1

В этот вечер Варвара не принесла ему еду.

Узнала о том, что без неё они встречались с Коляшей, и расстроилась, или тот вечер в ресторане открыл ей невозможность их отношений? От «вчера» осталась котлета.

Он не хочет есть.

Домашний телефон не отвечает. Где так поздно Варвара? И почему не звонит Коляш?

А почему он должен звонить? Ну, понравились друг другу, ну, разок по душам поболтали, но никто не подписывал соглашения пасти друг друга ежедневно.

Сегодня Херувим опять не вышел на работу и не позвонил. Носится по детским домам и пытается найти новую «дочку»? Варвара обзвонила детдома якобы из министерства, посоветовала не отдавать Херувиму ребёнка.

Но Херувим может купить дочку – сейчас всё просто: торгуют людьми, как тряпками и наркотиками.

Почему Варвара не принесла еду?

Почему её нет дома?

– В маманю превращаюсь, чего припал к экрану?! – перекрикивает Алесь телевизор. – Только сластей не хватает.

Выключил телевизор.

Начисто позабыл о папашке и мамане. Наверное, Лизу мучают звонками. Папашка и прикатить может – Лизе нервы трепать.

Алесь набрал номер.

Папашка подхватил трубку, едва прозвучал первый гудок.

– Лёсик?! Немедленно приезжай. Есть разговор.

– Я жив, здоров. Хочу сказать спасибо, что пустил меня пожить на свете. Но Лизу не тронь, знаю тебя! И меня не ищи.

– Лёсик, Лёсик!

Алесь положил трубку.

Такой ветхостью пахнуло прошлое!

Горячая вода смывает его и запах прели и плесени.

Сейчас папашка звонит мамане, сообщает информацию, орёт, что это её вина – не растила сына, задом крутила, вот и сиди на своём жирном старом заду одна. Нету сына! По словам перебирает Алесь крик отца.

«Ханжи они у меня»…

С маманей сложнее. Всё-таки родила… наверняка в муках. И тут же злое: подумаешь, один раз поработала для него! Но она, в отличие от папашки, одна, и платят ей в её историческом музее наверняка копейки, ей помощь нужна.

Горячая вода щедро шумит: отдашь долг Варваре, будешь матери ежемесячно посылать на компаньонку… нельзя её на старость оставить одну.

Алесь согрелся. Растёрся махровым полотенцем, подаренным Варварой, оделся и вышел из дома.

Живёт недалеко от Дворца и от дома Варвары.

Звонит в дверь, стучит, Варвара не отвечает.

Что случилось с ней?

Мобильник заблокирован.

Пошёл к Дворцу мусора.

В окне Варвариного кабинета темно.

В самом деле Дворец. Ступени мраморные, широкие, по таким молодожёнам, правителям подниматься и спускаться.

На свой третий этаж взбирался на ватных ногах.

После Васи-Ани прижился внутри холодок. Будущего, похоже, нет: в любой момент верёвку на шею, пулю в сердце, нож в спину.

Дверь кабинета Херувима. Дверь Варвариного кабинета. Свет – из его кабинета.

Весь ватный, не только ноги. В его кабинете Херувим порешил Варвару. Логично. Именно в его кабинете.

Пульс пропал. Бежать прочь. Ноги подламываются.

А может, ещё жива, и ей нужна помощь? Успел же он Аню спасти!

Рванул на себя дверь.

Варвара сидела за его столом, как давеча Херувим. И так же уронив лицо в сцепленные руки.

Хорошо, кресло, на котором сидел Херувим, уволок!

Жива?! Или Херувим убил и здесь посадил?

Скорее подойти.

А сам стоит в дверях, смотрит издалека, пытаясь понять: жива – не жива.

Ещё длиннее – с каждым днём – стебли тёмно-русых живых волос.

Вроде дышит.

И Алесь пошёл к Варваре, к своему столу.

Просто спит.

Бухнулся в кресло посетителя, вскочил, словно уселся на раскалённую жаровню, – здесь же Херувим сидел!

Варвара подняла голову. Вместо глаз – щёлки, в опухолях, и рот опух, и щёки словно ватные.

– Сколько часов ты плакала?

Варвара смотрит на него отстранённо, как на незнакомца.

– Что с тобой случилось, Варежка?

А сам уже знает, что с ней случилось.

– Ты иди, иди к Лизе, она тебя ждёт. Ты всю жизнь будешь любить только её.

«Ты уже говорила мне это!» – хочет сказать.

Стебли её живых волос – шапочкой. Коляш говорил: у неё были длинные волнистые волосы, он заплетал их в косы.

Щёки перестала румянить… живая кожа.

– Ты почему не пришла сегодня на занятия? Разве можно пропускать? – кричит он. – Мы должны были говорить о «Трёх сёстрах» и выучить теорему косинусов. «Квадрат любой стороны треугольника (а) равен…»

– Ты иди к Лизе… я тебе ничего не должна. Сейчас, когда ты отвёз к ней Аню… Ане нужен отец.

– У тебя получилось интересное сочинение о Печорине. Ты успела столько всего прочитать за такой короткий период, ты что, все ночи напролёт читаешь?

– Вы будете жить втроём. На работу будешь приезжать. Получишь права. У меня для тебя есть иномарка.

Что тут происходит?

Подойти, снять с ресниц слёзы…

Не надо плакать, Варежка.

И Лиза здесь. Стоит за его спиной. Это она просит: подойди, погладь по голове. Подойди, сними с ресниц слёзы.

Они обе здесь, в его кабинете: Лиза – его тыл. Варежка – «сегодня». Без Лизы нет Варежки, без Варежки больше нет Лизы.

Две жены.

И за Варвару он отвечает.

– Почему ты сидишь здесь? Почему не принесла мне еды? Я голоден. А ты… ты моя жена.

Говорит он эти слова или только хочет сказать…

Варвара почему-то начинает оправдываться:

– Коляш прислал бригаду. Ребята вынули два жучка в моём кабинете, в его приладили камеру и в диспетчерской, жучками не обойдёшься. Недавно ушли, я уснула. Ты, наверное, хочешь есть?

Звучит гитара. Лиза любит цыганские песни. «Ты один не спишь…» Нет, не эти строчки звучат: «Я ехала домой…»

– «Достать чернил и плакать…» – звучит неуверенный голос Варвары.

Она смакует каждое слово как редкую сладость. И меняется суть её лица – из продавщицы Варвара превращается в девочку, которую до сих пор любит Коляш. А ей нужен только он.

– Ты, наверное, голодный…

Подойти и погладить Варвару по живым стеблям волос. Стереть со щёк следы слёз.

Они смотрят друг на друга. И Лиза для них перебирает струны. Лиза – за его спиной, она – его тыл. Она есть. И она сохраняет и его, и Варвару.

А пока у Варежки растут живые волосы…

2

У Гоги после репетиции встреча с дочерью.

– Может быть, подождёшь меня или в театре, или у меня дома?

– Поедем ко мне, Лиз! – зовёт Регина. – Накормлю, покажу письма сына и обсудим, что буду делать с детьми! Когда они приезжают к тебе?

Гоги очень спешит.

– Лиза, позвоню на мобильный, где бы ты ни была, за тобой приеду. – И он бежит прочь: редко теперь после его ухода от матери дочь хочет с ним встретиться.

– У меня есть хорошая музыка и вкусные конфеты. Люблю сладкое, потому и тумба такая.

– Ты не тумба… ты для меня самая красивая. Прости, Риша, я поеду сама. На электричке восемнадцать минут, на автобусе двадцать пять. Говорят, добраться легко.

Регина заплакала.

– Ты что?! Что случилось?!

– Скоро амнистия, я подала прошение, ответили – он под амнистию не попадает. Опасный для общества.

– Перестань плакать! – Сейчас, сейчас Лиза поймёт, как помочь… крутится в голове маячок.

Перед Грифом на корточках человек.

– Подожди, Риша. – Торопясь, Лиза вытаскивает из сумки мобильник, набирает номер. – Петя, прости за беспокойство. Гоги говорил, ты кого-то спасал от тюрьмы. А ты говорил, что Николай сейчас – всемогущий. Не можешь ты, не может он под амнистию подвести Регининого сына? Наверняка из её рук и ты, и он не раз получали контрамарки! Пожалуйста, попробуй сам. Пожалуйста, попроси Николая!

– Ты говоришь о Регине – Гогиной правой руке?! Давай её к телефону!

Лиза передаёт мобильник Регине и выскальзывает из кабинета.

Что-то сегодня её гонит. Сначала домой.

Не успела войти, зазвонил телефон.

– Лиза?! Слава богу, доченька!

– Это когда я стала вашей доченькой? Вы едва здоровались со мной. – Но тут же прикусила язык. Алесина мать – бесхозная, никому не нужная. Вот кто тумба.

– Доченька, прости меня за беспокойство. – Как всегда, эта женщина не слушает того, что ей говорят, в данном случае, слава богу, что не слышала. – Где мой сын? Лёня сказал, он звонил, но как найти его, непонятно. Не можешь ли ты дать мне его телефон?

С трудом Лиза отбилась от мамани. Не успела положить трубку, зазвонили в дверь. На пороге – посыльный с конвертом.

– Распишитесь, пожалуйста!

Растерянно разглядывает Лиза сотенные хрустящие бумажки. Эти доллары заработал Алесь. Каким трудом?

– Подождите! – крикнула Лиза в захлопнувшуюся дверь, распахнула её, а лифт уже доехал до первого этажа.

Сейчас два часа пятнадцатого марта. Значит, получки – первого и пятнадцатого. Первого она приедет сюда сама и узнает телефон Алеся и попросит не посылать ей деньги. Пусть Алесь строит свою собственную жизнь. Он ничего ей не должен. Она не умирает с голоду, а для детского дома есть спонсор.

Странное ощущение: она предоставлена самой себе – впервые за много недель.

Принять ванну, отобрать книги, их и нужные вещи уложить в сумки. Она подождёт Гоги дома. Больше всего хочется по детской привычке с ногами забраться в кресло и читать.

Варфоломеевская ночь, голодные бунты, опричнина… правильно прочитать прошлое – объяснить настоящее: у власти – воры и убийцы, за бортом те, кто не умеет воровать и делать деньги, кто не хочет жить в рекламе вместо жизни, за бортом – таланты и дети. Читать…

А сама уже одевается. Что-то гонит её прочь из бесхозного теперь дома. Книжки они с Гоги заберут в другой раз. Сумка с тряпками – лёгкая, донесёт сама.

Всё последнее время катается на машине. Как давно не ездила на городском транспорте! Выходит на свою улицу. К метро – налево. Боязливо делает первые шаги.

К подъезду резко тормозя, подлетает машина.

Почему-то обернулась и смотрит на блёклого невысокого человечка, выскочившего из машины и решительно кинувшегося в её дом. От этого человека словно чёрная пыль разлетается.

Почему-то дрожит от страха, возвращается к дому, тихо открывает дверь подъезда, мягко прикрывает её, чтобы не хлопнула.

Почему-то подходит к лифту и смотрит на скачущие цифры. Лифт останавливается на её этаже. Лиза знает, этот человек пришёл к ней или за ней или за Аней. Сейчас он вскроет её квартиру и будет ходить по её паркету и дотрагиваться до их с Алесем фотографий и корешков их книг. И после того, как он дотронется до каждой клетки её прошлой жизни, в этой квартире жить будет нельзя: этот человек несёт смерть.

Лиза пятится от лифта, из подъезда и что есть сил бежит по своей улице к метро: скорее прочь от этого человека! И её гонят в спину, буквально толкая, ветер и запах весны.

Сейчас он изучает её фотографии, узнаёт её лицо и чёрной пылью засыпает её прошлое. И, уже ворвавшись в метро, понимает: это бандит, насиловавший, избивавший Аню, рвавший её плоть! Это бандит, который работает с Алесем. Он вычислил, что именно Алесь спас от него Аню. Алесю грозит опасность!

Он искалечит и Алеся, а потом убьёт.

Её толкали, внесли в вагон. Гомонили вокруг. Стучали колёса. А хищное лицо с острым носом-клювом, острым взглядом множилось – у всех в вагоне его лицо!

И вдруг ощутила: кто-то чуть тянет её сумку с документами и Алесиными долларами. Искоса посмотрела – чумазый мальчишка. Ухватив его за руку, вывела из вагона на первой же станции.

Он пытался вырваться, но был мал и хрупок – лет восьми, а она держала его очень крепко.

– Ты хочешь кушать? Я тебя накормлю. У меня есть большая собака, зовут Гриф. Он умеет давать лапу, носить сумки. Сейчас мне самой приходится, смотри, какая тяжёлая, а ему что, потащит любую. Поедем ко мне, никто тебя не обидит.

Наконец поймала его внимание – черноглазый, горбоносый, в шапке до бровей, мальчишка сморщился в злобную гримасу.

– В милицию веди, к тебе не пойду.

– Почему в милицию? Тебя же сразу определят в детский дом.

Он присвистнул.

– Оттуда сигануть можно. А кто знает, куда ты меня притащишь? И я терпеть не могу русских!

Чуть не слетело с языка: почему? Прикусила язык – похоже, из Чечни он! И словно не услышала последних слов, стала объяснять снова:

– Никто не обидит тебя в моём доме. У меня ещё есть дети. Они скоро приедут, и ты будешь с ними играть.

Он обмяк в её руке – больше не рвался, но и не пошёл, когда она потянула его.

– Тебя никто не обидит, – твердит Лиза. – Я тебя выкупаю. – Он вздрогнул. – Накормлю. У меня есть мороженое. Гриф тебе обрадуется. – Она повела мальчика к эскалатору из метро и к такси. Главное – не выпустить его руку из своей затекшей.

Все двадцать пять минут, что они ехали, он смотрел в окно и не сказал ни слова, словно она не существовала.

Гриф кинулся к ней, лишь она вошла в калитку, и затормозил перед мальчиком, которого она втащила за собой. Вытянул морду, издалека нюхал.

– Свой, свой! – пыталась Лиза уговорить Грифа, а тот чуть оскалился и зарычал. – Ты что? – Лиза принялась гладить Грифа. – Видишь, он хороший, он свой!

Но Гриф лишь вежливо махнул хвостом и продолжал жадно втягивать воздух – обнюхивал мальчика на расстоянии. На морде у него шерсть встала дыбом.

– Что с тобой, Гриф? Это же просто маленький мальчик.

Но настороженность Грифа передалась и ей. Гриф чувствует хозяина мальчика, а тот – убийца?

– Мама! – выскочила Аня. – Слышу, калитка хлопнула, а ты не идёшь. А где папа, мама? – К месту и ни к месту Аня повторяет «мама», «папа». На подтаивающем снегу улыбающаяся девочка с огненной пушистой головой – символ надёжности и стабильности. Но вот лицо её перекосилось.

– Кто это, мама? – И она закричала: – Не хочу! Не хочу чужого!

Мальчик съёжился и уже готов был юркнуть назад в калитку. Лиза поспешила запереть калитку, спрятала ключ в карман и взяла мальчика за руку.

– Он хочет есть, Аня, – сказала жёстко, сама от себя не ожидая этой жёсткости.

Аня заплакала и сквозь слёзы кричит:

– Вот, вот! Уже началось. Ты уже не моя, ты уже сердишься.

Гриф прыгает вокруг Ани и всё пытается лизнуть её в лицо.

Но Аня прикрывает лицо руками.

От Ани тоже пахло бандитом. Почему Гриф сразу принял Аню?

Её вёл за руку Алесь. Всё равно запах бандита Гриф должен был учуять. Может, сам мальчик убивал собак?

Что-то тут не так.

Что, если мальчик запомнил адрес и приведёт сюда своих хозяев?

Но Лиза всё равно потянула его к дому. И, лишь введя ребёнка в дом и бросив сумку на пол, вернулась к Ане.

– Пожалуйста, накорми его. Похоже, он никому не нужен, прояви гостеприимство, – зашептала в Анино ухо. – А ты одна?

– Ольга Семённа только что ушла, – буркнула Аня и стала разогревать еду.

Мальчик съел две котлеты, а третью завернул в салфетку и сунул в карман худой куртки.

– Мама, зачем он это?

Лиза очень устала. Что-то мешало ей безоговорочно принять душой мальчика, как она приняла Жору и Аню. Угрюмость ли… но Жора тоже поначалу был угрюмым. Взгляд ли – потерянный и недобрый… что-то от волчонка… отвернёшься и куснёт. Нет же. Волчонок – дитя. Разве дитя кусается? Нужно сильно обидеть его, чтобы куснул.

Гоги буквально ворвался в дом.

– Слава Богу. Почему не отвечаешь на звонки?! – И осёкся.

Мальчик выскочил из-за стола и с истошным криком кинулся бежать к выходу.

Лиза едва поймала его.

– Что с тобой? Куда ты? Чего ты так испугался? Это мой муж, Анин папа.

Мальчик трясётся и с ужасом смотрит на Гоги.

Лиза берёт мальчика на руки, несёт в родительскую комнату, кладёт на кровать, гладит по голове, шепчет:

– Он очень добрый. Он очень любит детей. Тебя здесь никто не обидит. Здесь ничего плохого не грозит тебе, – бормочет она. – Тебя здесь все будут беречь.

Мальчик постепенно успокоился.

– Пойдём, я тебя выкупаю. Ты очень грязный. Походишь в пижаме, пока мы выстираем и высушим твою одежду. А к вечеру купим новую. Ты кому взял котлету? Ты убежать хотел? У нас есть мультяшки, сейчас помоешься и сядешь смотреть. Подожди убегать. Насильно никто тебя держать не станет. Отдохнёшь и, если у нас не понравится, уйдёшь куда захочешь.

Потоком сумбурные слова. Мальчик перестал трястись и отдал ей котлету.

Лиза очень старалась вызвать в себе те чувства, что с первой минуты возникли к Жоре и Ане, но с ужасом не ощущала в себе ничего, кроме жалости: что-то не так с этим волчонком – так почему-то звучало в ней имя мальчика. Не может же причиной негатива быть его национальность! И в институте, и в театре есть чеченцы, они как родственники!

Мыться он категорически отказался. Лиза кивнула: ладно, позже.

Усадила его смотреть мультики и, наконец, поздоровалась с Гоги и Аней. Сама пугаясь своих слов, передала свои ощущения: настороженность, как у Грифа, чувство непонятной опасности, жалость и растерянность – что с ним делать? Наверняка он привык воровать, наверняка уже переступил черту, когда обратного хода нет: кроме ненависти, живых чувств не осталось.

– Почему ты не отвечала на звонки?

– Из Регининого кабинета звонила Пете и забыла мобильник. Аня, как выглядит твой так называемый отец?

Аня вздрогнула.

– Ты зачем о нём, Лиза?

Когда же она рассказала о странном визитёре, одновременно испуганно закричали оба:

– Слава богу, ты успела уйти!

– Он убьёт Алеся Леонидовича!

Хотела спросить: «Что вы так испугались?», но её саму затрясло, как давеча волчонка. Вот когда окончательно осознала: Алесю грозит смерть.

– Господи, зачем ты без меня пошла домой? Алесь предупреждал. Слава богу, успела уйти.

Её гнало весь день. Какая-то сила.

– Слава богу, что увидела его, и теперь мы можем предупредить Алеся. Нужно срочно найти Варвару! Аня, скажи адрес, я должна встретиться.

– Нет! – хором оборвали её Гоги и Аня.

– Нет! – Аня изо всех сил застучала кулаками по столу, а заговорила едва слышно: – Он уже знает тебя, раз был у тебя дома! У него много фотографий. В разных стопках, на некоторых крест, а некоторые чистые.

– Что значит «крест»? – спросила Лиза и кивнула: ответа не надо.

– Среди них и Варвара Родриговна, и Алесь Леонидович.

– С крестом или без? – Лизу трясло, и Гоги надел на неё свой пиджак.

– Пока без…

Грохотала музыка мультиков и голоса Папанова, Леонова, озвучившие зверей. А они трое сбились в кучку на диване и шарили друг по другу испуганными глазами.

– Ты затеяла опасную игру, – едва слышно сказал Гоги. – Мне пора в театр. Как я теперь буду оставлять вас?