По мотивам русской народной сказки

Кощей Бессмертный бегал перед Василисой и метал громы и молнии, от которых трясся весь дворец:

– Ты отвергла мою бессмертную любовь?! – Трах-бабах! – Посмотрим, полюбит ли тебя кто-нибудь – Трах-тарарах! – когда ты станешь лягушкой?.. Бум-бу-бум!

– Лучше – лягушкой, – побледнев, сказала Василиса Прекрасная.

– Ну, что же! – Трум-турурум! – Быть тебе лягушкой три года, три дня и три часа! – зловеще произнес Кощей и протянул к Василисе костлявые руки. – Если передумаешь – бросишь кожу в огонь. Бац-бабац! Красавица-а-а… Зелё-ё-ёная!.. Трам-там-там!

Раскаты грома заглушили его последние слова. Замок ослепила яркая молния. И все Тридесятое Царство погрузилось во тьму.

***

А в Тривосьмом царстве стояло ясное летнее утро. Чирикали птички, летали пчелки, и порхали бабочки. Иван-царевич сидел на лугу за дворцом и считал на спине божьей коровки точки:

– Одна, две, три…

Вообще-то, он больше напоминал не царевича, а Иванушку-дурачка. На лице сияла блаженная улыбка, а за спиной – там, где у обычных царевичей висел лук – у Ивана болтался сачок.

Младший сын царя Василия был просто повернут на природе.

Неожиданно появился средний брат, толстый и хитрый Дормидонт-царевич.

– Что это ты тут делаешь? – подозрительно спросил Дормидонт.

– Да вот, – Иван показал божью коровку.

– А ну, иди отсюда, ботаник!

Дормидонт оттолкнул брата и, встав на колени, стал по-собачьи рыть землю.

– Ты что, червяков ищешь? – поинтересовался Иван.

– Исчезни!

Дормидонт откопал секретную шкатулку, пересчитал золотые монеты и, бросив на брата презрительный взгляд, ушел перепрятывать свои сбережения.

Божья коровка улетела. Но Иван горевал недолго, его внимание привлек кузнечик:

– Ух ты, как прыгает! Как блоха на собаке!..

Кузнечик – прыг, Иван – за ним, кузнечик – скок, царевич – следом. Так они и прыгали, пока над головой Ивана не просвистела стрела.

– Ты что здесь делаешь? – заорал старший брат Федот-царевич, красавец при усах и кинжалах.

– Кузнечиков ловлю, – пробормотал Иван.

– А ну, иди отсюда, дурень!

Иван-царевич огляделся и увидел, что попал на стрельбище.

Федот пустил следующую стрелу. Но от злости промахнулся. Стрела долетела до царского терема и едва не сбила корону с царя Василия.

Царь, наблюдавший за сыновьями в подзорную трубу, покачал головой и велел собрать царевичей пред свои светлые очи.

– Вот что, сыны мои любезные, – сказал он. – Понаблюдал я за вами и вижу: занимаетесь вы всякими глупостями. Женить вас надо – может, поумнеете. Пусть каждый из вас пустит стрелу:

Куда стрела упадет – там и судьба ждет!

Царь Василий в свободное время сочинял стихи и любил сказать в рифму.

– Стрельнуть?! Ну, это я запросто! – Федот-царевич снял лук, горделиво оглядел всех присутствующих и пустил стрелу…

На крыльце боярских хором сидела боярская дочь и ела вишни. Перед ней выстроились служанки. Боярышня развлекалась тем, что метко плевала косточками в девок, отчего служанки падали одна за другой…

И тут во двор влетела царская стрела и угодила в тарелку с вишнями. Одна из ягод отскочила и попала боярышне точно в глаз.

Отчаянный вопль долетел до царского терема.

– Попал – боярская дочь наповал! – заметил Василий, следивший за стрельбой в подзорную трубу.

Вторым, пыхтя, натянул тетиву толстый Дормидонт-царевич. Дзень! Стрела – как-то по кривой – полетела в сторону купеческого дома…

Купец сладко похрапывал на перине. А купеческая дочь подбирала ключи к папиному сундуку. И тут в окно влетела стрела и попала точно в замочную скважину. Звенькнула пружина. Крышка сундука откинулась. И девица начала запихивать золото в сарафан.

– Попал в точку – берем купеческую дочку! – хмыкнул царь Василий.

Иван-царевич, боясь в кого-нибудь попасть, зажмурился и стал водить луком из стороны в сторону.

– Смотри, куда целишь, дурень! – завопили братья и повалились на землю. Наконец, Иван отпустил тетиву – и стрела скрылась из глаз.

Отец, проследив за ее полетом, сокрушенно покачал головой и сказал не в рифму:

– В болото.

– На кикиморе болотной женится! – захохотали братья.

И царевичи отправились за невестами: Федот – на боярский двор, Дормидонт – на купеческий, а Иван – побрел на болото.

Красавец Федот принес невесте в подарок заграничные сафьяновые сапожки. Боярышня взяла подарок и со всего маху дала жениху в глаз. Царевич пошатнулся, с восхищением потрогал синяк:

– Ух, ты!

Невеста, один глаз у которой был цвета спелой вишни, тоже казалась довольной.

Жадный Дормидонт явился к невесте без подарка. Кряхтя, сделал положенный поклон. Купеческая дочь присела в ответ. Тут сарафан на ней затрещал, и на землю посыпались золотые монеты – целая груда золота…

– Дорогая! – воскликнул Дормидонт и припал к ногам суженой.

А Иван-царевич брел по болоту, рассматривая жуков-плавунцов и любуясь стрекозками. Уже начало смеркаться, когда он заметил лягушку с маленькой золотой короной на голове. Рядом – на кочке – лежала стрела.

– Ух ты! Красота какая! – прошептал Иван, разглядывая лягушку. – Такой я еще не видел! Совершенно неизвестный вид…

– Иван-царевич, возьми меня в жены! – сказала вдруг лягушка.

– К тому же, говорящая!!! – Иван был потрясен. – Мне?.. Тебя?.. В жены?

– Возьми, Иванушка, не пожалеешь!

– Пожалею?! Да я, может быть, всю жизнь мечтал встретить такую… такую прекрасную лягушку!

Из глаза у лягушки выкатилась слезинка.

– Не плачь, – Иван-царевич встал перед ней на колени и снял шапку. – Я о тебе буду заботиться, комаров тебе буду ловить… Если ты, конечно, согласна.

И он протянул лягушке незабудку.

– Я… согласна! – прошептала та и упала в обморок.

На царском крыльце Ивана уже поджидали братья: Федот с боярышней – оба с черными повязками на глазу, и толстый Дормидонт с купеческой дочкой.

Увидев младшего брата с лягушкой в шапке, Федота толкнул Дормидонта локтем, и оба прыснули со смеха:

– Ну, ты попал!

– Вот ботаник!

В тот же вечер молодых обвенчали.

– Ну, что ж, сынки мои любезные! Посмотрим, какие у вас жены в хозяйстве полезные, – сказал в рифму царь и дал команду слугам. – Выдать им полпуда муки… Пусть к завтрашнему свадебному пиру испекут пироги!

Быстро сказка сказывается, да не скоро пироги делаются.

Стала боярская дочь тесто месить, увидела стекающую с нежных пальчиков жижу и с отвращением стряхнула ее. Брызги так и полетели во все стороны – да царевичу Федоту в лицо. Вскочил Федот, схватил сырое яйцо и запустил им в молодую жену. А та – в него тестом, а он в нее– яйцом, а она – тестом… И такая шла битва, что в пять минут все яйца побили, а тесто расшвыряли – хоть со стен соскребай!

Купеческая дочь была не так брезглива: принялась она месить тесто, да не заметила, как из лифа в кадку упало несколько припрятанных монет. И толстый Дормидонт, уплетавший сырые яйца, тоже этого не заметил. А то бы сам в тесто полез!

А в покоях младшего брата было тихо и печально. Иван с жалостью глядел на свою лягушечку:

– Бедная! Ты же утонешь в этой кадке…

– Не волнуйся, Иван-царевич, ложись спать. Утро вечера мудренее.

Как только Иван уснул, лягушка сбросила свою шкурку и превратилась в Василису Прекрасную. Из кадки с тестом пошел пар, и все погрузилось в туман неизвестности.

И вот настал свадебный пир. Во главе длинного стола сидел царь Василий, поодаль – гости: бояре да дворяне, да послы заморские и загорские.

Зазвучали фанфары и трубы, гусли и дудки, балалайки и ложки. В зал вошел Федот с молодой женой и золотым подносом, на котором стояла красивая шкатулка. Гости одобрительно зашумели.

Снова зазвучали фанфары и трубы. Появился Дормидонт с женой и серебряным подносом, накрытым дорогим покрывалом. Гости захлопали.

В третий раз зазвучали фанфары и… И смолкли. Вошел Иван-царевич с сачком. В руках он держал деревянный поднос, покрытый простым полотенцем.

Царь Василий сдвинул брови:

– А где твоя жена, Иван?

– Ускакала на болото! – подсказала старшая невестка.

– Небось, бородавки выводит! – добавила средняя.

Раздались смешки.

– Она прибудет попозже, – вздохнул Иван-царевич.

– Ну, сынки, показывайте, что приготовили ваши жены-наряжены, умелицы-рукодельницы! – сказал Василий.

Федот-царевич поставил перед царем золотой поднос и достал из шкатулки сморщенный куличик, похожий на комок глины. Царь попробовал отщипнуть от него кусок, но не смог. Ковырнул ножом и вилкой – не вышло. Тогда Василий взял грецкий орех и треснул его куличом. Орех раскололся.

– Ого!

– Ого! – сказали бояре и дружно застучали о стол кубками.

Вторым показывал работу своей жены Дормидонт. На серебряном подносе, под парчовым покрывалом, лежал обычный с виду пирог.

Василий попробовал его… и выплюнул сломанный зуб и золотую монету с собственным изображением.

– Ой! – схватился за щеку царь.

– Ой! – дружно подхватили бояре.

Наконец, перед царем оказался третий поднос.

– Сейчас оттуда лягушка выпрыгнет, – хмыкнул Федот-царевич, уже занявший свое место за столом.

– Вот-вот, – поддержал его Дормидонт.

Иван-царевич сдернул полотенце, и все ахнули…

На подносе красовался чудесный пирог, похожий на стольный город – с домами, маковками церквей, и царским дворцом, покрытым марципаном и цукатами.

Царь аккуратно отломил одну из башенок и положил в рот. Лицо его выразило блаженство.

– Вот это мастерица, – сказал Василий.

И тут сами собой загремели фанфары, задудели трубы, затрещали ложки. Двери – тоже сами собой – распахнулись, и в зале появилась Василиса Прекрасная. В прекрасном платье, с прекрасной прической, а лицо у нее было такое прекрасное…

– Кто это? – перешептывались гости.

Василиса подошла к Ивану-царевичу и взяла его под руку.

– Простите, вы кто? – растерялся Иван.

– Не узнаешь меня, Ваня? – Василиса показала Ивану незабудку и что-то зашептала на ухо.

– Батюшка, – сказал Иван-царевич, – позволь представить мою жену, Василису.

Бояре и дворяне восторженно зашумели. Старшие братья переглянулись.

– Везет же дураку! – сказал Федот-царевич.

Жена, услышав это, вонзила острый каблук мужу в ногу. Федот в ответ крепко лягнул ее. Боярышня схватилась за ногу и застонала.

Купеческая дочь под шумок запихивала в рукава золотые ложечки и вилки.

Царь Василий хлопнул в ладоши:

– А сейчас я хочу, чтобы мои любезные невестки порадовали нас танцем!

Старшая поднялась и, охнув, снова села на место:

– Не могу, царь-батюшка, нога болит.

Царь перевел взгляд на жену Дормидонта, но не увидел ее: купчиха под столом запихивала в рукав серебряный ножик…

– А где же наша средняя невестка? – удивился Василий.

– Тута я! – Купеческая дочь вылезла из-под стола и вышла на середину залы.

– И-эх!

Она бойко замахала руками и закрутилась так быстро, что из рукавов полетело ворованное золото и серебро. Кому-то из гостей в лоб попало ложкой, кому-то – половником. А в дубовую спинку царского трона вонзились вилка и нож. Перепуганные бояре дружно нырнули под стол.

– И-эх!.. У одной – ноги хромые, у другой руки… кривые, – вздохнул Василий и посмотрел на младшую невестку.

Поклонившись царю и гостям, Василиса Прекрасная вышла из-за стола… Нет, даже не вышла, а выплыла, как лебедушка.

Василиса плавно повела плечами, всплеснула руками – и зазвучала музыка. Из жбанов с пивом разноцветной аркой перекинулась над столом радуга. Из блюд выросли диковинные цветы, а жареные гуси и лебеди поднялись и начали летать по залу. Музыка стихла. Радуга свернулась. Гуси и лебеди снова оказались в тарелках.

Гости восхищенно зашептались.

Пир закончился. Старшие братья напились меду, и жены увели их спать. А Иван-царевич и Василиса Прекрасная, держась за руки, гуляли по дворцовому лугу.

– Что же ты, Иванушка, невесел? Или я тебе не понравилась? – спросила Василиса, крутя в руке незабудку.

– Понравилась, – смутился Иван. – Просто… просто я к тебе такой еще не привык.

Светила полная луна. Стрекотали кузнечики.

– Красиво, – сказал Иван. – Некоторые думают, что это цикады, а это обыкновенные кузнечики средней полосы…

Вдруг издалека донесся душераздирающий вопль. Затем еще один…

Крики неслись из покоев Ивана-царевича. Старшая и средняя невестки – с двух сторон – вцепились в лягушачью шкурку.

– Отдай! – вопила средняя.

– Ну, и зачем она тебе? – шипела старшая.

– Надену ее и буду красавицей и мастерицей!

– Воровка!

– А ты кто?

Тянули они с такой силой, что волшебная кожа не выдержала и разорвалась пополам. Перепуганные невестки бросили шкурки в печь. Кожа вдруг полыхнула изумрудным пламенем, и из печи вылетел фонтан искр…

Раздались раскаты грома, в небе зеленым зигзагом заплясала молния. Василиса побледнела и прижала незабудку к груди.

– Прощай, Иван-царевич, полюбила я тебя. Да видно не судьба нам быть вместе.

– Почему? – растерялся Иван.

– Кто-то сжег мою лягушачью кожу. Еще три дня – и была бы я твоей навсегда! А теперь… должна я вернуться к Кощею Бессмертному. Прощай!

Василиса вспыхнула, как бенгальский огонь, и растаяла.

Иван-царевич плакал как ребенок. Три дня он не пил и не ел. Он перестал кормить золотых заморских рыбок. Наконец, он принял решение и с дорожной сумкой и сачком предстал перед троном:

– Благослови, царь-батюшка. Пойду искать я жену свою, лягушку прекрасную, Василису!

– Опасное дело ты задумал, Иван! – вздохнул царь Василий. – Кощея Бессмертного не берет ни лук, ни меч, ни копье. Потому что смерть его в яйце хранится, а то яйцо – в утке, а утка – в зайце, а заяц – в сундуке, а сундук на высоком дубу висит. А где тот дуб – никому неведомо…

Поодаль стояли и слушали разговор старшие братья с женами.

– Говорят, у Кощея богатства несметные: сундуки с золотом, камни самоцветные, – шепнула Дормидонту жена.

Дормидонт кинул на Ивана подозрительный взгляд:

– Надо будет за ним проследить!

– У Кощея меч-молния имеется, – жена Федота-царевича толкнула мужа в бок. – Если его заполучить, мы с ним все царства-государства завоюем!

Федот приосанился и принял воинственный вид:

– Дурню он ни к чему, а мне такой меч не помешает!

– Иди, Иван, с Богом! По всем дорогам! – царь Василий перекрестил сына, а затем глянул на старших. – А вы чего стоите? Ступайте за братом следом!

Так они и пошли: Иван– царевич – впереди, а старшие братья – за ним.

– А правда, этот Кощей летать умеет? – боязливо спросил Дормидонт.

– Не бойся, наш Ванька его сачком поймает! – сказал Федот, поигрывая саблей.

– Ботаник! – хмыкнули оба.

Долго ли коротко ли шли братья: дубов много видели, а сундуков – ни одного.

– Как там батюшка говорил, – стал припоминать Федот. – Игла со смертью в яйце, яйцо – в утке, утка в…

– Утка в яблоках! – причмокнул Дормидонт.

– Да, не в яблоках, а в зайце. А заяц…

– Заяц в сметане… – облизнулся средний брат. – Есть охота, сил нет!

А Иван идет, не останавливаясь: тут колосок сорвет, там горсть земляники зачерпнет на ходу – и дальше шагает.

Хотел Дормидонт земляники нарвать: одну сорвал – а остальные разлетелись.

– Тьфу ты, божья коровка! – сплюнул он.

– Погоди, скоро медвежатины поедим! – Федот стащил с плеча лук. – Видишь, медвежий след?

Пошли братья по следу, вошли в сосновый бор и увидели медведицу с корзиной малины, а рядом с матерью двое медвежат играют…

Хрустнул толстый Дормидонт веткой. Насторожилась медведица, схватила медвежат, прижала к себе.

А Федот уже натянул тугой лук, прицелился…

– Стойте, братья! Вы что делаете?! – между братьями и медведицей встал Иван.

– Что-что?! Есть охота! – закричал Дормидонт, размахивая кинжалом. – Лучше отойди!

– У нее же медвежата! – Иван-царевич вцепился в лук.

Федот стал тянуть лук к себе, Иван – к себе… Лук и сломался.

– Дать бы тебе как следует! – сжал кулаки Федот.

– Ботаник! – добавил Дормидонт.

Но тут медведица зарычала. Братья в испуге попятились:

– Мы пошутили!..

– Спасибо, Иван-царевич, что пожалел моих детушек, – сказала медведица человечьим голосом. – Я тебе еще пригожусь.

– Мы тебе еще пригодимся! – закричали медвежата детскими голосами.

– Это, может быть, последние говорящие медведи, – укоризненно сказал Иван братьям. Те промолчали.

Шли три царевича сосновым бором, шли березовой рощей, шли еловой чащей – и вышли к реке. А на берегу лежит щука, ртом воздух хватает.

– Щука! – закричал Федот.

Иван-царевич подбежал к щуке и подцепил ее сачком.

– Ухи наварим! – мечтательно сказал Дормидонт.

А Иван взял щуку и в реку выпустил.

Братья только зубами заскрипели: – У-у-у!

– Спасибо, Иван-царевич, – сказала щука и исчезла в воде.

– Не простая щука, волшебная, очень редкий экземпляр, – вздохнул Иван.

Пошли братья по берегу и вскоре увидели здоровенный – чуть не до самых облаков – дуб, а на верхушке, сверкая, как квадратное солнце, висел на цепях…

– Сундук! – заорал Федот.

– Золотой! – с Дормидонта мигом слетела усталость. Он первым добежал до дуба и стал толкать его толстым животом.

– А ну, отойди! – Федот разбежался и, что есть силы, ударил дуб ногой. Сверху посыпались желуди…

Иван поднял желудь и с интересом стал его рассматривать.

– Эй ты, натуралист! – закричал Дормидонт. – Что делать будем?

И тут послышался рев. Из лесу появилась медведица с медвежатами и замахали царевичам лапами.

– Вот видите, добрые дела не забываются, – сказал Иван.

А в это время в соседнем Тридесятом царстве бушевала буря и гремел гром – Кощей запугивал Василису Прекрасную:

– Ну, что, Василиса, готовься к свадьбе… Трах-бабах!.. А не пойдешь добром, я тебя – Бум-турурум! – не в лягушку, а в змею подколодную превращу!

– А он меня все равно полюбит, – мечтательно сказала Василиса, прижимая к груди незабудку. – Может быть, даже сильнее…

– Тогда пеняй на себя, – угрожающе произнес Кощей. – Трум-бубум…

И вдруг Кощей посерел и схватился за сердце. Неизвестно, было ли у него сердце, но злодей весь заскрипел и застонал…

– Что случилось? – спросила Василиса Прекрасная.

– Кажется, у нас непрошенные гости! – злобно прошипел Кощей и вылетел в окно.

Могучий дуб с треском наклонился. Золотой сундук на цепях мотался, как осенний листок на ветру.

– Еще раз! – медведица с медвежатами поднатужились – и дуб рухнул.

От удара крышка сундука раскрылась. Из него выскочил здоровенный заяц и запрыгал как кенгуру.

– Вот это русак! – удивились медвежата.

– Это не русак, – покачал головой Иван. – Это сумчатый заяц Валлаби.

Заяц Валлаби гигантскими прыжками помчался прочь, но дорогу ему преградил Федот-царевич с кинжалом:

– Врешь, не уйдешь!

И тут из сумки зайца вылетела утка и полетела в обратную сторону.

– Лови ее! – заорал Федот.

Дормидонт выхватил у Ивана-царевича сачок и с неожиданной прытью понесся навстречу утке. Разогнавшись, он прыгнул с обрыва и едва не накрыл ее. Но в последний момент утка затормозила, крякнула… и от испуга снесла яйцо.

Яйцо упало в воду и, булькнув, исчезло.

Кощей Бессмертный летел по небу грозовой тучей. Полы его плаща развевались как черные крылья, и небо за ним темнело. Сверкающие молнии с грохотом били в землю – все ближе, и ближе, и ближе…

– Мы пропали, – Федот показал на приближающуюся тучу. – Видели – меч-молния? Смертельное оружие!

И тут из реки вынырнула щука с яйцом в зубах и подплыла к берегу. Иван осторожно взял яйцо, подержал на ладони, приложил к уху…

– Ванька, разбей яйцо! Кощей летит! – закричал Федот.

Иван-царевич посмотрел на яйцо и задумался:

– А вдруг оно живое?

– Ты что, дурак? В нем смерть Кощея! – скрипнул зубами Дормидонт.

– А если в нем не смерть, а жизнь? Я не могу, – сказал Иван.

– Он не может, – хмыкнул Кощей, опустившись на землю. – Слабак! Ботаник!.. И что Василиса в тебе нашла? – он протянул костлявую руку и властно приказал. – Бросай сюда!

Иван подчинился. Кощей ловко поймал яйцо и раскатисто захохотал…

И вдруг смех оборвался: по яйцу пошла трещина… А затем – крак! – высунулся острый кончик.

– Игла! – прошептал Дормидонт.

И тут яйцо раскололось, и из него вылез желтенький птенец:

– Пи-пи-пи…

У Кощея от удивления отвисла челюсть:

– Это… это что такое?

– Смешная у него смерть! – сказал Федот.

– Это не смерть, это – жизнь, – пояснил Иван-царевич.

– Чья жизнь? – не понял Кощей.

– Твоя, наверное, – пожал плечами Иван.

Птенец тем временем спрыгнул с руки Кощея и побежал по траве.

– Стой! Куда? Ути-ути!.. Цып-цып-цып… – кудахча, как наседка, Кощей бросился за птенцом.

Послышался мелодичный звон. Из цветка незабудки, словно из-под земли, выросла Василиса Прекрасная и бросилась к Ивану-царевичу:

– Слава Богу, Иванушка, ты жив!.. А где Кощей?

– Да вон он ползает, – кивнул Федот на ползающего по лугу Кощея.

– Ботаник! – тихо, но презрительно добавил Дормидонт.

Федот-царевич, подобрал брошенный Кощеем меч-молнию и двинулся в обратный путь, размашисто кося перед собой траву, кусты, молодые березки и дубы.

За ним – по просеке – Дормидонт-царевич, обмотавшийся золотыми цепями, тащил сундук.

Где-то вдалеке на карачках ползал за своей жизнью Кощей Бессмертный.

Иван и Василиса остались одни. Иван-царевич обнял свою прекрасную жену, хотел ее поцеловать… Но в последний момент задумался. В глазах у Ивана появилось нежное и одновременно мечтательное выражение:

– Интересно, а от поцелуя у нас лягушата не появятся?