Мила Песоцкая

Вы с ума сошли! Сдвинулись? Крышей поехали? Тронулись?

Я-то тут при чем?

Что, это мой портрет? Вот это? Вы действительно считаете, что эта кусочно-крапчатая уродка, выползыш из отделения челюстно-лицевой хирургии, и я — одно лицо?

Ну и что, что свидетели… Ну и что, что говорят… Я тоже много чего могу рассказать, а еще больше выдумать!

Ну да, это я оформляла на нее страховку. Ну и что? Она сама меня попросила. Очень уж Лиля непрактичная была. Робкая. Все боялась ошибиться, что-то напутать.

«Сходи, — умоляла, — Милочка, а то я опять напортачу, да так, что в случае моей обязательной кончины ничего моему семейству не достанется. Уж удружи!»

Удружила, сходила, оформила — а теперь на меня вон какую напраслину возводят. Вон в чем обвиняют! В кончине лучшей подруги, которую я холила и лелеяла, без которой существования своего не мыслила. Что же это, граждане законопослушные, происходит! Хоть караул кричи.

Ну да, ездила я в сервис на ее драндулете. Опять же исключительно по ее персональной просьбе — очень уж Лилечка всяких автомастеров боялась, даже больше, чем собственного мужа.

«Съезди, Милочка, — просила, — уж удружи. А не то меня непременно обманут. Или уже использованную деталь поставят, или отработанного масла в картер зальют, а я и сказать постесняюсь».

Что не сделаешь ради подруги! Мы ведь с ней с первого класса дружим… Нет, со второго. Если бы не эта язва ходячая, Вика Садильникова, которая сейчас на экране ноги задирает, Лиля, может, и сейчас была бы жива.

Какая связь? Обыкновенная. Эта выдра год назад в нашем городе проездом была со своим оленеводом, я это точно знаю. И сдается мне, уговорились они встретиться втайне от меня, поболтать, вспомнить годы быстротечной юности. И наверное, встретились. И наверное, поговорили. Ну и, наверное, выпили, а проще сказать, наклюкались. И, находясь под парами алкоголя, Лиля села за руль, хотя я всегда категорически запрещала ей это делать. Прямым текстом говорила: «Лилечка, выпивши ложись спать, а за руль я сама сяду». Мне-то пары алкоголя только зрение до крайности обостряют.

Не послушалась она меня, села-таки. Наверное, сначала даже отказывалась пить, наверное, отговаривалась: мол, за рулем я, мол, ехать мне надобно, семья на даче ждет, без шашлыка голодает. А стервь термоядерная, Садильникова эта, в коварстве своей отвергнутой дружбы все настаивала, все напирала на нее. Наверное, подливала в стакан, твердила: мол, плюнь да разотри, какая ерунда, всего-то полрюмки. А потом еще полрюмки, и еще, и еще…

И вот вышла Лиля на нетвердых ногах из кафе или где там они встречались, на прощание почеломкалась с этой медузой горгоной и не проехала еще и пятидесяти километров, как…

Все и произошло.

Извилистая дорога, алкоголь, слепящее солнце в лобовое стекло… Резкое движение руля, встречные, поперечные, елки вдоль дороги, крутая обочина…

Хлестанье веток по стеклу. Запах бензина. Дрыжок мотора — и тишина. Ватная, уши закупоривающая тишина. А потом — взрыв.

Грустно все это, печально, если так подумать…

А все эта сволочь Садильникова подстроила! Дрянь, змея подколодная, гадюка выползковая. Дура.

 

Кукушкина

Какой-то бред. Ерунда на постном масле!

Так я и думала, что вы обыкновенный шантажист. Как будто предчувствие тревожное в грудь меня толкало. Даже коричневый парик не помог, ни бородавка из бархатной ткани…

Я ведь специально из себя изображала, будто верю, что вы журналист и желаете у меня интервью взять. Думала еще больше убедить вас в своей незаинтересованности, чтобы вы лучше компромат собирали.

Но не получилось. Вместо всего этого вы выслеживали меня и меня, вашу заказчицу, на чистую воду выводили.

Совесть у вас есть, а?..

Что, я и Лиля Муханова — одно лицо? Простите, но я этого не знала. Я вообще никакой Мухановой не знала.

Нет, слышала что-то, конечно, слухом земля полнится. Опять же по роду деятельности я собираю, так сказать, нелицеприятные сведения о своих конкурентах. То есть вы собираете. То есть вы должны собирать, но почему-то не делаете этого, несмотря на высокую зарплату и поджимающие сроки!

Значит, по-вашему, гражданка Муханова, супруга моего политического противника, в день своей гибели вовсе не погибла, а, наоборот, выжила, сбежала, вышла замуж за Кукушкина, воспользовалась краденым паспортом и с тех пор жила припеваючи, так что стала даже безнаказанно баловаться политикой. И вы утверждаете, что я никогда не училась в медучилище, потому что в медицине полный профан.

Но это ничего, ничегошеньки не доказывает. Вы думаете, в наших больницах мало профанов? Вовсе не так уж мало, как вам кажется.

Так, еще доказательства? Есть у вас еще доказательства?

Какие еще туфли? Что за туфли? И одна кроссовка?

Итак, имеется две пары туфель… Ношеные, кстати, — каблуки сбиты. Вы продавец из конфекциона? Торгуете обувью?

Нет, я действительно ничего не понимаю! Потрудитесь объяснить.

Какое-то заключение… Какое еще заключение? Составитель — эксперт по женским нижним конечностям Стефан Чарский.

Любопытно взглянуть… «Характер износа лицевой стороны каблука свидетельствует о том, что его обладательница обладает слабовольной натурой, склонной к суициду, однако способна к резкому изменению привычного хода существования. Наличествует идентичный вышеописанному износ каблука второй пары, что наводит на мысль о том, что его владелица, обладая неординарным характером, под влиянием жизненных обстоятельств претерпела некоторые изменения в отношении к окружающим, что выразилось в перемене социально-кастовых ролей…

Но в то же время углы износа каблуков первой и второй пары разнятся, что, с одной стороны, не может не вызывать критических оценок, но, с другой, может быть обусловлено и, по нашему мнению, непременно обусловливается тем, что высота пяточной опоры в обеих парах представленной к экспертизе обуви отличается друг от друга на 13,6 мм (измерения проводились штангенциркулем производства Кукуевского мехзавода, дающего погрешность около 0,5 мм в ту или иную сторону). Проведя несложные математические выкладки и интегрируя полученную формулу методом Тейлора-Бенуа, мы получим следующий результат: угол износа первой пары в пределах определенной погрешности не отличается от теоретического угла износа, что доказывает идентичность походки и характерологических особенностей владелиц как первой, так и второй пар. Что и требовалось доказать. Далее… Имеющаяся в наличии розовая кроссовка позволяет предположить, что…»

Слушайте, но это бред какой-то! К чему это все?

Ну и что, что медсестра утверждает, будто красные туфли принадлежат мне? Возможно, возможно… Кажется, действительно, что-то такое было. Но это ничего не доказывает!

Паспорт? Какой поддельный паспорт с переклеенной фотографией? Вы лично этот паспорт видели? В руках держали, фотографию изучали?

Поехали дальше… Вы утверждаете, будто свидетель Иван Филиппович меня признал. Так я и не отпираюсь, я тоже его признаю.

Утверждает, что меня тогда звали по-другому? Ссылается на свою безвременно умершую жену, которая тоже удостоверяет сей факт? Интересно, а умершую жену вы тоже лично допрашивали?

Простите, но по такому свидетелю районный психиатр плачет.

Вот вы утверждаете, что певицу Вику Шторм я пригласила, потому что она моя школьная подруга. Но если я — Муханова, а Вика моя подруга с детства, то почему она меня не признала, встретившись после долгой разлуки? И разве стала бы она с подруги деньги за выступление брать? Когда у меня каждая предвыборная копейка на счету?

Значит, вы думаете, что женщине легче переменить внешность, чем высморкаться, к тому же Вика долго меня не видела, целый год, со дня моей собственной смерти. Логично, логично. И шрамик на голове кстати приплели…

Да только вы ошибаетесь, товарищ дорогой! Шрамов у меня нет, у меня ребра сломаны — еще с детства, с тех пор как я с качелей упала, а вовсе не потому, что дура Песоцкая меня портфелем долбанула. Нет, она, конечно, на меня напала на днях, голову поранила, но это уже совсем другой клинический случай.

Хотите прощупать?

Ой, щекотно! Да вы с ума сошли, щекочетесь как ненормальный!..

Дудки, не стану я одежду с себя сымать! Может, еще желаете вскрытие на письменном столе произвести? Или у вас рентгеновская установка за пазухой припасена?

Кстати, если я — это Муханова, а Муханову похоронили, то кого же похоронили, если я — настоящая Муханова. А?

Что? Взрыв газового баллона, который мне Мила в багажник подсунула? Вот сволочь эта Мила, все предусмотрела…

Гмм. Вернемся к нашим баранам… И интересно, зачем я это сделала, если я действительно Муханова? Ну, перевернулась в машине, рискуя собственной драгоценной жизнью.

Подумаешь, предварительно застраховалась… Точнее, не я страховалась, а эта, как вы утверждаете, психически неуравновешенная Песоцкая застраховала меня с далеко идущими намерениями.

А кстати, с какими намерениями? Чтобы муж мой получил страховку? И для этого она повредила шланги? Возможно, возможно, оригинальная версия, и как мне это самой в голову не пришло…

Что, номера на машине перебиты? Кто же это сотворил? Сам Муханов? Ах он подлец… Сволочь, прелюбодей, бабник! Так и знала, что на него найдется кое-какой компромат. Так и рассчитывала. Завтра мы про это статью в газете опубликуем под заголовком «Вести с того света».

Похоже, на моей смерти кто-то хорошо нагрел руки — то есть, если бы я была Мухановой, я бы так сказала, но поскольку я не она, то есть не я, то я так не скажу, хотя они действительно крупно нажились, несмотря на застой в бизнесе и большие расходы на подкуп избирателей. Вот хитрецы, выдали старую машину за новую, получили страховку, поплакали над моей могилкой и зажили себе припеваючи. И даже теперь баллотируются в мэры, тогда как мне денег на избирательную кампанию не хватает!

Откуда у бывшего медработника деньги на выборы? Простите, но вас это совершенно не касается. Считайте, что у меня тайный покровитель есть. Что частные и честные граждане жертвуют мне малую толику от щедрот своих, чтобы я защищала, избравшись, их кровные интересы. И потом, продажи туалетных утят в этот год были, как никогда, хороши. Народ буквально осознал опасность микроба под ободком унитаза и боролся с ним всеми доступными методами.

Но ваша мысль мне нравится… А что, если мне действительно объявить себя Мухановой? Восстать из гроба, появиться в прямом эфире местного телевидения, простерев вперед карающую длань, и произнести небольшую разоблачающую речь часа на полтора эфирного времени.

«Муханов, — сказать, — окстись! Пади на колени и лобызай стопы мои, ибо идет к тебе возмездие и вскоре обрушится на тебя кара разгневанных небес!»

А что, красиво… свежо… кинематографично…. К тому же мне очень пойдут белоснежные одежды, драпирующие фигуру крупными складками, и терновый веночек на голове. И белый цвет очень мне к лицу…

А потом прямо в прямом эфире в студию войдут представители закона и арестуют Муханова как убийцу собственной жены и махинатора со страховками. И упекут его в тюрьму на очень много лет, устранив его тем самым от участия в выборах. И тогда я победю, то есть побежу, то есть одержу победу, потому что народ, склонный к голливудщине в жизни, будет потрясен таким развитием событий. Да, заманчиво…

Только если посмотреть с другой стороны… окажется, что ничего заманчивого в вашем предложении нету, а есть подделка документов, фальшивое свидетельствование и прочие малоприятные факты. Нарушение выборных законов, обман избирательной комиссии…. Тут есть над чем задуматься!

Знаете, я сейчас пока не готова дать вам ответ, Муханова я или нет. Я еще этот факт для себя не решила. Зайдите через пару дней, я сообщу вам свое окончательное мнение. Тогда и расплатимся по прейскуранту. Но учтите, если вдруг я окажусь Мухановой, то Муханова, будучи мертвой, ничего за услуги вам не должна!

Итак, до встречи…

Веня спешил в гостиницу, в которой еще вчера останавливалась Садильникова. Разгоряченное лицо обвевал упругий воздух, а ветер услужливо поддувал в спину.

По городу метались желтые листья, шуршали под ногами, тревожно всхрупывали под ступней, с трусливым шорохом убегали по асфальту прочь — на кошачьих лапах подкрадывалась осень. Ветер задирал углы отклеивающихся афиш, с которых фиолетово скалилась пластиково-искусственная Садильникова. «Только один день! — кричали плакаты, умоляли: — Торопитесь!» И Веня торопился, тем более что некий обтерханный гражданин уже орудовал кистью с клейстером, клея поверх горделиво усмехавшейся Шторм физиономию, в которой сыщик мигом признал самодовольную харю своего клиента Муханова.

Администраторша за стойкой гостиницы нехотя выплыла из полдневного, туманящего голову сна.

— Уехала, уехала, уехала! — неожиданно резво замахала она руками. — Уехала ваша Вика Шторм. Еще утром в аэропорт ускакала. На трех машинах гардероб везли, косметику — на прицепе, и то вся не поместилась.

Если уж не везет, то не везет во всем. Теперь поди определи, правду говорила Мила Песоцкая или туманила голову, врала. И состоялась ли перед гибелью Лили историческая встреча двух давних и тайных подруг, или это плод фантазии ревнивой Милы?

Впрочем, никакой гибели ведь не было, это Веня знал точно. Ну, или почти точно.

По дороге домой Веня терзался сомнениями. Ему не терпелось рассказать деду о своем разговоре с нахалкой Кукушкиной, которая выкручивалась, наводила тень на плетень и в итоге наплела семь бочек арестантов, так что он окончательно запутался в своих догадках и предположениях.

Сложно с этими женщинами! Ребра проверить и то не дают! С мужиками куда проще общий язык найти. Ты ему в челюсть — он тебе по скуле, ты ему хук справа — он тебе слева, вот и поговорили…

Между тем дедушка был не один. Напротив него за столом восседал благообразный не первой молодости мужчина со жгучим взором небольших, глубоко посаженных глаз. Посетитель прихлебывал чай из блюдечка, покусывая желтыми с гнильцой зубками белоснежный рафинад.

— Скуснее вприкуску получается, — доверительно поведал посетитель. — Да и Библия рекомендует для сохранности вставных челюстей.

Он широко улыбнулся глуповатой улыбкой.

— Садись, Веня, чайку испей, — пригласил дед внучка, и по его светившемуся торжеством лицу Веня сразу понял, что ему стали известны какие-то чрезвычайно любопытные сведения.

Веня с готовностью протянул гостю ладонь, напоминавшую небольшую штыковую лопату. Посетитель вежливо приподнял над стулом тощее седалище, дернул седоватой бородкой и вновь оскалился коричневым ртом.

— Михаил Бог, — представился он. — Можно просто Бог.

Веня покачнулся, обуянный внезапным приступом тугоухости:

— Как, простите?

— Бог, — повторил незнакомец, лучась горделивой улыбкой. — Он самый и есть. Самый что ни на есть настоящий — Бог. Слыхали, кубыть?

— А как же, — пробормотал Веня, постепенно уплывая сознанием в небесные розоватые дали. — Неоднократно. Рады познакомиться.

— Так вот и хожу по земле, счастье сею, — скромно поведал незнакомец. — Много людей встречаю, исцеляю их, по мере возможности чудеса творю.

— Мишенька полгода назад с нашей подследственной встречался, — подтвердил дедушка, указав пальцем на предвыборный портрет Кукушкиной-Мухановой, венчавший стену. — Как увидел ее на улице — сразу к нам поспешил. Просит, чтобы мы его тоже «раскрутили». Желает сеансы массового исцеления наладить в нашем городе. А еще берется накормить пятью хлебами пять тысяч верующих.

— У нас столько верующих не наберется, — пробормотал Веня. — Мало их стало по нынешним окаянным временам, разуверился народишко.

— А в Досифее не разуверился? — сурово вопросил Михаил Известно-Кто, в приступе ораторского гнева подымаясь над стулом. — В этой самозванке, в этой прохиндейке, в этой аферистке, которая бежала с пожертвованиями, предав в руки милиции святого пророка Андрея Первозванного вместе с апостолами. А сама с архангелом Серафимом и деньгами удрала в Нарьян-Мар, назвалась там Богородицей и многая смущения в верующих произвела. Я ее сразу признал по бесовской рыжине в области затылка!

— Так вот откуда у нее деньги на предвыборную кампанию! — догадливо воскликнул Веня.

— Именно, — фыркнул Михаил. — Не имеете права такую сомнительную особу наверх допущать! Вместо нее меня нужно в верха направить, поскольку я ведь Бог, вышний судия, это вам не хухры-мухры!

— Значит, вы хотите… — начал было Веня, но влиятельный гость перебил его:

— Хочу баллотироваться в мэры всего города, а то и всей страны. А еще лучше — всего земного шара. Чтобы души опустившихся людишек спасти от скверны и мрази и возродить их для горнего мира. Потому что, когда проскачут семь всадников и будут взломаны семь печатей…

— Конечно, конечно, — пробормотал Веня. — Но только у нас услуги платные. Дорого вам выйдет!

— Между прочим, легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богачу попасть в Царство Небесное! — не преминул съехидничать новый кандидат, выуживая из кармана пачку рваных купюр не слишком большого достоинства. — Этого хватит?

— Ну… — неопределенно застонал Веня.

— Конечно хватит! — Дед вдруг нарушил дипломатический нейтралитет, подмигнув внуку: — Не хлебом, как говорится, единым…

Когда посланец небес удалился, шаркая рваными опорками, дед так объяснил свое неожиданное вмешательство:

— Ценный свидетель. Утверждает, что Кукушкина не только Муханова, но еще и по совместительству богородица Досифея!

— Только можно ли ему верить? — тоскливо проговорил Веня, у которого ощутимо тошнило от курбетов поднадзорных ему гражданок. — Он же Богом себя называет!

— Михаилом Богом! — парировал дед.

— Если он Бог — тогда я папа римский, — мрачно отозвался внук. — А Кукушкина в таком случае Богородица.

Но глаза деда уже замаслились воспоминаниями.

— Женщины… Как я и предупреждал тебя, Веня, верить им нельзя ни на грош. Только мы убедились, что Кукушкина — это на самом деле не Кукушкина, а самая настоящая Муханова, как она в мгновение ока Досифеей обернулась… Помнишь товарища Самойлова? Ведь с ним еще один трагический случай приключился в третьей закавказской республике. А дело было так…

Но Веня самоуверенно перебил своего предка, не желая воспитываться на примере многострадального Самойлова.

— Между прочим, я только что Кукушкину на чистую воду вывел, — довольно хмыкнул он. — Небось теперь не вывернется!

Да только зря он был так уверен. Очень зря!