресованного А. Седых по случаю 8о-летнего юбилея газеты, см.: Цынкова О. «Новое русское слово» — феномен долголетия. С. 177.

166 Этим редким в журналистской среде качеством отличался, по оценке Седых, и покойный М.Е. Вейнбаум. См.: Там же. С. 173-174.

167 Седых А. Памяти И.М. Троцкого. 1969.

168 Алданов М. Письма из Ниццы // Новый журнал. 2012. № 267.

169 В Феодосии сохранился родительский дом писателя на улице Митридатской.

170 Моисей Ефимович Цвибак был владельцем магазина игрушек на Итальянской улице в Феодосии, биржевым маклером и журналистом, редактором «Бюллетеня Феодосийской биржи» (1910-1913); членом правления еврейской общины города. Дядя будущего писателя владел известной в городе типографией А.Е. Цвибака.

171 Седых А. Крымские рассказы. Нью-Йорк, 1977.

172 Синкевич В. Мои встречи: русская литература Америки. Владивосток, 2010. С. 61-72.

173 Седых А. Звездочеты с Босфора.

174 Там же.

175 «Общество Я. Поволоцкий и К.» — парижское книжное издательство, основанное в 1919 г. осевшим с 1908 г. во Франции русским культурным и общественным деятелем Я.Е. Поволоцким и просуществовавшее до 1938 г.

176 Первое издание его книги «Далекие, близкие» вышло в 1962 г. в Нью-Йорке.

177 В 1982 г. в честь восьмидесятилетия Андрея Седых редакция НРС приготовила имениннику сюрприз, издав книгу «Три юбилея Андрея Седых». Этот сборник по существу является альманахом литераторов русского Зарубежья разных волн эмиграции.

178 Голлербах С. Нью-Йоркский блокнот // Новый журнал. 2011. № 264.

179 Гуткин М. Старейшая русская газета отметила вековой юбилей в Нью-Йорке // Голос Америки ( novoe-russkoe-slovo-1oo-2o1o-04-2o-9166o909/251446.html); Русскоязычная диаспора Соединенных Штатов в эти дни отмечает юбилей своего самого главного периодического издания ().

180 Седых А. Памяти И.М. Троцкого.

181 Серков А.И. Русское масонство, 1731-2000 гг. М., 2001. С. 601.

182 В 1940 г. ЛСР была переименована в ложу «Вехи», которая в период немецкой оккупации Франции не действовала, а в 1955 г. эта ложа присоединилась к «Северной Звезде».

183 Серков А.И. Газданов об Адамовиче (. ru/Publications/gazdanov.html); Асадова К, Мацах А. Масоны и литература Серебряного века ( programs/ brothers/678604-echo/).

184 Николаевский Б.И. Русские масоны и революция. М., 1990. С. 49-74.

185 Чубаров И. От составителя // Евреинов Н.Н. Тайные пружины искусства. М., 2004. С. 13.

186 Морамарко М. Масонство в прошлом и настоящем. М., 1990. С. 222.

187 В июне-сентябре 1920 г. Г.В. Немирович-Данченко приказом главнокомандующего барона Врангеля и министра иностранных дел Петра Струве был отстранен от должности начальника отдела печати Гражданского управления Правительства Юга России, поскольку санкционированный им выпуск антисемитских газет вызвал возмущение еврейской общественности Крыма. В 1930-х он печатался в нацистском официозе «Völkischer Beobachter» и «Новом слове» — русской газете, курировавшейся ведомством Розенберга.

188 После гибели Шойблер-Рихтера во время пивного путча в Германии Георгий Немирович-Данченко опубликовал о нем прочувствованную эпитафию под названием «Прекрасная смерть»: он нашел конец лидера «Возрождения» достойным, так как тот пал «добрым немцем», закрывшим грудью друга, став тем самым «гордостью националистической Германии», чья смерть будет «вписана золотыми буквами в историю мучеников Германии».

189 Foyer Philosophique (фр.) — философский огонь.

190 Из числа всех братьев-масонов ЛСР в США после войны проживали Андрей Седых, Марк Алданов, Роман Гуль, Кирилл Катков, Илья Троцкий, Борис Миркин-Герцевич и Авенир Де Монфред, см.: Серков А.И. История русского масонства 1845-1945. СПб., 1996; Серков А.И. Русское масонство, 1731-2000 гг.

191 М.А. Алданов уехал из Америки во Францию в 1947 г., но время от времени возвращался в Нью-Йорк.

192 Серков А. Российские евреи-масоны в США // РЕВА. Кн. 9. Торонто; СПб., 2014. С. 44-61.

193 Письмо М.А. Алданова И.М. Троцкому от 31 декабря 1954 г. в YIVO-архиве Ильи Троцкого (RG 577, Вох 1).

194 Серков А. Российские евреи-масоны в США.

195 Бахрах А. По памяти, по записям. Литературные портреты. Нью-Йорк, 1979. С. 9.

196 Точнее, с 22 сентября 1940 г. по 23 октября 1944 г.

197 Хазан В. «Отблеск чудесного» прошлого.

198 Никоненко С. Свидетель истории // Бахрах А. По памяти, по записям ().

199 Седых А. Далекие, близкие. М., 2005. С. 212

200 Хазан В. «Отблеск чудесного» прошлого.

201 Мальцев Ю. Бунин. Fa.М., 1994. С. 324.

202 Бабореко А.К. Бунин: Жизнеописание. М., 2004.

203 Уральский М. «Спасенный Буниным»: Александр Борисович Либерман // РЕВА. Кн. 10. 2015. С. 170-188; Под бунинской кровлей // Новый журнал. 2016.

204 Письмо хранится хранится в рукописном архиве Иллинойского университета в Urbana-Champaign (США) в собрании С.Ю. Прегель и В.В. Руднева.

205 Художница Александра Николаевна Авксентьева-Прегель (1907-1984); дочь М.С. Цетлиной от первого брака, в 1940 г. перебравшаяся с мужем на жительство в США и тоже проживавшая в Нью-Йорке.

206 Художник и литератор Татьяна Дмитриевна Логинова-Муравьева (Loginoff-Mouravjeff) входила в ближайшее окружение семьи Буниных. Впоследствии написала воспоминания о писателе, сопроводив их рисунками тушью, и передала их в Бунинский фонд Государственного музея И. С. Тургенева в Орле. В ноябре 1973 г. она стала инициатором проведения дней Бунина в Грассе. Благодаря ее усилиям в Грассе была установлена мемориальная доска в честь Буниных.

207 Личность А.Н. Ганшиной не установлена.

208 Письма Буниных к художнице Т. Логиновой-Муравьевой. Paris, 1982 ().

209 Бабореко А.К. Бунин: Жизнеописание. С. 344-345.

210 Entschädigungsbehörde des Landesamtes für Bürger- und Ordnungsangelegenheiten (Berlin): Alexander Libermann, Akten Reg. 315 884.

211 Либерман ходатайствовал о получении денежного возмещения от правительства ФРГ как лицо, преследовавшееся при нацистах. Ходатайство было удовлетворено.

212 Категория: Выпускники_Киев-ской_консерватории

213 О Берлинской государственной академической Высшей музыкальной школе (ВМШ), которая в настоящее время входит в состав Берлинского университета искусства (Universität der Künste Berlin), см.: Schenk D. Die Hochschule für Musik zu Berlin. Preußens Konservatorium zwischen romantischem Klassizismus und Neuer Musik, 1869-1932/33. Stuttgart, 2004.

214 Согласно удостоверению ВМШ от 7 декабря 1929 г. (в архивных документах А. Либермана) с 15 февраля 1924 г. до 26 мая 1926 г. он (с перерывами) замещал профессора Э. Петри во время его гастролей в Советской России.

215 А. Шнабель — выдающийся пианист, с 1906 по 1933 гг. жил в Берлине, сегодня на доме, в котором располагалась его квартира (Wielandstraße 14 in Berlin-Wilmersdorf), установлена мемориальная доска в его честь.

216 Stengel, Karl Theophil (1905-1995) и Gerigk, Herbert (1905-1996), после войны жили в ФРГ.

217 Stengel Т, Gerigk Н. Lexikon der Juden in der Musik. Эта книга выдержала пять переизданий в 1940-1943 гг. и находится в фондах 105 библиотек разных стран ().

218 Lexikon verfolgter Musiker und Musikerinnen der NS-Zeit (www. lexm.uni-hamburg.de/0bject/lexm_lexmpers0n_00004117;jsessionid=5i2BF67FF37D4B112CE31AB7BF5C8292?wcmsID=ooo3).

219

220 Ancestry.com: New York, Passenger Lists, 1820-1957, July 12th 1947,

221 См. выше: Eidesstattliche Erklärung von А. Libermann.

222 Die wirtschaftliche und soziale Lage der Angestellen. Ergebnisse und Erkentnisse aus der grossen sozialen Erhebung des Gewerkschaftsbundes der Angestellen. Berlin, 1931. S. 106.

223 Libermann ЛА. Comprehensive Approach to the Piano. Berkeley, 1984. В предисловии к этой книге, написанном Элинор Армер, также указано, что супруги Либерман переехали во Францию «после прихода Гитлера к власти».

224 Русское зарубежье. Хроника научной, культурной и общественной жизни. 1920-1940. Т. 3. М., 1996. С. 143.

225 Libermann A.А. Comprehensive Approach to the Piano. P. 5.

226 Элинор Армер в письме к автору отметила: «Я уверена, что он действительно говорил мне, что знал Рубинштейна».

227 Зильберман Ю., Смилявская Ю. Киевская симфония Владимира Горовица. С. 252-257. Киев, 2002.

228 Будницкий О.В., Полян ЛА. Русско-еврейский Берлин. С. 302-303.

229 Rodogno D. Fascism's European empire: Italian occupation during the Second World War. N. Y., 2006.

230 Никоненко С. Свидетель истории // Бахрах Л. По памяти, по записям ().

231 Устами Буниных. Т. 3. Мюнхен, 1982.

232 Heywood A.J. Catalogue of the I.A. Bunin, V.N. Bunina. Leeds, 2011. MS. 1066-535. P 19.

233 Устами Буниных. T. 3.

234 Франция. Мировая война и катастрофа // Электронная еврейская энциклопедия ().

235 Alexander Libermann // Berkely Daily Gazette. 1968. 2 March. P. 2.

236 Согласно утверждению Элинор Армер в письме к автору статьи: «Стефа не выглядела как “типичная” еврейка, возможно, именно поэтому она осмеливалась выходить».

237 Libermann Л. A Comprehensive Approach to the Piano. P. 6.

238 Benedict M. Egon Petri and the Petriots ( cronologia/Note/petri.html).

239 Американский пианист и композитор, ученик Е. Петри и А. Либерман в Mills College. Автор книги: Sheldon, R. Petri-Libermann notes on the art and technique of pianoforte playing, 1958 ().

240 По свидетельству Э. Армер, А. Либерман в совершенстве владел русским, немецким и французским.

241 Heywood A.J. Catalogue of the I.A. Bunin, V.N. Bunina. MS.1067/3853-3867-MS.1067/3868. C. 260.

242 В списке пассажиров парохода, на котором А. Либерман прибыл из Гавра в Нью-Йорк, в графе «Nacionality» (страна, гражданином или подданным которой являетесь) указано «Indetermined», т.е. «неопределенная».

243 У А. Либермана была диагностирована неоперабельная злокачественная опухоль мозга, которая в считанные недели свела его в могилу. После смерти мужа Стефи разбил паралич, и остаток жизни она провела в инвалидной коляске в одном из калифорнийских санаториев. Эта информация получена автором из частной переписки с одним из друзей супругов Либерман , доктором Эрнстом Вольфером (Ernst Valfer).

244 Некролог в «Berkley Daily Gazette» (7 февраля 1978 г.)