Эмигрантка Ноеминь

В те дни, когда управляли судьи сынами Израилевыми, опять случился голод на земле. Почему-то вечно у этих избранных, равно как и у богоносных народов, голод случается чаще, чем у других: то зима теплая, то лето холодное… Видать, у них вечные нелады с Богом!

И вот одна семья Ефрафян из Вифлеема Иудейского — глава семьи, Елимелех, жена его, Ноеминь, и сыновья их, Махлон и Хилеон — решила свалить за бугор. Пошли они искать счастья на полях Моавитских. Но только они обосновались на тех полях, как Елимелех приказал долго жить.

Шло время, подросли его сыновья и взяли себе жен из Моавитянок, имя одной было Орфа, что значит «шея», а другой — Руфь, что значит «подруга». Прожили они в мире и согласии всего около десяти лет, после чего и Махлон с Хилеоном вслед за папашей своим тоже отбросили сандали. Так было им предначертано судьбой, ибо имя Махлона, мужа Руфи, обозначает «слабость», а имя Хилеон означает «растрачивающий». Осталась Ноеминь одна со своими снохами.

Дошел слух до полей Моавитских, что Бог посетил народ свой при очередной инспекции и дал ему хлеб, чтоб не поперемёр с голодухи — иначе кто же будет ему молиться? Встала Ноеминь со снохами своими и пошла обратно с полей Моавитских в свою землю.

 

Возвращение из Моавитских земель

Когда они уже шли по дороге, возвращаясь в землю Иудейскую, Ноеминь сказала двум снохам своим:

— Знаете, девочки, возвращайтесь-ка вы каждая в дом матери своей. А за то, как вы поступали со мною и с сынами моими, да сотворит Господь с вами милость. Вы еще молоды, у вас вся жизнь впереди: желаю вам, чтобы вы нашли пристанище каждая в доме своего будущего мужа! Одним словом, желаю вам личного счастья в семейной жизни!

Поцеловала она их на прощание, но те подняли вопль:

— Нет! Мы с тобою пойдем к народу твоему.

— Возвратитесь, дочери мои, по домам, я вам добра желаю. Зачем вам идти со мною? Разве еще есть у меня сыновья в чреве моем, которые могли бы стать вам мужьями? Старая я уже кляча, чтоб мне быть замужем. Да если б я и сию же ночь стала бы жить с мужем и нарожала бы сыновей, то каково вам-то ждать, пока они выросли бы? Можно ли вам медлить и не выходить замуж? Нет, дочери мои, я весьма сокрушаюсь о вас…

Но снохи Ноемини плакали, не переставая. Однако, Орфа все же вняла совету мудрой свекрови своей и возвратилась к народу своему, а Руфь осталась с нею.

Уговаривала Ноеминь Руфь:

— Вот, невестка твоя возвратилась к народу своему и к своим богам. Шла б и ты вслед за невесткою твоею.

— Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя. Куда ты пойдешь, туда и я пойду, где ты жить будешь, там и я буду жить. Народ твой будет моим народом, а твой Бог — моим Богом. И где ты умрешь, там и я умру и погребена буду: смерть одна разлучит меня с тобою.

И пошли обе дальше вместе, доколе не пришли в Вифлеем. Когда пришли они в Вифлеем, весь город пришел в движение:

— Неужто это Ноеминь?

Она сказала им:

— Не называйте меня Ноеминью, ибо значит это имя «приятная», а называйте меня Марою, т. е. «горькою», потому что Вседержитель послал мне великую горесть. Вышла отсюда я с достатком, а возвратил меня Господь с пустыми руками. Зачем называть меня Ноеминью, когда Господь заставил меня страдать?

 

Руфь на сборе колосков

Так возвратилась Ноеминь, и с нею сноха ее Руфь Моавитянка, в Вифлеем в начале жатвы ячменя. Ни кола, ни двора, да и мужика подсобить нету. И на диету садиться не надо — голодуха!

Был у Ноемини родственник по мужу ее, человек весьма знатный, из племени Елимелехова, имя ему Вооз. И было в его владении поле.

Однажды сказала Руфь свекрови своей:

— Пойду я на поле и буду подбирать колосья по следам того, у кого найду благоволение.

— И то верно, поди, доченька, поди!

Руфь пошла и подбирала в поле колосья позади жнецов. И надо же — та часть поля, где она их подбирала, принадлежала именно Воозу! Бывают же такие совпадения!

В один из дней, Вооз пришел из Вифлеема с проверкой, не бездельничают ли рабы его. Подозвав слугу своего, приставленного к жнецам, он спросил:

— Чья это молодая женщина ошивается на моем поле?

— Эта Моавитянка, пришедшая с Ноеминью. Она попросила разрешения подбирать колоски после жнецов.

И сказал Вооз Руфи:

— Послушай, дочь моя, не переходи отсюда, подбирать колосья на другое поле, но будь здесь с моими служанками. Я приказал слугам моим не трогать тебя. А когда захочешь пить, иди к сосудам и пей, откуда черпают слуги мои.

Пала Руфь на лице свое и сказала ему:

— Чем снискала я в глазах твоих милость, что ты принимаешь меня, хотя я и чужеземка?

— Понаслышан я, сколько всего доброго сделала ты для свекрови своей по смерти мужа твоего, что ты оставила твоего отца и твою мать и твою родину и пришла к народу, которого ты не знала вчера и третьего дня. Да воздаст Господь за это дело твое, и да будет тебе полная награда от Господа Бога Израилева, к которому ты пришла, чтоб успокоиться под его крылами!

— Да буду я в милости пред очами твоими, господин мой! Ты утешил меня и говорил по сердцу рабы твоей, между тем как я не стою ни одной из рабынь твоих.

— Ладно, ладно…. — Сказал растроганный Вооз. — Время обеда наступило, приди сюда и ешь хлеб и обмакивай кусок твой в уксус.

Села Руфь возле жнецов, Вооз подал ей хлеба, она ела, наелась, и еще осталось. Потом встала она и подбирала колосья, оставшиеся после жнецов до вечера.

 

Ноеминь замышляет каверзу Воозу

Смолотив зерно, она пошла в город, и Ноеминь увидела, сколько она набрала. Подойдя к свекрови своей, вынула Руфь из-за пазухи своей то, что оставила от обеда, и дала ей. И спросила ее свекровь:

— Где ты собирала сегодня и где работала? Да будет благословен принявший тебя!

— Человеку тому, у которого я сегодня работала, назвался мне — имя его Вооз.

— Ну да?! Ёлы-палы! Так ведь он же из нашей родни!

— Он разрешил мне быть с его служанками, доколе не докончат они жатвы своей.

— Хорошо, дочь моя, что ты будешь ходить со служанками его, и не будут оскорблять тебя на другом поле.

Так и была Руфь со служанками Воозовыми и подбирала колосья, доколе не кончилась жатва ячменя и жатва пшеницы.

И сказала ей Ноеминь:

— Дочь моя, не поискать ли тебе пристанища, чтобы тебе хорошо было? Вот, Вооз эту ночь веет на гумне ячмень. Помойся-подмойся, сделай макияж, плесни на себя несколько капель Диора, надень на себя нарядные одежды твои и пойди на гумно, но не показывайся Воозу. Вот когда кончит он есть-пить и ляжет спать, тогда приди в то место, где он лег, открой у ног его и ляг. Ну, а что тебе делать дальше, он сам тебе скажет…

— Хорошо, матушка! Сделаю все, что ты сказала мне.

 

А Вооз и ныне там…

И пошла Руфь на гумно. Видит оттуда, что Вооз наелся-напился и развеселил сердце свое. А после пошел спать подле скирда. Руфь пришла тихонько к той скирде, открыла местечко у ног Воозовых и легла в полном соответствии с полученными от Мары-Ноемини инструкциями.

В полночь Вооз проснулся он отчего-то и видит — у ног его лежит женщина! Вооз вопросил:

— Кто ты?

— Кто, кто… Конь в пальто! — Пошутила Руфь. — Это я, Руфь, раба твоя, простри крыло твое на рабу твою, ибо ты родственник мой.

— Благословенна ты от Господа, дочь моя! Это последнее твое доброе дело сделала ты еще лучше прежнего — не пошла искать молодых людей. Не зря в нашей песне поется: «Старикам везде у нас почет». Не бойся, дочь моя, я сделаю тебе все, что захочешь, ибо у всех ворот народа моего знают, что ты женщина добродетельная.

Я, и правда, — твой родственник, но есть еще родственник ближе меня. Поэтому переночуй эту ночь здесь, а завтра же я поведу тебя к родственнику. Если он примет тебя, то хорошо, пусть примет, а если он не захочет принять тебя, то я приму. Жив Господь! Спи до утра.

И спала Руфь у ног его до утра и встала прежде, нежели могли они познать друг друга. Вот какой Вооз добродетельный был: не всякий бы устоял такого соблазна! Он же после этой ночи отмерил ей шесть мер ячменя: ведь и добрые намерения должно вознаграждать!

Руфь пришла к свекрови своей и рассказала ей обо всем.

 

Вооз покупает Руфь вместе с делянкой земли

В это же время Вооз вышел к воротам и сидел там. И вот, идет мимо тот самый родственник, о котором упоминал Вооз. Подозвал его Вооз и позвал еще десять человек из старейшин города, после чего сказал родственнику:

— Ноеминь, возвратившаяся с полей Моавитских, продает часть поля, принадлежавшую брату нашему Елимелеху. Скажи при сидящих здесь старейшинах народа моего, хочешь ли выкупить делянку?

— Ясное дело, хочу!

— Но коли ты купишь поле у Ноемини, то должен взять Руфь Моавитянку, жену умершего сына Ноемини, в замужество, чтобы восстановить имя умершего в уделе его.

— Ну уж нетушки, спасибочко! У меня и так дом полон жен! Хочешь, выкупай сам тот удел с таким приданным.

Прежде такой был обычай у Израиля при выкупе и при обмене для подтверждения какого-либо дела: один снимал сапог свой и давал другому, который принимал право родственника, и это было свидетельством у Израиля. Так что родственник снял свой сапог и вручил его Воозу. И сказал тогда Вооз старейшинам:

— Вы теперь свидетели тому, что я покупаю у Ноемини все Елимелехово и все Хилеоново и Махлоново, а также и Руфь, жену Махлонову, беру себе в жену, чтоб оставить имя умершего в уделе его, и чтобы не исчезло имя умершего между братьями его.

И взял Вооз Руфь, и она сделалась его женою. И вошел он к ней, и Господь дал ей беременность, и она родила сына.

И говорили женщины Ноемини:

— Благословен Господь, что он не оставил тебя ныне без наследника! И да будет славно имя его в Израиле! Он будет тебе отрадою и питателем в старости твоей.

И взяла Ноеминь дитя сие, и носила его в объятиях своих, и была ему нянькою. Соседки нарекли ему имя Овид, что означает «служитель».

Такова история жизни Руфи, дочери необрезанных, которая стала праматерью великого Израильского царя и не менее великого блудодея Давида.