Женщина в красной косынке и поношенном пальто вошла в деревню, когда солнце уже клонилось к закату. Встретив прохожего на улице, спросила, где найти кого-нибудь из комсомольцев.
Каждый новый человек в Березовой Роще вызывал к себе всеобщий интерес. А тут женщина, да не по-здешнему одетая…
Мальчишки бегали по деревне, стучали в окна каждой хаты и звали на собрание.
Василинка с Ниной и Ликутой прибежали самыми первыми. Присев к столу, женщина вполголоса говорила с Иваном Николаевичем. Рядом на лавке лежало серое, должно быть, перешитое из шинели, пальто. Будто горячий уголь, пламенела кумачовая косынка.
— Садитесь, девушки! — приветливо улыбнулась женщина. — Да поближе, вот сюда. Вам интересно будет послушать…
Василинке показался знакомым этот немного хрипловатый грудной голос… А комната тем временем заполнилась людьми, вот уже нет свободного места на лавках. Женщина пригладила круглым гребешком густые темные волосы и встала.
— Здравствуйте, товарищи! — сказала она.
И Василинка вспомнила.
— Это же Лена! Та, из профсоюза, — горячо зашептала она на ухо Нине. Там в городе ее все нэпманы боялись. На что моя хозяйка была горластая, и та остерегалась наперекор идти…
— Товарищи! — говорила между тем Лена. — Мы в своей республике рабочих и крестьян живем свободно, без помещиков и буржуев. Руководит государством, заботится о всех нас рабоче-крестьянская Советская власть, наша с вами родная власть. А совсем неподалеку от нашей деревни страдают в тюрьмах наши братья и сестры, которые боролись за освобождение трудящихся от угнетения. Наш с вами долг, товарищи, — не дать погибнуть жертвам белого террора, поддержать узников, помогая их семьям, не оставить в беде сирот и вдов замученных революционеров. Миллионы людей в нашей стране и за рубежом объединяются в Международную организацию помощи борцам революции, или сокращенно — МОПР…
Люди вздыхали, слушая девушку, женщины украдкой вытирали глаза уголками платков, наверное, вспоминали, кто мужа, не вернувшегося с войны, кто погибшего брата или отца.
— Надо помогать друг другу, на то мы и люди, — высказала то, что было у всех на душе, тетя Агата и заплакала.
— Белорусская организация МОПРа взяла шефство над политзаключенными белостокской тюрьмы, — продолжала Лена. — Пилсудчики жестоко издеваются над ними, пытают, калечат.
До глубины души доходили эти слова, обращенные к памяти и совести людей. Все громче всхлипывала тетя Агата: наверное, вновь вспомнила, как при отступлении схватили белополяки ее сыночка Егорку — еще и пятнадцати ему не было. Ни с того ни с сего избили его и забрали в обоз вместе с лошадью и телегой. Поехал Егорка — и пропал.
Те, кому посчастливилось вернуться, сказывали, что застрелил Егорку польский легионер на дороге за Волковыском, потому что заболел парень тифом и не мог идти за возом…
Вот такие звери и тянут жилы из людей в тюремных подземельях…
Василинка с грустью в сердце слушала, как Лена читала письмо, написанное в мрачном застенке. К ней и ко всем, кто собрался в этой комнате, обращалась узница белостокской тюрьмы, западнобелорусская комсомолка.
«Я сижу в каменном мешке, — писала девушка. — Из маленького окошка за решеткой высоко под потолком своей одиночки я вижу кусочек синего-синего неба, а в долгую бессонную ночь мне иногда светит далекая ясная звезда. Число арестованных все время увеличивается, среди них много больных, истощенных и искалеченных, которые прошли через голодовки, издевательства. Но никакие мучения нас не испугают. В день Первого мая узники прикрепили на окнах красные ленты или листы бумаги, разрисованные красными карандашами, в условленное время все вместе громко запели „Интернационал“. Надзиратели стучали в двери прикладами, стреляли по окнам. А пролетарский гимн звучал еще громче, проникал за тюремные стены, разносился по притихшему городу…»
— Как же помогает МОПР узникам? — спросила Василинка.
— Маленькие ручейки взносов сливаются в довольно большие реки. На эти деньги мопровская организация отправляет посылки заключенным. И это еще не все. Организации МОПРа морально поддерживают борцов, устраивают демонстрации протеста против террора.
Вместе со всеми Василинка голосовала за создание в Березовой Роще ячейки МОПРа.
Взволнованные, растревоженные услышанным на собрании, они с Ниной и Ликутой медленно шагали темной улицей.
— Как бы мне хотелось увидеть ту девушку… — задумчиво произнесла Василинка.
— Наверное, красивая она, — откликнулась Ликута, — так хорошо написано, словно все наяву видишь.
— Слушайте, девочки, давайте напишем ей письмо. Расскажем, как школу строили…
— И как люди объединили свою землю и все вместе ее засевали. Весело, с песнями. Напишем, это ей будет интересно! — подхватила Ликута.
— Вот если бы послать ей подарок, — предложила Нина. — Чтобы знала, что есть на свете Березовая Роща и что живут там добрые девчата…
— А что же мы подарим? — задумалась Василинка.
— Кофточку вышитую! — воскликнула Нина. — Замечательный будет подарок.
Присев на завалинке Анетиной хаты, девушки так увлеклись разговором, что не сразу заметили, когда подошел Аркадий.
— О чем разговор? — полюбопытствовал он.
— Письмо сочиняем, — сказала Василинка.
— Ого! И кому же вы вздумали написать? Уж не Федору ли в армию?
— Хотим ответить той девушке из белостокской тюрьмы, — откликнулась Нина. — Все описать, как мы живем. Им же там буржуи не дают читать советских газет. Напишем о самом интересном, что есть в Березовой Роще.
— И о концертах тоже, которые скоро устроим, — подала голос Ликута. Девчата столько новых песен разучивают.
— У тебя одни песни в голове, — засмеялась Василинка, хотя очень любила, когда Ликута поет.
— Пишите, девчата, что люди новые дома построили. Один лишь Василий остался на подселении.
— Построим и мы, — уточнила Василинка. — Ведь Советская власть беднейшим крестьянам лес отпускает бесплатно или по дешевой цене. И отчиму дадут…
— А еще не забудьте написать о комитете взаимопомощи, который семенами и инвентарем бедноте помогает. Расскажите, что крестьяне работают дружно, не ссорятся, даже молотилку решили купить. В кредит. Понемногу освобождаются от кулацкой кабалы.
— О тете Агате надо рассказать, — напомнила Василинка. — Вдову, беднячку — и депутатом в сельсовет избрали.
— Что там Агата! Рабфак открылся в городе — вот это новость! — перебил Аркадий. — Эх, мне бы туда! Да чтобы отец каждую неделю торбу сала присылал… Но это я так, девчата, шучу, вы не обращайте внимания. Пишите, что новую дорогу прокладывают, и что в лесу порядок наводят, и что кулаков немного прижали…
— Хватит на сегодня, — остановила Василинка. — Завтра окончим.
— Ладно, — послушно согласилась Ликута. — Нинка, бежим домой.
Она поняла, что Василинке захотелось побыть с Аркадием. А у Василинки словно язык отняло. Хоть бы Аркадий сказал слово. Но он, всегда такой разговорчивый, неловко молчал, лишь поближе подвинулся.
— Какая умная женщина — та, что на собрании выступала, — выжала из себя Василинка. — Молодая, а столько знает!
— Знает, потому что училась, — объяснил Аркадий. — Это мы тут, в лесу живя, скоро мохом обрастем. Эх, Василинка! Что я надумал — махнуть в город на рабфак. Но мать… Не пускает, и все тут: хозяйство надо, говорит, налаживать. Чтобы было не хуже, чем у людей. В городе не заботились о хозяйстве: пришел отец с работы и деньги принес. А тут деньги только исправное хозяйство может дать. Петру легче: что задумает, то и сделает. Его никто не задержит.
Василинке что-то не нравилось в словах Аркадия, но что — она и сама не могла понять. Может, его слепое подчинение матери. Но разве он своей головы не имеет? Вот Петр своему слову хозяин и никого не боится.
— Пойдем, Василинка, погуляем?
— Пойдем…
На улице ни души, погасли огни в домах, спит деревня крепким сном. Из-за тучи, словно только для них двоих, выплыла круглая желтая луна. Взявшись за руки, парень с девушкой медленно бредут по сонной улице. Светло у них на душе, будто нет на свете тюремных застенков, где полицейские пытают и убивают борцов за народное дело, нет жадных, бессердечных врагов, которые недавно едва не сожгли живьем Василинку и ее родных…
— Кажется, пошел бы с тобой на край света…
Голос Аркадия взволнованно дрожит, слова кажутся такими искренними.
Василинка не хочет думать, что он мог сказать не «пошел бы», а «пойду». Ей так хорошо…
Внезапно его слова заглушает эхо двух выстрелов.
Как будто и не было покоя, который только что царил на земле…