Лидия Марушкина со своим предусмотрительным спутником пробирались вдоль берега к лагерю, когда из-за громады притихшего леса до них донеслись раскаты одиночного выстрела.

Лидия вздрогнула и остановилась.

— Что это? — прошептала она. — Кто стрелял?

— Известно кто, — спокойно заметил Батырин, выпрастывая ногу из расщелины между камней. — Наши стреляют. Добивают его, наверное.

— Как добивают? — все еще растерянно спросила Лидия.

— Известно как. Из стрелкового оружия, голубушка. Мы ведь с вами не чай сюда приехали пить.

— А вдруг это он стрелял в них? Вдруг он ранен? Может быть, ему нужна наша помощь? — Естественно, она имела в виду Стеценко.

— Кто «он» и в кого «в них»? Пойдемте, Лидия Павловна, дорогая, мы с вами должны делать то, что приказано. Нам приказали идти, и мы идем. Пойдемте.

И они вновь двинулись вперед.

Что случилось, Парнов так и не понял. Неожиданно из-за поворота реки вышла сбежавшая девушка. Она совершенно спокойно прогуливалась под ручку с неизвестным парнем. Чтобы не спугнуть молодых людей, он решил сначала отсидеться в кустах, проследить, куда они пойдут, а потом уже выйти на переговоры. Как только он оказался под прикрытием деревьев, вдруг неожиданный выстрел сбил ветки прямо перед его лицом и плеснул в глаза землей. Кто стрелял и откуда, было непонятно: девушка и парень шли совершенно спокойно и мило беседовали, их руки были пусты. Выстрел прозвучал откуда-то сбоку.

Подстегиваемый инстинктом зверя, учуявшего запах пороха, запах близкой смерти, он рванулся прочь от страшного места, желая только одного — уйти подальше от грохота оружия. Он бежал, спотыкаясь, задыхаясь от усталости, не чувствуя веток, которые звонкими пощечинами хлестали по лицу. Наконец он выдохся и, споткнувшись о поваленный ствол березы, рухнул на землю.

Но новый оглушительный выстрел догнал его, и пуля, как рассерженная пчела, впилась в пень над головой, осыпав волосы полусгнившими щепками. Вдалеке послышался хруст веток и сухой щелчок взводимого курка.

Тогда он вновь вскочил и рванул вперед. В сапогах бежать было страшно неудобно, ступни выворачивались, каблуки скользили. Раздвигая руками ветки, точно отмахиваясь от невидимых насекомых, он бежал и слышал только свое запаленное дыхание и звуки погони за спиной. Пола телогрейки тяжело шлепала по бедру, оттягиваемая пистолетом.

Силы были на исходе. Парнов гигантским прыжком преодолел груду валунов, на которую взобралась юная пушистая ель, скрылся в укрытии и дрожащими руками стал доставать оружие.

Ветки деревьев зашевелились невдалеке, и смутные фигуры замельтешили между стволов.

Прищурив глаз, Парнов неумело прицелился и нажал на спусковой крючок. Пистолет злобно подпрыгнул в его руках и изверг порцию огня. Гром, прокатившись между деревьев, стих. Вместе с ним точно притих шумный лес. Треск сухих сучьев смолк. Фигуры исчезли, слившись со стволами.

Парнов привалился к камню и устало закрыл глаза.

— Откуда у него пистолет? — прошептал Стеценко, прижимаясь щекой к мягкому ковру опавшей хвои. — Вижу его. Он там, за камнями… Решил отстреливаться.

Губкин лежал рядом и тяжело дышал. Мельчайшие капельки пота выступили на верхней губе.

— Может, я его обойду слева? — предложил он. Глаза Андрея возбужденно блестели. Он начал было отползать, по-змеиному извиваясь на земле, но тяжелая рука Стеценко удержала его.

— Лежи!

Они выжидали. Противник тоже не шевелился, притаившись за черной громадой камней.

— Удобная точка у него для обороны, — пробормотал сквозь зубы Стеценко. — А мы на открытом месте, как на ладони.

Они лежали так минуту, две, три. Между тем уже стало постепенно темнеть, и золотой вечерний сумрак становился все более серым и неуютным.

Стеценко снял кепку и осторожно приподнял ее над головой. Выстрела не последовало.

— Патроны бережет, — прошептал Стеценко и, бесшумно перевалившись на живот, расчехлил бинокль.

Груда камней, казалось, затаилась в ожидании.

— Ну что, рискнем его взять? — прошептал Стеценко. — Давай за мной!

Он поднялся на полусогнутых и короткими перебежками рванул вперед.

Невидимая пуля сразу же сбила ветку над головой — противник держал нападавших под прицелом.

Они вновь залегли, прижавшись щеками к земле и обнимая ее руками.

Стеценко слегка развернулся телом к Губкину:

— Темнеет.

Андрей кивнул, не поднимая головы, — получилось какое-то странное дерганье шеей.

— Там Лиза одна, — прошептал он.

— Возвращайся к ней, — прохрипел Игорь, — я тебя прикрою. Идите в лагерь.

— А ты?

— Я остаюсь здесь.

— Тогда я тоже, — сказал Андрей.

— Иди за ней!

— Но я тоже хочу!

— Это приказ!

Стеценко с ненавистью сжал зубы. Что делать? Если они останутся добивать этого типа, девчонка неизвестно еще чего выкинет. Притащится сюда, под пули, заноет, будет им мешать, а то подставит и себя, и их под удар. Или вздумает куда-нибудь уйти, хотя ей было строго-настрого приказано сидеть и никуда не отлучаться. Наступает ночь, она как пить дать заблудится, замерзнет… Ищи ее потом по всему острову…

А преступник… Он никуда не денется… Лобовой атакой его сейчас не возьмешь, лучше подкараулить, когда он не будет ждать нападения. Куда он денется, с острова-то?

— Ладно, отступаем, — пробурчал Стеценко и стал как рак пятиться назад, сжимая в руке оружие. Груда камней впереди была тиха и неподвижна.

Как же им мешает эта девчонка!

Они ушли. Парнов облегченно вздохнул. Что это были за тени, которые гнались за ним? Девушки с ними не было, он сразу узнал бы ее по ярко-красной экипировке. Один из них — тот парень, что был с ней, это ясно, а еще кто? Тот человек, который стрелял в него из-за кустов? Ничего не понятно, откуда он взялся?

Остров оказался на поверку отнюдь не безлюдным. Он был, кажется, даже чересчур обитаемым, но обитали на нем какие-то странные люди. Дикие, злые, недоброжелательные друг к другу. Люди, которые поливали друг друга свинцом без малейшего повода. От них глупо было ждать помощи. От таких людей хотелось сбежать.

Парнов медленно брел, как ему казалось, к берегу. Он едва волочил ноги. Руки его крепко сжимали пистолет, как утопающий держится за соломинку. Желудок глухо ныл, напоминая о том, что с утра маковой росинки у него не было во рту.

В сгустившейся темноте Парнов не замечал, что, описав кривую, он возвращается не к своему костру и к лодке, а, наоборот, удаляется от них на противоположную оконечность острова. Он медленно брел вперед, с трудом поднимая ноги, вяло обходя поваленные стволы, — не хватало сил перебираться через них.

Он медленно шел, когда новый гулкий выстрел разорвал ночную тишину, прокатившись громовым раскатом над островом.

Они почти дошли до цели, когда стало темнеть. Солнце, прорвав густую пелену облаков, покрылось туманной пленкой, как полузакрытый глаз сонной птицы. Тучи расползлись, обнажив ясное фиолетовое небо. Стало заметно холоднее, но путники, шедшие все медленнее, не замечали ночной сырости, тяжело переставляя ноги.

До лагеря было рукой подать. В синеющем темнотой небе резко выделялся черный зуб суши с приметной сосной на берегу, раскинувшей свои ветви над водой. Сосна казалась силуэтом, вырезанным из черного бархатного картона.

Лидия шла за Батыриным, он осторожно нащупывал дорогу крючковатой палкой, срезанной по пути.

Впереди раздалось странное тяжелое фырканье. Батырин остановился как вкопанный, Лидия налетела на него сзади.

— В чем де… — остановилась она на полуслове.

Прямо на их пути, метрах в двадцати, не более, стоял на четвереньках медведь и беззаботно хлебал воду из ручейка.

Лидия зажала рот рукой, чтобы не завизжать от ужаса.

Батырин между тем храбро достал пистолет и прицелился.

— Не надо, — прошептала Лидия сквозь пальцы. Батырин далеко отставил руку, как будто боялся запачкаться, и, закрыв глаза, выстрелил.

Медведь зарычал, испуганно попятился и прыжками умчался в лес.

— Зачем вы его так? — спросила Марушкина, наконец разжав рот.

— Больше он здесь не появится, — уверенно заявил Батырин. — Кажется, я его серьезно ранил.

Отыскав дрожащую от холода и усталости Лизу на том же месте, где они ее оставили, Стеценко и Губкин двинулись по направлению к лагерю. Далекий выстрел застал их врасплох. Мужчины недоуменно переглянулись.

— Это, наверное, он, — сказал Губкин. — Охотится.

Стеценко покачал головой:

— Вряд ли. В его положении стрелять — это значит выдать себя с головой. Скорее всего, это наши.

— Зачем? Славка не будет стрелять, чтобы не привлекать внимания, а старик и Лидия уже в лагере.

— Не знаю. Может быть, кто-нибудь из них наткнулся на него? Хотя звук шел с противоположного конца острова, оттуда, где лагерь…

Они еще постояли, прислушиваясь, не последует ли новых выстрелов. Все было тихо.

— Ладно, пошли, — наконец произнес Стеценко. — Не стоять же здесь всю ночь… Дурдом на этом острове!

В полном составе отряд охотников собрался только около полуночи. Марушкина и Батырин не спали, греясь возле печки в тревожном ожидании остальных. Слава Воронцов только что пришел. Его записная книжка украсилась новыми записями и размышлениями, которыми он развлекался от нечего делать.

— Кто стрелял? — грозно спросил Стеценко, убедившись, что его команда жива и вполне здорова, только все зверски устали.

— На нас напал медведь, — заявил Батырин. — Нам пришлось обороняться!

— Вы в своем уме? — окрысился капитан. — Я же приказывал не стрелять!

— Но он напал на нас! — оправдывался Батырин. — Кроме того, я, конечно, сильно уважаю вас, Игорь Степанович… Но мы же не выбирали вас своим командиром… Вы сами себя назначили. И поэтому попрошу вас…

— Вы его убили?

— Ну, убил или ранил… Это не важно! Главное, что мы с Лидией Павловной остались живы! — заявил Батырин.

— Вы в своем уме? — закричал Стеценко. — Теперь по острову бродит не только раненный одной дурой преступник, но и раненный другим дураком медведь!

— Я попросил бы вас, — грозно произнес, надувая щеки, политик.

— Мальчики, мальчики, не ссорьтесь, — умоляюще пролепетала Марушкина. — В наших условиях не хватало еще ссор.

— Кончится тем, — мрачно произнес Стеценко, — что кого-то из нас задерет раненый медведь, других застрелит, подсторожив, маньяк. И я не могу поручиться, что это не будете вы!

— Да что такого произошло, не понимаю! — пожал плечами Батырин. — Я его ранил, он испугался и больше к нам не сунется.

— Еще как сунется! — ехидно заверил Стеценко. — Подранки очень любят подкарауливать охотников и проламывать им черепа своими мощными лапами. И сдирать скальп! Не сомневайтесь, медведь не успокоится, пока не отплатит вам за свою рану, а может быть, и нам тоже. Свидание с ним вам обеспечено. Что ж, такие уж привычки у них, у медведей, — язвительно усмехнулся Стеценко. — Ждите гостей.

— Мальчики, мальчики, давайте ужинать! — примирительно заквохтала Марушкина, доставая хлеб, масло, сухую колбасу.

В палатке вкусно запахло съестным.

— Вот что я решил, — жестко произнес Стеценко. — Всем, кроме Губкина и Воронцова, немедленно сдать оружие.

Охотники испуганно затихли.

— Иначе я не поручусь, что мы не перестреляем друг друга ночью… Я жду!

Все растерянно молчали. Первой сдалась Марушкина.

— Пожалуйста. — Она с милой улыбкой рассталась с пистолетом. — Он мне совсем не нужен…

Батырин, насупившись, обиженно засопел носом.

— Прошу, — протянул руку Стеценко. — Не хотелось бы применять силу…

— Это произвол, — буркнул Батырин. — Это примат силы над разумом… Я возмущен! — и выложил пистолет на стол.

— Ваше оружие, строптивая мадемуазель. — Стеценко протянул руку к Лизе.

Та потупила взгляд:

— Я… У меня его нет…

— А где же он, позвольте узнать?

— Я… Я выронила его… Потеряла… Случайно. Я не хотела, но так получилось…

— Так-с, — произнес командир, мрачнея на глазах, хотя это казалось невозможным, так как он был и так мрачен донельзя. — Еще одна приятная новость… Говорите уж прямо: вы его вручили преступнику и еще торжественно пожали ему при этом руку? Так вот откуда у него пистолет!

— Я думала, что убила его… — пробормотала Лиза.

— Ну послушай, Игорь, — вступился за нее Губкин. — Сам пойми, девушка испугалась, да еще и медведь… Ну с кем не бывает…

— Все ясно. — Стеценко всем свои видом показывал, что имеет дело с командой сбежавших из психушки олигофренов. — Разговор окончен. Всем спать. Я, Губкин и Воронцов будем посменно дежурить всю ночь, поскольку от вооруженных бандитов и раненых медведей мы отныне не застрахованы…

Через минуту в палатке погас свет.

Устав брести в темноте, Парнов подремал полчаса, прикорнув у корней дерева. Однако спать было невозможно — холод заползал в дыры порванного ватника, противно ныл бок, не давая уснуть, в темноте мерещились странные шорохи, как будто опасные тени осторожно подкрадывались к нему со всех сторон.

Парнов решился на отчаянный шаг: он принялся разводить костер. Сухих веток вокруг было навалом. Они, правда, не давали того тепла, что поленья, но все-таки… В кармане нашлись драгоценные спички, таблетка сухого спирта. Вскоре яркий горячий цветок расцвел посреди студеной ночи, заливая оранжевым светом ночной лес. Тьма, казалось, еще плотнее обступила костер со всех сторон.

Дежурство Андрея Губкина пришлось на время от четырех до шести утра. Он долго клевал носом, борясь со сном, но сон то и дело оказывался сильнее, и тогда со всех сторон на него наступали странные видения: смеялось веселое лицо Лизы, превращаясь в полную луну, мелко хихикал Батырин, а сам Губкин бесконечно бежал по лесу, не понимая, зачем и куда бежит.

Чтобы разогнать сон, Андрей поднялся, с сожалением сбросил накинутый на плечи уютный спальник и отошел за палатку. Черный лес, казалось, спал мертвым сном. Зевая, Андрей расстегнул штаны и долго журчал, дрожа от холода и желания спать. В бархате чернильной ночи, где-то за черными деревьями, слабо мелькнул желтоватый тревожный отблеск.

Сон мгновенно слетел с глаз. Андрей застегнулся и, осторожно похрустывая мерзлой травой, прокрался вперед. За черными стволами пылал яркий огонь.

«Это он! — мелькнула мысль. — Конечно, это он!» Рука скользнула в карман — оружие было при нем.

Целясь и дрожа от возбуждения, он стал осторожно приближаться к костру.

«Эх, жаль, все переполошатся, — мелькнула мысль. — Но ничего… Сейчас я прикончу эту сволочь, этого гада… Право первого выстрела останется за мной!»

Палец плавно тронул спусковой крючок. Прогремел выстрел. Черная тень метнулась в сторону и помчалась в чащу, треща сухостоем.

Андрей рванул вслед за ней.

Стеценко выскочил из палатки с карабином наперевес. «Кто стрелял, зачем?» — растерянно пульсировало в голове. Он побежал было в темноту, потом метнулся вправо, влево — туда, откуда, как ему казалось, доносился шум, затем бегом вернулся к палатке.

Губкина на месте не было. Значит, стрелял или он, или в него.

— Что такое? Что случилось? — послышались перепуганные сонные голоса изнутри.

Новый выстрел прокатился громовым раскатом в мерзлой тишине.

Стеценко не отвечал. Он схватил фонарик и снова побежал в лес. Луч света выхватывал из темноты причудливо сплетенные ветви деревьев.

— Игорь, он здесь! — послышался неподалеку сдавленный голос Губкина. — Вон там.

Фонарик осветил его лицо с грозно оскаленным ртом. Далеко впереди слышался треск. Преследователи помчались на звук ломаемых кустов.

После пятнадцатиминутной погони Стеценко остановился и прислушался. Тихо.

— Все, ушел, — обескураженно произнес он, опуская фонарик.

— Нет, он там, я его ранил! — запальчиво кричал Губкин, показывая рукой в темноту.

— Одна девушка его вчера даже убила, — съязвил Игорь и круто повернул назад.

— Игорь, ну что же ты! — кричал Андрей, размахивая пистолетом. — Надо его добить! Он затаился и надеется, что мы его потеряли!..

Не отвечая, Стеценко побрел назад, к палатке. Охота начинала напоминать фарс.

Воспаленный бессонницей и страхом, Парнов понял: они выслеживают его. Эти люди решили его убить. Они подкарауливают его и при каждом удобном случае расстреливают, будто он зверь, предназначенный на убой. Живым они его не выпустят. Они жестоки, безжалостны, хитроумны. После перестрелки накануне они сделали вид, что отступают, а на самом деле, наверное, всю ночь прочесывали остров, чтобы его найти.

Он чудом пока остался жив. Нет, нельзя ждать помощи от этих людей, они жаждут его крови. Почему? Неясно. Может быть, они боятся его даже больше, чем он их. Они караулят его ночью, они окружают его днем, они решили уничтожить его. Кто они? Возможно, сбежавшие из мест заключения уголовники, здесь, на Севере, их много.

Надо бежать с острова, пока не поздно. Его силы на исходе. Еще день-два, и он не сможет подняться, обессилев от холода, от голода, от постоянного страха. Он — загнанный волк, у которого остается лишь один шанс остаться в живых — уйти по воде. У него есть лодка. И пусть он лучше утонет, но не станет живой мишенью для этих озверевших дикарей!

Черт, как ноет бок! Болит, тянет, будто жилы вытягивает. Наверное, он содрал тонкую кожицу начавшей подживать раны, когда несся сквозь кустарник.

Как жаль, что он потерял вчерашний день. Погнался за девушкой, вместо того чтобы сразу же отправиться на материк. Он потерял целые сутки. Теперь лишние двадцать четыре часа отделяют его от тепла, еды, от чистой постели и от свободы. Да-да, от свободы, потому что сейчас он не свободен, он в клетке. Он чуть не потерял жизнь, и сейчас за ним гоняется озверелая толпа с ружьями. У него есть последний шанс выжить — убраться с острова до рассвета.

Поняв, что погоня потеряла его след, Парнов привалился к стволу лиственницы и немного расслабился. Сейчас главное — определить, в каком месте острова он находится. Над ним как огромная скатерть, полная рассыпанных звезд, простиралось чернильное небо. Беглец задрал голову. Все, что он знает из астрономии, — это Большую и Малую Медведицу. Он вспомнил, что, когда сидел у костра на берегу, там, где находился причал, Большая Медведица была несколько слева. А сейчас она у него за спиной.

Значит, ему нужно развернуться и идти вон туда…

Собрав последние, еще остававшиеся в нем силы, он медленно побрел вперед.

— Теперь он понял, что мы его засекли, и попробует удрать с острова, — мрачно произнес Стеценко, когда охотники вернулись в лагерь после учиненного переполоха.

В палатке дрожали и жались друг к дружке испуганные женщины. Слава Воронцов строчил в записной книжке конспект последних событий.

— Каким образом? — удивился Губкин. — На чем?

— У него есть лодка.

— Он не сможет плыть ночью. Еще темно.

— Сейчас уже утро. Через час начнет светать. У нас есть только час, чтобы опередить его и перехватить около лодки. Собирайся.

— А я? — Воронцов с трудом оторвался от записной книжки.

— Ты тоже пойдешь.

Стеценко стал зашнуровывать ботинки.

— А мы? — тонким голоском пропищала Лидия.

— А с вами остается известный стрелок по медведям Евсей Самойлович, — с издевкой произнес Игорь. — Несомненно, это его доблестный выстрел привлек к нам опасного преступника.

— Я попросил бы, — начал Батырин, — не сваливать с больной головы на здоровую… Кроме того, я тоже намерен идти с вами!

— Вы останетесь в лагере, — безапелляционным тоном сказал Стеценко. — Мы будем двигаться бегом, вы не выдержите такой темп. Кроме того, мы не можем оставить женщин одних.

— Это произвол! — вскипел политик. — Я буду жаловаться! Мне обещали охоту на преступника, а вместо этого я должен сидеть в палатке. Один выстрел мой! А вы не смеете мне указывать…

— Все, — жестко произнес Игорь. — Это наш последний шанс его задержать. Если этот зверь вырвется с острова, я себе этого никогда не прощу.

Лиза и Марушкина тяжело вздохнули. Они, кажется, были единственными, кто мечтал, чтобы «дичь» благополучно убралась восвояси.

Когда Парнов добрел до своего лежбища, уже совсем развиднелось. Тусклое солнце вставало в облаках, море было спокойно, легкая дымка тумана, сгущаясь, наползала с противоположного берега. Лодка лежала на берегу, недоделанное весло валялось рядом.

Парнов положил на дно суденышка ружье, оставленное вчера в шалаше, бросил туда рюкзак. Сборы были закончены, оставалось только срезать ветки с молодого деревца, расплющить конец и можно было плыть.

Парнов столкнул лодку в воду. Подтащил ее к дальнему краю причала, зафиксировал между свай. Слабая волна легко плескалась в борт. В щели стала тихо сочиться вода.

Черт, еще бы срезать коры, чтобы был хоть какой-то черпак… Или нет, лучше консервная банка… Она валялась где-то около шалаша. Парнов бегом устремился в лес, придерживая рукой ноющий от раны бок.

— Все, удрал, — вздохнул Губкин, когда увидел, что лодки на берегу нет.

— Дьявол! — зло выругался Стеценко, забрал у него бинокль и стал напряженно всматриваться в сереющую даль. — Нет, он не мог далеко уплыть!

Поверхность моря была гладкой и незамутненной, но уже метрах в ста от берега утренний туман, стоявший над водой как спустившееся на землю облако, надежно скрывал горизонт белесой пеленой.

— Может, спрятался? — предположил Слава Воронцов. — И лодку спрятал?

— Зачем?

— Чтобы нас запутать… Это очень хитрый преступник, я таких знаю.

— Тихо! — бросил Стеценко и пригнулся за стволом дерева. — Вот он!

Черная фигура, прихрамывая, вышла из леса.

— А вон и лодка, у причала бьется. Я зайду слева, в обход, ты справа, а Воронцов останется на месте. Начну первый, готовьтесь…

Доставая на ходу оружие, Стеценко стал крадучись пробираться к берегу.

Выстрел оглушил Парнова и выбил у него из рук одну из консервных банок. Сразу же за первым выстрелом последовал второй, с другой стороны, а потом и запоздалый третий. Шальная пуля взбила фонтанчик песка прямо под ногами. Парнов испуганно присел на долю секунды, но через мгновение бросился к лодке, на ходу вынимая пистолет. «Выследили, гады!» — мелькнула в голове короткая мысль.

Стреляли из леса — на этот раз его обложили со всех сторон и прятаться негде, только в море. Он спрыгнул в лодку и стал, отталкиваясь веслом, выводить ее на глубину.

У него были еще секунды три, пока он был под прикрытием деревянного настила, и эти три секунды решали все.

Пули вспороли деревянную обшивку настила, но не достигли цели.

Когда противник исчез из поля зрения под прикрытием причала, Стеценко сразу же понял, что тот задумал. И рванулся вперед, одной рукой придерживая подсумок с патронами, чтобы не хлопал по боку. Видимость отвратительная — туман…

Человек в лодке оттолкнулся от свай, стараясь как можно быстрее увеличить расстояние между собой и стрелявшими. Нос суденышка плавно вспорол зеркальную гладь воды…

Стеценко встал на одно колено… Нет, слишком далеко… Надо поближе… Он сделал несколько гигантских скачков вперед.

Лодка по инерции проплыла несколько метров, постепенно замедляя ход. Человек в ней вытянул руку и прицелился. Две фигуры выбежали из леса и загремели тяжелыми сапогами по причалу. У одной из них были соломенные волосы и странно знакомое, даже родное лицо… Почему? Откуда он знает этого парня?..

Сейчас он прикончит эту суку, этого гада, думал Стеценко, спокойно прищуривая левый глаз. Теперь он не выскользнет… Он похоронит его на дне моря…

Но человек в лодке опередил его. Он вытянул руку в его сторону, и в ней холодно блеснули одна за другой две вспышки.

Одной из них больно обожгло плечо Стеценко. Не обращая внимания на боль, сжав зубы, он стрелял, стрелял, стрелял… Стрелял, пока не упал, потеряв сознание, на серые доски причала…

Пули веером ложились на воду, а человек в лодке становился все меньше и меньше, пока сгустившийся от лучей рассветного солнца туман не скрыл его белой непрозрачной пленкой.