Глава 24

В последнее время его стало беспокоить ощущение непрерывно сгущавшейся вокруг опасности и тревоги. Он не понимал, откуда появилось это чувство. Сначала он лишь ощутил где-то глубоко внутри легкий укол беспокойства, а потом испытал странный подспудный страх. И этот страх все увеличивался, давил на него, разрастался, стремясь окончательно погрести его под собой… Анализируя ситуацию, Пепел, пожалуй, смог бы даже назвать день, когда те уверенность и неуязвимость, ставшие привычными за несколько лет, внезапно дали сбой.

Был неяркий мартовский день, точнее, вечер. Подъехав к подъезду своей съемной квартиры, Пепел заметил возле самого крыльца заляпанную грязью «копейку» с потушенными фарами. Фонари во дворе светили тусклым и призрачным светом, заливая пространство вокруг себя мертвенной белизной, и ему на какое-то мгновение показалось, что в машине кто-то есть. Он смутно различил в чернильной темноте салона бледное пятно лица, но, заметив повернутую в его сторону голову, тот человек быстро наклонился, как будто искал что-то на полу. Пепел не обратил на это внимания. Братва на старых ржавых «копейках» не ездит, а какое дело ему до странного типа, который торчит поздним вечером возле подъезда в холодном автомобиле?

Пепел снял свою квартиру совсем недавно и потому был спокоен — никто бы не мог вычислить его место жительства так быстро, даже менты. Номер его мобильного телефона знали лишь несколько верных человек. Даже девушкам, которые менялись у него куда как чаще, чем понедельники сменяют воскресенья, и тем он не давал своего номера.

Затем появились и другие, уже явные тревожные признаки — кто-то вскрыл ночью дверцу его машины. Еще через день обнаружились следы пластического вещества на замке его двери. Потом он заметил, что коробка на лестничной площадке, откуда выходят телефонные шнуры из соседних квартир, вскрыта и в ней кто-то прилежно покопался.

Грозные признаки вскоре стали все более частыми. Они потеряли вид невинных происшествий, не связанных между собой, и стали мало-помалу вырисовываться в четкую картину.

Старушка соседка, с которой Пепел то и дело сталкивался в подъезде, неожиданно была обнаружена им возле двери. Пепел болтал по телефону, и ему вдруг показалось, что кто-то царапается снаружи. Он распахнул створку, держа наготове пистолет. Заметив направленное на нее оружие, старушка бросила подслушивать, ойкнула, внезапно отскочила от двери и взбежала вверх по лестнице, молодо перепрыгивая через ступеньку. Причем в ее руках находились авоськи, до отказа нагруженные продуктами.

«Странная бабуля», — подумал тогда Пепел, пожав плечами, и отнес инцидент за счет обычного старушечьего любопытства. С бабками он никогда не воевал, хотя и знал, что те по собственной инициативе любят вынюхивать сведения о жильцах, чтобы при случае выложить их участковому.

Потом повторился номер с машиной возле подъезда, только теперь это была бежевая «шестерка», явно не принадлежащая никому из жителей дома. И опять — бледное пятно лица в салоне, когда он проходил мимо.

Затем он еще несколько раз сталкивался с подозрительной старухой. У нее были седые, подкрашенные хной волосы, выбивающиеся из-под цветастого платка, очки с толстыми линзами и ярко накрашенные морковной помадой губы. При появлении Пепла она низко опускала голову. Когда же Пепел проходил мимо, то ощущал, как спину его буравит внимательный изучающий взгляд.

А потом он заметил, что в его вещах кто-то рылся. Кто-то явно хозяйничал в хате в его отсутствие, кому-то было интересно абсолютно все — начиная от носильных вещей и кончая продуктами. Но кто это мог быть? Он попытался успокоить себя мыслью, что это квартирная хозяйка, которая, несмотря на уговор, что она не будет появляться в хате, все-таки проникла в квартиру. Но зачем она рылась в его вещах? Искала деньги?

И вообще, в последнее время ему казалось, что кто-то очень сильно им интересуется. Этот тип или не слишком умелый сыщик, раз действует так топорно, или ему наплевать на маскировку. Может, он работает демонстративно, чтобы запугать его, дать ему понять, что он на мушке?

Но кто его взял на эту мушку и зачем — Пепел не понимал. Может быть, это дело рук своих, может, это Жанна таким образом пытается держать его на коротком поводке? Или менты так топорно за ним следят? Но зачем перерыли его вещи? Что хотели там найти? Разве что нераспечатанную пачку презервативов…

И он уже собирался было сменить в очередной раз хату, выехав без предупреждения, но не успел…

В тот день он наконец решил: все, хватит, надо перебираться в гостиницу! Там он поживет немного, пока все не успокоится, а потом подыщет себе новое жилье. Пепел в последний раз зашел домой, за вещами. Он остановил машину возле самого подъезда, потом, держа одну руку наготове в кармане, поднялся по лестнице, не заметив пару внимательных глаз, пристально следивших за ним из-за поворота лестницы поверх очков с толстыми линзами.

Ему понадобилось не более десяти минут, чтобы собрать в сумку свои шмотки и выйти из квартиры. Он не видел, что внимательные глаза, следившие за площадкой перед дверью, исчезли, а вместо них уставился на него черный глаз пистолетного дула.

Но, когда он уже запирал квартиру, несколькими этажами выше внезапно хлопнула дверь, загремели вниз быстрые шаги — и черный ствол неохотно опустился вниз и скрылся под полой рваного старушечьего пальто.

Пепел быстро сбежал по лестнице. Сейчас, думал он, на новую хату, бросить вещи… А потом на Тверскую — найти девчонку, с которой вместе он отметит новоселье, чтобы сегодняшним вечером ему не было так одиноко. Он возьмет новенькую, с огромной грудью, молдаванку из Дубоссар, которая была у него на той неделе. Сутенер у нее — армянин, он ее обирает до нитки и ставит в самом невыгодном месте, далеко от переулков и проходных дворов, куда можно удрать в случае милицейской облавы. Она ничего, эта молдаванка, хорошенькая, свеженькая. Говорит, что ей восемнадцать, но, наверное, врет…

Пепел хлопнул дверью подъезда и вышел на улицу. Смеркалось. Кружился тающий на лету снег, горел фонарь во дворе, заливая пространство вокруг мертвящим светом…

Сумку он бросил в багажник. Небрежно хлопнул крышкой. Его мысли все еще крутились вокруг хорошенькой молдаванки с большой грудью и сутенера-армянина, как вдруг вечернюю тишину вспорола резкая автоматная очередь. Огоньки выстрелов расцвели из-за кустов, где притаилась ржавая машина с заляпанным грязью номером. Из полуопущенного окна вырвались короткие вспышки.

Но ничего этого Пепел уже не видел. Он медленно оседал в весеннюю, припорошенную снегом грязь. Зато за сценой расстрела из подъездного окна ошеломленно наблюдала та самая старушка, которая так бдительно следила за ним последнее время. Ее широко раскрытые глаза изумленно глядели поверх очков, а бледное лицо маячило за темными стеклами, как непропеченный блин.

В ту же секунду, рванув с места, засыпанная снегом машина вылетела из кустов и помчалась в сторону оживленной магистрали.

Вечером в «Дорожном патруле» сообщили о расстреле охранника из агентства «Элида» по кличке Пепел во дворе собственного дома. Было и еще одно любопытное дорожно-транспортное происшествие — числившуюся в угоне «девятку» нашли разбитой на мелководье реки. Очевидно, водитель, пробив ограждение, вылетел на лед и, пока машина медленно тонула, успел выбраться из автомобиля и скрыться в неизвестном направлении. Диктор сообщил, что в автомобиле найдены стреляные гильзы от неизвестного оружия, ведется розыск водителя.

Судя по всему, это была та самая машина, из которой расстреляли Пепла. «Но кто стрелял в него?» — сидя в кресле перед телевизором, думала та самая любопытная «старушка», которая к тому времени превратилась в значительно более молодую женщину с серьезным взглядом светлых глаз.

Кто посмел опередить ее?

— Она здесь, я чувствую, что она здесь! — прошептала Жанна куда-то в темноту.

Опустив голову и сжав виски ладонями, она задумчиво застыла за столом кабинета. В полузакрытых глазах светилась упорная мысль, тело замерло напряженной тетивой лука, готового выстрелить.

Внезапно густую тишину разорвал сухой треск: крепко сжатый кулак с силой опустился на стол. Лицо исказилось яростью. Вскочив на ноги, Жанна зашагала по кабинету.

Как она ненавидела эту богатую тварь! Как она ждала встречи с ней, мечтала о ее смерти! Она ненавидела ее как олицетворение беззаботной беспечальной жизни, как воплощение сказки о Золушке, внезапно ставшей реальностью. Она была готова отрубить себе палец, если б знала, что сможет этим причинить ей боль. Эта ненависть питалась своими, невидимыми на поверхности, уходящими в глубину прошлого корнями…

После посещения родной Выдры Жанна вернулась в Москву. Противоречивые чувства раздирали ее душу. С одной стороны, ей казалось, что начинается совершенно новая жизнь, и хотелось начать эту жизнь с белого листа. С другой стороны, странное патологическое бессилие лишало ее сил и желаний. За плечами был жестокий опыт так называемой школы жизни, но из этой школы она вынесла лишь испепеляющую ненависть ко всему человечеству в сердце и шрамы на теле. Она отомстила людям, которые когда-то сделали ей больно, но разве об этом она мечтала? Весь мир нуждался в ее отмщении!

В столице Жанна сняла небольшую тихую квартирку возле метро. У нее не было ни знакомых, ни друзей, она была одна как перст, однако одиночество казалось ей чаемым затишьем после затяжных жизненных бурь. Она подумывала, чем бы ей заняться, на каком поприще ее ждет успех, куда направить силы, чтобы приложить свой капитал к достойному полю деятельности.

В принципе Жанна ничего не умела делать. На зоне ее научили шить рукавицы и телогрейки, но прелести ручного труда породили в ней стойкое отвращение к подобным занятиям. Торгово-закупочный бизнес? Можно было, конечно, арендовать торговые площади возле метро, купить на Западе пару трейлеров дешевых тряпок и несколько раз обернуть капитал, получив при этом неплохую прибыль, но отчего-то ей претило этим заниматься. Руководить десятком строптивых продавщиц и вечно пьяными грузчиками — в этом не было ни азарта, ни опасности. Кроме того, это занятие не обещало больших барышей.

В одно прекрасное осеннее утро, когда намерзший за ночь ледок задорно хрупал в лужах, ее внезапно осенило… Просматривая очередной номер утренней газеты, она наткнулась на небольшую заметку, в которой ее цепкий глаз сразу же отметил знакомое имя: Лучников.

— Неужели тот самый Лучок? — удивилась Жанна. — Надо же, еще жив…

С Лучком она познакомилась два года назад сразу после своего освобождения из мест не столь отдаленных. Толик Бешеный тогда верховодил в столице бригадой провинциальных бандитов и считался одним из близких Сибиряку людей. Сибиряк, вор-законник, с которым Жанна познакомилась на «банкете» в Бутырке, все еще мотал срок в Пермской колонии строгого режима, а его подручный тем временем беспредельничал в столице, ложась то под одного криминального авторитета, то под другого. Под его началом кормилось два десятка отъявленных головорезов. У банды Лучка в то время не было определенной территориальной закрепленности, и они совершали набеги на чужие фирмы по всему городу.

Еще два года назад Лучников предлагал девушке свою помощь, но она отказалась (тогда ей больше не хотелось быть ничьей наложницей) — и, как потом выяснилось, зря… Хоть Лучок, хоть его хозяин Сибиряк — все это было бы лучше, чем портовый бордель отставного капитана Рувима. Хотя, кто знает…

Лучников был единственным знакомым Жанны в столице. Она рассчитывала, что авторитет Сибиряка, «запавшего» на красивую зечку во время достопамятного «банкета» в Бутырках, все еще распространялся на нее и Лучок посодействует ей в будущих делах.

Через сторожа с охраняемой автостоянки в спальном районе она дала знать Лучникову, что одна старая знакомая желает с ним встретиться.

Несколько вечеров подряд Жанна высиживала в кафе «Аркада», ожидая, когда Лучников соизволит выйти на встречу с ней. Ее мозг прорабатывал сногсшибательные планы завоевания столицы. Холодные как лед руки с силой сжимались в кулаки, и в воображении вихрем проносилось ее недалекое будущее, будущее всесильной женщины, которая сожмет в своем маленьком кулачке весь этот город, вольготно раскинувшийся на карте и напоминающий гигантскую инфузорию с ложноножками спальных районов.

Войдя в зал, Лучников удивился, увидев перед собой молодую женщину с властным взглядом и жестким изгибом рта.

— Не узнаешь? — горько усмехнулась Жанна, заметив недоумение на его лице. — А когда-то ты высоко ценил вкус Сибиряка…

Имя криминального авторитета послужило ей пропуском в тот страшный мир, где заправляли авторитеты и братки, где ненавидели легавых, где выстрелы гремели в унисон биению сердца.

— А, это ты… — вспомнил наконец Лучников. Что этой телке нужно от него?

Они немного поболтали «за жизнь», выпили… Кокетливо улыбаясь, Жанна поведала своему старому приятелю, что все эти годы работала за границей, не уточняя, в качестве кого, и праведными трудами сколотила небольшой капиталец. Теперь хочет открыть свое дело, пояснила она, но боится. У нее ни опыта, ни знакомых в столице, а без этого любая попытка организовать собственный бизнес обречена на провал — это и ежу понятно!

Лучок с сомнением смотрел на свою собеседницу. Она оставляла двойственное впечатление. С одной стороны, по одному только тяжелому взгляду можно было понять, что девица не промах, прошла огонь, воду и медные трубы, а с другой стороны, она явно пыталась создать у собеседника впечатление беспомощной женщины, ищущей мужской поддержки.

— Ну и куда ты хочешь влезть? — снисходительно поинтересовался он.

Он ожидал услышать что-нибудь про продукты или шмотки или, на худой конец, про радиоаппаратуру или бензин, но ответ собеседницы сильно ошеломил его.

— Охранный бизнес! — сказала Жанна и многозначительно пояснила: — Это очень выгодное дело.

Ее собеседник соображал довольно туго и выглядел озадаченным: на кой черт эта красотка с исполосованным лицом старается втянуть его в странное дельце?

— Я хочу приобрести лицензию на охранную деятельность, — между тем продолжала красотка, — несколько десятков единиц стрелкового оружия, снять офис в престижном районе… Это не потребует большого вложения денег, а вот прибыли будут… Огромные! — уверенно заключила она. — Конечно, мне нужна авторитетная поддержка. И люди!

Лучок смял погасшую сигарету. Все же, чего эта девка хочет от него? «Крыши»? Но «крышу» обычно просят у той бригады, которая заправляет в районе, где располагается фирма. Странно все это…

Жанна же насмешливо говорила про себя: «Ну соображай скорее, ну!»

— Мы будем оказывать поддержку бизнесменам и охранять их официально! — Она особенно подчеркнула слово «официально».

Только после этих слов до Лучникова дошло! Ну надо же! Эта красотка предлагает «крышу» и ему самому, и его ребятам. С таким случаем ему еще не приходилось сталкиваться. Зато перед ним разворачивались очевидные выгоды такого положения — вполне легальное существование, возможность в открытую работать с нужными людьми — и, как итог, расширение влияния его бригады по всему городу.

А эта баба, видно, не глупа… Далеко не глупа! Лучников задумался. К тому же у нее есть деньги…

— Сколько ты собираешься вложить в это дело? — спросил он осторожно.

Краешек ярко накрашенного рта дернулся в слабой улыбке — собеседник наконец клюнул на приманку.

— Важно не сколько, а куда вкладывать, — ушла она от прямого ответа. — Я вложу в это дело деньги, если ты вложишь в него жизни своих парней. Хочешь рискнуть? — улыбнулась она лукаво.

Лучок поднялся со стула.

— Мне надо «перетереть» кое с кем, — буркнул он. — С кондачка такие дела не решаются.

И Жанна поняла, что победила! Первый шаг, самый трудный и самый ответственный, дался ей легко. Она надеялась, что так же легко дело пойдет и дальше.

Через несколько месяцев в хорошем районе, не в центре, но и не на самой окраине, распахнул свои двери небольшой, только что отремонтированный особнячок, возле двери которого красовалась золотая табличка: «Охранное агентство «ЭЛИДА». Никто не знал, что значит это название — «Элида», лишь одна заместитель директора могла бы объяснить его символический смысл. Так называлось судно, на котором вывезли похищенную в Салониках Жанну. В роскошно отделанном мрамором холле посетителей встречал вышколенный охранник. Он с одного взгляда определял вещественную ценность людей и сортировал их по этому признаку. Кого-то вежливо отправлял восвояси, кого-то приберегал для личного свидания с директором агентства Лучниковым.

Ибо хотя идея организации фирмы принадлежала Жанне, но главным условием, выдвинутым ей, оказалась передача всех рычагов управления Лучникову и его помощникам. Жанне была предложена почетная, но ни к чему не обязывающая должность заместителя директора. Никто из работников фирмы поначалу и не думал выполнять ее распоряжения. Она чувствовала, ее держат только для соблюдения необходимого декорума, доверяя лишь обязанности завхоза, и при удобном случае и вовсе попытаются избавиться. Бизнес, в который она влезла, — это жестокий, безжалостный мир, где скидки на женскую беспомощность не будет.

Но Жанна не теряла надежды. Пройдя все круги ада, она теперь не знала ни страха, ни жалости. Она не боялась потерять деньги, не боялась умереть, ей нечего было терять. Ведь у нее за спиной было выжженное ненавистью поле, по которому она шла одна. Совсем одна!

«Не будем спешить, — решила тогда заместитель директора «Элиды». — Резкие движения не приведут к успеху. Здесь нужна политика малых шагов».

Первым ее крошечным шагом стало изучение привычек и привязанностей, сильных и слабых сторон Лучникова. Жанна напоминала себе ученого-энтомолога, который, наколов на булавку неизвестную доселе науке гусеницу, занимается ее кропотливым изучением. Параллельно она стала потихоньку вникать в дела фирмы, хотя никто не желал ее в них посвящать. Она сама встречалась с нужными людьми, договаривалась об услугах, а потом делала вид, что это вышло нечаянно, само собой.

Она постаралась стать Лучникову не только компаньоном, но и другом, любовницей, матерью, всем… Она искусно создала атмосферу домашнего уюта, атмосферу логова, в котором уставший от погони волк мог бы найти безопасное убежище.

Мало-помалу она выжила всех любовниц Лучка и единолично заняла их место. Она знала наизусть, что ему нужно в сексе, и постаралась дать ему все, что он только желал.

Лучок был не очень умен, но хитер, обладая какой-то примитивной крестьянской хваткой, и Жанна со своей безупречной логикой и умением просчитывать самые сложные ситуации пришлась ему ко двору. Сначала она подсовывала ему свои советы так незаметно, что он считал, будто сам набрел на нужное решение. Затем она перестала утруждать себя хитроумным и кропотливым наведением своего партнера-компаньона-начальника-любовника на нужную ей мысль, а давала уже готовое решение.

Постепенно в охранном агентстве все привыкли прислушиваться к мнению заместителя директора. Все ее требования выполнялись безоговорочно. А кто сопротивлялся — из ненужного гонора, из нежелания подчиниться «бабе», из каких-то своих соображений, — обычно быстро заканчивал свою жизнь либо в перестрелке, либо после встречи у своего подъезда с чистильщиком Пеплом, добровольно выполнявшим в бригаде функции палача. А Жанна между тем все глубже запускала свои щупальца в тело бригады. Всем несогласным с ней оставалось или терпеть, или уходить, не дожидаясь собственной гибели.

Постепенно Лучок и сам привык пользоваться услугами и советами своей заместительницы. Сначала незаметно, а затем все более явно она стала играть главную скрипку, и ее любовнику теперь принадлежала лишь роль формального главы агентства, исполнителя идей Жанны. В конце концов он понял, что гораздо проще подчиняться ей, чем все решать самому, тем более что Жанна никогда не промахивалась в своих решениях. Как опытный стрелок, она всегда попадала точно в десятку. В сложных случаях ее всегда выручала дьявольская интуиция, холодный расчет, математический ум и испепеляющая душу ненависть.

Именно она придумала сделать из преуспевающего предпринимателя Константина Морозова обыкновенного «кабанчика». «Кабанчиком» звали бизнесмена, занимающегося легальным бизнесом, но исправно делящегося «от трудов своих» с криминальной группировкой. Та дает ему «крышу», а он ей — часть своих доходов. Она создает ему режим наибольшего благоприятствования, способствует коммерческому успеху как своими связями в криминальном мире, так и своим капиталом. Мало-помалу «кабанчик» растет, жиреет, начинает приносить неплохой доход, и тогда его можно «закалывать». Со всех счетов снимаются деньги, фирма аннулируется, а тело разжиревшего «кабанчика» вскоре находят в сточной канаве.

Жанна знала наизусть все этапы карьеры преуспевающего бизнесмена. Особенно ее раздражало то, что Морозов начинал за границей, где раскручивался сам, без помощи бандитских капиталов. Однажды, выступая по телевизору, бизнесмен пожаловался на бюрократизм московских чиновников и их неискоренимую любовь к взяткам — все это сильно затрудняло его дела. И разведка вскоре донесла Жанне, что никто из столичных авторитетов не имеет с ним дела.

— Кажется, у него нет «крыши»! — хищно прищурилась Жанна.

Действительно, если бы у Морозова была хорошая «крыша», то ему не было бы нужды лично контактировать с непробиваемыми чиновниками, об этом позаботились бы специальные люди. На голубом экране ясно проглядывалась наивность бизнесмена. Кажется, он искренне полагал, что нужно работать — и обязательно достигнешь успеха!

Тогда-то Жанна впервые серьезно задумалась о Морозове. Перспектива завоевания его торговой империи пришлась ей по душе. Магазины Морозова — ведь это не только многомиллионный ежегодный оборот в России и за рубежом, это и облегченный и совершенно легальный канал перевода средств за границу…

«Вот если бы заколоть такого «кабанчика»! — подумала она. — Тогда можно было бы с чистой душою и на покой…» Она открыла справочник «Деловые люди Москвы». Капитал Морозова, размещенный как в России, так и за границей, в этом коммерческом издании оценивался экспертами в сумму примерно пятьсот миллионов долларов (туда вкралась досадная опечатка — лишний нолик). А ведь это полмиллиарда, сумма круглая и очень приятная!

Жанна закрыла глаза. Сначала предложить ему «крышу», потом подкинуть деньжат, потом обложить, как волка, со всех сторон — схема простая и хорошо зарекомендовавшая себя на практике. А если будет сопротивляться, так можно и припугнуть… Если верить справочнику, у него жена и ребенок. Отлично! Значит, есть чего бояться…

Через неделю на столе заместителя директора охранного агентства «Элида» уже красовался длинный список предприятий, принадлежащих компании «Русский Мороз», со всеми их адресами и банковскими реквизитами.

Дело оставалось за малым — требовался личный контакт с клиентом, и Жанна не замедлила его организовать. Довольно быстро она отыскала знакомого бизнесмена, который раздобыл для нее билеты в VIP-ряд на презентацию новой осенней коллекции Морозова.

Через несколько недель удачливому бизнесмену представили не менее удачливую бизнес-леди Жанну Степанкову.

— К сожалению, охранное агентство не очень доходный бизнес, — поделилась своими проблемами деловая женщина. — Очень дорого стоит лицензия, велики расходы, а доходы, увы… Кстати, как вы считаете, — защебетала она, — не лучше ли вкладывать деньги в индустрию моды?

Пустячный светский разговор имел важные последствия — в кармане делового человека осталась визитная карточка новой знакомой, а в памяти — то, что эта новая знакомая занимается охраной…

А еще через неделю недавно открытый цех по пошиву одежды на окраине столицы был расстрелян неизвестными бандитами в масках. Бандиты зверски избили начальника производства Фемистоклова и потребовали заплатить отступного. Перепуганный Фемистоклов пообещал бандитам крупную сумму, чтобы только его оставили в покое. Дело закончилось несколькими разбитыми стеклами, парой испорченных ящиков с оборудованием и выбитым зубом начальника производства. Однако неизвестные в масках обещали прийти вновь, и кто знает, может, в следующий раз все обернется гораздо хуже…

Дрожащей рукой — это был первый открытый вызов криминальных структур честному бизнесмену — Морозов достал пачку визиток. Отыскал в ней тисненный золотом квадратик, на котором значился телефон охранного агентства «Элида», и набрал номер.

Даже в страшном сне Морозов не мог представить, что нападение на пошивочный цех было организовано той самой интересной бизнес-леди, которая с таким пылом предлагала ему свои услуги. Он не знал, что своим звонком он самолично сунул голову в петлю и даже слегка затянул ее. Осталось сделать еще несколько движений и… И он послушно делал эти движения.

— Конечно, мы с удовольствием организуем охрану вашего предприятия! — радостно защебетала новая знакомая. — Это обойдется вам совсем недорого…

Она назвала какую-то символическую сумму…

На следующий же день предприятие Морозова оккупировали несколько мордоворотов с бульдожьими мордами. Они совсем не напоминали отставных военных с бравой выправкой, которые в основном работают в подобных организациях.

События развивались по строго разработанному плану. Через несколько дней была устроена еще одна умелая инсценировка. В пошивочный цех вновь пожаловала команда бравых ребят в масках с огнестрельным оружием в руках. Их встретила заградительным огнем только что нанятая охрана. Расстреляв пару магазинов, нападавшие скрылись, а насмерть запуганный бизнесмен поблагодарил Бога за то, что вовремя поставил на объекте охрану.

Мирная жизнь Морозова продолжалась недолго. Вскоре агентство подняло цену за охрану, мотивируя это оказываемыми дополнительными услугами. Предприниматель заскрипел зубами и поморщился, но требуемую сумму заплатил. Остаться вовсе без защиты ему казалось теперь подобно смерти.

Через месяц фирма «Русский Мороз» платила охранному агентству уже десять процентов прибыли, а за это добрая бизнес-леди обещала улаживать кое-какие проблемные дела с чиновниками…

А потом бизнесмену срочно понадобились деньги на организацию фирменного салона, размещенного в престижном здании с чудовищно низкой арендной платой, а свободных средств у него, как на грех, не оказалось… Потом понадобились средства на пошив супердорогой коллекции и организацию дефиле в Кремлевском дворце… И эти деньги ему ссудила та самая любезная бизнес-леди.

Правда, за те полгода, что развивалось их сотрудничество, любезная леди стала куда менее любезной… Она отдавала приказания, требовала, заставляла делать Морозова то, что считала нужным, например перевести счета в один небольшой банк, мотивируя это тем, что прежний банк, обслуживавший фирму «Русский Мороз», ненадежен и с ним нельзя иметь дела.

Петом от Морозова потребовали увеличения отчислений от прибыли, а также организации новых салонов, оформленных на своих людей. А потом ввели своего человечка в правление компании, и этот человечек мало-помалу начал прибирать к рукам дела могущественного концерна…

Предприниматель наконец почуял, куда дует ветер, и попытался принять превентивные меры… Но было уже поздно.

 

Глава 25

Жанна хорошо помнила тот день, когда она впервые увидела Наталью Морозову. Раньше им не приходилось встречаться. До этого дня она представляла себе ее так: обыкновенная домашняя курица, которая воображает, что мир заканчивается в пределах ее собственной квартиры, а лучшие представители человечества — это муж, сын и несколько приятельниц по фитнесс-клубу.

Они встретились на презентации, устроенной по поводу открытия нового многоэтажного центра модной одежды, строительство которого контролировала самолично Жанна. Шикарный холл самого престижного столичного отеля был оформлен известным дизайнером в голубовато-зеленых цветах — эти краски использовались в логотипе фирмы и должны были символизировать собой стремление к природе и одновременно чистоту помыслов. Гирлянды из белых, голубых и зеленых шариков обрамляли сплетенный из искусственных цветов вензель «РМ» («Русский Мороз»), Причудливые флористические композиции, отражавшие последние веяния моды и вместе с тем выполненные в классически строгих правилах икебаны, стояли на полу на специальных подставках, гирлянды цветов украшали стены и дверные проемы, образуя причудливые арки.

Фуршетные столы, по-европейски изящные, совершенно по-русски ломились от пышных яств. Хотя повар и протестовал против такой безвкусицы, но Жанна самолично настояла на нескольких килограммах черной икры и лобстерах, надеясь, что этот гастрономический шик произведет должное впечатление на европейцев, которых специально заманивали на банкет, надеясь на новые инвестиционные контракты. Жанна хорошо помнила скупость и расчетливость жителей старушки Европы. Они не считали зазорным экономить даже на еде и на одежде и были падки на халяву еще больше, чем ее соотечественники.

Она бродила по бурлящему людьми холлу и улыбалась каким-то своим затаенным мыслям. Ее почти никто не знал, с ней почти никто не здоровался, и с ней никто не собирался обсуждать деловые планы. В то же время вокруг Морозова весь вечер клубились черные пиджачные пары. Формально презентацию устраивала фирма «Русский Мороз», — фирма, к которой Жанна и ее охранное агентство имели весьма опосредованное отношение. Но на самом деле… На самом деле она чувствовала себя королевой праздника! Ведь именно она была той тайной пружиной, которая заставила миллионы огней сиять, цветы услаждать взор, а деловых людей стремиться сюда, лелея в глубине души самые смелые коммерческие планы. Если бы не она, то ничего этого не было бы! Она придумала все это, организовала, воплотила в жизнь. И она достойна того, чтобы рано или поздно назвать эту империю своей. Скоро все эти люди поймут, кто на самом деле является хозяином этого роскошного празднества. И тогда они будут умолять, как о милости, о коротком разговоре, а она…

Хищно прищуренный взгляд остановился на молодой женщине в длинном сверкающем платье с открытой спиной. Она стояла подле Морозова, его строгий деловой костюм оттенял блеск ее платья. Они о чем-то беседовали с узкоглазым и низеньким японским бизнесменом, довольно смеялись.

«Кто это»? — Жанна нахмурилась. И сразу же поняла — это она… И мгновенно ее сердце сжалось в знакомом спазме ненависти. Брови грозно сошлись на переносице, а губы угрожающе сжались.

Она!..

Она принадлежала к той породе женщин, которых Жанна ненавидела всю жизнь. Сытые, благополучные, самодовольные, считающие, что весь подлунный мир создан специально для них, что весь земной шар крутится лишь для их услаждения. Им все в жизни достается легко — богатство, деньги, хорошие мужья, умные дети, ласковые родители… Про таких говорят: при рождении ангел в макушку поцеловал. Они ничего не делают, чтобы завоевать свое место под солнцем. Место под солнцем и так ждет не дождется их, оно предназначено им еще до рождения. Эти женщины не борются за право обладать тем, что имеют, не обдирают локти в жестокой борьбе, не разбивают себе носы в драках. Их тело не украшают шрамы, а их души не изуродованы ненавистью. Они всех любят, и их все за это любят. Они чистенькие, на них ни пятнышка, они вне подозрений, они вне несчастий и вне жизненных бед. У них нет проблем! Несчастия обходят их стороной, болезни не берут, разве что легкая простуда или насморк… Они даже не напрягаются, чтобы удержаться на плаву! Несет их течение, не давая утонуть, не давая прибиться к берегу и угодить в тихую болотистую заводь со стоячей водой…

В глазах резко потемнело. Жанна изо всех сил сжала кулаки, так что костяшки пальцев побелели. Ее лицо посерело, а губы еще больше сжались. Почему этим белоручкам и неженкам всегда везет? Почему она, Жанна, с детства узнала все самые черные стороны действительности, прошла тюремную школу, пережила попытку самоубийства, обман и предательство окружающих, почему она карабкалась по отвесному склону, выбираясь из жизненной пропасти, обламывая ногти и теряя зубы, чтобы хоть что-то завоевать в этой жизни, а эта белокожая стерва и пальцем не пошевелила, чтобы завоевать свое благополучие? Можно поклясться, что муж от нее без ума, зовет дома киской или лапуленькой, в зубах приносит тапочки, как отлично выученный пес, и заваливает подарками! А Жанну любимый человек предал, и сейчас она вынуждена терпеть и потакать безобразным выходкам самого последнего бандита и порою даже поставлять ему девочек в постель, давно забыв о собственной гордости во имя далеко идущего расчета!

Можно поклясться, ее ангельски хорошенький сын радует маму отличными оценками в школе, учителя английского восхищаются его оксфордским произношением, и он дарит своей маме милые каракули на Рождество и на день рождения! А сын Жанны где-то за океаном, у чужих людей, и никогда не видел своей матери. Сколько сейчас ему? Тоже лет шесть или семь…

Можно поклясться, прислуга этой счастливицы в сверкающем платье боготворит свою хозяйку, не может нарадоваться на нее, а та тихо потакает мелкому воровству продуктов из холодильника и даже дарит домработнице на Новый год пушистый оренбургский платок или что-то в этом роде. А у Жанны домработницы никогда не задерживаются, вечно попадаются на воровстве. Агентства по найму прислуги присылают одни отбросы…

Кроме того, эта холеная красавица с удивленно распахнутыми серыми глазами и мягкими каштановыми волосами может позволить себе платье с открытой спиной, чтобы продемонстрировать всем свою гладкую, без единого изъяна кожу и великолепную фигуру, которая вылеплена тренировками в спортзале в течение нескольких лет по индивидуальным рекомендациям тренера. А Жанна стоит среди празднично одетой толпы в наглухо, до самой шеи закрытом платье, чтобы скрыть от постороннего глаза уродливые шрамы, полученные ею в заведении старого Рувима… И хотя она на целых пять лет моложе этой домохозяйки — Жанне всего двадцать пять, а Морозовой все тридцать, — а выглядит намного старше. Почему? За что?

Вот такая же холеная стерва с ангельски невинным лицом отшвырнула ее, как докучливого кутенка, в тот теплый и удушливый вечер в Салониках, когда она умоляла о помощи на пороге балет-шоу «Астрея», а за ней гнался охранник, чтобы бросить ее в подвал… Как она похожа на ту красотку со своим мужем! Похожа прежде всего твердой уверенностью в собственной неуязвимости и в своем полном праве отмахнуться от чужих проблем. Пять лет прошло, а она все еще не забыла ту женщину…

А ведь что ей стоило… Что им стоило помочь ей! Что им стоило укрыть ее на ночь в отеле, позвонить в посольство, дать несколько долларов на дорогу… И тогда не было бы турецкого плена, не было бы заведения дядюшки Рувима, не было бы этих ужасных шрамов по всему телу… И тогда бы сейчас Жанна стояла рядом с ней — красивая, сияющая, счастливая своим первым успехом…

А ведь она и радоваться-то теперь толком не умеет — разучилась!

Именно в тот вечер Жанна приняла окончательное решение. Она никому не поведала о нем, ей было достаточно самой себя. Она может все, она всесильна! У нее есть сила воли и дьявольски изощренный ум. Она разрушит жизнь этой женщины! Она уничтожит империю ее мужа, сломает их налаженное, благополучное, удачливое существование. Деньги она заберет себе, она их заслужила, а эту семью пустит по миру, пусть наконец познают радость добывания хлеба насущного тяжким подневольным трудом! Она тоже имеет право пожить в свое удовольствие!

Светло улыбнувшись молодой женщине, которая вопросительной улыбкой ответила на ее пристальный взгляд, Жанна отвернулась. И тут же в ее уме зароились новые мысли, планы, идеи…

«Наталья Морозова! — улыбаясь, обратилась она к своей сопернице с воображаемой речью. — Скоро тебя не будет! Скоро ты будешь ничто! Скоро ты просто перестанешь существовать!»

Твердой походкой она вышла из зала. Больше с Натальей Морозовой она не встречалась, пока не выполнила свое обещание.

А теперь шестое чувство твердило ей, что ее соперница где-то рядом. Верных признаков тому не было, но Жанна и не нуждалась в верных признаках. Было смутное подозрение, которое постепенно переросло в твердую уверенность: она здесь, она близко, она совсем рядом. И даже более того: она тоже вышла на охоту!

Эта женщина в кафе, приславшая бутылку дорогого шампанского… Сын Морозова, будто бы сбежавший из детдома… Сообщение Жеки, что разыскиваемая особа звонила своей приятельнице… Все это складывалось в четкую картинку, которая еще больше подтверждала ее интуитивные догадки! А потом глупо и бессмысленно ушли на тот свет Штурман, Фрол, Шмель и вот теперь — Пепел!

Удивительно, домашняя рафинированная дамочка вышла на тропу войны! Она использует нестандартные методы работы, думая, что если не будет действовать в стиле наемных киллеров, то ее нельзя вычислить. Напрасная надежда! Это было бы действительно так, если бы с ней имел дело только Лучок и его узколобые подручные. Этим типам даже и в голову бы не пришло, что кому-то охота отправить их на тот свет такими странными способами. Но, слава Богу, если в данном случае уместно говорить о Боге, что они имеют дело с ней, с Жанной! Ее на мякине не проведешь! Она сразу поняла — кто-то начал свою игру. Это хитрая, расчетливая игра, в которой стараются списать все на несчастный случай.

А ларчик раскрывается просто… Штурман был тем человеком, который имел личный контакт с фирмой Морозова. Фрол участвовал в похищении Морозова, держал его на квартире, выбивая из бизнесмена номера счетов в швейцарском банке и официальное поручительство на занятие делами фирмы. Пепел перестарался в «прессовке» — слишком уж сильно нажал на Морозова, и тот не выдержал. Впрочем, даже хорошо, что чистильщику недавно «помазали лоб зеленкой». Из-за него они потеряли очень важного осведомителя, Аллу Сырникову, жену известного банкира… А ведь и эту семейку можно было бы держать на мушке в течение нескольких лет. Играть на слабостях жены, глубоко запустив руку в карман ее мужа, и потихоньку перекачивать деньги из его банка себе в свои закрома! Слишком уж Пепел надавил на нее, перестарался. Она и не выдержала…

А Шмель… Шмель был новеньким в их бригаде, и та дамочка просто промахнулась, когда подсунула честной компании бутылку инфицированного страшной заразой питья. Ее расчет был верен: она надеялась, что Лучок, заинтригованный явлением прекрасной незнакомки, обязательно хлебнет отравы. И тогда одним махом будет покончено со всеми, со всей баковской братвой — хитрая задумка!

Что ж, это ей вполне удалось бы, если бы не внезапный налет РУБОПа. На этот раз менты оказались как нельзя кстати и прибыли вовремя! Если бы не акция ментов в тот вечер, то Лучок обязательно глотнул бы шампанского и сейчас, наверное, лежал бы в уютной кроватке, выстроганной аккурат по его габаритам…

На что же рассчитывает эта сумасшедшая, решившая выйти в одиночку на войну с братвой? Понятное дело, после убийства Пепла она сейчас «шифруется», залегла на дно, ушла в подполье. Неужели она серьезно надеется, что отправит всю верхушку охранного агентства поодиночке на тот свет, а потом заживет в свое удовольствие, имея кругленький капиталец в швейцарском банке и не имея врагов! Не выйдет у нее это! Не выйдет! Потому что она не знает, что имеет дело не с Лучниковым и с его шестерками, а с ней, с Жанной! А ведь это совсем не то, что стрелять в подъезде. Это сложнее, чем контрольный выстрел в голову!

Надо сказать, честно признала Жанна, что и она сама сплоховала, недооценила соперницу. Она рассчитывала, что после смерти своего мужа та беспрекословно отдаст его денежки, посчитает, что выгоднее откупиться, приобрести спокойную жизнь себе и сыну, чем потерять и то и другое, сидя, образно говоря, на мешках с золотом. И уж никак нельзя было ждать, что Морозова спрячет сына в детдоме, а сама начнет собственную игру!

Еще менее можно было ожидать, что она выкрадет ребенка из детдома, а потом начнет в открытую палить из оружия!

Сложность ситуации в том, вздохнула Жанна, что эта особа кажется совершенно неуязвимой! У нее нет дома, неизвестно, где она живет, неизвестно, откуда является, а после убийства — куда исчезает. Есть только один важный рычаг влияния на эту озверевшую сучку, которая, кажется, способна на все — от отравления до обыкновенного убийства в подъезде. Это ее сын. Дети — вот архимедов рычаг, который всегда действует безотказно! Эту прописную истину Жанна усвоила на собственной шкуре.

Дело за малым, осталось только отыскать этот пропавший из детдома рычаг. Не может же мать, которая планирует и осуществляет убийства, держать ребенка рядом с собой! Во-первых, это слишком опасно, а во-вторых, привлечет к ней ненужное внимание. Как бы она ни была ослеплена любовью, она не может не понимать, что братва будет искать в первую очередь именно женщину с ребенком.

В той истории с исчезновением мальчишки есть три варианта: ребенка выкрали и спрятали; второй вариант — он сам сбежал; третий вариант… Как там у классика, а может, мальчика-то и не было?

Был ли мальчик-то — это и нужно первым делом выяснить.

Павлик Морозов сидел на полу в длинном переходе возле вокзала и тонким голосом пел тягучую жалобную песню, заглядывая в глаза прохожим страдальческим взором. Вместо аккуратного зимнего пальто и спортивной шапочки, купленных Поливановой, на нем было грязное вонючее тряпье, возбуждавшее у пассажиров метро опасения подхватить какую-нибудь заразу. На полу перед ним лежала старая кроличья ушанка, в которой внимательный зритель мог бы разглядеть несколько мелких купюр и горстку серебристой мелочи.

— Подайте, люди добрые, на хле-ебушек! — закончив песню, печально завыл мальчик и даже смахнул рукавом слезу.

Прилично одетая женщина остановилась возле него и, вздохнув, бросила в шапку железный рубль. Мальчик презрительно скривился и укоризненно произнес:

— Тетя, а ты знаешь, сколько сейчас хлеб стоит?

Женщина покраснела и умчалась дальше по черной трубе туннеля…

Занятый добычей хлеба насущного, мальчик не заметил, что стал объектом пристального внимания дюжего парня с борцовским разворотом плеч и хрящеватыми ушами. Парень то и дело пристально всматривался в фотографию, которую держал в руке, а затем переводил взгляд на попрошайку, сличая снимок с оригиналом.

Убедившись, что оригинал совпадает с изображением, парень приблизился к попрошайке, поднял его за шкирку и решительно встряхнул:

— А ну, пошли со мной!

— Дяденька, ты чё! — плаксиво заныл мальчуган. — А же не сам по себе, я на Цыгана работаю! Иди спроси у Цыгана, он тебе скажет! Я ему честно половину отдаю.

Уговоры не подействовали, парень с хрящеватыми ушами стремительно потащил свою жертву по переходу. Тогда мальчик перешел к откровенным угрозам:

— Эй, отпусти меня! Слышишь, пусти! Это не твоя территория, это территория Дюни. Дюня знаешь что тебе за меня сделает!.. Пусти!.. Цыган ему скажет, Дюнины пацаны тебе ребра переломают! Пусти! — Мальчик ухитрился извернуться в воздухе и укусить своего похитителя за руку.

Тот ойкнул от боли, но жертву свою не выпустил. Выбравшись на поверхность, он швырнул пацана на заднее сиденье автомобиля и уселся рядом.

— Кусается, зараза, — беззлобно произнес он и бросил водителю: — Поехали, опознаем этого субчика!

Детдом встретил Павлика Морозова знакомым запахом подгоревшей капусты и чириканьем детских голосов.

«Ладно, — обреченно подумал мальчик. — Так и быть… Подхарчусь здесь чуток, а потом опять сбегу. Может, опять удастся у Веры чем-нибудь поживиться…»

— Павлуша! — Навстречу мальчику бросилась полная женщина в трикотажном, плотно обтягивающем тело платье. — Нашелся! Что ж ты, голубчик мой…

Вера Яковлевна, казалось, была искренне рада возвращению своего питомца.

— А похудел-то как! — запричитала она. — А чумазый какой! Где же ты был?

— Где-где… — глубоко вздохнул Павлик. — Милостыньку собирал.

— Ох! — Вера Яковлевна одной рукой схватилась за сердце, другой крепко прижимая к себе драгоценную пропажу.

Жуя жвачку, парень с хрящеватыми ушами безучастно созерцал чувствительную сцену обретения блудного воспитанника.

— Где же вы его нашли? — заискивающе обратилась директриса к хрящеватому парню.

— На Казанском, — ответил тот и сплюнул на пол. — Ну ладно, поехали!

И он властно опустил свою жилистую руку на плечо мальчика.

— Как поехали? — заволновалась Вера Яковлевна. — Куда?

— Куда надо… — Собеседник не собирался вступать в прения.

— Не пущу! — Директриса решительно выступила вперед. — Это воспитанник нашего дома! Вы обязаны вернуть его… Милиция!.. Органы опеки!.. — Она потянула Павлика на себя.

Но хрящеватый не отпускал мальчика.

— Молчи, тетка, — мрачно прохрипел он. — Опознала, а теперь вали. А не то…

Что будет в противном случае, он не удосужился сообщить, выходя с Павликом на улицу. Вера Яковлевна рванулась было за ними, но заметила во дворе машину, в которой виднелись еще два бритых затылка.

Хрящеватый с мальчиком сели в машину и уехали. Вера Яковлевна остановившимся взглядом смотрела, как за поворотом постепенно исчезает ее мечта. Мечта, которой, видимо, не суждено было воплотиться в жизнь. Эта мечта включала в себя и обеспеченную старость, и дорогие лекарства, и любезных врачей, и поездки в сочинский санаторий в разгар сезона. А теперь эти люди отняли у нее ключ, который должен был отпереть ей двери в счастливую жизнь!

Что теперь она скажет матери Павлика, когда та придет за своим сыном? Что она ответит ей?

Вера Яковлевна бессильно опустилась на детский стульчик, стоявший в раздевалке. Она должна была предвидеть это, она должна была загодя спрятать мальчика! Украсть, увезти, уехать из города! Она не сделала этого и теперь будет всю оставшуюся жизнь кусать локти…

— Эй, где тут у вас директор заседает? — послышался чей-то сиплый пропитый голос.

Вера Яковлевна подняла глаза, и ее взгляд встретился с заплывшим взглядом одной очень экстравагантной особы, смело ввалившейся в двери.

Это была очень и очень своеобразная дама, основным украшением которой служил огромный черно-фиолетовый синяк под глазом, распространившийся и на часть щеки. Веки ее, одно нормального цвета, а другое фиолетово-желтое, были кокетливо подведены голубым, а на ресницах слиплись комья дешевой туши. Отсутствие передних зубов с лихвой компенсировалось морковным цветом губной помады, а старое нечистое платье с прилипшими к нему перышками и травинками — яркой бижутерией и рваными колготками.

— Что вам нужно? — усталым голосом произнесла директриса и добавила: — Для вас работы у нас нет, а объедки с кухни мы не выдаем.

— Сыночка я своего пришла забрать! — гордо молвила особа и дохнула в лицо собеседнице запахом застарелого перегара.

— Сына? — брезгливо отшатнулась директриса. — Какого сына?

Ей казалось, что у нее помутился рассудок от яркого запаха незнакомки.

— Павлика, — сказала та и добавила гордо: — Морозовы наша фамилия.

Глаза Веры Яковлевны удивленно округлились, а брови постепенно поползли вверх…

Она действительно не знала, что сказать матери своего воспитанника Павлика Морозова.

В уши вливался ровный гул двигателей самолета. Этот тягучий звук напоминал гудение большого шмеля, в летний душный полдень запутавшегося в траве. Стекло иллюминатора было залито яркой лазоревой краской, а под крылом, далеко внизу, простирались серебристые барханы кучевых облаков.

По салону прохаживалась с тележкой обходительная стюардесса, предлагая напитки на выбор — от прохладительных до тех, что погорячее. Застывшее в улыбке, точно вылепленное из гипса, лицо бортпроводницы сохраняло выражение приторной любезности, которое отчего-то хотелось стереть тряпкой.

— Дамы и господа! — раздался искаженный динамиком хрипловатый голос. — Наш полет проходит на высоте девять тысяч семьсот метров… Ожидаемое время прибытия в Цюрих — два часа тридцать минут… Attention please!..

Со скучающим видом Жанна отвернулась и, откинув голову на белый чехол кресла, стала смотреть в иллюминатор. Золоченые стрелки на наручных часах, казалось, безнадежно застыли. Еще больше двух часов полета… Минуты тянулись медленно, точно в воздухе время затормозило свое размеренное течение. И мысли в голове сквозили тоже медленно, равнодушно, неторопливо…

Еще недавно она торжествовала, рассчитывая, что можно будет выманить свою противницу из убежища, держа в руках ее сына. Она рассчитывала, что жертва ее тогда поймет: сопротивление бесполезно, любая пуля, выпущенная из ее оружия, любой шаг рикошетом тут же ударит по ней и по ее ребенку. И тогда она начнет с ней торг, вызовет на открытую борьбу… Заманить ее, действуя ребенком как приманкой, а потом накрыть одним ударом и ее самое, и ее капиталы…

Но все сорвалось! Надо же, какое дурацкое совпадение! Среди детей, поступивших в декабре в детские дома столицы, нашелся мальчик, возраст, имя и фамилия которого полностью совпадали с разыскиваемым ребенком! «Морозов Павлик, семи лет, среднего роста, глаза светлые, волосы светлые, без особых примет» оказался сыном алкоголички, которая недавно освободилась условно-досрочно и явилась за своим пацаном аккурат тогда, когда люди Жанны, перерыв весь город, отыскали беглеца в одном из привокзальных переходов столицы!

О появлении любящей мамаши сообщил Жанне бдительный дворник Ахмет, которому было поручено тайно контролировать поведение директрисы и сигнализировать, когда объявятся родственники ребенка. В тот день Ахмет в соответствии со своим дворницким званием подметал дорожки, ведущие к дому. Он уже было замахнулся метлой на побирушку, которая забрела на территорию воспитательного учреждения, и хотел погнать ее прочь, как та вдруг гордо осведомилась у него, где она может найти своего сына, и назвала волшебную фамилию. Ахмет указал ей рукой на вход в детдом, а сам побежал звонить по записанному на корешке собственного паспорта телефону. Он надеялся на очень хорошее вознаграждение.

— Явилась мышка, вышла наружу! — удовлетворенно отреагировала Жанна, когда услышала сбивчивый, задыхающийся голос дворника в телефонной трубке. И сразу же направила верных людей, чтобы привезли пташку, попавшуюся в расставленные силки.

Но жар-птица, издали манившая ловца ярким оперением, на поверку оказалась щипаной костлявой вороной, которую в суп и то жалко! Блудная мать-алкоголичка, заметив интерес, проявляемый всеми к своей особе и к своему дитяте, решила с выгодой для себя использовать сложившуюся ситуацию. Она предложила купить у нее сыночка по сходной цене, а когда желающих не нашлось, долго ругалась, осыпая окружающих отборной бранью. В конце концов мадам Морозову с ее отпрыском выгнали взашей, и те отправились восвояси. Куда — неизвестно.

Жанна была обескуражена. Ей казалось, что все смеются над ней: это же надо, принять сына алкоголички за ребенка нового русского! И сама Наталья Морозова смеется! Да просто хохочет во все горло, заливается, думая, что как никогда близка к победе…

Когда первые эмоции прошли, гнев поутих, Жанна вновь обрела способность мыслить логически. За какую ниточку теперь тянуть, раздумывала она, чтобы быстро и наверняка достигнуть успеха? Но все ниточки, которые могли привести к успеху, казалось, были безнадежно утеряны. Подруга Морозовой, Алла Сырникова, отравилась, сын Павлик оказался ей вовсе не сын, а вообще третье лицо, слежка на кладбище была уже давно снята из-за своей бесполезности.

Остаются только две тропочки, зыбкие, ненадежные и вообще малоперспективные.

Первая была связана с тем, что, по сообщениям блондинчика Жеки, любезного дружка погибшей Аллы, Морозова могла отсиживаться на какой-то тайно купленной перед самой кончиной бизнесмена вилле в кантоне Ури в Швейцарии. Там можно отыскать конец той самой ниточки, потянув за которую они выйдут на верный след…

Вторая возможность была более верной, но вместе с тем и более рискованной: ловля на живца. Жанна насчитала около десяти членов своего охранного агентства, которые либо контактировали с Морозовым, либо участвовали в его похищении. Если, конечно, не считать ее саму, Жанну… Кое-кто из этих людей был уже на том свете, кое-кто считался пешкой в крупной игре… Оставалась фигура номер один на шахматной доске — сам король, то есть Лучников. Правда, этот король обладал лишь номинальной властью, полностью завися во всех комбинациях от ферзя, который до поры до времени оставался в тени. Однако он мог бы послужить приманкой, способной выманить на открытую битву нужную фигуру — пешку, давно мечтающую стать ферзем…

Поэтому перед отъездом Жанны за границу в подъезде, где жил Лучников, была выставлена круглосуточная охрана, а во дворе организовано дежурство. Не то чтобы Жанна волновалась за здоровье своего любовника, скорее она боялась, как бы его не «завалили» безнаказанно. Она уже тайно мечтала: было бы отлично, если бы ее соперница в пылу борьбы отправила бы шефа «Элиды» на тот свет, а потом сама попалась ей в руки! Тогда все проблемы Жанны были бы решены! Капиталы плавно перекочевали бы в ее карман, и не нужно было бы ни с кем делиться. После этого она быстро свернет свои дела и уедет в такой дальний уголок земного шара, что сто лет ищи, не сыщешь!

Когда впервые ей пришла на ум эта мысль, она как раз массировала своего любовника. «Шахматный король» расслабленно возлежал на кровати с закрытыми глазами, его спина маслено блестела от крема, а в это время умелые руки растирали его кожу сильными, властными движениями.

«Может быть, оставить его?.. — на долю секунды заколебалась Жанна, размышляя, оставить ли его в живых, но тут же решительно тряхнула головой: — Нет!»

Ее руки умело разминали мужское тело, то сбегая вдоль позвоночника, то плавно поднимаясь вверх, а в голове прокручивались хитроумные планы, как половчее разделаться с тем, кто блаженствовал сейчас от ее прикосновений. Наверное, самым простым и рациональным было посадить его на пару десятков лет. Но кто гарантирует, что он не выйдет оттуда через пару месяцев при помощи пройдохи адвоката! Вот если только сопроводить его арест доказательствами — фотографиями, аудиозаписями…

Кое-что у Жанны уже припрятано на случай, если Лучников в один прекрасный момент попытается разделаться с ней, выкинуть из «бизнеса». Но надо было собрать такое досье, которое гарантировало ему высшую меру или, как минимум, пожизненное…

Жанна закончила массаж легкими гладящими прикосновениями и накрыла порозовевшую спину простыней.

— Все! — негромко произнесла она, разминая уставшие руки.

Блаженно застонав, Лучок перевалился на спину. Внимательные темные глаза точно в первый и последний раз оглядели его…

Зачем он ей нужен? Жадный, неумный, издерганный, некрасивый? Зачем он ей нужен в той, новой жизни? Ему нет там места! Он хорош лишь для того, чтобы выбить пару тысяч долларов из испуганного коммерсанта или разобраться с крутыми парнями из чужой бригады. И все! С ним невозможно показаться в обществе, он груб, завистлив и мелочен. Да и в сексе он… никто! Возбуждается только от нескольких женщин сразу. Он ей будет только помехой в том раю, куда она так стремится. Итак, она от него избавится — решено!

— Девушки уже ждут тебя в спальне, — ласково замурлыкала Жанна, набрасывая на плечи любовника шелковый, почти невесомый халат. — Такие, как ты любишь… Они выполнят все твои желания.

Постанывая, Лучок поднялся и направился в спальню, предвкушая предстоящее наслаждение.

Оставшись одна в комнате, Жанна неподвижным взглядом смотрела ему вслед. Она знает, как избавиться от него… Она повесит на него убийство Морозовой и ее сына, а сама, как всегда, останется в тени! После такого букета преступлений Лучникову уже точно никогда не выйти на свободу!

И Жанна счастливо улыбнулась, словно наконец-то нашла решение сложной логической задачи.

 

Глава 26

Начальник полицейского комиссариата города Альтдорф, столицы швейцарского кантона Ури, корпел над бумагами в своем кабинете. Это был лысоватый мужчина средних лет с округлым брюшком, напоминавшим формой недозрелый арбуз, и с мясистым носом, испещренным красноватыми склеротическими прожилками, отчего создавалось впечатление, что он или простужен, или неравнодушен к алкоголю. У комиссара только что закончилось совещание, и он уже успел разложить на столе важные бумаги, когда в тихий кабинет, выходящий окнами на узкую, мощенную булыжником улочку, ворвалась взволнованная секретарша.

— Господин комиссар! — пронзительным голосом обиженной женщины заговорила она. — Там в приемной какие-то русские! Они требуют, чтобы их немедленно приняли! Я сказала, что вы заняты, но они настаивают!

Комиссар поморщился, но не столько от того, что его оторвали от важных занятий, сколько от назойливо звенящего голоса. Эта Моник, доставшаяся ему от предшественника, недавно переведенного на повышение в Берн, пренеприятная особа, нахмурился он. «Интересно, спала ли она со своим начальником?» — подумал комиссар. Наверное, да, иначе как она умудрилась так долго оставаться на этом месте, не имея ни малейших задатков к деловой работе?

— Что они хотят? — все еще морщась, осведомился комиссар.

— Они говорят, что у них конфиденциальный разговор! — кипятилась секретарша, которая привыкла быть всегда в курсе дел своего начальника и единолично распоряжаться доступом к его телу.

— Пусть войдут, — распорядился он, но не столько потому, что его интересовали иностранные посетители, сколько чтобы поставить на место свою секретаршу и заставить ее замолчать.

Через минуту в кабинет уже входили русские — стройная молодая женщина в очках и плюгавый человечек с отвисшим носом.

— Это Ольга Крушинская, независимый прокурор из Москвы, — произнес плюгавый человечек и пояснил: — А я ее переводчик, Жора Стрельчик.

Комиссар галантно приподнялся над стулом и пожал руку высокой гостье, жестом приглашая ее садиться. Во все глаза он смотрел на экзотическую диковинку, невесть как попавшую в самое сердце Европы — независимого прокурора из далекой снежной страны.

— Чем могу быть полезен? — любезно осведомился хозяин кабинета.

— Нам нужна ваша помощь, комиссар, — начала женщина (переводчик быстро забормотал ей вслед по-немецки). — Я Ольга Крушинская, независимый прокурор из России. Я занимаюсь расследованием дел русской мафии, которая имеет счета в ваших банках и скупает недвижимость в вашей стране. Дело в том, что, в связи с расследованием важного дела о коррупции, мне необходимо просмотреть документы на недвижимость, чтобы выявить перечень русских, владеющих виллами в вашем кантоне, а департамент земельных наделов отказывается сообщить нам эту информацию!

— Совершенно верно! — подтвердил комиссар. — Это конфиденциальная информация.

— Я понимаю, но, — независимый прокурор Ольга Крушинская выглядела озабоченной, — и вы войдите в наше положение! Годы работы идут насмарку. Мы уже подобрались к самому сердцу чудовищного спрута, раскинувшего щупальца на всю Европу. Нам и осталось только собрать кое-какие сведения, которые могут оказаться полезными для нашей работы, и… Неужели ничего нельзя сделать? — Молодая женщина умоляюще взглянула на своего собеседника.

Комиссар полиции даже крякнул. Прокурор из России обладала сильным бархатным голосом, который не царапал барабанные перепонки, как визгливое сопрано секретарши, а ласкал их, помимо воли проникая прямо в душу.

— Я не знаю, — неуверенно начал он. — Видите ли, дела такого рода….

— Но федеральный прокурор Швейцарии госпожа Карла дель Понте, будучи в Москве, лично обещала мне содействие полиции при проведении розыскных мероприятий, — перебила его Крушинская.

— Да, но нам нужна санкция, — развел руками комиссар.

— Вот мои документы. — Прокурор решительно вывалила на стол кипу бумаг, составленных на русском и немецком языках, с гербовыми печатями и множеством подписей. — Вот рекомендательное письмо министра внутренних дел с просьбой о содействии, вот ходатайство Генеральной прокуратуры, вот…

Комиссар взял в руки один листок и тупо уставился в него, ничего не понимая. Неужели этот топорный язык русские и принимают за великий немецкий, поразился он, отметив корявый слог документа и несколько орфографических ошибок, как будто это было творчество в высшей степени среднего учителя очень средней школы (так оно, впрочем, и было). Что поделать, дикая страна! Смешно требовать у русских знания немецкого, достойного великого Гёте…

— Может быть, лучше позвонить самой госпоже Карле дель Понте и уладить все с ней лично? — настаивала Крушинская.

Комиссар замялся. Затем он нехотя придвинул к себе телефон и попросил соединить его с приемной бернской прокуратуры. Через минуту, поговорив о чем-то с неизвестным собеседником, комиссар с огорченным видом положил трубку и обескураженно заметил:

— Госпожа дель Понте в настоящее время в Соединенных Штатах. («А то я этого не знаю!» — иронически хмыкнула про себя Крушинская.) — Мне сообщили, что по делу русской мафии у них уже работает представитель из России по фамилии Хоботов.

— Хоботов! — изумленно воскликнула прокурор. Лицо ее отразило сильнейшее негодование. — Да вы знаете, что этот человек — главный ставленник мафии! Он для того и работает здесь, чтобы замаскировать следы, которые помогли бы раскрыть дело. И швейцарская полиция помогает ему! Ну надо же! — негодовала Крушинская.

Вставая, чтобы уйти, она добавила в сильнейшем гневе:

— Теперь я все понимаю… Ваша прекрасная страна вскоре тоже окажется в щупальцах ужасного спрута. Если вы помогаете Хоботову, то о чем здесь вообще можно говорить! — И женщина решительно направилась к двери. Следом за ней семенил плюгавый переводчик.

— Постойте! — беспомощно крикнул комиссар. Он оказался в совершенно дурацкой ситуации и не знал, как поступить. Ведь он здесь новичок, на этой должности всего без году неделя, еще плохо ориентируется в ситуации…

А независимый прокурор Ольга Крушинская выжидательно смотрела на него.

— Но я не могу вам разрешить самостоятельно работать в Департаменте земельных наделов, — извиняющимся тоном проговорил комиссар. — Однако, кажется, я нашел выход… Я дам вам в помощники старшего инспектора Лайзера, и он сделает все, что нужно.

— Спасибо! — Прокурор одарила его бархатным взглядом своих темных глаз и с задорной интонацией пионерки произнесла: — Большое спасибо! Я верю, что вместе мы обязательно очистим Европу от русской мафии!

Городок Альтдорф, расположенный у подножия Гларнских Альп, жители называют родиной Вильгельма Телля. Поэтому главной местной достопримечательностью, кроме здания средневековой башни и церкви с куполом в виде луковицы, считается статуя великого стрелка. Каждое утро с балкона гостиницы Жанна могла любоваться черной металлической головой легендарного швейцарца, увенчанной тирольской шапочкой с пером, — она поселилась в небольшом семейном пансионе неподалеку от пешеходной улицы Шютценгассе (как настоящий прокурор, она не хотела привлекать к себе особого внимания). Рядом с ней неотлучно находился проныра Жора Стрельчик, бывший соотечественник, выехавший из Одессы во время перестройки, а старший инспектор полиции Лайзер, немолодой исполнительный полицейский средних лет, с готовностью выполнял все ее поручения.

С его помощью департамент земельных наделов выдал следующую справку: «За господином или госпожой Морозовыми земельных наделов, или строений, или иных объектов недвижимости в настоящее время не числится». Жанна была обескуражена. Тоненькая ниточка, едва попав ей в руки, безнадежно рвалась. Стоило из-за этого лететь через пол-Европы, разыгрывать спектакль перед комиссаром полиции, составлять фальшивые документы на имя никогда не существовавшего прокурора Ольги Крушинской?

Далее последовал новый запрос: числился ли когда-либо в прошлом какой-либо земельный надел, или строение, или иной объект недвижимости за Морозовым или его супругой? Для ответа требовалось время, а Жанне время было дорого, и потому, пока департамент земельных наделов раздумывал над ее пустячной просьбой, она уговорила инспектора Лайзера объехать офисы авиакомпаний, осуществлявших регулярные рейсы в Россию.

— Нужно выяснить, — инструктировала инспектора Лайзера Крушинская. — Прилетала ли в Цюрих госпожа Морозова, а также ее сын Павел в период, начиная с октября прошлого года и по настоящее время.

Инспектор уехал, обещав узнать.

Тем временем департамент земельных наделов разродился наконец очередной справкой. Справка гласила, что господин Морозов владел виллой по адресу: Альтдорф, Ландерштрассе, 3. Вилла была куплена им 25 марта 1997 года. После смерти господина Морозова в права владения недвижимостью вступила его супруга госпожа Морозова, от имени которой действовало адвокатское агентство «Патерблатт и сыновья», расположенное по адресу: Цюрих, Лейтергассе, 65. 30 ноября 1998 года вилла была продана некой мадам Мадлен Абдель аль-Асхат.

Потирая руки, Жанна выбежала из отеля. Жора Стрельчик следовал за ней, как тень отца за Гамлетом. Кроме перевода он выполнял еще и мелкие поручения госпожи Крушинской: покупал сигареты, заказывал ужин, вызывал такси.

— Ландерштрассе, дом три! — бросила Жанна шоферу такси. Ее трясло от острого ощущения погони.

Дом номер 3 по Ландерштрассе представлял собой скромный двухэтажный особняк, отгороженный от внешнего мира двухметровым забором, который с пейзанской элегантностью обвивали зеленые плети плюща.

Жанна позвонила в калитку. На звонок вышел усатый смуглолицый мужчина в шальварах, узорной жилетке и тюрбане.

— Можем ли мы видеть госпожу Мадлен Абдель аль-Асхат? — спросил переводчик Жора.

Смуглолицый что-то разгневанно забормотал на непонятном языке и захлопнул калитку прямо перед носом посетителей.

Бесполезно! Они даже не могли определить, на каком языке он разговаривает!

Парочка русских ходила вокруг особняка, точно кот вокруг сметаны. Затем шустрый Жора Стрельчик завязал знакомство с местной старушкой, которая дефилировала по улице, держа под мышкой черного курносого шпица. Старушка ответила на вопрос Жоры, что нет, этот дом, возле которого они стоят, не продается. Еще недавно он действительно был выставлен на продажу, но его уже купила богатая арабская семья. Однако продается прекрасная вилла неподалеку отсюда, в конце улицы, и если господа хотят посмотреть на нее, то мадам согласна их проводить. Смотреть виллу в конце улицы Жора отказался, но спросил, не знает ли мадам, кто жил в этом доме до арабов. Какая-то семья, ответила старушка, она видела их всего раз или два… А после продажи дома не видела ли мадам эту семью? Нет, не видела, ответила мадам.

Несолоно хлебавши, они вернулись в отель…

Вести, добросовестно добытые инспектором Лайзером, были куда более утешительны. С сияющим видом честного служаки он сообщил, что Морозова Наталья со своим сыном Павлом в последний раз прилетала в Цюрих 20 ноября 1998 года. Обратно в Москву Морозова вылетела 3 декабря 1998 года.

— А сын? — спросила Жанна.

— Сведений нет, — ответил довольный своим успехом инспектор Лайзер. И он внес посильную лепту в дело искоренения русской мафии! — Но если бы мальчик вернулся в Россию авиарейсом, я обязательно обнаружил бы это.

— Он мог вернуться один позже, — задумчиво заметила прокурор Крушинская.

— Я проверил это! — Исполнительный Лайзер сиял, как начищенный самовар, довольный своей сообразительностью. — Могу ответственно заявить: мальчик Морозов Павел в Москву воздушным видом транспорта не возвращался!

— А это значит… — начала было прокурор Крушинская.

— Это значит, он находится на территории Швейцарской Республики! — выпалил старший инспектор Лайзер и заработал комплимент.

— Теперь я убедилась, — благодарно сжала ему руку красивая прокурор из России, — что швейцарская полиция действительно великолепно работает! Наверное, это потому, что у нее такие великолепные полицейские, как вы!

Инспектор Лайзер счастливо потупился. Несмотря на жену и троих детей-школьников, он был готов хоть до конца дней своих выполнять распоряжения прекрасной мадам. Но, к сожалению, срок ее командировки неотвратимо близился к концу…

Куда же делся Морозов Павел, семи лет, светловолосый, светлоглазый, без особых примет? Он въехал в страну 20 ноября и исчез. Где же он?

Жанна расхаживала по своему номеру, изредка бросая рассеянный взгляд на высокую гору с острой заснеженной вершиной, за которую плавно опускалось малиновое горячее солнце. Тени, отбрасываемые деревьями и горными вершинами, постепенно становились длиннее и приобретали глубокий фиолетовый оттенок. Но не до красот природы было госпоже независимой прокурорше. Как в игре «холодно — горячо», она чувствовала, что находится на верном пути, еще немного и…

Но где же мальчик? Как его найти, где искать? Может быть, он проживает у родственников или у знакомых где-то неподалеку? Инспектор Лайзер сообщил, что по добытым им сведениям у Морозовых не было в Альтдорфе ни родственников, ни знакомых. Они всего-то появлялись в городке раза два и так же тихо исчезли, не возбуждая ничьего любопытства.

Не секрет, что у новых русских швейцарские школы пользуются бешеной популярностью. Тогда, может быть, мальчик остался в какой-нибудь частной школе, в пансионе поблизости? Только сколько в Швейцарии закрытых учебных заведений? Одна сотня, две, три? Или тысячи?

В связи с этим инспектор Лайзер получил очередное задание: выяснить, не поступил ли в какое-либо учебное заведение русский мальчик Павел Морозов, семи лет. Чтобы подстраховаться, госпожа прокурорша даже расширила задание: Лайзер должен был собрать список детей до десяти лет, поступивших на обучение с 20 ноября по 3 декабря 1998 года.

— Это очень важно, инспектор, — нежным бархатным голосом сказала госпожа Крушинская, выразительно пожимая мужественную руку полицейского. — Очень!

И так посмотрела на него темными выразительными глазами, что у того сладко екнуло сердце: если бы не жена и трое детей…

— А что сделал этот ребенок? — задал инспектор глупый, очень глупый вопрос. Его не интересовал ответ, он хотел слушать только нежный бархатный голос госпожи прокурорши и ощущать на себе ее признательный взгляд.

— Пока ничего, — ответила Крушинская. — Но его мать преступница. Она украла очень много денег, очень много. Почти полмиллиарда!

— Полмиллиарда! — Инспектор даже присвистнул. Ну и умеют же воровать эти русские!

— Через мальчика мы сможем выйти на его мать, — пояснила прокурорша. — Так что вы понимаете, инспектор, важность и срочность задания. Я вас не тороплю, но… Мне кажется, только вы с вашем умом можете справиться с таким сложным делом! Только вы! — И она с такой страстью сжала его руку, что инспектор сразу же деревянным шагом вышел из кабинета, с трудом сдерживая себя.

Целую неделю исполнительный полицейский звонил, наводил справки, посылал запросы и ездил по частным школам. Он не спал ночами, забыл про еду, про жену и троих детей-школьников. Ему мерещились прекрасные глаза госпожи прокурорши.

К концу недели список из девяти детей, поступивших в указанный период в частные школы, лежал перед Жанной. Сияющий инспектор Лайзер стоял подле нее, пожирая глазами предмет своего обожания. Госпожа прокурорша быстро пробежала список сверху вниз, и уголки ее губ огорченно опустились. Фамилии Морозова в списке не было.

— Осечка! — вздохнула госпожа прокурорша, и взгляд ее затуманился. Она вторично пробежала список. Даже русских среди детей не было. Это было безнадежно!

— Скажите, госпожа Крушинская, — прервал молчание инспектор Лайзер. Он тоже искренне огорчился вместе со своей коллегой. — А родители этого мальчика были очень влиятельные люди?

— Ну, в общем да, — пожала плечами прокурорша. — А что такое?

— А его дядя очень влиятельный человек? — задал новый вопрос инспектор Лайзер.

— Возможно, но я не понимаю, почему…

— Дело в том, что только один мальчик из этого списка подходит вам, — безапелляционно заявил инспектор. Он так стремился заронить в сердце госпожи русской прокурорши хоть капельку надежды… — Вот он!

Желтоватый палец с твердым ногтем ткнулся куда-то в середину листа.

— Поль Войтыла, школа Святой Анны, Ундервельт, кантон Ури, — задумчиво прочитала Крушинская. — Ну и что? — И тут же она повторила: — Кантон Ури…

— Это буквально в двух часах езды отсюда, — сказал инспектор. — Элитная школа, только для влиятельных господ с хорошими рекомендациями. И заметьте, в этом списке есть лишь один славянин. Здесь все национальности: англичане, американцы, французы, японцы, негры, арабы. Но славянин только один!

— Вы думаете, что… — нерешительно проговорила госпожа прокурорша.

— Я уверен! — мягко сказал инспектор. — Они изменили фамилию, чтобы его было труднее найти. Ребенка, выросшего в России, почти невозможно выдать за немца или американца, не опасаясь разоблачения, а вот за поляка — очень легко!

Того, что сделала независимый прокурор Крушинская, инспектор Лайзер не забудет до конца дней своих. Конечно, он не станет рассказывать об этом своим детям и тем более жене… Просто упомянет мимоходом, что и его доля в деле борьбы с мафией тоже есть — и все! А о главном, о том, что его вдохновляло в трудной и опасной борьбе, — ни-ни!

Короче, независимый прокурор совсем не по-прокурорски подошла к инспектору и пала ему на грудь. А потом поцеловала его, отчего у того закружилась голова и мучительно запылали щеки.

— Вы поедете со мной завтра в школу Святой Анны? — шепнула госпожа прокурорша. Ее губы были так близки, так соблазнительны…

— Да! — беззвучно прошептал инспектор, однако собеседница поняла его и без слов. — Да!

Он был готов ехать за ней хоть куда! Хоть в снежную далекую Россию, бороться с русской мафией, хоть на край света!

В этом не было ничего удивительного, еще в балет-шоу «Астрея» Жанна Степанкова славилась своим умением сводить мужчин с ума…

Рано утром, едва только косметический салон госпожи Блох, расположенный возле Шютценгассе, открылся и хозяйка его, зевая, выползла на солнышко погреть свои старые косточки, как в заведение вошла первая клиентка, высокая моложавая женщина в деловом костюме и с крошечной сумочкой в руке. Напряженный взгляд и неулыбчивое лицо выдавали ее иностранное происхождение, а изящный деловой костюм, такой, в каких ходят исключительно служащие банка, указывал на то, что она не принадлежит к беспечному племени туристов.

Ранняя посетительница села в кресло, и лучший мастер салона мгновенно подлетел к ней с вопросом, что госпожа желает. Вместо ответа госпожа посетительница открыла свою крошечную сумочку, достала из нее снимок и протянула его мастеру, а затем указала на свои волосы.

— О, вы хотите прическу, как у этой мадам? — догадался мастер.

Посетительница кивнула. И парикмахер тут же принялся за дело. В воздухе запорхали ножницы и расчески, зашипела пенка для укладки волос. Через полчаса из парикмахерского салона вышла женщина с аккуратной стрижкой каре и чуть подвитыми волосами и села в поджидавшую ее машину.

— Вы изменили прическу? — удивленно спросил инспектор Лайзер. Хотя в его голосе и звучала тайная грусть, но все равно прекрасная независимая прокурорша казалась ему еще прекраснее, чем была раньше.

— Я вынуждена это делать, — вздохнула Крушинская. — Могут начаться преследования со стороны мафии, если выяснится, кто забрал ребенка из пансиона, и даже мое высокое звание не остановит преступников…

Она приподняла пальцами волосы на виске и произнесла негромко:

— Видите эти шрамы? — И с трудом, точно ей было трудно говорить, добавила: — Меня пытали…

Глаза доверчивого инспектора наполнились слезами. О, эта ужасная русская мафия! Пытать такую прекрасную женщину! Неужели среди них нет настоящих мужчин?

Машина, ревя мотором, взбиралась по горному серпантину. Далеко внизу виднелись аккуратные домики с черепичными крышами, обрамленные пышными декорациями цветущих деревьев. Курчавые облака цеплялись за пики гор, и бесконечная серая лента, причудливо извивавшаяся на склоне плато, одним концом терялась в облаках.

— Мы едем по дороге на Андерматт, — объяснил инспектор Лайзер. — Сначала пересечем долину Раусс, там берут свое начало великие реки двух стран, Рона и Рейн, и свернем направо, в Ундервельт, не доезжая большого Сент-Готардского туннеля. Кстати, я уже предупредил начальницу школы о нашем визите.

Его прекрасная пассажирка немного помолчала, а затем осторожно спросила:

— Надеюсь, вы не сказали ей, с какой целью мы едем?

— Нет.

— Понимаете, в школе могут оказаться агенты мафии, они могут спрятать мальчика перед нашим приездом. Мне бы не хотелось возвращаться в Россию с пустыми руками…

Слева мелькнул снежный пик ослепительно сиявшей на солнце горы Теды, снежного сердца Гларнских Альп, а впереди дорогу уже сжимали в каменных объятиях крутые склоны Лепонтинских Альп.

При подъезде к деревушке Ундервельт госпожа прокурорша по своей привычке достала из сумочки очки с затемненными стеклами и надела их.

Машина плавно подкатила к старинным чугунным воротам, за которыми начинался подернутый голубоватой дымкой сад, и, скрипнув тормозами, остановилась.

— Пойдемте, инспектор, — улыбнулась своему спутнику Крушинская. — Надеюсь, вы возьмете на себя разговор с начальницей?

— О, конечно!

Охрана беспрекословно пропустила гостей — инспектор предъявил свое служебное удостоверение. Хрустя каблуками на песчаной дорожке, посетители прошли по цветущей аллее к зданию. Крушинская заинтересованно оглядывалась по сторонам.

Начальница школы встретила гостей принужденной улыбкой.

— Дети сейчас на спортивных занятиях, — объяснила она. — Не хотите ли присутствовать?

Вся троица вышла из кабинета и двинулась на спортивную площадку, где голосистая стайка мальчишек гоняла мяч.

Тот, кто значился в школе под именем Поль Войтыла, заинтересованно оглянулся, когда заметил, что возле спортивной площадки появились три фигуры и остановились в конце поля, наблюдая за игрой. Кто бы это мог быть? Одна из фигур, несомненно, мадам Штайн, начальница школы. А двое других — кто они?

Мальчик напряг зрение, чтобы получше разглядеть стройную женщину и мужчину рядом с ней. Сердце у него часто-часто забилось. Неужели это его мать вернулась за ним?

Поль совершенно забросил игру. Он чувствовал, это приехали за ним.

— Павлик! — донесся до него негромкий крик.

— Мама! — прошептал он и что есть силы побежал на этот голос, сталкиваясь на бегу с игроками. — Мама!

Но не доходя нескольких шагов, мальчик нерешительно остановился.

— Ну что же ты, Павлик! — произнесла женщина по-русски и ласково протянула к нему руки. — Иди же сюда! Неужели ты меня не узнаешь?

Павлик осторожно сделал шаг вперед. В его ушах еще звучало последнее наставление матери: «Никому никогда не говори, что ты из России. Никому никогда!» Но ведь эта женщина уже знала, что он русский.

— Ты не помнишь меня? — удивленно-насмешливо повторила женщина и взъерошила ему волосы рукой.

— Нет, — признался Павлик и спросил, с трудом подбирая русские слова: — А где моя мама?

— Она попросила меня забрать тебя домой. А я тетя Алла, подруга твоей мамы, помнишь меня?

— Кажется, — серьезно нахмурил брови мальчуган и с любопытством спросил: — А Вовка с вами?

Женщина с облегчением рассмеялась, показывая белые выпуклые зубы.

— Нет, он ждет тебя в Москве. Ну как, поехали домой?

— Конечно! — Глаза мальчика засияли. Наконец-то он вернется домой, в Москву, к маме! И тут же он перевел встревоженный взгляд на мадам Штайн: отпустит ли она его?

Мадам Штайн с принужденной улыбкой наблюдала за сценой встречи российского прокурора Крушинской и своего воспитанника. Что-то в этой встрече внушало ей чувство тревоги, но что именно, она не могла понять. Какое дело русской прокуратуре до польского мальчишки, который к тому же является племянником Папы Римского? Зачем они приехали за ним? Но инспектор Лайзер продемонстрировал начальнице разрешение на то, чтобы забрать ребенка из школы, подписанное полицейским комиссаром кантона Ури и матерью ребенка. Кажется, документы в порядке, но что-то все же гложет мадам Штайн, не дает покоя…

Почему инспектор Лайзер попросил ее на все телефонные звонки после отъезда мальчика отвечать, что ребенок в школе, но в данный момент не может подойти к телефону? А если в школу позвонит его дядя, сам Папа Римский? Ложь недостойна истинной католички!

Мадам Штайн приблизилась к инспектору.

— Вы действительно хотите забрать ребенка? — напрямую спросила она.

— Я вынужден сделать это, — сказал инспектор.

— Но по условиям нашего воспитательного учреждения…

— К черту ваши условия! Мальчик — сын известного русского мафиози, похитившего у страны полмиллиарда долларов! Неужели вы хотите, чтобы ваше заведение прославилось в газетах как безопасный приют для детей русских бандитов? Я с трудом сдерживаю газетчиков, чтобы они не хлынули сюда с той же стремительностью, что и талые воды в устье реки.

— О нет! Конечно нет! — растерялась мадам Штайн.

Она испуганно прикрыла рот рукой. Какой ужас! Недаром она всегда была против приема в школу детей из Восточной Европы. Ведь в школе Святой Анны учился сын английского принца, наследный принц Бурунди и внук буддийского ламы… Что будет со школой, если узнают, что в ней обучаются дети преступников? Никто из власть предержащих больше не направит сюда своих детей! А если дело попадет в газеты? Что будет с ней, с мадам Штайн? Если попечительский совет школы узнает, что она, вопреки его рекомендациям, приняла в пансион этого ребенка, ей больше не работать здесь. И больше никогда и нигде ее не примут на работу!

— Я бы хотела, чтобы все выглядело как родственный визит, — высказала пожелание мадам Штайн. — Детям будет сообщено, что Поль уехал к своим родным погостить.

— Здесь наши желания совпадают, мадам, — кивнул инспектор. — Не в наших интересах афишировать местонахождение ребенка. Да и не в ваших тоже…

Вечером того же дня, когда посадка на самолет, следующий рейсом в Москву, уже шла полным ходом, металлические ворота, ведущие на летное поле, распахнулись, и на бетонную гладь аэродрома выехала черная машина с тонированными стеклами. Машина подкатила к серебристому лайнеру, возле которого топталась кучка пассажиров, и из нее вышли три человека: мужчина, женщина и ребенок.

Мальчик с любопытством оглядывал самолеты, радары, бензозаправщики, сновавшие по летному полю, пассажиров, которые заинтересованно косились в его сторону, справедливо подозревая в странной троице очень важных персон.

— Прощайте, Ольга. — Инспектор Лайзер на несколько секунд задержал в своей руке узкую ладонь прокурора Крушинской.

— Спасибо, инспектор, за все! — Прокурор энергично, по-мужски тряхнула его руку. — Надеюсь, рано или поздно нашими совместными усилиями с русской мафией будет покончено!

Инспектор долгим страдающим взором проводил стройную фигурку, поднимавшуюся по трапу самолета. После того как интересующая его фигурка скрылась в салоне лайнера, любящий взор с тоской стал смотреть на самолет, когда тот прогревал моторы, выруливал на летную полосу, разбегался по бетонному полу, чтобы в конце его, над самой кромкой травы, оторваться от земли и, задрав серебристый нос, вскоре исчезнуть за пеленой низких облаков.

Да, инспектору будет что рассказать своим внукам на старости лет!

— А когда мы прилетим в Москву, тетя Алла? А мама будет нас встречать? А на чем мы поедем домой, на машине или на такси? — У несносного мальчишки рот не закрывался во время всего полета. Вопросы вылетали из него автоматными очередями. — А у вашего Вовки есть горные лыжи? Мы в школе всю зиму катались со склонов, один мальчик даже вывихнул ногу на занятиях, и его увезли родители… А еще мы ездили на экскурсию в деревню Бюглен, на родину знаменитого Вильгельма Телля, видели там его лук. Вот бы и мне такой… А вы тоже были там?

Жанна поморщилась. От этой трескотни у нее начинала болеть голова, ее будто кто-то стягивал железным обручем. Надо же, как невыносимы, оказывается, бывают дети! Кто бы мог подумать, а ведь у нее где-то за океаном тоже есть сын! Нет, как хорошо, что это не ее ребенок! Даже три часа в воздухе невозможно выдержать рядом с ним.

— А мы пойдем в кабину пилота? — не унимался мальчишка. — Мне дадут там порулить? Когда мы однажды летели с папой в Париж, меня провели в кабину летчика, и я там все осмотрел!

Железный обруч на голове сжался еще сильнее. Темные брови страдальчески сошлись на переносице, а ноздри затрепетали от еле сдерживаемого раздражения.

«Тетя Алла», такая ласковая в пансионе и на пути в аэропорт, внезапно наклонилась к мальчику и зло прошептала ему на ухо так, чтобы не слышали другие пассажиры:

— Слушай, заткнись! Если ты скажешь еще одно слово, я тебя придушу!

Мальчик удивленно раскрыл рот и обиженно замолк. Хорошо же, ладно!.. Как только он встретится с мамой, он расскажет все ей про эту злую тетку, которая только прикидывалась добренькой. Правда, тетя Алла всегда была такая, она никогда не обращала на него особого внимания, занятая только своим Вовкой.

— Я только хотел спросить, будет ли мама встречать меня, — буркнул мальчуган и обиженно насупился.

— Нет, не будет, — безапелляционным тоном ответила «тетя Алла». — Скорее, это мы будем ее встречать, — выразилась она как-то туманно.

— А где она сейчас?

«Тетя Алла» поморщилась: опять новый вопрос!

— Не знаю, — ответила она. — Но думаю, что она вскоре появится. Если она хорошая мать. Это в ее интересах. А пока ее нет, ты будешь жить у нас.

— А Вовка? — заинтересованно спросил мальчик.

— Никакого Вовки! И вообще, у меня не детский сад! Поэтому заткнись и открывай рот, только когда я задаю тебе вопрос. Ясно?

— Ясно! — кивнул мальчик и тут же спросил снова: — Но мне мама ничего не говорила о том, что меня заберете вы! Она сказала мне, что вернется за мной, только когда расправится со своими врагами. А вы, тетя Алла, знаете, кто у нее враги?

— Знаю, — зло усмехнулась Жанна.

Она ничего не стала объяснять мальчику. Ни к чему ребенку знать об этом. Ни к чему!

Главное, что теперь появилась та приманка, на которую хорошо ловится такая крупная рыбка, как миллионерша в бегах. Приманка эта — стопроцентный верняк! Ибо где вы видели мать, которая бы не сделала все, чтобы спасти своего сына?

В аэропорту рейс из Цюриха встречали три типа очень характерной внешности. Павлик с подозрением оглядел массивные стриженые затылки, выдающиеся вперед челюсти, длинные руки неандертальцев. Эти люди были похожи, точно трое братьев из сказки, только в современной одежде.

— С успешным возвращением! — расплылся в улыбке один из них, с синей татуировкой на руке, очевидно, главный. — Я вижу, ты не зря слетала, Жанна! Заарканила птичку?

— Пока только ее птенца, — без улыбки кивнула «тетя Алла», которую почему-то ее друзья предпочитали называть Жанной. — А у вас как дела?

— Отлично! — Татуированный счастливо осклабился. — У нас для тебя тоже припасен подарочек. Мы поймали одну птичку!

— Да ну! — Жанна от удивления даже замедлила шаг. — Как это вам удалось? Где вы ее нашли? Как взяли? Где она?

— Это не она, а он, — поправил татуированный. — Выследили, падлу. Он даже не скрывался, охотился за Лучком в открытую!

— Кто это — он? — Густые брови удивленно поползли вверх. — Что-то не пойму я, о ком ты говоришь, Бура!

Встречающие и пассажиры погрузились в машину и тронулись в сторону города.

— Сейчас поймешь! — Татуированный по кличке Бура хмыкнул. — Короче, дело было так! Ты ж знаешь, что Пепла уложили из ментовского пистолета-пулемета, «бизон» называется. Зверская штука, семьсот выстрелов в минуту, от такого не уйдешь! Ну, еще все газеты об этом писали, что, мол, загадочное преступление, ведь «бизоны» на вооружении есть только у ФСБ, в продаже их нет, на черном рынке они не встречаются.

— Ну, дальше! — нетерпеливо проговорила Жанна.

Бура с удовольствием хмыкнул. Он был рад, что ему представилась возможность первому отрапортовать о заслугах перед фактическим руководителем фирмы. Ему выпал уникальный случай выдать чужие заслуги за свои, а свои преувеличить в несколько раз.

Обернувшись к пассажирам на заднем сиденье, он торжествующе улыбнулся:

— А помнишь, пацаны между собой «терли», что это «Белая стрела» начала за нами охоту? Что, мол, оторванные фээсбэшники решили всей нашей бригаде лоб зеленкой помазать? Еще Ленчик тогда насчет кунцевских лепил, что это они, мол, беспредел начали?

— Ну, помню, помню, дальше-то что? — нетерпеливо спросила Жанна. Она не обращала внимания на то, что разговор, не предназначенный для чужих ушей, мог слышать мальчик. Для нее этот ребенок уже был отработанным материалом.

— Потом назначили мы «стрелку» с кунцевскими, чтобы, значит, «перетереть» с ними, за что они на нас зуб имеют, зачем нашего человека, то есть, в натуре, Пепла вальнули… «Стрелку» назначили на бульваре, ну, ты знаешь, там, где всегда. За час до назначенного времени мне Лучок приказал зачистить местность, чтобы проверить, есть ли снайпер или засада. Все, как ты сказала перед отъездом. Ну, короче, мы этого парня на чердаке и взяли.

— Какого парня?

— Ну этого, который Пепла вальнул, — пояснил Бура. — Он стал отстреливаться, но мы его в кольцо взяли, раненого. Кроме «бизона», у него еще и снайперский винтарь нашли, «СВД».

— Того ли вы взяли, ребята? — с еле заметной усмешкой спросила Жанна. — Вы, может, забыли, мы сейчас за бабой охотимся!

— Ну, насчет бабы не знаю, — хмыкнул Бура. — Это тебе видней! Но насчет того парня — верняк! Пепла же из «бизона» уложили, и этот парень с «бизоном» попался. Чего там особо рассуждать, таких стволов в Москве раз-два и обчелся. На нем Пепел висит, сто процентов — на нем!

— И где он сейчас? — задумчиво спросила Жанна.

— В подвале на даче отсиживается, — поведал Бура. — Лучок приказал его до твоего приезда не трогать, ты сама, мол, разберешься. Я вот что подумал, может, он по заказу той бабы работает?

— Не знаю. — Жанна пожала плечами. — Выясним…

Вдоль шоссе тянулись покрытые первым весенним пухом леса, коричневые поля, обрамленные рыжими полосами грунтовых дорог. Павлик, не отрываясь, смотрел в окно, делая вид, что поглощен созерцанием подмосковного пейзажа. Как не похожи эти люди на прежних маминых друзей! Они ему не нравятся. Какие они грубые! От них волнами исходила смертельная опасность, и эти волны захлестывали мальчика, вызывая в нем неодолимое желание заплакать.

— Вот что, Бура! — задумчиво произнесла Жанна. — Давай-ка сначала на дачу. Хочу посмотреть, что за птичка попалась нам в сети!

Машина выехала на Кольцевую автодорогу и, набирая скорость, рванула по направлению к Красногорскому шоссе, где в глухом еловом лесу находилась недавно снятая у бывшего партаппаратчика дача, отгороженная от внешнего мира двухметровым забором. На эту дачу отвозили пленников, чтобы там, в спокойной обстановке, выбивать из них показания, там же, за забором, их хоронили в глинистой земле глухого бора.

Туда же везли и юного пленника, который, расплющив о стекло нос, размышлял о том, что с ним будет дальше…

Подпрыгивая на колдобинах лесной дороги, машина подкатилась к высоким железным воротам, за которыми виднелась верхушка старинного деревянного дома постройки тридцатых годов. Дом стоял глубоко в лесу, вдали от других дач и от поселков, вдали от бойких подмосковных дорог. Идеальное место для содержания пленников — отсюда не слышны были крики. Случайные люди по округе не ходили — место болотистое, низкое, грибов там даже в самое засушливое лето не бывало, охотникам там тоже делать было нечего — вековой бурелом преграждал путь и человеку, и зверю.

Послышался резкий звук автомобильного гудка — водитель, притормозив возле дома, требовательно посигналил. Железные ворота с металлическим лязгом разъехались в стороны, и машина вкатилась во двор, заросший травой и засыпанный ржавыми еловыми иголками. Сквозь темные ветки елей робко проглядывало голубое небо, по которому вереницей неслись легкомысленные облачка, пыльные окна дома подслеповато щурились на лес.

— Мальчишку — в комнату на втором этаже! — бросила Жанна, выходя из машины.

Мрачный тип с изрытым оспинами бугристым лицом подхватил юного пленника за руку. Павлик шел, не сопротивляясь. Он только испуганно оглядывался, стараясь понять, кто эти люди вокруг него и как они к нему будут относиться, где находится дом, куда его вели, сколько он будет в нем жить и когда появится мама, чтобы забрать его отсюда.

Его закрыли в комнате. Там стоял старенький телевизор, кушетка, покрытая рваным одеялом, стол с остатками засохших консервов, немытыми стаканами и пустыми бутылками. Павлик осторожно присел на тахту. Она пахла мышами и нежилым духом заброшенного дома.

Тем временем этажом ниже загремел навесной замок на двери, ведущей вниз, в подвал.

— Света там нет, так что осторожно, — захлопотал Бура, доставая с полки огромный автомобильный фонарь.

Тусклый желтоватый луч скользил по сводчатому потолку с мокрыми пятнами плесени и склизким земляным ступеням, ведущим вниз. Острые каблуки туфель впивались в земляной пол, в лицо пахнуло гнилью и сырой землей.

— Три дня уже сидит, голубчик, — угодливо прошелестел Бура, галантно подавая своей начальнице руку, на которую она, впрочем, не обратила внимания. — Пытались мы, конечно, поспрашивать его. Так он отвечать не пожелал. Немного намяли ему бока, да и бросили… — продолжал Бура извиняющимся тоном, будто оправдывая неважный вид избитого пленника.

Выпрямившись, Жанна медленно обвела взглядом сырые стены с потеками воды, корни деревьев, свисавшие с потолка, и поежилась — здесь, в подвале, было холодно и промозгло, точно в склепе. Потолок низко нависал над головой, усиливая сходство с могилой.

— Вот он, голубчик! — Бура подошел к пленнику и поднял рукой его низко опущенный подбородок. Мужчина дернулся, пытаясь освободиться, но цепкая рука не отпускала его лицо.

Жанна изучающе прищурилась. Прямо на нее, зло сверкая белками глаз, исподлобья смотрел человек. Заросшие щетиной щеки ввалились, скованные наручниками руки были сведены за спиной. Он сидел на полугнилых ящиках, и его забинтованная, темная от засохшей крови нога застыла в неестественном положении. На полу валялась металлическая миска, в которой лежало нечто несъедобное на вид, стояла пластиковая бутылка с водой.

— Посвети-ка! — попросила Жанна, и пленник неожиданно вздрогнул при звуках бархатного женского голоса.

Яркий сноп лучей ослепил отвыкшие от света глаза, и мужчина зажмурился. Тусклый луч фонарика казался ему слишком ярким.

— Как тебя зовут? — Пристально глядя в лицо пленнику, женщина присела перед ним на корточки и даже дружески улыбнулась.

— Твои парни меня уже об этом спрашивали, Жанна, — усмехнулся мужчина, заслоняясь рукой от света.

— Откуда он меня знает? — удивилась она, вопросительно оглядываясь на своих подчиненных.

Те лишь молча пожали плечами.

— Мы ничего ему не говорили, — Бура недоуменно развел руками, — только поспрашивали его чуток.

— Откуда ты меня знаешь? — спокойно спросила Жанна у пленника. — Отвечай!

— Так, встречались… — криво усмехнулся тот. — На узкой дорожке…

— С тобой? Когда? Не помню… — Жанна задумалась. А потом решительно приказала: — Наверх его. Дать умыться, поесть… Перевяжите. Если у него начнется воспаление, он будет ни на что не годен. А потом приведите ко мне. На беседу…

Она развернулась и стала подниматься по лестнице. У нее было странное состояние. Ее жгли, будоражили, тревожили давно забытые воспоминания.

Она вспомнила этого человека!..

И сразу же в ее мозгу стали складываться узоры новой виртуозной комбинации.

Она усмехнулась и обратилась к своему подручному:

— Поместите его в одну комнату с мальчишкой. Пусть познакомятся…

Звонок.

— Школа Святой Анны слушает.

— Здравствуйте. Скажите, могу я поговорить с воспитанником Полем Войтылой? Это его мать.

— Сожалею, мадам… Ваш сын уехал с классом на экскурсию в горы.

— Как жаль… Скажите, а как у него дела?

— Прекрасно, мадам. У Поля прекрасные отзывы от учителей. Мы надеемся, что он со временем станет гордостью школы.

— Спасибо… Очень жаль, что не удалось его застать… Передайте ему большой привет и скажите, что мама к нему скоро приедет.

— Непременно, мадам. Я передам.

Отбой.

 

Глава 27

Косарев не знал, как все это происходило…

Тогда, осенью 1998 года, кольцо, стягиваемое вокруг охранного агентства «Элида», постепенно сужалось. К Лучку пришел Жорик, тип, который раньше служил в органах и до сих пор поддерживал коммерческие отношения со своими бывшими коллегами, равно как и с теми, с кем они боролись. Это был юркий неприметный человечек, главный девиз которого был один: «Деньги, только деньги и деньги любой ценой». Его поперли из органов за сомнительные связи и за участие в некоторых бизнес-проектах, где грели руки и генералы ФСБ, и их подчиненные. Генералы после этого остались при своих должностях, а вот менее защищенного звездочками Жорика попросту «попросили» уйти.

Обычно после общения с ним у его бывших коллег появлялись дорогие вещи и деньги — Жорик хорошо платил за предоставленные сведения. Лучников использовал его для добывания кое-какой информации, и их сотрудничество было взаимовыгодным…

— Он не согласился, — обескураженно развел руками Жорик.

— Сколько ты ему предложил?

— Сколько договаривались, а потом еще накинул тысяч пять.

Молчаливая женщина в углу застыла с мнимой безучастностью.

— А он?

— Сказал, что не продается. И знаешь, так гордо произнес, с презрением… Мол, у него и без денег все есть — семья, работа… Я ему набавлял, набавлял, а он — ни в какую! Сказал, что рано или поздно вас всех, гадов, посадят или перестреляют, как собак… Или сами сдохнете в тюрьмах.

На скулах шефа «Элиды» от бешенства заиграли желваки.

— Вот падла! — выдохнул он. — Не продается, значит… Тогда мы его и покупать не будем, он таких денег не стоит… Ты разузнал о нем что-нибудь?

— Вообще-то, Лучок, это стоило мне хороших денег… Все же он не последний человек в управлении, да и рискованно все это…

— Сколько?

— Пять тысяч Иванчикову и три его подручному.

— Ладно, получишь…

На стол лег исписанный листок бумаги…

Жорик обрадованно прикрыл за собой дверь… Кажется, ему сегодня обломился крупный куш. Кое-какую сумму из той, что обещана гэбистам, он оставит себе. Плюс еще за содействие…

— Что будем делать? — раздраженно произнес Лучок, нервно расхаживая по комнате.

Его вопрос так и повис в воздухе без ответа.

— Что делать, Жанна? Нас обложили со всех сторон…

— Не паникуй. — Узкая рука взяла со стола листок бумаги, сосредоточенные темные глаза принялись изучать его.

Лучников взволнованно засопел и сжал ладонями виски. Обостренным чутьем загнанного в угол зверя он ощущал, как опасное кольцо сжимается, сдавливает горло, лишая доступа кислорода. И ему позарез нужно было вырваться из этого кольца.

— Что делать? Что делать? — шептал он.

— Не паникуй. У них на нас ничего нет! — спокойно возразила Жанна.

— Как же, нет! — хмыкнул Лучок. — А Морозов?

— Морозова тоже скоро не будет…

— Но пока-то он есть! Чем больше мы его держим у себя, тем глубже суем голову в петлю. Возьмут с поличным!

— Значит, нужно побыстрее избавиться от него, — спокойно заметила Жанна. Ее голос даже не дрогнул.

— Как это так? — опешил Лучок. — А «лавье»?

— Надо его поскорее убрать, чтобы замести следы. «Лавье» потом стрясем с его жены. Никуда она от нас не денется — у нее ребенок. И еще…

— Что?

— Тот тип, ну, о котором рассказывал Жорик… Надо его тоже убрать, спокойнее будет. И сделать так, чтоб другим неповадно было! То есть с шумом, с треском. Он говорил: все, что ему нужно — работа и семья… Ну, работы он может лишиться. И семьи, и жизни… Ты меня понимаешь?

— Ну ты даешь, Жанна! — Лучок повеселел, до него наконец дошло. — Ну ты голова!

Его собеседница слабо улыбнулась.

— А не слишком ли это?.. — Слова будто застряли в его горле.

— Нет, не слишком! — Она поняла его с полуслова. — Да и какая ему разница, когда умирать? Двум смертям не бывать, сам понимаешь. А тут такой расклад — или мы, или он… Так уж лучше он…

Косарев запомнил тот солнечный осенний день на всю жизнь. Даже на Страшном Суде он будет помнить белесое небо с размазанной легкой пенкой перистых облаков, неяркое октябрьское солнце, ржавые леса до горизонта, сухую листву, как будто нашептывающую воспоминания о лете, о теплых днях, о жарком солнце и о счастье.

Семья Косаревых провела весь день на даче. Дети как оглашенные носились за разморенными последним теплом жуками, жена Ольга гремела посудой на веранде, готовя ужин, а сам глава семейства поправлял забор — в тишине раздавалось легкое потюкиванье молоточка, напоминавшее перестук дятла в лесу.

Клочок земли с дощатым домиком, гордо называемый в семействе Косаревых дачей, на самом деле представлял собой участок в шесть соток в садовом товариществе с такой заболоченной землей, что, кроме осоки и лягушек, там ничего не желало расти. Чахлые яблоньки уже лет десять не могли оторвать от земли свои редкие кроны, клубника сгнивала, не успевая расцвести, зато лягушки водились в изобилии и служили желанной добычей для детей. Косаревы долго копили деньги и специально для поездок на «дачу» пять лет назад купили подержанную «шестерку», которая служила предметом гордости всего дружного семейства.

Солнце клонилось к вечеру, и пора было возвращаться домой. Ольга уже вымыла посуду, нарезала на грядках немного петрушки и укропа и уже стала собирать вещи, как вдруг к Косаревым зашел сосед по участку.

— Друг, выручай, — взмолился он. — Завтра, в понедельник, привезут столбы, электричество будут проводить, а все правление в городе! Мне на работу позарез нужно, будь другом, выручи, останься на завтра. А то электричества мы еще лет десять не дождемся…

— Конечно, оставайся, Сережа, — поддержала жена. — Мы с детьми поедем домой, а ты вернешься завтра на электричке.

И Косарев согласился. Очень уж манила его перспектива иметь в дачном домике свет. И кроме того, если не он, то кто же…

Дети поцеловали отца, жена весело помахала ему рукой, а собачка Тяпа, престарелая болонка, с рождения страдавшая собачьим слабоумием, отчего-то вдруг завыла и по-пластунски поползла к хозяину, противно поскуливая. Тяпу с веселым смехом затолкали на заднее сиденье, жена села за руль, машина выехала за ворота. Воскресенье, вечер… Ольге завтра на работу, детям в школу… Конечно, Косарев волновался за свое семейство. Жена водит машину только второй месяц, опыта у нее никакого, а на дорогах вечные воскресные пробки, и столько лихачей в последнее время развелось!..

Он проводил их тревожным взглядом и вновь принялся за забор.

А через час с трясущимися руками прибежал к нему сосед и сообщил, что машину с его женой и детьми расстреляли из гранатомета на проселочной дороге… В живых не осталось никого…

«РПГ-7». Наметанным взглядом профессионала он сам определил марку и тип оружия. И понял, что шансов у его семьи не было никаких. «Жигуленок» не БТР, его разметало вдоль дороги так, что некого было хоронить.

Позже, анализируя случившееся, он понял, что именно его поджидали на пустынном проселке. Лучше бы он умер вместе с ними, вместо них, вместо того чтобы жить…

Первые дни прошли точно во мраке. Косарев куда-то ходил, что-то делал, с кем-то договаривался, на похоронах с достойным видом выслушивал соболезнующие речи и молчал. И только внимательным взглядом исподтишка разглядывал своих коллег: кто из них? Кто из них продал его бандитам? Кто из них сообщил адрес, распорядок жизни, марку машины, место расположения дачки? Кто?

Было понятно и без слов, что вычислили его те, за кем он гонялся в последнее время. Посчитали, что покупать — слишком дорого, не стоит затрат, убрать гораздо проще. Им не так-то просто было это сделать, ведь адреса офицеров спецслужб являются совершенно секретной информацией, получить их можно только через людей, имеющих доступ. Он знал этих людей. Их было несколько. Но кто из них бандитскими руками убил его семью, он не знал.

После похорон у Косарева настали, без преувеличения, черные дни. Как однажды заведенный автомат, он продолжал ходить на службу, добросовестно и в срок выполнял все распоряжения начальства. А потом возвращался в пустой дом, полный воспоминаний о жене и детях, и пил. Напивался до положения риз, чтобы забыть и чтобы забыться. Не получалось — в глазах вновь и вновь всплывало смеющееся лицо Оли с такими родными и милыми морщинками на висках, хохочущие дети, машущие ему рукой из окна, смешная Тяпа… А потом — расстрелянная машина, желтые листья бесшумно опускаются вниз, прикрывая своими желтыми телами кровавую кашу в салоне…

Долгий запой наконец стал сказываться и на качестве работы. Служба в органах, кроме тупого исполнения приказов, требовала еще и некоторой толики личной инициативы, а какой инициативы можно было ждать от глубоко пьющего человека? Косареву, конечно, сочувствовали товарищи по работе, пытались поддержать, даже знакомили с одинокими разведенными женщинами, надеясь, что женская ласка поможет ему забыться, но напрасно! И тогда начальство отдало негласный приказ на его переаттестацию, после которой его должны были уволить из органов. Ведь людям с изломанной психикой не место в стройных рядах борцов за государственность, и это не прихоть или отсутствие сочувствия, это специфика работы. Если человек не отвечает строгим требованиям, он превращается в отработанный материал.

Сам Косарев это прекрасно понимал. Он чувствовал, что не может больше оставаться в органах. Но и допустить, чтобы его уволили за профнепригодность, он не мог. Он решил уйти сам, уйти по-английски, не прощаясь.

За неделю до исчезновения он вновь появился на работе — такой, каким его не видели уже много месяцев. Подтянутый, чисто выбритый, благоухающий одеколоном, трезвый. Он успел даже выполнить какое-то маленькое, но ответственное задание и вдруг внезапно исчез. Никто из его коллег не понял, что произошло. Был человек да сплыл. Нет его, ни следов, ни сучка, ни задоринки — профессионал!

А еще через несколько дней оказалось, что вместе с ним исчезли два пистолета-пулемета — «бизон» (700 выстрелов в минуту) и «кипарис» с глушителем (900 выстрелов в минуту), оружие суперсекретное, суперсовременное, суперстрашное в опытных руках. Также исчезли несколько килограммов пластита, кое-какие пиротехнические причиндалы.

Все улики были налицо. Естественно, Косарева никто не стал покрывать. Начальство сделало все, что положено, — возбудили уголовное дело по факту хищения оружия и взрывчатки и объявили в розыск. В своих рапортах руководители подразделения оправдывались внезапно развившейся психической неполноценностью офицера, которая была вызвана гибелью его семьи. Однако все, в том числе и начальство, понимали, что ни о какой неполноценности речи не идет. Налицо — законное желание мести. Все знали, кому он будет мстить, и стали ждать сообщений о расправе над бандитами. Но сначала пришло только сообщение о расправе над теми, кто послужил тонкой ниточкой, по которой утекали совершенно секретные сведения…

Капитан Игорь Лиманов, недавно приобретший хорошенькую новенькую иномарку, еще тепленькую, только из Германии, был взорван в своей новой машине. Официальная версия пресс-службы ФСБ — осечка, неудавшееся покушение на случайного человека. Счастливый обладатель авто еще недавно щебетал в конторе, что продал дом родителей в деревне и с тех денег приобрел машину. Верили ему или не верили — не ясно. Многие понимали, что на офицерскую зарплату такой автомобиль не купишь, а дом в деревне не стоит и половины истраченных денег.

Эта смерть потянула за собой и другую — полковник Иванчиков, начальник и личный друг Лиманова, геройски погиб при выполнении оперативного задания, в перестрелке с бандитами. Ему даже дали орден посмертно. Странность всего этого была только в том, что Иванчикова ранили в спину. Что это значило, понимали все — кто-то из своих…

На несколько месяцев воцарилась тишина. О Косареве не было ни слуху ни духу. Можно было только догадываться, где он обитает, на какие средства живет, чем занимается. Кое-кто из его бывших друзей-сослуживцев, может, и знал что-то о нем, но благоразумно помалкивал — чекисты не приучены трепать языком даже среди своих. От этого человека, точно по тоненькой пуповине, Косарев получал сведения о баковской братве. И когда этих сведений стало вполне достаточно, он вышел на тропу войны.

Однако ему не давало покоя странное ощущение того, что он не единственный охотник, выслеживающий свою законную дичь. Началось все еще в январе, когда он «разрабатывал» «звеньевого» из баковской группировки, Фрола. Странная нелепость — крутого бандита, члена шайки, которая наводила ужас на всю округу, избили до полусмерти и сделали калекой какие-то оторванные подростки. Тогда Косарев решил, что это досадное недоразумение. Впрочем, подобный конец Фрола его устраивал — пусть не живет, а мучается. Такая жизнь бывает хуже смерти!

Потом другой «звеньевой» — Штурман. Хитрый и трусливый тип, он принимал все необходимые меры безопасности, чтобы его лежбище осталось тайной для всех. Он часто менял съемные квартиры, у него не было постоянных привязанностей, его чертовски трудно было выследить. Он пользовался мобильным телефоном, чтобы уменьшить вероятность прослушивания своих разговоров…

Охотник-одиночка принялся было «разрабатывать» свой новый объект, когда среди бела дня, в автомобиле, в присутствии постового милиционера его объект внезапно отбросил коньки от вполне мирного сердечного приступа. Насмешка судьбы? Или чей-то остроумный ход?

Потом он с удивлением узнал из газет, что после перестрелки с РУБОПом боевик Шмель умер в больнице от ставшей в наше время экзотической сибирской язвы…

А потом он стал следить за Пеплом, но и здесь ему мешали. Кто-то действовал параллельно с ним, иногда опережая, а иногда отставая на полшага. Это могла быть провокация, это могла быть тайная операция его родных органов, которой мешать не хотелось, это мог быть такой же, как и он, охотник, волк-одиночка, если бы не одно «но». Это «но» заключалось в следующем: человек, то и дело перебегавший Косареву дорогу, был не профессионал. Он был достаточно хитер, остроумен, умел гримироваться и был способен на замысловатые ходы, которые сделали бы честь даже кадровому сотруднику, но все же он не был профессионалом. Как он еще не засветился, одному Богу было известно… И самое странное, что этот человек был женщиной.

Впервые он столкнулся с ней, когда охотился за чистильщиком Пеплом, самым страшным, самым кровавым членом группировки. Однажды, намереваясь проследить за маршрутом следования своего объекта, он вдруг заметил ржавую «копейку», застывшую у подъезда. Машина явно не принадлежала кому-либо из жильцов. Она столь явно стояла у самого подъезда, и человек в ней столь явно кого-то поджидал, при этом, очевидно, не желая, чтобы его заметили, что Косарев поневоле задумался. Кто этот тип? Ведь обыкновенной оперативной работой то, что делал человек в «копейке», назвать было сложно, настолько все было шито белыми нитками.

В тот вечер Косарев продолжал следить уже не за квартирой Пепла, а за странным человеком в машине. Вскоре «копейка» выехала со двора, свернула на ближайшую заправку, и там из нее вышла молодая женщина в темных очках, совершенно неуместных мрачным морозным вечером. Она заправила полный бак и уехала. Выяснить, где она живет, оказалось проще пареной репы — это была обыкновенная девятиэтажка в дальнем районе.

Косарев был немало озадачен действиями незнакомки. Кто она? Может быть, ревнивая любовница, желающая выяснить, как проводит без нее досуг ее суженый? Или это брошенная жена, которая выслеживает супруга, чтобы содрать с него алименты? Впрочем, какая жена может быть у Пепла? Жениться ему не положено «по работе».

Однако незнакомка была достаточно умна, чтобы не светиться возле дома Пепла на одной и той же машине. Она благоразумно использовала неяркие автомобили, не слишком новые, но и не ужасающе дряхлые — в следующий раз появилась уже на бежевой «четверке». А потом он несколько раз видел ее выходящей из подъезда — очевидно, она изо всех сил осваивала «оперативное пространство».

Как поступить в данном случае, было неясно. Отсечь действия конкурентки, которая могла загубить дело своими неумелыми действиями, или позволить ей и дальше топтаться на его территории, чтобы в нужный момент она могла бы отвлечь внимание от него самого? Мысли бывшего чекиста невольно крутились вокруг его странной напарницы. Зачем вместо того, чтобы крутить романы и развлекаться на полную катушку, она играет с огнем? Понимает ли она, что ее ждет в случае провала? Ведь с такими методами работы она заметна как бельмо в глазу…

Однажды, когда Косарев навещал квартиру Пепла, чтобы поставить там «жучок» для прослушивания, он нос к носу столкнулся с ней в подъезде. Он остолбенел, когда увидел ее в совершенно неожиданном виде: рыжий парик, редкий и засаленный, из той породы, что носят клоуны в детских драмкружках, очки с толстыми линзами, растоптанные чуни, явно только что добытые на помойке, драное пальто оттуда же, платок на голове, наполовину скрывавший лицо. Если не вглядываться, она выглядела как типичная старушка из тех, что частенько роются в отбросах в надежде отыскать там несколько пустых бутылок. И в руках у нее действительно была авоська, в которой громыхали бутылки…

Косарев спускался ей навстречу: натурально кряхтя, «старушка» поднималась по лестнице, с трудом переставляя ноги, но, едва он скрылся из виду, по-молодому сиганула через ступеньку наверх. Офицер сделал вид, что вышел из подъезда, и даже хлопнул дверью, но затем бесшумно вернулся и обнаружил, что, скинув очки и отшвырнув авоську с бутылками, «старушка» пытается вскрыть квартиру Пепла — в ее руках звенел целый набор отмычек.

Косарев озабоченно нахмурился. Эта женщина в последнее время стала ему мешать. В решительный момент она может спугнуть его «объект» и сделать бесполезными несколько недель работы. Ее следовало немедленно изолировать. Но как лучше это сделать? Через некоторое время решение было найдено — один остроумный ход, и она больше здесь не появится…

Он не отдаст ей предназначенную на заклание жертву! Это его месть!

Поздно вечером в 23-м отделении милиции Юго-Западного округа раздался телефонный звонок.

Дежурный, сержант Габунин, нехотя взял трубку. Он только что принялся за аппетитный бутерброд с ветчиной и уже отправил его в широко раскрытый рот, как вдруг ему помешали. На столе дымилась чашка кофе. Ноги сержанта покоились аккурат между телефонным аппаратом и бутербродом.

— Говорит ветеран Великой Отечественной войны, кавалер орденов Славы первой и второй степени, ордена Красной Звезды Дмитрий Сергеевич Михалев, — послышался на другом конце провода старческий дребезжащий голос.

Сержант Габунин сразу же узнал этот противный тембр, в котором слышались знакомые скандальные интонации. Он помнил звонившего. Это был один нудный дед, который целыми днями сидел возле подъезда, выслеживая жильцов и фиксируя их малейшие прегрешения, чтобы затем строчить аргументированные жалобы в милицию. Старичка в отделении хорошо знали и по мере сил спускали его жалобы на тормозах, однако дедуля обладал недюжинной пробивной силой и мог накатать донос на нерадивых милиционеров.

— В квартире номер двадцать четыре по адресу Братиславская, тридцать, шум, гам и крики. Это пьяная драка! Немедленно прекратите безобразие!

Шум, гам и крики означали, возможно, что кто-нибудь из соседей старика решил на свою голову отметить важное семейное событие и чуть громче, чем положено, включил музыку. Габунин тяжело вздохнул: что делать, реагировать на сигнал или махнуть рукой?

— Кроме того, я слышал крики «убью!» и выстрелы! — не унимался старичок.

— Выстрелы? — Габунин вежливо хмыкнул. — Может быть, вам послышалось?

— Молодой человек! Я прошел всю войну, дошел до Берлина, а вы говорите, что мне послышалось! — возмущенно зашипел звонивший.

«Шампанское», — догадался Габунин, но вслух озвучить свои предположения не решился.

— Дежурная машина выезжает, — кисло ответил он в трубку.

«Ну что ж, пусть ребята прокатятся, — подумал сержант, — хуже не будет».

Как только он положил трубку на рычаг и приготовился вновь взяться за бутерброд, как телефон взорвался новым звонком.

— Это безобразие! — возмущалась какая-то женщина. — Куда смотрит участковый! У нас в доме кого-то режут, и никому нет дела!

— Братиславская, тридцать? — осведомился дежурный. — Машина уже выехала.

И снова сделал попытку покончить с ужином, но ему так и не удалось сделать это — звонки следовали один за другим.

Пришлось высылать патруль по указанному адресу.

Из дома по улице Братиславская, 30, действительно доносилась адская музыка, за равномерным гудением которой отчетливо слышались женские крики, мужской сорванный вопль «убью!» и отчетливые взвизги детей. Внизу сгрудились жильцы дома и испуганно переговаривались между собой. Машина дежурного патруля остановилась возле подъезда.

— Наконец-то! — комментировала появление милиции пожилая особа в накинутом на плечи пальто. — Идите, трупы выносите…

Казалось, что дело и правда вплотную подошло к необходимости грузить трупы. По рации на всякий случай вызвали «скорую». Милиционеры стали подниматься наверх.

Кнопка на двери, нажатая твердым пальцем, податливо повалилась внутрь, но из-за грохота музыки и криков звонка не было слышно. На требовательный стук в дверь никто не открывал. Решение было принято мгновенно.

— Ломаем! — Мощные тела навалились на фанерную дверь, и, жалобно пискнув, она разлетелась в щепы.

— Выходи, стрелять буду! — Перекрывая своим басом грохот и крики, группа захвата мгновенно ощетинилась оружием. Ноль эмоций! На появление сотрудников милиции никто не реагировал, музыка и вопли продолжались с прежней интенсивностью. Оперативники рассыпались по комнатам и через несколько секунд вернулись с недоумевающими лицами. В квартире никого не было.

Внезапно адская какофония резко оборвалась, и воцарилась долгожданная тишина. В дверном проеме комнаты появился старший сержант — он держал в руках магнитофон. Хитро улыбаясь, сержант покрутил ручку громкости и нажал кнопку «play». Из динамика послышался тихий шепот «убью!» и в ответ еле различимый женский крик «спасите!» на фоне бухающих ударных.

Стало ясно, весь этот спектакль с криками детей и женскими мольбами был добросовестной мистификацией неизвестных шутников. И теперь милиция стояла посреди пустой квартиры и недоумевала. Кого привлекать за ложный вызов милиции и можно ли считать этот вызов ложным, если нарушение порядка, выражавшееся в чересчур громкой музыке, имело место быть? Ситуация была неоднозначной.

— Товарищ лейтенант! — Из комнаты вновь появился сержант, глаза его возбужденно блестели. — Смотрите, какую игрушку я нашел!

В руках его угрожающе ощерился дулом черный пулемет-пистолет.

Глаза начальника патруля оживленно заблестели. Нет, это вызов ложным считать было никак нельзя!

— Черенков, убрать машину от подъезда! — приказал он. — Карташов, опросить соседей на предмет того, кто здесь проживает. Устроим засаду голубчику, который так над нами подшутил!

Через два часа в результате организованной засады владелица пулемета и временная хозяйка съемной квартиры была задержана. Ею оказалась молодая женщина, без определенного места жительства, нигде не работающая. На вопрос — откуда у нее оружие, она хладнокровно заявила, что ничего не скажет без адвоката.

— Ах, тебе нужен адвокат? — как ужаленный взвился лейтенант. Его раздражали любые упоминания о гнилом адвокатском племени. — В отделение ее!

С металлическим лязгом на руке защелкнулись наручники, и задержанную повели в патрульную машину под осуждающие взгляды соседей.

Однако до отделения милиции задержанная отчего-то не доехала, испарившись по дороге, точно была бесплотным призраком. Старший сержант с одним наручником на запястье был найден на заднем сиденье «уазика», он только пьяно мотал головой, мычал и пускал слюни. Другой наручник бессмысленно болтался на его руке.

Кроме того, оказалось, что его табельное оружие исчезло.

Звонок.

— Школа Святой Анны слушает.

— Здравствуйте. Это мать воспитанника Поля Войтылы. Могу я поговорить со своим сыном?

— Сожалею, мадам. Дети уже спят. Нам строжайше запрещено будить воспитанников после отбоя. Наверное, вы просто не учли разницу во времени.

— Но, может быть, можно сделать исключение? Это очень важно!

— Сожалею, мадам. У нас очень строгие правила.

Вздох в трубке.

— Тогда передайте ему привет от мамы. Скажите, что я скоро, очень скоро приеду за ним.

— Хорошо, мадам. Я передам ваши слова завтра утром.

— Спасибо.

Отбой.

 

Глава 28

Наташа плохо понимала, что в конце концов произошло. На вечер сегодняшнего дня у нее была назначена решающая операция, к которой она готовилась почти месяц. Почти месяц в своих мечтах она лелеяла тот день, когда человек, обагривший свои руки кровью ее мужа, поплатится за это жизнью. Почти все, что нужно было ей для осуществления этой идеи, было готово — шприц, заполненный маслянистой желтоватой жидкостью, и набор отмычек. Она знала, что внешне все будет выглядеть вполне невинно: острый приступ стенокардии, резкая загрудинная боль, потеря сознания, судороги, смерть от паралича дыхательных мышц.

Она остановилась именно на этом способе потому, что он показался ей наиболее тихим и бесшумным. Загодя рассчитала необходимое количество медикамента на килограмм веса пациента, приготовила необходимую дозу. Осечки быть не должно. Недавно раздобытая информация из первых рук гласила, что Пепел увлекается наркотиками. Ей сообщила об этом одна из девчонок, которую этот тип изредка приглашал к себе повеселиться. Правда, Наташа не знала, что девчонка сама давным-давно на игле и умеет мастерски врать. Может быть, пышногрудая молдаванка спутала своего клиента с кем-нибудь другим, а может быть, намеренно соврала чудной девице, приставшей к ней с идиотскими расспросами насчет клиента.

Именно информация, полученная от молдаванки с Тверской, послужила Наташе отправным толчком для разработки ее плана. В таких условиях укол — это было бы идеально! Никто не будет определять, отчего скончался наркоман, — обыкновенная передозировка! А кто сделал укол, разве так важно? Осталось только подбросить шприц в квартиру Пепла и дальше молчаливо ждать развития событий. Однако действительность спутала все ее планы. Когда Наташа проникла в квартиру Пепла, чтобы подбросить шприц, ее ждало крупное разочарование. Ничто в квартире не говорило о том, что человек, проживавший там, действительно сидел на игле. Она перерыла все вещи, обыскала все, до последней щелки, — ничего! Никаких ложек с запекшимися остатками на дне, никаких спиртовок, на которых прогревают растворенный героин, чтобы очистить его от примесей, никаких пакетиков с порошком, никаких шприцев! Или жилец этой квартиры умело шифровался, или же он никогда не употреблял наркотики.

Она слишком долго разрабатывала план операции, чтобы теперь быстро изменить его. Прошло уже много времени, слишком много! Оставалось взять дело в свои руки.

Она уже сняла номер в гостинице, куда должна была переехать после того, как с Пеплом будет покончено. Наташа взяла себе за правило после каждого случая менять место жительства. И вот сейчас она возвращалась домой, чтобы захватить кое-какие вещи, которые могли пригодиться в дальнейшем. Речь шла не о женских шмотках, а о дорогой технике — аппаратуре для прослушивания, отмычках и кое-каком полезном инструменте, на который она возлагала большие надежды.

Все мысли Наташи были заняты предстоящей операцией. Может быть, именно поэтому она не заметила несколько милицейских машин, застывших в соседнем переулке, парня в подъезде, который будто бы был поглощен прослушиванием плейера, но на самом деле не плейера, а рации…

Лифт привычно взвыл и поплыл вверх. Когда Наташа открыла дверь тамбура и заметила пустой дверной проем со следами щепок, было уже слишком поздно. За ее спиной безмолвно выросла одна фигура, по бокам — еще две. Бежать было некуда…

— Вы проживаете в этой квартире? — спросил ее мышиного типа человек в гражданской одежде. Наивный, он надеялся, что задержанная своими руками подпишет себе приговор.

— Нет, — отвечала она. — Я пришла к подруге.

— Как зовут подругу?

— Я буду отвечать на вопросы только в присутствии адвоката!

— Это ваше оружие?

Человек в штатском приподнял газету, и Наташа увидела, что прямо ей в лицо грозно ощерилось что-то страшное и огнестрельное. Она ничего подобного в своей жизни никогда не встречала. Ее сын любил комиксы, герои которых потрясали огромными пушками, из которых впору стрелять было по танкам, но сама она не разбиралась в оружии.

— Нет, — ответила Наташа вполне искренне.

— Вы снимали эту квартиру?

— Нет, я приходила к подруге.

— Как же все-таки зовут подругу?

— Я буду отвечать на вопросы только в присутствии адвоката!

И все начиналось сначала. Наташа старательно тянула время, оценивая ситуацию, — врагов слишком много, бежать не удастся.

— В отделение! — приказал раздраженный человек в штатском, всем своим видом показывая, что разговор закончен.

— С удовольствием! — Наташа обнажила в улыбке ослепительные зубы. — С таким красавчиком, как ты…

Она демонстративно открыла сумку, достала из нее зеркальце, посмотрелась в него, расчесала волосы. Другой рукой она незаметно достала шприц и, точно булавку, наколола его на ниспадающие складки плаща, моля Бога, чтобы никто этого не заметил. Но конвоиров ее, кажется, больше интересовал тот огнестрельный монстр, что лежал перед ними на столе, чем причесывающаяся женщина.

— Гляди-ка, какая штука!

— Атас!

— Сержант, уведите задержанную!

На запястье защелкнулся наручник. Другой наручник намертво приковал ее к сержанту.

«Ключ!» — отметила про себя Наташа, заметив, куда сержант прячет ключи от наручников.

Они спустились вниз и сели в машину. В салоне было темно. На улице кружился редкий снег, быстро тая на черном, масляно блестящем асфальте.

— Ну что, подружка, хочешь ночь провести в отделении? — подмигнул сержант, скуки ради стараясь завязать разговор.

— Если с тобой, то отчего же нет, — шутливо ответила Наташа. — Ты такой лапочка!

Сержант покраснел. Наверное, девица — обыкновенная шлюха, которая живет с рядовым бандитом. Главное — выбить из нее сведения, где ее хахаль.

Одной рукой Наташа нащупала шприц, спрятанный в складках плаща, и надавила на поршень — холодная жидкость невидимым фонтанчиком брызнула на пол салона. Надо было оставить половину дозы — милиционер выглядел слишком хлипким.

— Лучше бы сразу сказала, где твой парень! — усмехнулся сержант. — И тебе, и нам меньше хлопот!

— А хочешь, ты будешь моим парнем? — Она задорно подмигнула, одновременно прикидывая в уме, сколько оставить раствора, чтобы нейтрализовать охранника и в то же время не отправить его на тот свет — ей не нужны лишние жертвы!

— С удовольствием, когда освободишься! — съехидничал сержант.

Он еще хотел добавить несколько слов, но в это время в его бедро впилась рассерженная холодная игла.

— Ты… Ты что! — только и успел промолвить он и стал корчиться на сиденье, жадно хватая губами холодный воздух.

Сунув шприц в сумку, Наташа дрожащими пальцами выудила из кармана милиционера ключ от наручников, и через несколько секунд вторая ее рука была свободна. Нашарив кобуру, она вынула оттуда тяжелый и холодный «ПМ». Пригодится…

Со стороны подъезда послышался шум и людские голоса…

Когда патрульные обнаружили хрипящего на заднем сиденье сержанта, было уже слишком поздно. Не слишком поздно спасать своего коллегу, но слишком поздно искать задержанную — ее уже и след простыл.

А в это время из соседнего двора уже выезжала неприметная машина, в багажнике которой лежала сумка с париком, толстыми очками и одеждой, место которой было скорее на помойке, чем в сумке молодой женщины.

А еще через некоторое время другая оперативная группа в другом районе города выехала на место происшествия и обнаружила там труп криминального авторитета Пепла, лежащего возле колес собственного автомобиля.

Во время судебно-медицинского исследования патологоанатом достал из его тела двенадцать пуль. А оперативники отыскали в подъезде нелепые стариковские очки с толстыми линзами. И никто не связал эти два происшествия в разных концах города воедино.

Звонок.

— Школа Святой Анны слушает.

— Здравствуйте. Скажите, могу я поговорить с воспитанником Полем Войтылой? Это его мать.

— Сожалею, мадам. У вашего сына легкая форма гриппа. Он в изоляторе.

— Что-нибудь случилось? Что-то серьезное?

— Нет, мадам. Небольшое недомогание. Не беспокойтесь, у нас лучшие врачи. Я передам ему ваши пожелания скорейшего выздоровления и скажу, что вы волнуетесь.

— Спасибо большое. И еще скажите ему, что я совсем скоро прилечу.

— Непременно, мадам.

Отбой.

Павлик сидел один в комнате возле телевизора и напряженно размышлял. На экране скакали и кривлялись приторно-смазливые мультяшки, говорившие ненатуральными кукольными голосами. Но мальчика не интересовали мультики. Ему было о чем подумать.

Во-первых, он уже в самолете понял, что тетя Алла никакая не тетя Алла, несмотря на ее прическу и темные очки. Он понял это потому, что она ни разу за время полета не вспомнила о Вовке, а ведь у настоящей тети Аллы рот никогда не закрывался, все время она сообщала окружающим новости о своем сыночке. Кроме того, тетя Алла даже не заикнулась, где его мама, — настоящая тетя Алла вряд ли так поступила бы… И еще — она ни разу не спросила об успехах в английском, что тоже было очень странно. И еще — друзья этой странной тети все время называли ее Жанной, что вообще не лезло ни в какие ворота.

Во-вторых, Павлик гадал, кто те люди, которые встречали его с подложной тетей Аллой в аэропорту. Они выглядели как гангстеры из дешевого американского боевика и вели себя соответственно. Их карманы заметно оттопыривались, как будто они были битком набиты оружием. Кто же они? Вдруг это те самые враги, о которых рассказывала ему мама?

Внезапно раздался грохот в коридоре — Павлик вздрогнул. Может быть, это за ним? Может быть, они будут его даже пытать, как мальчика из фильма «Последний шанс» (воспитанники тайно смотрели его в дортуаре мальчиков в школе Святой Анны). Там одного мальчика били злые бандиты, прижигали ему сигаретами кожу, но он сбежал от них… Павлик подошел к окну и прижался лицом к пыльному стеклу. Второй этаж, ерунда! Но еще двухметровый забор — в боевиках заборы всегда под током!

Шаги в коридоре звучали все ближе и ближе. Внезапно дверь отворилась, и какие-то люди втолкнули в комнату черного, грязного человека с окровавленной штаниной. Человек, шатаясь, приблизился к продавленной тахте, рухнул на нее, обморочно прикрыв глаза, и затих. Павлик с опаской разглядывал своего нового соседа.

Минут пять он даже не шевелился, боясь, что страшный незнакомец внезапно набросится на него. Постепенно страх рассеялся — мальчик понял, что человек, разметавшийся на старой тахте, даже слабее его.

Мужчина застонал и еле заметно пошевелился.

— Пить! — еле слышно сорвалось с запекшихся губ.

Павлик оглянулся. Эта просьба могла относиться только к нему. Он налил в стакан воды и опасливо приблизился к незнакомцу.

Желтоватые зубы застучали о край стакана, кадык задергался, проталкивая внутрь спасительную влагу, а в прорезе века показался лихорадочно блестящий зрачок.

Наконец мужчина без сил откинулся назад и удовлетворенно замер, опустив веки. Павлик вновь вернулся к телевизору.

Мультики закончились, начался интересный фильм про разведчика, но мальчик почему-то не мог следить за его содержанием, — у него появилось неприятное чувство, что за ним кто-то пристально наблюдает.

Павлик оглянулся и увидел, что мужчина уже не спит, и его настороженные карие глаза внимательно изучают его. Мальчик жалко улыбнулся. Улыбка — это было единственное доступное ему в этой ситуации оружие. В школе Святой Анны на уроках психологии старый профессор из Бернского университета твердил своим воспитанникам: «Когда вы чувствуете, что положение безнадежное — улыбайтесь!»

— Ты кто? — Незнакомец наконец разомкнул запекшиеся губы. — Как ты сюда попал?

Павлик слегка дернул плечом:

— Привезли.

— Что ты здесь делаешь?

— Смотрю телевизор. — Мальчик вновь улыбнулся и сочувствующе спросил: — А вы что, болеете?

Его собеседник пошевелил ногой и поморщился:

— Да… Небольшая царапина, а эффект такой, что… А мамка и папка твои где?

— Папу убили, а мама не знаю где, — с видимым хладнокровием ответил мальчик. — Я учился в школе Святой Анны в Ундервельте, а потом приехала тетя Алла и сказала, что отвезет меня к маме. Но, по-моему, она соврала. И еще мне кажется, что никакая она не тетя Алла, тем более что все ее называют Жанной. Только вы ей не говорите, ладно?

— Ладно. — Запекшиеся губы еле заметно раздвинулись в улыбке. — А как тебя зовут, парень?

— Павел Морозов, мне уже семь лет, — солидно отрекомендовался мальчик. — А вы кто?

— Зови меня дядей Сережей, — улыбнулся мужчина, приподнимаясь на одном локте. И потом добавил: — Ну, как мы с тобой будем выбираться отсюда, парень?

Его втолкнули в просторную комнату, в которой находилась лишь хрупкая фигура, стоявшая против света со скрещенными на груди руками. Он остановился перед ней, стараясь удержаться на подкашивающихся от слабости ногах.

— Ну что, поговорим? — дружелюбно улыбнулась Жанна. — Садись, как говорится, в ногах правды нет!

Косарев рухнул на стул. Голова мучительно кружилась, постоянно хотелось пить — казалось, глотка превратилась в наждачную бумагу, во рту еле ворочался воспаленный разбухший язык.

— А я ведь тебя узнала! — продолжала Жанна, все так же вынужденно улыбаясь.

— Я тоже…

Не было смысла скрывать, что раньше они встречались.

— Итак, доблестный офицер ФСБ, отличник боевой и политической… Так, кажется, у вас говорят? И так глупо попался!

Косарев молчал. Напротив лицо с жесткими хищными чертами постепенно расплывалось в нечеткое пятно — обычные реакции организма на огнестрельное ранение.

— А ведь я думала о тебе, — неожиданно призналась Жанна. — Если бы тогда не вступился за меня, что бы со мной было… Какой черт тебя дернул вылезать со своей защитой? — искренне недоумевая, удивилась она. — Ты только навредил. Адвокат сказал, что твои слова тогда произвели большое впечатление на суд — как же, офицер, фээсбэшник. Совершил благородный поступок, но все же сказал свое «фе», осудил негодяйку. Слушай, девяносто девять процентов людей и не подумали бы явиться в суд, чтобы рассказать, как они помешали одной ненормальной утопиться…

— Да, девяносто девять процентов людей не стали бы тебя останавливать, — усмехнулся Косарев. — И были бы совершенно правы!

— Ты думаешь? — серьезно спросила Жанна. Ее лицо выглядело задумчивым. — Кто знает, может, и так.

— Общество бы точно выиграло от этого.

— Общество? Самое смешное, что и мне самой от этого было бы только лучше! — неожиданно призналась она, и тут же в ее голосе внезапно зазвучал металл: — Ну да ладно, хватит романтических воспоминаний… Что было, то быльем поросло. Мы теперь по разные стороны баррикады. Впрочем, всегда были по разные… Ну, рассказывай!

— Дай попить! — попросил он, кивком указав на бутылку с водой.

Пока он жадно пил, она не сводила с него внимательного изучающего взгляда. Ее густые брови почти сошлись на переносице, напоминая чайку, парящую в небе, а закушенная нижняя губа побелела.

Когда Косарев наконец оторвался от воды, ему стало сразу же легче. Голова обрела вожделенную ясность и трезвость мысли.

— Знаешь, что тебя ждет? — спросила она.

— Догадываюсь, — буркнул он.

Он действительно знал, что после случившегося исход только один — смерть. «Двум смертям не бывать», — усмехнулся он и насмешливо спросил:

— А ты что же, здесь за главную? Вон как тебя халдеи слушаются…

— Нет. — Жанна отвела взгляд. — Главный здесь Лучок. Но это не имеет никакого значения… Тебя это совершенно не касается!

— Почему, можно узнать?

— Потому что это моя игра! И будет она проходить по моим правилам.

— И на чьей же стороне ты играешь?

— На своей. — Жанна интригующе замолчала и отвернулась. — Но и это не важно! Важно, на чьей стороне ты будешь продолжать игру…

— И что ты предлагаешь? — Косарев насторожился.

Кажется, у нее имелись на него собственные виды, и ему до смерти хотелось знать какие. Возможно, это помогло бы ему закончить начатое дело. Любой ценой. Даже ценой собственной жизни.

Он пристально взглянул на свою собеседницу — она молча расхаживала по комнате, скрестив руки на груди. «Поза защиты, обороны», — отметил про себя Косарев, по роду службы знакомый с азами психологии. От кого же она хочет защититься? Кто ей угрожает? Не он же! Ведь она прекрасно осведомлена, что офицеры ФСБ не воюют женщинами, детьми и стариками. Кодекс чести не позволяет!

Напрягая память, он стал вспоминать все, что когда-либо слышал об этой женщине, такой неприступной и напряженной, совершенно беззащитной внешне — одним ударом он мог бы отправить ее к праотцам. Косарев еще во время службы в органах слышал о ней, но не предполагал, что Жанна, та самая девушка, которой он в промозглый осенний денек не позволил свести счеты с жизнью, и Жанна, любовница одного из самых могущественных бандитов в городе, — одно и то же лицо. Годы сильно поработали над ней. Куда исчезла младенческая розовость лица, приглушенный ресницами блеск темно-смородиновых глаз? Некогда умоляюще-потерянный взгляд теперь стал жестким и безжалостным, а глаза лихорадочно сверкали, точно у больной.

В оперативных разработках ФСБ она проходила только как сожительница Лучка и ни в чем особом не была замечена. Правда, номинально Степанкова занимала небольшую должность в охранном агентстве «Элида», но никто не верил, что на самом деле она действительно участвует в планировании операций, в выбивании денег из коммерсантов, в торговле наркотиками и в прочих неблаговидных делах. В спектакле, где все роли жестко закреплены за актерами, ей отводилось место в массовке, толпе, кордебалете. И никто не подозревал, что на самом деле она играла главную роль…

— Я предлагаю тебе тоже играть на моей стороне! — между тем произнесла Жанна.

Косарев молчал. Она раскроет свои карты сама, только не нужно ее торопить.

Жанна неожиданно приблизилась к нему и осторожно коснулась кончиками пальцев его руки. Она была так близко, что пышные волосы задели его лицо, и ноздри взбудоражил слабый запах, исходящий от ее одежды. Это был легкий тревожный аромат, запах чуть увядших гроздьев акации, юга, моря, запах ущербной луны, стоящей над горизонтом… И этот аромат неожиданно обезоружил его, лишая недоверия и злости.

— Ты знаешь, — негромко произнесла она, поднимая к нему лицо. — Может быть, тебе это покажется странным… Но…

Он молчал. Жанна как будто ждала от него вопроса и, не дождавшись, прошептала:

— А ведь я всегда мечтала о таком мужчине, как ты… Еще тогда, помнишь? Мне казалось, что ты тот единственный, кто мог бы защитить меня от внешнего мира и от себя самой. Но… — Она тяжело вздохнула и отвернулась — по ее вздрагивающей спине стало ясно, что она плачет.

Постепенно Косарев перестал понимать, что происходит. Он привык действовать прямолинейно и всегда знал, с какой стороны его поджидает опасность. Но сейчас никакой опасности не было. Были женские слезы, слабость и еле слышный аромат духов, похожий на запах увядшей акации.

Внезапно Жанна положила руки ему на плечи. Ее ресницы были мокры, а в темных глазах явственно блестели слезы.

— Может, мы встретились не случайно, а? Может быть, судьба специально дала нам этот шанс? Может, все еще не поздно перерешить?

Она была так близко от него… И этот дурманящий аромат… Он чувствовал слабость и от ранения, и от их близости, и от ее демонстративной слабости — он так давно не был с женщиной…

— Что ты хочешь? — хриплым голосом спросил Косарев.

Глядя на него долгим взглядом, Жанна произнесла с тревогой и болью:

— Ты ведь знаешь, живым тебя отсюда не выпустят…

— Знаю, — неловко усмехнулся Косарев.

— Тебя ждет мучительная смерть. Я подслушала один разговор… Тебя будут пытать!

В комнате воцарилось тяжелое молчание. Был слышен гомон птиц за окном, шум ветра в кронах.

— Я не хочу, чтобы ты так глупо, так нелепо умирал. Я не могу допустить этого! — с открытой болью произнесла Жанна и, как бы пытаясь скрыть волнение, закрыла лицо ладонями. — Я не могу, — горячо зашептала она. — Не могу! Не хочу, не хочу, чтобы ты умирал!

— Тогда отпусти меня! — углом рта усмехнулся Косарев.

Его собеседница еле слышно всхлипнула, а потом глухим голосом, точно решаясь на что-то важное, произнесла:

— Давай уйдем вместе…

Она сжала ладонями его небритое лицо и горячо зашептала:

— Послушай меня, Сергей… Я знаю, что у тебя больше никого нет. И у меня тоже, ты знаешь… И я больше не могу так жить! Но поверь мне, что это не лучший выход — умереть от рук бандитов. Я знаю, знаю, как мы можем избежать смерти! Послушай, для них главное — деньги! Если Лучок получит деньги, большие деньги, он отпустит и тебя и меня…

— Где же я возьму деньги? — удивился Косарев.

Ее глаза были так близки от него… Они были так глубоки и влажны. Слабое теплое дыхание, вырываясь из полуоткрытых губ, коснулось его лица.

— Я знаю, где… Точнее, знаю, у кого, — горячо зашептала Жанна, настороженно оглядываясь. — Ты видел мальчика там, наверху?

— Да. — Косарев напрягся, и его собеседница мгновенно уловила это напряжение.

— Это сын миллионера Морозова. Его убили, а все деньги забрала его жена. Сейчас она скрывается где-то в Москве. Кажется, она кого-то наняла, и у нас уже завалили полбригады. В таких условиях Лучок не захочет войны. Он согласится на часть денег, чтобы только выйти из дела. Если саму Морозову не найдут… Что ждет ее сына, ты можешь догадаться сам. Мне страшно даже думать об этом!

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — нахмурился Косарев.

— У нас один только выход… — Она заговорила горячо, сбивчиво, в ее голосе невольно прорывалась страсть. Или ему это только показалось? — Понимаешь, один! Я отпущу тебя, чтобы ты помог мне найти ее. Потом мы отдадим деньги, вернем мальчика матери и сбежим от Лучка и его банды. Это наш единственный шанс!

— Но если ты меня отпустишь, то что будет с тобой?

Она низко опустила голову, точно покоряясь своей судьбе:

— Моя жизнь в твоих руках. Как и жизнь мальчишки, и жизнь его матери… Я не хотела похищать мальчика из школы, меня заставили… Только ты один можешь нас спасти! Никто, ни милиция, ни ФСБ, никто не в силах это сделать, только ты! Лучок не дурак, он прекрасно знает, что ты не можешь сбежать, — для милиции, как и для гэбистов, ты вне закона, обратной дороги тебе нет. Деньги тебе не нужны, свою жизнь ты ни во что не ценишь… Но только от тебя зависит жизнь трех человек. Решай!

В бессильной муке она закрыла лицо ладонями. Сквозь сомкнутые пальцы за собеседником следил настороженный зрачок.

Косарев осторожно положил руку на ее вздрагивающее теплое плечо.

— Но ведь тебя могут убить! — сказал он.

— Нет. — Жанна неожиданно прижалась к нему всем телом. Кожа у нее была горячая, сквозь тонкую ткань блузки высокая упругая грудь жгла тело, давно не ощущавшее чужого животного тепла. Горячая волна возбуждения мгновенно пронеслась по жилам.

— Я должен все обдумать, — все более пьянея от ее близости, хрипло произнес он.

— Некогда думать, дорогой, — мягко отстраняясь, произнесла она. — Или да, или нет. Мне бы хотелось, чтобы ты сказал «да»…

«Это бы решило столько проблем!» — подумала она.

— Да! — произнес он вслух и удивился про себя: «Так вот какая твоя игра…»

 

Глава 29

Разбрызгивая лужи после недавнего дождя, по загородному шоссе неслась старая «девятка» с тонированными стеклами и заляпанными грязью номерами. За рулем автомобиля сидел Сергей Косарев. Его лицо казалось хмурым и сосредоточенным, он то и дело посматривал в зеркало заднего вида, ожидая погони.

Через несколько километров, на подъезде к КП ГАИ, «девятка» неохотно сбросила скорость и медленно поплелась в хвосте тяжело груженного кирпичами грузовика.

Водитель сжал зубы — у него мучительно болела раненая нога. Она почти онемела.

«Хорошо, что левая», — усмехнулся он про себя. Когда-то его учили вождению с одной, двумя и даже тремя поврежденными конечностями, и потому езда на автомобиле с поврежденной ногой не вызвала у него больших затруднений. Просто приходилось для переключения передачи переносить правую ногу с педали газа на педаль сцепления, а при трогании с места нажимать на газ правой рукой.

В боковом зеркале простиралась бескрайняя серая лента с силуэтами редких машин. Погони, кажется, нет. Жанна не обманула его. Ему действительно удалось выбраться из заключения без проблем.

Как и было условлено, когда бандиты разъехались по делам и в доме остался минимум охраны, она пришла к нему в комнату и стукнула несколько раз в дверь. Он был уже готов. Свежая повязка красовалась на ноге, Косарев переоделся в принесенную ему одежду и сбрил трехдневную щетину, чтобы не вызывать лишних подозрений у милиции.

— Быстрее! — прошептала Жанна одними губами. — Пока Жмых и Чуня режутся в карты, у нас есть шанс.

Через минуту они бесшумно вышли в коридор.

— Я бы хотел пару слов сказать парнишке, с которым сидел сегодня утром, — попросил Косарев.

— Некогда!

— Только пару слов, чтобы он не наделал глупостей!

— Ладно, только быстро, — согласилась Жанна.

Косарев приложил губы к замочной скважине:

— Павел, это дядя Сережа! Ты меня слышишь?

— Дядя Сережа, где ты? — послышался из-за двери звонкий мальчишеский голосок.

— Тише! Тс-с! Я здесь! Я сейчас ухожу…

— А я? — с обидой и испугом протянул мальчик.

— Не волнуйся, я обязательно вернусь за тобой. Обязательно! Я найду твою маму и сразу же вернусь. Хорошо?

— Ладно! — Из-за двери донесся тяжелый вздох.

— Не дрейф, парень, будь настоящим мужчиной! А настоящие мужчины не делают глупостей. О’кей?

— Возвращайся быстрее, дядя Сережа. — Мальчик произнес эти слова таким тоскливым голосом, что у Косарева защемило сердце. Он не мог бы переживать больше, даже если бы на месте этого пацана оказался его родной сын… Сын, которого уже давно не было в живых…

— Пойдем. — Жанна осторожно тронула его за рукав.

Они крадучись спустились по лестнице. В комнате, где резались в карты охранники, громко бубнила музыка, заглушая шорох дождя по стеклу и порывы ветра.

Плотно прикрыв за собой дверь, они очутились во дворе.

— Вот ключи от машины! — прошептала Жанна. — Пешком ты не дойдешь, а на машине хоть какой-то шанс!

Захрустел гравий на подъездной дорожке — беззвучно разъехались в стороны створки ворот. Машина, движимая двумя парами рук, бесшумно выкатилась за ворота, шурша шинами. Мелкий холодный дождь сеялся в воздухе, ветер гнал по небу рваные тучи.

— Беги! — проговорила Жанна.

— Может, и ты со мной? — спросил Сергей, садясь в машину.

— Обо мне не думай! Думай о том, как ты ее найдешь.

— Я ее обязательно найду, — заверил он ее. — У меня есть на этот счет кое-какие идеи…

Он не стал ей рассказывать о женщине, с которой столкнулся, когда охотился за Пеплом. Сначала у него не было времени, а потом… Лучше если это останется его маленькой тайной. Он завел машину, выжал сцепление правой ногой, а правую руку опустил на педаль газа.

— Постой! — Жанна подбежала и, открыв дверцу, прижалась горячими губами к его лицу. — Я буду тебя ждать! Найди ее!

Он улыбнулся ей одними глазами.

Машина тронулась с места и через несколько минут скрылась за поворотом лесной дороги…

Ежась от пронизывающего ветра, который швырял в лицо мелкую водяную взвесь, Жанна направилась к дому. На крыльце алела яркая точка — там курил Лучок, углом рта пуская сизый дым.

— Ну? — равнодушно спросил он.

— Я отпустила его, — произнесла Жанна, поднимаясь на крыльцо.

Брови Лучка удивленно поползли вверх.

— Ты с ума сошла!

— Ты ничего не понимаешь! — В ее голосе звучало еле сдерживаемое раздражение. — Он вернется сюда, обязательно вернется! У него нет выхода.

— С чего ты взяла, что он вернется?

Высокомерная улыбка тронула темные губы.

— Он не только вернется, но и приведет с собой ее. Или я совершенно не разбираюсь в людях!

Лучок все еще непонимающе смотрел на нее. Жанна снисходительно улыбнулась:

— Он ведь человек долга, понимаешь? Он обязательно вернется. Иначе он не может. Ведь он не то, что мы с тобой!

Стоя в дверях, она обернулась и нежно проворковала:

— Пойдем, дорогой… Я сделаю тебе массаж… Тебе нужно расслабиться, ведь ты так устал за последнее время.

Когда он уже лежал вниз лицом, млея от ее умелых сильных прикосновений, она заметила как будто бы про себя:

— Ничего, не переживай… Скоро все кончится… Очень скоро!

И беззвучно добавила: «Закончится для тебя».

Трубка телефона валялась рядом с аппаратом, тревожно пикая. Наташа ходила по комнате, сжимая виски руками. Сердце ее учащенно билось, предчувствуя дурное.

Уже третий безрезультатный звонок в школу Святой Анны… То Павлик на экскурсии, то он спит, то заболел… И тон дежурного воспитателя такой странный… В нем чувствуется любопытство и привкус тщательно скрываемой лжи. Где ее сын? Что с ним? Конечно, успокоила она себя, если бы с ребенком случилось что-нибудь страшное, ей непременно сообщили бы. Бояться нечего, она просто поднимает панику. Наверное, все матери такие же безумные, простое стечение обстоятельств принимают за смертельную угрозу.

А может, Павлик нашалил, и за это его лишили возможности разговаривать с родителями? Наташа металась по комнате, подстегиваемая чувством безотчетной неконтролируемой тревоги. Что делать, бросить все и лететь в Швейцарию? Или продолжить дело, которое она затеяла, чтобы вскоре зажить вдвоем с сыном спокойной, счастливой жизнью, не боясь никого и ничего?

Она чувствовала себя загнанной в угол. Это странное происшествие с подкинутым оружием… Кто его подбросил? Уж не милиция ли? Зачем? Наташа вновь заходила по комнате, перешагивая ровно через пять паркетин, чтобы сосредоточиться на процессе ходьбы и успокоиться.

Может быть, Лучок попытался устранить ее таким странным способом? Нет, это какая-то нелепость! Зачем им это, ведь засады на нее устроены буквально везде, где она могла появиться, — у тетушки Берты Ивановны, на кладбище, возле могилы мужа, у подруги Аллы. Она даже чуть было не попалась к ним в лапы, ее предупредил цыганенок, когда она пришла к тетушке, чтобы отсидеться. И тогда она поняла, что обложена со всех сторон, как волчица, которую преследует целая толпа загонщиков! И ей не будет покоя, пока они не убедятся, что выжали из нее все, до последней капли.

Она узнала, с кем имеет дело, лишь после смерти мужа. Когда она, заплаканная и растерянная, не понимала, что делать дальше, как жить, к ней прислали гонца. Это была незнакомая ей женщина, темноволосая, бледная и, судя по ее виду, страшно напуганная.

— Я так вам сочувствую, — запинаясь, произнесла она. В ее больших темных глазах стояли крупные, как жемчужины, слезы. — Я хочу, чтобы вы знали, они воспользовались моим трудным положением и прислали меня к вам.

— Что такое? — удивилась тогда Наташа. — О ком вы говорите?

— Кажется, с этими людьми работал раньше ваш муж… О, поверьте, это страшные люди, они готовы на все! Я знаю, я узнала это на собственной шкуре. — Женщина движением руки приподняла волну своих тяжелых волос, и Наташа увидела тонкий шрамик на ее восковом лице. — Прошу вас, ради вас же самой, ради вашего сына… Отдайте им все! В конце концов, жизнь дороже денег…

— Но что я должна им отдать? — изумилась Наташа. — Они убили моего мужа, что еще я должна отдать? Свою жизнь?

— Ваша жизнь им не нужна, — покачала головой женщина. — Им нужны деньги. Отдайте им все, что имеете, бегите от них, чтобы только спасти сына. Первый их удар будет направлен именно на него.

— Но у меня ничего нет, — растерялась Наташа. — Понимаете, кризис семнадцатого августа…

Женщина грустно улыбнулась.

— Прощайте! — произнесла она. — Я сделала все, что могла. Если вы мне не верите…

— Постойте, но ведь действительно…

Женщина ушла.

Наташа тогда осталась одна со своим горем, со своими вопросами, со своим страхом. В соседней комнате мирно посапывал Павлик. Его лицо во сне было таким серьезным, таким взрослым не по годам…

Наташа прижала к себе сына, орошая его лицо безмолвными слезами. Они убили ее мужа, неужели у них поднимется рука и на ее ребенка? Что делать? Она заметалась по комнате, точно огромная птица в клетке.

Обратиться в милицию, чтобы помогли ей? Но там никто и пальцем не пошевелит! Ведь именно милиция позволила бандитам убить ее мужа, разрушить и его жизнь, и его бизнес. Они все повязаны одной нитью — и милиция, и бандиты…

Надо бежать за границу, решила она. Там, в тихой мирной Швейцарии, в небольшом городке Альтдорфе, прилепившемся у подножия Гларнских Альп, у них есть небольшой домик. Она спрячется там вместе с сыном, и ее не найдут. Но на что она будет жить? Ведь она такая непрактичная, обычно финансами полностью распоряжался муж, и Наташа никогда не вникала в скучные бухгалтерские дела… У нее были кредитки, по которым она расплачивалась в магазинах, немного наличных на парковку и чтобы раздавать бедным, которых обычно так много возле богатых магазинов. А если бандиты доберутся до них и там, в Альтдорфе?

Сердце Наташи точно кто-то сжал железным обручем. Она должна сделать все, чтобы защитить сына. И она сделает это!

Решение, принятое в спешке, оказалось самым верным. Она отдаст Павлика в дорогую элитную школу в Швейцарии, там охрана, там качественное образование, там здоровый климат и хорошее питание, ей не о чем будет беспокоиться. Это ненадолго, на пару месяцев, пока здесь все не уляжется, пока она не разберется со всеми возникшими проблемами. А чтобы сына не отыскали и за границей, она отдаст его под чужим именем, так надежнее. Но где взять деньги, ведь на дорогую школу нужно много денег!

«Продам виллу, — решила Наташа. — Все равно я не смогу так жить: каждую секунду ожидая удара в спину, каждую секунду умирая в ожидании опасности. Надо сначала обезопасить сына, а потом уже разбираться со всем остальным».

И спустя несколько дней после визита бледной женщины Наташа с сыном уже летели в самолете компании «Свиссэйр» в Цюрих.

Вилла ушла за бесценок — из-за срочности, из-за покупательского кризиса в Европе, из-за того, что адвокатская контора, которая занималась продажей недвижимости, брала бешеные проценты со сделок. Полученную сумму Наташа распределила так: львиная доля ушла на оплату обучения сына в дорогой школе, немного она оставила себе на жизнь. Она надеялась, что ей хватит нескольких месяцев, чтобы решить все свои проблемы, а потом она заберет Павлика и вернется домой, в Россию. Она летела домой, одновременно и грустя от разлуки с сыном, и радуясь оттого, что он в безопасности, и страшась близкого будущего. Не существовало ни одной живой души в мире, на которую она могла бы положиться. Все зависело только от нее одной…

Вернувшись в столицу, Наташа приступила к сбору информации об охранном агентстве «Элида» и его сотрудниках. Она вспомнила, что когда-то давно она вместе с мужем заходила в парикмахерскую на углу Профсоюзной и Красикова, чтобы сделать маникюр. Но маникюр ей тогда не удалось сделать. Костя, заметив странного квадратноголового типа, с ухмылкой взиравшего на него из кресла хорошенькой парикмахерши Ленуськи, побледнел и, взяв жену за локоть, быстро вышел из салона. «Что такое? — спросила она тогда. — Кто это был?» — «Так, один бандит», — коротко ответил он, и больше они на эту тему не разговаривали.

Это была та единственная ниточка, которая вела к убийцам ее мужа. И чтобы потянуть за эту ниточку, она устроилась работать в парикмахерскую. Вскоре она подружилась с Ленуськой и во время встречи в кафе удачно сфотографировала записную книжку, где содержались адреса и телефоны всего цвета охранного агентства «Элида». Первым делом нужно было покончить с Фролом, приятелем Ленуськи, — он однажды уже видел ее и мог при случае вспомнить, кто она такая.

Исследуя район, в котором жил Фрол, Наташа наткнулась на компанию скинхедов. Эти ребята были готовы на все! Они заводились с пол-оборота и при своей внешней безобидности были очень опасны. Скинхеды нападали стаей и в драке не знали жалости. Наташе удалось легко подружиться с их главарем. Соответствующая экипировка, соответствующее поведение — и она быстро стала своей в их своре. При появлении Фрола ей не составило труда «завести» этих парней, которые и так вспыхивали легко, как сухой порох. Случившееся имело вид естественный и безобидный — обыкновенное хулиганство! Такое может случиться с каждым. Может, но обычно не случается, если случайность кто-то тщательно не продумал заранее.

Потом она принялась выслеживать Штурмана. О, Штурман был трудным орешком! Постоянной подружки у него не было, у родителей он не появлялся, мотался по съемным хатам. Одна у него была гордость и любовь — его машина. Наташе стоило большого труда отучить его включать сигнализацию на ночь и убрать машину подальше от окон. Она знала, что делает — ей был известен один очень необычный метод… Для этого понадобилось обыкновенное лекарство, которое продается в каждой аптеке и используется при лечении сердечно-сосудистых заболеваний. Но безобидное лекарство было вовсе не так безобидно, каким казалось на первый взгляд… Наташа проникла ночью в автомобиль и натерла средством руль и все кнопки, к которым могла прикасаться рука Штурмана. Массивный бандит потел даже в самые лютые морозы, а через расширенные поры лекарство легко проникло в кровеносную систему и вызвало остановку сердца.

Потом случайно, во время поисков одного из подручных Лучка (он, если верить записной книжке Ленуськи, жил в маленьком подмосковном городке), Наташа попала в закрытый институт, в котором разрабатывалось бактериологическое оружие. Попала не по своей воле, просто ее пригласил солдатик, надеявшийся на легкий пересып и плотный ужин. Тогда-то ей и пришла в голову идея накачать шампанское бульоном, содержащим миллионы опаснейших бактерий. Она решила одним ударом покончить со всей верхушкой охранного агентства «Элида». И так оно и случилось бы, если бы не внезапный налет РУБОПа на кафе «Подкова»…

После этого она пришла к выводу, что бороться нетрадиционными методами с преступностью слишком долго и трудно. Недаром самый верный способ устранения конкурентов называется «контрольный выстрел в голову». Кто-то, неизвестный ей, использовал именно этот метод, чтобы ликвидировать Пепла. Он опередил ее совсем на чуть-чуть. Кто этот неизвестный, она не знала. Может быть, боевик из враждебной группировки или какой-нибудь киллер… Было бы не слишком приятно столкнуться с ним на узкой дорожке!

И вот сейчас она в кольце. На нее охотятся бандиты, ее ищет милиция. По всем отделениям города, наверное, уже разосланы ориентировки, в которых приказано задержать преступницу, бежавшую при задержании и обезоружившую милиционера. Женщина на вид лет тридцати, среднего роста, нормального телосложения, глаза серые, лицо овальное, волосы русые, без особых примет. Сколько таких женщин в столице! Вероятность, что ее поймают, очень низка, успокаивала себя Наташа.

Теперь она осталась одна против банды головорезов, готовых на все.

Первым делом Косарев направился туда, где проживала незнакомка, с которой он столкнулся, когда «разрабатывал» Пепла. Теперь он не сомневался, что это была именно Наталья Морозова, решившая расквитаться с бандитами, а те, в свою очередь, охотились за ней, точно за преступником, за голову которого назначена кругленькая сумма. В пользу этого говорило все: внешние приметы незнакомки, ее поведение и, наконец, обостренная интуиция чекиста.

У него пока не было определенного плана. Для начала Косарев хотел обнаружить какой-нибудь устойчивый след беглой миллионерши, а потом уже лично встретиться с ней. Ему нужен был тайм-аут, время, чтобы собраться с мыслями и отдышаться. Он находился один меж двух огней, был ранен и при этом чувствовал свою ответственность за жизнь нескольких людей, чье существование целиком и полностью зависело лишь от него одного. Он помнил слова, которые сказал Павлику при прощании: «Я обязательно вернусь». И он обязательно сдержит свое обещание. Умрет, но сдержит его!

Косарев шел в тот дом, куда недавно подбросил пистолет-пулемет «бизон» и для привлечения милиции включил на полную мощность запись из новейшего боевика, наложенную на музыку, — таким образом он решил тогда вывести из игры свою конкурентку. Дверь квартиры носила свежие следы ремонта. На требовательный звонок никто не вышел, только глазок на двери напротив затуманился темным — за посетителем явно следили.

Косарев позвонил в соседскую квартиру.

— Кто? — послышалось приглушенно.

— Откройте, пожалуйста! Я журналист из криминальной газеты, — произнес он, небрежно махнув корочкой перед глазком. — Хотел бы написать о недавнем инциденте. Если вы со мной побеседуете, я обязательно упомяну ваше имя в статье.

Дверь отворилась. Женщина средних лет опасливо высунула нос в щелку:

— Ну, чего вам? Спрашивайте…

Оказалось, что молодую соседку никто не видел с тех пор, как ее увезла милиция. Впрочем, женщина поведала «журналисту», что на самом деле милиция по дороге каким-то непостижимым образом потеряла задержанную и теперь ищет ее по всей столице.

— Говорят, она милиционера, который ее охранял, не то убила, не то ранила, — испуганно блестя глазами, поведала свидетельница. — И пистолет у него отняла. Ну и женщины теперь пошли, — заключила она неодобрительно. — Жуть!

Больше ничего выудить из нее не удалось.

Беглянке, потерявшей квартиру и иммунитет при общении с представителями закона, не имевшей ни знакомых, ни друзей в городе, одна дорога — или в гостиницу на постой, или на съемную хату. Насчет хаты — без вариантов, размышлял Косарев, найти женщину без особых примет в таком мегаполисе, как Москва, практически невозможно. Оставался небольшой шанс в гостиницах.

Припарковав машину у обочины, Косарев, подволакивая ногу, зашел в телефонную будку и набрал номер, который помнил наизусть.

— Жорик? — спросил он, когда трубка бдительно отозвалась на звонок настороженным молчанием. — У меня есть для тебя работа… Надо отыскать одну женщину. Лет двадцать пять на вид, без особых примет, глаза серые, волосы русые. Одновременно может выглядеть как старуха в рыжем парике и в очках с толстыми линзами. Проверь гостиницы, но не самые дорогие. За сколько справишься?

— Вечером позвони, — буркнул в трубку Жорик. И осторожно осведомился: — Ну, как ты?

Но Косарев уже нажал на рычаг телефона. Жорик был его верным информатором и брал за сведения с бывшего коллеги не очень дорого, со скидкой. У него были связи среди всех администраторов в гостиницах города. Гостиницы — это его излюбленное поле работы.

У Косарева было несколько лишних часов, чтобы забежать к верному человеку, врачу, который часто помогал ему в щекотливых делах. С раненой ногой нужно что-то делать…

Врач развернул повязку и осмотрел рану, озабоченно покачивая головой.

— В больницу бы тебе… — нерешительно заметил он. В голосе его не было убежденности — зная человека, который сидел перед ним, он не верил, что тот прислушается к его совету.

Через полчаса, когда новая повязка туго стянула ногу, врач протянул пациенту несколько таблеток.

— Принимай через каждые три часа, — сказал он. — Может, переходишь…

— Конечно! Спасибо, — только и ответил перед уходом пациент и скрылся в вечерней мгле.

Машина вновь медленно тронулась вдоль улицы. Что теперь? За те несколько часов, что Жорик будет проверять гостиницы, нужно что-то предпринять. Но что?

Слабо кружилась голова, немного подташнивало. В таком состоянии трудно придумать что-либо оригинальное. Припарковав машину в тихом переулке, Косарев откинул сиденье назад и устало закрыл глаза. Он должен быть в форме перед решающей схваткой…

Проснувшись, он понял — решение уже созрело в его мозгу. Вечерело. Улицы города наполнились толпами усталых людей, торопившихся с работы домой. Они спешили в свою конуру, чтобы там отгородиться от всех напастей, от неприязни окружающего мира и, прильнув к экрану телевизора, перенестись в иную жизнь, более светлую и радостную… Это время вечерних новостей, время, когда подписываются в печать утренние выпуски газет, прайм-тайм. Хорошо, если бы ему удалось успеть до вечернего девятичасового эфира…

На углу улицы Косарев нашел исправный телефонный автомат.

— Жорик? Ну что? — спросил он.

— Пока ничего, — послышался сдержанный ответ.

В памяти всплыл нужный номер телефона. Когда-то он часто пользовался этим каналом для активной дезинформации.

— Информационное агентство «Има-пресс»? — спросил он. — Курникова, пожалуйста. У меня для него эксклюзивная информация… Какая? Об этом я скажу ему лично… Привет, Слава! Да, работаю там же… У меня для тебя кое-что новенькое… Успеем до девяти?

Через несколько минут Косарев удовлетворенно нажал на рычаг телефона. Скоро телетайпные ленты мгновенно разнесут по всем информационным агентствам, по всем телевизионным компаниям и по всем газетам нужную ему информацию.

Следующий этап — камера хранения на вокзале. Забрав из нее чемоданчик с аппаратурой, Косарев погрузился в автомобиль.

Адрес Жорика стал ему известен совсем недавно. Жорик, стреляный воробей, умело прятался, часто переезжал с квартиры на квартиру — помогала выучка, полученная в органах. Косарев приберегал бывшего коллегу до того момента, когда настанет время двойной игры. Теперь этот адрес очень пригодился ему. Именно Жорик был одной из ключевых фигур в разворачивающихся событиях.

Войдя в подъезд, Косарев пешком поднялся по лестнице, отыскал нужную дверь — за ней было совершенно тихо. Он вынул из нагрудного кармана небольшой темный шарик на липучке и прикрепил на перекладину двери. Это был «жучок», который обладал способностью улавливать разговор, усиливать его, фильтровать ненужные шумы и передавать очищенную информацию в радиусе десяти километров от места установки.

Телефонный номер был занят в течение нескольких минут. Наконец Косарев прорвался сквозь сплошные короткие гудки.

— Записывай адрес, — довольным тоном произнес Жорик, гордый собственными успехами. — Гостиница «Коломенская», номер 315. Поселилась два дня назад под именем некой Кутайсовой. Администратору показалось, что фотография просто вклеена в чужой паспорт, но хай она поднимать не стала, и так клиентов мало.

— Спасибо, — удовлетворенно произнес Косарев. — Деньги завезу тебе на днях…

Отбой.

Сразу после того, как в трубке послышались короткие губки, Жорик, довольно улыбаясь, стал накручивать телефонный диск. Он был счастлив. Продать одну и ту же информацию дважды — такое не часто случается!

— Он мне звонил. — Жорик интимно понизил голос, и сразу стало ясно, что речь идет о лице, известном двум собеседникам. — Насчет нее… Он дал мне кое-какую наводку, и я ее нашел. Записывай адрес: «Коломенская», 315… Деньги…

— Деньги будут после того, как мы ее возьмем, — послышался металлический женский голос. — Ну, как он?

— На ходу подметки рвет! — довольно хихикнул Жорик и повесил трубку.

Косарев снял наушники и сложил аппаратуру в аккуратный чемоданчик. Он был доволен: информация ушла куда надо. Он не ошибся, поставив на Жорика.

Через несколько часов он проезжал мимо крупного магазина радиоэлектроники, в витрине которого светились таинственным светом экраны телевизоров, выставленных для рекламы.

На синем фоне замороженный мужчина с бесцветным лицом озабоченно вещал:

«Сегодня по каналам «Има-пресс» получены новые известия о местонахождении сына основателя империи одежды «Русский Мороз», Константина Морозова, который был похищен полгода назад и убит неизвестными. После гибели Константина Морозова его жена и семилетний сын исчезли. Теперь пришло сообщение о том, что мальчик, содержавшийся в Швейцарии в закрытом пансионе, тайно вывезен в Москву и захвачен преступниками. Правоохранительными органами ведется розыск…»

Услышав все это, Косарев удовлетворенно улыбнулся. Автомобиль развернулся и направился в сторону Кутузовского проспекта.

Наживка была насажена на крючок и брошена. Оставалось ждать, когда клюнет рыбка.

С Мишкой Благолеповым, кинорежиссером «Мосфильма», Косарев учился еще в школе. Они не виделись почти сто лет, и Благолепов был страшно рад, услышав голос внезапно объявившегося друга. Он немного расстроился, узнав, что тот звонит не просто так, а по делу, но, услышав просьбу о помощи, с готовностью отозвался:

— Всегда готов!.. — и удивился: — Что-что тебе надо?!

Косарев терпеливо повторил свою просьбу. Благолепов был ошарашен.

— Ну ты даешь, Серега! — только и промолвил друг детства. — Конечно, можно попробовать… Понимаешь, киностудия сейчас закрыта, весь реквизит опечатан, но…

— Я за тобой сейчас заеду, — ответил Косарев и положил трубку.

 

Глава 30

Небольшой холл заштатной гостиницы на окраине Москвы светился приглушенным уютным светом. Обшарпанные диваны вдоль стен, засохшая пальма в кадке, огромный фикус и старые выцветшие картины Левитана создавали щемящее ощущение чего-то временного, ненадежного, неверного. Работало только правое крыло гостиницы, а всю левую часть здания снимали вьетнамцы, торгующие на рынке. Администратор, женщина предпенсионного возраста с обесцвеченными пергидролем волосами, подперев голову рукой и тяжело зевая, сидела за стойкой, тоскливо уставившись в телевизор.

Наташа спустилась по лестнице и направилась через холл к выходу. Краем глаза она видела бледный экран телевизора, стойку администратора.

«…местонахождение сына известного предпринимателя Константина Морозова… Был похищен из закрытого пансиона в Швейцарии…»

Не веря собственным ушам, Наташа остановилась как вкопанная. В голове ее крутилась одна мысль: «Это невозможно, это невозможно, этого не может быть… Это не о нем!» Но после сообщения на экране появилась во много раз увеличенная фотография ее сына и прозвучала просьба, если кому-нибудь известно о местонахождении ребенка, сообщить в органы.

На подгибающихся ногах Наташа добрела до дивана в холле и обессиленно рухнула на него. Ее мозг был не в силах объять случившееся. Ведь она так все здорово продумала… Ведь в школе Святой Анны такая служба охраны… Ведь ей осталось совсем чуть-чуть… Только один решительный ход, только один человек, после которого они — и она, и сын — стали бы свободны! И вот кто-то опередил ее. Кто-то сделал ход конем, загоняя ее в угол. У нее не осталось шансов на успех… Почти не осталось!

«Надо что-то делать, надо что-то делать!» — пульсировала в голове тревожная мысль. Мгновенно в воображении пронеслись ужасные видения: ее сына тащат бандиты, зажимая рот ладонью, бросают в сырой подвал с крысами, может быть, его даже бьют, пытаясь узнать о ней… Она не может допустить этого! Она должна спасти сына!

На негнущихся ногах Наташа вышла из гостиницы. Куда ей направиться и что сделать? Дрожащей рукой она нашарила ледяную рукоятку пистолета. У нее остался только один выход — вступить в открытую схватку с бандитами. И она была готова к этому!

Через несколько минут в холл той же гостиницы, чуть прихрамывая, вошел высокий мужчина средних лет с «дипломатом» в руке. Махнув красной корочкой швейцару, он уверенно прошел прямо к лифту. Поднявшись на третий этаж, посетитель, сторожко оглянувшись, открыл своим ключом дверь триста пятнадцатого номера и вошел внутрь.

Из номера он вышел через несколько минут уже без «дипломата», неторопливо спустился вниз и без эксцессов вышел из гостиницы.

Администратор проводила странного гостя настороженным взглядом и, как только за ним закрылась входная дверь, подняла трубку телефона.

— К ней приходили… Да, мужчина, да, прихрамывает… Не знаю, он был там не больше десяти минут. Хорошо, буду держать вас в курсе…

Косарев вновь занял исходную позицию в будке таксофона.

— Это ты? — спросил он, постаравшись придать своему голосу максимум нежности и тревоги, той, которая должна была чувствоваться в голосе человека, сильно волновавшегося за дорогую ему женщину. — Я нашел ее. Она в гостинице… Нет, ее не было на месте… Пришлось обыскать номер и…

— Нашел что-нибудь? — перебил его женский голос.

— Да, немного… «Дипломат», доверху набитый баксами…

— Но это не больше миллиона долларов! — В женском голосе послышалось разочарование.

— Но еще записную книжку с номерами и кодами именных счетов в банке «Свиссбэнк»…

— О, это уже кое-что! Номерной счет — это отлично. Зная код, любому человеку можно снять деньги в любой точке земного шара… Ты забрал это все с собой?

— Нет, оставил в номере, — ответил Косарев. — Не хотелось ее спугнуть…

— Ты правильно сделал, милый, — проворковал женский голос. — Сначала нужно взять ее, а потом уже все остальное… Ищи ее, а об остальном я позабочусь сама…

Осторожно ступая по скользким ступеням, Жанна спустилась в подвал. В ее руке испуганно мигал небольшой фонарик, а другую руку оттягивал газетный сверток. Лязгнул наружный засов, и деревянная разбухшая дверь с трудом поддалась.

Фонарик осветил земляные стены, полусгнившие бревна. Жанна осторожно опустилась на одно колено, бережно положила сверток на землю и с облегчением выдохнула.

Сосредоточенные глаза еще раз оглядели сочащиеся влагой стены. Она не ошиблась в своих расчетах. Поскольку окон нет, а входная дверь достаточно плотная, то взрывная волна будет распространяться вверх. В замкнутом пространстве она произведет необходимые разрушения — обрушит сваи и давно обветшавшие перекрытия старого дома. Начнется пожар. Это случится глубокой ночью, когда все будут спать — и охрана, и Лучок, и тот маленький пленник в комнате наверху…

Стоя на коленях, Жанна осторожно развернула сверток. Высвободила несколько разноцветных проводов, выбрала красный провод, подсоединила к нему синий и желтый… Ее движения выдавали еле сдерживаемое нетерпение и отсутствие опыта.

Такое дело… Никому его нельзя поручить, нужно сделать все самой… Она никому не может довериться, никому… Только сама!

Наконец дрожащие пальцы соединили непослушные провода, размотали черный телефонный шнур — он протянулся по всему подвалу. Потом, двигаясь назад, Жанна стала подниматься вверх по ступеням. Провод послушно стелился вдоль стены, другим концом теряясь во мгле. Выбравшись из подвала, она достала из кармана острый нож, поддела несколько дощечек возле щитка, выудила оттуда толстый телефонный кабель и подсоединила его к черному проводу, одним концом уходящему в подземелье.

Это была ее гениальная идея — собрать остатки своего охранного агентства на малоприметной подмосковной даче глубоко в лесу. Никто из них не догадывается, что этот дом, затерянный в чаще, связан телефонной линией с внешним миром. Об этом знает только она одна. Одна! И она одна воспользуется плодами этого знания…

Когда все будет кончено, она просто позвонит сюда, сеть замкнется, от импульса тока сработает взрывное устройство — и все здесь взлетит на воздух. Всё и все! Остатки тел клочьями будут висеть на окрестных елках. Милиция решит, что и она, Жанна, была здесь, со всеми. А на самом деле она будет в это время уже далеко, очень далеко!

Замаскировав место соединения проводов, Жанна бесшумно поднялась по лестнице в свою комнату. Сейчас она возьмет свои новые документы, оружие и уедет отсюда. Навсегда!

Решительным шагом Наташа приближалась к темной громаде дома. Внутри нее царило странное чувство пустоты и отрешенности. Она готовилась к худшему. Она была готова на все…

Холодная ладонь в кармане куртки сжимала стылую рукоятку пистолета. Теперь ей нужно вспомнить те уроки, которые давал Костя, когда учил ее на охоте стрелять… Надо только вспомнить…

Окна нужной квартиры были темны. Очевидно, хозяев там не было, но они могли вернуться в любое время… И может быть, именно там, за этими окнами, подслеповато сощурившимися на мир, прячется ее сын… Он сидит один, в темноте, а ведь он так боится темноты…

На подъезде, где жил Лучников, стоял кодовый замок, и проникнуть в него было затруднительно. Наташа набрала первый попавшийся номер.

— Да? — вопросительно осведомился женский голос.

— Простите, я медсестра из поликлиники, — стараясь говорить спокойно, произнесла Наташа. — Я пришла делать укол вашей соседке, а она не отвечает. Не могли бы вы открыть?

— Вы к Алле Борисовне? — встревожился незнакомый голос. — Да, действительно, она очень плохо слышит… Проходите!

Наташа проскользнула в подъезд и стала подниматься по лестнице. Она подождет этого человека у дверей его квартиры и под угрозой оружия потребует отпустить ее сына. Наверняка он не ожидает от нее такого смелого хода, думает, что она будет звонить ему, умолять… А она просто убьет его… Она давно к этому готова…

Прислушиваясь к глухим звукам чужого жилья, Наташа поднялась на четвертый этаж. На лестничной площадке, куда выходили двери четырех квартир, было темно — лампочка не горела, под ногой хрустнули осколки стекла.

Так даже лучше, подумала она, эффект неожиданности… Она поднялась на последнюю ступеньку и замерла перед нужной дверью.

Неожиданно ее затылка коснулось чье-то горячее дыхание, а в спину угрожающе ткнулось что-то твердое…

— Не шевелись! — требовательно прозвучал негромкий голос. — Молчи, а не то…

То твердое и холодное, что было приставлено к ее спине, угрожающе шевельнулось. Наташа благоразумно замерла.

Внутри нее все опустилось. Они опередили ее, обреченно подумала она. Только бы ей дали перед смертью повидаться с Павликом… Только бы дали…

Опытная рука быстро скользнула вдоль ее тела, и сразу же карман, который оттягивал тяжелый «ПМ», значительно полегчал.

— Вот так! Умница! — удовлетворенно произнес тот же спокойный голос. — Теперь начинай аккуратно спускаться с лестницы. И не делай резких движений, у меня и так нервы на пределе…

Осторожно ступая, точно она шла босыми ногами по битому стеклу, Наташа сделала шаг вперед.

— Быстрее, — приказал конвоир. — У нас мало времени!

У нас? Наташа удивилась… Что значит «у нас»? Или это насмешка, или…

Они вышли из подъезда. Со стороны казалось, будто парочка вышла на прогулку — женщина чуть впереди, мужчина немного сзади своей подруги, как и положено галантному кавалеру.

— Открой дверцу машины, садись за руль, — негромко приказал мужчина.

Наташа повиновалась. Изо всех сил она скашивала глаза, пытаясь разглядеть своего конвоира, но было слишком темно.

Она опустилась на водительское сиденье, а мужчина уселся за ее спиной. Затылком она чувствовала, как то тяжелое и холодное, что не давало ей расслабиться, слегка отодвинулось.

— Заводи машину и поехали, — приказал голос.

— Куда? — Наташа наконец осмелилась на первый вопрос.

— Вперед!

«Девятка» испуганно рванула с места, как будто за ней гнались. Вылетев на освещенный розоватыми фонарями проспект, она понеслась в крайнем левом ряду.

— Не гони, гаишники еще не спят… — попросил тот самый требовательный голос. Теперь он звучал спокойно и почти насмешливо. — Все нормально, погони нет. Эти типы не могли представить, что ты сама отправишься к ним на свидание. А теперь постепенно сбавь скорость, выходи в правый ряд и остановись возле обочины. Нам нужно поговорить…

— Ты куда собралась?

Жанна вздрогнула и испуганно оглянулась. В руке у нее была небольшая дамская сумочка и тяжелая кобура с пистолетом, которую она собиралась нацепить под строгий пиджак. Она рассчитывала, что он спит…

— А, это ты!..

Накануне Жанна подсыпала в алкоголь огромную дозу снотворного, но ей было невдомек, что вечером Лучников так и не притронулся к спиртному, которое она усердно подливала ему, — он что-то заподозрил.

— Куда ты собралась? — Голос его звучал угрожающе, а небольшие жестокие глазки хищно блестели. — Ну?

— Что ты, дорогой! — произнесла она ласково и даже немного заискивающе. — Ты боишься, что со мной что-то случится, я знаю… Не волнуйся, милый!

Пусть он думает, что она, дурочка, не понимает причину его внезапного ночного визита.

— Что, собралась к своему менту? — спросил он подозрительно.

— Как ты мог подумать, милый! — Жанна доверчиво прижалась к его груди. — Просто мне нужно кое-что проверить…

— Я с тобой! — произнес Лучок безапелляционно. — Я знаю, ты хочешь выйти из игры и все повесить на меня… Так вот, дорогая, это тебе не удастся!

— Что ты, милый! — Она нежно приникла к его губам. — Конечно, если хочешь, поедем вместе!

«В конце концов, он еще может пригодиться», — решила она.

Когда ярко-алая «мазда», в темноте казавшаяся почти черной, ослепительно сияя дальним светом, пробиралась среди вековых деревьев, в салоне зазвонил мобильный телефон.

— Я взял ее…

Жанна удовлетворенно улыбнулась. Этот ход был одним из лучших за последнее время. У нее будет уникальный шанс избавиться от них обоих, от полоумного чекиста и этой неудавшейся миллионерши. Или нет, даже от троих сразу…

— Где она?

— У меня в машине. — Мужской голос в трубке звучал удовлетворенно. — Я держу ее на мушке. Мы сейчас едем в гостиницу.

— Я буду там через двадцать минут, — сказала она и нажала «сброс».

Поздно ночью в холл гостиницы «Коломенская» вошла странная пара — мужчина и женщина. Женщина выглядела уверенной и решительной, а мужчина озабоченным и настороженным. Было видно, что он не очень-то доверял своей спутнице.

В рукаве швейцара исчезла двадцатидолларовая бумажка, и тот восхищенно залопотал, с готовностью распахивая перед посетителями двери. Администратор вскинулась было, чтобы грудью встать на защиту гостиничных владений, но тут же осела, на лету подхватив сотенную бумажку, которая залепила ей рот лучше скотча.

Странная парочка поднялась по лестнице и застыла возле белой двери с золочеными цифрами «315».

Ручка бесшумно повернулась. Дверь с готовностью распахнулась, впуская гостей.

Двое посетителей вошли в темный номер, бесшумно прикрыв за собой дверь. Когда женщина, шедшая первой, щелкнула выключателем и подняла глаза, то увидела, что прямо ей в сердце пристально смотрит бездонный глаз пистолета.

— А я ждала тебя, Жанна! — послышался уверенный женский голос. — Проходи!

Глубокой ночью на подъезде к затерянной в глубине леса даче мелькнул луч яркого света. Не доезжая до поляны, где стоял дом, водитель машины предусмотрительно погасил габаритные огни и заглушил мотор.

Черная громада дома смутно вырисовывалась среди деревьев. Сквозь густые кроны на землю лился призрачный лунный свет.

Мягкая хвоя, ковром устилавшая землю, пружинила, приглушая шаги. Темная тень скользнула через двухметровый забор и притаилась под окнами дома.

Подтянувшись на руках, черная ловкая тень взобралась на скат веранды, затем, едва не поскользнувшись на мокрой после недавнего дождя жести, застыла, настороженно прислушиваясь к звукам в доме.

Все было тихо. Стволы деревьев еле слышно скрипели под напором ветра, где-то вдали прогрохотала электричка…

Ловкая тень перебралась на балкон второго этажа, одним движением наклеила на окно липкую бумагу, выдавила стекло и проникла в комнату.

— Павел! — послышался напряженный шепот, который в ночной тишине прозвучал громче, чем крик. — Не бойся, это я… Только тихо!

— Дядя Сережа, это ты? — сквозь сон проговорил мальчуган и сладко зачмокал, перевернувшись на другой бок. — Мы поедем к маме…

— Не надо резких движений, — спокойно проговорила Наташа. Пистолет в ее руках напряженно вздрогнул. — Садитесь. Прямо на пол!

— Какая неожиданная встреча! — фальшивым голосом проговорила Жанна и деланно улыбнулась. — А где же…

Она не стала уточнять, кого еще она ожидала увидеть здесь. Ее жадный взгляд отыскал черный пластмассовый «дипломат», стоявший на видном месте. Значит, Косарев все же не солгал ей. Еще бы, ведь офицерам их кодекс чести не позволяет обманывать женщин и детей… На это она и рассчитывала.

— Садитесь, и мы спокойно поговорим. Только не дергайтесь, я стреляю плохо, могу нечаянно нажать на курок…

Гости опустились на пол, точно им подрубили ноги…

— И еще хочу предупредить, в этом номере вмонтирована в стену небольшая кинокамера. Так что ведите себя смирно.

— На пушку берет! — прохрипел Лучок.

— Заткнись! — сквозь зубы процедила Жанна и через силу мило улыбнулась своей собеседнице.

— В этом «дипломате» миллион долларов. — Наташа взглядом указала на пластмассовый кейс, сиявший глянцевыми боками. — Это все, что у меня есть. Если хочешь, Жанна, забирай его и уходи.

— Всего миллион… — изображая разочарование, протянула Жанна. — А где же остальные деньги? Твой муж был с нами в доле, Наташа, остался нам должен почти полмиллиарда зеленых. Я знаю точно, что он продал все свои компании и магазины, а деньги перевел в тихое место. А дальше что? Где остальное «лавье»? Я хочу хотя бы половину…

— Спроси у тех, кто повыше, — насмешливо произнесла Наташа, подняв глаза к потолку. — На всю сумму Константин приобрел на бирже государственные краткосрочные облигации и облигации внутреннего валютного займа со сроком погашения в октябре. Догадываешься, что произошло?

Жанна побледнела. Она понимала, что это значило. День 17 августа превратил ГКО в фантом.

— Горбатого лепит! — перебил Лучок. — Брешет! Спроси у нее лучше, где бабки! Я ей не верю!

— Заткнись! — в бессильной злобе прошипела Жанна.

Наташа чуть заметно улыбнулась краешком губ и скосила глаза на большие настенные часы. Ей нужно продержаться еще минут десять, не больше…

— А вам, джентльмен удачи, я могу персонально объяснить. Все деньги, вложенные в ГКО и ОВВЗ, государство положило в свой дырявый карман. Если вы хотите получить их, рекомендую обратиться непосредственно к правительству.

— Жанна, она нам втирает! — взревел Лучок, забыв про дернувшийся в неопытных руках ствол.

— Не надо кричать! — Наташа досадливо поморщилась. — Эта черная тяжелая штука, говорят, делает девятьсот выстрелов в минуту… Хотите проверить на практике?

— Слышишь, заткнись! — просипела Жанна, с ненавистью глядя на своего напарника. — Закрой рот!

Лучок обиженно захлебнулся.

— Ну хорошо! — Жанна сделала попытку мило улыбнуться, но вместо этого ее лицо исказила кривая усмешка. — Я согласна и на миллион, что поделать… Давай так: я забираю кейс и больше не имею к тебе претензий. Можешь считать это небольшой платой за жизнь своего сына.

— Где он? — напряженно спросила Наташа.

— На даче, с верными людьми… Давай так: тебя отвезет туда Лучок и…

Выбитая ногой дверь с размаху отлетела в сторону. В проеме показалась коренастая фигура, двумя руками сжимавшая пистолет.

Сидевшие на полу гости испуганно вскочили.

— Сидеть! — послышался повелительный голос. — Руки за голову!

— А не то буду стрелять! — поддержала его обрадованная Наташа.

Двое на полу затихли, повинуясь движению еще одного черного дула, целившегося прямо в лоб.

— Сергей, ну как? — прозвенел взволнованный голос.

— Отлично! — ответил Косарев.

Наташа с облегчением выдохнула. Только эти двое знали, о чем они говорили.

Жанна бессильно закусила губу. Случилось то, чего она боялась больше всего: две разные фигуры скооперировались и стали играть в одну игру. А ей остался лишь мизерный шанс выбраться из этой передряги…

— Итак, господа, — властно произнес Косарев. — Вы остаетесь в номере и ведете себя тихо. Как приз за хорошее поведение вам остается чемоданчик с деньгами! Согласны?

Напряженное молчание было ему ответом.

— По глазам вижу, что согласны… — удовлетворенно кивнул Косарев и бросил Наташе: — Пошли!

Она поднялась и, осторожно огибая сидевших на полу людей, с ненавистью косившихся на нее, пробралась мимо.

— Отлично, господа, благодарю вас за сотрудничество, — усмехнулся Косарев. — Надеюсь, вы не перегрызете друг другу глотки из-за этого чемоданчика… Счастливо оставаться! И не забудьте, в случае погони шансы у вас будут очень небольшие, господа…

Дверь номера закрылась. В комнате остались двое. На долю секунды воцарилась гнетущая тишина. Затем Жанна сделала еле уловимое движение и мгновенно выхватила из-под пиджака пистолет. В следующую секунду она уже застыла возле кейса, держа на прицеле своего приятеля.

Тот мрачной громадой возвышался возле двери и тоже держал ее на мушке.

— Шутки в сторону, милый! — тяжело дыша, проговорила Жанна. — Это мои деньги! Дай дорогу!

— Это мои деньги, крошка! — прохрипел он. — Отвали!

Вцепившись в кейс, Жанна сделала шаг вперед.

— Тебе лучше убраться с моего пути, дорогой! — прошипела она.

И без колебаний нажала на спуск…

Лучок дернулся, посылая ей навстречу стаю рассерженных пчел, которые впились в ее тело, больно жаля и кусая его…

Триста пятнадцатый номер заштатной гостиницы на окраине города наполнился пороховой гарью. Когда дым рассеялся, можно было бы увидеть лежащие на полу два тела — массивное мужское и более хрупкое женское.

Мужчина не подавал признаков жизни, а женщина вскоре очнулась и застонала.

Перевалившись на спину и почти теряя сознание от боли, она все-таки достала мобильный телефон и набрала номер, который знала наизусть… Пусть все будет кончено! Пусть сражение завершится честной ничьей!.. Пусть эта сука поймет, что она проиграла жизнь своего сына…

В ту же секунду в подвале дачи, одиноко стоявшей в лесу, раздался оглушительный взрыв. В черное небо взвился сноп золотых искр, желтое пламя вырвалось из окон — дом запылал, в одно мгновение охваченный огнем.

Женщина выронила телефон и, одной рукой опираясь на пол, а другой волоча за собой кейс, поползла к выходу.

Замок кейса расстегнулся, и на залитый кровью пол посыпались бледно-зеленые бумажки с портретом американского президента Джорджа Вашингтона.

В коридоре женщина бессильно ткнулась лицом в ковровую дорожку. За ней стелился кроваво-черный след…

В квартире кинорежиссера Благолепова раздался ранний утренний звонок. «Косарев», — сообразил хозяин, неохотно выползая из-под одеяла.

— Привет! — зевая, произнес он в трубку и, выслушав длинную тираду, неожиданно взвился: — Да ты что, с ума сошел? У меня сегодня съемочный день! Мне без этого чемодана — хана! У нас в заключительной сцене из-за кейса с миллионом баксов знаешь какая бойня происходит? Чемодан должен картинно раскрыться, а бумажки разлететься в разные стороны от порыва ветра… Что значит, еще на ксероксе напечатаешь? Ты знаешь, сколько это времени займет?!

В лесу у обугленного остова дома возились пожарные, сворачивая рукава и брандспойты. Юркий корреспондент местной газеты носился по пепелищу с диктофоном и записной книжкой в руке.

— Сгорел как спичка… — равнодушно заметил командир пожарного расчета. — Наверное, замыкание в проводке.

— Говорят, окрестные жители слышали страшный взрыв, — не отставал от него журналист.

— Газовые баллоны, — ответил тот ему и в ту же секунду закричал двум пожарникам в касках: — Куда тащишь? В машину грузи!

— Сколько жертв? — деловито осведомился репортер, беря карандаш на изготовку.

— Да много, человек, наверное, пять или шесть. Дачники…

В гостинице «Коломенская» в номере 315 было шумно и накурено. Возились эксперты-криминалисты, посыпали поверхность мебели черным порошком, рассматривали следы на полу.

Вскоре появились санитары с носилками.

— Сколько тут у вас жмуриков?

— Все, что ни есть — твои! — пошутил мужчина в галстуке и добавил серьезно: — Один только.

— Можно забирать?

— Бери! — расщедрился главный.

— Что тут было? — Санитар с любопытством оглядел номер. — Поножовщина?

— Обычная бандитская разборка, — неохотно ответил тот, кивая на следы от пуль на стене. — Перестрелка. Бабки делили…

На столе лежала пачка долларов с бурыми пятнами.

— Ну и как? — полюбопытствовал санитар.

— Да как… Пока администратор вошкался, преступник ушел через левое крыло, общежитие вьетнамцев. Упустили!

— А следы-то хоть есть?

— Как не быть… Следов полно… Да толку-то…

 

Эпилог

В обыкновенной квартире в спальном районе столицы живет обыкновенная семья — мать и сын. Мать работает обыкновенной закройщицей в ателье «Морозко», а сын учится в совершенно обычной школе. Учителя пророчат мальчику блестящее будущее, восхищаясь его лингвистическими способностями и знанием языков.

Порой в гости к этой семье приходит старый и верный друг, мужчина средних лет с ранней сединой в волосах. Иногда он идет с мальчиком в соседний лесопарк стрелять по консервным банкам из пистолета. После этого в школе мальчик рассказывает своим приятелям, что один его знакомый ловит бандитов, и приятели слушают, восхищенно открыв рты и сгорая от зависти.

А мама мальчика, говорят, уже купила несколько промышленных машин и собирается открывать свое маленькое производство по пошиву одежды. Да вот беда, денег катастрофически не хватает, а кредит в банке так трудно получить… Да и друг семьи не советует очертя голову кидаться в омут легального бизнеса…

Как часто, встретив в толпе бледную как воск женщину с темными глазами и напряженным взглядом, она испуганно вздрагивает и отворачивается. Одна спасительная мысль приходит ей на ум: «Слава Богу, двум смертям не бывать…»