За те несколько дней, которые Соколовский, как у Христа за пазухой, прожил у бабки, он смог досконально изучить нехитрую жизнь затерянного в деревенской глуши городка. Каждый день он дежурил по нескольку часов на одном из деревьев, наблюдая за жизнью постоянных обитателей, а вечером разгуливал между домов, заглядывая в окна. В конце концов он так осмелел, что однажды чуть не попался — один из охранников неожиданно вышел из домика, и сыщику пришлось сидеть, согнувшись в три погибели за машиной, стараясь унять сердцебиение. После этого он стал осторожнее.

Постоянно в пансионате жили шесть человек. Один из мужчин, тот, что постарше, был шофер. Он иногда выезжал на грузовичке за продуктами, а двое других не отлучались из городка ни на час. Как-то утром приехал джип со смуглым представительным мужчиной в дубленке. И сразу вся обслуга забегала, засуетилась, началась уборка: вытряхивали ковры, что-то носили, чистили дорожки. Мужчина в дубленке по-хозяйски обошел обитаемую часть городка, долго не выходил из большого дома, а уехал только к вечеру.

«Хозяин, — сразу определил наблюдатель. — Сегодня четверг, значит, готовятся принять гостей на уик-энд».

Этим вечером большой дом был ярко освещен, и Лене пришлось даже отменить ежевечернюю прогулку по городку из опасения попасться кому-то из персонала на глаза. А утром в пятницу к воротам подъехали два новеньких джипа. И сразу же ворота распахнулись, все высыпали на улицу встречать приехавших. Это прибыли девушки.

Их было восемь. Они выглядели, как лаконично определил тайный наблюдатель, «на все сто». Это были красивые женщины не старше тридцати лет, всех оттенков кожи, волос, различных комплекций. Леня разглядел в свой бинокль блондинок, хорошенькую мулатку, которая на фоне российского заснеженного пейзажа смотрелась совершенно экзотически, девушку с азиатскими чертами лица, двух брюнеток испанского типа и девушку с огненно-рыжей гривой. Все вместе они походили на цветущий посреди зимы сад. У них была одна общая черта — они были потрясающе красивы. Сопровождал их тот самый мужчина, который приезжал днем раньше, хозяин, и постоянно обитавший в городке шофер.

Девушки весело болтали с охранниками, доставая из машин свой немногочисленный багаж. Они были одеты в элегантные шубки из роскошных мехов. Леня, коченея на пронизывающем ветру, который бросал в лицо колючую снежную крупу, внимательно наблюдал, как они, взвизгивая и хохоча, играли с собаками, бегали из дома в баню, затопленную ранним утром специально для них, швыряли друг в друга снежками, сразу же рассыпавшимися на лету. Вечером весь дом был ярко освещен, горели окна комнат, расположенных даже под самой крышей. Все, очевидно, готовились к приему гостей.

Сыщик долго не решался совершить свой ежевечерний обход, опасаясь, что резко увеличившееся количество обитателей пансионата может навлечь на него беду. Только вечером, когда и хозяин, и женщины, и обслуга собрались в большом доме, он рискнул спуститься со своего наблюдательного пункта. У него была цель — выяснить, что находится в большом доме и где расположены комнаты для приема гостей.

Осторожно пробираясь по самым дальним тропинкам, Леня приблизился к окну большого дома. Это было огромное, от пола до потолка, окно, его створки открывались, как двери, и из них можно было выйти прямо в заснеженный сад. Темно-синие с золотом портьеры из тяжелого бархата ниспадали глубокими складками и перехватывались витыми шнурами. Леня боком, прижимаясь к стене, чтобы не попасть в пятно света, льющегося из окна, застыл и, затаив дыхание, рассматривал внутреннее убранство холла.

Там стояли уютные, тоже бархатные, диванчики, по бокам которых возвышались огромные вазы с живыми цветами. В глубине комнаты виднелось что-то вроде небольшого бара, полки которого были уставлены бутылками самых разнообразных форм и цветов. Тяжелая люстра низко свисала над круглым столом. Несколько изящных кресел окружали небольшой карточный столик. Черный рояль торжественно блестел в углу. Здесь же виднелся серый экран погашенного телевизора.

Наблюдатель перешел к другому окну. В нем он увидел самого хозяина, высокого чернявого мужчину с сизым подбородком и маленькими буравчиками глаз. Он стоял возле огромного бильярдного стола и показывал что-то одному из охранников, а тот ему почтительно внимал. Следующее окно, выходившее к лесу, было не освещено, но по нему распространялся рассеянный свет из полуприкрытой двери в коридор. Посередине комнаты, под свисающей на длинном шнуре люстрой, угадывался огромный стол для игры в американскую рулетку.

«Кажется, здесь есть все, — подумал Леня. — Но где же живут сами девушки?»

Он осторожно обошел оба крыла дома, радуясь, что метет пурга и следы его пребывания быстро заносятся снегом. На первом этаже располагались комнаты для отдыха и культурного развлечения гостей. Сыщик отошел от дома и взглянул на окна второго этажа. До них он никак не смог бы дотянуться. Поблизости не было ни дерева, ни пожарной лестницы, ни водосточной трубы — короче, ничего, что бы смогло помочь ему заглянуть в них. Деревья, росшие около дома, были или очень молоды, или аккуратно подстрижены.

Леня был в растерянности. Если не исследовать второй этаж, то нет смысла в его завтрашнем дежурстве, когда пансионат будет полон, как он рассчитывал, гостей и когда передвигаться по нему станет еще труднее.

«Разве что попробовать проникнуть в соседний дом».

Леня стал пробираться к соседнему дому. Чувствовалось, что в зимнее время здесь никто не бывает. Окна первого этажа были наглухо забраны узорными решетками, а подходы заметены снегом. Сыщик заметил небольшую витую лесенку, ведущую на балкон второго этажа. Он поднялся по ней, стараясь ступать по снегу осторожно, и дернул ручку балконной двери. Дверь не поддавалась. Леня попробовал, избегая излишнего шума, выбить ее плечом, но и из этого ничего не вышло. Оставался единственный выход: перепрыгнуть на крышу и проползти по ее скату до небольшого окошка мансарды.

Так Леня и сделал.

Он прыгнул и, ловко балансируя всем телом, удержался в скользких ботинках на скате, уцепившись одной рукой за ребристый край водостока. Потом, взрывая телом слежавшийся снег на крыше, подобрался к узкому окну и локтем вышиб стекло. Стекло, осыпаясь, еле слышно зазвенело. Леня весь обратился в слух, но только ветер завывал в верхушках вековых елей. Ему оставалось лишь проскользнуть внутрь. Тут пришлось горько пожалеть об оставленном в рюкзаке фонарике — как бы он пригодился сейчас, в кромешной тьме незнакомого дома.

Уже не таясь, твердо ступая, Леня пробирался ощупью по темной анфиладе комнат. Наткнувшись на балконную дверь, он предусмотрительно отодвинул ее внутреннюю задвижку. Второй этаж был еще не достроен, везде валялись доски, строительный мусор, какие-то носилки, ведра, лопаты.

Перебравшись через нагромождение этих вещей, сыщик подошел к окну, в котором виднелись ярко освещенные окна большого дома, и обрадованно выдохнул: все-таки не зря он сюда лез. В бинокль хорошо были видны три комнаты второго этажа, а остальные просматривались под некоторым углом.

На первый взгляд комната, находящаяся прямо напротив окна, казалась огромной, и, только внимательно разглядев ее, настраивая бинокль, наблюдатель понял, почему — она была вся в зеркалах. Громадные зеркальные панели украшали потолок, стены и, кажется, даже пол комнаты. На кровати сидели две полуодетые девушки, но из-за обилия зеркал казалось, что девушек много, — то и дело мелькали руки, ноги, головы, халатики. Девушки о чем-то болтали, не подозревая о том, что за ними подсматривают.

Налюбовавшись на них, Леня перевел бинокль на соседнюю комнату. Там никого не было видно. Комната была выполнена в китайском стиле: загнутые вверх, как у пагоды, углы балдахина над широкой, как футбольное поле, постелью, красное покрывало, расшитое золотыми драконами, шкафчики на витых ножках, бамбуковые циновки на полу.

Третья доступная для наблюдения комната была полузакрыта шторами, но все равно он разглядел, что ее стены имитировали кирпичную кладку, кровать была украшена фонарями под старину, а тяжелые металлические цепи спускались от потолка к углам кровати.

«Ничего себе! — изумился Леня. — Это отнюдь не рядовой бордель. Высший разряд! И где, в глухом лесу!»

Однако пора было возвращаться — не сидеть же здесь всю ночь. Он прикрыл валявшейся на полу фанеркой разбитое окно, в которое надуло уже порядочно снега, и, как цивилизованный человек, вышел через балконную дверь и осторожно спустился по лестнице.

Отойдя от дома на приличное расстояние, Леня бросил взгляд на крышу, на которой он только что проделывал акробатические упражнения. На пухлой ровной подушке снега виднелись смутные вмятины. Но метель усиливалась, и неровности быстро сглаживались, так что к утру будет незаметно, что кто-то там побывал.

Когда он вернулся, обметенный снегом, похожий на Деда Мороза, еле шевеля замерзшими губами, бабка Чичипалиха недовольно проворчала:

— И где это тебя черти носят. Прямо будто ты так и родился с лыжами на ногах. Нет чтобы сидеть дома, в тепле. Я кому так дом натапливаю? Так нет, он по лесам шастает. Может, ты охотник? Тогда почему без ружья ходишь? — недоумевала бабка.

— Охотник, — охрипшим голосом подтвердил Леня. — Капканы ставлю.

— И-и, да где ж это твои калканы, чтой-то я их не видела.

— В лесу стоят, хожу, каждый день их проверяю.

— Ты бы хоть белку принес, я б тебе супчик сварила.

— Да они на медведя, бабка. А медведи в берлоге сидят.

— А чего тогда на них ставить? Дома сиди, в тепле, — резонно заметила Чичипалиха и пошла разогревать сладковатую подмороженную картошку.

В ночь перед субботой сыщик спал как убитый.

Утром, сквозь сладкую дрему, Леня слышал, как бабка жаловалась соседке:

— Цельный день по лесам шастает, дома его не вижу.

— Спортсмен, их дело молодое, — мудро отвечала соседка.

Свой пост на дереве сыщик занял к обеду. На его счастье, сегодня снова мело, как и сутки перед этим. На площадке перед домиком охраны, кроме грузовика и джипа, уже стояли две незнакомые иномарки. После обеда машины прибывали одна за одной. Леня внимательно наблюдал процесс заезда гостей. Шикарные тачки подъезжали к воротам, несколько раз сигналили, ворота автоматически открывались и пропускали гостей. Ни из машин, ни из сторожки около ворот никто не выходил.

«Как же они узнают, что это свои? — мучился в догадках Леня. — Может быть, не свои здесь просто не бывают?»

В пансионате чувствовалось значительное оживление. Двое мужчин, несмотря на метущую поземку, медленно прогуливались по дорожкам сада, о чем-то чинно беседуя. Баня была уже натоплена, в нее то и дело забегала пожилая женщина со стопочкой простыней на вытянутых руках — наверное, она была здесь кем-то вроде кастелянши. Самое веселье началось к вечеру, когда подъехало еще несколько автомобилей с припозднившимися гостями.

Большинство гостей в машинах были не одни — их сопровождали один или два телохранителя. Когда автомобиль ставился на площадке под навес и гостей встречал пожатием рук и лобызанием любезный хозяин в накинутой на плечи дубленке, телохранители, молодые ребята с квадратными челюстями и стрижкой ежиком, в почти одинаковых серых костюмах, проходили в одноэтажный флигель, где по вечерам собирались местные обитатели пансионата. Гости же, ведомые ласково журчащим и сладко улыбающимся хозяином, препровождались в большой дом.

Когда совсем стемнело и из ярко освещенных окон дома-дворца стала доноситься легкая музыка, начались банные увеселения. Леня, сидя на заснеженной ветке и ежась от ветра, пронизывающего до костей, наблюдал, как периодически распахивалась дверь бани, выпуская клубы белого пара, и гогочущие мужчины, разбрызгивая черную воду, бросались в темную яму бассейна. Снимать пока было нечего, да и с такого расстояния невозможно было различить лица, а только очертания молочно-белых тел и темную фигуру хозяина около лесенки, ведущей из воды, с готовностью накрывающего гостей простынями.

Когда банная оргия была в разгаре, послышался отдаленный гудок машины. Ворота долго не открывались, гудок повторялся снова и снова, пока из домика не выскочил один из местных охранников и не заспешил в сторожку. Ворота разъехались, длинная иномарка, как застоявшаяся лошадь, рванула по дороге мимо забора и остановилась только под навесом. Из нее вышел немолодой мужчина и, махнув шоферу рукой, направился в дом. На этот раз хозяин не встретил гостя, поскольку был занят в бане. Охранник или шофер по заведенному, очевидно, хорошо известному ему порядку направился во флигель.

Вечер продолжался по привычному сценарию. После бани гости отдыхали, а потом собрались на ужин в холле большого дома. Оттуда лился мягкий свет, мелькали огни. Бильярдная и игорная комнаты тоже были ярко освещены, в окнах двигались темные фигуры. Тени, напоминающие по очертаниям женские контуры в вечерних платьях, скользили между массивными прямоугольниками мужчин. Окна второго этажа были пока темны.

«Пора пробираться на место», — решил наблюдатель, но еще несколько минут не решался спуститься на землю, следя за домиком охраны.

Но его опасения были напрасны. По территории пансионата никто не ходил. Сообщение между служебным флигелем и большим домом осуществлялось по стеклянным переходам. Видно было, как туда и обратно сновала прислуга с подносами, уставленными посудой и едой.

Леня наконец решился и, спрыгнув, стал разминать застывшие ноги. Сегодня, несмотря на потерю бдительности, наглеть тоже не стоило — его фигура в лыжном костюме, в ватнике, с камерой, болтающейся на плече, с фотоаппаратом и биноклем на шее могла у кого угодно вызвать подозрения.

Через несколько минут сыщик уже карабкался вверх по лестнице пустого дома, радуясь в душе, что путь проложен заранее. По дороге на свой наблюдательный пост он все-таки не удержался, чтобы не прокрасться и не заглянуть в притягивающие его точно магнитом окна, за которыми пила, веселилась, играла в рулетку элитарная компания.

В зале танцевали, смеялись и пили коктейли несколько пар в вечерних туалетах. Девушки были одеты несколько свободнее, чем предусматривается этикетом вечернего приема. Может быть, вырезы платьев были чуть глубже, чем дозволяют приличия, может быть, их спины были слишком открыты — до самой ложбинки между ягодиц, но любой человек, мельком взглянувший на веселую компанию, сразу понял бы, какого сорта женщины в ней находятся.

Конечно, это были прекрасные женщины, но от их губ, накрашенных чуть ярче, чем это принято, от их лиц веяло духом утонченной развращенности. Они чуть фривольнее, чем допускается приличиями, кокетничали, закидывая обнаженные до плеч гибкие руки на толстые шеи финансовых воротил. А может, все это только казалось сыщику, наблюдавшему завистливым взглядом за чуждой ему компанией, в которой он никогда не станет своим.

В соседнем окне несколько пар играли в рулетку. Крупье был сам хозяин. Мужчины спокойно следили за скользящим по полю белым шариком и делали небольшие, судя по количеству жетонов, ставки. Женщины радостно взвизгивали, когда им выпадал выигрыш, и восторженно хлопали в ладоши. Тут же вертелись оба охранника, переодетые не то в официантов, не то в барменов. Они, скользя как безмолвные тени, уносили бокалы и наполняли для гостей новые.

Забыв осторожность, Леня смотрел расширенными глазами на чудесную, незнакомую ему жизнь, полную утонченных наслаждений, красивых женщин, жизнь, в которой, казалось, не существовало преград для того, чтобы получать изысканные удовольствия. Весь мир как будто специально был создан для того, чтобы несколько мужчин получали от жизни все мыслимые и немыслимые радости, которые только мог придумать изощренный ум опытного развратника. И, по всей вероятности, Соколовский даже завидовал им из черноты холодной вьюжной ночи.