Какое же здесь, оказывается, огромное, ослепительно-голубое небо! С ума сойти можно! Что ж он раньше-то его не видел? Не туда смотрел, стало быть; а надо было бы почаще отрывать глаза от земли, дорогой товарищ…. Как там, в бессмертной "Иронии судьбы"? Мы перестали смотреть на звёзды… мы перестали лазить в окна к любимым женщинам! Огромное небо… Князь Андрей, кажись, у Толстого, вот так же рассматривал небо — на поле Аустерлица? А ведь Болконский, по ходу, тогда видел то же небо, что и он сейчас — Славков (сиречь, Аустерлиц) лежит примерно на той же широте, что и Львов… Забавное совпадение!

А еще забавнее — что он до сих пор не умер. И, похоже, умирать вроде как и не собирается; странно это всё как-то, непонятно…. После пулевого ранения в грудь ему бы сейчас истекать кровью да о душе думать — а он в небеса всматривается. Нонсенс?

Да-а-а, левая половина груди — как чужая, и при каждом вздохе становится так больно, что в ушах звенит; но крови, на удивление, на асфальте не видно ни капли. Хм… Странное ранение; да и боли, в общем-то, особой нет — если не дышать; просто такое ощущение, что кто-то от души ввалил ему обухом по грудной клетке, и теперь от этого удара паскудно ноет в районе нижних ребёр. Попробовать пошевелиться?

Одиссей медленно, с трудом переводя дыхание — повернулся на левый бок, и более-менее исправно действующей правой рукой начал ощупывать место предполагаемого попадания пули, вокруг которого должно было бы быть мокрым-мокро от изливающееся в дырку крови. Хм, ни хрена не понятно… Сухая ткань! Что за дьявольщина…. Так, вот, похоже, входящее — аккурат посреди нагрудного кармана; нитки ещё тёплые! Что это?

И тут Одиссея осенило. С трудом расстегнув клапан кармана, он извлёк на свет Божий давешние немецкие пряжки, купленные у бывшего инженера Олега Потаповича Брыля в крайне вредном для здоровья таможенных чиновников городке Краковце. Так вот почему он до сих пор жив! Чудо Господне! А дураки говорят, что Бога нет…. Посмотрели бы они на него сейчас!

Пуля "макарова" насквозь пробила гитлерюгендовскую пряжку, застряв в пряжке СА; вот и не верь после этого в чудеса! Интересно, какая там, под местом попадания пули в немецкие раритеты, сейчас будет гематома? И не сломано ли у него ребро? Вроде ничего не хрустит…. Хотя хрен его знает, надо будет, как выдастся случай, пройти флюорографию; но когда он выдастся?

Да-а-а, чудны дела твои, Господи…. Хотя, что здесь странного? У него на этом свете ещё незаконченных дел — вагон и маленькая тележка; вот Бог и отпустил ему ещё чуток времени пожить. Ибо, кроме него, в данный момент никто этих дел не сделает!

Во-первых, расследование убийства Сармата; по ходу пьесы, дело гораздо серьезней, чем он до этого думал. Оказывается, за малейший интерес к этому вопросу тут стреляют на поражение без лишних разговоров! Хм, однако, и нравы здесь; практически — Дикий Запад середины позапрошлого века. Почему его хотели убить? Потому что узнали, что он как-то уж больно серьезно взялся за расспросы; общага, таможня…. Где он спалился? Скорее всего — в общаге. На организацию убийства надо время, вряд ли его противники успели бы выставить кордон на шоссе, если бы он засветился на таможне. Стало быть — однозначно общага. Дедок, надо думать, брякнул по заветному телефончику — может, в милицию, а может, ещё каким добрым людям. Машину одиссееву он видел, номера, скорее всего, записал. И тот, кто деда убедил посетителей вдовы Сармата отслеживать — сразу же после его появления в общаге знал, что некий сомнительный однополчанин погибшего таможенника направо и налево разбрасывает стогривенные бумажки — только для того, чтобы утешить вдову. Что однозначно маловероятно и посему — подозрительно…

А во-вторых — у него есть одно очень важное дело в Берлине; пожалуй, самое важное дело его жизни. Он обещал Герди быть к шести — значит, надо быть к шести; негоже подводить любимую женщину! Тем более — сыну в декабре уже девять, а он родного отца до сих пор в глаза не видел! Пора бы папаше и появится на горизонте…. Это ничего, что теперь Герде придётся взять фамилию Бондаренко; в конце концов, это всё равно гораздо лучше, чем Шуман! Герди, маленькое моё солнышко…

Рядом с Одиссеем раздался скрип тормозов, почти одновременно с ними хлопнули двери, послышались тревожные женские вскрики. Ага, вот и кавалерия из-за холмов… Спасатели, блин, Малибу! До них машин десять, наверное, мимо проехало — хоть бы одна падла остановилась! А тут, видать, сердобольная пассажирка заставила водилу тормознуть — ну, что ж, спасибо и на этом, как говориться…

— Вы живы? — Приятный женский голос, ничего не скажешь!

Одиссей оторвал голову от асфальта, огляделся. Прямо перед ним стояли две барышни лет двадцати, за которыми недовольно маячил крепкий парень в красной майке; ему, в отличие от пассажирок, это происшествие было безразлично, и он всем своим видом наглядно сей факт демонстрировал.

Одиссей кивнул головой.

— Жив. Что-то вот сердце прихватило… Ничего, мне уже лучше.

— Сейчас мы вам поможем. Андрей, достань аптечку! — это уже в сторону широкоплечего амбала.

— Да нет, спасибо, у меня всё есть.

Старшая из пассажирок, крашеная блондинка (весьма, надо сказать, эффектной внешности) отрицательно кивнула головой.

— Ну, уж нет! Пока мы не убедимся в том, что вы в порядке — мы никуда не уедем!

Хм, однако… Ладно, не станем мешать людям творить добро. В конце концов, надо же сделать барышням приятное?

Амбал приволок аптечку. Девица деловито перебрала кучу упаковок с лекарствами, извлекла четыре таблетки, и, достав из сумочки бутылочку с минералкой (Ого! "Перье"!) — протянула всё это Одиссею.

— Вот, эти две — от сердца, это обезболивающее, а это для поддержания сил. Пейте!

Одиссей послушно заглотнул все четыре таблетки, из деликатности лишь слегка отпив из изящной стеклянной бутылочки. Вот интересно, отчего за эту воду дерут такие несусветные гроши? На вкус — самая что ни на есть стандартная минералка…

— Вам помочь встать? Андрей! Иди сюда!

А похоже, амбал тут вроде как на посылках…. Послушно оттолкнулся задницей от белой иномарки, споро подхватил Одиссея за плечи, приподнял, умело усадил на водительское кресло. Видать, пареньку не в новинку обращаться с ранеными…. Да и наколка на левом плече, выглядывающая из-под короткого рукава, была явно армейской; Чечня? Похоже…

— Ну, как вы? Через минут десять лекарство должно подействовать; вы сможете ехать? Или вам лучше с нами до Львова? Машину вашу, я думаю, не тронут? — Всё та же крашеная блонда продолжала изображать из себя обер-спасателя Памелу Андерсон. А похожа, кстати…

Одиссей отрицательно покачал головой.

— Вы и так меня спасли, я перед вами в неоплатном долгу. Всё нормально, я посижу немного — и поеду сам. Вы во Львов?

Блондинка молча кивнула.

— Ну, вот и славно. Езжайте, может, в городе где-нибудь пересечемся. С меня шампанское…

Давешний амбал снисходительно ухмыльнулся. Блондинка покачала головой.

— Не думаю, что мы пересечемся. Но в любом случае — желаю вам удачи! Лена, Андрей — поехали!

Троица "спасателей" погрузилась в свою машину; здоровенный белый лимузин (интересно, что это за модель? Ни разу таких не видел…) почти бесшумно тронулся с места и, обдав Одиссея бензиновым выхлопом, покатил в сторону Львова. Хм, московские номера…. И большое стилизованное латинское Б с крылышками на крышке багажника. Где-то он это летающее Б уже видел, в каком-то автокаталоге… "Бентли"? Не может быть! Ни хера ж себе! Да-а-а, неплохо живут "спасатели Малибу"… Воду, которой он запивал лекарства, барышни оставили, видно, из брезгливости — что ж, ему сейчас самое время освежится буржуйской минералочкой, он человек не гордый…

Одиссей до дна выпил холодную, как лёд, "перье" (стало быть, девица достала французскую минералку из бортового холодильника. Однако!), положил пустую бутылку на пол салона своей "копейки". Вода бодряще пробежала по пищеводу — и Одиссей почувствовал, как к нему постепенно возвращается способность здраво рассуждать и анализировать ситуацию.

Ну что ж, спасательный этап закончен. Ему, действительно, изрядно полегчало — хотя рёбра по-прежнему паскудно ныли, и дышать было невыносимо больно; ну, да это надолго, можно пока на эту ноющую боль внимания не обращать, да дышать неглубоко, но почаще. Ему удалось уцелеть под пулей убийцы — теперь же стоило понять, отчего на него объявили вдруг охоту; вроде ж не сезон? Посему мы сейчас отъедем чуток в сторону — и вдумчиво разберемся с нашими дальнейшими действиями. Ибо информации накопилось — вагон и маленькая тележка; вдобавок к этому, за информацию эту ему едва не пришлось только что заплатить собственной жизнью. Стало быть — эта информация того стоит? И вообще — что он в настоящий момент держит у себя в голове? За что пять дней назад был убит Сармат, а полчаса назад — едва не убит он сам?

Что ж, загадок накопилось изрядно; пришло время искать отгадки!

***

— Милейший Вениамин Аркадьевич, я вполне удовлетворён вашей работой. Пока…

— Спиро, что значит — "пока"? Всё идёт так, как вы того хотели: в двенадцати — подчёркиваю, в двенадцати! газетах развёрнута бурная полемика относительно будущего Каспия. Народ копья ломает из-за вашего гребневика; разве этого мало?

— Мало, любезнейший Вениамин Аркадьевич…. Каков общий тираж ваших двенадцати бульварных листков? Не знаете? Зато я знаю — менее ста тысяч экземпляров. Всех вместе! Ладно, надеюсь, вы расширите зону охвата — у вас есть еще целый месяц.

— Месяц?! Вы говорите — месяц?? Кто, как не вы, обещал, что события произойдут не ранее десятого июля? Сейчас на календаре лишь семнадцатое мая! Я вам что, Стаханов?

Парочка спорящих мужчин, с комфортом расположившаяся на открытой террасе кафе "Пловдив", что расположено недалеко от станции метро "Добрынинская" — практически ничем не выделялась среди изрядного количества посетителей этого недорого заведения. Посетители, разместившиеся за окружающими парочку столиками, не обращали на них никакого внимания, и лишь разговор на повышенных тонах привлёк к ним внимательный взор барышни, одиноко скучавшей за соседним столиком — впрочем, внимание на парочку спорщиков барышня обратила исключительно в силу своего охотничьего инстинкта. За несколько секунд оглядев чуть громче обычного разговаривающих мужчин, девица разочарованно опустила глаза: ловить было нечего. Плотный клерк, хоть и одетый в безупречный костюм от "Бриони", был, увы, безнадежно женат (о чём более чем красноречиво говорило кольцо на безымянном пальце правой руки) и, скорее всего, преданно каждый месяц нёс в дом всю зарплату, оставляя себе жалкие гроши на маленькие мужские удовольствия. К тому же его спутник… Собеседник клерка был для девушки не добычей, а, скорее, конкурентом, ибо опытный женский взгляд немедленно определил в существе, одетом в черкизовские "Прадо" и "Дольче и Габбано", особь среднего рода, каковых нынче что-то густо расплодилось в первопрестольной, и которые всё чаще и чаще отнимали у честных девушек их законные трофеи. Барышня напоследок облила презрением подлого гомика, из-под носа уведшего небедного толстячка — и продолжила свою охоту на других азимутах.

— Так вот, драгоценнейший Вениамин Аркадьевич. Сроки нам пришлось немного скорректировать, и ожидаемая сенсация произойдёт где-то в середине июня. Увы, сроки определяю не я. Посему кампанию борьбы против зловредного гребенника вам с коллегами нужно довести до предельного градуса где-то к десятому июня. К пятнадцатому мы обеспечим заборы проб воды и планктона из Каспия в районе станции Ялама и посёлка Хачмаз. В это время вы вместе с вашими коллегами из газет и телевидения должны быть там, чтобы отразить для жаждущих истины читателей весь этот увлекательный процесс. Запомните — как только я вам позвоню и скажу кодовую фразу — "граница" — вы немедленно бросаете всё, сообщаете коллегам, что произошло нечто невероятное — и мчитесь к погранпереходу Тагиркент-Казмаляр — Ханоба. Вас попытаются как-то оттеснить из зоны таможенного контроля — найдите подполковника Тагиева Исмаила Мамед-оглы. Запишите, а лучше запомните — Та-ги-ев. Исмаил Мамедович, или Мамед-оглы. Он всю вашу шайку-лейку — обязательно со съемочной группой! — проведёт к грузовику, который на ваших глазах азербайджанские таможенники вскроют. Остальное — вопрос вашего профессионализма. Запомнили?

— Запомнил, запомнил… Спиро, вы представляете, какие суммы я трачу на то, чтобы люди мотались в этот… Азербайджан? — И франт тут же состроил недовольную гримасу.

Клерк покровительственно улыбнулся и похлопал его по плечу:

— Прелестнейший Вениамин Аркадьевич, но ведь эти суммы выдаю вам я… Мне ли не знать? Не бойтесь, вы свои комиссионные всё равно получите — так что тратьте, не стесняйтесь. Проблема гребневика должна волновать каждого жителя России! Ну, или хотя бы каждого десятого… — И клерк иронично ухмыльнулся.

— Хорошо, я постараюсь всё сделать так, как вы хотите.

— Не постараюсь, дражайший Вениамин Аркадьевич, а сделаю! Только за этот глагол я готов платить деньги!

Франт вздохнул и кивнул головой.

— Ну вот, так-то лучше. Ладно, друг мой, сколько вам надо на те цели, которые я вам обозначил?

Франт что-то посчитал в уме, почесал кончик носа — и сказал решительно:

— Думаю, где-то тысяч сорок-сорок пять…

Клерк кивнул одобрительно.

— Вот таким вы мне нравитесь! Хорошо, встретимся завтра в кафе "Ёлки-палки" на Тверской, я там передам вам деньги. Не смею вас больше задерживать!

Франт тут же встал, и, не прощаясь, скорым шагом покинул террасу. Клерк довольно откинулся на спинку стула, закурил коричневую сигариллу; тут его взгляд упал на давешнюю девицу, продолжающую сиротливо сидеть над скудным ужином из тарелочки салата и пачки сигарет. Клерк чуть заметно улыбнулся, жестом подозвал официанта — и, когда тот мгновенно приблизился, сказал вполголоса:

— Вон той девице, в белой мини-юбке — доставьте от меня бокал мартини. И сообщите ей, что я буду рад видеть её за своим столиком.

Дела Спиро Такмана шли недурно — и он не видел причин, чтобы отказаться от маленького приключения; в конце концов, все расходы по этой девице можно будет отнести на счёт операции "Gift Нorse"8 — которому, как известно, в зубы не заглядывают…

***

Левая рука не действовала, и каждое движение руля доставляло адские боли — но ехать было надо, и Одиссей, сжав зубы, за два часа с грехом пополам доехал до Львова. Сначала он, правда, собирался свернуть куда-нибудь в лес и там чуток придти в себя, а заодно и проанализировать ситуацию — но затем, по зрелом размышлении, пришёл к выводу, что в большом городе ему будет чуток безопаснее; в конце концов, его недоброжелатели, скупив пару-тройку персонажей, связанных с краковецкой таможней и милицией, вряд ли распростёрли свои щупальца еще и на Львов. Дорого и неэффективно.

В столицу Галичины Одиссей въехал, когда уже стемнело; на часах было половина десятого, когда колёса "копейки" коснулись львовской брусчатки. Поскольку он был наслышан о немалых трудностях, которые поджидают автомобилиста на улицах этого древнего города — то решил ехать прямо в центр и там остановится в первой попавшейся гостинице, невзирая на цену. Вряд ли те, кто убил Сармата и пытался убить его, станут искать подозрительного типа в машине с волынскими номерами в фешенебельных отелях галицийской столицы…

Въехав в город по улице Шевченко, Одиссей решил ехать по ней до самого упора, пока местность вокруг не станет по максимуму пафосной — то бишь, до центра; правда, очень скоро он трижды проклял это своё решение: старинная брусчатка, коей были замощены улицы старого Львова, вышибала последние ресурсы из подвески многострадальной "копейки" и жуткими болями отдавалась в груди её водителя. Проклятые хохлы! И ладно бы они хоть ухаживали за этой брусчаткой! Так нет, дорожное полотно было в ужасном состоянии — как, кстати, и здания вдоль этого полотна. Первые этажи домов, сплошь занятые под разные магазинчики, бутики, кофейни и перукарни9, были старательно отремонтированы и ухожены — а выше взору любопытствующего открывались ветхие стены с трещинами, крыши с поблекшей и во многих местах потрескавшейся черепицей; столярка подслеповатых стареньких окон беззвучно вопила о жизненной необходимости замены, фасады уже лет двадцать, как никто не красил; в общем и целом, Одиссей сделал вывод, что украинцы весьма скверно отнеслись к городу, доставшемуся им в наследство от Австро-Венгрии и Польши…

Наконец, жуткая брусчатка закончилась, и улица Городокская (с которой у какого-то кладбища слилась улица Шевченко) привела Одиссея прямо к зданию знаменитого львовского оперного театра — который, при внимательном рассмотрении, никакого отношения к Украине и украинцам, конечно, не имел. Обычное австро-венгерское общественное здание конца девятнадцатого века, чем-то схожее с будапештской Оперой и весьма напоминающее Оперы одесскую и венскую. Если в этом здании и было что-то украинское — то лишь скверно сделанные входные двери и три жовтно-блакитных полотнища, свисающих — ни к селу, ни к городу — между колоннами на втором этаже.

Одиссей повернул налево, на проспект Свободы, и остановился у монументального здания в стиле позднего ампира — гостиницы "Гранд Отель". Хм, тут номер для одинокого путешественника будет стоить никак не меньше сотни баксов! Хотя…. Нет, гостиница Одиссею решительно понравилась, и он однозначно решил тут остановиться — несмотря на тринадцатый номер дома.

С трудом запарковавшись, он, превозмогая жуткие боли, покинул "копейку" и, не спеша, подошёл к входным дверям в надменный и важный "Гранд Отель". Адмирал, стоящий у входа (то бишь, конечно, швейцар; но позументов и золотой канители на нём было не меньше, чем на каком-нибудь румынском или итальянском адмирале) распахнул перед ним дверь — и Одиссей вошёл внутрь гостиницы.

Хм, а отельчик ничего себе… Картины на стенах, витражи, ковёр на полу. Неплохо. Ладно, с внешним декором у них всё в порядке — интересно, как с ценами.

Цены были тоже — ничего себе. За одноместный "сингл" с него взяли четыреста пятьдесят гривен — правда, пообещав чудный вид из окна и шведский стол на завтрак. Поднявшись в свой номер, Одиссей с удовольствием обнаружил в своём номере телик, кондиционер, мини-бар, а в ванной — халат и тапочки. Приняв душ и заказав по телефону в номер чашку чая, он, усевшись в удобное мягкое кресло — наконец-то получил возможность, не спеша (и в подобающем комфорте) подумать о происшествиях последних пяти дней.

Во-первых, что произошло в пятницу, двенадцатого мая, на таможенном пункте Краковец?

Олександр Фёдорович Дроботей заступил на службу в девять утра — он в этот день был в дневную. Так. В кармане кителя у него болтался дозиметр — вещь, на белорусской границе более чем насущная, учитывая, что в двадцати километрах от места его прежней службы — граница чернобыльской зоны. С этим всё ясно; скорее всего, недешёвый дозиметр Сармат таскал с собой по привычке, боясь где-нибудь оставить на новом месте — и потерять. После обеда — а время на дозиметре об этом ясно говорило — наш покойный старший инспектор подошёл к фуре с номером 74–12 WRD; тут Одиссей достал из кармана брюк сложенный вчетверо листок, развернул его, вдумчиво прочитал. Ага, действительно, оный автомобиль — автопоезд "рено", следовавший с грузом из Польши на Украину. Хорошо. Водила подошёл к Сармату, предъявил все нужные документы — контракт, фактуру, документ о происхождении товара (в сэмээрке указанный как CIS), свидетельство фитосанитарного контроля, книжку МДП. Сиречь — все документы у поляка были в полном порядке. Да и отчего бы им и не быть в полном порядке — ежели везёт он примитивнейший арахис?

Стоп. Арахис. Покупатель этого арахиса — фирма "Ланы Полтавщины", адрес — село Песчаное Кременчугского района Полтавской области, улица Жовтнёва, дом семь. Вот объясните мне, дураку — зачем в занюханном селе Полтавской губернии кому-то понадобилось двадцать тонн арахиса? Ладно, пропустим этот момент; примем пока предположение, что этот арахис предназначался для Кременчугской кондитерской фабрики. Продолжим наше следствие.

Итак, рассматривает, значит, наш Олександр Фёдорович поляцкие бумаги — и вдруг слышит из кармана до боли знакомое жужжание — или как там дозиметр даёт о себе знать? В общем, понимает старший инспектор, что груз, упакованный в здоровенные биг-бэги — по тонне арахиса в каждом — отчего-то невыносимо фонит. Достаёт дозиметр и видит жуткие цифирки на экране — излучение от мирного арахиса вчетверо выше естественной нормы!

Скорее всего, Сармат постарался не подать виду, что происходит нечто из рук вон выходящее — наверное, понимал, что вся эта катавасия с переводом одних таможенных туда, других — сюда — не просто так произошла. Но кто-то его всё-таки спалил — из тех, кого прикупили те, кто играет за чёрных. Или в момент срабатывания дозиметра, или, что вернее — в момент звонка на оперативный в Киев. А дальше — дело техники; на глухом повороте — кстати, там таких аж несколько штук — его машину подрезали, вышедшего поругаться Сармата убили — может быть, так же, как сегодня едва не убили Одиссея — а тело запихнули обратно в "мазду" и, волоком дотащив машину до озерца, попытались сбросить концы в воду. Всё, в общем-то, ясно. В какой-то момент до гибели (может быть, сразу же после оформления) Сармат записывает номер фуры на свой телефон — страхуется? Не важно; важно, что этот номер известен теперь тому, кому его знать и надлежит…

А теперь второе. Что ему, агенту Одиссею, делать дальше? Ежели бы не было сегодняшнего происшествия (Одиссей про себя ухмыльнулся — ничего себе происшествие! Его чуть не убили!) — он бы сейчас спустился вниз, нашёл бы компьютер с доступом в мировую паутину, сбросил бы командованию информацию, продублировал бы её по телефону — и убыл бы на заслуженный отдых. Но сегодняшний выстрел круто меняет все расклады — теперь это дело становилось его ЛИЧНЫМ делом. Доложить, конечно, он доложит, тут двух мнений быть не может — но эту фуру, за которую его чуть было не отправили к Юрке Блажевичу10, ему надо найти самому. Кровь из носу! Кстати, неплохо было бы поквитаться и с этим ментом (если это, конечно, мент, что вряд ли), что поделился с ним свинцовыми вишнями из своего огорода…. Впрочем, месть — это потом. Сначала — село Песчаное Полтавской области! Где-то там, на улице Жовтнёвой, в домике номер семь, сидят некие субчики, с которыми Одиссею страх как хотелось бы пообщаться. И чем быстрее — тем лучше. Когда фура проследовала через границу? Днём в пятницу. Сегодня среда — или, что правильнее, почти четверг; стало быть, арахис, скорее всего, уже прибыл в Кременчугский район, так что завтра с рассветом и мы направим свои стопы на восток. Может быть, в пятницу утром ему и удастся узнать, отчего это примитивный арахис из Китая создавал такой немыслимый радиационный фон?

Тут Одиссей вдруг почувствовал, что его гложет какая-то недодуманная до конца мысль. Момент! Арахис — китайский? Почему он считает, что арахис китайский? Одиссей снова взял в руки сэмээрку, внимательно её перечёл. Так, продавец — фирма "ASPROM", город Вроцлав, улица Юлиуша Словацкого, дом четырнадцать, покупатель — фирма "Ланы Полтавщины", дислоцирующаяся в вышеуказанном селе Полтавской области Украины. Ага, вот — пункт девять: происхождение товара; чётко и ясно написано — Китай. Гут, стало быть, товар не польский, поляки в этой сделке — посредники. Ага…. Сэмээрка оформлена во Вроцлаве, по месту регистрации фирмы. Место доставки товара — город Кременчуг, с этим понятно. А вот дальше…. А вот дальше что-то невыразимо странное; странное, если не сказать больше! Ибо в пункте "место и дата погрузки" — стоят: четвертое мая, город Гданьск.

Стоп! Что?! ГДАНЬСК? Оба-на!

Одиссей аж вспотел от волнения. Интересненько, очень интересненько! Зачем арахис грузить в Гданьске, а затем везти его через всю страну с северо-востока на юго-запад — чтобы затем проделать этот путь ещё раз, но уже с запада на восток? Чтобы оформить документы по месту регистрации фирмы? Бред. Одни транспортные расходы сожрут в десять раз больше, чем потребуется для откомандирования специалиста фирмы в Гданьск, чтобы на месте, в порту, оформить груз на Украину…. Получается нестыковка — и, при внимательном рассмотрении, очень даже большая нестыковка. Некая польская фирма "АСПРОМ" заключила контракт с "Ланами Полтавщины" на поставку арахиса — и, вместо того, чтобы прямо в Гданьском порту загрузить фуру двадцатью тоннами этого земляного ореха, оформить документы и гнать товар в Кременчугский район — мощные интеллектуалы из Вроцлава сначала доставляют этот арахис к себе, а затем, уже на месте оформив экспортные документы, везут его на Украину — сделав крюк всего в каких-то девятьсот вёрст. Деятели из фирмы "АСПРОМ" — законченные дебилы?

Одиссей почесал затылок. А если дело в другом? Если этот арахис НЕОБХОДИМО было доставить сначала во Вроцлав? Для каких-то дополнительных действий? Но для каких?

А для того, чтобы погрузить в фуру НЕЧТО, что и создавало тот фон, который обнаружил Сармат! Если груз пришёл морем из Китая — его поляки наверняка проверили на радиоактивность. И, оной не обнаружив — с чистой совестью выписали фитосанитарный сертификат. С которым фура убыла почему-то не село Песчаное, куда бы ей, по идее, и стоило бы (с финансовой точки зрения) рулить — а совсем в противоположную сторону, во Вроцлав. В коем городе арахис и обзавёлся вдруг жутковатым радиационным фоном. Именно так всё и было!

Одиссей вдруг почувствовал немыслимую лёгкость на душе. Как будто тяжкий удушливый сумрак, окутывающий его последние сутки — опал, растворился, исчез — и вместо него вокруг поднялся свежий ветер, несущий арматы цветущего луга; запели птицы, засияло солнце, и мир снова стало многоцветным и прекрасным.

Вот оно в чём дело! Сам по себе груз — это всего лишь ПРИКРЫТИЕ! Прикрытие чего-то такого, для сокрытия чего те, кто играют за чёрных — легко, походя, убивают людей! Значит, среди мешков с арахисом — а, скорее всего, в одном из них — лежит НЕЧТО, что и распространяет вокруг себя жуткий радиационный фон. Что это?

А вот послезавтра утром и узнаем.

Одиссей допил принесённый горничной чай, встал, зашёл в ванну, ещё разок старательно умылся, стараясь смыть двухдневную усталость. Затем подошёл к окну, вгляделся в сверкающий тысячами огней центр галицийской столицы. Это ничего, что за окном — полночь, народ по площади гуляет напропалую. Кстати, когда он ел в последний раз? Где-то в два часа дня; выпил две чашки кофе и съел парочку бутербродов с ветчиной — вместе с дражайшим Олегом Потаповичем Брылём; внезапно Одиссею жутко захотелось есть.

К счастью, столица Галичины была в плане гастрономии вполне европейским городом — рядом со своим отелем Одиссей, выйдя на улицу, нашёл несколько допоздна работавших заведений, и, немного поколебавшись, выбрал для позднего ужина шикарный ресторан "Сплит" — главным образом, прельстившись прекрасным видом из его окон на площадь Мицкевича с монументом вышеуказанному поэту в центре.

Всё же надо отдать должное львовской сфере услуг — сервис в ресторане был на высоте. Одиссей выбрал ужин в итальянском стиле — и не ошибся. Минестроне был почти настоящим, запечённое с овощами филе ягнёнка с травами — действительно напоминало Тоскану, а уж об оплетённой в камыш бутылке кьянти никак нельзя было сказать — "подделка". Одиссей плотно поужинал, и, щедро оставив чаевые — вышел на свежий воздух.

И тут же, лицом к лицу, столкнулся с давешней спасительницей!

— Здравствуйте, барышня! Ну вот, мы и пересеклись — а вы не верили!

Спасительница чуть смутилась, но затем, гордо вскинув носиком — ответствовала:

— Что ж, вам повезло. Вы что-то говорили о шампанском?

Одиссей поклонился.

— "Вдову Клико"? "Азюр"?

Девица пренебрежительно хмыкнула.

— Я не пью ординарных напитков для крестьян! Здесь подают "Луи Родерер Кристалл", урожая прошлого года. Если для вас это не слишком дорого… — По тону девицы было ясно, что ДЛЯ СЕБЯ она отнюдь не считала этот напиток дорогим.

Одиссей про себя присвистнул. Триста пятьдесят бакинских! Впрочем, еще хорошо, что барышня не произнесла "Дом Периньон бокс" урожая девяносто шестого года — за такую бутылочку пришлось бы выложить баксов семьсот…

— Буду счастлив разделить с вами удовольствие от этого Луи Родерера. Хотя, признаюсь, лично я, увы, жертва мещанских вкусов — мне больше по душе простенькое Асти Мондоро или отечественные игристые Абрау-Дюрсо…. — И Одиссей склонил голову в шуточном покаянном поклоне.

Барышня что-то хмыкнула про себя — но всё же позволила Одиссею предложить ей руку; вдвоём они вошли в ресторан (Одиссей поймал на себе удивлённо-одобрительный взгляд своего официанта и незаметно ему подмигнул), заняли столик — и через минуту специально вызванный для такого случая сомелье раскупоривал для них завёрнутую в белоснежную салфетку бутылку шампанского.

Одиссей отпил предложенный глоток, едва заметно кивнул — и, получив полный фужер игристого золотого вина, взглянул на свою спасительницу.

— Кстати, меня зовут Александр Мирославович. Был бы счастлив узнать ваше имя!

Барышня на секунду нерешительно поджала губы — но затем улыбнулась и ответила:

— Наталья Генриховна. Можно Наташа. Кстати, как ваше сердце?

Одиссей решил убить девушку — морально, конечно; неторопливо достав из портмоне давешнюю пряжку СА с застрявшей в ней пулей — он протянул этот кусочек металла своей собеседнице, небрежно бросив:

— С сердцем у меня были проблемы вот из-за этого.

Барышня взяла в руки пряжку, осмотрела её — и, вдруг поняв, что держит в руках — мгновенно уронила изувеченную пластину на стол.

— В вас…. В вас стреляли?

— И, заметьте, попали. — Одиссей наслаждался полученным эффектом. Мальчишество, конечно — но уж очень хотелось ему слегка осадить заносчивость этой мажорной девицы.

Барышня с ужасом смотрела на него.

— И вы… Вы мне так легко это говорите? А почему там не было милиции? — Затем какая-то новая мысль посетила голову блондинки — потому что выражение её лица мгновенно изменилось: — А вы вообще кто? И за что вас хотели убить?

Одиссей широко улыбнулся.

— Нет, я не бандит, и пуля эта — не результат криминальных разборок. В меня выстрелил какой-то человек — видно, принял за кого-то другого. Я из Краматорска, в этих краях отдыхал в санатории, собирался домой — и тут такая шняга… — Одиссей помнил, что барышня ехала в машине с московскими номерами, посему ловить его на некоторых несуразностях — например, почему житель Донецкой области ездит на машине с волынскими номерами — ловить его вряд ли будет.

Девица, глядя на него с лёгким недоверием — спросила:

— А вы…. А вы будете возбуждать дело? Ведь это была попытка убийства?

Одиссей покачал головой.

— Это вообще-то было убийство. Я не хочу разочаровывать моего неизвестного недоброжелателя — пусть думает, что он убил своего врага. Зачем лишать его приятных иллюзий?

— Не понимаю. Впрочем…. Хотя всё это очень, очень странно. А вы, кстати, где остановились?

Одиссей кивнул в сторону своей гостиницы.

— В "Гранд Отеле".

Глаза девицы округлились.

— Но…. У вас машина…. И одеты вы…

Одиссей ещё раз улыбнулся.

— Вы хотите сказать, что у меня машина стоимостью в три дня жизни в этом отеле? И шмотки мои с обычного базара? без восхитительных надписей "Джан Франко Ферре", "Армани" или "Гуччи"? И поэтому я, как обычное быдло, должен ночевать где-нибудь в рабочем общежитии на окраине у чёрта на куличках за двадцать гривен?

Барышня смутилась.

— Ну, я не это хотела сказать… Просто я тоже остановилась в "Гранд Отеле", вместе со своей сестрой; наш шофёр вместе с машиной поехал ночевать куда-то, как вы говорите, на окраину… и именно за двадцать гривен.

Одиссей кивнул.

— Всё понятно. Но я, в отличие от вашего охранника, человек свободный, и сам выбираю, где мне жить. Милейший! — Крикнул он официанту: — Счёт, будьте любезны!

Ему больше не доставляло удовольствия общение с этой напыщенной куклой. В душе появились какие-то вообще мизантропические нотки; эта дешёвка, вместе со своим папой вдруг, благодаря его изощрённому воровству, сиганувшая во времена оны из грязи в князи — мнит себя аристократкой, блин! Это было бы смешно — если бы не было так грустно…

Он обернулся к своей собеседнице.

— Прошу меня великодушно извинить, но мне завтра рано вставать. Был счастлив с вами познакомиться, Наталья Генриховна! Надеюсь, шампанское вам понравилось.

Рассчитавшись с бесшумно появившимся официантом (блин, тысячу восемьсот гривен! Удавится можно!), Одиссей покинул ресторан и изумлённо глядящую ему в спину мажорную девицу. Хватит ему на сегодня приключений, не те уже его годы. Баюшки-баю! Завтра утром надо ехать в Кременчуг — а пока неплохо бы с гостиничного компьютера отправить донесение начальству; наверняка они его уже давно и с нетерпением ждут!

***

— Вроцлав, говоришь? — Голос генерала был задумчив и как-то необычно тих.

Левченко кивнул головой.

— Он самый. Улица Словацкого, четырнадцать. Компания "Аспром". Директор — некто Ежи Шпилевский, пятьдесят три года. Я попросил Хлебовского пробить этого ёжика…

Генерал Калюжный сел за свой стол, задумчиво поглядел в окно — а затем, обернувшись к своему собеседнику, спросил:

— Дмитрий Евгеньевич, помнишь, что нам в ноябре прошлого года доложил Володя Терской?

Левченко отрицательно покачал головой.

— Нет, не помню. А что?

Генерал снисходительно глянул на своего зама.

— Вот я тебя старше на десять лет — а, заметь, с памятью у меня всё в порядке! Стареешь, подполковник… Ладно, не буду тебя интриговать. То, что Польша вступила в НАТО, ты, надеюсь, помнишь?

— В общих чертах.

— Ну вот; для того, чтобы соответствовать тамошним стандартам, уговорили американцы тогдашнее польское руководство сменить радиолокационные станции наведения самолётов — ну, знаешь, на каждом аэродроме есть такие локаторы? — с польских на американские. Чтобы, значит, рабочие частоты и системы опознавания "свой-чужой" у них были общими.

Левченко молча кивнул.

— Заметь, денег за это железо американцы с поляков не взяли. Так, попросили оплатить доставку — сущие гроши, в общем — и присовокупили сердечную просьбу к польским таможенникам не лезть в их железо. Которое, заметь, они согласились монтировать своими силами.

Левченко вопросительно посмотрел на своего шефа.

— Ну, положим…. А что здесь такого? Американцы накрепко привязывают пшеков к своей тусовке, дело, в общем-то, обычное… Я пока не улавливаю смысла.

Генерал иронично улыбнулся.

— Да-а-а, действительно, стареешь… Железяки американцы в Польшу доставляли в несколько этапов, в основном — со своих баз в Германии. Всего, как доложил Володя, шестьдесят восемь фур было для этого дела зафрахтовано. И ни одна из них — заметь, НИ ОДНА! — не проходила польский таможенный досмотр!

Левченко почесал затылок, и спросил неуверенно:

— И вы полагаете…

— Что американцы приволокли на польскую территорию не только локаторы и системы управления ими! Заметь — переоснащение польских военных аэродромов они начали с Западной Польши, с Силезии и Померании. А самые первые радары установили в Легнице — это, как ты знаешь, наша бывшая военная база — и во Вроцлаве!

Левченко подумал несколько секунд — а затем спросил:

— То бишь, вы полагаете, что НЕЧТО, погруженное в мешок с арахисом во Вроцлаве неделю назад — за полгода до этого приехало из Рамштайна?

Генерал улыбнулся и покачал головой.

— Я не полагаю. Я в этом, дорогой Дмитрий Евгеньевич, на сто процентов уверен! Но насчёт Рамштайна — это вряд ли. Скорее уж — из Вюнсдорфа или Дрездена…

Левченко изумлённо спросил:

— Откуда?

— Из Восточной Германии. Да ты не делай круглые глаза, я пока в этом не шибко уверен, но что-то мне подсказывает, что вся эта заваруха базируется на нашем разгильдяйстве — или на измене, это уж как посмотреть; и затеяна она с серьезными целями. Я бы даже сказал — с серьезнейшими! — Генерал достал сигарету, закурил, выпустил колечко дыма — а затем продолжил: — Да ты пока шибко-то не тревожься. Груз этот пока на Украине, и зачем его супостаты туда доставили — мне лично неясно. Но в любом случае — надо будет соседям осторожненько информацию слить — в части, их касающейся. С кем из контрразведки ФСБ у тебя хорошие отношения?

Левченко подумал — и затем ответил уверенно:

— Полковнику Егорьевскому я завтра намекну о том, что возможна доставка на территорию пограничных с Украиной областей радиоактивных материалов.

Калюжный покачал головой.

— Не спеши поперёк батьки в пекло! Твой Егорьевский — я его знаю — поднимет аврал и спугнёт этих ребятишек. Они затаятся на время — Украина большая! — а потом, когда шухер уляжется — рубеж и перескочат. То, что это НЕЧТО предназначено для нас — я нисколько не сомневаюсь. Я лишь пока не понимаю — для чего? И что это такое? Двести килограмм урана? Или… или что похуже? И пока мы на этот вопрос ответов не найдём — действовать надо архиосторожно! — Генерал докурил, загасил бычок — и спросил у своего зама: — Как ты думаешь, что НАМ в этой ситуации надо предпринять?

Левченко подумал, почесал затылок.

— Думаю, хорошо бы перехватить этот груз.

Генерал одобрительно кивнул.

— Молодца! И не просто перехватить, а постараться сделать это так, чтобы перевозчик этого не заметил! Чтобы, значит, отследить, кто за этим грузом в России явится, кто в нём заинтересован — и вот тогда всю шайку-лейку Егорьевскому и слить! Оптом, если получится. Вот у нас с тобой какая задача…

Подполковник одобрительно кивнул и спросил:

— Кого отправляем в Кременчуг?

— Капитана Фёдорова, капитана Панфилова; думаю, они на пару справятся.

— А Одиссей?

Генерал улыбнулся.

— А пущай едет, куда ты его в самом начале хотел отправить! В эту, как её… Евпаторию! На лечебные грязи…

Левченко отрицательно покачал головой.

— Не думаю; в него эти пассажиры стреляли — и теперь у него в этом деле есть личный интерес. Может быть, пусть вместе с нашими ребятами пошерудит?

Калюжный покачал головой.

— Ну, раз ему так неймётся самому супостата изловить — пущай ловит, я не против… Ладно, пусть наши ребята займутся этой фирмой — как ты, говоришь, она называется?

— "Ланы Полтавщины". Поля, то бишь.

— Ну вот, пусть Федоров с Панфиловым займутся этими полями, пущай этих, холера им в бок, хлеборобов с пристрастием расспросят, за каким хреном они с нашими недругами снюхались; надо будет — пусть пожёстче этих ребятишек возьмут в оборот, будет в том нужда — пусть доставят их сюда. Помнишь, как доставили тех французских пилотов, в девяносто шестом? Вот и этих ребят, которые решили поиграть во взрослые игры — надо будет либо на месте расколоть, либо — если к тому будут препятствия — вколоть азиспартам и, доставив в Москву, уже здесь их хорошенько порасспрашивать. В конце концов, мы обязаны обеспечить безопасность государства, а какими методами — это уж нам решать. На нас закон о федеральной службе безопасности не распространяется…. А Одиссею передай — пусть отследит, куда этот арахис денется, куда, стало быть, эти двадцать тонн разгрузят, кто получатель этого радиоизотопного ореха — потому как, насколько я понимаю, эти твои "поля" — подставная контора и не более того, груз они для кого-то другого получают. Сам такие штуки проделывал во времена оны…. Да, и свяжи их там как-то — пусть создадут… как это Гончаров называет?

— Информационную сеть. — Подсказал Левченко.

Генерал кивнул.

— Вот-вот, пусть создадут между собой информационную сеть. Одиссей и два капитана… хм… Ладно, пущай каверинские герои роют с одной стороны, царь Итаки — с другой. Глядишь, вдвое быстрее раскопают.

— А Егорьевский?

Генерал подумал и, недовольно поморщившись, кивнул головой.

— Ладно, поставь в известность. Но поговори с ним хорошенько! Нам авралы на границе не нужны — да и соседям, я думаю, тоже. То, что к нам прут что-то радиоактивное — это, конечно, уже ЧП, и федеральная служба должна быть об этом поставлена в известность. Не хватало нам еще одного Чернобыля на нашей территории…. Но и устраивать армейские операции с привлечением нескольких тысяч человек — дело гиблое; так ему и скажи. Пока мы ситуацию контролируем, и всю информацию будем ему сгружать — ежели он обязуется держаться в рамках договорённостей. В конце концов, если даже под этим арахисом и ядерный боеприпас схован — то вряд ли кто-нибудь хочет его где-нибудь в Белгороде взорвать; это бессмысленно, а посему — невозможно. Думаю, задумка у тех, что играют за чёрных, совсем другая. Совсем другая…

***

Эх, до чего ж хорошо в мае на Украине! Одиссей выбрал дорогу через Тернополь, Хмельницкий, Староконстантинов — чтобы затем, повернув на Любар, от него прямиком рвануть на Белую Церковь, по дороге минуя Казатин и Сквиру. Вот она, самая, что ни на есть, коренная Украина! Садочки, ставочки, белые хатки… Красотища! Дороги, правда, не шибко роскошные — ну да ему на "копейке" автобаны и ни к чему; самая "жигулёвская" дорога!

Одиссей покинул Львов на рассвете, плотно позавтракав на дорожку за шикарным шведским столом своего отеля (благо, с самого утра посетителей было мало, всего пару человек; видно, здешние постояльцы привыкли подолгу нежиться в своих постелях), и к обеду был уже в Любаре; правда, ожидаемых еврейских древностей (которые он, вопреки здравому смыслу — ведь через эти места в своё время дважды прошли немецкие армии, относившиеся к евреям крайне недружелюбно, плюс почти три года оккупации — всё же ожидал увидеть от столицы украинского еврейства) ему увидеть не довелось; впрочем, и без хасидов с пейсами впечатлений от дороги у него было — через край.

Обедать он решил в Казатине; выбранное им навскидку придорожное кафе приятно удивило ценами (за полноценный обед — всего двадцать гривен) и немало порадовало дружелюбием обслуживающего персонала. Видно было, что Западную Украину он уже покинул — говор здешних жителей был много мягче галицийской полупольской мовы; да, похоже, Галиция — всё же совсем не Украина, а галичане — не украинцы, и украинцами им не стать — хоть шляйся они по все дни напролёт по улицам Львова с жовто-блакитными прапорами. Вот Казатин — это Украина!

Что характерно — во Львове продавщицы и прочий обслуживающий персонал, обычно говорящий на своём диалекте, при обращении к ним по-русски тут же переходили на великий и могучий, наглядно демонстрируя Одиссею, что в их понимании русский язык и галицийский жаргон — ДВА РАЗНЫХ ЯЗЫКА. Здесь же, на Подолии, никто и не думал при разговорах с Одиссеем переходить со своей мовы на русский язык — ибо каждый его собеседник (на подсознательном, наверное, уровне) твердо знал, что разговаривают они на одном языке, пусть и на разных его диалектах, и нет никакой нужды в переходе с одного диалекта на другой — язык-то один и тот же!

Дальнейшая дорога довела его — через Белую Церковь, Узин и Кагарлык — до городка Канева, печально известного трагическим воздушным десантом в ноябре сорок третьего; тогда, помнится, наши неопытные в этом деле транспортники выбросили геройских, но, увы, слабо обученных десантников — тысяч пять, кажись? — прямо на позиции немецкой зенитной артиллерии, которая их и перебила прямо в воздухе; а те, кто выжил среди адского огня с берега — захлебнулись в днепровских водах или попали в плен. Впрочем, и у наших союзников десанты с воздуха бывали провальными — достаточно вспомнить монтгомериевский "Маркет Гарден", в котором полегло большинство десантников польской бригады, да и канадцам досталось на орехи…. Только одним немцам за всю вторую мировую войну удался оперативный десант — всемирно известная Критская операция; да и то, по уровню потерь Крит мало чем отличался от Канева, во время своей операции немцы, помнится, тоже потеряли треть транспортных самолётов и чуть не половину десантников убитыми и ранеными.

От Канева дорога повернула на юго-восток; чуть-чуть не доехав до Черкасс, Одиссей увидел по левую руку огромный разлив Днепра — это начиналось Кременчугское водохранилище. Более двух часов затем он ехал вдоль берега этого рукотворного моря, восхищаясь изумительными видами — пока едва не врезался в задницу какому-то зазевавшемуся крестьянину на "москвиче". Успев затормозить буквально на последней секунде — дальнейший путь Одиссей проделал, уже не отвлекаясь на море слева. Справа остался исторический Чигирин, навечно связанный с историей восстания Богдана Хмельницкого — и, наконец, уже на закате, по длиннющему, как кишка, мосту, Одиссей въехал в Кременчуг.

Мост этот, кстати, его немало поразил; он был двухэтажный, по его первому уровню была проложена железная дорога, а уже над ней — автотрасса. Правда, когда колёса его "жигулички" коснулись этого шедевра советского мостостроения, Одиссей убедился, что состояние дорожного полотна было, увы, аховым — мост, по ходу пьесы, не ремонтировался со времен строительства. К тому же автомобильная трасса была узкой до неприличия — две машины еле-еле расходились; плюс к этому, перед идущей впереди Одиссея пожилой "маздой" крутили педали двое велосипедистов с огромными рюкзаками — по всем признакам, велотуристы — которые изрядно задерживали движение. Понятно, проехать им по пешеходной полосе на великах с их багажом было бы крайне проблематично — посему они ехали по автомобильному пути, тормозя понемногу все идущие за ними автомобили. Ладно, туризм — дело полезное и нужное; посему ругаться и негодовать по поводу задержки движения мы не будем — во всяком случае, вслух.

На середине моста Одиссей огляделся по сторонам. Да-а-а, Днепр, конечно могучая река, от берега до берега в этом месте было никак не меньше километра; силища! И тут вдруг мост под его машиной начал мелко дрожать, словно больной лихорадкой — это этажом ниже проследовал грузовой поезд. Ни фига себе здесь резонанс! — подумал Одиссей и мысленно перекрестился; быстрей бы оказаться на той стороне, от греха подальше…

Первый же остановленный им "язык" охотно сообщил, что лучшая гостиница этой родины большегрузных самосвалов — "Кремень", расположенный в самом центре города; что ж, "Кремень" так "Кремень"! Одиссей довольно легко добрался до центральной площади и, оформившись в рецепции этого отеля (который, надо сказать, изрядно уступал львовскому "Гранд Отелю" по уровню комфорта, зато сто очков вперед давал тому по стоимости проживания), задал вопрос портье насчёт позднего ужина.

Барышня, сидящая на рецепции, только пожала плечами.

— Хиба ж я видаю? Ходьтэ до казино, можэ, там що й е поисты?

— В казино? — Удивился Одиссей.

— Так! Там и ресторан, и бар…

Ну что ж, казино так казино. Одиссей обошёл гостинцу вокруг (как ему посоветовал швейцар на входе) — и, действительно, обнаружил под горящей надписью "азино" (буква К, увы, отсутствовала в принципе — очевидно, кому-то она понадобилась в хозяйственных целях) входную дверь, ведущую, по-видимому, в обещанную барышней на рецепции смесь игрового заведения, бара и ресторана.

Действительно, казино. Только уж что-то слишком провинциальное — хотя, надо отметить, не без некоторого шика и пафоса. Крупье — в красных жилетках и бабочках, два столика для рулетки, пару — для "Блэк Джека", десяток автоматов у стены…. Такое, в общем, супер-мини Монте-Карло.

К Одиссею неторопливо подошёл мужчина в тёмном костюме.

— Будэтэ граты?

Одиссей отрицательно помахал головой.

— Девушка на рецепции сказала, что здесь можно поесть… Можно?

Мужчина дружелюбно кивнул.

— Направо — там ресторан. Тилько …

— Что, может не быть еды?

Секьюрити — а это был, безусловно, охранник, на лице у него застыло столь характерное для этой профессии выражение — кивнул.

— Можэ й нэ буты. Хиба шо зробьять на кухни?

Одиссей махнул рукой.

— Какую-нибудь ветчину нарежут?

Охранник молча кивнул.

— Ну вот и славно. Мне этого хватит.

Войдя в ресторанный зал, Одиссей, ожидая увидеть пустые столики, был немало изумлён его многолюдством — но, всмотревшись в зал, обреченно вздохнул. Еды на столах практически не было — что, впрочем, компенсировалось изрядным количеством алкоголя; на каждом столике стояло минимум три, а максимум — штук десять бутылок с содержимым разной степени крепости, от пива до львовского шестидесятиградусного "первача".

К стоящему в растерянности у входа в ресторанный зал Одиссею подошла потёртая жизнью дама лет сорока.

— Шо будэтэ заказваты?

Одиссей почесал затылок.

— А поужинать у вас можно? В смысле — не выпить, а просто поесть?

Ответ посетителя явно загнал даму в мыслительный ступор. Минуты три она что-то соображала — а затем неуверенно ответила:

— Хиба пельменей зробыты?

Одиссей облегченно вздохнул.

— Отлично! Пельменей, какого-нибудь салата, мясной нарезки, и пива. "Оболонь" у вас есть?

— Е. Проходьте ось за тий столик, зарэ всэ зробымо.

Подошедшая через несколько минут официантка спросила у обстоятельно усевшегося за указанным столиком Одиссея:

— Вам пельмени якые?

— А якие е?

— З курячьим мьясом мы сами робымо — воны дорожшы, двонадцать грывэнь; е заморожены, фабрычны — по дэвьять.

— А якие кращи?

Девица улыбнулась.

— Кращи наши. Мы их и сами емо!

— Тогда — две порции ваших, саморобленных. Салатики какие-нибудь у вас есть?

— Можэмо наризаты капусты з гуркамы.

— Добре. И какой-нибудь ветчины с колбасой — нарежете? И пива — две бутылочки "Оболони", только, если можно, очччень холодного?

Девица всё записала, молча кивнула — и растворилась в ресторанном мраке. Хм, странные у них тут, однако, традиции гостеприимства…

Тут разговор, ведущийся за соседним столиком, вдруг очень и очень заинтересовал Одиссея. Да так, что он как-то неожиданно перестал думать о еде, а весь обратился в слух. И, пока на кухне обстоятельно варили для него пельмени, резали салат и ветчину — он успел понять, что парочка, сидящая по правую руку в шаге от него — работники кременчугской кондитерской фабрики. Мужчина, по ходу разговора, был технологом или кем-то вроде этого, дама же трудилась на ниве сбыта произведенной подчинёнными её визави карамели. Разговор шёл о каких-то сугубо местечковых интригах и проблемах (которые, надо сказать, были Одиссею глубоко до фонаря), и время от времени прерывался жизнерадостным "Ну що, выпьемо?"

Вы-то мне, голубчики, как раз таки и нужны, вот именно с вами мне и хотелось бы пообщаться! Но как умудриться задать несколько вопросов парочке, которая со всей очевидностью жаждет дойти до необходимой кондиции в области алкогольного опьянения (дабы затем, насколько понимал в этом деле Одиссей, предаться разнузданному сексу), и вряд ли будет рада постороннему вмешательству в свои интимные разговоры? Продемонстрировав своё безусловное уважение. Как оное демонстрируется на просторах некогда нерушимого Союза? Проставлением выпивки!

Одиссей поймал чуть не за фалду пробегавшего официанта, поманил его пальцем — и спросил почти интимно:

— Какой у вас есть хороший коньяк? До двухсот гривен?

Халдей подумал секунду, затем уверенно ответил:

— "Борисфен". Сто восемьдесят восемь гривен за бутылку ноль семь.

Одиссей кивнул.

— Вот её и подай во-о-он той парочке. Скажешь — от меня! — И Одиссей протянул официанту два портрета Тараса Шевченко: — Сдачи не надо!

Демонстрация Одиссеем невиданной щедрости немедля дала свой результат — через официанта парочка передала ему приглашение погостить за их столиком, подкреплённое, к тому же, активными жестами со стороны уже изрядно выпившего технолога. Одиссей решил себя долго не уговаривать — тут не до церемоний! Надо успеть по максимуму выпотрошить эту парочку — до того, как они перестанут начисто вязать лыко под воздействием дармового коньяка. Выпотрошить, разумеется, информационно — ибо не было сейчас на земле для Одиссея информации желаннее, чем повесть о грузе в двадцать тонн арахиса, который, по всем раскладам, уже давно должен был прибыть на гостеприимную кременчугскую землю и осесть (предположительно) на складе Кременчугской кондитерской фабрики.

После обязательных к выполнению условностей и формальных расспросов — "кто, куда, откуда и зачем" — Одиссей решил брать быка за рога.

— Послушай, Петро! — после неизбежного брудершафта с обоими работниками кондитерки они были на "ты", и Одиссей старательно придерживался этого modus vivendi. — Послушай, а могу я у вас на фабрике прикупить арахиса? Тонны с три?

Посмотрел на сладкую парочку — и наткнулся на две пары непонимающих глаз. Однако!

Технолог покачал головой.

— Ты бачишь, Мирославович, мы ж арахис не вживаемо. Мы ж карамель робымо! Ось поставилы нову линию, для "Малибу" и "Капри", а вона, холера, и посейчас нэ робыть. У Алевтины, — и технолог кивнул на находящуюся уже изрядно под шофе свою визави, — У Алевтины вже заказчыки телефон оборвалы. А отгрузок нэма! Бо линия ныяк не выйдэ на проектну мощность!

ТАК, СТОП! Как это арахис "нэ вживаемо"? Что за бред?

Одиссей покачал пальцем перед глазами нового знакомца.

— Як так не вживаете, як я точно знаю, что тут одна фирма, "Ланы Полтавщины", для вас в Польше купила двадцать тонн арахиса!

Но Петро Миколаевич стоял на своём непоколебимо.

— Я ж технолог! И я тоби кажу — мы арахис тилько для шоколадной цукерни, и тилько перед новым риком вживаемо! Тай того арахису… Може, тонны три, може, четыре… А зарэ мы тилько карамель гонымо! Так що ты у нас арахиса нэ купишь, звиняй…

— А може у вас какие другие фабрики этот арахис используют?

Петро Миколаевич задумался, перебрал в уме, наверное, все знакомые предприятия — и отрицательно покачал головой.

— Ни, нэмае. Може хто солёные оришки робыть, пид пиво, дэсь у соби у сарае…. То двадцать тонн нэ купыть. Можэ, яких килограмм сто, чи двести…. Ни, нэмае у нас того, кому арахис потрибны! Давай ще по коньяку!

Одиссей с расстройства маханул рюмашку коньяка (кстати, не врал официант — действительно неплохого) — и, несолоно хлебавши, отправился за свой столик, где его уже поджидал ужин. Пельмени, как и обещала официантка, были весьма и весьма неплохи, пиво холодное, аж зубы ломило, салат был вполне съедобным — но еда не радовала, и Одиссею пришлось заставить себя доесть все принесенные блюда. Мысли о проклятом арахисе отравляли ему удовольствие от еды и лишали аппетита.

Проклятье! Ну, куда, куда ж можно было деть в этом городке, более известном тяжёлым машиностроением, нежели пищепромом — двадцать тонн китайского "ореха"? Вывезти на базар? Сколько можно продать на базаре — ну, тонну за месяц, ну, полторы; "Ланы Полтавщины" явно же не рассчитывали на такой безнадежно долгий путь реализации? А тогда куда? Кто мог бы купить двадцать тонн арахиса — производители закусок к пиву? Здесь их нет; в Полтаве есть фирма "Полтавпиво", входящая в компанию "Сармат", в Ахтырке — пивзавод концерна "Оболонь". Может, у них есть какие дочерние фирмочки, фасующие солёные орешки? Где искать этот чёртов арахис?

И тут вдруг Одиссея осенила необычная мысль. СТОП! А почему он решил, что этот арахис непременно должен был физически прибыть в Кременчуг? В конце концов, псевдоорехи эти — лишь прикрытие; дирижёры всего этого процесса совсем не заинтересованы в коммерческом успехе сделки между "АСПРОМ" и "Ланами Полтавщины". ERGO? Этот арахис МОГ И НЕ ДОЕХАТЬ до Кременчуга! Конечно, если фура исчезнет на просторах Украины — у фирмы "Ланы Полтавщины" будут серьезные проблемы; но кто сказал, что кураторам этой сделки интересна дальнейшая судьба подставной конторы? Не будем ломать голову над поисками этих двадцати тонн арахиса здесь, в Кременчуге — для начала хорошо бы выяснить, а дошла ли вообще фура с этими дарами китайского сельского хозяйства до кременчугской таможни, где ей следовало бы (по всем правилам международных грузоперевозок) пройти таможенное оформление?

Одиссей допил пиво, подозвал официантку, рассчитался, не преминув сделать комплимент пельменям, внешности официантки и в целом городу Кременчугу — причём умудрился упаковать это в одну фразу — и, успокоившийся, направился к себе в гостиницу. В конце концов, утро вечера мудренее! К счастью, завтра пятница, рабочий день — ну да ничего страшного, если бы была и суббота; пункты таможенного оформления работают без выходных; и вот там-то мы и узнаем всю правду…

***

— Как не значится?

— А ось так! Нэма ниякого "рено" з указанным вами номером. Так шо пробачьтэ, пан Бондаренко, помогчы вам ничым нэ можу… — И хитроватый таможенник с бегающими глазками развёл руками. Дескать, извини, дорогой товарищ, всё, что могли — мы сделали, но фуры твоей не нашли; тем не менее, о судьбе своих ста долларов можешь особо не беспокоиться — они не пропадут, мы им найдём достойное применение.

Это был третий (и последний) пункт таможенного оформления, который Одиссей проехал за сегодняшний день, и на обоих предыдущих он слышал примерно такие же слова. Фура "рено" с двадцатью тоннами арахиса как сквозь землю провалилась! День, как оказалось, был потрачен зря. Мда-а-а, а ведь начиналось всё совсем не так безнадежно…

С утра он направил свои стопы (вернее, колёса верной "жигулички") в исполком (или как там сейчас называется местная власть?), чтобы убедится в реальности существования фирмы "Ланы Полтавщины" и узнать, где оная фирма призвана осуществлять таможенное оформление полученных в свой адрес грузов. Один портрет Бенджамина Франклина — и вся необходимая информация была Одиссею предоставлена, более того, он удостоился чести полистать большой гроссбух, в котором комиссия исполкома регистрировала все вновь созданные фирмы и фирмочки, а также ставила на заметку разных смелых граждан, изъявивших желание стать индивидуальными предпринимателями. Что ж, общество с ограниченной ответственностью "Ланы Полтавщины" действительно существовало, и было зарегистрировано еще в апреле месяце; директором этой почтенной торговой компании значился некто Федорук Олег Николаевич, проживающий, кстати, по месту регистрации фирмы — то бишь, в селе Песчаном Кременчугского района. Оформлять пришедшие из-за границы грузы фирма могла на любом из трех пунктов таможенного оформления города Кременчуга — чьи адреса всего за коробку конфет были сообщены Одиссею тут же, в приёмной, милой девушкой, бездельничающей за компьютером (то есть какие-то функции, безусловно, девушка должна была бы выполнять — но за весь час, что Одиссей провёл в этой приёмной, она не сделала ровным счётом ничего — если не считать, конечно, до блеска отполированных за это время ногтей).

Итак, что мы имеем? Из пункта А (то бишь — с таможенного терминала Краковец) автопоезд "рено" с номерными знаками 74–12 WRD, арендованный фирмой "ASPROM" для перевозки законтрактованного кременчугской компанией "Ланы Полтавщины" китайского арахиса, вышел — но в пункт Б (на любой из трех таможенных терминалов Кременчуга) не прибыл. То есть растворился где-то на бескрайних просторах Украины. Но такого не может быть — по определению; чай, не девятнадцатый год, и банды Батьки Ангела и Нестора Махно уже в далёком прошлом. Стало быть, если фура не дошла до места назначения, то для того, чтобы у автоперевозчика не возникло серьезнейших проблем (залоговая цена за книжку МДП — не то шестьдесят, не то семьдесят тысяч долларов!), которые он, вне всяких сомнений, тут же озвучит во всех средствах массовой информации (а шум кукловодам, которые замыслили всю эту переброску, не нужен ни в коем случае) — она должна обязательно найтись, пусть и лежащей где-нибудь в канаве. Иными словами — скорее всего, фура эта где-то потерпела аварию, причём — с частичной утратой груза (а как иначе объяснить полупустой биг-бэг?); поскольку сейчас все автоперевозки страхуются — то Одиссею следует отправиться в Киев и, пробежавшись по десятку местных страховых компаний, занимающихся именно этим видом страхования — найти сведения о пропавшем автопоезде. А уж там думать, как действовать дальше.

Но ехать в Киев сегодня бесполезно — пятница, вечер. Завтра вряд ли кто-нибудь расскажет ему о трагической судьбе польского "рено" (суббота, выходной!). Значит, завтра у него будет время, чтобы полюбоваться на образцы украинской сельской архитектуры — и, в частности, его сейчас неимоверно интересуют особенности постройки дома номер семь по Жовтнёвой улице села Песчаного…. Это ничего, что там сейчас должны орудовать молодцы из его конторы; две головы хорошо, а на троих всегда можно сообразить! Съездим-ка мы завтра с утра в село Песчаное! Может, там какие-то концы доблестные орлы подполковника Левченко и обнаружили?

***

Ехать далеко не пришлось — вернее, вообще не пришлось выезжать из Кременчуга, ибо село Песчаное, как оказалось, начиналось почти сразу же за последними пятиэтажками заводской окраины города автомобилестроителей (и, как выяснилось, кондитеров), если ехать по шоссе на Градижск.

Одиссей проехал село (весьма, надо сказать, немаленькое), и (правда, не без труда) с помощью аборигенов нашёл улицу Жовтнёвую, почему-то упорно называемую автохтонами "Козлами".

Улочка далеко не центральная; глинистая дорога без покрытия, изрытая коровьими копытами и "украшенная" продуктами коровьей же жизнедеятельности, покосившиеся штакетники, неказистые хатки под выцветшим шифером или вообще под ржавою "бляхой" — всё указывало на то, что здесь живут явные аутсайдеры жизненной гонки, на что, впрочем, указывало и местное название этой улицы.

Одиссей запарковал свою "копейку" на пятачке у здешнего магазина (чей ассортимент, как он успел увидеть одним глазом, ограничивался широким выбором "хороших и дешёвых" вин), рядом с покрытой толстым слоем пыли "волгой" с сумскими номерами.

Оп-ля! А что здесь делает эта машина, интересно? Одиссей про себя улыбнулся. Конспираторы, блин! Он, конечно, тоже хорош — с его-то волынскими номерами — но, по сравнению с коллегами, всё же его "жигуличка" не так бросается в глаза местным жителям, как прожорливая тридцать первая "волга", которую ни один здравомыслящий селянин ни за что не купит — да что там не купит, и даром не возьмёт! Ладно, надо поговорить с коллегами — может, они уже чего и нарыли?

Одиссей постучал в окно водительской двери.

— Хлопци, видчиняйтэ! Е разговор!

Окно опустилось — и на Одиссея уставились две пары настороженных глаз.

— Что надо? — голос водителя отнюдь не был дружелюбным.

Одиссей про себя улыбнулся; ну кто ж в чужой местности так отвечает незнакомцам? Так и на неприятности можно нарваться…

— Дмитрий Евгеньевич вам велел кланяться. Чего смурные такие?

Тут же обе двери отворились, и на свет Божий показались двое молодых мужчин спортивной внешности, одетых крайне незамысловато — потёртые джинсы, блеклые футболки неопределенного цвета; вот только цепкие взгляды настороженных глаз и некие неопределенные выпуклости на поясах позволяли предположить опытному взгляду в этой парочке специалистов весьма специфического профиля.

— Здорово, бродяга! — водитель радостно протянул Одиссею руку. — А мы тут сидим, думу горькую думаем. Может, ты чё подскажешь?

Второй молча кивнул головой, соглашаясь со своим коллегой.

— А что случилось? — Одиссей даже немного растерялся.

Водитель кивнул в сторону того конца улицы, где, судя по номерам домов, должен был находиться вожделенный дом номер семь.

— Пошли, пройдёмся. Тут недалеко.

Идти, действительно, было недалеко — дом номер семь, судя по номерам, должен был быть через два дома от магазина. "Должен был быть" — но не был… Одиссей растерянно смотрел на то, что еще недавно было домом — обгорелые брёвна, куски шифера, обломки домашней утвари… Запах гари, густо стоящий на пепелище, не позволял сомневаться в том, что пожар произошёл недавно — может быть, сутки назад, может быть, даже меньше.

Молча они стояли у сгоревшего дома; Одиссей ошеломлённо глядел на то, что осталось от юридического адреса фирмы "Ланы Полтавщины". Да-а-а. дела…

Он же первым и прервал скорбное молчание.

— Что-нибудь уже выяснили?

Водитель кивнул головой.

— Да. Тут народ, в общем, разговорчивый, никого даже особо просить не надо было. Жил в этом доме некто Олег Федорук, сорока шести лет от роду, разведённый, крепко пьющий. Соседи говорят — вообще не просыхал, дом запустил, огород забросил. — Слова водителя подтверждал участок у сгоревшего дома, густо заросший бурьяном, из которого сиротливо торчали несколько вишен и яблонь, едва видимых среди диких зарослей сорняков.

— Ну? — Одиссей осмотрел домохозяйство директора "Ланов Полтавщины" и только укоризненно покачал головой. — Что дальше?

— В апреле месяце этот Федорук вдруг разбогател. Ну, то есть разбогател в понимании здешних туземцев — ведь тут и двадцать гривен серьезные деньги. Так вот, стал наш Олег Николаевич хвастать соседям, что теперь он — директор фирмы, и будет получать зарплату в пятьсот гривен. Все соседи, кстати, этот факт в один голос подтверждают; тут средние зарплаты гривен сто — это если есть работа, а ее в основном нет — и о таких суммах никто и слыхом не слыхивал.

Одиссей кивнул. Всё пока было логично. Подставная фирма, подставной директор, контракт на товар, который никто и не думал получать…. Всё сходится. Он обернулся к своим собеседникам и спросил:

— И вчера наш директор ложится спать пьяным и сжигает и себя, и свой дом?

Водитель молча кивнул головой. Его напарник добавил:

— Врач, что приехал на скорой — выписал свидетельство о смерти, где причиной указано — отравление продуктами горения. Труп почти не обгорел, но был без признаков насильственной смерти — мы тут с ментом местным погутарили душевно, он нам за столом всё и рассказал. Думаю — придушили подушкой или ввели в вену десяток кубиков воздуха. Вчера поздно вечером здесь крутилась иномарка — здешние не знают, что за модель — и уехала аккурат за час до пожара. Думаю, Федорука убили, чтобы через него на настоящих хозяев нельзя было выйти.

Одиссей спросил полуутвердительно:

— Я так понимаю, следствия не будет?

Водитель кивнул.

— Правильно понимаешь. Кому нужен криминал? Написали — "несчастный случай", труп уже увезли для кремации. Концы, как говорится, в воду — вернее, в нашем случае в огонь. Тупик…

Да, тупик. Твою мать, как те их переиграли! Как детей малых! Одиссей в ярости сжал кулаки. Ну, суки! Поймать бы хотя б кого-нибудь из тех, кто задумал это подлое дело! Отомстить за Сармата, за этого, пусть и никчемного, но своего Федорука!

Водитель "волги" дёрнул его за рукав.

— А? Что? — Одиссей вдруг понял, что его о чём-то спрашивают, но о чём — он не расслышал.

— Я говорю — что дальше делать будем? Дмитрий Евгеньевич сказал, что ты на месте определишься.

Хрен его знает, что делать. Эти ребятишки, что играют за чёрных, предусмотрели, кажись, все наши шаги…. Даже если мы найдём "рено" — это ничего не будет означать; скорей всего, машина попала в аварию, водитель ничего не знает, арахис лежит кучей у борта, и что на самом деле вез этот автопоезд — не узнает уже никто и никогда. Впрочем, этого бравым капитанам мы говорить не будем…

— Сегодня вам хорошо бы выехать в Киев, чтобы там завтра в страховых компаниях — из тех, конечно, которые работают, бо завтра воскресенье — найти сведения о машине, которая везла арахис этому Федоруку…. Везла, да не довезла. Когда найдёте фирму, которая несет финансовую ответственность за этот страховой случай — а, скорее всего, там какие-то дежурные есть, если она страхует автотранспорт — то узнайте, где произошло ДТП, метнитесь к месту аварии, расспросите свидетелей — если, конечно, их найдёте. Нам надо выяснить, кто работал у попавшего в аварию "рено" до прибытия милиции, страховщиков и эвакуаторов. Это — наш единственный шанс!

Водитель кивнул. Его напарник спросил:

— Водилу, если фуру найдём, как? С собой?

Одиссей задумался, а затем ответил:

— Я думаю, вряд ли нам удастся с ним поговорить. Скорее всего, в лучшем случае он сейчас в какой-нибудь больничке от травм отходит, в худшем же — уже в сырой земле. Те, что играют против нас — рубят концы наглушняк. Если водила хоть каким-то боком был в курсе — он покойник. Если же он жив, но покалечен — то нам ничего не скажет, и не потому, что, блин, такой Марат Казей, а потому что не знает ни хера. Вот такие вот дела, хлопцы…

Оба специалиста из Москвы только молча кивнули; дела были, действительно — хуже некуда. Но, по крайней мере, у них впереди была определенная задача — которую они и собирались выполнить. А куда ехать Одиссею? Что ему теперь делать?

Перед ним был тупик; никого из тех, кто мог бы прояснить ситуацию, не было в живых: Сармат был убит в точке А, на погранпереходе Краковец, несчастный глупый пьяница, погнавшийся за большими деньгами, Олег Николаевич Федорук — в точке Б, в своём доме в селе Песчаном, каковой служил одновременно и юридическим адресом фирме-получателю товара. С точки зрения обеспечения безопасности операции — идеальный выход; как говаривал князь Роман Галицкий (или его сынок Даниил? Уже и не помню…) — "мёртвы бджолы нэ гудуць". Те, что играют за чёрных, сделали всё, чтобы обрубить концы, чтобы загнать его в тупик. И никакого выхода из этого тупика он пока не просматривал…