Просматривая утреннюю газету, внизу пачкающего краской листа я наткнулся на заметку с названием «О моральном облике новых хозяев жизни». Любопытно… Сначала шла трепотня — что–то вроде того, что богатые тоже плачут, что статистика разводов среди обеспеченных слоев необыкновенно высока, что каждая девушка мечтает выйти замуж за олигарха, даже не подозревая, на какой ужас она себя обрекает. После пары лет брака бедняжка, как правило, мечтает сбежать от вожделенных миллионов, однако не всем жертвам удается совершить это с прибытком для своего кармана и без ущерба для своего здоровья…

Я не стал бы читать эту шелуху, если бы мой рассеянный взор не зацепился за знакомую фамилию, выделенную курсивом, — Фукис.

Ниже безымянный корреспондент, спрятавшись за зоологическим псевдонимом Санитар Леса, сообщал, что жена американского нефтяного магната русского происхождения Саймона Александера Фукиса по имени Маргарита вчера была зверски избита собственным мужем и помещена в больницу с переломами самых ответственных частей тела. Каких именно частей — не сообщалось… После оказания первой медицинской помощи пострадавшая написала заявление в милицию. Прокурор уже возбудил уголовное дело по требованию Риты Фукис, которая, кстати, не простая охотница за олигархами, а, между прочим, «Мисс Россия» какого–то лохматого года, и ее внешние данные — единственный ликвидный капитал, на который и покусился ее беззастенчивый супруг…

Далее Санитар Леса погрузился в пространные рассуждения о том, что, случись такое в любой европейской стране, адвокаты обобрали бы Фукиса как липку, оставив ему на разживу лишь парадные портки и удавку, чтобы повеситься. А в наших стоеросовых палестинах ушлые американцы, направо и налево мутузящие наших прекрасных женщин, единственное богатство страны, еще доступное, в отличие от нефти и газа, большинству рядовых граждан, продолжают жить припеваючи, давать взятки правительству и органам безопасности (чему, как заявила жена Фукиса, ее персона может служить добросовестным свидетелем), скупать нефтяные компании и вообще безнаказанно ловить рыбку в мутной воде.

Я свернул газету, не скрывая иронической ухмылки. Тон статейки напомнил мне знаменитое тявканье ветхозаветной моськи, воспринимаемое как докучливое насекомье жужжание, а не как угроза. И охота же солидному финансовому вестнику пробавляться подобными пустяками!

После этого я надолго, почти на полдня, забыл о заметке — до самой встречи с Даной.

Моя обожаемая невеста выглядела, как всегда, обворожительно!

Я поцелуйно клюнул ее в щеку — она вполне благосклонно улыбнулась в ответ. Конечно, я мог бы отважиться на глубокое, туманящее голову и томящее члены лобзание, однако не в моих правилах демонстрировать власть над женщиной перед официантами, хотя мне, честно говоря, наплевать, что они подумают о нас.

— Что мы закажем? — спросил я — именно так, объединяя себя с Даной многозначительным «мы». Ведь с недавних пор — с момента подписания договора, со встречи на равных (ну, почти на равных!) с ее отцом — я имел на это полное легитимное право!

— Луковый суп, как всегда, — заявила Дана, теперь уже никакая не Леди Ди, не чарующее существо, а обыкновенная девушка, невеста, в ближайшей перспективе — жена, мать многих детей, хозяйка на кухне, послушливая тень властолюбивого супруга, ступающая на шаг позади него и вечно доступная как его ласке, так и гневу…

— Знаешь, не разделяю твоей любви к этому вареву, — осуждающе заметил я, подпустив в голос нотку явного неодобрения. — Мне оно напоминает однажды съеденную пищу.

— Да, ты прав, — легко согласилась Дана. — Пожалуй, мне лучше ограничиться черным кофе!

Удовлетворившись ее почти супружеской покорностью, я заказал полноценный обед.

— Дневной рацион человека должен состоять из трех блюд, — поучительно заметил я в ожидании заказа. — А ты напрасно так увлекаешься кофе, милая… Сердечко будет пошаливать.

Дана отвела скучающий взгляд. Промолчала.

С недавних пор в наших отношениях наметился прогресс: ее властность и моя извечная покорность внезапно поменялись местами. Я как будто получил право распоряжаться ею, а она безвозвратно утратила это право вместе с недавно подписанным брачным соглашением, которое больше походило на пакт о безоговорочной капитуляции — ее капитуляции!

— Котировки «Стандард Ойл» на фондовом рынке сегодня снизились, — переводя разговор, заметила она. — Интересно, почему?.. И объем сделок сократился. Кажется, рынок ждет перемен…

Я всегда говорил, что женщинам не стоит заниматься аналитической деятельностью! Единственное, на что они способны, — подкрасить реснички, припудрить носик, обвести поярче губки, выбрать хорошенькое платьице и каблучки… Парфюмерные отделы дорогих магазинов — вот их законная епархия. Максимум — приготовление домашнего обеда. А остальное пусть оставят нам, мужчинам. Это гораздо плодотворнее да и справедливее, чего уж говорить…

Однако вместо того, чтобы пуститься в пространные рассуждения о предназначении женщины, я поучительно заметил:

— Все это пустяки, временное затишье… Сейчас, летом, акции второго эшелона вообще торгуются плохо. Да еще эта дурацкая заметка в газете… Фукис избил свою жену, и за это его могут посадить. Но он, конечно, откупится — при нашем–то неподкупном правосудии!

— Какая заметка? — удивилась Дана.

А потом, отложив газету в сторону, пробормотала про себя:

— Это совершенно меняет дело…

Я усмехнулся:

— Милая, это ничего–ничего не меняет! Завтра акции вернут утраченные позиции. Это, прости за поэтическое выражение, рябь на воде застоявшегося пруда. Трейдеры знают, что Фукис имеет виды на «Стандард Ойл», поэтому болезненно воспринимают негативные известия о нем, сбрасывая бумаги… Не стоит хмурить лобик, дорогая, — мне не хочется, чтобы он украсился преждевременными морщинами!

— Возможно, ты прав, — заметила Дана вполголоса.

— Не «возможно, прав», а совершенно прав! — ответил я с полезной назидательностью. — Все–таки я начальник отдела аналитической информации, а это что–нибудь да значит…

— Да–да, конечно, — торопливо подхватила она. И, желая переменить тему, заговорила о пустяках.

Я уже доел обед, когда она вдруг заявила покладисто:

— И насчет кофе ты тоже прав… — Резко отодвинула чашку, чуть не расплескав ее содержимое. — Закажу–ка я себе нормальный обед!

По мановению руки к ней подлетел исполнительный официант. Перечисление блюд с расспросами и ответами заняло едва ли не десять минут.

Я озабоченно взглянул на часы. Конечно, моему положению в конторе пока ничего не грозит, но опаздывать все же не стоит… Я еще не генеральный директор компании — и, значит, вынужден быть осторожным и благоразумным, ведь я всегда отличался осторожностью и благоразумием! К тому же не годится подавать дурной пример подчиненным…

— Когда будет готов твой обед? — осведомился я.

— Минут через сорок, — ответила Дана. — Знаешь, я ужасно проголодалась. Ты меня успокоил насчет акций — и во мне тотчас же проснулся аппетит!

— Это прекрасно, милая, — одобрил я, допивая кофе. — Однако я не могу ждать тебя битый час. У меня куча дел!

— Жаль, — вздохнула моя обожаемая невеста. — Мне так хотелось с тобой поболтать!

— О чем? — Я мешком плюхнулся на стул. — Говори! Ничего страшного, если я слегка опоздаю.

— Просто хотелось обсудить с тобой цвет свадебного платья. Традиционный белый — скучно, розовый — пошло, голубой — рискованно… Однако вряд ли тебя это занимает, ведь мужчины терпеть не могут разговоров о шмотках…

— Вовсе нет! — возразил я. — Свадебное платье — отнюдь не пустяки. Нам нужно вместе сделать выбор. Ты должна выглядеть сногсшибательно в день нашей свадьбы, в день нашего соединения, — с мелодраматическим надрывом проговорил я. — Может быть, завтра и отправимся по магазинам?

— Нет, завтра у меня не будет настроения! — закапризничала Дана, премило надув губки. — Из–за этого противного собрания я ни о чем не могу думать. Так что лучше потом, ладно?

— Хорошо, после собрания, — согласился я, наклоняясь к ней для поцелуя. Но вместо губ она скромно подставила щеку:

— Как скажешь, милый!

Уже стоя в дверях, я помахал ей рукой. Она качнула мне ладошкой в ответ, лучась особенным предбрачным ожиданием, — так мне казалось…

В дверях конторы лоб в лоб столкнулся с Лилеевой.

— Ты куда? — требовательно сдвинул брови. — Обеденное время уже закончилось!

Она заюлила, ускользая тревожным взглядом.

— Игорь Сергеевич, — заныла, сбиваясь на молящий вопль. — Я весь обед просидела над документами… Можно мне хотя бы сбегать за пирожком?

— Но ты мне нужна!

— Я мигом!

Ладно, строгость в обращении с подчиненными не должна превышать разумные пределы. После кнута для них и пряника не жалко!

— Хорошо, одна нога там, другая…

Каблуки дробно застучали вниз по ступеням.

На повороте лестницы (поднимался пешком, чтобы после обеда дать организму разумную нагрузку) вдруг заметил в окне яркий плащ, вплывающий в двери ресторана напротив — слишком дорогого для ее тощего кармана!

Однако как она меня боится! Чтобы, не дай бог, не прогневить, вынуждена питаться в забегаловке с баснословными ценами — и все из–за моей начальственной прихоти! Несмотря на то что в принципе я неплохо отношусь к ней…

Наверное, стоит выплатить Лиде небольшую премию из фонда отдела — это сейчас, а потом, когда… Когда я стану генеральным директором нефтяной компании, возьму ее к себе в помощники. Толковая секретарша мне не помешает, а Лилееву я знаю уже сто лет!

Мимоходом зайдя в отдел, окинул пристальным взором подчиненных — при моем появлении они прилежно вжали головы в плечи, зашуршав бумагами. Работа идет!

Удалившись в кабинет, принялся обдумывать свои планы.

Значит, свадебное платье… Но что я скажу Лене? Как оправдаю свое отсутствие? Господи, как она мне мешает!.. Если бы не акции, списанные со счета ее отца, с ней было бы уже покончено. Но я вынужден терпеть ее — вплоть до самого собрания. Скорее бы! После возврата бумаг ее папаше я сделаю ручкой (наверное, она даже расплачется — бедная дурочка так мечтала о свадьбе!), заявив, что мы не сошлись характерами и поэтому нам следует разбежаться…

На прощание хорошо бы презентовать ей какой–нибудь подарок, не слишком дорогой. Какую–нибудь сумочку или что–то вроде того…

А потом меня ждет брак с Даной, директорский пост, обеспеченная жизнь… А дальше… Дальше своими дальновидными решениями я потихоньку оттесняю Якушева, приступив к единоличному руководству компанией. Потом избавляюсь от Фукиса — сегодняшняя заметка поспособствует мне в этом, компромат в нашем деле не помеха…

И скоро, через год–два, все переменится!

Вот я уже зарабатываю большие деньги, покупаю большие компании, большие автомобили, большие дома… езжу с женой в Монте–Карло и Лас–Вегас… отдыхаю, где захочется… летаю только бизнес–классом… обедаю только в «Пушкине» — милая русская кухня…

Разбогатев, облагодетельствую родственников: отцу дарю «мерседес» и автосервис в центре города… А маме… Маме дарю что–нибудь этакое… Полное собрание сочинений Цветаевой! Поездку в Европу по литературным местам!

Через несколько лет мое имя в списке самых богатых людей планеты. Удачные инвестиционные решения, прибыльные проекты в ближнем зарубежье, умелое управление бизнесом, личное обаяние, связи в верхах… У меня берут интервью, выпрашивают деньги на благотворительность… С барского плеча я дарю миллионы голодающим Центральной Африки. Изможденные африканцы лобызают мои руки. «Не стоит благодарности! — Я снисходительно улыбаюсь в ответ. — Деньги имеют ценность лишь тогда, когда делают людей счастливыми».

А потом, потом, потом…

Просыпаюсь я, когда большая стрелка на часах уже подкатывается к четырем.

Черт! Что это со мной… Никогда не спал на работе! А что, если мои подчиненные видели, что я дрыхну без задних ног… Какой афронт!

Тихонько выглядываю в дверь — сотрудники на своих местах. Вижу склоненную над бумагами голову Лиды — она уже вернулась с обеда. Прислушиваюсь к приглушенному разговору.

Губасова, навалившись бетонным бюстом на стол, самозабвенно вещает:

— Ты думаешь, чего он своей жене звезданул? Небось застукал птенчиков в гнездышке и принял меры! Конечно, ведь все уже знают про их связь!

— А что Леди Ди? Неужели она ни сном ни духом, бедняжка…

— Во всяком случае, свадьбе теперь не бывать! Ее отец не потерпит подобных скандалов. Я уже слышала, как Эльза…

Быстрый скачок глаз в сторону кабинета — и я незаметно вжимаюсь в стену, тая дыхание. Голос Губасовой становится глуше:

— Эльза консультировалась с юристом насчет его увольнения!

— Под каким предлогом?

— Предлог–то может быть любым, а вот причина… Например, разглашение конфиденциальной информации! Кажется, этот бабник проболтался об акциях «Стандард Ойл» жене Фукиса, поэтому сделка, которую планировал Якушев, на грани срыва…

Притворяю за собой дверь — неохота слушать этот бред.

Чего только не болтают люди! Большая Сплетня изжила себя, выродилась, дегенерировала. Скоро с ней будет покончено. Я уничтожу ее на корню, как растение, принесшее плоды и закончившее свой земной цикл. Отныне никаких слухов, сплетен, злоречия — ничего! Мне осточертело выслушивать бесконечные домыслы насчет своей персоны…

Еще несколько дней — максимум неделя — и все! Все! Все!

С Леной стараюсь быть гиперлюбезным. Становлюсь таким приторным, хоть клади меня вместо сахара в чай! На предложение встретиться с ее отцом уклончиво отвечаю, что у меня прорва дел.

На самом деле вздрагиваю от каждого телефонного звонка — вдруг это звонит Михайлов? Проведал про перевод акций с лицевого счета, поднял шухер… Устроил дочери допрос с пристрастием, заявил в милицию… Как объяснить ему, что акции только временно перекочевали на счета фирмы «Игром», чтобы сразу после решающего боя вернуться к их законному обладателю? Ведь не поверит же!

Но я не вор, я не собираюсь никого обманывать! Что поделать, если в нашей стране не проживешь без сравнительно честных методов ведения бизнеса… Ну никак не проживешь! Я лично не умею прожить…

Перед общим собранием акционеров у моей фиктивной невесты полно работы. Еле удалось уговорить ее не увольняться из регистратора до решительного момента. Наплел с три короба: мол, нам нужны деньги перед свадьбой, поспешные ходы не всегда являются самыми верными, а нам сейчас нужно быть осторожными… И потом, ее увольнение может повредить мне…

Даже приоткрыл завесу тайны:

— Честно говоря, я очень рассчитываю на это собрание. Возможно, после него меня повысят. Если, конечно, ты сделаешь для меня кое–что…

Лена обрадованно подпрыгивает на месте, захлопав в ладоши. Бросается мне на шею. Утверждает, что готова на все и даже на большее. И после этих слов в порыве супружеского рвения, завороженная дивной мечтой о роскошной свадьбе, о деньгах, о финансовой независимости от родителей, предлагает списать еще какие–нибудь акции на счет фирмы «Игром».

Она уверяет, все будет шито–крыто, она сделает так, что никто ни о чем не догадается. Акционеры только на собрании узнают, что число голосов, которыми они могут распоряжаться, меньше ожидаемого! Конечно, кое–кто начнет протестовать — но будет уже поздно, никакие крики не смогут повлиять на результат подсчета голосов, ведь их количество по закону определяется на момент начала заседания! Кто первый зарегистрировался — тот и прав. А оспорить результаты собрания нельзя…

И откуда только она знает эти тонкости? Наверное, от отца…

Но я, благодарно поцеловав глупышку, великодушно отказываюсь от предложенной ею жертвы. К тому же времени маловато, да и риск велик… Неохота жертвовать своей свободой — и ее тоже. Ведь ее свобода — это одновременно и моя свобода. Жадность еще никого до добра не доводила. Единственное, о чем я прошу Лену:

— Ты можешь сделать так, чтобы твой отец не приехал на собрание?

— Ты же знаешь, мы с ним почти не разговариваем! — напоминает она.

— Ну я очень тебя прошу!

Я прошу ее — это при том что я ненавижу просить!

— Даже не представляю, как это сделать! — Она пожимает плечами.

Обнимаю ее, делаю все — чтобы она блаженно закрыла глаза, расслабленно откинулась на спинку дивана, податливо раскрываясь навстречу наслаждению.

— Тогда хотя бы сделай так, чтобы он задержался на денек, опоздал к началу… Скажи, что вкралась ошибка, когда ты печатала сведения о принадлежащих ему бумагах, — с кем не бывает… Скажи: «Прости, папочка, я больше так не буду…» И конечно же он простит тебя…

— Ладно, я попробую… Но ведь та сделка с переводом акций была законной? — спрашивает она, внезапно распахивая глаза.

— Конечно, законной! Просто мне так нужно… Для одного дела… Ну сделай это для меня!

Я продолжаю ласковые движения, и ее веки успокоенно смыкаются.

— Хорошо, — шепчет она, отыскивая жадными губами мой опытный рот. — Но тебе незачем волноваться, все равно этих акций на счету «Игрома» уже нет, они списаны по доверенности на фирму…

— Как это нет? — спохватываюсь я. — По какой доверенности? Какая еще фирма?

Она не отвечает, отдаваясь мерным движениям, но я резко обрываю их ритмичный, обволакивающий исход.

— Как это — акций нет?! Где они?!

— Может быть, я ошиблась? — спрашивает она с потусторонней улыбкой.

Ничего себе ошибка!