Несколько слов для начала

Бороться с историческими (впрочем, как и с естественнонаучными) заблуждениями, со временем окаменевшими и ставшими от миллионов повторов почти аксиомами — дело неблагодарное; к тому же иногда оно весьма скверно кончается — пример Джордано Бруно (равно как и Эрнеста Цюнделя) здесь будет более чем уместен.

Но бороться с ними НУЖНО — особенно тогда, когда эти аксиомы (вернее, общеупотребительные догмы) представляют собой забронзовевшую от бесчисленных повторов ложь — или полуправду, что еще хуже.

Одной из подобных "исторических аксиом" является то общепризнанное мнение, что нацистская Германия начала планировать Мировую войну с 30 января 1933 г., с момента назначения канцлером Адольфа Гитлера, и все последующие усилия НСДАП были целиком и полностью направлены на то, чтобы зажечь всемирный военный пожар с четырех концов.

Я не люблю немцев, и целью этой книги ни в коем случае не является как-то оправдать германскую агрессию против Польши, переросшую во Вторую мировую войну.

Равно целью этого очерка не является и оправдание немецкой агрессии против моей Родины; ничему этому нет и не может быть оправдания!

Но объяснить, почему это произошло — необходимо; поскольку все до сего дня прозвучавшие объяснения событий 1 сентября 1939-го (так же, как и 22 июня 1941 г.) лично меня (как, я думаю, и очень многих думающих людей вокруг) никак не устраивали — я посчитал для себя необходимым разобраться в этой запутанной (и надежно, как еще недавно казалось, похороненной под тысячетонными завалами лжи) истории.

Для того же, чтобы уважаемый читатель смог по-иному, не с точки зрения и почившего в бозе советского официоза, и «теории» Резуна, взглянуть на ход событий 1933–1939 гг., - ему понадобится (для начала) избавиться от основополагающего заблуждения, краеугольного камня всей послевоенной истории — тезиса о том, что национал-социалистическая рабочая партия Германии во главе со своим фюрером с первых дней своего пребывания у власти начала планировать Вторую мировую войну.

Заблуждение это, разделяемое огромным количеством историков (и практически всеми людьми, далекими от знания тогдашних реалий), основывается на утверждении — будто Германия к осени тридцать девятого года вооружилась до зубов — каковое утверждение я и хочу в первой части своей книги опровергнуть.

Ибо утверждение это лживо от начала и до конца!

* * *

Начнем с 11 ноября 1918 г. — с момента вступления в силу перемирия, фактически завершившего Первую мировую войну. Что к этому дню представлял собою германский рейхсвер — уже не совсем императорский, но еще и не республиканский?

Колоссальную военную машину, отнюдь (вопреки позднейшим утверждениям разного рода "историков") не утратившую способности к сопротивлению.

Да, начиная с 18 июля, союзники, остановив немецкое наступление на Аррас, непрерывно теснили германские войска, выдавливая их с французской территории. Да, 8 августа под Амьеном немцы понесли тяжелое тактическое поражение, и этот день был назвал генералом Людендорфом "черным днем германской армии. Да, к началу ноября Германия лишилась всех своих союзников — 29 сентября капитулировала Болгария, 4 октября запросила о прекращении огня Австро-Венгрия, 30 октября капитулировала Оттоманская империя.

Но немцы тем не менее даже к ноябрю 1918 г., к моменту полной утраты ими стратегической и оперативной инициативы, продолжали удерживать значительную часть французской и бельгийской территорий (включая Брюссель и Антверпен) — и, положа руку на сердце, вполне были в состоянии сражаться еще довольно долгое время.

В конце концов, германская полевая армия к моменту начала переговоров о перемирии насчитывала (на всех фронтах) 5 миллионов 360 тысяч солдат и офицеров, 106 450 пулеметов, около 22 ООО минометов, бомбометов и пехотных орудий, 11 948 77-мм полевых пушек и легких 105-мм гаубиц, 7860 тяжелых орудий (пушек калибром от 105 до 210 мм и гаубиц и мортир калибром от 150 до 420 мм).

Учитывая, что, например, французская армия в этом же ноябре имела на вооружении 11 724 орудия (75-мм полевых пушек — 5484, 65-мм горных пушек — 96, тяжелых полевых орудий (105–155 мм калибра) — 5000, орудий тяжелой артиллерии большой мощности и морских (калибрами 170–305 мм) — 740, зенитных орудий — 404).

Можно сказать, что одержать решительную победу над немцами союзники могли, лишь в очередной раз пролив реки крови.

Но армии Антанты к этому времени были настолько обескровлены, что изыскать стратегические резервы для победоносного военного решения вопроса для них было не легче, чем немцам — удержать фронт.

Да, прибывающие с мая 1918 г. на позиции Западного фронта американские дивизии были многочисленными и хорошо вооруженными и оснащенными — но они практически не имели боевого опыта (до конца войны они смогли занести в свой актив лишь Сен-Миельскую операцию с неочевидными результатами), к тому же для того чтобы добиться решительного превосходства над немцами в живой силе и технике, этих дивизий должно было быть втрое больше — что могло произойти только в следующем году. Посему нанести немцам решительное военное поражение осенью 1918 г. союзники вряд ли смогли бы.

И здесь на помощь союзникам пришла хитрость!

* * *

В Истории есть даты и события, которые знаменуют собой поворотные события в жизни огромного количества людей и имеют гораздо более глобальное значение, чем казалось в то время, когда они происходили.

Таким поворотом и являлось первое эффективное крупномасштабное вмешательство со стороны США в европейскую политику. С тех пор сценарий этот повторяется с разной степенью эффективности, но все же отшлифовываясь и становясь все более неприкрытым, циничным и агрессивным.

Тогда — это была первая попытка.

Удачная для Америки и губительная для Европы.

Сказать, что стратегия и тактика сильно изменились, нельзя. Сначала — подогревание страстей и обещание помощи, затем военные контракты и кредиты. Обессиленные в конфликтах страны, просящие реальной помощи: только с 1918 г. американские солдаты выступят в театре военных действий.

Почему? Необстрелянные американцы несли огромные потери, ведь им противостояли войска, закаленные долгими годами и в окопах и выжившие в них!

Наверное, это было неважно — жизни собственных солдат.

Важно было другое — когда все стороны были обескровлены, когда уже все устали от войны, а экономики большинства европейских стран были разрушены (отметим особо — кроме некоторых, так называемых нейтральных), важны были следующие действия:

1. Демонстрация готовности применить силу.

2. Присутствие американской армии как гаранта соблюдения интересов США.

3. Подача этого присутствия как миротворческой миссии.

За этим должны были последовать конкретные предложения по сценарию урегулирования конфликта — сценарий должен ВЫГЛЯДЕТЬ МИРОТВОРЧЕСКИМ, а также:

1. Должен гарантировать возвращение кредитов, предоставленных нейтральными странами и США (а также частными лицами) странам-участникам конфликта.

2. Естественно, страны, не получившие кредитования, могли и даже должны быть разграблены и поставлены в зависимое положение (опять же для облегчения контроля).

3. Сценарий должен обеспечить контроль США над вооруженными силами ВСЕХ европейских государств.

4. Для облегчения и упорядочивания контроля нужна какая-то марионеточная псевдомиротворческая организация, желательно с громким названием. Ведущая роль в ней отводится, естественно, США.

5. Все остальные, более мелкие заинтересованные лица и их пожелания учитываются в этом сценарии в той мере, в какой им удастся найти общие интересы с режиссерами этого сценария.

Сценарий прост и эффективен. Он повторялся несколько раз с того времени. Он по-разному срабатывал, но всегда режиссер зарабатывал все, остальным участникам практически ничего не доставалось.

После таких вмешательств участь победивших мало отличалась от участи побежденных.

Изобрел ли Вильсон этот сценарий? Очерчивал ли он его для себя "во всей красе"? Никто не ответит на этот вопрос.

Этот сценарий — выражение духа международной политики этой страны. И он, к сожалению, не изменился.

В этих сценариях как-то что-то всегда идет не так, но "не так" именно для остальных. Можно ли это назвать обманом?

Сложно сказать. Кто-то совершенно четко представляет, в какой мышеловке лежит этот сыр, кто-то представляет это приблизительно.

Но масштабы разрушений и всех последствий — кто мог предугадать тогда? Так случилось и в тот первый раз.

Что же предложил Вудро Вильсон? Начиналось все очень даже неплохо.

* * *

Как известно, президент США Вильсон 8 января 1918 г. изложил в сенате ПРИЕМЛЕМЫЕ ДЛЯ АМЕРИКИ условия мира. Главное из них сводилось к требованию "мира без победы", то есть без аннексий и контрибуций; его знаменитые "14 пунктов" включали в себя:

— свободное плавание в мирное и военное время и свободу торговли;

— контроль за национальными вооруженными силами на уровне, не допускающем агрессии;

— свободный, открытый пересмотр колоний с учетом права народов;

— освобождение территории России и урегулирование в ее интересах, право ей самой определить свой строй;

— восстановление Бельгии;

— возвращение Франции Эльзаса и Лотарингии;

— исправление итальянской границы по этническому принципу;

— автономия народам Австро-Венгрии;

— восстановление Румынии, Сербии, Черногории;

— выход к морю для Сербии;

— суверенитет для турок Османской империи, другим народам автономное развитие;

— свободу черноморских проливов для гражданских судов;

— восстановление Польши;

— создание Лиги Наций.

Вообще, даже на первый взгляд — это не просто план урегулирования, это некий глобальный образец, в котором сфера интересов США выглядит более чем широкой. Ведь — обратите внимание — это УСЛОВИЯ, ПРИЕМЛЕМЫЕ ДЛЯ АМЕРИКИ.

Да, возможно, Европа нуждалась в некоем третейском судье, но США этой нуждой воспользовались, мягко говоря, на полную катушку.

Что было привлекательным в этом плане (или это ультиматум, или программа?) для Европы? Если заключить мир на основе этих принципов, утверждал Вильсон, то можно создать всемирную организацию государств, гарантирующую безопасность для всех народов.

Для немцев, измученных войной и лишениями, оные слова американского президента были елеем на раны; и чем больше немцев узнавало о "плане Вильсона", тем меньше оставалось доводов у сторонников ведения войны "любой ценой".

Зачем продолжать проливать потоки крови, если можно подписать мир, пусть и в качестве проигравшей стороны — но при этом отделаться весьма скромными потерями? "Стоимость мира" в этом случае многократно превышала "стоимость войны", и поэтому нет ничего удивительного в том, что к сентябрю 1918 г. даже наиболее твердолобые сторонники войны согласились с тем, что бессмысленную бойню без шансов на победу пора прекращать.

Людендорф 29 сентября 1918 г. передал власть гражданскому правительству — с тем чтобы оно добилось заключения немедленного перемирия на любых условиях, лишь бы только сохранить в целости костяк и структуру армии. Чтобы спасти армию, Людендорф настоял на создании коалиционного правительства, приемлемого для Антанты, и на включении в коалицию даже ненавистных ему социал-демократов.

Генерал, в отличие от штатских болтунов, отлично понимал, что только при сохраненной армии у Германии есть шанс обойтись при подписании мира "малой кровью" — увы, те, кому он доверил ведение переговоров о перемирии, этого ключевого момента категорически не хотели понимать.

А может, и понимали… Впрочем, это будет ясно чуть позже, а пока новое немецкое правительство продолжало уповать на "14 пунктов"…

Правительство Макса Баденского в ночь на 4 октября через германского посланника в Швейцарии отправило президенту США В. Вильсону телеграмму с просьбой о перемирии и начале мирных переговоров на основе "Четырнадцати пунктов", изложенных в Послании к конгрессу от 8 января 1918 г.

5 ноября американский президент направил германскому правительству окончательный ответ, в котором указывал, что союзные правительства "заявляют о желании заключить мир с германским правительством на условиях, указанных в послании президента Конгрессу 8 января 1918 г. (Четырнадцать пунктов), и на принципах мирного урегулирования, изложенных в его последующих посланиях". Таким образом, новому «демократическому» немецкому правительству были обещаны весьма щадящие условия грядущего мира.

Действительность, однако, оказалась намного суровее.

11 ноября на станции Ретонд в Компьенском лесу германская делегация подписала перемирие. По условиям этого перемирия, немцам предписывалось не только в течение двух недель освободить оккупированные территории, включая Эльзас и Лотарингию, но также очистить от своих войск левый берег Рейна и предмостные укрепления в Майнце, Кобленце и Кельне и установить на правом берегу Рейна нейтральную зону. А самое главное — союзники в ультимативной форме потребовали немедленно интернировать германский военный флот, передать представителям Антанты 5000 тяжелых и полевых орудий, 3000 минометов, 25 000 пулеметов, 1700 самолетов, 500 паровозов, 150 000 железнодорожных вагонов, 5000 автомобилей.

Антанта начала уничтожение станового хребта Германского государства — ее армии…

* * *

Впрочем, сдача немцами, по условиям Компьенского перемирия, тяжелых вооружений и средств транспорта была лишь первым шагом в длинном ряду мероприятий, в результате которых пятимиллионная армия кайзера превратилась в стотысячный рейхсвер Веймарской республики.

После подписания перемирия германская армия начала свое бесславное возвращение домой — и, дабы срочным образом избавиться от пяти миллионов недовольных вооруженных мужчин, республиканское правительство в Берлине начало немедленную демобилизацию армии. За три месяца военную форму сняли более пяти миллионов человек, а по Закону от 6 марта 1919 г.

Имперская Армия вообще объявлялась распущенной — се сменил так называемый "временный рейхсвер", к июню 1919 г. насчитывавший всего 350 ООО штыков и сабель. К моменту подписания Версальского мира Германия подошла практически безоружной… А кто же будет считаться с поверженным безоружным противником? Так и случилось.

* * *

18 января 1919 г. в Париже открылась мирная конференция 27 союзных и присоединившихся государств, посчитавших, что окончание Первой мировой войны должно быть оформлено официально. Будущую судьбу Германии победители решали без ее участия. Немецких представителей пригласили только в конце заседаний, чтобы вручить им текст договора, который Германия могла или принять, или отклонить. До этого веймарское правительство, считавшее, что Германия стала демократической республикой, и посему рассчитывавшее на мирный договор с некоторыми территориальными потерями и умеренной контрибуцией, пребывало в плену иллюзий "справедливого мира".

Иллюзии эти развеялись 7 мая, когда победители объявили свои условия. Немцы готовились к худшему, но такого не ожидал никто. Требуемые территориальные уступки превышали самые пессимистические предположения!

Во-первых, Германия теряла все свои колониальные владения общей площадью 2 952 700 км2 с населением 10 176 000 человек, которые позднее были поделены между державами-победительницами в качестве подмандатных территорий Лиги Наций. Англия получила Восточную Африку, часть Того и Камеруна; британские доминионы — Юго-Западную Африку, северо-восточные области Новой Гвинеи с прилегающим архипелагом и острова Самоа; Франция — часть Того и Камеруна; Япония — Маршалловы, Марианские и Каролинские острова на Тихом океане, а также китайскую область Цзяочжоу (Киачао) и концессию в Шаньдуне.

Во-вторых, Эльзас-Лотарингия возвращалась Франции, Северный Шлезвиг-Дании. Бельгия получила округа Эйпен и Мальмеди и область Морене (где, между прочим, 80 % населения были немцами). Новое Польское государство получило основную часть провинции Познань и Западной Пруссии, а также небольшие территории в Померании, Восточной Пруссии и Верхней Силезии. Чтобы обеспечить Польше выход к морю, в районе устья реки Висла был создан коридор, отделивший Восточную Пруссию от остальной Германии. Немецкий Данциг был объявлен "вольным городом " под верховным управлением Лиги Наций, а угольные шахты Саарской области были временно переданы Франции.

Левобережье Рейна оккупировали войска Антанты, а на правом берегу была создана демилитаризованная зона шириной в 50 км.

В целом Германия теряла 13,5 % территории (73,5 тыс. км2) с населением в 7,3 млн человек, из которых 3,5 млн были немцами. Эти потери лишали Германию 10 % ее производственных мощностей, 20 % объемов добычи каменного угля, 75 % запасов железной руды и 26 % выплавки чугуна. Реки Рейн, Эльба и Одер объявлялись свободными для прохода иностранных судов.

Правда, надо сказать, что не все политические деятели в стане Антанты признавали законным и справедливым отторжение от Германии территорий, в большинстве своем населенных немцами (Верхнюю Силезию, Северный Шлезвиг, бельгийские округа). Ллойд Джордж в своем меморандуме от 25 марта 1919 г. заявил:

"Вы можете лишить Германию ее колоний, превратить ее вооруженные силы в простую полицию, низвести ее военно-морской флот науровень пятистепенной державы, однако, если, в конце концов, Германия почувствует, что с ней несправедливо обошлись при заключении мирного договора 1919 г., она найдет средства, чтобы добиться у своих победителей возмещения…

Несправедливость и высокомерие, проявленные в час триумфа, никогда не будут забыты и прощены. Поэтому я решительно выступаю против передачи большого количества немцев из Германии под власть других государств, и нужно воспрепятствовать этому, насколько это практически возможно.

Я не могу не усмотреть гчавную причину будущей войны в там, что германский народ, который достаточно проявил себя как одна из самых энергичных и сильных наций мира, будет окружен рядом небольших государств…

Предложение комиссии по польским делам о передаче 2 100 тыс. немцев под власть народа иной религии, народа, который на протяжении всей своей истории не смог доказать, что он способен к стабильному самоуправлению, на мой взгляд, должно рано или поздно привести к новой войне на Востоке Европы".

В-третьих, на немцев были наложены тяжелые экономические санкции. Германия была обязана передать победителям почти весь военный (к этому времени интернированный в Скапа-Флоу) флот. Общий размер репараций должна была позднее определить специальная комиссия, а пока Германия в течение 1919 и 1920 гг. и первых четырех месяцев 1921 г. (до 1 мая) обязывалась уплатить странам Антанты контрибуцию на сумму двадцать миллиардов золотых марок — в основном в виде физических активов (угля, скота, в том числе 371 тысячу голов скота, из них — 140 тысяч дойных коров), золотого запаса, а также отдать половину наличности красителей, все крупные торговые суда, половину — средних, четверть — рыболовных, пятую часть речного флота. По репарациям отбиралось 150 тысяч товарных вагонов, 10 тысяч вагонов пассажирских и 5 тысяч паровозов. Франция экономически захватывала Рур, и немцев обязывали в счет репараций поставить Франции 140 миллионов тонн угля, Бельгии — 80 миллионов, Италии — 77 миллионов.

Но все эти условия, несмотря на их суровость, все же лежали в границах обычаев и традиций войны.

В конце концов, немцы, одержав верх над французами в 1871 г., тоже выжали из побежденных по максимуму. По условиям Прелиминарного мира, подписанного в Версале 26 февраля 1871 г., и Франкфуртского договора от 10 мая 1871 г., Франция вынуждена была уступить Германии Эльзас и северо-восточную часть Лотарингии, а также обязывалась уплатить пять миллиардов франков (что в пересчете на золото равнялось 1 451 613 кг) контрибуции — 1,5 миллиарда в 1871,0,5 миллиарда в 1872 и 3 миллиарда до марта 1874 г. На территории Франции оставались германские оккупационные войска, вывод которых должен был осуществляться по мере выплаты контрибуции. При этом расходы по содержанию оккупационных войск возлагались на Францию.

Посему в экономических и территориальных параграфах Версальского мира не было ничего принципиально нового — разве что немыслимая суровость требований.

НОВОЕ было в военных параграфах этого мира — на которых стоит остановиться отдельно.

* * *

Англо-французской «инновацией» в области международного права стали вот эти статьи Версальского мира:

Статья 160 . Самое позднее с 31 марта 1920 г. германская армия не должна будет насчитывать более семи дивизий пехоты и трех дивизий кавалерии.

С этого момента общий численный состав армии государств, образующих Германию, не должен превышать ста тысяч человек, включая офицеров и нестроевых, и будет исключительно предназначен для поддержания на территории порядка и для пограничной полиции.

Общий численный состав офицеров, включая персонал штабов, каково бы ни было их построение, не должен будет превышать четырех тысяч… Германский Большой Генеральный штаб и всякие иные подобные формирования будут распущены и не могут быть восстановлены ни в какой форме.

Статья 173 . Всякого рода всеобщая обязательная военная служба будет отменена в Германии. Германская армия может строиться и комплектоваться только путем добровольного найма.

ТАКОГО в международном праве еще не было! Суверенному государству не просто запрещалось содержать уже существующие крепости (Статья 42. Германии запрещается содержать или сооружать укрепления как на левом берегу Рейна, так и на правом берегу Рейна к западу от линии, начертанной в 50 километрах восточнее этой реки) и даже и не думать строить новые (нечто подобное было одним из условий Парижского мира, венчавшего Крымскую войну — России было запрещено иметь крепости на Черном море)!

Ему предписывалось УНИЧТОЖИТЬ собственные вооруженные силы и никогда более впредь их не иметь (стотысячный рейхсвер для такой страны, как Германия — это не армия, это внутренние войска)! Иными словами, Германия этими статьями Версальского мира лишалась суверенитета, ибо вопрос о вооруженных силах до сих пор был исключительно презумпцией национального правительства.

Германии предписывалось не только уничтожить все вооружения Императорской армии, не только запрещалось иметь на вооружении самолеты, дирижабли, танки, подводные лодки и суда водоизмещением более 10 тыс. тонн, а ее флот мог включать 6 легких броненосцев, 6 легких крейсеров, а также по 12 эсминцев и миноносцев — немцам предписывалось иметь армию сугубо архаичную, "образца 1914 г.!

Пехотная дивизия рейхсвера (их разрешалось иметь всего семь) не могла содержать больше, чем 410 офицеров и 10 830 солдат. Артиллерия пехотной дивизии ограничивалась одним артиллерийским полком из трех батальонов, насчитывавшим 24 полевые пушки и 12 легких гаубиц. Три кавалерийских дивизии рейхсвера насчитывали каждая не более чем 275 офицеров и 5250 солдат. Дивизия состояла из маленького штаба, шести кавалерийских полков, по 4 эскадрона из 165 человек каждый, саперного батальона, службы связи и артиллерийского батальона, насчитывающего всего 12 полевых 77-мм пушек — гаубиц же вообще не предусматривалось.

Также немцам категорически запрещалось разрабатывать новые образцы оружия — ЛЮБОГО!

Откроем для себя, проведя нехитрую параллель:

ПЕРВАЯ СТРАНА-ИЗГОЙ — ЭТО ГЕРМАНИЯ!

Но и это было еще далеко не все…

* * *

Лучше бы Германии не оставили бы НИКАКИХ ТЕРРИТОРИЙ!

Тогда не было бы факта существования в центре Европы государства, ущемленного в правах и удерживаемого на крайней стадии нищеты, да еще обложенного контрибуцией!

Да ведь это классическое создание очага напряженности — сказал бы любой аналитик сегодня. И был бы прав!

Однако тогда, в то время, это то ли не было очевидным (разрешите усомниться!), то ли сказывались колониальные стереотипы мышления, но победителям ПРИШЛОСЬ СДЕЛАТЬ СЛЕДУЮЩИЙ ШАГ — ВВЕСТИ ВОЕННОЕ ПРИСУТСТВИЕ И ПРОДОЛЖИТЬ ДАВЛЕНИЕ.

Забавно, но сегодня мы это повторяем…

Для наблюдения за выполнением условий Версальского соглашения по разоружению в Германию была направлена Межсоюзническая военная контрольная комиссия в составе 337 офицеров и 654 солдат. Комиссия оставалась в Германии до 1927 г. и за это время очень многое успела сделать!

Германия, находясь под надзором вышеозначенной контрольной комиссии, принуждена была (по свидетельству М.Н. Тухачевского, в конце двадцатых годов деятельно общавшегося с чинами рейхсвера) выдать в руки союзников почти все свое вооружение (как из числа находящегося на вооружении, так и всякого рода старые запасы из арсеналов, опытные образцы и образцы, снятые с вооружения), в том числе:

Пороха и взрывчатых веществ — 37 000 т.

Орудий различных калибров (полевых, зенитных, крепостных) — 33 550 шт.

Лафетов артиллерийских — 30 000 шт.

Снарядов — 38 700 000 шт.

Снарядных стаканов, мин и ручных гранат — 330 000 т.

Трубок снарядных — 59 300 000 шт.

Минометов — 11 600 шт.

Ручных и ружейных гранат — 16 550 000 шт.

Пулеметов — 105 000 (по другим источникам — 130 000) шт.

Винтовок, пистолетов и револьверов — 6 000 000 шт.

Патронов — 473 000 000 шт.

Гильз патронных, неснаряженных — 22 000 т.

Огнеметов — 1072 шт.

Танков — 59 шт.

Бронепоездов -31 шт.

Радиостанций — 8900 шт.

Самолетов — 14 000 шт. (из которых более пяти тысяч — боевые самолеты из фронтовых частей).

Авиамоторов — 27 700 шт.

Обмундирования — 8 000 000 комплектов.

Кроме того, оружейные заводы Германии обязаны были сдать 80 000 оружейных лекал, потому что ей запрещалось производство стрелкового оружия.

В результате подобной «демилитаризации» немцы были напрочь лишены какой бы то ни было возможности развернуть сколь-нибудь серьезную армию — ее попросту было бы нечем вооружить! Союзники, мало того, что вывезли из Германии практически все современное стрелковое оружие — они и древними винтовками Дрейзе (с которыми пруссаки воевали против французов в 1871 г.) не побрезговали! Не говоря уж об артиллерии — реквизированы были все подчистую артиллерийские арсеналы, вплоть до пушек времен Крымской войны.

Правда, нельзя сказать, что немцы безропотно сносили столь вопиющее разграбление (между прочим, Межсоюзническая военная контрольная комиссия Версальским договором была НЕ ПРЕДУСМОТРЕНА, она появилась исключительно по праву сильного") своего военного имущества.

Бывшие офицеры и генералы рейхсвера постарались утаить от союзников максимум из того, что было возможно спасти. Эта деятельность, надо отдать ей должное, все же принесла свои плоды — к окончанию деятельности Межсоюзнической комиссии рейхсвер, кроме разрешенных двухсот четырех 77-мм пушек, восьмидесяти четырех легких гаубиц калибра 105 мм, 792 станковых и 1134 ручных пулеметов и 252 минометов (плюс тяжелая артиллерия Кенигсберга,

Бреслау и некоторых других восточных крепостей) — располагал еще кое-какими оружейными запасами. В начале 1927 г. генерал Хейе сообщил германскому правительству, что тайные запасы оружия, созданные сразу после войны и утаенные от Комиссии по разоружению, составляют 350 000 винтовок, 22 000 ручных и станковых пулеметов, 400 траншейных минометов, 600 легких и 75 тяжелых артиллерийских орудий.

Учитывая "официально разрешенное" оружие, находящееся на руках военнослужащих рейхсвера, тайной полиции (около 80 тысяч человек) и необходимый резерв для замены, немцы к 1933 г. могли, в самом крайнем случае, развернуть армию в пятьсот тысяч штыков и сабель — и это был максимум. Более ни одного человека немцы на линию огня выставить не смогли бы — для него попросту НЕ БЫЛО БЫ ОРУЖИЯ!

По состоянию на январь 1933 г. Франция могла вооружить и выставить на линию огня более трех с половиной миллионов солдат и офицеров; Польша располагала запасами амуниции для развертывания армии военного времени в один миллион сто пятьдесят тысяч штыков; Чехословакия хранила на своих складах запасы оружия, которых бы хватило на вооружение одного миллиона трехсот тысяч человек.

Поэтому не зря в своей книге "Вторая мировая война" Уинстон Черчилль с досады проговорился: "В 1935 г. Франция без помощи своих прежних союзников могла бы вторгнуться в Германию и снова оккупировать ее почти без серьезных боев.

 

Глава 1. Вооружение пехоты

Что отличает военнослужащего от штатского босяка, донашивающего военные лохмотья?

Правильно. ОРУЖИЕ.

Именно оружие делает солдата — солдатом, и именно с личного (штатного, табельного) стрелкового оружия и начинается вооружение всей армии.

Поэтому в первой главе первой части мы поговорим об оружии пехоты — пистолетах, винтовках, пулеметах — по количеству которого в арсеналах можно безошибочно определить мобилизационный потенциал любой страны.

Так вот — никаких сколь-нибудь существенных запасов стрелкового вооружения Германия на момент прихода к власти НСДАП НЕ ИМЕЛА.

В предисловии к первой части уже было сказано, что по состоянию на 31 января 1933 г. германский рейхсвер и прочие вооруженные формирования Веймарской Германии, кроме разрешенного союзниками количества стрелкового оружия (120 000 винтовок, 84 000 пистолетов и 1926 пулеметов — поскольку оружие армейского образца имелось также и у полиции), имели и кое-что сверху — 350 тысяч винтовок и двадцать две с небольшим тысячи пулеметов. Назвать эти цифры "мобилизационным запасом вооружения" — значит, жестоко посмеяться над Германией.

Для сравнения — перед началом Первой мировой войны русская армия располагала 4 306 900 винтовками Мосина, а всего в арсеналах и в войсках имелось 4 669 919 винтовок и карабинов (включая 363 019 старых "берданок") и 424 434 револьверов. Французская армия в 1932 г. располагала мобилизационным запасом в 2 853 000 винтовок и карабинов Лебеля и Бертье (не считая разных экзотических девайсов типа самозарядной винтовки RSC М 1917, выпущенной в количестве 85 333 штук) — да что там Франция! Чехословакия и Польша имели в своих арсеналах по миллиону винтовок и карабинов!

* * *

Вдумчивый читатель тотчас же укажет автору на то, что немцы — известные и признанные в мире оружейники, и что наделать стрелкового оружия даже на трехмиллионную армию для них — всего лишь вопрос времени и государственных ассигнований на вооружения.

На самом деле, это не так.

Да, немцы в начале XX века создали несколько образцов стрелкового вооружения, ставших классическими для всего остального мира и определивших пути развития ручного огнестрельного оружия, по крайней мере, до середины века.

Достаточно назвать всего лишь карабин Маузера Gew.98a и пистолет Борхардта-Люгера (известный как "парабеллум")! Но Межсоюзническая военная контрольная комиссия совсем не зря ела свой хлеб — кроме конфискации запасов готового вооружения (и комплектующих к ним), союзники (в счет репараций) изъяли на немецких военных заводах, производивших стрелковое вооружение, почти весь станочный парк. Так были «демилитаризованы» заводы в Оберндорфе-на-Некаре (будущий Mauser-Werke A.G), в Вюртемберге, в Берлин-Борзигвальде (главный довоенный производитель пистолетов «парабеллум», завод DWM), частично — завод "Sauer & Son" в Зуле, "Berlin-Lubecker Maschinenfabrik" в Любеке, "Feinmechanische Werke GmbH" в Эрфурте, «GustIoff-Werke» в Веймаре.

Часть станков и оборудования с этих заводов (сборочные линии, гидравлические прессы, лабораторное оборудование), а также задел комплектующих, достаточный для производства сорока тысяч винтовок, были вывезены в Чехословакию (на завод "Zbrojovka Вrno", начавший выпускать винтовки Маузера для чехословацкой армии).

Еще часть — в Югославию (в Крагуевац, на "Voini Techniki Zavod", после Второй мировой ставший заводом "Crvena Zastava"), которая также начала производить для своей армии вышеозначенные винтовки.

Кроме того, оружейный завод в Данциге перешел под юрисдикцию Польши и также начал выпуск изделий фирмы Маузера, но уже для польской армии.

Единственным предприятием, которому союзники разрешили производить стрелковое оружие военного образца (пистолеты "парабеллум") в Германии, стала фирма "Simson und Со" в Зуле, которая, кстати, до этого «парабеллумов» не выпускала. Всего за 10 лет — с 1920 по 1930 гг. — в Германии было изготовлено для внутренних целей не более 25 000 пистолетов «парабеллум». Кроме того, фирма DWM смогла наладить на своем заводе в Берлине малосерийный выпуск Р.08 для коммерческих целей. Так, вооруженным силам Финляндии в 1923–1925 гг. было поставлено 5000 пистолетов Р.08; колониальным войскам Нидерландов в 1928–1930 гг. — 3820, а флоту — 1484 пистолета. По приблизительным оценкам, в Германии с 1920 по 1930 гг. в общей сложности было изготовлено примерно 98 800 пистолетов «парабеллум» Р.08, из которых на экспорт было отправлено 73 000 штук.

Так что национал-социалисты, даже будь они хоть трижды милитаристы, немедленно после прихода к власти начать вооружаться никак не могли — для этого у Германии просто-напросто не имелось станочного парка даже для производства винтовок — не говоря уже о каких-либо более серьезных образцах вооружения…

* * *

Адольф Гитлер со товарищи, надо отдать им должное, довольно долго после своего прихода к власти (более полутора лет) пытался мирными способами посредством переговоров обезопасить свои границы от могучих соседей ("могучих" — это не метафора, почти каждый из соседей Германии, даже по отдельности, был сильнее ее в военном плане — и Франция, и Польша, и Чехословакия намного превосходили Германию в вооружениях) — убеждая их сократить свои вооруженные силы до уровня рейхсвера. Впрочем, об этом подробнее мы расскажем в третьей части. Сейчас же просто отметим, что решение нацистов развернуть рейхсвер в полноценную армию мирного времени в 300 000 штыков и сабель (приняв закон о всеобщей воинской повинности) отнюдь не было противозаконным, как в этом пытаются по сию пору убедить публику историки-антифашисты.

Отвлечемся на минутку и зададим себе сакраментальный вопрос: "Нарушил ли Гитлер созданием массовой призывной армии условия Версальского мира?"

"Идиотский вопрос", — ответит мне большинство читателей.

Конечно же, нарушил — ведь он вопреки условиям этого договора из стотысячного наемного рейхсвера создал полумиллионный вермахт, комплектуемый на основании призыва, и начал вопреки другим статьям вышеозначенного договора колоссальное вооружение Германии — каковое, как известно, было ему необходимо, чтобы зажечь мир с четырех концов, что и было его конечной целью — как это было написано в самой страшной книге всех времен и народов, в "Майн кампф". И поделом вору мука — не наплюй в свое время Гитлер на Версальский договор, может быть, и не пришлось бы ему стреляться в подвале Рейхсканцелярии в апреле сорок пятого, может быть, и удалось бы немцам (и всем остальным нациям — фигурантам политической истории 30-40-х гг.) избежать кошмара Второй мировой.

На самом деле — и вы можете мне не поверить, но все это подтверждается документально, просто обыкновенно печатается самым мелким шрифтом в самом низу самой последней странички — ВЕРМАХТ БЫЛ СОЗДАН ГИТЛЕРОМ СОВЕРШЕННО ЗАКОННО! И более того, массовое строительство Германией танков, самолетов и военных кораблей — было делом ЗАКОННЫМ, ОДОБРЕННЫМ АНГЛИЕЙ, ФРАНЦИЕЙ И США!

Поясню свою мысль.

Как известно, Версальский мир безоговорочно запрещал немцам иметь массовую призывную армию (оставив им право на стотысячный наемный рейхсвер), танки, самолеты, подводные лодки, тяжелую, зенитную и противотанковую артиллерию, боевые газы — в общем, априори лишив Германию какой бы то ни было возможности в будущем реально, военным путем, противостоять каким бы то ни было политическим кунштюкам стран-победительниц.

В 1923 г. Франция и Бельгия оккупировали Рейнскую область — и немцы лишь утерлись: никаких действенных инструментов для противодействия такому действу у них не было…

Естественно, что подобное унижение для суверенной нации было непереносимым — и немцы начали деятельно готовиться к тому, чтобы, когда наступит такая политическая возможность, немедленно вооружиться — чтобы никаким французам и бельгийцам было впредь неповадно лазить в немецкий огород. С целью организации научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ и отработки технологии производства новых вооружений Крупп приобрел шведский «Бофорс» (разработка зенитной, противотанковой и тяжелой артиллерии) и голландский "Siderius A.G" (военное кораблестроение), «Рейн-металл» прикупил швейцарский «Солотурн» (с теми же целями: доселе мирная часовая фирма вмиг превратилась в разработчика и производителя тяжелого оружия пехоты), а прототипы танков и боевых самолетов немцы договорились испытывать в России — благо, ничего из вышеперечисленного формально нарушением Версальского мира не являлось.

Но все это не решало главной проблемы: Германия по-прежнему была беззащитна против любого вражеского вторжения — хоть с Запада, хоть с Востока, хоть с Юга!

Не верите? Напрасно.

К 1930 г. Германия могла, используя как легально существующее, так и тайно спрятанное от глаз Межсоюзнической контрольной комиссии оружие, выставить на линию огня максимум 500 000–600 000 штыков и сабель, при примерно тысяче артиллерийских стволов; ни танков, ни самолетов эта армия не имела.

Франция, используя свои арсеналы, могла вооружить и выставить на фронт три с половиной миллиона солдат и офицеров, пятнадцать тысяч орудий, три с половиной тысячи танков и две с половиной тысячи самолетов. Чехословакия при всеобщей мобилизации способна была выставить армию в миллион триста тысяч штыков при трех тысячах орудий, трех сотнях танков и бронеавтомобилей и тысяче самолетов. Наконец, Польша в случае войны в состоянии была вооружить миллион сто тысяч солдат при четырех тысячах орудий, двухстах танках и бронеавтомобилях и четырехстах самолетах.

Что называется, почувствуйте разницу…

Подобная ситуация немцев ни в коей мере не удовлетворяла.

И они активно и деятельно приступили к политическому разрешению проблемы собственной уязвимости — для чего германские представители активно приняли участие в Женевской конференции по разоружению (подготовительная работа к которой началась еще в декабре 1925 г.). Предложения немцев, озвученные в июле 1932 г., были просты, как стакан воды — раз Германию Версальский мир заставил разоружиться до исподнего, то в таком случае, может быть, и остальные страны последуют прогрессивному немецкому примеру? И, может быть, всем соседям Германии тоже имеет смысл до минимума сократить свои вооружения — и тогда на европейском континенте восторжествуют, наконец, столь желанные всеми фигурантами процесса мир и согласие, тишь, да гладь, да Божья благодать?

А для того, чтобы сделать свои предложения как можно более доходчивыми для всех остальных участников конференции, немцы тут же заявили о своем отказе участвовать в дальнейшей работе Конференции — до тех пор, пока соседи по континенту не созреют до того чтобы согласиться обсудить немецкие требования.

Соседи Германии такое предложение приняли несколько растерянно — формально ведь немцы были абсолютно правы!

Зачем Франции, Англии и США холить и лелеять миллионы винтовок, десятки тысяч пулеметов, тысячи орудий в своих цейхгаузах и миллиарды снарядов и патронов в своих арсеналах — если никто из них (по их же собственным уверениям) затевать войну в обозримой перспективе ни в коем случае не собирается?

И 11 декабря 1932 г. (Внимание! Назначение рейхсканцлером Германии Адольфа Гитлера произойдет только через пятьдесят дней!) Англия, Франция, США и Италия подписали

ДЕКЛАРАЦИЮ О ПРИЗНАНИИ ПРИНЦИПА РАВНОПРАВИЯ ГЕРМАНИИ В ВОПРОСЕ О ВООРУЖЕНИЯХ!

После подписания этой декларации немецкие представители возвращаются за стол переговоров — но Женевская конференция, проработав еще несколько месяцев, так и не завершится чем-то более серьезным, чем просто согласие сторон о недопустимости применения силы при решении межгосударственных противоречий. Французы так и не смогут отказаться от трепетно любимых их генералами рядов тяжелых гаубиц, уходящих за горизонт. Проект конвенции о всеобщем сокращении вооруженных сил, предложенный английским премьером Д. Макдональдом, так и не выйдет за рамки проекта — и Германия (уже национал-социалистическая Германия!) решит руководствоваться в обеспечении своей обороны собственными представлениями об оной — уже без оглядки на статьи Версальского мира, ограничивающих немцев в вопросах вооружений.

ИБО ЭТИ СТАТЬИ БЫЛИ ДЕКЛАРАЦИЕЙ 11 ДЕКАБРЯ 1932 г. АННУЛИРОВАНЫ!

И в заключение — немцы не сразу и не безоглядно начали возрождение своей военной мощи: закон о строительстве вермахта (равно, как и закон о всеобщей воинской обязанности) был принят только 16 марта 1935 г., ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА ПОСЛЕ ТОГО, КАК ДЕРЖАВЫ-ПОБЕДИТЕЛЬНИЦЫ РАЗРЕШИЛИ ГЕРМАНИИ ЭТО СДЕЛАТЬ!

* * *

И понятно почему-довольно долго немецкие национал- социалисты вынуждены были разгребать «наследство» Веймарской республики в виде миллионов безработных и тотального обнищания населения; к тому же даже «докризисная» Германия отнюдь не могла похвастаться благополучием своих граждан. Несмотря на то, что в 1928 г.

на 8 % был превзойден довоенный объем промышленного производства, а по общему объему продукции промышленности Германия вышла на второе место в мире, заработная плата составляла 60–70 % довоенной и была на 20 % ниже, чем зарплата французских рабочих и на 40 % ниже, чем зарплата рабочих Англии. Вместе с тем рабочий день в 1927 г. был увеличен до десяти-двенадцати часов. Безработица в 1924–1929 гг. никогда не опускалась ниже трех с половиной миллионов человек — а уж когда рухнула Нью-Йоркская биржа…

Нацисты пришли к власти на волне тотального недовольства населения своей жизнью — впрочем, «жизнью» существование большинства немцев в 1930–1933 гг. назвать можно было с большой натяжкой. Непрерывное падение промышленного производства продолжалось с конца 1929 г. до июля- августа 1932 г. Объем промышленной продукции за это время уменьшился на 40,6 %. В тяжелой промышленности падение производства было еще большим: выплавка стали сократилась на 64,9 %, чугуна — на 70,3 %, производство в машиностроительной промышленности — на 62,1 %, объем судостроения — на 80 %. Доля Германии в мировом промышленном производстве снизилась с 14,6 % в 1928 г. до 8,9 % в 1932 г.

Бездействовали целые промышленные районы. Например, в немецкой Верхней Силезии в начале 1932 г. были потушены ВСЕ доменные печи — сталевары знают, что означает — "погасить домну". Прекратилось строительство. В 2,5 раза упали обороты внешней торговли. Промышленные предприятия Германии в 1932 г. использовали свои мощности только на 33,4 %. В январе 1933 г., по официальным данным, число безработных приближалось к 9 млн человек, что составляло половину лиц наемного труда. Мизерные пособия по безработице получали около 20 % их общего числа. Кроме полностью безработных, несколько миллионов человек были частично безработными, занятыми на производстве 2–4 дня в неделю. Они составляли около четверти работоспособного населения.

Вот такую вот веселенькую картину маслом представляла собою Германия в момент прихода к власти Гитлера и K°.

Так что ничего удивительного в том, что создавать настоящую армию, как у «взрослых», нацисты начали лишь два года спустя после прихода к власти — одновременно с этим начав массовое производство для этой армии оружия, амуниции и боевой техники.

* * *

Относительно личного оружия военнослужащих немцы решили Америк не открывать и никаких революционных идей в жизнь не претворять — ибо дорого. Под началом Ганса фон Секта служило немало светлых умов, выдвигавших разного рода прожекты (в 1920 г. генерал Курт Торбек предложил снизить основной калибр стрелкового оружия с 7,92 мм до 6,0 или 6,5 мм. В 1923 г. генерал фон Тайзен, инспектор пехоты, предложил Управлению вооружений сконструировать автоматическую винтовку с баллистикой, сходной с баллистикой винтовки образца 1898 г. и магазином на 20–30 патронов) — но, имея на вооружении превосходную винтовку Маузера (к тому же запасенную в изрядных количествах!), переходить на какой-то иной тип вооружения умы в руководстве рейхсвера посчитали дикостью и безумным расточительством и гак скудного бюджета. Есть хорошая винтовка под удачный патрон? Вот ее и надо делать в массовом количестве! Нечего казенные пфенниги на разную ерунду тратить…

Правда, надо отметить, что некоторые изменения в конструкцию этой винтовки все же были внесены — она стала немного короче и легче, и с 21 июня 1935 г. на вооружение немецкой армии (уже вермахта) начал поступать карабин Маузера 98k ("kurz" — короткий) — в качестве единого образца стрелкового оружия ручного перезаряжания для всех родов войск. Общие размеры и масса его соответствовали модели Каr.98а времен Первой мировой, каждый карабин обходился немецкому бюджету в 56 рейхсмарок. К началу Второй мировой войны немецкими заводами было произведено 2,77 млн карабинов типа 98k.

Таким образом, можно увидеть, что вновь изготовленного стрелкового вооружения пехоты собственного производства немцы имели вдвое меньше, чем армии потенциального противника (Франции, Польши и Чехословакии).

И даже учитывая пятьсот тысяч уже имевшихся винтовок Маузера, вермахт все равно в полтора раза уступал противнику по числу винтовок и карабинов! Если бы не чехословацкие арсеналы — то даже к началу Второй мировой войны стрелкового оружия у немцев было бы меньше, чем у одной Франции…

Кстати, заметьте — карабин 98k назван «единым» — немцам было не по карману иметь несколько образцов вооружения для разных родов войск; только к концу тридцатых годов, изрядно разбогатев, они смогли позволить себе начать производство стрелкового оружия специального назначения (пистолетов-пулеметов для вооружения разных вспомогательных частей и экипажей бронированных машин) — да и то, к началу Второй мировой войны в частях вермахта имелось всего 8772 пистолета-пулемета МР-38 (и еще 17 228 пистолетов-пулеметов других систем). Вся остальная армия пошла на покорение Польши со старым добрым "курцем"…

То же самое — с пистолетами. На вооружение юного, только что созданного вермахта был принят один-единственный образец личного оружия ближнего боя — знаменитый «парабеллум» (еще бы! За время Первой мировой войны их было произведено миллион семьсот тысяч штук, так что тысяч сто — сто пятьдесят этих пистолетов в любом случае имелось на секретных складах. Принимать на вооружение какой-то другой пистолет в этих обстоятельствах было бы, по меньшей мере, глупо).

С 1934 г. заводы фирмы «Mauser» возобновляют массовое производство пистолетов Р.08 для вермахта с длиной ствола 98 мм и пазами на рукоятке для крепления приставной кобуры-приклада. Правда, оружие это было дороговатым — и в смысле денег, и в смысле затрачиваемых материалов и рабочего времени: на производство одного «парабеллума» фирма "Mauser- Werke A.G". в период наибольшего выпуска затрачивала 12,5 человеко-часов, для него требовалось 6,1 кг металла (при массе самого пистолета 0,87 кг); а при его изготовлении выполнялось 778 отдельных операций, в том числе 642 операции на станочном оборудовании и 136 ручных, что являлось достаточно трудоемким процессом.

В 1939 г. себестоимость производства одного пистолета Р.08 фирмой «Mauser» составляла 11,5 марок, а магазина к нему -3,15 марок; В то время как себестоимость комплектного пистолета «парабеллум» с двумя магазинами равнялась 17,8 марок, государству фирма «Mauser» продавала его вдвое дороже — за 32 рейхсмарки. Учитывая, что за пять лет оная фирма впарила немецкому государству более четырехсот девяноста тысяч этих пистолетов (а всего «парабеллумов» на вооружении было к моменту начала Второй мировой почти шестьсот тридцать тысяч, если же считать все личное оружие вместе с трофейными чешскими и австрийскими — то вермахт имел оного 743 200 штук!) — как говорится, почувствуйте, какой это был отличный бизнес!

Что характерно — у той же Чехословакии короткоствольного личного оружия в войсках й в арсеналах имелось (при запасах винтовок Маузера в миллион двести тысяч штук) всего 124 000 единиц-то есть соотношение винтовки: пистолеты в чешской армии было 10:1. У немцев же эта пропорция выглядела как 5:1 — иными словами, эрзац-оружия (каковым в настоящей войне и является пистолет) в пехотном полку вермахт имел вдвое больше, чем у чехов.

Зачем вермахту такая прорва пистолетов, спросите вы?

Затем, отвечу я, что германские генералы хотели вооружить как можно больше призывников за как можно меньшие деньги.

Посему по штату 1939 г. в каждой пехотной роте полагалось иметь 44 пистолета — для офицеров, фельдфебелей, санитаров, пулеметных расчетов, подносчиков боеприпасов и расчетов минометов. Выгода элементарна — «парабеллум» обходился германскому Рейху в тридцать две марки, а карабин 98k — в пятьдесят шесть; вооружая всех военнослужащих, не ведущих огонь по врагу непосредственно на переднем крае, пистолетами, немцы на каждой пехотной роте экономили тысячу пятьдесят шесть марок — при том, что цена автомобиля «Фольксваген» в августе 1939 г. была объявлена в 990 марок!

* * *

А вот с пулеметами, в отличие от винтовок и пистолетов, немцы решили все же помудрить. И вовсе не из желания создать какое-нибудь очень уж эффективное вундерваффе — Господь с вами! Не в их ситуации было «вундерваффлями» пробавляться…

Дело в том, что из приблизительно 22 000 пулеметов кайзеровской армии типов MG-08, MG-08/18, MG-08/15 (как стоявших на вооружении официально, так и закопанных по огородам или утаенных от союзников еще каким-нибудь образом), доставшихся вермахту по наследству, нормальных современных пулеметов — НЕ БЫЛО НИ ОДНОГО. То есть наличные пулеметы были исправны, поражали цели, обеспечивали гарантированный заводом-изготовителем темп огня — вот только воевать они совсем не годились, то есть, увы, абсолютно выпадали из концепции пехотного боя, созданного теоретиками рейхсвера в 20-х гг.

Ручной пулемет, по мнению экспертов германской армии, должен был быть ядром подвижной группы стрелков в 10–12 человек; станковый пулемет был средством усиления на уровне роты-батальона и должен был быть тем же ручным пулеметом, но установленным на станке (отчего возрастали дальность и точность огня и незначительно — масса). То же, что имелось на складах — не годилось ни для первой, ни для второй ролей.

Станковые пулеметы Максима MG-08 имели вес (со станком-салазками и охлаждающей жидкостью) в шестьдесят четыре килограмма — ни о каком маневре на поле боя этого тяжелого оружия не могло идти и речи. Русский «максим» на колесном станке Соколова имел тот же вес — но его, по крайней мере, можно было катить! Немецкую же «дуру» можно было лишь тащить на руках, предварительно разобрав на три части. Да и темп стрельбы — 250–300 выстрелов в минуту — был для станкового пулемета довольно низким и весьма мало соответствовал реалиям пехотного боя 30-х гг.

Ручные пулеметы MG-08/15 и MG-08/18 представляли собой тот же самый станковый «максим», но уже без станка (вместо которого имелись довольно грубо изготовленные сошки) и со снятым (у MG-08/18) кожухом системы охлаждения — их уже можно было, хоть и с трудом, переносить на поле боя силами одного бойца (вес MG-08/15 был 17,9 кг. MG-08/18 — 14,5 кг). Но все равно их вес был слишком велик, а качество изготовления не выдерживало никакой критики (ничего не поделаешь, продукция военного времени с его неизбежным "давай-давай").

Правда, в 1930 г. на вооружение рейхсвера был принят ручной пулемет Дрейзе MG-13 (глубокая модернизация станкового пулемета того же конструктора) — его вес составлял всего 10,3 кг, а практическая скорострельность превышала 200 выстрелов в минуту — но мировой экономический кризис помешал серийному производству этого пулемета, и на вооружение рейхсвера фактически поступило всего несколько десятков единиц данного оружия, которое, будучи модернизацией старого пулемета, к современным образцам также отнесено быть не могло.

То есть вновь созданный вермахт на момент своего рождения не имел ни одного современного станкового пулемета и ни одного отвечающего требованиям реального боя ручного пулемета — тогда как армии потенциального противника имели оных в избытке.

Армия Французской республики вышла из Великой войны, имея на вооружении более пятидесяти тысяч станковых (в основном — Mlel 914 "Гочкисс") и ста сорока тысяч ручных (в основном типа C.S.R.G, или, по фамилии главы группы оружейников, создавших это «чудо» — "системы Шоша", а также «льюисов» и "виккерсов") пулеметов, каковые по окончанию боев были частью списаны за изношенностью, частью-переданы разным союзным государствам, вдруг расплодившимся в Европе. Большая же часть этого оружия была отправлена в арсеналы до лучших (впрочем, правильнее было бы сказать — до худших, ведь надобность в оружии возникает не в самые лучезарные моменты жизни государства) времен.

Казалось бы, имея в запасе такое колоссальное количество оружия (кроме ста сорока шести тысяч пулеметов, меньше всего поучаствовавших в только что закончившейся войне и посему признанных годными для войны грядущей, у французов было припасено еще и более двух миллионов восьмисот тысяч винтовок), управлению вооружения французской армии можно было почивать на лаврах и не париться, во всяком случае — относительно стрелкового оружия. Но тамошние генералы все же не были безнадежными тупицами и ретроградами (как это обычно пытаются представить некоторые писарчуки) и отлично понимали, что если станковый пулемет Гочкисса еще худо-бедно и можно считать удачной моделью (хотя его вес с треногой М1е. 1916 составлял сорок семь с половиной килограммов), то «чудо» полковника Шоша таковым считать ни у кого язык не поворачивался (хотя понаделали его за годы войны изрядно — более 220 000 штук).

Ручной пулемет Шоша, хоть и имел определенные преимущества (вес всего 9,8 кг), но недостатков у него было значительно больше. Пулемет не был приспособлен для стрельбы в окопных условиях: грязь, вода неминуемо проникали внутрь кожуха и магазина — широкие вырезы в его правой стенке всячески тому содействовали. Реальная боевая скорострельность не превышала 60 выстрелов в минуту: пулеметная очередь часто обрывалась после первого же выстрела — следовал перекос патрона или нарушалась работа автоматики. Вести прицельный огонь из «шошей» также было крайне неудобно — щека стрелка касалась не деревянного приклада, а простирающегося над ним металлического затыльника ствольной коробки. А уж действие автоматики…

При каждом выстреле внутри кожуха пулемета ходили ходуном почти три с половиной килограмма подвижных частей!

Впрочем, даже если бы пулемет Шоша был чудом конструкторской мысли — все равно, он, как и его станковый «коллега» Гочкисс, был создан под 8-мм «лебелевский» патрон — каковой к 20-м гг. XX века уже был явным анахронизмом, «благодаря» выступающему фланцу гильзы. Этот фланец настолько усложнял работу оружейников (особенно тех, кто разрабатывал автоматическое оружие — и пулеметы, и самозарядные винтовки), что, в конце концов, французская армия приняла на вооружение бесфланцевый 7,5-мм патрон (7.5mm Cartouche Мlе.1929С), и под который и начала в конце двадцатых годов создавать новую линейку автоматического стрелкового оружия. Изделие полковника Шоша в середине 20-х гг. официально с вооружения было снято, а в войска с 1929 г. начали поступать ручные пулеметы «Шательро» образца 1924/1929 г. под новый патрон. Вес этого пулемета составлял 9,75 кг с магазином и патронами, скорострельность — 500 выстрелов в минуту.

Заметьте — за несколько лет до прихода к власти в Германии нацистов французы идут на решительную смену стрелкового вооружения в самом массовом сегменте автоматического оружия, со сменой его калибра (каковое обновление, между прочим, стоит немыслимых денег — одних 8-мм патронов было назапасено более миллиарда!) — зачем? Ведь с тем оружием, которое уже накоплено, французская армия может трижды пройтись по Германии от Рейна до Варты и обратно. Тем не менее французские генералы посчитали нужным решительно модернизировать стрелковое оружие своей армии! Принятые на вооружение два новых образца пулеметов — станковый М1931 и ручной М1924/1929 — хотя и вносили некоторый сумбур в боепитание войск (стрелковым ротам необходимо было подавать и 8-мм, и 7,5-мм патроны), тем не менее выводили стрелковое вооружение французской армии на новый, современный уровень.

И все это делалось ДО прихода нацистов к власти в Германии! Кроме того, под новый патрон начала разрабатываться и новая винтовка — с 1936 г. вошедшая в серию; к сентябрю 1939 г. французская армия получила более ста восьмидесяти тысяч единиц этого оружия (к маю 1940-го — четверть миллиона).

* * *

Чешская армия также в плане пулеметного вооружения была отнюдь не аутсайдером Плюс к тому, что в распоряжении господина Масарика и его по-быстрому сверстанного Антантой государства оказались мощные австрийские военные заводы (та же «Шкода», например) — у них было, по сравнению с Францией, несомненное преимущество: чехи изначально приняли на вооружение маузеровский 7,92-мм бесфланцевый патрон, который намного лучше, чем французский «лебель», годился для использования в автоматическом стрелковом оружии. Под каковой патрон чешские оружейники очень быстро создали несколько образцов едва ли не лучшего в Европе автоматического оружия пехоты — уже к концу двадцатых годов отправив на склады около двадцати тысяч ручных и станковых «максимов», полученных по репарациям и в первые годы независимости бывших основным автоматическим оружием чехословацкой армии.

Чехи, как и французы, четко делили создаваемые пулеметы на ручные и станковые — посему и разработку новой линейки автоматического оружия повели в двух направлениях; очень скоро опытно-конструкторские изыскания братьев Холеков привели к появлению двух типов великолепного автоматического оружия, которое в некоторых государствах мира и посейчас стоит на вооружении.

Ручные пулеметы LK Vz. 26 (или ZB-26), производимые на "Zbrojovka Вrnо", имели вес в 8,3 килограмма, практическую скорострельность в 90-100 выстрелов в минуту, крайне удачную компоновку и возможность быстрой смены перегретого ствола. Всего в Брно выпустили более 120 тысяч этих пулеметов, из которых более сорока тысяч получила чехословацкая армия (из них вермахт заграбастает себе в марте 1939 г. 31 204 шт.), а остальные были отправлены на экспорт.

А уж о станковом чешском пулемете ZB-53 и говорить нечего. Это был шедевр конструкторской мысли и мастерства оружейников! Специальное буферное устройство для переключения темпа стрельбы позволяло использовать его, как зенитный (включив это устройство, можно было увеличить темп стрельбы в полтора раза, до 800 выстрелов в минуту), конструктивно заложенная возможность быстрой смены перегретого ствола позволяла вести практически непрерывный огонь, а прицельная дальность (для тяжелой пули) в 2500 м делала этот пулемет идеальным оружием огневой поддержки в звене рота-батальон. Да и относительно маневренности этой машинки все было в порядке. Вес со станком — всего тридцать девять килограммов!

Всего чешская армия имела на вооружении более пятнадцати тысяч таких пулеметов (из которых в марте 1939 г. вермахту достанется 12 672 штуки) плюс к этому, ими вооружались чешские танки (LT-35 и LT-38) и доты долговременных фортификационных сооружений на немецкой границе.

Таким образом, можно констатировать: чехословацкая армия была лучше, чем новорожденный вермахт, оснащена пулеметами — но не столько по числу стволов, сколько по их тактической пригодности и боевой эффективности.

* * *

То есть и французы, и чехи многократно превосходили немцев в пулеметах: первые по количеству, вторые — по качеству. А что же Польша — еще одна союзная Франции держава? Как там ее армия выглядела с точки зрения пулеметного вооружения?

А между прочим, очень даже неплохо выглядела!

Войско Польское по окончании войны с Россией имело на вооружении почти тридцать пять тысяч ручных и станковых пулеметов — но в основном это был хлам, уступленный полякам странами Антанты из соображений благотворительности.

Посему уже в январе-феврале 1925 г. комиссия под руководством Т. Фельштына (руководителя Центральной стрелковой школы в Торуни) провела первый конкурс среди ручных пулеметов, претендующих стать на вооружение Войска Польского — из них два бельгийских «браунинга», два английских образца ("Farquhar" и "Vickers-Berthier"), три «француза» ("Гочкисс", «Льюис» и "Шательро"), чешский ручной пулемет «Прага»; вне конкурса выступали итальянский и швейцарский пулеметы. Лучше всех оказались «Браунинг», «Гочкисс» и «Льюис» — из которых самым коммерчески успешным оказался бельгийский ручной пулемет Браунинга фабрики "Fabrique Nationale" (модели FML 1924 под польский 7,92-мм патрон) — которых поляки и заказали десять тысяч штук. Кроме того, была приобретена лицензия на выпуск этих пулеметов в Польше.

Первый пароход с 8500 ручными пулеметами прибыл в ноябре 1929 г., остальные прибыли в феврале 1930-го.

Новое оружие получило официальное название "ручной пулемет Браунинга образца 1928 г.". В январе 1929 г. были собраны первые пулеметы Браунинга собственно польского производства — а далее "Panstwowa Fabryka Karabinow" погнала «браунинги» массовым тиражом. В 1930 г. их было произведено 600, в 1931-м-2400,в 1932-м-860,в 1933-м- 1355, в 1934-м — 1550, в 1935-м — 1500; всего польских «браунингов» было выпущено 12 600 штук. Их стоимость колебалась в пределах 2050–2060 злотых (винтовка Маузера польского производства стоила 214 злотых).

Всего Войско Польское в сентябре 1939 г. имело на вооружении 19 971 ручной пулемет Браунинга — вполне современное и удачное автоматическое стрелковое оружие; кроме того, на складах имелось около двадцати тысяч ручных пулеметов времен Первой Мировой (11 870 пулеметов Шоша, 2170 пулеметов Бергмана, несколько сотен «Льюисов» и "Виккерсов") — большинство из которых было ничуть не хуже немецких «максимов» MG-08/15 и MG-08/18 (которых, кстати, у поляков тоже было в 1931 г. более 7500 штук).

Со станковыми пулеметами у поляков тоже было не так уж трагично, как это обычно принято считать. Да, в арсеналах Польши хранилось много всякого утиля времен Первой мировой — были там и немецкие (более четырех тысяч) и русские (около двух тысяч) «максимы», 8-мм австрийские «шварцлозе» (каковых насчитывалось полторы тысячи штук), английские «виккерсы», французские «гочкиссы» и «браунинги» — но уже зимой 1927–1928 гг. та же комиссия, что выбирала «ручник» — взялась за выбор «станкача». Сначала, правда, члены комиссии были против того, чтобы принимать на вооружение станковый пулемет под маузеровский патрон — ибо, по их мнению, стальная оболочка пули этого патрона при длительной стрельбе (характерной именно для станкового пулемета) будет выводить из строя пулеметные стволы (из-за перегревания и последующей деформации) — тогда как при стрельбе как «старыми» 8-мм «лебелевскими» патронами (выпущенными до 1917 г., чья пуля была сплошной томпаковой и без оболочки, лишь лакированной медью), так и «новыми» (изготовленными после семнадцатого года, пуля которых имела свинцовый сердечник и медно-никелевую оболочку) ничего такого не происходило.

Но все же, несмотря на негативное мнение специалистов Центральной стрелковой школы, конкурс станковых пулеметов состоялся. В нем приняли участие два американских «браунинга» образца 1919 г., чешский «Шварцлозе-Янечек» 1907/12/27 и английский «Виккерс» 1909/1927.

Первое место занял «американец» — восхитивший польскую комиссию своей конструкционной простотой и малым количеством мелких деталей; разобрать и собрать его можно было в полевых условиях без дополнительного инструмента! Кроме того, он был весьма нечувствителен к загрязнению, а ствол, хоть и охлаждался водой в специальном кожухе, тем не менее мог легко заменяться.

Но главным преимуществом этого пулемета было то, что лицензию на его производство можно было не покупать — поскольку фирма «Кольт» (вернее, ее представитель в Европе, бельгийская фирма "Fabrique Nationale"), не запатентовала этот пулемет в Польше, прежде чем выставлять его на испытания. Поляки не могли не воспользоваться этим случаем — тем более что пулемет был в наличии, и сделать его копию для польских инженеров не представляло особых трудов. Экономия — 450 000 долларов!

Летом 1930 г. были изготовлены два первых образцовых экземпляра станкового пулемета — а в марте 1931 г. завод покинула первая промышленная серия (200 штук) "станкового пулемета Браунинга образца 30 года". Его цена была 3633 злотых за штуку, а всего Войско Польское закупило 7861 станковый пулемет Браунинга образца 30 г.

Из всего вышеизложенного можно сделать вывод — хотя Польша и значительно уступала своим союзникам в области пулеметного вооружения, но в 1935 г., в момент создания вермахта, имела на двадцать восемь тысяч антикварных пулеметов времен Первой мировой не менее шестнадцати тысяч ручных и пяти тысяч станковых пулеметов новейшего образца — тогда как у вермахта в это же время оных НЕ БЫЛО НИ ОДНОГО.

Еще раз, на всякий случай — на момент подписания Адольфом Гитлером указа о ликвидации рейхсвера и создания вермахта (15 марта 1935 г.) Польша полным ходом перевооружала свою армию новейшими пулеметами и уже имела их в наличии БОЛЕЕ ДВАДЦАТИ ТЫСЯЧ — не считая двадцати восьми тысяч разного стрелкового утиля, проходящего в графе "пулеметы".

У немцев же в это время не было в войсках ни одного современного образца автоматического оружия!

* * *

С этим нужно было срочно что-то делать — причем делать так, чтобы с наименьшими затратами добиться наилучшего результата.

И немецкие оружейники сделали это!

Во-первых, они прекрасно понимали, что в существующих экономических условиях разрабатывать и производить несколько типов пулеметов (ручной, станковый, зенитный, танковый) — значит, серьезно усложнить и удорожить программу перевооружения вооруженных сил; значит, разрабатываемый пулемет должен быть ОДИН — но на все руки мастер.

Во-вторых, этот пулемет должен быть максимально эффективен и прост в эксплуатации — пусть даже за счет удорожания его производства (его универсальность это удорожание компенсирует с лихвой).

В-третьих, производство этого пулемета должно быть налажено на ВСЕХ пулеметных заводах — вне зависимости от формы собственности; это позволит быстро насытить войска новым оружием и ликвидировать катастрофическое отставание вермахта от потенциальных противников в области автоматического оружия.

В конце 1932 г. фирма «Mauser» представила Управлению вооружений образцы своих пулеметов: MV. 1931 и MG.32, тайно изготовленные дочерним отделением фирмы "Metallwarenfabrik Kreuzlingen A.G" в Швейцарии. Ответственный за разработку нового автоматического оружия в Управлении вооружений майор фон Вебер после ряда сравнительных испытаний предложенного оружия поручил конструктору из «Reinmetall» Луису Штанге на основании лучших узлов и деталей, разработанных в разных моделях пулеметов фирм «Mauser», «Rheinmetal», «Genschow» и «Simson», создать пулемет, который обладал бы максимальной эффективностью и простотой. Результатом этого стал 7,92-мм единый пулемет MG.34.

Пулемет, надо сказать, получился сложный и очень дорогой — стоимость производства MG.34 составляла 312 рейхсмарок, трудозатраты на производство одного пулемета превышали 150 человеко-часов, большая часть его деталей изготовлялась фрезеровкой с очень жесткими допусками.

Но зато это был по-настоящему современный пулемет, полностью удовлетворяющий вермахт по своим боевым характеристикам!

Вес его ручного варианта составлял 12 кг, на станке 1934 г. он весил всего тридцать три килограмма.

Питание пулемета могло осуществляться и из барабанного магазина, и лентой, которую можно было вставлять и с правой, и с левой стороны. А темп стрельбы в 800 выстрелов в минуту был просто замечательным!

Пулемет был принят на вооружение в 1934 г. (еще для рейхсвера) — и до начала Второй мировой войны его было выпущено 84 078 единиц во всех вариантах.

MG-34 в первую очередь достоен внимания как первый единый пулемет, когда-либо принятый на вооружение. В нем воплотилась выработанная Вермахтом на опыте Первой Мировой войны концепция универсального пулемета, способного выполнять роль как легкого ручного пулемета, используемого с сошек, так и станкового, используемого с пехотного или зенитного станка, а также танкового, используемого в спаренных и отдельных установках танков и боевых машин. Благодаря этому пулемету вермахт к концу тридцатых годов в области пулеметного вооружения догнал своих потенциальных противников-если не по количеству (у Франции пулеметов все равно было вдвое больше), то во всяком случае по качеству.

Более-менее равным, как может убедиться читатель, у сторон грядущего конфликта было лишь количество короткоствольного личного оружия — пистолетов и револьверов.

По винтовкам, карабинам и пулеметам Франция и ее союзники намного превосходили Третий рейх.

Конечно, кто-то возразит, что уже 16 марта ситуация в корне изменится, и вооружение, отнесенное в таблице к «чехословацкому», станет «немецким» — на что можно ответить, что здесь никак не учтены запасы вооружения Великобритании.

А они были ого-го какие немаленькие! Достаточно сказать, что за время Первой мировой войны просвещенные мореплаватели произвели 3 854 000 винтовок и 239 400 пулеметов — из какового числа не менее полутора миллионов винтовок и восьмидесяти тысяч пулеметов были по окончанию войны аккуратно складированы в арсеналы, в предвидении грядущих неприятностей…

* * *

На 1 марта 1939 г. соотношение между Германией и ее потенциальными противниками по количеству стрелкового оружия было следующим:

…???…

 

Глава 2. Артиллерия

Как известно, практически вся артиллерия кайзеровской армии по условиям Версальского мира перешла в руки Антанты, за исключением двухсот восьмидесяти восьми орудий (204 77-мм пушек и 84 105-мм гаубиц), остающихся на вооружении опереточного рейхсвера Веймарской республики официально, и шестьсот семидесяти пяти орудий, спрятанных по монастырям и крестьянским овинам — то бишь имеющихся неофициально. Назвать это количество пушек и гаубиц "артиллерией сухопутной армии" — значит, жестоко посмеяться над логикой и здравым смыслом. Девятьсот тридцать восемь артиллерийских стволов, которые немцы могли бы в случае нужды выставить на линию огня — вызвали бы гомерический хохот не только у французов (в артиллерийских парках которых только 75-мм пушек в начале тридцатых годов хранилось 5484 единиц), но даже у поляков, превосходивших немцев в 75-мм орудиях и легких полевых гаубицах В ТРИ РАЗА, а в тяжелой артиллерии (пушках калибра 105 мм и выше и гаубицах калибра 155 мм и выше) — почти В ВОСЕМЬ С ПОЛОВИНОЙ РАЗ (638 тяжелых польских орудий против 75 германских).

Французская же тяжелая артиллерия (корпусная, армейская и РГК), вообще, была несравнима по мощи с немецкой — она представляла собой колоссальную военную силу, как по количеству стволов, так и по их калибру.

Хотя сначала буквально пару слов о французской дивизионной артиллерии — ибо ее организация была весьма интересна (особенно — для поклонников Резуна). Чем? Тем, что большинство из более чем семи десятков развертываемых в случае военной опасности французских пехотных дивизий имело по штату два артиллерийских полка — легкий пушечный (из трех батальонов по 12 75-мм орудий каждый) и тяжелый гаубичный (из двух батальонов по 12 155-мм гаубиц). Кроме того, в вышеозначенной дивизии имелось 52 25-мм и 8 47-мм противотанковых и 6 25-мм зенитных орудий.

Корпусная артиллерия в 1932 г. насчитывала тридцать полков, каждый из которых состоял из двух дивизионов 105-мм пушек (из трех батарей каждый) и одного дивизиона 155-мм пушек. Кроме того, к корпусной артиллерии относились 15 полков 155-мм гаубиц (по девять четырех-орудийных батарей в каждом), 5 полков (также по девять четырехорудийных батарей) 105-мм и 10 полков (такой же штатной структуры) 155-мм пушек.

Артиллерия РГК состояла из полка 240-мм пушек (всего 75 орудий), полка тяжелых мортир (всего 88 орудий), полка тяжелой железнодорожной артиллерии с 254-мм орудиями кругового обстрела (всего 42 орудия), четырех полков тяжелой железнодорожной артиллерии с 280-мм орудиями (всего 506 стволов). Итого в состав тяжелой артиллерии большой мощности входило 711 орудий.

Кроме того, в горнопехотных частях имелось около сотни 65-мм горных пушек.

В общем, пушек, гаубиц и мортир у французов в начале тридцатых годов было более чем изрядно — свыше двенадцати тысяч штук калибра 75-мм и выше.

Французские генералы даже после прихода к власти в Германии нацистов и указа Гитлера о создании вермахта с весьма оправданной снисходительностью посматривали на восток — их артиллерийские парки и цейхгаузы (где одних только 75-мм унитарных выстрелов было запасено свыше восьми миллионов штук) надежно служили (как тогда всем во Франции казалось) абсолютной гарантией непобедимости la belle France — ибо создать артиллерию, хотя бы приблизительно равную французской, немцы априори не могли — хоть продай они последние штаны.

Впрочем, как выяснилось уже через несколько лет, генералы Гитлера этого делать вовсе и не планировали…

* * *

Первым делом немцы усомнились в необходимости иметь в качестве дивизионного орудия 77-мм пушку — время этого девайса на Западном фронте закончилось зимой 1914–1915 г., на Восточном — к осени следующего.

Закончилось, ибо на поле боя исчезли цели, для поражения которых это орудие создавалось. Не было больше места ни колоннам пехоты, энергично маневрирующим на открытой местности, ни лихо гарцующим в конном строю кавалерийским полкам, ни разворачивающимся посреди поля артиллерийским батареям, ни легким надземным полевым укреплениям типа редутов или блокгаузов. Армии зарылись в землю, окутали свое предполье колючей проволокой, выставили друг против друга тысячи пулеметных стволов, установили на закрытые позиции сотни крупнокалиберных мортир и гаубиц- и с этого момента пушка 75-77-мм калибра стала попросту ненужной.

Для задач огневого подавления окопавшегося противника гораздо лучше подходила гаубица (которая при сопоставимом калибре к тому же была много дешевле), а в качестве орудия непосредственной поддержки атакующей пехоты и французские, и немецкие «трехдюймовки» были слишком тяжелы — «француженка» весила 1190 кг, а укороченный и облегченный вариант «немки» (модификация L/20)-855 кг.

К тому же 77-мм полевые пушки, оставшиеся у «веймарской» армии, в случае настоящей войны очень быстро стали бы бесполезными грудами железного лома — ввиду крайне малого количества "официально разрешенных" снарядов к этим орудиям. Как известно, в начале 1923 г. французы вкупе с бельгийцами оккупировали Рур — и командование рейхсвера вынуждено было в предвидении возможной войны с зарвавшимися победителями тайно заказать четыреста тысяч 77-мм снарядов в Советской России.

Реввоенсовет СССР заказ на снаряды принял и (якобы для вновь формируемых особых артдивизионов, вооруженных трофейными германскими орудиями) производство оных начал. Златоустовскому заводу поручили изготовить 400 тыс. корпусов фугасных фанат, Петроградскому (с 1924 г. — Ленинградскому) трубочному заводу — 400 тыс. взрывателей,

Тульскому патронному заводу — 400 тыс. снарядных гильз, Казанскому пороховому заводу — 21 тыс. пудов бездымного пороха, Самарскому заводу взрывчатых веществ (Иващенково, ныне Чапаевск) — около 20 тыс. пудов тротила. Во второй половине 1925 г. работы по производству снарядов постепенно завершались, а изготовленные снаряды отправлялись в Германию — хотя угроза войны с Францией и миновала, но снаряды, как известно любому генералу, никогда лишними не бывают…

Но время 77-мм дивизионной пушки безвозвратно ушло — ей не было места в теоретических построениях немецких штабистов. Тактические идеи, разработанные в наставлении "Управление и сражение", делали упор на важности наличия в боевых порядках войск не тяжелых и маломаневренных «дивизионок», а эффективных легких орудий поддержки пехоты (поскольку грядущая война виделась этим теоретикам как подвижная и высокоманевренная). Поэтому немецкое командование от традиционных легких полевых дивизионных пушек «трехдюймового» калибра отказалось, приняв решение иметь в артполку пехотной дивизии исключительно гаубицы.

Да и вопрос экономии средств в данном случае занимал не последнее место — если стоимость разработанной в 1929 г. легкой 105-мм гаубицы (обозначаемой немцами как 10,5 cm le.F.H.l8, то есть разработки 1918 г.) составляла 16 480 рейхсмарок, то цена полевой пушки 7,5 cm FK 18, разработанной фирмой «Крупп» в 1930 г. и в 1939–1940 гг. произведенной в количестве 104 единиц (эти пушки состояли на вооружении артиллерийского дивизиона 1-й кавалерийской бригады, а затем — артиллерийского полка 1 — й кавалерийской дивизии), превышала двадцать тысяч рейхсмарок!

Пушки, кстати, решено было вообще из дивизии убрать (кроме противотанковых), а полковую артиллерию укомплектовать такой артсистемой, которая была бы чем-то средним между траншейным бомбометом, мортирой и гаубицей.

При этом оный гибрид должен был иметь калибр не меньше трехдюймового и к тому же должен был быть максимально облегчен, дабы артиллеристы могли катать эту чуду-юду по полю боя, особо не потея — и чтобы стоил этот «гешутц» как минимум втрое дешевле легкой полевой гаубицы.

Посему рекомендованная Войсковым управлением штатная организация пехотного полка 1921 г. предусматривала наличие в каждом полку батареи из шести легких "пехотных орудий" — которые, правда, еще предстояло создать.

Впрочем, говоря о революционных воззрениях немецких артиллерийских теоретиков, надо отметить, что их "дивизионная артиллерия будущего" ничего общего не имела с наличной матчастью — все они прекрасно осознавали, что 105-мм гаубица образца 1916 г., стоявшая на вооружении рейхсвера, шедевром артиллерийской мысли отнюдь не являлась. То есть для того чтобы учить артиллеристов, эти орудия еще годились, а вот для реальной войны они уже изрядно устарели — к тому же союзники оставили на каждый ствол всего по 800 снарядов.

Плюс к этому однобрусный лафет (позволяющий осуществлять горизонтальную наводку только в диапазоне 4 градусов) и отсутствие подрессоривания и резиновых шин — сурово ограничивали подвижность и тактическую ценность 105-мм гаубицы образца 1916 г. В общем, это орудие никак не могло быть основным орудием новой немецкой армии, и поэтому современная легкая гаубица должна была быть немцами сконструирована по-новой.

Кстати, надо отдать должное немецким конструкторам — их не коснулась волна универсализации и "смешения стилей", прошедшаяся по артиллерийским конструкторским бюро на рубеже тридцатых годов. Немцы не стали разрабатывать зенитно-противотанково-полевых пушек (как это сделали мы, «благодаря» Тухачевскому приняв на вооружение 76-мм дивизионную пушку Ф-22 УСВ — под безнадежно устаревший трехдюймовый снаряд, или чехи с их бикалиберными пушками непонятного назначения), пушек-гаубиц (как это сделали французы — которым мало было восьмисот пятидесяти четырех 105-мм пушек Canon de 105 modele 1913 Schneider и которые в 1934 г. начали производить пушку-гаубицу Canon de 105 court Modele 1935 В — наклепав к маю 1940 г. этих маловразумительных орудий 376 штук) и прочих «революционных» систем. Немцы предпочитали создавать орудия, идеально подходящие под свое тактическое назначение!

Из всех артсистем, разработанных кайзеровскими конструкторами, генералы Гитлера решили оставить на вооружении лишь 211 — мм мортиру (правда, в 1936 г. подвергнув ее проект тщательному осовремениванию) — созданная в самом конце Первой мировой, она успела тем не менее, отличиться на фронте (количество этих орудий достигло к 11 ноября 1918 г. 489 штук), имела для своего калибра весьма надежную конструкцию, высокую маневренность и гибкость огня. При весе системы в 17 900 кг каждую минуту она могла выпускать 113-килограммовый снаряд на дальность почти в семнадцать километров.

Все же остальные артиллерийские системы было решено спроектировать наново — но для того, чтобы французы лишний раз не грозили из-за Рейна нашествием и войной, почти вся артиллерия вермахта имела в наименовании цифру «18» — типа создана она была еще ДО Версаля, и никаких претензий по поводу разработок оружия в двадцатые годы приниматься не будет. Так, полковое легкое орудие марки 7,5 cm le.I.G.18 было разработано в 1927 г., легкая полевая гаубица 10,5 cm le.F.H.18 — в 1929 г., тяжелая полевая пушка 10,5 cm s.K.18 — в 1930 г., тяжелая полевая гаубица 15 cm s.F.H.18 — в 1926 г., тяжелая пушка 15 cm К. 18 — в 1930 г., тяжелая пушка 17 cm К. 18 — в 1939 г., зенитная пушка 3,7 cm FlaKl8 — в 1936 г., зенитная пушка 8,8 cm F l a K 1 8 — B 1928 г.

То есть немцы, не имея возможности превзойти французов по количеству тяжелой, очень дорогой, артиллерии — решили обойти соседа-галла в качестве своих пушек и гаубиц, благо в течении 20-х гг. ведущие немецкие оружейные фирмы старательно разрабатывали оружие для будущей немецкой армии за границами Германии — в основном в Швеции, Голландии, Швейцарии.

Между французскими орудиями Первой мировой войны и немецкими орудиями 30-х гг. имелась весьма существенная разница: первые были рассчитаны на конную тягу с небольшой скоростью буксировки, и поэтому лафеты и колеса орудий были простейшими (чем легче, тем лучше, лошадок беречь надо). Орудия же, созданные немецкими конструкторами перед Второй мировой войной, создавались в основном для механизированной тяги.

Соответственно лафеты были зачастую раздвижными (для увеличения сектора огня) подрессоренными, колеса были металлическими и имели резиновые шины или бандажи.

Таким образом, немецкая артиллерия была создана практически заново и состояла только из современных артсистем и была пригодна для маневренной войны, а немецкие артиллерийские командиры получали, в распоряжение орудия с различными боевыми свойствами и дальностью стрельбы, что позволяло использовать их для решения самых разных тактических задач.

* * *

Взять для примера то же 7,5 cm le.I.G.18 — легкоепехотное орудие. Махонькая такая пушчонка (где-то по пояс обычному пехотинцу), всего в четыреста кило весом, стрелявшая всего на 3375 м — куда ей до советских или французских дивизионных «трехдюймовок», бьющих на 10 700-11 200 м! И даже советская 76-мм полковая пушка обр. 1927 г. теоретически могла стрелять штатным осколочно-фугасным снарядом ОФ-343 на 7700 м, что вдвое дальше, чем немецкое полковое вундерваффе!

Да только не подумали советские заказчики вооружений — а зачем полковой пушке такая дальность стрельбы? Нужна ли «полковушке» возможность забрасывать снаряды на 6–7 км — если служит она для непосредственной поддержки пехоты?

А вес в девятьсот с лишним килограммов — не слишком ли велик он был для пушки, предназначенной для действий на поле боя, и чей маневр под огнем врага должны обеспечивать не бронированные тягачи, а номера расчета?

Французы в полковом звене тоже имели очень легкие орудия также числом шесть штук — да вот только калибр этих противотанковых пушечек был всего 25 мм, и никакого серьезного осколочно-фугасного действия их четырехсотграммовые снаряды на противника не оказывали — чего нельзя сказать о шестикилограммовых снарядах легкого немецкого орудия. При этом 7,5 cm le.I.G.18 могло вести огонь под углом в 75 градусов, и на самом малом заряде (имея раздельно-гильзовое заряжание), выпускало снаряд со скоростью всего в 92–95 м/с — на дальность в 25 м. То есть орудие могло стоять у кирпичной стенки или около хаты и поражать цели, находящиеся непосредственно за препятствием!

Никакие бугры, овраги и другие укрытия не помогали противнику при навесном огне германских легких пехотных орудий, совмещающих в себе все лучшее от миномета, гаубицы и пушки. Плюс кэтому, стоимость 7,5 cm le.I.G.18 составляла всего 6700 рейхсмарок — что, опять же, было очень и очень по-Божески…

А 150-мм тяжелое пехотное орудие 15 cm SIG 33? Уникальная система вооружения — при весе всего в 1550 килограммов оно вело огонь сорокакилограммовыми снарядами на дальность 4770 метров! Это орудие было самой крупнокалиберной артсистемой во всех странах, квалифицировавшейся как пехотное орудие — больше ни у какой страны мира полки не имели в своем штате таких калибров.

* * *

Правда, нельзя сказать, что немцы по всем видам артиллерийского вооружения превосходили потенциального противника — французов, чехов и поляков. Кое-какие системы у последних были куда как лучше немецких!

Например, та же чешская 47-мм противотанковая пушка P.U.V. vz. 36, будучи лишь на сто сорок килограмм (в боевом положении) тяжелее немецкой 37-мм Рак 35/36, почти вдвое превосходила последнюю по бронепробиваемости, при том, что чешский противотанковый снаряд в полтора килограмма веса имел большую начальную скорость, чем немецкий 680-граммовый снаряд. Учитывая, что из 2479 чешских противотанковых орудий 268 были вышеозначенными P.U.V. vz.36 (а остальные — тоже более чем современными 37-мм орудиями) — то у панцерваффе был бы весьма кислый вид, встреться они на поле боя…

Но, как известно, все две с половиной тысячи чешских противотанковых орудий в марте 1939 г. пополнили вермахт — так что никакой пользы чехословацкая артиллерия врагам Германии не принесла, а наоборот — серьезно усилила немецкую армию. Но опять же — это уже совсем другая история…

* * *

Таким образом, можно подвести некоторые итоги, касаемые артиллерийского вооружения Германии и ее потенциальных противников. По состоянию на 1 марта 1939 г. соотношение сил сторон в области артиллерии было следующим:

Как видим, тяжелых орудий калибра более 150-мм (211-мм мортир) у немцев на 1 марта 1939 г. в строю всего двадцать две штуки (меньше, чем у Польши — у канониров Рыдз-Смиглого имелось 27 чешских 220-мм мортир образца 1932 г. — 1. Biagowieszczanski, "Artyleria w II wojnie swiatowej", wydawnictwo MON, 1983), а артиллерия, в которой Германия реально имела преимущество над потенциальным противником — это артиллерия малокалиберная, противотанковая и зенитная. То есть именно те виды артиллерии, которые предназначены исключительно ДЛЯ ОБОРОНЫ…

 

Глава 3. Танки, танкетки и бронеавтомобили

Впрочем, винтовки, пистолеты, пулеметы, даже гаубицы и мортиры — это не самое главное; ну и что с того, что винтовок, пулеметов, гаубиц и мортир у немцев было меньше, чем у одних французов — даже не считая их союзников?

Винтовки и гаубицы, на самом деле, не имели решающего значения.

Ибо, как всем известно, главную ударную силу вермахта составляли панцерваффе — сиречь танковые войска, и именно этот бронированный кулак Гитлера, обрушившийся на мирно дремлющие европейские государства, и стал решающим инструментом блицкрига. Танковые полчища нацистов уничтожили демократические государства Европы — огнедышащим катком прокатившись по Старому Свету, сметая на своем пути слабовооруженные и малочисленные армии истинных демократий.

Так вот — именно об этих полчищах (а также о слабости и малочисленности танковых войск противников Германии) мы в этой главе и поговорим.

* * *

Как известно, в январе 1933 г., к моменту прихода к власти в Германии НСДАП и ее фюрера Адольфа Гитлера немецкий рейхсвер танков в своем составе не имел (то есть не имел В СТРОЮ) — что, впрочем, отнюдь не означало, что бронированных машин в его составе не было совсем, а также, что о танках немецкие генералы не думали. Еще и как думали! Да и бронемашин у рейхсвера все же маломало, но было. Хотя статья 169 Версальского мира прямо и недвусмысленно гласила о том, что "изготовление и импорт в Германию бронированных автомобилей, танков и прочих подобных видов вооружения" категорически запрещены, но уже в Булонских дополнениях к договору о мире союзники позволили немцам все же приобрести 150 бронированных автомобилей для тайной полиции и 105 "бронированных транспортеров пехоты" для рейхсвера. Это, конечно, не три с половиной тысячи французских танков, но все же…

Так что материал для практических занятий по теории танковой войны у немецких генералов все же был — к тому же свободному полету их теоретической мысли не мешали уходящие за горизонт ряды техники, оставшейся от прошлой войны, как это было у французов. Немцы вольны были создавать в своем воображении идеальный танк — чтобы потом, когда-нибудь, сделать его вживую…

* * *

В двадцатые годы работа по опытному танкостроению шла в конструкторских бюро на территории Германии, а то, что затем втайне создавалось в опытных цехах этих конструкторских бюро — обкатывалось в Казани, в СССР. Уже в мае 1925 г. Управление вооружений разработало спецификации для первых немецких послевоенных танков. «Даймлер» (к тому времени уже производившему для рейхсвера бронированные машины SD Kfz 3). «Крупп» и «Рейнметалл» получили контракты на постройку двух танков, вес которых не должен был превышать 16 т, максимальная скорость должна была достигать 40 км/ч. Танк должен был быть способен преодолевать двухметровую траншею, а также препятствия высотой 1 м, герметичный, устойчивый к газу корпус, двигатель мощностью 260–280 лошадиных сил.

Обязательным условием была установка радиостанции и способность плавать со скоростью 4 км/ч. На танке должна была быть установлена башня с 75-мм орудием и пулеметом, дополнительно он должен был располагать двумя другими пулеметными установками, одна из них во второй маленькой башенке в корме танка. Бронирование танка ограничивалось четырнадцатью миллиметрами, экипаж должен был состоять из шести человек: командир, механик-водитель, радист и три стрелка, один из них в кормовой башне. С целью сохранения тайны танк был назван "Гросстрактором".

К 1929 г. все три компании предъявили рейхсверу свои образцы «гросстракторов». Созданные танки соответствовали большинству требований Управления вооружений, за исключением того, что были слишком тяжелы — наибольший вес имел танк «Рейнметалла» (17 580 кг). Надо сказать, немецкие разработчики этого нового оружия не были оригиналами — внешне форма "больших тракторов" напоминала британские танки. Правда, британские бронированные машины имели в то время в качестве основного вооружения трехфунтовую (47-мм) пушку ("Виккерс Марк III"), тогда как немецкие — 75-мм орудие, но в целом надо сказать, что шесть экспериментальных немецких тяжелых танков ничего особо нового в практику танкостроения не внесли — это было развитие танковой традиции Первой мировой. Но зато работа над «гросстракторами» позволила создать профессиональные команды танковых конструкторов, таких, как Фердинанд Порше, ставший позднее ведущим танковым конструктором Германии.

* * *

Тяжелыми танками прорыва дело не ограничивалось — следующий заказ в июле 1928 г. те же «Круп», «Даймлер» и «Рейнметалл» получили на разработку легкого танка под кодовым названием "легкого трактора", причем Управление вооружений хотело получить его максимально быстро. «Даймлер» от такой чести самоустранился, в результате чего было «Крупом» и «Рейнметаллом» построено четыре танка. Легкие танки были закончены и готовы к испытаниям через полтора года после получения заказа — за что надо сказать «спасибо» Межсоюзнической Военной Контрольной Комиссии, покинувшей негостеприимную Германию в начале 1927 г.

Легкий танк должен был быть вооружен полуавтоматической 37-мм пушкой и пулеметом. Управление вооружений определило, что боезапас танка должен был состоять из 150 снарядов и 3000 патронов для пулемета. Спецификациями была задана средняя скорость в 25–30 км/ч и 20 км/ч — скорость при передвижении по пересеченной местности.

Танк должен был быть маневренным и иметь броневую защиту достаточную, чтобы защищать от 13-мм пуль. Он должен был уметь преодолевать траншеи шириной 1,5 м и иметь запас хода 150 км. Танк также должен был располагать радиостанцией и, по возможности, уметь плавать.

Максимальный вес не должен был превышать 7,5 т.

Конструкционно "легкий трактор" напоминал английский «Уиппет», но значительно лучше вооруженный и технически более совершенный — впрочем, это не имело особого значения.

Тактическое предназначение "легкого трактора" было схожим с британскими «коллегами» — плюс к этому «немец» своим 37-мм орудием должен был уничтожать на поле боя вражеские танки.

И «гросстрактор», и "легкий трактор" были машинами традиционного типа — чего нельзя сказать о танке Отто Меркера фирмы «Крупп». Это была крайне интересная машина — с четырьмя большими колесами и гусеничным ходом. При необходимости колеса опускались, а гусеницы поднимались, и машина могла передвигаться на колесном ходу. Шесть опытных образцов этой технически крайне сложной машины были собраны в 1928 г. Каждый из них имел башню с автоматической 37-мм пушкой и легким пулеметом в кормовой части. Три танка имели двигатели «Benz» мощностью 50 л.с., а три — 70-сильные двигатели «NAG». Весили танки по 5,3 т, скорость машин на колесном ходу составляла 46 км/ч, а с использованием гусениц — 23 км/ч.

Иными словами, немцы тоже (хоть и частично) пали жертвами гения Кристи — но пошли по другому пути, нежели советские танковые конструкторы, создавшие серию БТ.

Меркер хотел получить танк, в котором водитель, не покидая боевой машины, мог бы за минуту перейти с гусеничного на колесный ход — что довольно трудно сделать даже сейчас, при современной технологической базе. Понятно, что в 1928 г. создание такой рабочей схемы натолкнулось на непроходимые трудности. Хотя германская армия отказалась от идеи колесно-гусеничного танка, Крупп отправил чертежи, Меркера и команду конструкторов на заводы «Ландсверк» в Швеции, филиал корпорации Круппа, где конструкция колесно-гусеничного танка была доработана и запущена в производство под названием «Ландсверк» L30.

Но в целом надо признать, что все немецкие танкостроительные экзерсисы донацистского периода, что называется, "в металле", были крайне скромными — чего совершенно нельзя сказать о теоретических разработках в области боевого применения танков.

Здесь немцы были (как это выяснилось в первые же дни Второй мировой) впереди планеты всей!

* * *

Первым делом Гудериан со товарищи напрочь отмели идею о том, что танк — это просто подвижная огневая точка для поддержки пехоты при прорыве сильно укрепленной обороны (каковым он считался во всем остальном мире).

Прорывать вражескую оборону немцы к концу Первой мировой научились и без танков — самой главной проблемой весеннего наступления Людендорфа на Аррас оказался не прорыв укрепленных позиций французов и англичан, а невозможность быстро нарастить ударную группировку уже за линией обороны противника, после ее прорыва. И поэтому Гудериан считал, что танки ни в коем случае не предназначаются для того, чтобы тупо прорывать оборону, быть бронированным тараном для масс пехоты, а обязаны служить острием ударного соединения, включающего в себя и моторизованную пехоту, и артиллерию на механической тяге, и подвижные тылы, и саперов с их минами, колючей проволокой и понтонами — тоже на грузовиках.

Танковая дивизия, по Гудериану, обязана была уметь и мочь нанести удар, прорвать фронт, вторгнуться в глубину обороны противника — и там самостоятельно вести наступательный бой до полной победы, для чего иметь в своем составе все необходимые виды оружия — имеющие равную с танками скорость.

Французская военная мысль отводила танкам сугубо тактическую роль — Гудериан сделал танковую дивизию инструментом оперативного искусства!

Немцам, кстати, в плане теоретических изысканий очень помогло то, что в Первую мировую танков у них не было, и, следовательно, не имелось в наличии авторитетных генералов, имевших за плечами опыт успешного применения танков в качестве подвижных огневых точек — а вот для французов успешный опыт боев во Фландрии и Шампани стал своего рода стопором для развития танковой мысли. Были, конечно, и во Франции разного рода прожектеры (типа полковника де Голля), которые настаивали на сведении танков в крупные группы — но на оные прожекты никто в верхах французской армии особого внимания не обращал.

Июльский прорыв (в 1918-м) у Шато-Тьери и Вилле-Котре, осуществленный при помощи девяти танковых батальонов, увенчался успехом? Увенчался. Немцы бежали в ужасе? Бежали. Десять тысяч пленных и двести пятьдесят орудий бросили на поле боя? Имел место такой факт. Так какого еще рожна, спрашивается? От добра добра не ищут, если отцы побеждали проклятых бошей с помощью танковых батальонов — стало быть, и детишки ихние должны свои танковые войска строить так же! Неча тут велосипед измышлять…

Так что танковые идеи немцев и французов кардинально разошлись — да вот только беда (для немцев) была в том, что французы в своих сорока девяти танковых батальонах имели вполне себе реальные танки (к тому же начав на рубеже десятилетий смену модельного ряда бронетанковой техники с заменой пожилых FT-17 новенькими «SOMUA» и "Гочкиссами"), а немцы в штатах своих идеальных танковых дивизий рисовали танковые батальоны, состоящие, по большей части, из воображаемых танков. Первая немецкая танковая дивизия, созданная в 1935 г., имела на вооружении две сотни Pz-I — и это было все, чем в реальности тогда располагал вермахт.

Впрочем, истины ради надо сказать, что до 1929 г. французская армия тоже не баловала себя постройкой новых танков — ибо имела на вооружении легкие Renault FT-17 (и его модификацию FT-18) в количествах более чем изрядных, а также десяток тяжелых 2С.

В 1924–1926 гг. все более-менее подходящие танки «Рено» (каковых после войны осталось более трех тысяч) прошли модернизацию — на эти машины установили более мощные 50-сильные двигатели, благодаря чему скорость танков возросла до 16 км/ч, и была увеличена толщина брони, которую довели до 22 мм в особо уязвимых точках (лобовая броня корпуса и башни). Модернизированный подобным образом танк получил обозначение Renault М26/27 — таких танков в строю французской армии к 1930 г. имелось более тысячи восьмисот единиц, но, поскольку все эти машины уже отслужили минимум по десять лет, командование французской армии решило серьезно обновить бронетанковый парк — впрочем, никак не меняя свои взгляды на применение танков в бою.

Посему большинство новых французских танков имело на вооружении короткоствольное «противопехотное» орудие (Renault R-35, Hotchkiss Н-35 и FCM 36), малую скорость (чтобы не отрываться от атакующей пехоты) и, что было самой большой ошибкой — НЕ ИМЕЛО В СОСТАВЕ ЭКИПАЖА КОМАНДИРА.

То есть должность такая, конечно, была, и занимавший ее человек в ведомости на получение жалованья расписывался именно как командир танка — но настоящим командиром он не был. Он был наводчиком пушки или даже ее заряжающим — то есть в реальном бою физически не имел возможности контролировать ситуацию за бортом и, исходя из обстановки, руководить своим экипажем.

Эта ошибка французских конструкторов логически вытекала из того предназначения, которое планировалось для танков во французском генштабе — ибо, по мнению генералов, для неторопливо двигающегося танка член экипажа, не занятый боевой работой (не стреляющий из пулемета, не сидящий за рычагами, не наводящий и не заряжающий орудие), был лишним.

Кстати, такими же примерно доводами руководствовались и наши полководцы, заказывая танки для РККА — и Т-26, и БТ были машинами БЕЗ КОМАНДИРА (потом, уже накануне войны, и французы, и мы начнем лихорадочно сводить наши безнадежно устаревшие танки сопровождения пехоты в дивизии и корпуса — а потом будем удивляться, почему же ничего не получилось) — то есть слепыми на поле боя, а, учитывая, что радиостанцию для танка и мы, и французы считали излишней роскошью и даже барством — то и глухими.

Немцы же всю свою линейку бронетехники создавали именно в рамках концепции танковой дивизии как инструмента оперативного искусства — ВСЕ их танки (кроме Pz-I — там его просто некуда было всунуть) имели в составе экипажа человека, который не вел машину, не наводил и не заряжал орудие — а командовал танком, и ВСЕ их танки имели радиостанции!

Правда, французы к 1936–1937 гг. начали менять свои взгляды на назначение танков — и даже 15 декабря 1937 г. выпустили инструкцию под названием "Современные принципы использования новейших танков". Инструкция эта предписывала как можно скорее приступить к формированию танковых дивизий, которые планировалось оснастить двумя батальонами тяжелых танков типа Char Bl, Char BI-bis, Char BI-ter и четырьмя батальонами легких танков R-35 и Н-35. Однако выпуск танков (особенно тяжелых) шел медленно, средств ускорить выпуск не было, поэтому формирование дивизий переносили на все более и более отдаленные сроки. Лишь в 1937 г., когда стало ясно, что танки в достаточных количествах не предвидятся вообще, командование французской армии решило все же сформировать три танковые дивизии, но насчитывающие не шесть, как планировалось, а четыре батальона — из которых два батальона тяжелых танков и два батальона средних танков Renault D1 или Renault D2 — но, опять же, это решение так и не было до самого начала войны воплощено в жизнь. Да и применения этим дивизиям французы реально не видели — инструкция от 16 декабря 1938 г. предусматривала использование танковых дивизий "для усиления ударной пехотной группировки, предназначенной для прорыва оборонительных порядков противника на всю глубину". Танковая дивизия в этом случае теоретически должна была взаимодействовать с легкой дивизией — но проверить на практике, "как это работает", французы так никогда и не удосужились…

* * *

Прошу читателя еще раз посмотреть на ситуацию с бронетанковым вооружением сторон будущего конфликта непредвзято. Французы с 1931 г. начали перевооружение своих бронетанковых войск (притом, что вполне даже боеспособных танков Рено FT-17 разных модификаций у них было более двух тысяч единиц) — причем перевооружение полное, охватывающее всю линейку типов: с 1932 г. галлы начинают производить тяжелые танки Char В1 и средние танки Рено D1; чуть позже, в 1934–1935 гг., начато строительство разведывательных машин AMR 1933/1935, легких танков R-35, Н-35, Н-38/Н-39, R-40, FCM и средних SOMUA S-35 и Рено D2. На 1 марта 1939 г. французскаяармия имела на вооружении 2418 танков новых типов С современным пушечно-пулеметным вооружением (в числе которых 223 тяжелых танка Char В1 — а ведь у Германии в это время НЕТ НИ ОДНОГО ТЯЖЕЛОГО ТАНКА), плюс к этому имеется более 700 Рено FT-17 М26/27 в боевых частях (его 37-мм пушка, хоть и была короткоствольным «обрубком», все равно по мощи огня превосходила пулеметную спарку Pz-1) и более полутора тысяч этих же машин на хранении.

А ведь танки были не только у французов — у чехов и поляков их тоже имелось изрядно… А что в это время было у немцев?

Первые немецкие легкие танки (с пулеметным вооружением) Pz-I были приняты на вооружение рейхсвера в июле 1934 г. Благодаря тому, что фирма «Крупп» уже имела некоторый опыт в танкостроении ("легкий" и «тяжелый» «трактора» и танкМеркера), эта машина оказалась вполне удачной — но в своем классе; о серьезном противоборстве с танками, имеющими на вооружении пушку, не могло быть и речи — что, кстати, наглядно было продемонстрировано в Испании.

Вторая массовая машина панцерваффе предвоенного периода, Pz-II, была принята на вооружение в 1937 г. — и к 1 марта 1939 г. этих танков в вермахте имелось около тысячи единиц; впрочем, двадцатимиллиметровая пушка этого «панцера» едва ли могла быть отнесена к серьезным противотанковым средствам — для большинства французских танков ее огонь мог быть опасен лишь на дистанциях до 100 метров, то есть — в упор.

Вместе с Pz-II в 1937 г. на вооружение вермахта был принят также средний танк Pz-III (с 37-мм пушкой и тремя пулеметами) — но в связи с технологическими трудностями и довольно высокой стоимостью этой машины, ее ежемесячный выпуск был крайне невелик — достаточно сказать, что к марту 1939 г. вермахт получил всего 45 танков этого типа.

В этом же 1937 г. фирмой «Крупп» было начато производство тяжелого танка Pz-IV — этой машиной планировалось оснастить третьи роты танковых батальонов танковых полков вермахта. «Тяжелым» его обозвали из-за 75-мм короткоствольного орудия — как у «француза» Char В1; правда, французская машина имела еще и 47-мм пушку — посему немцы, вздохнув, разжаловали «четверку» в танки средние.

Их к 1 марта 1939 г. у Германии было тоже крайне негусто — всего тридцать пять машин. И ВСЕ! На 1 марта 1939 г. немцы имеют в строю две с половиной тысячи легких танков (из них лишь у 986 Pz-II на вооружении — 20-мм пушки) и всего восемьдесят машин, имеющих 37- и 75-мм пушки — это и был весь бронетанковый парк нацистской Германии, с которым она (по мнению послевоенного агитпропа победителей) запланировала пойти на покорение мира.

Это было бы смешно — если бы не было так грустно…

И кстати — если уж у немцев в графе «бронетехника» учитываются все, до последнего, Pz-I в учебных батальонах, то почему французам никто не плюсует в графу "бронетанковое вооружение" танкетки "Tracteur d' lnfanterie Renault UE 1931"?

Резун, например, когда считает советские танки на 22 июня1941 г. то Т-27 смело назначает" бронеединицей". А почему не сделать этого с UE 1931? Он ведь тоже, как и Т-27, ведет свою родословную от английской танкетки «Карден-Ллойд» и тоже вооружен пулеметом? А этих девайсов у французов было ни много, ни мало, а 2230 штук!

И почему бронеавтомобили французской армии упоминаются в разных исследованиях мельком, походя — как будто никакого боевого значения они не имели и стояли в строю так, для блезиру? А ведь у французов была целая орда бронеавтомобилей "Panhard PI 78" — почти половину из которых немцы, побрезговавшие принять на вооружение большинство из французских танковых трофеев, взяли к себе на службу с бо-о-ольшим удовольствием!

Ведь этот бронеавтомобиль, принятый на вооружение 15 января 1937 г., имел в качестве основного вооружения не пулемет (или несколько пулеметов), как большинство его «одноклассников» в вермахте, а вполне себе современную 25-мм пушку SA1934 фирмы «Гочкисс» (и спаренный с ней пулемет). Снаряд этой пушки весом в 320 г покидал ствол (длиной в 72 калибра) со скоростью 950 м/с — то есть на срезе ствола его энергия составляла более ста сорока тысяч ньютонов. И на расстоянии в 500 м он запросто пробивал 40-миллиметровую бронеплиту! Между прочим, результат, недостижимый для 37-мм немецкой противотанковой пушки….

А, учитывая, что ни у одного немецкого танка бронирование в 1939 г. не превышало 30 мм — то для любого «панцера» оный «Панар» мог стать постоянным ночным кошмаром! Плюс к этому — машинка развивала скорость в 72 км/ч (и 42 км/ч по бездорожью), имела запас хода в 363 км и 26-миллиметровую лобовую броню. А то, что этот бронеавтомобиль был колесным — так я вам скажу, что в Артуа и Фландрии, где им предстояло действовать, настоящее бездорожье еще надо поискать…. И стоило это «чудо» всего 275 тыс. франков — тогда как самый замухрышистый «Гочкисс» Н-35 обходился французской казне в 410 тыс.

франков, a SOMUA S-35 — в 600 тыс. Что называется, почувствуйте разницу!

Этих весьма перспективных машин французы выпустили 527 единиц — и еще 414 «Панаров» было принято на вооружение в варианте Panhard 178В, то есть с 47-мм пушкой SA-37 (правда, спаренным пулеметом в этом случае пришлось пожертвовать), чей 1,4-килограммовый снаряд покидал ствол с начальной скоростью в 855 м/с. И пробивал на 200-метровой дистанции 80-миллиметровую броню, а с 600 метров орудие Panhard 178В пробивало броню толщиной 60 мм.

Но, разумеется, ДЕВЯТЬСОТ СОРОК ОДИН бронеавтомобиль (имеющийся на вооружении к маю 1940 г.), вооруженный эффективным противотанковым орудием, не имел никакого боевого значения, и о его существовании если и стоит упоминать — то так, между прочим, как о некоем французском курьезе… И тем более никто у французов не считает две сотни бронеавтомобилей Panhard 165/175 — хотя приняты они были на вооружение в 1933 г.; зачем? Ведь всем понятно, что бронеавтомобиль есть оружие вспомогательное — то ли дело ТАНК Pz-I, жуткий монстр и кошмарный ужас любой европейской армии…

Итак, по состоянию на 1 марта 1939 г. соотношение сил сторон по бронетанковой технике таково (включая технику в учебных частях и ремонте).

Опять же, знатоки мне возразят, что к 1 сентября 1939 г. вермахт имел на вооружении вдобавок к сошедшим к тому времени с заводских конвейеров собственно немецким танкам (Pz-II имелось уже 1223, Pz-HI — 98, Pz-IV — 211), еще и 219 бывших чешских LT-35 и 76 чешских же, но построенных уже после провозглашения "протектората Богемии и Моравии", LT-38 (они же — Pz-38(t)).

На что я отвечу, что чехи, если бы захотели в марте тридцать девятого года сражаться, вполне могли бы это сделать. А на реплику о том, что вермахт-де имел подавляющее превосходство в вооружениях, и борьба эта была априори бессмысленной — отвечу следующим.

Все знают, что в сентябре 1938 г. правительство Чехословакии в ответ на угрозы Германии силой отнять немецкоговорящие богемские районы объявило мобилизацию. На линию огня к 1 октября было выставлено 1 185 000 штыков и сабель при соответствующем тяжелом вооружении — среди которого было 279 легких танков LT-35 с 37-мм пушкой.

Не Бог весть, конечно, какое количество — но все же…

Мобилизация эта, как известно, закончилась пшиком; войска вскоре после Мюнхенской конференции были распущены по домам, танки, соответственно, вернулись в места постоянной дислокации.

Но немцы (в силу своей злокозненности) продолжали вынашивать вероломные замыслы в отношении миролюбивой Чехословакии — их тщанием затаившийся было, после смерти Андрея Глинки, словацкий сепаратизм поднял голову и начал зловеще тлеть — причем усиленный сепаратизмом подкарпатским (первую скрипку в котором играло движение Августина Волошина). Чешский генштаб имел на руках неоспоримые свидетельства того, что Гитлер, неудовлетворенный результатами Мюнхена, вынашивает планы по полному подчинению Чехии германскому рейху (главным образом, из-за чешского промышленного потенциала).

К этому времени Эдвард Бенеш благоразумно скрылся в Англию, передав полномочия президента Чехословакии этому пожилому господину — кстати, совершенно непонятно, на каких основаниях потом оный Бенеш вдруг стал главой "чехословацкого государства в изгнании" — ведь к марту 1939 г. он был никем?

Гитлер предложил двум первым лицам Чехословацкой республики совершить небольшое должностное преступление — подписать меморандум о вхождении Чехии в состав Рейха под именем "протекторат Богемии и Моравии". Чехи поломались немного — и эту бумагу подписали. На следующий день, 17 марта, немецкие войска вошли в Прагу, и с независимой Чехией было покончено на долгие пятьдесят четыре года.

Причиной, почему чешская армия не стала сопротивляться поглощению Германией, называют ее слабость, несоизмеримую с силами Рейха. Дескать, имея всего 279 танков, как мы могли сопротивляться армаде в две тысячи бронированных монстров?

Чехи очень забавные пассажиры.

Да, они имели всего около пятисот бронеединиц- против двух с лишним тысяч немецких. Но, во-первых, 350 их танков имели в качестве основного вооружения 37-мм пушку, тогда как у немцев таковых бронеединиц имелось 1066 — из коих 986 были Pz-II с 20-мм орудием, в немецких документах проходящим под наименованием "тяжелый пулемет".

Танков с 37-мм пушкой, равных по боевым возможностям «чехам», у немцев имелось всего сорок пять — плюс к этому было тридцать пять Pz-IV с 75-мм орудием. Все остальные немецкие танки были, по сути, пулеметными танкетками.

Во-вторых, на территории Чехословакии имелось, как минимум, около ста пятидесяти новеньких танков класса LT-35 — на заводах «Шкоды». Это были машины из румынского, перуанского, швейцарского, афганского и литовского заказов.

Что делает государство с боевой техникой, находящейся на его территории, предназначающейся для экспорта — в предвидении войны конфискует эту технику. Так поступили британцы с чилийскими линкорами накануне Первой мировой, конфисковав их на нужды Гранд Флита. Что же мешало чехам конфисковать предназначенные для румын, литовцев, швейцарцев и экзотических перуанцев с афганцами танки? Ведь налицо типичный форс-мажор, угроза вражеского вторжения! И эти действия Праги были бы поняты заказчиками — почему же продукция «Шкоды» не пошла на пополнение танкового парка чешской армии?

А потому, что чехи и не думали сопротивляться своей инкорпорации в Рейх!

Вхождение в состав Германии предоставляло чешской промышленности огромный рынок сбыта; а учитывая, что чешская промышленность — это промышленность в основном тяжелая и военная, не стоит удивляться, что шкурные интересы чешских промышленников (да и рабочих, чего уж там!) перевесили разного рода патриотическую шелуху, щедро рассыпаемую правительством Бенеша.

ЧЕХАМ БЫЛА НЕ НУЖНА НЕЗАВИСИМАЯ ЧЕХИЯ — им нужен был гарантированный кусок хлеба. Бенеш гарантировать его не мог — с 1932 г. Чехословакия находилась в имманентном экономическом кризисе, и выхода из него не видела. Гитлер же оный кусок — да еще и с маслом! — гарантировал однозначно.

И чехи выбрали Гитлера — наплевав на собственную независимость…

А то, что после войны они объявили себя "первой жертвой Второй мировой войны" — так надо же было им как-то отвлечь внимание мировой общественности от статистики деятельности их многочисленных заводов в 1939–1945 гг.

Вот тебе и "Дымящие заводы Рура…"

 

Глава 4. Авиация

Ладно, с танками не получилось — но хоть в авиации-то Гитлер был, как это пишут во всех книжках про войну, на самом деле сильнее всех своих врагов — хоть поодиночке, хоть вместе взятых?

Никак нет. Все ужасные байки об имевшем место на 1 сентября 1939 г. немыслимом немецком превосходстве над союзниками в воздухе — не более чем тщательно разработанная, скрупулезно внедренная во все, без исключения, книги, статьи и фильмы о войне и миллион раз повторенная ложь. Впрочем, как и все остальные мифы о чудовищных объемах немецкого довоенного производства вооружений для сухопутной армии — о чем уже сказано выше.

Как известно, Версальский мир запрещал иметь Германии военную авиацию — но уже 14 апреля 1922 г. запрет на производство самолетов был союзниками снят; немцам разрешалось строить аэропланы гражданского назначения с максимальной скоростью 177 км/ч, с потолком в 4876 м и с дальностью полета не более 274 км. Такие данные, по мнению вождей Антанты, не позволят Германии создавать военные самолеты — но на всякий случай любое производство аэропланов все равно контролировалось военной комиссией союзников.

Но, как говорится, как волка ни корми… одним словом, военные самолеты немцы потихоньку разрабатывали — конечно, в глубокой тайне и очень ограниченно, но все же к возрождению своих военно-воздушных сил веймарские авиастроители потихоньку готовились. И когда новый канцлер, Адольф Алоизович Гитлер, 1 марта 1935 г. объявил о создании Люфтваффе — на нескольких десятках аэропланов (до этого бывших тремя "рекламными эскадрильями") аэродромные техники тут же намалевали прусские кресты.

14 марта сформированная на базе этих трех рекламных штаффелей истребительная авиационная группа «Добриц» (бипланы Аг-64, Аг-68 и Не-51) получила почетное наименование «Рихтгофен». Кроме нее, в состав Люфтваффе в это время были введены также две бомбардировочные авиагруппы (Kampfniergergruppe) — «Тутов» и «Фасберг». Обе они были сформированы в качестве транспортных подразделений еще 1 апреля 1934 г. на аэродроме Тутов (Tutow) в 74 км восточнее Ростока и на аэродроме Фасберг (Fassberg) в 65 км северо-восточнее Ганновера, из-за чего и получили такие наименования. При этом авиагруппа «Тутов» была оснащена самолетами Ju-52, а в составе авиагруппы «Фасберг», кроме того, также были Do-11 и Do-23.

Таким образом, к лету 1935 г. немецкие ВВС располагали сотней истребителей и полутора сотнями бомбардировщиков.

Попрошу всех это запомнить. При этом отмечу, что первые серийные истребители Не-51 А-1 стали сходить со сборочной линии завода «Хейнкель» с апреля 1935 г. ДО ЭТОГО БОЕВЫХ ИСТРЕБИТЕЛЕЙ ГЕРМАНИЯ НЕ СТРОИЛА!

В апреле1935 г. Люфтваффе приняли первые четыре Не-51. В июле 1935 г. выпуск был доведен до 10 самолетов в месяц — иными словами, немецкие ВВС только-только начинали делать свои первые шаги…

* * *

Итак, в марте 1935 г. Гитлер объявил о том, что создает военно-воздушные силы — каковая декларация, по мнению большинства послевоенных историков, говорила об исключительно агрессивном характере новорожденного национал-социалистического государства и о неуемном желании нацистских вождей всенепременно замутить новую всеевропейскую войну — в качестве реванша за поражение в Первой мировой.

Гут. На мгновение согласимся с этим тезисом — и посмотрим, что в это время творилось в области авиации у стран — будущих жертв неистовой немецкой "furor teutonicus". Каковые, как написано во всех книжках про войну, с бессильным ужасом наблюдали за лавинообразным увеличением германских вооружений — в первую очередь, бронетанковых и военно-воздушных. Посмотрим — и немало подивимся открывшимся фактам!

И начнем с Великобритании.

Авиация Ее Величества была одной из сильнейших в мире на рубеже 20-30-х гг. — и только ну уж очень ловкий и беспринципный писака (типа Резуна) сумел бы изобразить RAF скопищем устаревшего хлама, неспособного ничего противопоставить чудовищно могучим Люфтваффе.

Знающие же люди в курсе — англичане начали подготовку ко Второй мировой войне как минимум года на два раньше немцев…

Читатель сомневается?

Что ж, как всегда — факты в студию!

Известно, что только спустя полтора-два года после своего официального "дня рождения" Люфтваффе начало получать на вооружение (взамен совсем уж безнадежно устаревших аэропланов типа Ю-52 (из бомбардировщика, списанного за устарелостью в транспортно-десантную машину), Арадо-64 или Дорнье-11) истребители-бипланы Хейнкель-51, одномоторные штурмовики Хеншель-123, бомбардировщики

Юнкерс-86 и разведчики Дорнье-17. В то же время в конструкторских бюро Хейнкеля, Мессершмитта, Танка, Юнкерса, Дорнье и прочих шла лихорадочная разработка машин нового поколения — которые сменят этот модельный ряд; в те годы авиация развивалась бешеными темпами!

Примерно такая же лихорадка царила и по другую сторону Ла-Манша. Там тоже конструкторы выбивались из сил — создавая новые образцы авиационного вооружения.

НО! Авиастроительная лихорадка началась на Британских островах намного раньше таковой в Германии. Причем задолго до декларации о создании Люфтваффе — и даже до прихода к власти в Берлине НСДАП…

Далеко ходить не будем — возьмем историю создания немецких и британских истребителей, схлестнувшихся осенью сорокового года в небе над Ла-Маншем и южной Англией.

Задание на создание единого истребителя-моноплана, который должен был сменить стремительно стареющий Хейнкель-51 (позже оказавшийся в небе Испании безнадежной рухлядью), было дано руководством Люфтваффе фирмам «Арадо», «Фокке-Вульф» и «Хейнкель» в феврале 1934 г. Заметим, что фирма "Мессершмитт Флюгцойгбау" в списке претендентов на разработку этого истребителя отсутствует.

Вили Мессершмитт тем не менее в марте 1934 г. все же приступил к разработке истребителя — в инициативном порядке и на собственные деньги. Первый прототип Bf. 109V1 был построен в Аугсбурге весной 1935 г., и 28 мая 1935 г. он впервые поднялся в небо.

А "просвещенные мореплаватели"?

Британцы по сию пору уверены, что победу в Битве за Англию одержал истребитель «спитфайр» (хотя «харрикейны», на самом деле, сбили гораздо больше немцев).

Так вот, рождение этого самолета напрямую связано с заданием F.7/30 на новый одноместный дневной и ночной истребитель, выданным английским министерством авиации осенью 1931 г.! Конструкторское бюро фирмы "Супермарин авиэйшн уоркс", возглавляемое Р. Митчеллом, на основании этого техзадания создало цельнометаллический моноплан с крылом "обратная чайка" и двигателем "Роллс-Ройс Госхоук" в 1933 г.; в первый раз этот самолет поднялся в небо в феврале 1934 г. — НА ГОД РАНЬШЕ "МЕССЕРШМИТТА"…

"Коллега" истребителя фирмы «Супермарин», «Харрикейн», созданный компанией «Хоукер», начал проектироваться в 1933 г., первый полет опытного образца состоялся 6 ноября 1935 г.

Читатель может возразить, что, дескать, может, британцы и начали раньше немцев создавать самолеты Второй мировой войны — но зато по количеству этих аэропланов, выпущенных до 1 сентября 1939 г., немцы запросто превзошли всех своих врагов. Так вот — это не так.

Английские истребители строились темпами ничуть не меньшими, чем немецкие! Уже 3 июня 1936 г. компанией «Хоукер» был получен первоначальный заказ на 600 серийных машин «Харрикейн», а фирмой «Супермарин» — на 310 «спитфайров»; в это время, дорогой читатель, о серийном производстве Bf-109 речи еще даже и не шло! Оно началось только в феврале 1937 г.!

У британцев к началу Второй мировой войны в метрополии имелось 78 эскадрилий (1456 боевых самолетов, в том числе 585 бомбардировщиков), полностью укомплектованных матчастью и экипажами. Около двух тысяч машин находилось в резерве, в заморских военно-воздушных силах было 34 эскадрильи (435 самолетов), из которых 19 эскадрилий базировалось на Среднем Востоке, 7 — в Индии и 8 — в Малайе.

Что же касается ТОЛЬКО новейших истребителей, то ко времени первых выстрелов германо-польской войны в частях первой линии английских ВВС числилось 306 «спитфайров» и 285 «харрикейнов» — не считая 348 «гладиаторов», последних (и самых лучших) истребителей-бипланов британских ВВС. У немцев на 1 сентября 1939 г. в первой линии насчитывалось 790 истребителей Bf-109 Е-1 (плюс 310 машин более ранних выпусков и ремонтных), 95 двухмоторных истребителей Bf-110В и Bf-11 ОС и 33 биплана Арадо-68. То есть если бы 1 сентября 1939 г. немцы напали на Англию — то небольшое превосходство в истребителях у них бы было.

Но против немцев была коалиция держав — и вот этой коалиции немцы численно уступали по всем видам военных самолетов!

Буквально пару слов (большего и не надо) о Польше. Как известно, польская авиация не являлась по состоянию на сентябрь 1939 г. ни современной, ни многочисленной — но все же она была, и не упомянуть ее в контексте подсчета антинемецких военно-воздушных сил было бы прямым оскорблением славных «соколов» маршала Рыдз-Смиглого.

Так вот, польская истребительная бригада состояла из 2 дивизионов, по две эскадрильи в каждом; всего польская истребительная авиация (включая истребители, подчиняющиеся командованию армиями) насчитывала 164 современные (по понятиям поляков) машины (в основном Р-11 разных модификаций).

Условно плюсуем их к истребительной авиации союзников (условно — потому что самый многочисленный польский истребитель Р-11 к сентябрю 1939 г. уже устарел и по всем статьям уступал Bf-109 даже первых модификаций).

Затем — Франция. Она тоже начала готовиться ко Второй мировой войне намного раньше немцев — но, благодаря галльскому характеру, подготовилась к ней не столь толково, как Великобритания. Впрочем, французам тем не менее есть, чем гордиться!

Например, Франция была первой страной, принявшей на вооружение истребитель-моноплан с артиллерийским вооружением — первые самолеты Девуатен-501 с 20-мм пушкой начали поступать в строевые части "Аrmе de l Air" (так стали называться французские ВВС после того, как 1 апреля 1933 г.

стали независимым родом войск) в ноябре 1934 г. — и за два года их количество превысило 360 машин. На «Девуатенах» семейства D.500/501 /510 в 1936 г. у французов летало шесть истребительных эскадр — тогда как у Германии в это время имелось менее двухсот истребителей-бипланов; более того, немцы только к апрелю 1937 г. планировали (по программе расширения люфтваффе) иметь двенадцать истребительных групп (по 48 машин в каждой), пять из которых будут иметь на вооружении бипланы Хейнкель-51, а семь других должны будут получить бипланы Арадо-68.

Но французы, как и англичане, энергично развивали свои ВВС — едва ли не каждый год меняя планы строительства самолетов в сторону их увеличения. 13 июля 1934 г. Министерство авиации Франции выдало требования на создание современного одноместного истребителя, который бы к 1938–1939 г. сменил бы только-только появившиеся «Девуатены» серии 500/501/510 — и в рамках этих требований французские конструкторы фирм «Могапе-Saulnier» и «Bloch» начали разработку тех истребителей, на которых французские пилоты встретят войну. Увы, к прискорбию французского народа, созданные этими конструкторами машины окажутся гораздо слабее немецких истребителей, создаваемых в эти же годы.

Впрочем, то, что французы люто затормозили с созданием машин, способных противостоять «Эмилю» — вовсе не означает, что они не готовились к войне. Еще как готовились!

Но политическая свистопляска во Франции во второй половине 30-х гг. привела к тому, что заказанные ВВС еще 15 марта 1938 г. 940 истребителей MS-405 и MS-406 так полностью и не были поставлены в строевые части до начала войны — а вдобавок к этому, эти самолеты еще и устарели (а как им не устареть, если их разрабатывали четыре года? За это время мировая авиационная мысль ушла далеко вперед…).

Тем не менее к 1 сентября 1939 г. французские ВВС имели в строю 557 «Моранов» (из них 312 самолетов первой линии в составе двенадцати групп по двадцать шесть истребителей в каждой).

Кроме этих самолетов, французы к началу войны располагали 249 новейшими истребителями Bloch 151 и 152 — которые, в отличие от «Моранов», вполне соответствовали по скорости, маневренности и вооружению своим немецким «оппонентам». Они создавались в рамках того же заказа Министерства авиации Франции, выданного 13 июля 1934 г. и окончательно утвержденного 16 ноября 1935 г., что и истребители фирмы «Моrапе-Saulnier» — но благодаря более ответственному отношению конструкторов фирмы «Блок» к своему делу оказались куда лучше "моранов".

Впрочем, оба эти самолета по своим боевым и летным характеристикам уступали истребителю Dewoitine D.520, который был, без сомнения, самым лучшим истребителем производства Франции, использовавшимся в ее ВВС во время Второй мировой войны (снят с вооружения только в 1953 г.!). Первый свой полет машина совершила 2 октября 1938 г., и к моменту начала Второй мировой войны около сорока самолетов было собрано на авиационных заводах; к десятому же мая 1940 г. с конвейеров сошло 437 истребителей D-520. Но мы не станем лезть поперед батьки в пекло и остановимся на августе 1939-го — в котором пятьсот двадцатые «девуатены» еще только начинают прибывать на аэродромы французских ВВС, вызывая удивление пилотов и механиков своими «вылизанными» формами.

Таким образом, сентябрь 1939 г. застал французскую истребительную авиацию в самом разгаре перевооружения, практически завершившегося к маю 1940-го. Впрочем, это французам не сильно помогло…

Но не только одномоторные монопланы числились истребителями в "Аrmе de l Air". Отдали французские авиационные генералы свою дань и модной в конце тридцатых годов идее тяжелого двухмоторного истребителя (он же, но в иных модификациях — штурмовик, разведчик, в общем, и швец, и жнец, и на дуде игрец).

Министерство авиации Франции выпустило 31 октября 1934 г. спецификацию на двухмоторный двух-трехместный многоцелевой "multiplaces legers de defence" (многоместный истребитель), в соответствии с которой была начата разработка самолета "Potez 63". Опять же, замечу — в это время о создании Люфтваффе Гитлер только еще мечтает, а французы уже планируют строить двухмоторные тяжелые истребители, они же разведчики, они же штурмовики, они же самолеты поля боя (всего во всех модификациях этих «потезов» к маю 1940 г. французские авиационные заводы понастроили 1115 машин)…

К началу же войны было построено более 290 двухмоторных тяжелых истребителей (85 Р.630 и 206 Р.631) — в то время как Bf-110B и Bf-11 °C, их прямых немецких конкурентов, было выкачено за ворота немецких авиационных заводов 159 шт. (и из них только 95 было "поставлено в строй").

Но французы не ограничились производством собственных истребителей — в предвидении грядущей войны они обратились за помощью за океан; желанным приобретением для французских авиационных генералов стал истребитель «Хок-75». Переговоры представителей Франции с "Кэртис-Райт Корпорэйшн", создателем «ястреба», начались в феврале 1938-го, когда к серийному производству Р-36А (под каковым наименованием «Хок-75» проходил службу в американских ВВС) еще только готовились. В мае 1938-го министр авиации Франции Ла Шамбр заявил, что, невзирая на цену, истребитель «Хок-75А» будет куплен — и он был-таки куплен! До конца августа 1939 г. французские ВВС получили сто тридцать этих машин из двухсот заказанных (первые 42 самолета этого типа прибыли во Францию в марте 1939 г.).

Итак, подведем итоги.

Французская истребительная авиация по состоянию на 1 сентября 1939 г. насчитывала в своих рядах 926 современных одномоторных истребителей и 290 двухмоторных машин этого типа.

Правда, не все эти самолеты входят в число машин "первой линии", но, как показывает практика, когда нужда заставляет — в бой идут и учебные, и резервные, и всякие иные прочие аэропланы — лишь бы могли летать. Посему разбивку на "самолеты первой линии", "самолеты второй линии", "запасные самолеты" мы делать не станем — ни у немцев, ни у их противников. Пусть будет так, как оно и было на самом деле. А на самом деле ситуация обстоит следующим образом — по легким истребителям французы немного уступают немцам, по тяжелым — чуть превосходят.

Еще раз — внимание! Автор с удивлением (скорее от того, что не думал об этом раньше) обнаружил, что этот факт неизвестен АБСОЛЮТНОМУ БОЛЬШИНСТВУ: 3 сентября 1939 г. ФРАНЦИЯ ВМЕСТЕ С ВЕЛИКОБРИТАНИЕЙ объявляет войну Германии (большинство, особенно молодые люди, считают, что 1 сентября 1939 г. Гитлер объявил Вторую мировую войну всем и Польша была просто по дороге). Германия же в действительности претендовала не совсем на это…

В этом случае ситуация для немцев становится безнадежной; по современным истребителям западные противники Третьего рейха (даже без Польши — впрочем, ее PZL Р-11 вряд ли можно отнести к современным машинам) превосходят последний в 1,3 раза! Это — не учитывая устаревшие и оказавшиеся неудачными (тем не менее принятыми на вооружение) машины, все эти «гладиаторы», пятисотые «девуатены», разные «гонтлеты», «фьюри», «кодроны» и прочие "тоже истребители". Если считать и их (как обычно делают резунисты при подсчете советской "авиационной мощи" на 22 июня 1941 г.), то превосходство западных союзников над немцами в истребителях становится ДВУКРАТНЫМ — при этом, прошу заметить уважаемого читателя, мы не плюсуем к авиации союзников голландские и бельгийские ВВС — которые тоже чего-то стоили…

Но, может быть, немцы были многократно сильнее своих врагов в ударной авиации?

Что ж, давайте посмотрим.

* * *

К 1 сентября 1939 г. в составе Люфтваффе насчитывалось 351 бомбардировщик Хейнкель-111Р, 431 Хейнкель-111Н, 218 Дорнье-17 г, 123 Дорнье-17Е, 36 Дорнье-17М и 12 Юнкерс-88А-1. Кроме того, имелось девять групп пикирующих бомбардировщиков, располагавших 295-ю Ju-87A/B, а также одна группа непосредственной поддержки войск, имевшая в своем составе сорок штурмовиков Hs-123A-1 (разбивки на самолеты "первой линии" и «ремонтные» мы, опять же, делать не будем — рано или поздно, но ремонтирующиеся самолеты все равно вступают в строй).

Что бросается в глаза? Во-первых, однотипность парка (подавляющее большинство самолетов — это сто одиннадцатые «хейнкели» и семнадцатые "дорнье"), во-вторых, его современность (как известно, бомбардировщики фирмы «Хейнкель» начали разрабатываться в начале 1934 г., опытный Хейнкель-111А был готов к полету 24 февраля 1935 г., а принята в 1937 г. на вооружение была модификация Хейнкель-111 В), в-третьих — исключительно тактическое предназначение этой ударной армады.

Кстати, немцы на удивление быстро сменили парк своей бомбардировочной авиации — в феврале 1936-го Люфтваффе получили первые тридцать бомбардировщиков «Юнкерс-86А», к 19 сентября 1938 г. «Kampfgeschwader», бомбардировочная авиация Люфтваффе, состояла сплошь из этих машин (каковых насчитывалось 235 единиц), а уже через год в строю немецких ВВС эти бомбардировщики полностью уступили свое место «хейнкелям» и «дорнье».

Но это так, к слову.

Что этому сплоченному немецкому бомбардировочному «кулаку» противопоставили в сентябре 1939 г. в качестве ударной авиации французы? Посмотрим же.

* * *

За два года до рождения Люфтваффе французские ВВС приняли схему модернизации, которая предусматривала постройку до конца 1936 г. трехсот пятидесяти бомбардировщиков — из коих 210 средних, 120 тяжелых и 20 дальних четырехмоторных; кроме них, предусматривалось иметь 310 двухмоторных многоместных самолетов для поддержки войск, способных успешно действовать над полем боя. Затем, через два года, план был изменен — теперь бомбардировочные силы "Аrmee de l Air" решено было увеличить до 984 бомбардировщиков — и иметь сорок одну эскадрилью ударных самолетов в первой линии, и столько же — во второй (французские бомбардировочные эскадрильи насчитывали 12 машин).

Но, как говорится, "гладко было на бумаге, да забыли про овраги…"

Во-первых, желаемого количества машин построено так и не было; во-вторых, те, что были построены — представляли собой такое адское скопище разномастных и разнокалиберных аэропланов, что, глядя на него, министр авиации Франции, наверное, плакал навзрыд!

И ничего удивительного в этом не было. 1934–1938 гг. во Франции — период перманентного политического кризиса; в этой обстановке все авиационные фирмы старались протолкнуть в правительстве заказы на свои машины — и не имело значения, насколько эти самолеты будут соответствовать французской военной доктрине. А поскольку фирм было восемь, а французские авиационные генералы никак не могли решить, какие именно самолеты и в каких модификациях им все же нужны — то масштаб французского авиастроительного бардака легко можно себе представить. Плюс к этому — ассигновав колоссальные суммы на строительство "линии Мажино", французские законодатели весьма неохотно вотировали покупку новых самолетов — зачем? Ведь строится стена фортов и бетонных дотов, которая навсегда оградит милую Францию от безжалостных тевтонов…

Самым серьезным французским бомбардировщиком из принятых на вооружение и участвовавших в войне был четырехмоторный Фарман F.220, который строился с 1935 по 1938 гг.; к началу войны французские ВВС имели 70 этих машин, организационно входящих в две тяжелые группы (по французской классификации — В5).

Кроме них, французы имели еще двадцать одну группу бомбардировщиков — две легкие (класс ВЗ) с американскими Martin 167F, пять штурмовых групп (с самолетами Breguet 691, Breguet 693, Potez 633) и четырнадцать групп средних бомбардировщиков (относящихся к классу В4).

Три из этих четырнадцати групп были полностью перевооружены на новейшие средние бомбардировщики LeO 45 (до начала войны было заказано 749 этих машин, к завершению боевых действий выпущено всего 452 самолета).

Остальные одиннадцать бомбардировочных групп В4 имели смешанный состав из LeO 45 и устаревших Bloch 210 (в сентябре 1939 г. французские ВВС имели еще 169 МВ. 200, из них 92 в первой линии в семи бомбардировочных группах). Сорок пятые «Луар-и-Оливье» должны были сменить в составе "Аrmee de l' Air" также бомбардировщики Amiot 143, Potez 540/542, LeO 257bis — которые к сентябрю 1939 г. устарели и, обладая неудовлетворительной маневренностью и будучи слишком медленны, а следовательно, слишком уязвимы, уже не могли служить в качестве дневных ударных самолетов.

Всего французы на момент начала войны располагали 786 тактическими бомбардировщиками (всего, считая машины "первой линии", резервные и устаревшие) и семьюдесятью тяжелыми четырехмоторными бомбардировщиками.

Кроме них, очень много самолетов проходило испытания, числилось в резерве, модифицировалось — но в целом, надо сказать, что французская бомбардировочная авиация численно уступала немецкой — как минимум, в полтора раза.

И даже наличие у французов тяжелых бомбовозов F.220 их шансы на победу в грядущей войне никак не повышало.

Но зато у французов были союзники!

Британцы бардака, подобного французскому, в своей бомбардировочной авиации не допускали. Более того, английская ударная авиация численно также не шибко большая, имела одну особенность — я бы сказал, Особенность с большой буквы!

А именно — англичане с самого начала авиационной гонки (1934–1935 гг.) основной упор в своих разработках сделали на ТЯЖЕЛЫЕ бомбардировщики — с очень большой грузоподъемностью и дальностью полета. И прошу заметить-четырехмоторные «галифаксы» и «ланкастеры» начали создаваться задолго до аншлюса Австрии, который в позднейшей литературе был объявлен первым шагом на пути к развязыванию немцами новой мировой войны…

Ничего удивительного в этом нет — еще с 1923 г. в Англии была принята наступательная доктрина "воздушного устрашения". Военное руководство полагало, что, опираясь на военно-морские силы и авиацию, Великобритания сможет подорвать военно-экономический потенциал противника путем разрушения воздушными бомбардировками его политических и промышленных центров. В соответствии с этим наземные силы предполагалось использовать только в заключительных сражениях, чтобы нанести завершающий удар по врагу. В 1937 г. Министерство авиации приступило к планированию боевых действий против конкретного противника — Германии. С 1938 г. военно-воздушные силы стали считаться первым по значению видом вооруженных сил, им была поручена и оборона страны с воздуха.

Если немецкие авиационные вожди полагали, что им понадобятся тактические бомбардировщики ближнего действия и пикировщики (радиус действия с нормальным запасом топлива у Хейнкеля-111Р-2 составлял 550 км при бомбовой нагрузке в две тонны, у Дорнье-17Z эти показатели составляли соответственно 330 км с одной тонной бомб) — то британские флайт-коммандеры заказывали своей промышленности аэропланы с совсем другими характеристиками!

Тот же «галифиакс» появился в результате технического задания Министерства авиации от 1935 г. за номером Р13/36 на двухмоторный бомбардировщик, по которому эта машина должна была при максимальной бомбовой нагрузке в 5897 кг иметь дальность полета 1658 км. Правда, для двухмоторной машины эти характеристики оказались запредельными, и в серию самолет пошел с четырьмя моторами (что, кстати, стало одной из причин задержки его серийного производства) — но сам факт заказа! В 1935 г. англичане были уверены, что через четыре года им понадобятся не штурмовики, не пикировщики, а сугубо тяжелые бомбардировщики с колоссальной бомбовой нагрузкой и неслабой дальностью полета! Не иначе, в Министерстве авиации Великобритании в начале тридцатых служили исключительно провидцы…

Да и «Ланкастер» у бриттов появился вовсе не с бухты-барахты: сначала он тоже был двухмоторным «Манчестером», и 25 июля 1939 г. прототип этого «Манчестера» с бортовым номером L 7246 впервые поднялся в воздух. Затем конструкция этого самолета была радикально изменена, добавлены еще два мотора — и в результате со стапелей завода «Авро» начал сходить бомбардировщик «Ланкастер» (с максимальной скоростью 462 км/ч на высоте 3505 м, с рабочим потолком 7468 м и дальностью 2671 км при бомбовой нагрузке в 6356 кг), который вместе с «Галифаксом» в ближайшем будущем станет разрушителем многих прибрежных немецких городов — и, в первую очередь, Гамбурга…

К тому же британцы, в отличие от соседей, четко планировали неуклонный рост количества ударной авиации.

"План Л", составленный штабом ВВС в начале 1938 г., предусматривал к весне 1940 г. иметь 73 бомбардировочные эскадрильи, но сразу же после мюнхенского кризиса в сентябре 1938 г. штаб ВВС в пересмотренном "плане М" увеличил число бомбардировочных эскадрилий до восьмидесяти пяти. Одновременно с этим шла напряженная работа над машинами для этих эскадрилий — и эти машины намного превосходили бомбардировщики Третьего Рейха…

Да, по состоянию на август 1939 г. действующие бомбардировочные эскадрильи RAF первой линии были вооружены двухмоторными бомбардировщиками — «веллингтонами» (шесть эскадрилий), «уитли», «хемпденами» (одиннадцать эскадрилий), «бленхеймами» (десять эскадрилий) и одномоторными «бэттлами» (двенадцать эскадрилий) — то бишь насчитывали всего 585 бомбардировщиков, и далеко не все из этих самолетов оказались пригодны к начавшейся войне.

Но английская авиационная промышленность в это время стремительно набирала обороты — если в апреле 1938 г. она выпустила 158 самолетов, то в августе 1939-го — уже 810!

* * *

Говоря о бомбардировщиках союзников, можно добавить в их число 36 польских «лосей» и 120 «карасей» — они ведь тоже приняли участие в войне! Да и у чехов, в марте 1939 г. добровольно ставших протекторатом Германии, тоже были бомбардировщики — например, около двухсот французских МВ-200. Кроме них, чешская авиапромышленность успела построить 222 бомбардировщика В-71 ("в девичестве" — советский СБ). Правда, не все из них получили чешское «гражданство» — 40 машин были проданы чехами Болгарии (с согласия СССР). Прошу заметить — Чехословакия находится под угрозой немецкого вторжения, когда каждая винтовка на счету — т ем не менее сорок новейших бомбардировщиков дружно улетают на Балканы. Значит, так чехи готовились отстаивать собственную независимость…

И кстати — можно вспомнить и о голландцах с бельгийцами — впрочем, более для политесу, нежели чем всерьез.

Так вот, голландцы в момент нападения на них коварных тевтонов располагали шестнадцатью двухмоторными бомбардировщиками T.V. фирмы «Фоккер», двадцатью семью двухмоторными истребителями-бомбардировщиками G.I.

тридцатью девятью истребителями D. XXI — тоже одноименной фирмы. Бельгийцы по состоянию на тот же день 10 мая 1940 г. имели в составе своих ВВС 14 одномоторных бомбардировщиков «Бэттл», 22 одномоторных истребителя «Харрикейн» и 98 истребителей-бипланов ("гладиаторов", «фиатов» и "фоксов").

Впрочем, ВВС этих стран ничем значительным в майских боях 1940-го не отметились, поэтому три сотни их более-менее современных машин историки в общем балансе авиационных вооружений сторон обычно не учитывают.

Наверное, правильно делают…

* * *

Завершая главу об авиации, все же необходимо констатировать: Третий рейх, действительно, значительные силы затратил на создание боеспособной и современной военной авиации — в результате чего, фактически не имея в 1933 г. ни одного боевого самолета (каковых у Англии, Франции, Польши и Чехословакии насчитывалось более пяти тысяч штук), к началу Второй мировой войны немцы располагали более чем тремя тысячами машин, из которых лишь считанные единицы (например, 33 истребителя Арадо-68 E/F или 14 разведчиков Хейнкель-45М) можно было бы отнести к разряду "устаревших".

Тем не менее ни по истребителям, ни по бомбардировщикам Германия превосходства над коалицией своих врагов не имела — правда, хоть и уступала, но весьма незначительно.

Зададимся теперь ключевым вопросом — что означалоэто стремительное немецкое наращивание авиационных вооружений?

Только одно — стремление самым доступным способом УРАВНЯТЬ ШАНСЫ В ГРЯДУЩЕЙ ВОЙНЕ. Причем наиболее энергично немцы начали развивать свою военную авиацию после Хрустальной ночи — иными словами, после того, как мировое еврейство объявило Третьему рейху войну не на жизнь, а на смерть.

В сухопутных войсках превосходство англо-французского блока (с примкнувшими поляками) над Германией было безусловным. О флоте мы в этой части вообще ничего не говорим — просто констатировав факт, что у Англии и Франции флот ЕСТЬ, а у Германии его НЕТ. И лишь в одном виде вооруженных сил у немцев был реальный шанс добиться равновесия со своими потенциальными противниками — в авиации.

Что такое военная авиация? Система вооружений, в которой колоссальную часть стоимости составляют не затраты на металл и прочие ресурсы (в стоимости самолета цена потраченного на него алюминия составляет 5–7 %), а талант конструктора, знания инженеров и квалификация рабочих. Для Германии, безнадежно лишенной большинства необходимых ресурсов, именно развитие авиации позволяло по максимуму использовать для обороны страны ее главный потенциал — талант, образование, опыт, техническую сметку, мастерство и умение ее граждан.

Гитлер создал Люфтваффе — потому что понимал, что, лишь обладая эффективным средством парировать возможный удар вражеских полчищ с Востока и Запада, он сможет сделать Германию действительно суверенным государством.

Военно-воздушные силы были единственным оружием, которое могло служить Третьему рейху страховым полисом на случай угроз со стороны враждебных государств. И именно поэтому на Люфтваффе были потрачены такие огромные средства — как показала история, они окупились…

 

Глава 5. Военно-морской флот

Воссоздание немецкого военно-морского флота началось вопреки общепринятому мнению, отнюдь не в результате злоумышлении нацистов, пришедших к власти в Германии в январе 1933 г. В данном случае обвинения надо было бы выдвигать германскому Министерству обороны еще Веймарской республики, которое утвердило кораблестроительную программу, беззастенчиво нарушающую ограничения Версальского мира, еще в 1932 г.

Данная программа включала в себя назревшие планы создания мореходных эсминцев (что Германии было запрещено), торпедных катеров (что запрещено было категорически), морской авиации (что запрещалось абсолютно) и подводных лодок (что было просто вопиюще беззаконным деянием). Так что обвинения с Адольфа Гитлера по этим пунктам можно снять — наступательные виды морских вооружений планировала создавать уже Веймарская республика.

Нацисты, кстати, военно-морское строительство начали с того, что его УЗАКОНИЛИ: в начале 1935 г. немцы предложили Великобритании заключить морское соглашение — априори соглашаясь с тем фактом, что британское доминирование на морях остается безусловным. Переговоры начались 4 июня 1935 г. и для участия в них прибыл лично шеф внешнеполитического отдела НСДАП Риббентроп — настолько это соглашение было важно для рейха.

18 июня 1935 г. договор был подписан. Де-факто он был двусторонним нарушением Версальского договора, ибо позволял Германии иметь надводный флот в 35 % от английского — в том числе «узаконивал» постройку заложенных за год до этого двух линейных крейсеров ("Шарнхорст" и "Гнейзенау"), двадцати мореходных эсминцев и первых собственно немецких подводных лодок. Заметим, кстати, что Гитлер со товарищи этот договор в части надводного флота НЕ НАРУШИЛИ — до самого конца Третьего рейха.

Что характерно — все планируемые к постройке корабли имели в качестве базовой функции способность действовать в качестве рейдеров против торгового судоходства врага — даже эсминцы! Для чего флотское командование потребовало достичь для этих кораблей дальности хода в 3000 миль.

В реальности немецкие кораблестроители достигли даже большего (как они думали) — 16 эсминцев типа "Лебрехт Маас" ("проект 1934") при стандартном водоизмещении 2200 т и вооружении из 5127-мм, 4 37-мм орудий и двух четырехтрубных торпедных аппаратов имели дальность плавания 19-узловым ходом в 4500 миль — то есть ничем не уступали лучшим британским «одноклассникам». Но, как показала дальнейшая практика — лишь теоретически.

Для того чтобы достичь заказанной дальности хода, немецкие кораблестроители поставили на эти эсминцы котлы Вагенера с давлением пара в 70 атмосфер. Считалось, что, чем выше оное давление, тем выше весь КПД двигательной установки, и соответственно, наличного запаса топлива хватит на большее расстояние. Увы, это была теория — и немецкие моряки на своей шкуре в апреле 1940 г. испытали действие тезиса "практика — лучший критерий теории". От Вильгельмсхафена до Нарвика — чуть более тысячи миль. Десять эсминцев типа "Лебрехт Маас", взяв на борт десантников, 9 апреля 1940 г. ворвались в этот северонорвежский порт. Нарвик-то они, конечно, захватили, но в их цистернах почти не осталось топлива. В результате этого трагического несоответствия теории и практики все десять эсминцев были потоплены англичанами…

В 1937 г. началась постройка шести эсминцев типа "Дитер фон Редер", представляющих из себя несколько усовершенствованный тип предыдущих эсминцев. Было увеличено до 2400 т водоизмещение и удлинена носовая часть.

В общем, все 22 корабля этих двух схожих типов вступили в строй немецкого флота в 1936–1939 гг., до момента начала Второй мировой войны.

В 1935 г., сразу же после подписания англо-германского морского соглашения, немцы заложили тяжелый крейсер "Адмирал Хиппер", в следующем году — его систершипы «Блюхер» и "Принц Ойген". Четвертый корабль этой серии, «Лютцов», заложенный в 1937 г., в феврале 1940 г. был продан Советскому Союзу и на буксире 15 апреля 1940 г. прибыл в Ленинград. Заложенный в 1938 г. «Зейдлиц» так и не покинул стапелей — в 1942 г. его едва наметившийся корпус разобрали на металл.

Таким образом, «классических» тяжелых крейсеров нацистская Германия построила за все предвоенные годы три штуки. ТРИ!

И это — итог всех усилий кровожадного агрессора в гонке военно-морских вооружений в данном сегменте боевых кораблей. Как-то не шибко густо, вы не находите? А что же в ответ на этот безумный рост германских морских вооружений ответила миролюбивая Англия?

А миролюбивая Англия, продолжая обуздывать поползновения коварных тевтонов, понемножку увеличивала свой флот — причем безостановочно: в начале 1926 г. сошли на воду тяжелые крейсера «Кент», «Бервик», «Корнуол», «Кумберленд» и «Саффолк», а в 1927 г. — для австралийского флота — еще два, «Австралия» и «Канберра». Это были весьма мощно вооруженные и быстроходные корабли со стандартным водоизмещением 9750–9870 т, несшие по восемь 203-мм орудий и развивавшие скорость 31,5 узла, правда, продолжавшие нести довольно бесполезную — ввиду ее недостаточности ("картонную", по выражению английской прессы) — бортовую броню.

В дальнейшем английские кораблестроители вообще отказались от 76-127-мм бортовой брони (которая только создавала иллюзию защищенности, безжалостно пожирая столь нужный для других целей тоннаж), оставив только 37-102-мм броневую палубу (ибо считалось, что современные корабли вряд ли будут лупить друг по другу на пистолетных дистанциях боя, в упор — для защиты от чего и нужна бортовая броня), которая защищала бы корабли от навесно падающих снарядов, выпущенных с дальних дистанций.

Ведь именно при стрельбе по навесной траектории гораздо важнее бортовой становилась броня палубная. За счет такого снижения защиты скорость крейсеров следующей серии — «Сассекс», «Девоншир», «Лондон» и «Шропшир» — удалось увеличить до 32,5 узлов. Примерно такие же тактико-технические данные были и у следующих крейсеров этой серии — у «Норфолка» и "Дорсетшира".

В 1928–1929 гг. на воду сходят два английских тяжелых крейсера, вооруженных 203-мм орудиями, но имеющих меньшее, чем у своих предшественников, водоизмещение — 8300 т. В отличие от тяжелых крейсеров первых серий, «Йорк» и «Эксетер» несли броневой пояс толщиной 51–76 мм и развивали примерно такую же скорость — 32 узла. Эти два корабля завершили линию развития английских крейсеров с 203-мм орудиями.

Но если кто-то подумал, что англичане взяли тайм-аут в строительстве своего крейсерского флота — он почитает британцев за каких-то немыслимых пацифистов. Потому что стапеля английских кораблестроительных верфей в тридцатые годы отнюдь не пустовали! Просто британцы, наделав изрядное количество тяжелых крейсеров, принялись за строительство крейсеров легких…

В 1929 г. они спроектировали удачный тип легкого крейсер а — в следующие три года в строю британского флота появились «Линдер», «Нептун», «Орион», «Акилез», "Эйджекс".

В погоне за экономией веса кораблестроители приняли на этих кораблях линейное расположение машинно-котельной установки и сосредоточили четыре котла в двух соседних котельных отделениях. Принятие такого решения значительно снижало живучесть корабля, ибо одна-единственная торпеда, попавшая в переборку между котельными отделениями, сразу вывела бы из строя все котлы. Поэтому в следующей серии легких крейсеров британские кораблестроители перешли на эшелонное расположение силовой установки, при котором котельные отделения разнесены. Так появились двухтрубные «Фаэтон», «Амфион» и «Аполло», а в 1934–1936 гг. на верфях Англии строятся четыре корабля — «Аретьюза», «Галатея», «Пенелопа» и «Аврора», которые при водоизмещении всего в 5 200 т несли шесть 152-мм орудий.

Затем водоизмещение легких крейсеров решено было увеличить. Корабли первой серии нового, более «внушительного», проекта (водоизмещение — 9100 т, 75 тыс. л. с, 32 узла, 12 152-мм орудий, броневой пояс 76-102 мм, палуба 51 мм) сошли на воду уже к середине 1936 г. То были «Саутгемптон», «Ньюкасл», «Бирмингем», «Глазго» и "Шеффилд".

Через год были спущены со стапелей корабли второй серии, которые отличались от своих предшественников несколько большим водоизмещением (9 400 т), шириной и мощностью установки (82 500 л.с.) — «Ливерпуль», «Манчестер» и «Глостер». Завершили этот тип легких крейсеров корабли третьей серии «Белфаст» и "Эдинбург".

Уже в ходе начавшейся Второй мировой войны на воду сошли восемь крейсеров, заложенных в 1936–1937 гг. — «Фиджи», «Кения», «Маврикий», «Нигерия», «Тринидад», «Гамбия», «Ямайка», «Бермуда». При водоизмещении 8000 т они несли 12 152-мм орудий. Кроме них, в строй вступили три примерно таких же, но более крупных (8800 т) крейсера с девятью 152-мм орудиями, но с увеличенной дальностью хода — «Цейлон», «Уганда» и "Ньюфаундленд".

"Миролюбивая" Великобритания в ответ на каждый немецкий крейсер строит по четыре своих. Так, на всякий случай, для пущего подтверждения своего миролюбия…

Итак, что мы имеем в сухом остатке?

В период с 1926 по 1939 г. Великобритания вводит в состав своего флота пятнадцать тяжелых и тридцать три легких крейсера, всего сорок восемь боевых единиц крейсерского класса.

Если постройка Германией двенадцати подобных кораблей (шести тяжелых — трех океанских рейдеров и трех классических крейсеров «вашингтонского» типа — и шести легких крейсеров) есть несомненный признак подготовки к агрессивной войне на морях и океанах — то к чему тогда готовится Великобритания?

Посему тезис о том, что Германия планирует во второй раз учудить Мировую войну — нуждается в проверке. И проверить его очень просто. Немыслимо просто. С подобной проверкой справится любой ученик средней школы со средним баллом в дневнике чуть выше тройки.

Итак, август 1939 г.

Германия имеет в строю (будем считать все, что может вести бой, хотя бы теоретически) два линейных крейсера — это ВЕСЬ ее линейный флот, способный вступить в генеральное сражение с вражескими эскадрами.

"Шарнхорст" и «Гнейзенау» имеют водоизмещение 31 800 т, бронирование главного пояса — 350 мм, палубы — 130 мм, вооружение из девяти 280-мм орудий главного калибра, 12 150-мм и 14 105-мм пушек, 16 35-мм и 10 20-мм зенитных автомата. Скорость хода — 31 узел, дальность — десять тысяч миль.

Всего немецкий линейный флот располагает восемнадцатью 280-мм орудиями главного калибра.

Британский флот имеет в строю:

пять линкоров типа "Куин Элизабет" (8 381-мм орудий главного калибра, 14 152-мм орудий противоминной артиллерии, зенитки; водоизмещение 27 500 т, скорость хода 23 узла, дальность — 5000 миль);

пять линкоров типа «Ривендж» (те же «куины», но с котлами на угле, посему с менее мощными машинами и скоростью всего в 20 узлов). Бронирование обоих типов британских линкоров сходное — пояс 330 мм, казематы 152 мм, палуба — от 50 до 100 мм;

два линкора типа «Нельсон». Стандартное водоизмещение 33 300 т, скорость 23 узла, дальность хода 7000 миль, 9 406-мм орудий главного калибра, 12 152-мм, 6 120-мм орудий, 32 40-мм зенитных автомата. Бронирование — пояс до 356 мм, палубы — 159 мм;

два линейных крейсера типа «Рипалс». Водоизмещение 28 ООО т, скорость 28 узлов, дальность хода 5000 миль, вооружение — 6 381-мм орудий главного калибра, 17 102-мм пушек. Бронирование — 152-мм пояс, 75-мм палуба;

линейный крейсер «Худ». Водоизмещение 41 ООО т, скорость хода 32 узла, дальность — 7500 миль. 8 381-мм орудий главного калибра, 12 140-мм пушек, 4 102-мм и 24 40-мм зенитных орудий. Бронирование: пояс — 127–305 мм, палуба — 108 мм.

Итого — пятнадцать кораблей линии, каждый из которых имеет бортовой залп, как минимум в полтора раза превышающий вес залпа германских линейных крейсеров.

Всего английский линейный флот может выставить на линию огня эскадренного боя СТО 381-мм орудий и восемнадцать 406-мм орудий главного Калибра.

По числу боевых единиц соотношение к немецким «одноклассникам» — 7,5:1. По количеству стволов главного калибра — 118:18. Учитывая разницу в калибрах в пользу англичан, соотношение становится вообще 150:18. Гут.

Правда, у немцев в достройке два линкора — «Бисмарк» и «Тирпиц» — но у англичан линкоров в достройке ПЯТЬ:

"Кинг Джордж V", "Принс оф Уэллс", "Дюк оф Йорк", «Энсон» и «Хоув». Это восемь германских 380-мм орудий главного калибра против пятидесяти английских 356-мм.

Так что даже с введением в строй стоящих на стапелях кораблей соотношение сил сторон в ближайшем будущем не изменится…

У немцев в наличии три океанских рейдера типа «Дейчланд» (переименованный в начале войны, от греха подальше, в «Лютцов» — если утонет последний, то страха большого нет, а вот гибель «Германии» звучала бы уж как-то очень болезненно…). Хорошие корабли, слов нет. Дальность хода — просто немыслимая, шесть 280-мм орудий главного калибра — весьма серьезно. В теории эти три рейдера могли победить любой английский (ну, или любой другой) тяжелый крейсер и удрать от корабля линейного класса.

В действительности в единственном настоящем морском бою корабля этого типа с боевыми кораблями противника (пиратские набеги на безоружные транспорты не считаем) "Адмирал граф фон Шпее" не победил британскую эскадру из одного пожилого тяжелого крейсера «Эксетер» и двух легких крейсеров — «Аякс» и «Ахиллес». Британцы были безнадежно слабее артиллерийски и катастрофически уступали врагу в весе залпа — 6 203-мм и 16 152-мм орудий против 6 280-мм и 8 150-мм пушек «немца» — но, как выяснилось в ходе этого крейсерского боя, превосходство в калибре и весе залпа на 40 % еще не самое главное для победы.

Англичане двигались быстрее и давали вдвое больше выстрелов на единицу времени — и при равном проценте попаданий попали в «Шпее» намного больше раз, чем он — в них. К тому же английские крейсера были значительно быстроходнее «немца», что позволяло им самостоятельно выбирать время и направление огня.

Следовательно, можно подытожить — для успешного боя против одного океанского рейдера англичанам достаточно иметь два тяжелых и два-три легких крейсера. Ибо один тяжелый и два легких крейсера британцев свели тот бой вничью — а, учитывая, что результатом этого сражения явилось самоубийство немецкого рейдера (кстати, и его капитана) — то победа была за англичанами и при таком скромном соотношении.

* * *

Что же имели англичане для противодействия трем океанским рейдерам и трем тяжелым крейсерам (два из которых к тому же на сентябрь 1939 г. еще в достройке) Германии?

А очень даже много чего!

Во-первых, отличным средством борьбы с океанскими рейдерами является авиация. У британцев в строю — целая стая авианосцев. Перечислим всех:

три авианосца типа «Фьюирес» ("Фьюриес", «Глориес», "Корейджес"), бывшие легко-линейные крейсера, странная фантазия лорда Фишера, своевременно перестроенные в авианосцы. Водоизмещение от 21 ООО до 24 ООО т, скорость 30 узлов, 34 самолета — палубные истребители-бипланы «фулмар» и торпедоносцы "суордфиш";

авианосец «Игл» (в 1924 г. переоборудованный из чилийского линкора) — 22 200 т водоизмещения, 9 152-мм орудий, 8 40-мм зенитных автоматов, 24 самолета;

авианосец "Арк Ройал". Построен в 1938 г. (кстати, первый тяжелый авианосец специальной постройки), водоизмещение 22 350 т, 16 114-мм универсальных орудий, 48 40-мм зенитных автоматов, 72 самолета;

три легких авианосца ("Аргус", «Пегасус», "Гермес") — но их, в принципе, можно и не считать, они устарели и использоваться могут лишь для конвойной службы.

"Пегасус" — так тот вообще к сентябрю 1939 г. доживал последние дни перед списанием в качестве базы гидросамолетов;

более-менее похожим на авианосец из этой троицы был лишь "Гермес".

Итого пять тяжелых и три (ну, или если подходить строго — один) легких авианосца. Но у немцев таковых кораблей вообще (!) нет; одинокий "Граф Цеппелин" то строится, то консервируется — у немецких адмиралов нет твердого мнения о нужности либо, наоборот, о бесполезности корабля данного типа для рейдерской войны. То есть соотношение сил сторон в авианосцах простое. У англичан — АБСОЛЮТНОЕ превосходство в данном типе кораблей.

Но для того, чтобы поймать на океанских просторах три рейдера, шести авианосцев недостаточно (как уже сказано, два легких корабля этого типа для ловли рейдеров совсем не годятся). Но у англичан, кроме авианосцев, еще достаточно много тяжелых крейсеров, которые и должны, в общем-то, выполнять функцию "защитников торговли".

Среди них:

три тяжелых крейсера типа «Хоукинс» (10 000 т, 7 190-мм, 4 102-мм орудия, скорость 30,5 узлов и дальность хода 5400 миль); кораблики, конечно, уже изрядно устаревшие, но, как известно, старый конь борозды не портит…

семь тяжелых крейсеров типа «Кент» (11 000 т, 8 203-мм орудий главного калибра, 4 102-мм универсальных пушек, 4 40-мм зенитки, 31,5 узел-скорость и 9350 миль-дальность хода);

шесть тяжелых крейсеров типа «Лондон» (10 000 т, 8 203-мм орудий главного калибра, 4 102-мм «универсалки», 4 40-мм зенитных автомата, 32 узла — скорость, 9100 — дальность хода);

два тяжелых крейсера типа «Йорк» (8500 т, 6203-мм орудий главного калибра, 32 узла — скорость и 10 000 миль — дальность хода).

Итого — восемнадцать тяжелых крейсеров (два — в составе австралийского флота). Втрое больше, чем у немцев (считая, что в рейд по торговым путям врага могут разом пойти и немецкие "карманные линкоры", и «обычные» тяжелые крейсера — «Блюхер», "Принц Ойген", «Хиппер» — которые еще надо построить).

А дальше картинка еще веселей.

У немцев в строю — шесть легких крейсеров (не считая учебный «Гамбург», 1908 г. постройки), включая уже довольно пожилой «Эмден», 1925 г. выпуска. У англичан таковых крейсеров сорок три единицы. Если даже не считать те, что на подходе, достраиваются на английских верфях — превосходство колоссальное, как минимум — семь к одному.

По эскадренным миноносцам ситуация же вообще просто катастрофическая (для немцев). В германском флоте эсминцев в строю — двадцать две единицы (миноносцы прибрежного действия можно не считать, они в океан не ходят). У англичан — сто девяносто один эскадренный миноносец. Соотношение — почти что девять к одному.

Так что можно подводить черту.

Немцы в 1935–1939 гг. бешено вооружались, лихорадочно строили танки, самолеты и боевые корабли. Они были страшны в своей неистовой страсти к оружию!

Да вот только результаты этой "чудовищной немецкой гонки вооружений" что-то уж больно неубедительны. Если не сказать больше…

А самое интересное во всей этой истории — даже не фактическая ничтожность (несмотря на все байки о всевозрастающей агрессивности Германии и о ее колоссальных вооружениях) германского военно-морского флота по сравнению с английским (по состоянию на 1939 г.). Самое интересное другое.

НЕМЦЫ НЕ СТРОЯТ ДЕСАНТНЫХ КОРАБЛЕЙ.

Вообще. Никаких. И даже таковых не проектируют.

И вот это и есть МОМЕНТ ИСТИНЫ.

* * *

Если Германия Адольфа Гитлера планирует ВОЙНУ с Великобританией — эта война будет войной на море. Не надо быть выдающимся военным теоретиком, чтобы сделать подобный вывод — достаточно взглянуть на географическую карту мира для пятого класса средней школы. На ней отражается тот очевидный факт, что Англия — остров, отделенный от европейского континента проливом Ла-Манш.

Войну с данным островом можно вести лишь одним-единственным образом — нанести поражение британскому флоту (как минимум — локальное), а затем — высадить десант из трех-четырех десятков дивизий на побережье между Портсмутом и Лондоном. И какое-то время (нужное, чтобы разгромить английские сухопутные войска) снабжать его.

Следовательно, для того, чтобы победить в этой войне (а еще никто в истории не затевал войну, чтобы ее проиграть), немцам нужен серьезный военно-морской флот. На него просто нет ресурсов — у Германии к 1939 г. и в сухопутных-то войсках танков и пушек меньше, чем у потенциального противника, о постройке какого военного флота может идти речь? Не говоря уж о том, что военные корабли безумно прожорливы по части нефти, каковой у Германии едва-едва хватало, чтобы заправить баки значительно более нужных танков и грузовиков.

Следовательно, войну с Великобританией немцы при всем желании (если таковое даже и было) начинать в 1939 г. НЕ МОГУТ — у них нет действенных инструментов для подобной войны.

Поэтому они и не строят десантных кораблей — эти корабли НЕКОМУ БУДЕТ ПРИКРЫВАТЬ в случае гипотетической высадки на Британские острова. А нет цели беззащитней, чем битком набитый войсками десантный транспорт, неспешно пересекающий бесконечную гладь моря…

Единственное, на что в ситуации 1939 г. годится немецкий военно-морской флот — это затеять весьма ограниченную войну на английских коммуникациях. Учитывая безусловное английское превосходство в кораблях и выучке экипажей — очень недолгую и не слишком успешную.

Посему вывод из предвоенной истории развития германского военно-морского флота, а также анализа его куцего корабельного состава, можно сделать простой и однозначный.

Гитлер с Англией воевать НЕ СОБИРАЛСЯ — в принципе. Как минимум — до 1945–1946 гг., да и то — эта вероятность весьма под вопросом.

* * *

Многие военно-морские историки в доказательство германского стремления к покорению мира приводят пресловутый "план Z". Дескать, понятно, Гитлер не ожидал от англичан подобного финта 3 сентября 1939 г., а вот ежели бы вся эта музыка разразилась году эдак в 1944 — вот тогда-то адмирал Редер и показал бы лордам Британского адмиралтейства "кузькину мать"…

Ну-ну.

Немцы в 1936 г. закладывают линейные корабли (вернее их было бы назвать "линейными рейдерами") «Бисмарк» и «Тирпиц» и авианосцы "Граф Цеппелин" и позже (вслед за спуском последнего на воду) — "Петер Штрассер". Кроме них, планировалась постройка еще двух линейных кораблей, двух тяжелых крейсеров, трех "карманных линкоров" — каковые даже были заложены (!), во всяком случае, об их закладке немцы немедля уведомили англичан.

В целом полумифический "план Z" был рассчитан на десять лет. И в результате его осуществления Германия (гипотетически) могла иметь в строю, помимо уже строящихся четырех линейных кораблей, пяти тяжелых крейсеров и трех "карманных линкоров", шесть суперлинкоров типа «Н» водоизмещением по 56 000 т и вооруженных восемью 406-мм орудиями, двенадцать "малых линкоров" по 20 000 т при 305-мм артиллерии главного калибра. В качестве легких сил немецкие флот планировал иметь 4 авианосца (два, как уже сказано, перед войной и в ее ходе даже заложили!), 44 легких крейсера, 68 эсминцев и 90 миноносцев, 248 подводных лодок.

Колоссальный план морских вооружений! Но каждого здравомыслящего человека при прочтении этих строк не

должно покидать чувство некоего беспокойства; а именно — планы планами, а вот могли ли немцы в действительности отгрохать такой гигантский флот? Учитывая их крайнюю бедность в ресурсной составляющей экономики?

"План Z" никак, ни при каких условиях выполнен быть не мог — Германия не обладала и десятой долей тех ресурсов, что необходимы были для постройки такого чудовищно огромного флота. Не говоря уже о том, что всю эту бронированную армаду, голубую мечту немецких адмиралов, просто нечем было бы кормить — всего лишь одна заправка всего лишь одного линкора «Тирпиц» (десять тысяч тонн нефти) пожирала месячный запас топлива танкового корпуса, который в сухопутной войне был Гитлеру куда нужнее, чем бесполезные линкоры.

Даже без скрупулезного исследования очевидно, что "План Z" — не более чем сказка, радующая воображение флотоводцев фюрера. Именно сказка, миф, байка — из всей массы «запланированных» по "плану Z" надводных боевых единиц немцы не ввели в строй ни одного корабля!

Достроили лишь «предплановые» два линкора — «Тирпиц» и "Бисмарк".

И ВСЕ! Остальные смелые планы и прожекты немецких военно-морских деятелей можно смело положить в самый дальний ящик самого дальнего шкафа — почти ничего из «запланированного» не то, что спущено на воду — заложено не было!

Этим-то мифическим "планом Z" немцы и напугали англичан!

* * *

Которые, не иначе, как "с испугу", в 1937 г. заложили ПЯТЬ новых линейных кораблей типа "Кинг Джордж V" (36 730 т водоизмещением, скоростью 30 узлов и дальностью хода в 6100 миль, вооруженных десятью 356-мм орудиями главного калибра, 16 133-мм универсальными орудиями и 32 40-мм зенитными автоматами), реально вошедших в строй английского флота в 1940–1942 гг.

А кроме них, англичане спешно начали строительство еще и четырех ударных авианосцев типа «Илластриес», вошедших в строй, соответственно — «Илластриес» 21 мая 1940 г., «Формидебл» — в ноябре 1940-го, «Викториес» — в мае 1941-го, «Индомитебл» — в октябре 1941-го.

Да что там мелочиться! Гулять — так гулять! И англичане вдобавок к четырем с лишним десяткам уже имеющихся на вооружении британского флота легких крейсеров, закладывают еще 5 подобных кораблей типа «Фиджи» (8670 т, скорость 32 узла, дальность хода — 6500 миль, 12 152-мм орудий главного калибра, 8 102-мм, 8 40-мм зенитных орудий) и шестнадцать (шестнадцать!) легких крейсеров типа «Дидо» (водоизмещением примерно в 5000 т, вооруженные 133-мм универсальными орудиями, способными вести огонь как по морским, так и по воздушным целям).

Крейсера последнего типа строились двумя сериями.

Первая состояла из одиннадцати кораблей: «Дидо», «Евралис», «Наяда», «Феб», «Сириус», «Бонавенчур», «Гермионе», «Харибда», «Сцилла», «Аргонот» и «Клеопатра». Во вторую входило пять кораблей с меньшим числом орудий главного калибра и более сильным зенитным вооружением — «Беллона», "Блэк Принс", «Диадема», «Роялист» и "Спартан".

Вдобавок в 1937–1938 гг. были заложены шесть быстроходных крейсеров — минных заградителей: «Эбдиел», «Латона», «Мэнксмен», «Уелшмен», «Аполло» и "Ариадна".

В противовес красивому мифу "плана Z" англичане закладывают и строят вполне реальные боевые корабли, каковых у них на стапелях все прибавляется да прибавляется.

Не говоря уже о том, что и у Франции в наличии очень неслабый военно-морской флот: 7 линейных кораблей, 1 авианосец, 19 крейсеров, 32 лидера и эскадренных миноносца, 38 миноносцев, 26 минных тральщиков и 77 подводных лодок.

И у разных военно-морских историков еще хватает совести «делать» Германию зачинщиком морской гонки вооружений!

Если таковой «зачинщик» с трудом наскреб металла, чтобы достроить в ходе войны два линкора к имеющимся двум сомнительным линейным крейсерам, а кроме того, ни одного тяжелого корабля не то что не ввел в строй — даже не довел до спуска на воду — то какой он, вообще-то "зачинщик"?!

И если "подвергшаяся агрессии" сторона в эти же предвоенные и первые военные годы вводит в строй своего флота пять линкоров, четыре авианосца, двадцать семь легких крейсеров (по сути — целый флот!), да плюс к ним — астрономическое количество эсминцев, корветов, тральщиков, десантных кораблей, судов артиллерийской поддержки, вдобавок к немаленькому количеству уже состоящих на вооружении кораблей — то какая же она в таком случае "подвергшаяся агрессии" сторона?!

Морские планы нацистской Германии были производной величиной от таковых планов сухопутных. Если немцы планируют в 1939 г. начать Вторую мировую войну на суше (как нас в этом убеждали, убеждают и, боюсь, будут еще долго убеждать) — они должны планировать и морскую войну. Причем начать которую они должны будут одновременно (ну, или чуть позже) с войной сухопутной.

Если МОРСКАЯ война Германии с Польшей, Англией и Францией по условиям матча НЕВОЗМОЖНА — кораблей у немцев в пять-шесть-девять раз меньше, чем у ОДНОГО противника (ибо есть корабли и у Польши, и у Франции, причем у последней только линкоров — семь штук) — следовательно, она и не планировалась.

А если не планировалась морская война — так, может быть, и сухопутную войну немцы НАЧИНАТЬ НЕ СОБИРАЛИСЬ?

Просто они четко понимали — она будет, или Германии придется стать страной, подобной Польше, которую постоянно делят, продают и покупают, причем все, кому не лень.

Обстановка и положение, предложенное Англией и США после Первой мировой войны, не предполагало третьего исхода.

Благородства к побежденным не было, и все это закончилось плохо для всех.

Кроме Англии и США, точнее, представителей крупного капитала этих стран.

 

Послесловие к первой части

Завершим повесть об оружии; как убедился уважаемый читатель, его у Германии на момент начала Второй мировой войны было много меньше, чем у ее недружественных соседей, и качеством это оружие было отнюдь не лучше оружия потенциального противника. Да, истребитель Bf-109Е был быстрее и лучше вооружен, чем польский PZL Р-11, «гладиатор» или «моран-солнье» — но отнюдь не превосходил «девуатен» D-520 или «спитфайр»; бомбардировщик Хейнкель-111 был современнее Bloch 210 или Amiot 143 — но ничем не превосходил LeO 45, а уж английским «галифаксам» и «ланкастерам» так и вовсе безнадежно уступал по дальности полета и бомбовой нагрузке; немецкий пуемет MG-34 был эффективнее «шательро» — но уступал в маневренности в бою чешскому ZB-26; а о танках вообще не стоит и говорить! Трем сотням тяжелых французских В-Ibis немцы вообще ничего не могли противопоставить а поле сражения, да и в средних танках превосходство французов было более чем очевидным…

Таким образом, история о немыслимом количественном и качественном росте немецких вооружений перед войной оказывается мифом — созданным агитпропом победителей уже после войны на базе легенд предвоенной пропаганды.

Реальные факты говорят совсем о другом — прежде всего, о том, что в тридцатых годах все европейские страны самозабвенно готовились к грядущей войне, спешно создавая новые системы вооружения и модернизируя старые — и Германия в этой гонке отнюдь не была заводилой!

В то время, когда ее рейхсвер довольствовался ветхим антиквариатом — тяжелыми и неудобными «максимами» Первой мировой — ВСЕ соседи Германии начали стремительное перевооружение своих армий на современные ручные и станковые пулеметы. В то время, когда небо Третьего рейха только начинали бороздить считанные единицы бипланов Хе-51 — в самолетостроительных конструкторских бюро Англии и Франции уже разрабатывались скоростные монопланы ("спитфайры", «харрикейны», «моран-солнъе» и "блоки"), долженствующие в ближайшем будущем заменить многие сотни уже существующих истребителей-превосходящих малочисленных неуклюжих «немцев» как качественно, так и количественно (причем в несколько раз!).

Когда первый немецкий танк вышел за ворота завода — в армии Франции их насчитывалось более трех тысяч штук, й до самого мая сорокового немцам так и не удалось добиться хотя бы равенства с французами в бронетанковом вооружении.

Но, может быть, немцам и не надо было создавать гигантские запасы вооружений ДО войны? Может быть, им ничего не стоило понаделать смертоносного железа в считанные месяцы после начала вооруженного конфликта?

Что ж, все может быть. Поэтому во второй главе нашей книги мы посмотрим, какие возможности имела Германия для того, чтобы превзойти своих противников в выпуске оружия и боевой техники уже в ходе войны — исследуем ресурсную базу немецкой военной промышленности.

И в этой следующей главе я вам обещаю рассказать много интересного…