Целый день ушел на то, чтобы снять деньги с кредитных карт и подбить бабки. Наличности оказалось чуть меньше восьмидесяти миллионов. Это была солидная кучка денег, но по сравнению с тем, что требовалось ему, чтобы рассчитаться с бандитами, этого было чудовищно мало.

Они требовали тридцать тысяч долларов — это около ста пятидесяти миллионов, на руках же у него было чуть больше половины. Для Лени это было много, а для Корейца — пшик, судя по тому, какой огромный район находится под его влиянием. Ему были важны не деньги, нет. Ему важно поставить человека на колени, обломать его, довести до предела, за которым он становится нечеловеком. Этого он хотел и от шантажиста, перешедшего ему дорогу.

Соколовский понимал, что до тех пор, пока он не сдался, пока он не пошел на поводу у Корейца, ему за свою жизнь беспокоиться нечего. Его могут избить до полусмерти, пытать, но не убьют, потому что с трупа ничего не получишь. Это немного развязывало руки для действий. Во всяком случае, теперь ему не приходилось трястись хотя бы за собственную жизнь. Следовательно, только одна жизнь была в смертельной опасности — жизнь Леры.

Для начала можно поторговаться с Корейцем. Например, мол, я вам отдам деньги, если девушка будет на свободе. Может, предложить бандитам поменяться — Леру отпустить, а вместо нее он сядет под залог. Нет, «орешки» на это не пойдут. Нужен он им, как щучке зонтик. Ради его жизни никто и пальцем не пошевелит — это были горькие, но вполне справедливые мысли.

Нет, он может что-то сделать, пока находится на свободе, пока у него развязаны руки. Ему дали три дня, и один из них уже кончился. Тянуть дальше некуда. Он знает, что произойдет, когда время истечет: он позвонит с просьбой об отсрочке, и ему дадут насладиться криками Леры, насилуемой целой оравой бандитов. Так уже было однажды, он наблюдал все это собственными глазами. Нет, надо сейчас же расставить точки над «и», немедленно, не растягивая на три дня.

Сосредоточившись, Леня набрал номер телефона Быка. Опять послышался знакомый голос следователя. «Что он у них, постоянно сидит, что ли?» — с раздражением подумал Леня, а вслух максимально беззаботно сказал:

— Я тут порылся в своих закромах и обнаружил, что они наполовину пусты.

— И что это значит? — ледяным голосом спросил следователь.

— Это значит, что я собрал только половину денег.

— Это твои проблемы, парень. И здесь никого твои проблемы не волнуют. Девушка оценена — Кореец назвал сумму и ее не изменит. Не занимай телефонную линию понапрасну.

— Но у меня нет таких денег. Кроме того, я вам отдал все материалы, которые я собирал последние несколько месяцев. Давайте будем считать, что вы их купили за часть причитающейся с меня суммы. А?

— Ну, наглый тип? — восхитился Барчук. — Нет, он еще пытается диктовать свои условия! Мальчик, ты представляешь, с кем ты связался? Нет, кажется, ты не представляешь. А жаль. Ты еще жив только потому, что Корейцу понравилась твоя художественная работа. Иначе ты давно перестал бы дышать. Так что торопись, пока он не передумал. У тебя еще два дня.

Барчук бросил трубку. Итак, оставалось искать деньги. Где, у кого? Занять у друзей? У него не было даже друзей, у которых можно было бы занять и сумму в десять раз меньшую. Соколовский чувствовал себя в самой глубине бездонной ямы, из которой вовеки не выбраться. И самое ужасное в этой истории было то, что он нечаянно, не желая того, втравил в нее самого дорогого для себя и совершенно невинного человека. А скорее всего похищение Леры бандитами стало чудовищным стечением неблагоприятных обстоятельств.

Что он может им предложить? Свою квартиру? За три дня ее не продашь. Сначала надо найти покупателя, оформить все, потом получить деньги. Это хлопот на три месяца. Может, сами «орешки» ее у него и купят?

В таких размышлениях и бесплодных попытках занять денег и прошел весь следующий день. Все было абсолютно бесполезно. Ни под залог квартиры, ни по дружбе никто денег давать не хотел. Самое большее — предлагали тысяч пятьсот до получки — это была капля в море. В банке на просьбу оформить кредит сказали: чтобы выдать ему кредит под залог недвижимости, то есть квартиры, надо сначала выписаться из нее. Это заняло бы не меньше недели. Везде были расставлены бюрократические рогатки, загонявшие шантажиста в угол.

Вечером Леня опять набрал номер.

— Предлагаю на оставшуюся сумму купить у меня квартиру, — предложил он. — Она стоит гораздо больше того, что я вам должен.

— Твоя квартира грязная, потому что мы в ней уже побывали, она никому не нужна, — ответил опять Барчук. Очевидно, его держали на телефоне специально для разговоров с клиентом. — Завтра последний день. Поторопись, парень. У наших ребят уже слюнки текут на твою подружку.

Разговор прервался.

Но и в последний, третий день денег достать не удалось. Предчувствуя самое ужасное, Леня дрожащей рукой набирал номер — он был теперь весь их с потрохами, он был готов сдаться. Оставался только последний, ма-аленький шансик, совершенно призрачный и почти невозможный.

— Я не нашел денег, — убитым голосом сказал Леня. У него уже не было сил притворяться веселым и беззаботным. Эти три дня высосали из него все жизненные соки. Надежда на благоприятный исход стремительно улетучивалась.

— Очень жаль, — протянул Барчук. — Кореец огорчится. Он думал, что ты действительно из себя что-то представляешь…

— Но у меня есть деловое предложение, — поспешно сказал Леня. Он боялся, что следователь бросит трубку и все будет кончено.

— А. опять бред насчет квартиры и записей…

— Нет, кое-что посерьезнее. У меня есть картотека на многих богатых людей. С этого можно поиметь неплохой доход, я именно так начинал зарабатывать деньги. Ну, всякие некрасивые делишки богатеев. Может, Корейца это все же заинтересует?

Барчук задумался. Соколовскому казалось, что на другом конце провода слышно, как колотится его сердце. Наконец томительное молчание прервалось:

— Вот что, позвони завтра, я попробую переговорить с Корейцем. Утром, в десять часов. И не вздумай кочевряжиться…

Ночь прошла в слабой надежде на благополучный исход, хотя Леня прекрасно понимал, что шансов на это мало. Если даже Кореец и согласится скостить ему часть денег, то где гарантия, что он выпустит Леру живой и невредимой? Оставалось только надеяться…

Утром бледный и решительный Соколовский, настроенный на самое худшее, стоял в холле гостиницы, ожидая, когда ленивая минутная стрелка подтянется к цифре десять. Внутри его все дрожало от дурных предчувствий. Он боялся, что сейчас наберет семь цифр и ему скажут: мол, опоздал ты, парень, ищи свою девочку в морге. Как там она сейчас?.. Хоть бы была жива… Господи, только бы была жива…

Наконец часы звякнули десять.

— А, это ты… — сразу же поднял трубку Барчук. — В общем, так. Кореец сам хочет с тобой поговорить. Бери с собой все деньги, свою картотеку, и через час тебя подберет машина у…

— Но моя картотека на даче, надо сначала съездить и забрать ее. Я успею только к вечеру.

— Да, не слишком хорошо ты подготовился… Ну ладно, короче, в пять часов будешь идти по левой стороне Волоколамского шоссе в районе летного поля. Тебя подберет машина. И без глупостей!..

— Хорошо, — согласился Леня и помчался на электричку, чтобы забрать свой архив. Он справедливо опасался, что за ним могут следить, и решил, чтобы не навести бандитов на квартиру своих родителей, забрать второй экземпляр картотеки.

Сердце у него выпрыгивало из грудной клетки — пришло время сунуть свою голову в пасть льву. Но в том-то и дело, что Леня был не дрессировщик, а лев был дикий и неприрученный. Что готовит ему встреча с Корейцем? В худшем случае их обоих, его и Леру, убьют, а деньги и архив заберут. А в лучшем случае? Удовлетворятся тем, что у него есть, и отпустят подобру-поздорову? Очень уж невероятным казалось так легко выпутаться из подобной передряги. Все равно он должен попытаться хоть что-нибудь сделать. И надо приготовиться к самому худшему: если ее не пожалеют, как он сможет потом жить?

«Бедная Лера, — думал Леня. — И на черта она со мной связалась! И зачем я ее пригласил к себе, когда дело было еще не завершено! Так бы сейчас я один отвечал за все и, конечно же, выпутался бы. Но кто же мог предположить…»

Так, каясь, бесплодно сожалея обо всем случившемся и думая о том, что может их обоих ждать в ближайшем будущем, Леня трясся в холодной пригородной электричке за своей картотекой.

Около пяти часов, держа под мышкой свой архив, сложенный в обыкновенный полиэтиленовый мешок, Соколовский брел по Волоколамскому шоссе, вздрагивая от каждого проезжавшего мимо автомобиля. Его успокаивало только то, что карман брюк ощутимо оттягивал пистолет, и это придавало шантажисту хоть немного уверенности.

«Если что — буду отстреливаться, — решил он. — Просто так не дамся».

Немного отвлекшись, глядя на учебные самолеты и вертолеты, стоявшие на поле, он очнулся лишь тогда, когда завизжали тормоза и черный «Опель» как вкопанный остановился у бордюра. Соколовский не успел ничего сообразить, его втолкнули в салон, и двери захлопнулись.

— Ну, что, есть? — раздался негромкий голос с переднего сиденья.

— Есть, — ответил ездящий рядом с Леней незнакомый парень.

В руке его очутился пистолет. Парень перебросил его сидящему впереди человеку.

«Такой же, как у меня», — подумал Леня и сразу же ощутил, что в кармане нет привычной тяжести — оказывается, это был его «ПМ». Теперь он был совершенно беззащитен перед бандитами.

— Ну, Соколовский, принес свои документы? — спросил тот, что на переднем сиденье, — Леня узнал в нем Барчука и счел нужным только кивнуть головой в ответ.

— Не дури, веди себя тихо, — предупредил Барчук. — Мы шумных не любим. К тому же ты сам пожелал встретиться.

Поездка продолжалась в молчании. Леня почувствовал, как в ребра тычется что-то твердое и холодное, и осознал, что теперь он находится под прицелом.

Мимо проносились улицы спальных районов московских окраин, совершенно одинаковые, неразличимые на вид, замелькали пригородные дачки, черная громада елового леса надвинулась на шоссе своей мрачной тенью. Машина свернула на лесную укатанную дорогу и вскоре остановилась перед забором, за которым виднелась островерхая крыша загородного дома. Ворота открылись, и автомобиль въехал в просторный двор.

«А ведь даже глаза мне не завязали, — с ужасом подумал Леня. — Наверное, уверены, что живым я отсюда не выйду».

Холодный ствол ткнулся ему в бок.

— Вылезай, — приказал парень, сидящий рядом. У него была бычья, налитая кровью шея, сломанный нос боксера и маленькие грозные глазки бультерьера.

Все, кроме шофера, прошли по расчищенным дорожкам в спрятавшийся среди деревьев дом. Леню провели в полутемный зал, освещенный только блуждающим огнем камина. Перед камином в кресле, спиной к вошедшим, сидел какой-то человек и задумчиво смотрел на огонь, держа в руках железную кочергу для помешивания углей.

— Проходи, Соколовский, — не оборачиваясь, обронил человек в кресле. По тому, как благоговейно замерли его провожатые, стало ясно, что это сам Кореец. — Что там у тебя, давай…

Он, не оборачиваясь, протянул небольшую сухую руку. Барчук забрал у оторопевшего Лени пакет и передал его главе ореховской банды. Тот высыпал все содержимое пакета на пол. Пачки денег беспорядочно смешались с фотографиями и кассетами.

— И это все? — разочарованно протянул он. — Впрочем, посмотрим…

Он небрежно перебирал снимки, ворошил диктофонные записи и видеокассеты и наконец презрительно бросил, повернувшись всем телом:

— Не густо.

Леня увидел перед собой обыкновенного человека вполне европейского вида, разве что в углах чуть прищуренных от огня глаз таилось что-то азиатское, коварное. Густая челка падала на высокий лоб, едва прикрывая безобразный темный шрам, белки глаз тревожно блестели, отражая огонь. Соколовский ожидал увидеть громилу, мордоворота, самого крутого из всех виденных им до этого ореховских бандитов, а это был человек, которому, наверное, даже муху было трудно убить, таким тщедушным он казался.

— И это все, что ты можешь мне предложить? — разочарованно, но спокойно произнес Кореец.

— Это все, что у меня есть, — оправдывался Леня. — Все, что я насобирал за полтора года, пока этим занимался.

Ему действительно теперь казалось, что такому могущественному человеку, крестному отцу ореховской мафии, смешно предлагать столь мизерные по своему значению документы. Это для шантажиста они казались важными и значительными, потому что они были частью его жизни, а для Корейца это был всего только ворох малоинтересных снимков незнакомых людей.

— Ну что же… Если с тебя нечего взять, кроме этого… — Голос Корейца замер в выразительной паузе.

Застыв в ожидании его слов, Леня напрягся всем телом. Сейчас сюда ворвется куча головорезов с пистолетами и ножами и будет его кончать. Нет, здесь вряд ли, зачем пачкать ковер. Его вывезут в лес и закопают в снег. И только весной дачники, идущие на свои участки, заметят обглоданный собаками труп. Это конец.

—…Тогда придется тебе оставшуюся сумму отработать, — закончил тот же спокойный голос.

— Как это? — удивился Леня.

— Так, как ты умеешь это делать. — Кореец опять повернулся к камину, и сноп потревоженных искр взлетел вверх.

— Но я ничего не умею, я фотограф…

— С тебя и не потребуется большего. Для того чтобы убивать или забирать деньги, у меня есть люди поопытнее. А ты должен будешь делать то, что уже умеешь. Снимать, выслеживать и так далее… Но на сей раз не того, кого тебе захочется, а того, кого я тебе укажу.

Кореец опять сделал паузу. Леня почтительно молчал. Неужели это выход из конца бесконечного туннеля, в котором он затерялся?

В комнату, медленно ставя тяжелые лапы, вошла огромная собака и, зевнув, улеглась у ног Корейца. Хозяин потрепал ее по густой шерсти и задумчиво сказал:

— У нас тоже есть враги, с которыми нам трудно договориться. А те, кто с нами не хочет договариваться, должны исчезнуть. Речь идет, если ты еще не понял, о казанской бригаде. «Казанцы» в последнее время очень осмелели. Мне это надоело. Я теряю отборных ребят, сводя с ними счеты. Зачем мне терять своих ребят? А? — обратился он к Лене.

Тот тупо молчал и не мог никак сообразить, к чему он гнет.

— Так вот, — продолжал Кореец, вороша шерсть блаженно щурившегося на огонь пса. — Мы хотим бороться с «казанцами» чужими руками. Например, руками ментов. Для этого нам нужны материалы на них наподобие тех, что ты нам любезно предоставил. Документальные свидетельства их преступной деятельности. Мы сделаем так, чтобы милицию они очень заинтересовали. Понял?

— А как я их достану? — растерянно спросил Соколовский.

— Сам придумай. Мы тебе только подскажем, где ты можешь собирать компромат, где у казанских бывают сходки, где живут их клиенты и так далее. Это тебе расскажут и, может быть, покажут мои люди, а остальное на твоей совести. Крутись сам как умеешь…

— А чем я буду работать? — возмутился Леня, обиженно звеня голосом. — Ваши архаровцы разбили всю мою аппаратуру. У меня теперь нет даже элементарного фотоаппарата. Все — объектив, видеокамера, подслушивающее устройство, — все разбито. И нет денег, чтобы это купить, вы же все у меня выгребли подчистую! Я теперь гол как сокол!

— Ай-яй-яй! — покачал головой Кореец. — Какие мои ребятки нехорошие! Ты, оказывается, невинный агнец, хотел нас в ментовку сдать, а мы такие-сякие… Вот что, Соколовский, это твои проблемы, в конце концов. Я тут ни при чем. Хочешь жить — расплатись по счетам. А не хочешь…

— Понятно… — протянул Леня. Что ему еще оставалось делать, как не согласиться с условиями бандитов.

— Молодец! Иди, ребята все покажут… — Кореец снова уставился на огонь. От пламени его глаза светились темным золотом.

— А как же… — вспомнил Леня.

— Что еще? — Кореец нахмурился.

— Тогда отпустите девушку, она ни в чем не виновата, она случайно попалась, я все равно уже у вас в руках и никуда не денусь.

— Это не важно. Девушка пока побудет у нас. Нам это, конечно, невыгодно, но надо быть уверенным, что ты не сбежишь.

— А как я могу работать, если не знаю, жива ли она?

Кореец отмахнулся от него, как от надоедливой мухи.

— Это детали. Обговори с ребятами…

Соколовский понял, что разговор закончен, попятился к двери и сразу почувствовал на своем предплечье чьи-то цепкие пальцы.

— Сюда, — пригласил его негромкий голос.

Его ввели в прокуренное помещение, в котором за столиком, уставленным стаканами и бутылками, сидели знакомые и незнакомые «орешки». Леня сразу узнал среди них Быка, Хамаза и еще нескольких боевиков, частенько заглядывавших в квартиру на Адельмановской. Они потягивали спиртное и курили. Штыря среди них не было, очевидно, от него уже давно избавились.

— Так вот он какой, шпион, — захохотал Бык. — А я-то думал…

— Дайте мне его, и он запоет, как пташка весной, — попросил Хамаз и сжал кулак перед носом Лени.

— Но-но, потише, руки не распускайте. Он Корейцу еще нужен, — предупредил парень со сломанным носом.

Вошел Барчук. Очевидно, он задержался, чтобы и получить у Корейца инструкции, на его лице еще играла угодливая улыбка.

— Поехали, ребята, отвезем парнишку, покажем, где «казанцы» тусуются.

— Неужели отпускает?! — изумился Хамаз. — Вай-вай, сбежит же, сволочь.

— Не сбежит, мы за ним присматривать будем, — пообещал Барчук.

Вся бандитская кодла загомонила, обмениваясь впечатлениями. Очевидно, нечасто у них бывало, чтобы человека, изобличенного в столь тяжких преступлениях против их группировки, отпускали на волю. Это их пугало и вместе с тем внушало к этому человеку невольное уважение.

— Я никуда не поеду, пока не убежусь, то есть не убедюсь, что она жива, — внезапно заартачился Леня.

Он понимал, что если бандиты хотя бы немного в нем нуждаются (а судя по всему, они действительно нуждались в его услугах), то он может выторговать у них хотя бы мелкие уступки для себя и для Леры.

— Поедешь, — угрожающе надвинулся на него парень со сломанным носом.

— Спокойно, Миля, — остановил его Барчук. — А что сам Кореец сказал?

— Сказал, что… — Миля замялся, вспоминая. — Что это детали.

Все замолчали, недоумевая, в какую сторону толковать слова шефа. Если как отрицание, то этого фотографа придется долго обламывать, портить ему здоровье, а если в положительную сторону, то можно потом схлопотать от Корейца за инициативу.

— Ладно, — Барчук принял решение. — Поговоришь с ней по телефону.

— Нет, я хочу ее увидеть, — качал права Леня.

— Не борзей, парень. Неужели ты действительно думаешь, что она здесь сидит? Или мы повезем тебя, чтобы ты с ней миловался? По телефону поговоришь — это и так для тебя слишком много.

Он набрал номер и сказал в трубку.

— Эй, Ирик, как там твоя цыпочка? А? Позови-ка ее. С ней хахаль ее поговорить желает.

Трясясь от нетерпения, Леня схватил трубку. Вдруг они подсунут ему другую женщину, чтобы усыпить бдительность?

— Алло, — послышался в трубке далекий слабый голос.

— Привет, — сказал Леня и затих, ожидая ответа.

— Алло, Леня, это ты? Алло?

— Это я, все нормально, ты как? — Леня успокоился и уже был уверен в том, что это действительно Лера.

— Я тоже нормально. Что от тебя хотят? Алло!..

Барчук спокойно забрал радиотелефон из рук Лени и нажал отбой.

— Ну что, поговорил, убедился? Поехали?

Лене оставалось только согласно кивнуть головой. Через пять минут автомобиль уже мчался по загородному шоссе, за ним вздымалась сухая снежная поземка.