На замковой кухне царила предутренняя суета. Старшая кухарка зычным голосом, которому завидовал даже Рэй Молчун, капитан стражи, раздавала приказы. Двое рослых рабов тягали воду от колодца, еще двое носили дрова и складывали их у большой печи, не успевшей остыть с вечера. Там, за заслонкой, в глиняном горлаче томилось молоко. Госпожа контесса любила утром, сразу после сна, выпить чашечку теплого напитка со свежими булочками. Опару кухарка поставила еще с ночи и теперь ожесточенно вымешивала тесто, словно оно было виновно во всех ее бедах. При этом она не переставала следить за тремя своими помощницами, чтобы не болтали попусту, а делом занимались. Скоро рассветет, рабы отправятся в поле, а перед этим их надо накормить да с собой дать «на перекус», а там и воины придут завтракать. В замке жило много народу, и есть хотели все.

В кухню, смачно зевая, вошел Берт, на ходу подпоясывая рубаху. Он уселся за стол напротив кухарки и, протянув руку, отщепил кусочек теста от кругляша, который женщина как раз опускала в большую глиняную миску.

– Как был дитем, так дитем и остался, – вздохнула кухарка, ставя миску на теплый припечной залавок и покрывая ее чистым холстом.

– Тетка Райка, кур скока сёдня бить? – спросил заглянувший в кухню мальчонка.

– Двух цыплят трехнедельных господину на бульон да пяток взрослых, – прикинула кухарка, вытирая руки о передник, и повернулась к Берту. – Снедать будешь?

Парень кивнул. Райка поставила перед ним тарелку вчерашней пшенной каши, а сама уселась напротив, подперев голову рукой.

– Красавчик, может тебе молочка свежего плеснуть? С вечерней дойки, – подлетела к столу круглолицая молодка со жбаном в руках.

Берт тотчас подставил кружку под тягучую, густую струю, кухарка только головой покачала. Все сливки слила, негодница, да только зря. Берт на сеновал-то с тобой сходит, а вот жениться его сам Вадий не заставит. Если только господин прикажет. Дурные девки, очевидного не видят. Сколько глупых ни гоняй, а им словно намазано!

– Ну, рассказывай. Что там конт? Может, пора и по нему готовить поминальный пир? – с легкой надеждой в голосе поинтересовалась она.

– Вчера пришел в себя, – хмуро сообщил Берт, помешивая деревянной ложкой кашу, в которую щедро плеснул молока. – Все были уверены, что не встанет. Ксен даже красные свечи приготовил, что после погребения старого господина остались.

Кухарки переглянулись и разочарованно вздохнули.

– Жалко старого конта. Неплохой господин был. – Райка осенила себя щепотью Ирия. – Ежели конт Алан помрет, кто хозяином будет?

– Госпожа Храму все отпишет, вот посмотрите, – прошептала одна из женщин. – Она на нашего ксена как на Ирия смотрит. Как господин этого не замечает?

– А может, и замечает, да не вмешивается, – заговорщицки подмигнула та молодка, что налила Берту молока. – Господин наш мужчина видный да силой не обделен, но, говорят, к госпоже только в сильном подпитии ходит.

– Ты не болтай глупостей! – прикрикнула на нее Райка. – Не наше это дело. Берт, расскажи про кира Алана.

– Речь забыл, вообще забыл, – поделился новостями Берт. – Говорить заново учится. Лекарка сказала, что такое бывает, когда кровь дурная в голову ударяет. Как очнулся – долго смотрел по сторонам, словно соображал, где находится. А как жену свою увидел, так сознание и потерял.

– Небось от счастья, – хихикнула одна из кухарок, озорно блеснув глазами. – А ксен что говорит? Не вселился ли в нашего господина дух анчуты? – И она осенила себя щепотью Вадия. Солнце только-только начало подниматься из-за моря, а значит, темный мог еще и нашкодить. В тесто плюнуть али молоко закислить. Лучше и его умаслить. – Неужто ксен ничего не сказал?

– Кусь признала хозяина, – коротко сообщил Берт. Кухарки понятливо кивнули, тау чуяли человека, и, если он становился одержимым, всегда могли распознать. – Господин от еды вчера отказался. Вы бы сегодня приготовили его любимое. Странный он какой-то, как бы беды не было, – пробормотал Берт, и они с Райкой многозначительно переглянулись.

Виктория в это время тоже не спала. Она пыталась справиться с начинающейся депрессией, зная: стоит поддаться хандре и остановиться будет сложно. Лучший способ борьбы с угнетенным состоянием – это злость. Но разозлиться никак не получалось. А вот выть хотелось, и поводов для этого было предостаточно. Во-первых, она почувствовала всю прелесть утренней эрекции, что вызвало у нее когнитивный диссонанс. Сходить в туалет получилось с большим трудом и, что самое ужасное, – она совершенно не знала, что с этим делать! Да и делать ничего не хотелось! Ей было противно дотрагиваться до себя, новое тело вызывало отвращение. А ведь с ним придется жить долгие годы!

Конт Валлид заскрипел зубами и со злостью стукнул кулаками по кровати. Как можно с этим смириться?

Во-вторых, хотелось в туалет по-большому, но она представить себе не могла, как это происходит в новых условиях. Может быть, тоже на соломку?

На бледном лице лежащего на подушках мужчины появилась гримаса отвращения.

Лучше потерпеть, а там ведро потребовать. Ведра у них есть?

В-третьих, жутко чесалась грязная голова, а еще она обнаружила на себе блоху, и это усугубило и без того отвратительное настроение. Ну и в-четвертых, бок был горячим, рана пульсировала и болела. Все это и множество других «мелочей» – незнание языка, грязная постель, волосатое мужское тело, отсутствие элементарных удобств и жена в придачу – не располагало к веселью. Виктория попыталась иронизировать, но вся ее ирония сводилась к банальной матерщине. Чем она с наслаждением и занималась последние полчаса, мечась на подушках.

Курить хотелось невыносимо. А говорят, это привычка организма. Да ничего подобного! Этот организм никогда не знал никотина, но память услужливо подбрасывала воспоминания, отчего легкие словно наполнялись дымом. Черт! Она ведь бросила курить лет пять назад, когда увидела у младшего пачку сигарет. Тогда они и бросали, вместе. Как там ее мальчишки? Хорошо, что все уже взрослые, самостоятельные люди. Грустят, наверное. И она никогда не увидит, как растут ее внуки. Мужа жалко. За двадцать семь лет совместной жизни они научились понимать друг друга без слов и, хотя любовь уже перешла на совершенно другой уровень, ему будет труднее всех. На первых порах, конечно, поможет Леночка, она крестная их детей и близкий друг семьи. Было бы здорово, если бы они сошлись, тогда за мужа можно было бы не волноваться.

Мужчина на мгновение замер, из темно-серых глаз покатились слезинки, он поднял руку и резким движением смахнул их с лица…

Не время! Если об этом думать, она вообще расклеится. Не сейчас! Все у ее мальчиков хорошо! Они с мужем вырастили настоящих мужчин. Не пропадут!

Конт Валлид осторожно сел, опираясь спиной на большую подушку, прижатую к шершавой стене. Стало жарко, мужчина резким движением откинул меховое одеяло.

Лучше бы она этого не делала! Глаза тут же нашли неоспоримое доказательство принадлежности к другому полу!

Из горла конта вырвался свистящий звук, похожий на шипение испорченного радио. Рука непроизвольно дернулась в поисках тяжелого предмета, которым можно было бы запустить в стену. Хотелось орать, бить посуду и искать виновных. В голове крутилась единственная мрачная мысль. Плюнуть на все, отказаться от еды, дать ране воспалиться, получить заражение крови и умереть второй раз. А уж там… в загробном мире отыграться за то унижение, которому ее подвергли высшие силы! Это было заманчиво, но где гарантия, что в отместку ее не засунут в тело какого-нибудь хорька? Да и вернуться хотелось «со щитом», чтобы утереть нос всем этим бессмертным существам. Виктория протянула руку к лежащим на табурете листам плотной бумаги. Тут же стояли стаканчик с новыми перьями и плошка с чернилами. Она макнула перо в синюю жидкость и задумалась. Было немного страшновато: вдруг эта подаренная жизнь последняя? Вдруг больше она никогда не ощутит тяжести рук, боли в боку, холода и жара? Она вздохнула. Большие, корявые, дрожащие буквы русского алфавита легли на плотную бумагу. Виктория скептически глянула на написанное. Рука слушалась плохо, она не помнила, как выводить знакомые буквы. Даже этому приходилось учиться заново. «Лучше жить, чем просто сдохнуть. Дышать, совершать безумные поступки, не боясь умереть, потому что теперь я точно знаю, что смерть – это еще не конец. Но как же там скучно!»

Но… Когда Виктория вспоминала о контессе Литине – жене своего реципиента, у нее начинал дергаться глаз. Тут позавидуешь настоящему конту Алану. Умер мужик, и теперь ему совершенно не нужно заботиться о продолжении славного рода Валлидов.

Конт скривился и с ненавистью посмотрел на висящую напротив кровати вышивку. Картина была ни в чем не виновата, но больше претензии предъявить оказалось некому. Виктория еще вчера поняла, что это местные боги. Берт постоянно оглядывался на картину, когда обмахивался сложенными в щепоть пальцами. Круг справа налево, когда поминал Ирия, и слева направо, когда из его уст звучало имя Вадия.

Нет, ну как конта Алана угораздило жениться на этой девице? Бедняга. Мужчина покачал головой и тут же застонал, сжав кулаки. Женщина в нем зашлась в бессильной злобе. Бедняга? Гад он, а не бедняга! Гад! Как посмел подохнуть и оставить на нее эту тушу голубого кита? Ему теперь хорошо, а ей здесь отдувайся! Не мог найти себе молоденькую, хрупкую, опрятную и красивую девушку? А может, у контессы душа прекрасна? Ха-ха-ха!

Конт разразился хриплым истерическим хохотом. За дверью что-то грохнуло, кто-то испуганно вскрикнул, и это помогло взять себя в руки. Зажав рот ладонью, изредка икая и всхлипывая, Виктория постепенно успокоилась. Но все равно прошло не менее четверти часа, пока с трудом удалось прекратить истерику. Однако стоило прикрыть глаза, как перед внутренним взором вновь возникало круглое лицо контессы. Ну что за наваждение! По телу словно озноб прошел, и она натянула на себя мех. Мысль о том, что придется взять за руку эту чужую женщину, вызывала тошноту. Это неприемлемо! Даже будь контесса Литина мисс Вселенная, никогда Виктория Викторовна Вавилова не легла бы в одну постель с женщиной! Никогда! Да ни за какие блага! Лучше смерть!

Мужское тело резко повернулось на бок и замерло в неудобной позе. Боль в ранах и ребрах помогла справиться с отчаянием.

Она ощущала себя стопроцентной женщиной, несмотря на то что между ног у нее теперь болтались яйца!

К потолку полетел короткий хриплый вопль.

Забрали тело, отчего не забрали память? Сволочи! Все же нашли средство отомстить. И кто она теперь? Транссексуал? Этого только не хватало! Виктория зарычала, колотя ногами по постели. Будь она здорова, уже металась бы по комнате, снимая стресс набеганными метрами.

А если ей понравится мужчина? Как это будет выглядеть со стороны? Возможны ли в этом мире такие отношения? Черт, о чем только она думает! Даже если ей понравится мужчина… Перед глазами встали кадры берлинского гей-парада, и Викторию передернуло. Нет! Нет и еще раз – нет! Она схватила чернильницу и со всей силы запустила в стену. Удар оказался сильным, плошка разлетелась на множество осколков, оставив после себя мокрое синее пятно на серой стене и резкую боль в ребрах. Дверь тотчас распахнулась, и в комнату заглянула перепуганная рыжая девица. Виктория запрокинула голову и заорала в бессильной ярости. Девица пискнула и захлопнула дверь.

Безумный взгляд запавших глаз переместился на вышивку, и Виктории Викторовне показалось, что боги глумливо усмехаются, глядя на ее мытарства. Веселитесь? Смотрите сверху и делаете ставки? Думаете, загнали в угол? Так вот, дорогие, – фиг угадали! Она придумает, как выбраться из того дерьма, в которое ее засунули! Она докажет! Не на ту напали! Найдет общий язык с новым телом, подомнет его под себя, справится с гормонами, если, не приведи Господь, они попытаются диктовать свои условия. Виктория хрипло засмеялась, ощущая себя сумасшедшей. Она общалась с телом, словно оно не ее, воспринимала разум как нечто совершенно отдельное, не первый ли это признак шизофрении?

Прокричавшись, Виктория с удивлением заметила, что ей стало легче и она может мыслить разумно. Тело конта расслабленно опустилось на подушки. А собственно, чего она психует? В каждой гадости нужно искать хорошее. Разве не это всегда было ее жизненным кредо? Что страшного в нынешней ситуации? Всегда немного завидовала сослуживцам. И с карьерой им легче, и физически они более защищены, и домашние дела касаются их меньше, и футбол – святое. Короче, быть мужчиной не так уж и плохо. Особенно в это время. Насколько было бы хуже, попади она в тело служанки, бесправной и смазливой, которая не имеет права отказать господину. А вдруг случилась бы беременность? Она живо себе это представила. Ужас! Нет, все же хорошо, что она мужчина! А с женой придется что-нибудь придумать. Вот узнает больше о мире и придумает. Да и болеть можно долго, очень долго… и всегда можно свалить на болезнь свою мужскую несостоятельность. Немножко хитрости и лицедейства никому не повредит.

Виктория Викторовна оскалилась, глядя в окно на виднеющийся кусочек предрассветного неба. Значит, мужчина? Ну что же, она принимает вызов.

– Берт! – заорал конт Валлид.

Перепуганная служанка бежала так быстро, что не успела вовремя затормозить и с разбегу налетела на ксена, выходящего из своей комнаты.

– Простите, брат Взывающий! – дрожащим голосом произнесла девушка, низко кланяясь. – Там хозяин проснулся. Кричит на непонятном языке, требует Берта, – не дожидаясь ответа ксена, затараторила она со страхом в голосе. – Жуть как страшно.

– На незнакомом языке, говоришь? – заинтересовался ксен.

– Ирием клянусь! – Девушка прижала к груди руки. – Неужто конт после удара по голове совсем рассудка лишился?

– Много болтаешь. А может, твоим языком нечестивый Вадий вещает? – жестко произнес ксен, пристально вглядываясь в конопатое лицо. Страшненькая, да и грудь маленькая, но припугнуть стоит. Под его взглядом девушка словно уменьшилась в размерах. – Иди за Бертом и держи язык за зубами, если не хочешь, чтобы тебя отправили чистить нужники. – Он осенил служанку знаком Ирия и решительно направился в покои конта.

Через несколько минут его догнал запыхавшийся Берт, пытающийся пятерней расчесать лохматые волосы, в которых застряли золотистые соломинки.

– Благословите светлым Ирием, брат Взывающий. – Слуга склонил белокурую голову. – Меня кир Алан вызывает, – доверительно сообщил он после того как ксен возложил ему на макушку ладонь.

– Что-то я тебя давно на исповеди не видел, Берт. – Ксен решительно шагал по коридору. – Плохо, когда человек забывает о богах, так и до скверны недалеко.

– Так недосуг было. То похороны, то хозяин без памяти лежал, а я при нем день и ночь.

– Для Создателя время должно находиться всегда, – строго произнес Взывающий. – Взывать не забываешь? – Берт замотал головой. – Верность твоя хозяину будет вознаграждена. Как кир Алан? Память к нему вернулась? – словно между прочим поинтересовался мужчина, одергивая сутану.

– Все понимает, но сказать не может. Мычит и пальцем в вещи тычет. А как услышит название, так словно вспоминает. Лекарка говорит, что так бывает, когда по голове сильно бьют.

– Больше ничего странного? Слов незнакомых не произносит?

– Орет, кубками бросается, – пожал плечами Берт, не поднимая глаз от пола. – Все, как и раньше, просто ослаб очень. Но госпожа контесса выгнала лекарку, сказала, молитва Ирию – лучшее лекарство.

Берт не стал уточнять, что друида, уходя, обвинила контессу в том, что она желает мужу смерти. Ворожея была лучшей травницей и лекаркой в этой части фронтира, поэтому хозяйка сделала вид, что не слышит шепота женщины. Даже если это правда, кто посмеет ее осудить? Смерти виконта хотели многие, но мало кто осмеливался говорить об этом вслух.

– Пока кир Алан болеет, слово кирены закон, – рассеянно ответил ксен, думая о чем-то своем.

Берт бросил на него быстрый, внимательный взгляд и вновь опустил глаза. Отчего он не рассказал ксену правду, парень даже сам себе объяснить не смог бы.

– Берт, вода! – едва открылась дверь, скомандовал конт Валлид и осекся, увидев, как в комнату входит давешний священник.

Виктория бросила на мужчину в сутане внимательный взгляд и тут же прикрыла глаза, словно силы покинули израненное тело. Ей хватило одного мгновения, чтобы понять – перед нею стоит либо религиозный фанатик, либо человек, очень хотящий оным казаться. Старая, вытертая на локтях и по вороту сутана из грубой шерсти, подпоясанная обыкновенной зеленой веревкой, висела на ксене, словно на палке с перекладиной. Из-под нее выглядывали некогда черные, а теперь изрядно потертые кожаные мягкие тапочки, напоминающие чешки на веревочках. Судя по тому, что держался ксен немного скованно и излишне прямо, под сутаной была надета либо непривычная ему кольчуга, либо вериги. Высокий, худой, гладко выбрит, со впалыми щеками и светлыми, почти прозрачными голубыми глазами. Взгляд из-под капюшона – цепкий, внимательный, недоверчивый. Неужели что-то заподозрил? Опасный тип. Такого нужно держать либо рядом, либо как можно дальше. Интересно, что его привело в такую рань? Вчера раненый слишком быстро потерял сознание, чтобы ксен успел рассмотреть что-то во взгляде лжеконта. Проверяет?

Ксен тем временем подошел к кровати и, положив прохладную руку на лоб господина, начал петь речитативом. Ну прям рэпер. Виктория чуть приоткрыла один глаз. Берт стоял за спиной священника и пристально смотрел в лицо киру Алану. Увидев, что хозяин бросил на него взгляд, он приложил палец к губам. Конт понимающе скривился. Слуга предупреждал, чтобы Виктория не ляпнула ничего на неизвестном здесь языке. Лучше сделать вид, что от удара возникли проблемы с головой. Видела она в своей жизни людей с расстройством речи, поэтому имитировать это состояние труда не составит. А вот что делать с Бертом? О чем он догадался? И если понял слишком много, то кем станет – врагом или другом? Что их связывало с реципиентом, кроме кормилицы?

Ксен перестал молиться, осенил конта священным кругом, что-то буркнул кланяющемуся Берту и, бросив на больного еще один внимательный взгляд, быстро вышел из помещения. Сложно понять, что у него на уме. Но с этим святошей возникнут проблемы. В этом женщина была уверена. Ладно, о том, что с ним делать, она подумает позже, когда появится побольше информации. А сейчас – мыться и учиться, учиться, учиться. Чем быстрее она освоит местный язык, тем быстрее поймет, как ей себя вести дальше. И еще обязательно нужно посмотреть, что там за рана на боку. Уж очень болезненная и горячая, как бы действительно заражение не получить. Конт криво усмехнулся, представив свое появление в одном известном мире. Эта его ухмылка отчего-то перепугала слугу до испарины на лбу. Нужно бы в зеркало глянуть, может, реципиент страшен до такой степени, что любая его гримаса вызывает у окружающих непроизвольный ужас? Это будет весело. Чего скрывать, Виктория любила красивых людей и надеялась, что мужчина, которым она ныне стала, симпатичный. Ей казалось, что это поможет смириться с неизбежным злом.

– Берт. – Конт поманил слугу к себе сложенными пальцами. – Вода. Много. Мыть.

– Нельзя вам мыться, господин. Раны еще не зажили, – попробовал сопротивляться Берт, но конт ухватил его за воротник рубашки и подтянул к самому лицу. Откуда только силы взялись в исхудавшем теле. – Быстро! – прошипел он, и Берт не посмел перечить, услышав в голосе мужчины знакомые рычащие нотки.

Виктория, сидя среди подушек, с интересом следила за приготовлениями, подмечая мелочи. Например, отчего тканый пояс был лишь у Берта и почему ему тоже кланялись «беспоясные» слуги? Не так низко, как конту, но все же. Может, пояс – это знак отличия, показатель более высокого статуса?

Сначала двое парней притащили большое глубокое деревянное корыто, похожее на челн. Его поставили посреди комнаты. Затем четверо мужчин принесли по два ведра воды. Семь ведер вылили в корыто, а одно оставили рядом, накрыв сложенной в несколько раз тряпкой, как оказалось – полотенцем.

Конт протянул руку, и Берт тотчас подставил под нее плечо. Стоило встать, как мужчину повело в сторону, и он повис на парне всей своей массой, с удивлением замечая, что реципиент выше слуги, хотя тот был немаленького роста.

Черт! Ходить тоже придется учиться заново, привыкая к новому телу! Она про себя выматерилась.

Вода! Теплая вода! Какое это удовольствие! Подумаешь, раны и ссадины начало пощипывать. Ну и что, что коленки выпирают, зато можно облокотиться на высокий борт и расслабиться. Как мало нужно для счастья! По лицу конта разлилось блаженство, в уголках глаз блеснула влага.

В комнату тихонько зашли две испуганные молоденькие девушки, лет по пятнадцать, не старше. Обе в бесформенных серых платьях и белых косынках, завязанных сзади под длинными косами. Одна несла перед собой таз с водой, вторая тащила низкий табурет, на котором стояла глубокая миска с мыльной пеной и лежала мочалка из люфы!

Увидев мочалку, Виктория чуть не всхлипнула. Таким родным показался ей этот предмет. Как же мы не ценим то, что нам кажется обыденностью! Сейчас этот кусок люфы казался ей самой дорогой вещью на свете, которую она не променяла бы ни на какие сокровища этого мира.

Пока конт любовно гладил мочалку, кривя губы в совершенно безумной улыбке, девушки перестелили постель, вытряхнули одеяло и замерли за спиной господина.

Берт громко и отчетливо продолжал называть новые предметы и действия, а Виктория тщательно запоминала слова. Все же хорошо, что в свое время ей пришлось выучить чешский язык, иначе сейчас было бы намного тяжелее. А так она чувствовала себя собакой. Понимала почти все, но сказать не могла.

За окошком взошло солнце, его первые веселые лучи протянули свои щупальца в комнату, отразились неровными оранжевыми всполохами в воде. Девушки, стараясь не сталкиваться с контом взглядом, тщательно вымыли ему голову, ополоснули волосы настойкой трав, отмыли тело и, дождавшись кивка Берта, так же бесшумно исчезли из комнаты. Как заметила Виктория – с огромным облегчением. Она тоже почувствовала себя свободнее. Все же это неприятно, когда твоего тела касаются чужие руки. Пусть даже эти руки умелые и осторожные. Был один напряженный момент, когда одна из девчушек протянула дрожащую руку к паху, но Виктория так на нее гаркнула, что несчастная испуганно отпрыгнула в сторону. Не хватало еще, чтобы организм отозвался на прикосновения. Разум не воспринимал женщин как сексуальный объект, но кто знает, как на это отреагирует мужское тело? Экспериментировать не хотелось совершенно. Не привыкла она еще к этой мысли, да и вряд ли когда-нибудь привыкнет. А девчушек, видать, специально выбирали посимпатичнее, чтобы угодить хозяину. Неужели этот кобель мог позариться на таких молодых?

Но самым познавательным оказался процесс бритья. Берт умело орудовал остро заточенным ножом, но Виктория все равно постоянно вздрагивала, когда нож оказывался в опасной близости от шеи. Кошмар! Вот уж не думала, что это такое опасное и неприятное занятие. Может, бороду носить? Но она чешется! И в ней будет оставаться еда. Женщина тяжело вздохнула, проведя рукой по гладкому подбородку. Бриться придется научиться. А пока… Если Берт и удивился требованию конта побрить подмышки, то не подал виду. Виктория Викторовна подумала, что не мешало бы избавиться и от остальных волос на теле, но решила не шокировать слугу. Неизвестно, до какой степени распространяется порог его толерантности. Еще нажалуется ксену на ненормальное поведение хозяина. Мужчина, бреющий ноги, пожалуй, и у нее вызвал бы оторопь. Женщина про себя хихикнула.

Чистый, выбритый конт задумчиво рассматривал отражение в немного вогнутом зеркале, которое держал перед ним Берт. Смотрел, словно никогда до этого себя не видел. Кривил губы и сжимал кулаки.

В голове у Виктории крутились лишь два слова – маленький, юркий, безумно красивый северный зверек и падшая женщина. Что тут еще можно сказать? Будь она жеребцом, наверное, гордилась бы собой. А может, это зеркало все увеличивает? Она скосила глаза. Пришлось со вздохом констатировать – если и увеличивает, то незначительно.

Рану на боку придется вскрывать. Пять толстых кривых стежков соединяли неровные воспаленные края. Шов посинел, опух и вонял. Такое она уже видела. Рана загноилась и воспалилась. Удивительно, что еще нет жара. Черт! Черт! Черт! Без антибиотиков, без обезболивающего, без антисептиков… Интересно, лекари здесь есть?

Резать рану Берт отказался наотрез. Пришлось самой. Нож прокалила над свечой, долго приноравливалась, крутясь перед зеркалом и не обращая внимания на бледного слугу. А потом решительно подцепила первый шов. Боль оказалась вполне терпимой. Конт криво усмехнулся. Тому, к кому три раза наведывался в гости аист, гнойная рана может показаться прыщиком. Выдавить и забыть. Большее неудобство доставляли ребра, которые начали болеть при каждом неловком движении. Все же интересно, кто нанес конту Валлиду эти многочисленные раны?

Пока Виктория, кривясь от вони и боли, осторожно промывала рану смоченной в травяном чае тряпицей, в комнате появились еще два действующих лица. Пожилая женщина в черном платье, украшенном тканым поясом со сложным узором, несла пахнущий травами узелок и кувшин. Следом за нею в дверь, наклонив голову, вошел огромный бородатый мужик с мечом на поясе. Виктория несколько раз моргнула, почувствовав себя хилым длинноногим котенком. И это при ее росте под два метра! Она никогда еще не видела таких здоровяков. Наверное, так выглядели былинные богатыри. На вид мужчине было лет сорок – сорок пять. Под рубашкой перекатывались могучие мускулы, светлая грива курчавых волос лежала на плечах такого размаха, что на них при желании уместилось бы четверо детей, да еще и место осталось бы! Лоб пересекал кожаный хайратник. Жилистую мощную шею украшала красная тесьма с искусно вырезанным из дерева символом – четырехлучевой звездой. С ума сойти! Вот бы встретить такого в прошлой жизни, ни за что не прошла бы мимо.

Пока Виктория завороженно глазела на богатыря, женщина что-то сердито прошипела и решительно отобрала у нее тряпку. Запахло травой, на рану полилась прохладная вода. Конт облегченно вздохнул. В голове зашумело, в глазах потемнело, ноги подкосились. Пришел откат. Здоровяк едва успел подхватить на руки падающего мужчину.

Очнулась Виктория очень невовремя. Да что же это за напасть такая?! Неужели не могла подольше в обмороке поваляться! У, как же больно! Они что, соли туда насыпали?

Она заорала. Тотчас в рот сунули деревяшку, воняющую псиной. Это они ей Куськину игрушку в рот суют? Идиоты!

В рану словно воткнули раскаленный штырь и провернули его там. Женщина чистит и зашивает, поняла Виктория и сильнее сжала зубами деревяшку. Хотя бы догадалась дренаж поставить.

Лекарка ворчала на непонятном языке, перемежая свою речь короткими командами. Виктория поняла, что это местная травница, которую Берт называл уважительно – друида.

Виктория дернулась, но не смогла даже пошевелиться. Воин держал за плечи, Берт сидел на ногах. За что ей это? Они хоть иголку с ниткой продезинфицировали?

«Боже, я же знаю, что ты есть, сделай так, чтобы эти муки были не напрасны!»

Тени в углу за колонной сгустились, распались на множество островков мрака, и ей показалось, что из них соткался ангел. Он подошел, положил руку на лоб стонущему конту и улыбнулся. Разве ангелы выходят из тьмы?

Красивая галлюцинация с огненными глазами…

«…посмотрели братья на дело рук своих и присели под раскидистым деревом отдохнуть. Устали они и проголодались, но некому было подать им яства и питие. И тогда Ирий сотворил слугу для себя по своему подобию. И назвал он его мужчиной. И дал он ему лук и стрелы, и научил добывать пищу и огонь, строить дома и возделывать поля, чтобы мог он служить ему. Глядя на это, Вадий создал для себя рабыню – ликом прекрасную и для глаз приятную – и назвал ее женщиной. И научил он ее хитрости и коварству, и велел он ей соблазнить мужчину, чтобы забыл он о служении своему Создателю…» Приближенный Верикс, знаменитый своими трактатами о жизни сподвижников и святых, так говорит в своих проповедях: женщина была создана Вадием для ублажения мужчины и для продолжения рода человеческого. А тело ее служит оружием Вадия, чтобы мужи достойные отвлекались от служения Создателю. Поэтому служителям божиим он рекомендует усмирять плоть и не поддаваться на зовущие взгляды соблазнительниц. Но если слаб ты духом, то следует обзавестись женою законной, воспитать ее в почитании и жить с нею до дня своего последнего, прославляя Ирия Светлого. И подбирать женщину для себя надобно тщательно, дабы не пришлось затем всю жизнь проводить в ругани и склоках, из-за которых грехи жены тяжким грузом ложатся на спину мужа. А чтобы не сломался хребет от бабских грехов, надобно учить супругу свою уму-разуму…

Ничего нового. И в этом мире женщина – «сосуд греховный».

Хорошо поставленный голос Взывающего эхом отражался от стен комнаты и рассыпался вокруг лежащего на кровати мужчины. Контесса Литина, приоткрыв рот, внимала, забыв о вышивке, лежащей у нее на коленях. Вот она слегка повернула голову и бросила на мужа внимательный взгляд, словно оценивая его реакцию. Да нет, наверное, показалось. Откуда у этой туши может быть умный оценивающий взгляд?

Виктория про себя взвыла. Эта религиозная пытка длилась на протяжении всех дней, которые она была вынуждена провести в постели, изображая из себя смертельно больного. Каждое утро в комнату приходил ксен, читал над контом молитву светлому Ирию, при этом смотрел так, словно ожидал, что мужчина от его слов рассыплется прахом. Но кир Алан не доставил ему такого удовольствия. Он тщательно обмахивался сложенными щепотью пальцами и не собирался ни гореть синим пламенем, ни корчиться от святого слова, ни тем более умирать. Да что там говорить! Даже аллергии на молитвы не появилось. Виктории казалось, что сей факт жутко расстраивает ксена. Но здесь она ему ничем помочь не могла. Одержимость нужно еще доказать, а голословные обвинения в адрес одного из потомков древнего рода могли закончиться для ксена виселицей. Потом, конечно, прибыли бы представители Храма, но мертвецу уже ничего не помогло бы. Оба это знали и мило улыбались друг другу, в душе желая оппоненту долгой и мучительной смерти.

А вечером приходила «любимая» женушка с вышивкой или толстой книгой и начинала вслух читать жизнеописания богов. Часто к ней присоединялся ксен. И тогда теологические диспуты затягивались на часы. Ксен начинал размахивать руками, брызгать слюной, с фанатичным блеском в глазах нести всякую чушь. Контесса смотрела на него с восторгом, ловя каждое слово. А конт, который не понимал половины услышанного, наблюдал за этими двумя сквозь щелки полуприкрытых глаз и делал выводы.

То, что Литина влюблена в ксена, было видно невооруженным глазом. А вот он? Если и он к ней неровно дышит – это подарок небес! Уличить жену в неверности и потребовать развода. Но… это слишком легко. К сожалению, ксен если и был влюблен, то очень умело скрывал сей факт. Тогда что он здесь делает? Духовник госпожи… Ну-ну. Так мы вам и поверили, господин Взывающий. Берт рассказывал, что ксен появился в замке на следующий день после прибытия юной Литины. Он же проводил обряд бракосочетания. Да так и остался в замке, заменив местного ксена, которого срочно отозвали в столицу. Мужчина слыл аскетом и каждый вечер усмирял плоть часовыми молитвами, при этом отказывался от услуг рабынь, предпочитая, чтобы ему прислуживали мальчики. Надо приставить к нему своего человека. Хотелось бы знать, где он бывает, с кем общается, что делает.

Черт бы побрал эту жену! Сидит, выкатив глаза, на массивном широком деревянном стуле, который под нею кажется хрупким и изящным. В руках надкушенное яблоко, на коленях вышивка. Очередное покрывало для местного храма. А ведь молодая женщина. Виктория пыталась с ней поговорить. О делах замка, о хозяйстве, о мироустройстве, об интересах контессы. Ведь должно же ее интересовать что-либо кроме булочек, вышивки и молитв? Но Литина пугалась, заливалась румянцем и начинала нести такой бред, что приходилось вежливо просить ее заткнуться. Чтоб тебя дьявол прибрал! Вместо того чтобы проводить время с пользой, приходится притворяться умирающим бревном. Дело в том, что она уже вставала и ходила по комнате, но ее дико пугала перспектива оказаться в спальне контессы, и она продолжала разыгрывать из себя жутко больного.

Но все когда-нибудь заканчивается, и терпение конта Валлида тоже закончилось. Сегодня он приказал не пускать к нему вечером никого, кроме Берта и Рэя – так звали поразившего Викторию богатыря. Как оказалось, он был нянькой молодого виконта и находился при нем с его рождения. Фактически Алана вырастили Нанни – кормилица – и Рэй – капитан замковой стражи, преданный и верный воин, разделивший с хозяином все тяготы ссылки на фронтир. Рэй, пожалуй, был единственным человеком, который не боялся сумасбродного и жестокого Алана Валлида и, похоже, искренне его любил.

– А помните, господин, как я вас отговаривал от женитьбы? Вам только пятнадцать сравнялось, когда батюшка ваш покойный оженить вас решил.

– Почему не отговорил? – недовольно спрашивал конт.

– Вам же весчанок и рабынь мало было, дворянку подавай! Вы же думали, что у благородных все по-другому, – с хитринкой в молодых не по годам глазах посмеивался Рэй. – Вот ваш батюшка и сосватал госпожу Литину. Хотел, конечно, виконтессу Маричку, да Наместник не позволил, пришлось брать местную баронеску. Правда, она не из потомственных. Титул ее дед получил, когда одолжил прежнему королю золота в трудный год.

– Так она из купчих? – поинтересовался конт, внимательно слушая своего няньку.

– А то вы не помните, – щурился воин, баюкая в огромных ладонях толстую оранжевую морковку.

– Рэй, ты же знаешь, после удара по голове у меня провалы в памяти. Тут помню, тут не помню. Расскажи.

– А что рассказывать? Вам стукнуло пятнадцать, вы были у нас уже мужчина хоть куда, всех девок перещупали, а кирене Литине исполнилось четырнадцать. Вам она сразу не понравилась. Вы изволили еще ее портрет порезать.

– Подозреваю, на портрете красавица была изображена, – хмыкнул конт.

– Госпожа и сейчас красивая, – произнес Берт из угла, где затачивал перья для письма.

Виктория с удивлением на него посмотрела.

– Ты это серьезно?

– Конечно, господин. Ваша жена одна из самых красивых женщин. Жаль, что наследника она вам еще не принесла.

Конт Валлид похлопал глазами и промолчал. Может быть, здесь каноны красоты такие, как были на Земле во времена Ренессанса? Но в уме возник план. Пожалуй, можно будет отделаться от супружеских обязанностей.

– Сколько лет мы женаты? – уточнил он у Рэя.

– Почти десяток, господин конт.

– Ага. Отлично. Берт, пригласи ко мне ксена.

Когда Берт вышел из комнаты, конт поманил к себе капитана.

– Рэй, я хочу знать, где бывает ксен, с кем общается, с кем спит, что ест, кому пишет и что пишет. Ты меня понял?

– Неужто госпожу контессу в неверности заподозрили? – ахнул здоровяк.

– А что, есть повод? – прищурился конт.

– Бабы завсегда поймут, когда другая баба влюбится, – уклончиво ответил воин, не желая быть тем, кто несет раздор в семью.

Виктория про себя хмыкнула. Это точно. Она ведь поняла. Ах, как было бы замечательно, если бы это оказалось правдой! Но даже если этот вариант не пройдет, у нее в голове имелся еще один. Странно, но мысль устранить Литину физически ни разу не посетила голову нового конта Валлида. Контесса ничего плохого ему не сделала. Она просто вносила дискомфорт в существование, и без того весьма неопределенное. Если бы ксен не намекал при каждом удобном случае, что замку нужен наследник, Виктория вообще не беспокоилась бы на эту тему.

– Рэй, зачем мне жена?

– Как зачем? Чтоб наследника родила! Нельзя земли без наследника оставлять. Хоть и негожие они, и ссылка вечная, но ваши по праву.

Слух Виктории моментально вычленил нужное слово. Ссылка?

– Что за ссылка?

– Э-э-э…

– Рэй!

– Ну, коли вы теперь конт, то можно рассказать. Да только это разговор длинный и тайный. И Нанни надо звать. Она больше меня знает. – Рэй задумчиво поднес ко рту морковку и, откусив сразу половину, начал с хрустом ее жевать. – Да, господин мой, без Нанни никак.

В комнату вошел недовольный ксен. Сразу с порога он начал возмущенно говорить:

– Кир Алан, сейчас время исповеди, а вы меня отвлекаете. Вам известно, что…

– Молчать! – чуть слышно произнес конт, и ксен поперхнулся зародившимися в горле словами. – Ты, может быть, забыл, кто тебя кормит, ксен? На чьей земле стоит храм? Кто жертвует на его содержание? Или я уже не хозяин в своих землях?

Взывающий сердито засопел, но промолчал. Виктория тоже молчала, глядя на ксена пристальным тяжелым взглядом. Посмотрим, кто кого! Она знала, что если сейчас не укажет ксену его место, то потом очень сильно об этом пожалеет. В борьбе взглядов победил конт Валлид. Взывающий отвел глаза и спокойно спросил:

– Зачем вы хотели меня видеть, кир Алан?

Победа! Пусть маленькая, но победа. А о капле пота, стекшей по спине, никто и не догадается.

– Я хочу развестись с контессой Литиной Валлид, – спокойно сообщил черноволосый мужчина. – На основании того, что она не может родить мне детей. За десять лет нашего брака она ни разу не понесла, а мне нужен наследник.

Ксен этого не ожидал. Как не ожидали и Берт с Рэем. Все трое вылупились на хозяина. Но первым не выдержал Взывающий:

– Но это надо доказать. Может быть, причина не в кирене Литине, а в вас.

– У господина с этим делом все нормально, – улыбаясь во весь рот, сообщил Рэй, взмахнув огрызком морковки. – По вескам его ублюдков с десяток наберется.

Виктория при этих словах поежилась, однако в память отложила. Это тоже был вариант.

– Но для развода необходимо согласие Приближенного, – сделал еще одну попытку ксен.

– Вот ты ему и напиши. Сегодня же. Больше я тебя не задерживаю.

Ксен поклонился и с неестественно прямой спиной направился к двери. Как-то легко он согласился…

«А сейчас последний штрих. Я видела, голубчик, как в твоих глазах мелькнула ненависть. Может быть, и нападение ведмедя, о котором рассказал мне Берт, было делом твоих рук? Я пока не поняла, какие интересы ты преследуешь, но то, что ты здесь неспроста, – догадалась. Для этого не нужно быть семи пядей во лбу. И еще я слышала, ты предпочитаешь мальчишек-рабов. Плоть ты усмиряешь, рассказываешь о коварных соблазнительницах, сторонишься женщин? Ну-ну… Насмотрелась я на таких в своем мире. Ну а если ошибаюсь, то ты намека не поймешь».

– Взывающий, – окликнул конт ксена, когда тот открыл дверь. – А как в Храме относятся к мужеложству?

– К чему этот вопрос, кир Алан? Вам мало рабынь? – не оборачиваясь, съязвил мужчина.

– Да вот хочу оскопить одного насильника, да не хочу вызвать недовольство храмовников, – серьезно произнес конт, пропуская мимо ушей грубый намек.

– Официально осуждают, – буркнул ксен и вышел, громко хлопнув дверью.

А неофициально, значит, закрывают глаза. Мир другой, а нравы те же.

На следующий день Виктория вызвала к себе Берта. Рисковать она не собиралась. Ксен, как и обещал, написал официальный запрос на развод и отправил его в канцелярию главы Взывающих с проходящим мимо обозом, изложив в нем причину такого решения конта Валлида. Но, кроме этого письма, была еще записка в три слова: «Объект начинает беспокоиться». Пришла пора узнать, что это за ссылка и кому мешает опальный конт. А пока подстрахуемся.

– Берт, я хочу, чтобы ты ухаживал за моей женой.

Берт упал на колени.

– Пощадите.

– Тебе ведь нравится кирена Литина. – Виктория внимательно следила за парнем. Интересно, как далеко простирается его верность? – Я не хочу убивать контессу, но, если Приближенный откажет мне в разводе, у меня не останется выхода. Из этого замка у нее две дороги. В монастырь или на погребальный костер.

– Но это опорочит ее в глазах других аристократов, – тихо произнес Берт.

– А какое наказание предусмотрено простолюдину, позарившемуся на жену хозяина?

– Кнут или закапывание заживо, – прошептал Берт.

Да… О времена, о нравы! Убить Литину она не сможет. Пока не за что. Не убивать же женщину за то, что она глупа. Да и не факт, что это так. Может быть, она просто боится своего милого муженька-отморозка и от страха глупеет? Если Приближенный откажет в разводе – придется либо договариваться полюбовно, либо использовать одну из заготовок. Неплохо было бы остаться супругами для людей, но избежать исполнения супружеского долга. В этом тоже есть свои плюсы. Можно будет спокойно жить, не остерегаясь наплыва невест. Это хороший вариант и, пожалуй, даже лучший, чем развод. Только вот как к этому отнесется ксен? Ведь Литина на исповеди не будет врать. Необходимо выяснить, как далеко распространяется власть Храма в этом мире. Ладно, время покажет, каким путем пойдет конт Алан Валлид.

Виктория задумчиво смотрела на преклоненного слугу. Они попробуют провернуть эту аферу. А там, если контесса не устоит, то можно будет надавить… Кто, в конце концов, хозяин этих земель? И кстати.

– Берт, как умер мой отец?