Была весна.

Сквозь чистый звук капели и мутное журчание ручьев слышался размеренный скрип.

Дед Мазай пилил дрова. Другой конец двуручной пилы был привязан веревкой к молодому дубку. Дубок гнулся и скрипел. Мазай кряхтел. Или наоборот: скрипел Мазай, а кряхтел дубок.

Изба Мазая стояла на краю деревни, на косогоре. Рядом был небольшой огородик. А ниже, у воды, лежала старенькая лодка. Вот и все дедово хозяйство.

Где-то закричали петухи. Мазай выпрямился – распрямился и его напарник. Сняв шапку-ушанку, дед вытер ею пот со лба и посмотрел на реку.

Вода прибывала. Прибрежные кусты уже были в воде. Мимо проплывали подмытые рекой деревья, стога прошлогоднего сена, тазы с бельем…

Над большим вороньим гнездом с карканьем летела ворона и долбала клювом по головам не в меру любопытную рыбу. Одним словом, наводнение.

– Эхе-хе, – сказал дед Мазай. – Ну, и потоп нынче!

Мазай с охапкой дров зашел в избу. Старенький чайник уже закипал. Дед налил кипяток в жестяную кружку и бросил туда щепоть сухой травы. Затем открыл дверцы шкафчика, в котором хранил продукты. Шкаф был пуст. Только на верхней полке лежала черствая горбушка.

Пока дед, кряхтя, шарил по нижним полкам, горбушку утащила мышь.

Мазай выпрямился и только руками развел. Затем снял со стены ружье и вышел из дома.

Вода в реке продолжала прибывать. Лодка деда была уже наполовину в воде. Мазай отодвинул мешавший ему багор и сел за весла. Заскрипели уключины. Лодка отплыла от берега.

Мазай пристал к заросшему кустарником острову.

– Фр-р-р-р-р… – неожиданно совсем рядом взлетела стая уток. Но пока дед стаскивал ружье, утки улетели. Мазай с ружьем наизготовку двинулся вдоль берега и через некоторое время увидел торчащие из кустов заячьи уши. Дед осторожно раздвинул кусты и остолбенел…

Заяц, уши которого он увидел, оказался верхним в живой заячьей пирамиде. Островок, на котором сгрудились зайцы, был со всех сторон окружен водой. Ушастые жались друг к другу и отчаянно верещали. Было ясно: еще немного – и заячий островок окажется под водой.

– Эхе-хе, – сказал Мазай и почесал затылок под шапкой.

Мазай направил лодку к заячьему острову. Лопоухие перестали верещать и стали косить на деда, не зная, чего от него ожидать. Когда лодка причалила, Мазай взял одного зайца на руки и перенес в лодку. Остальные, поняв, что ничего плохого им не сделают, стали запрыгивать сами.

Лодка, забитая зайцами, просела по самые борта. Старик потихоньку стал выгребать против течения. Вдруг зайцы снова принялись верещать и лопотать. Мазай оглянулся…

Мимо проплывало бревно, на котором, как куры на жердочке, сидел еще десяток зайцев.

– Эхе-хе! – дед только руками развел. – Сажать-то, дорогие друзья, вас некуда!

Зайцы с лодки и бревна стали переглядываться и прощаться. Возможно, среди них были родственники. Даже близкие.

– Что с вами делать?! – Мазай достал багор, зацепил им бревно и погреб дальше.

Но на этом зайцы не кончились. Вскоре показался совсем крошечный островок, где на верхушке куста, уже наполовину в воде, сидела дрожащая зайчиха. Увидев лодку, она жалобно залопотала.

Остальные зайцы затрясли головами: мол, больше места нет. Если тебя взять, все потонем!

Дед снял со спины ружье. Зайцы замерли.

Мазай посмотрел на зайчиху, на ружье, почесал лысую макушку… И бросил ружье в воду.

Зайцы с облегчением вздохнули. Лодке тоже стало легче, и она чуть поднялась над водой. А Мазай снял свою ушанку, посадил в нее зайчиху и водрузил на голову.

Так они и плыли: лодка полная зайцев, бревно на буксире, и зайчиха на голове старика, как впередсмотрящий на мачте.

Показалась деревня. Народ высыпал из домов, как горох из стручков, и стал хохотать, потешаясь над стариком. Но Мазай, не обращая на соседей внимания, доплыл до своего косогора и причалил к берегу.

Зайцы замерли.

– Чего сидите, приехали! – дед хлопнул в ладоши. Ушастики попрыгали на берег и бросились бежать. Вскарабкавшись наверх, они оглянулись на старика и исчезли.

Осталась только зайчиха в ушанке. От пережитых волнений она лишилась чувств…

– Эхе-хе, – сказал Мазай.

Старик принес зайчиху в избу, уложил на печь и прикрыл лоскутным одеялом.

Прошла весна, настало лето. Зайчиха поправилась и осталась жить с Мазаем.

***

На другой стороне реки белела барская усадьба. К дому с колоннами вела липовая аллея, по сторонам которой стояли бюсты французских мыслителей – Вольтера, Дидро, Руссо.

Герасим, здоровенный немой мужик в дворницком фартуке, подметал дорожку. Решив передохнуть, Герасим присел на скамейку и достал из кармана фартука бутерброд. Затем промычал «муму» и достал из другого кармана маленькую собачку. Собачка ела бутерброд изящно, даже аристократично, держа его обеими лапками. Полюбовавшись на нее, Герасим снова взялся за метлу.

А собачка доела бутерброд и побежала к беседке, где на столике лежали дамский веер и раскрытый томик французских стихов.

Уже через минуту она сидела в самой элегантной позе, обмахиваясь то хвостиком, то веером, и листала книгу.

В таком виде ее и застала барыня. Барыня подняла жуткий крик и визг. На изящном французском томике были видны следы собачьих лап.

Напрасно Герасим с виноватым видом пытался что-то мычать:

– Му-му, муму…

Разъяренная хозяйка приказала дворнику утопить Муму.

Ослушаться Герасим не посмел. Он принес собачку к обрыву. По лицу детины текли крупные, как виноград, слезы. Герасим поцеловал Муму, бросил в воду и, не оборачиваясь, ушел.

Дед Мазай плыл проверять поставленные накануне сети.

– ПЛЮХ!

Услышав всплеск и лай, Мазай обернулся…

Над поверхностью воды то появлялась, то исчезала голова Муму. Камень, привязанный к собачке, попал в сеть Мазая, и сетка пружинила как батут.

Дед взялся за весла и стал грести, что есть силы. Он разрезал сеть ножом и вытащил запутавшуюся Муму из воды.

Рыба, которой выпало такое везение, выбралась из сети. И высунувшись из реки, смотрела, как старик делает собаке искусственное дыхание.

Муму была спасена. Зайчиха в цветастом фартуке достала из печи кринку, налила топленого молока в блюдце и поставила его перед лежащей на половике Муму.

Теперь их в доме было трое. Если не считать воровки-мыши и паучка, который с профессиональным интересом наблюдал за тем, как Мазай штопает изрезанную сеть.

***

Настала осень. Мазай пилил доски для недостроенного забора. Со лба деда стекал трудовой пот, а с его напарника-дубка облетали листья. Зайчиха во дворе развешивала белье. Муму сидела на крыльце и, обмахиваясь лопухом, читала книгу.

В деревне был праздник. И русский народный хор громко и нестройно пел:

Первой почуяла неладное зайчиха и что-то залопотала. Муму тут же всполошилась и отчаянно залаяла. Мазай прекратил пилить, прислушался и побежал к берегу, приговаривая:

– Эхе-хе! Что надумал, разбойник!

А тем временем на челне знаменитого разбойника Стеньки Разина происходило следующее. Атаман решил поднять свой авторитет среди казаков и утопить свою возлюбленную, дочь персидского шаха.

Поцеловав персидскую княжну, Степан поднял ее над головой и бросил в набежавшую волну…

Хор, воспевавший деяния атамана, грянул сильнее. Казаки патриотически зааплодировали.

И в этот момент неизвестно откуда появилась небольшая лодочка. Дед Мазай вытащил княжну из воды и быстро погреб дальше.

Хор на берегах смолк. Послышался ропот возмущенных казаков. Грянули выстрелы пищалей. Однако Мазай был уже далеко.

А еще дальше, в роскошном дворце на берегу Персидского залива, персидский шах проливал слезы о своей любимой и единственной дочери. Висевший в небе полумесяц освещал туманную даль залива, когда к берегу подплыла лодочка старого Мазая с персидской княжной…

Тихо осенним вечером в деревне. Зайчиха протирала полотенцем тарелки. Муму читала книгу и отмахивалась от мух.

И тут дверь распахнулась, и появился дед Мазай с большим восточным сундуком:

– А у меня подарочек от персидского шаха, эхе-хе!

Когда Мазай открыл крышку, зайчиха выпустила из лап тарелку, а Муму с книжкой упала в обморок.

В сундуке лежал здоровенный персидский кот.

Мышь, утаскивающая из шкафа очередную горбушку, мгновенно исчезла.

***

Над деревней шел дождь. Из трубы деда Мазая вился пушистый, как хвост кота, дымок.

Персидский кот, свесившись с печи, храпел, не обращая внимания на вороватую мышь. Зайчиха подметала избу. А Муму расставляла на полке любимые книги: «Каштанку» Чехова, «Белого пуделя» Куприна, «Белый клык» Лондона, «Собачье сердце» Булгакова, и Тургенева. «Избранное».

В избу вошел Мазай с охапкой дров. Дед споткнулся об оставленный у порога совок, и дрова с грохотом полетели на пол.

Перс упал с печки и – наконец-то! – накрыл мышь. Муму, вздрогнув, выронила книгу. Она нагнулась, чтобы ее поднять и вдруг взволнованно залаяла…

На рисунке был изображен потерпевший кораблекрушение Робинзон Крузо.

И вот дед Мазай – в телогрейке и ушанке, с топором и чайником, привязанными к поясу – снова собрался в дорогу. Он открыл шкафчик: полки были пусты…

– Эхе-хе! – почесал он в затылке. – Без провизии далеко не уплывешь!

Но добрые дела не забываются. Зайчиха поманила деда к окну: на берегу была сложена пирамида из кочанов капусты.

Мазай отплывал. Корма лодки была загружена капустой. С косогора деду махали лапами спасенные зайцы…

Моряк Робинзон, проведя на необитаемом острове 22 года, уже не ждал от жизни ничего хорошего. Однако по привычке делал зарубки и ежедневно наблюдал за морем. Забравшись на верхушку пальмы, Робинзон смотрел в подзорную трубу. У него на голове сидел попугай с подзорной трубой поменьше…

Заметив проплывающий корабль, Робинзон выстрелил из мушкета.

Услышав его сигнал, Пятница разжег на вершине горы огонь, начал скакать вокруг костра и дико вопить.

Судно, до этого державшее курс на остров, мгновенно сменило направление.

Робинзон безнадежно вздохнул. Вздохнул Пятница. Вздохнула привязанная к пальме коза…

Лишь попугай с подзорной трубой продолжал крутить головой во все стороны.

Неожиданно в окуляре появилась лодка со стариком в шапке-ушанке и кочанами капусты. Это был дед Мазай.

Старик на секунду оставил весла, снял ушанку и вытер пот со лба. Как-никак, тропики. Жарко.

Попугай заорал на пяти языках и клюнул задремавшего Робинзона в макушку. Отчего ружье выстрелило.

И вот уже лодка Мазая, груженая бананами и кокосами, увозила Робинзона с острова.

На берегу их провожали Пятница и коза. Пятница махал книгой Муму, а коза – капустным листом.

Вернув Робинзона в Англию, Мазай поспешил домой. Надвигалась зима, и лодка могла застрять во льдах.

Вернулся старик не с пустыми руками. Из тропиков он привез огромный кокос.

Зайчиха, Муму и обрусевший – весь в репьях – кот, разглядывая волосатый орех, обнаружили в нем дыру.

Из дыры вдруг выдвинулась маленькая подзорная труба.

– Каррамба! – заорал, пугая всех, попугай Робинзона. И, выскочив из кокоса, клюнул перса в плоский нос.

***

И снова пришла весна. По реке плыли льдины. Дед Мазай пилил дрова. Зайчиха выбивала коврик. Муму с книжкой в лапах, покачивалась в развешенных для просушки сетях, как в гамаке. А перс грелся на солнышке и наблюдал за петушиным боем. Точнее, это был не совсем петушиный бой: попугай Робинзона лупил деревенского петуха.

Петух, из которого летели пух и перья, наконец, бежал, и попугай уже собирался издать победный клич, как вдруг раздался пароходный гудок…

Зайчиха застыла с плетенкой в лапе, Муму уронила книгу, а дед Мазай распрямился.

Гудок прозвучал снова. Тревожное предчувствие охватило всех…

Раздался третий гудок. Океанский лайнер «Титаник», дымя всеми трубами, отходил от причала. Играл духовой оркестр. Ревела толпа провожающих. Пассажиры радостно махали в ответ с многочисленных палуб. Они и не подозревали, что впереди их ждет смертельная опасность…

Айсберг был таким огромным, что его можно было бы заметить даже из космоса. Но на океан опустился густой туман, и под легкомысленную танцевальную музыку судно быстро и неуклонно двигалось навстречу своей гибели.

До айсберга оставалось сто метров, пятьдесят, двадцать, десять…

Столкновение было неизбежно. И вдруг, буквально в метре от ледяной горы, пароход остановился, а затем потихоньку начал отходить назад.

Скрипела натянутая веревка, одним концом привязанная к воткнутому в корму «Титаника» багру, а другим – к маленькой лодке.

Отчаянно скрипели уключины…

Дед Мазай изо всех сил работал веслами.

Стальной гигант дал задний ход. Шестеренки времени закрутились в обратную сторону. И история стала другой.

А что было потом? И кого еще спас Мазай, мы вам точно сказать не можем.

Потому что это СОВСЕМ ДРУГАЯ ИСТОРИЯ.