Маша оказалась болезненного вида хрупкой девушкой с прямыми волосами насыщенного каштанового цвета. У нее был высокий, очень выпуклый лоб с туго натянутой кожей, вертикальная морщина между бровями и узкие, плотно сжатые губы. Она показалась мне расстроенной и немного усталой. Сразу же прошла в свою комнату, еле кивнув в качестве приветствия. От ужина отказалась, сославшись на головную боль. С отцом разговаривала неохотно, точно сквозь зубы, на брата не обратила ровным счетом никакого внимания, моя скромная персона ее также не заинтересовала. Болезненно морщась, она небрежно бросила телохранителю Сергею: «Принеси мне сумку из машины» — и сразу же скрылась в своих апартаментах.
Сергей поневоле останавливал на себе взгляд. Я с любопытством принялась рассматривать его сплюснутый нос, обломанные хрящи ушей и каменную челюсть — наверняка бывший боксер или борец. У него был разворот плеч как у трехстворчатого шкафа, руки длинные, чуть ли не до колен, с внушительными костистыми кулаками. Если судить по внешнему виду, решила я, то у него максимум одна извилина. Но по внешнему виду судить не стоит. Уже дважды за сегодняшний день я самым дурацким образом ошибалась, и в третий раз ошибаться не хотелось.
— Привет! — произнесла я, обращаясь к нему. — Я Таня. Поживу тут немного у вас…
— Только не у меня, — хмыкнул он в ответ и отвернулся.
От злости я захлебнулась воздухом. Ну надо же! Какой-то охранник — и так со мной разговаривает. Может, потому, что он гей?
— Не переживай! — Стасик дружески обнял меня за талию. — Серега у нас молчун. Ни с кем, даже с Машкой, не общается. Я думаю, это потому, что ему мозги на ринге отшибли…
— А ты не думаешь, что тебе скоро руки отшибут? — Я со злостью сбросила его руку и стала подниматься по витой лестнице на второй этаж, в свою комнату.
— Заходи ко мне вечером! — послышался сзади голос Стасика. — Поболтаем! У меня есть классные диски!
Я еле слышно зарычала, подражая Стеффи, и со всего маху захлопнула за собой дверь.
Наконец-то я осталась одна! Это был бесконечный, адски бесконечный день, когда меня минимум три раза поставили на место, показав, что, как говорил капитан Жеглов, мой номер шестнадцатый… «Нет, я здесь не выживу! — С тоской я рухнула на кровать. — Господи! Зачем я в это ввязалась? Даже поболтать не с кем!»
На часах было почти двенадцать. Ненашев, наверное, уже закончил слежку за женой хозяина. Хорошо, что телефон стоит в моей комнате и нет нужды спускаться вниз.
— Это я! — произнесла я, когда бесконечные гудки закончились сонным «алло». — Ты уже спишь?
Тут же в трубке что-то как будто щелкнуло, и голос абонента стал немного глуше.
— Сплю, — неприветливо отозвался Мишка.
— Прости, — прошептала я. — Но мне абсолютно не с кем посоветоваться… Так тоскливо…
— Татьяна, ты ли это? — изумился шеф. — Что за надрывное сипение в голосе?
— Да, тебе хорошо, — сказала я с завистью. — Ты только сидишь в машине и, можно сказать, ничего не делаешь. А мне тут знаешь как тяжело приходится! Во-первых, утром меня чуть не загрызла собака. Насмерть…
— Жалко, что ей помешали, — отозвался Мишка. — А во-вторых?
— И во-вторых, и в-третьих… Никто со мной не разговаривает, хозяйский сынок лезет ко мне в постель, как будто там проходной двор, охрана смотрит на меня как на пустое место, а сам работодатель кинул меня на произвол судьбы — барахтайся как знаешь.
— А твоя подопечная?
— О, она оказалась наиболее приличной из всех. Я видела ее в течение трех с половиной секунд и услышала примерно шесть слов, причем обращенных не ко мне. Все! Как у тебя продвигаются дела? Поймал прелюбодеев за руку?
— Еще нет, — кисло ответил Мишка и многообещающе добавил: — Но уже скоро. На днях или позже…
— Ладно, спокойной ночи, — вздохнула я. — Привет Ленке и Юрику.
— Пока…
В трубке что-то опять щелкнуло, и пронзительные короткие гудки ворвались в ухо. Они звучали чисто и ясно, гораздо более четко, чем звучал известный мне до мельчайших нюансов голос. Но тогда я не обратила на это особого внимания.
Жизнь Маши Чипановой, приятной девушки двадцати пяти лет, была не очень длинная, но достаточно бурная. Если нарисовать воображаемую траекторию, соответствующую ее жизненному пути, оказалось бы, что эта траектория примерно с восемнадцатилетнего возраста спускалась плавно вниз, пока не застыла в нижней точке, находящейся в опасной близости к абсолютному нулю.
В своей недоступной для посторонних комнате, грязной и неубранной (туда категорически не допускалась домработница, чтобы не нарушать с таким трудом устроенного мусорного уюта), со стенами, увешанными изображениями технозвезд, Маша могла бы вспомнить много такого, о чем можно бы и пожалеть. Беда была в том, что выплыть из сладостного наркотического сна ей удавалось чрезвычайно редко, а когда удавалось — по своей ли воле, по настоянию ли отца, запершего ее в загородном доме, чтобы оградить от нежелательных знакомств, — девушке становилось так худо, что ей было не до воспоминаний.
А вспомнить ей было что…
Лет семь назад Маша успешно, после большой взятки, отваленной любящими предками, поступила на первый курс института международных отношений.
Маше студенческая жизнь понравилась. Правда, прилежно училась она только на первом курсе. Уже на втором она вовремя сообразила, что в жизни есть так много интересных вещей и тратить время на учебу в общем-то глупо. Маше казалось, что на троечки она уж как-нибудь да вытянет, «соображаловки» у нее хватит, «стипуха» ей не нужна, а об остальном: о месте под солнцем и прочих неактуальных вещах — позаботится ее отец. Короче, жизнь обольстительно подмигивала ей и завлекала своими радужными флюоресцентными красками.
Маша в восемнадцать лет была вполне привлекательной молодой особой. Не красавица, но очень милая девушка, с традиционной стрижкой каре, глубокими карими глазами, немного курносым носом и по-детски припухлыми губами. Она была не слишком высока и не слишком худа — ее аккуратная фигурка с небольшой грудью и прочими приятными округлостями всегда привлекала мужское внимание. Она чувствовала в себе бешеное желание жить, ее обуревала неукротимая жажда познания разных сторон действительности, в том числе и неприглядных, и всегдашняя сиюминутная готовность к приключениям. Именно эта жажда приключений и повлияла на ее решение отправиться автостопом с подругой в Крым после второго курса.
— Можно, конечно, поехать на поезде, — заявила ей Наташка, лучшая Машина подруга. Наташа, дочка инженера по технике безопасности на заводе и мастера производственного участка, была такой же «простой» студенткой, как и немногие другие на курсе. — Но на поезде так скучно… Ну что можно увидеть на поезде? Грязные перроны? Торговок семечками на узловых станциях? Прокуренный вонючий вагон? Приставучих проводников, пьяных пассажиров? Нет, все это не то… Автостоп — вот это да! Представь, сколько людей, сколько сел, деревень будет на нашем пути, сколько нового мы увидим, узнаем… Поехали?
— Поехали, — почти не думая согласилась Маша.
Ее волновало только то, чтобы об их затее не пронюхал отец. Он-то уж точно запретит эту авантюру! Папа с мамой (мать тогда еще была жива) были нежно поцелованы на вокзале у поезда, им было сказано, что девчонки отправляются в Бердянск, к родной тетке Наташи, где будут жить в холе и неге.
— Идите, не ждите, — нервно посматривали на часы девчонки, стоя в тамбуре готового к отправлению поезда и желая лишь об одном — поскорее сплавить родителей домой.
Едва предки, утирая слезы, скрылись из виду, жаждавшие приключений подруги вместе с рюкзаками спрыгнули на перрон, погрузились в метро и через сорок минут уже стояли на Каширском шоссе, голосуя мчащимся мимо машинам. Они выглядели как две сестренки — одинаковые потертые джинсы, белые футболки, бейсбольные кепки на темных волосах, повернутые козырьками назад, — тогда это был последний хит молодежной моды.
Так начались их необыкновенные приключения… Сначала девочек подвезла до Каширы пожилая семейная пара на старенькой потрепанной «тройке». Они не взяли денег и даже накормили подружек домашними пирожками. Потом были еще попутки, и еще…
Путешествия автостопом опасны — эту чужую мудрость подруги осознали слишком поздно. Водитель грузовой фуры, направлявшейся с грузом чугунных болванок в Ростов-на-Дону, немолодой дальнобойщик с неприятным взглядом маленьких глаз, в клетчатой рубашке, узлом завязанной на животе, потребовал с девчонок расплаты натурой.
— Ну что, девчонки! Сначала со мной ляжешь ты, — он кивнул на Машу, — а потом твоя подружка покажет, чего умеет. А хотите, попробуем все вместе…
— А мы не можем, мы лечимся, — вовремя сообразила Наташа и слабо хихикнула, прикрывая рот ладонью — ее мучила пьяная икота. — Нам только что уколы от «сифака» закончили делать!
— Ничего, — заявил дядя Толя, расстегивая ширинку. — А я еще и не начинал лечиться…
У Маши округлились глаза. Такого поворота событий она не ожидала. Напряженно сглотнув слюну, она с ужасом глядела на внезапно ставшего страшным водилу, который уже тянулся к ней. Голова кружилась от самогонки, тело было безвольным и каким-то безжизненным. Она почувствовала, как грязные, с пятнами мазута и траурной каемкой под ногтями, пальцы расстегнули пуговицу джинсов, проникли под футболку и жадно мнут ее грудь.
— Нет! — вскрикнула она, отстраняясь, хотя в тесном камазовском спальнике было не так много места для перемещения. — Я не могу!
— Тогда давай в рот, — предложил дядя Толя, доставая из штанов свой набрякший, иссиня-багровый орган, казавшийся огромным и ужасным.
Наташка толкнула подругу локтем и шепнула ей на ухо: «Бежим!» Но сильные волосатые руки не отпускали от себя Машино тело. Они до боли сжимали бедра, тискали грудь, наслаждаясь нежной ароматной кожей. Противные слюнявые губы искали ее рот, а Маша лишь слабо отталкивала сальную голову от своего лица. Внезапно ее левая рука нашарила около себя пустую бутылку от самогонки и сжала рукой горлышко. Через секунду бутылка опустилась на макушку забывшегося от вожделения дяди Толи.
Прихватив рюкзаки, подруги пулей выскочили из кабины и припустились бежать. Вдогонку послышались крики, мат, грязная ругань:
— Сучонки мелкие, поблядушки… Держи их!
Водила вывалился из кабины и побежал было за ними, но кровь из порезов заливала ему лицо. На стоянке трейлеров было тесно от длинных фур, стоящих рядами, ночь была безлунная, горел лишь один фонарь при въезде на площадку — подругам удалось затеряться в путанице спящих машин. Они притихли под колесом одной из них, напряженно вслушиваясь в доносящиеся издалека крики.
— Может, рванем на пост ГАИ, это же милиция! — предложила Маша, дрожа как осиновый лист.
— Подожди! Тихо! — Наташка напряженно прислушивалась.
Захлопали дверцы машин, послышались глухие звуки — на землю из кабин попрыгали ночевщики, разбуженные пронзительными воплями.
— Харэ, мужик, орать! Что случилось-то? — послышался почти рядом разговор. — Кто тебя так?
— Б… суки, — орал дядя Толя. — Чуть не убили, на хрен!
— Стой, не ори, ща монтировку возьму, догоним их и разберемся, — послышался рассудительный мужской голос. Послышалась возня в кабине, шорохи, звук захлопнутой дверцы. — На тебе йод и вату, приложи… Что, бабки у тебя требовали? Или товар?
— Какой хрен бабки! Ох и печет же, б… — с ненавистью скрипел раненый, прикладывая к порезам смоченную йодом вату. — «Плечевых» подвез, двоих, а они, вместо этого дела, мне бутылкой по голове…
— А бабки целы? — озабоченно осведомился собеседник. — Может, они грабануть тебя решили? Видят, ты в рейсе один, без напарника… А товар-то твой цел? Эти девки могут в связке с рэкетом работать только за товар…
— Какой хрен товар… Кому он нужен, полный кузов железок. А бабки все на месте, в кармане.
— Все равно иди к ментам, заяви на них, — посоветовал опытный собеседник. — Куда эти сучки с трассы-то денутся? На следующем КП ГАИ их и поймает. Приметы-то их помнишь?
— Да я их на всю жизнь запомнил… — прохрипел дядя Толя. — Ща пойду, документы только из кабины возьму. Ух и устрою я им!
Послышались удаляющиеся шаги. Стоявший возле машины шофер сладко зевнул, потянулся, девушки услышали, как в его теле что-то хрустнуло, и полез в спальник. Хлопнула дверца, над головой послышалась возня, вздрогнула кабина — и вскоре все стихло.
Одуряюще зудели сверчки в темноте, пахло недавним дождем, травой, обожженной солнцем, дурманными полевыми ароматами.
— А ты говорила, пошли к гаишникам! — прошептала Наташка на ухо подруге. — Там бы он нас и сцапал.
— Ну и что, мы бы рассказали, что он пытался нас изнасиловать!
— Пытался… Ты с ним пятьсот кэмэ отмахала? Водку с ним пила? Ночевать собиралась с ним в одной кабине? Они ж думают, что порядочные девушки автостопом не ездят, только такие, отпетые… Кроме того, у него на лице кровь, порезы, он пострадавший. Еще возьмут нас и опять ему отдадут. Или сами решат позабавиться, знаешь, менты, они такие…
— Что же делать? Что делать? — испуганно сжимала руки Маша, на глаза самопроизвольно наворачивались слезы.
— Давай здесь посидим до рассвета, — предложила подруга, подстилая под заднее место рюкзак и приваливаясь спиной к колесу.
— Холодно, — робко возразила Маша. — Может, отойдем куда-нибудь подальше отсюда? Ну хоть в поле? Помнишь, Чип рассказывал?
После недолгого раздумья девушки выбрались из-под машины и, осторожно хрустя гравием, двинулись прочь от дороги, которая блестела в темноте фарами проносящихся машин, редких и торопливых в ночное время. Вдоль трассы «Дон», проходящей по Ростовской области, тянулись посадки деревьев. Они отгораживали поля и служили местом для отправления естественных потребностей всей проезжающей братии. Девчонки стали продираться сквозь колючие кусты недавно отцветшей акации, справедливо полагая, что в чистом поле никто их искать не будет. Из-за туч вывалился ясный месяц и залил окрестности своим бледным, мертвенным сиянием.
— Черт, я в какое-то дерьмо наступила, — выбираясь из кустов, пожаловалась Наташка, с отвращением вытирая кроссовку о высокую росистую траву. — Ну и мусорка здесь, возле стоянки! А бутылок! Если в магазин сдавать — можно озолотиться.
Они вышли в чистое поле, залитое лунным светом, и быстро зашагали вдоль посадки, стремясь подальше отойти от опасного места.
Идти было легко. Земля была мягкая как пух, ноги проваливались в нее, точно в песок, мокрая трава била по коленям, джинсы быстро стали влажными по пояс. Пахло тонким свежим запахом злаков, меда и чего-то невообразимо южного, волнующего, солнечного…
Минут через пятнадцать перед подругами выросла темная громада.
— Что это, дом? — испуганно прошептала Маша, пятясь.
Наташка осторожно приблизилась к черному пятну и радостно окликнула подругу:
— Это стог! Нам повезло! — Она взвизгнула и с разбегу повалилась в душистое колючее сено. — Мягкая постелька нам сегодня обеспечена!
Натянув свитера и переодевшись в сухое, девчонки по самую шею зарылись в пахнущую луговой овсяницей траву и быстро заснули. Они спали крепко, без снов, утомленные своими приключениями, слезами и свежим воздухом юга. Невдалеке ревела моторами машин бессонная трасса. Она сияла огнями фар, летела, стремилась куда-то, а в высоте над ней мудро мигали крупные, с грецкий орех, звезды…
Подруги проснулись только к обеду. В бирюзовом небе ласково светило солнце, толстые степенные шмели надоедливо гудели над головой, проносясь как тяжелые военные бомбардировщики. Быстрые мухи истребителями стригли воздух. Страшно хотелось пить, но воды не было. Часы показывали половину двенадцатого.
— Пойдем голосовать? — предложила Наташка. — Эти придурки на «КамАЗах», наверное, уже часов в шесть разъехались, они любят пораньше выезжать, по холодочку…
— А ГАИ? — спросила Маша.
— А что — ГАИ? А кто теперь чего докажет? Ты только майку другую надень, у тебя вон пятнышки крови на груди…
Вскоре заспанные, неумытые подруги с сухими травинками в волосах уже шли вдоль асфальтовой ленты, то и дело лениво поднимая руки, когда в расплавленном воздухе, струящемся над мягким от жары асфальтом, показывалась легковая машина.
Старый разбитый «ЛиАЗ» притормозил возле указателя с надписью «Обильное», и, пока старухи в белых платочках, с клунками и ведрами с черешней, выгружались на асфальтовый пятачок остановки, подруги добежали до гостеприимно раскрытых дверей и запрыгнули в салон.
…К вечеру они были уже в Ростове. Лимит приключений закончился, нарываться на неприятности и рисковать больше не хотелось, тем более чем дальше, тем чаще на дороге попадались турецкие, армянские, грузинские машины, в которых сидели горбоносые темные люди, охочие до красивых русских девушек. Поэтому на Ростовском автовокзале подруги пересели в автобус до Краснодара и, добравшись в город, провели ночь в скрюченных позах на скамейках.
В Краснодаре перед ними встал нелегкий выбор — куда ехать. Еще южнее, в Анапу или в Сочи, или двинуть на запад, к Керченскому проливу. Девушки подсчитали наличные деньги, их было катастрофически мало. В дорогом городе Сочи с такими крохами делать было нечего.
— Давай в Крым, там дешевле, — предложила Наташка. — Там полно диких пляжей, можно найти приличную компанию из студенческого лагеря и нормально отдохнуть.
Решили двинуть в Крым. С безопасным, но дорогим автобусным транспортом им пришлось расстаться — подобные передвижения им были не по карману. Пришлось вновь выйти на трассу Краснодар — Темрюк и голосовать.
Первой перед ними остановилась «шестерка» с прицепом. В ней сидели парень с девушкой вполне цивилизованного вида. Они даже чем-то были похожи друг на друга — спортивные, подтянутые, загорелые, с выгоревшими на солнце бровями и яркими глазами.
— Куда путь держите? — спросил парень, весело посматривая на порядком истрепавшихся в дороге девиц.
— В Крым, — нехотя ответила Наташка.
— Крым большой… — улыбнулся парень. — Куда точнее, может, подбросим?
— А вы куда?
— Мы на Казантип, — вступила в разговор загорелая девушка с соломенными волосами и яркими синими глазами и тут же отвлеклась: — Дэн, не гони ты так! Видишь, какая дорога, доски побьешь!
— Не побью! — расплылся в улыбке белозубый Дэн и вновь оглянулся назад, чтобы вновь посмотреть на Машу. — Ну не могу я тащиться как черепаха! А сестрица моя боится скорости! Того и гляди, описается. — Он весело, по-свойски толкнул в бок синеглазую девушку и предложил: — Знакомьтесь, сеструха моя, Алка, известная трусиха и немного даже истеричка. А я Дэн.
— Маша, — произнесла Маша и покраснела. Ей сразу стало стыдно своего запыленного лица и грязных, четыре дня не мытых волос.
А этот парень так смотрел на нее… Он даже повернул зеркало заднего вида так, чтобы лучше было видно пассажирок, и то и дело бросал на них любопытные взгляды. На нем были потрепанные джинсовые шорты, майка, оставлявшая открытыми мускулистые красивые плечи, от него пахло морем, песком, водорослями… Он был такой замечательный! Он казался героем, сошедшим с киноэкрана… Маша погрузилась в мысли о том, кто этот парень и действительно ли девушка, которая сидит рядом с ним на переднем сиденье, — его сестра…
— А что там, на Казантипе? — услышала она как бы издалека голос Наташки.
— Мы там на досках катаемся, — ответила Алла, усаживаясь вполоборота к попутчицам. — Хотите с нами?
Девчонки посмотрели друг на друга и промолчали.
— Поехали! — предложил Дэн, вновь обнажая в улыбке белые крупные зубы. — Дикие пляжи, ветер и отсутствие всей этой курортной шелупони типа семечек на пляже, фотографов и приставучих кавказцев я вам гарантирую. Там будет куча продвинутого народа из обеих столиц, палатка на берегу и обед на костре… Романтика! Кстати, могу вас научить кататься на доске!
— Какой доске? — запинаясь, пробормотала Маша.
— Файнбординговой. У нас на Казантипе будет проводиться чемпионат Российской ассоциации файнбординга, или, по-русски говоря, виндсерфинга. Видели когда-нибудь?
— Нет, — робко прошептала Маша.
— Видели, видели! — заорала Наташка. — Это такая доска с парусом, да? Надо стоять и на волнах прыгать! Ух ты! Хочу!
— Поехали! — так просто предложил Дэн, как будто речь шла всего-навсего о будничной поездке на метро. Предложил он вроде бы Наташке, а при этом посматривал все время на Машу. — Казантип — это такое место… Кто там хоть один раз побывал, обязательно вернется туда еще раз. Не пожалеете!
Они договорились, что в Керчи ребята на время разделятся, а затем встретятся уже на полуострове. Переплыв на пароме Керченский пролив, путешественники оказались в Крыму. В городе Маша наконец сумела позвонить родителям, чтобы сообщить, что с ней все в порядке.
На автобусной станции Дэн посадил подруг на рейсовый автобус, идущий до райцентра Ленино, и подробно объяснил, как и куда добираться.
Вскоре подруги высадились на открытом всем ветрам мысу, откуда в обе стороны — и к Арабатской стрелке, и к Казантипскому заливу — протянулись многие километры идеально желтых песчаных пляжей. От первобытной красоты захватывало дух. Недаром Дэн сказал, что, кто однажды побывал здесь, тот непременно еще раз сюда вернется.
Дэн… Перед глазами встало его загорелое лицо, ясные синие глаза, добродушная улыбка… Маша почувствовала, что впервые в жизни она влюбилась с первого взгляда.