1

Херувим вошёл к Алесю в кабинет через два дня и бросил на стол фотографию Лизы.

– Куда ты дел свою бабу? И куда ты дел Ваську? Я изучал проблему. Кроме тебя и Варьки, никому мой Васька не нужен.

– А нам зачем? – Его голос звучит помимо него, а он весь – из медузьей плоти: его выбросили на берег, жгут солнцем и безвоздушьем. – Вот я, вот Варвара. Я муж Варвары. Ту… – Алесь тычет пальцем в фотографию Лизы, – не видел с тех пор, как ушёл от неё. Я бросил её, понимаешь, ну, и на черта она мне теперь?! – Чем больше слов он нанизывал на шампур Херувимова взгляда, тем меньше оставалось в нём воздуха и силы. – Я целый день с Варькой, спешу долги отработать: на черта мне блаженные. – Алесь споткнулся. Он увидел Херувима.

Съёжившийся сморчок… синюшно-блёклый пергамент вместо кожи, и торчат ощерившиеся клыки. Вампир. Сейчас вонзится клыками в его горло!

И, удивляясь себе, Алесь неожиданно кричит:

– Ты почему работу забросил? Ты почему прогуливаешь? Чем ты занимаешься? Навалил на меня и диспетчерскую, и заводы, и полигоны, и отчёты. Тебе за что деньги платят, ась? – Алесь встаёт и хватает в руки каменный стакан для ручек и карандашей, переворачивает – ручки с карандашами разлетаются по лакированной поверхности. – Ты что думаешь, тунеядец, я буду за тебя отдуваться, перед боссом тебя защищать и оправдывать – дочка пропала! А ты чего не следил за своей дочкой? А ты чего её отпустил? Шестнадцатилетние любят бедокурить – за какими-нибудь брюками побежала, а ты меня тут разыгрываешь?! На х… мне твоя дочка! – вспомнил он частое слово Варвары. – Ни кожи, ни рожи! То ли моя Варька?! Ты чего тут шорох наводишь?! А ну, вон пошёл! – Алесь замахнулся стаканом. – Или не отвечаю за себя. Да ты у меня в штаны напустишь! А ну, пошёл прочь!

И Херувим попятился от него.

Когда хлопнула дверь, Алесь рухнул в кресло. Тряслись руки, всё плясало внутри – казалось, органы оторвались и болтаются в нём свободными радикалами.

Распахнулась дверь, и к нему ворвался Аполлон.

Рыхлый, с перекошенными чертами.

– Отнял, гад? У меня отнял! Я, можно сказать, первый раз припал. Сроду не знал. Она меня переплела всего! Никаких баб не вижу. А ты, гад, опоил. Верни Варьку или пришью тебя, гад! Мне что, я откуплюсь, сейчас моё время, не твоё. Нету правосудия! Ну, год получу. Плевать. Зато потом опять моя будет!

Болью перекошены черты.

Алесь пытается собрать их в лицо, в фокус, а черты вместе со словами пляшут: Лизу Херувим вычислил, надругался над Лизиным домом, обшарил грязными руками и взглядом.

Кричи, Аполлон! Что я тебе могу сказать? Над Лизой – опасность, Варю я у тебя, сам не желая, отнял, что правда, то правда.

Лизу спасти. Ничего больше не надо. Нельзя, чтобы Херувим застал Лизу дома. Скорее предупредить.

Фотографию Лизы Херувим не взял. Наверняка ещё есть. Ему бросил – дразнить.

Искоса Алесь смотрит на Лизу. Улыбается Лиза.

Зачем в этом «Мусоре» Лиза? Под градом Аполлоновой боли, по соседству с Херувимом. В стране, где царят мусор, убийцы и насильники! Твоё время, Аполлон, что правда, то правда!

Как же беспомощен человек!

Херувиму бой!

– Аполлон, прости меня! – вырывается у Алеся. – Прости, если можешь! – повторяет он. – Я не сплю с Варварой Родриговной, я не живу с ней, я живу один. Мы только партнёры. Но прости…

Аполлон плюхнулся в кресло Херувима.

– Прости меня, Аполлон! Я ни разу не дотронулся. Я ничем… мы просто занимались: теоремы, задачи, сочинения. Ни слова не допустил. Я же знаю, твоя баба.

Как легко из него теперь выскакивают не его слова!

– Она в упор меня больше не видит. Про здоровье интересуется. Зарплату прибавила, а к себе ни-ни, сплошные месячные. Как она без этого… Чуть не каждый час ей подавай! А уж о том, чтобы день пропустила… А тут… что мне делать?

– А мне что делать, Аполлон? Я любил жену, а сам и ушёл. И сейчас…

Входит Варвара, перебегает взглядом с одного на другого и кричит:

– За что я вам бабки плачу, а? Отчётов нет, ездок нет. Ишь, воркуют! А ну, марш по делам!

Варварины «бабки» вызвали облегчение. И Аполлон вздохнул – может, и впрямь всё ещё вернётся в колею?

Весь день Алесь метался между диспетчерской, полигонами и заводами, уже пять Бобиков живут в его плёнках!

Начал работать Херувим или сразу уехал опять сторожить Лизу? – вот главный вопрос. Но спросить кого-то, где он, или заглянуть в кабинет невозможно. Что предпринять? Послать Лизе письмо? Херувим и почту достанет, ящик пальцем открывается.

2

Все съехались одновременно: отец, Петя, мама. Наверняка Гоги объяснил ситуацию.

Впервые отец вечером дома.

– Где твой новый сын? – кричит с порога, а увидев мальчика, кидается к нему. – На машине кататься любишь? А чинить машину умеешь? Завтра заберу тебя в мастерскую, хочешь?

Мальчик не успел испугаться и сбежать, как сразу под гремящие мультики попал в мамины объятия.

– Какой ты красивый! Какой умный у тебя взгляд! Давай-ка сначала выкупаемся, вот смотри, какие брюки, какой свитер я тебе купила! Пока мужчины тут обсудят свои дела и поедят, мы переоденемся.

С недетской силой мальчик вывернулся из рук матери, отбежал к горке с посудой.

– Не буду мыться, не хочу мыться. – Он трясся и смотрел исподлобья на Петра, что-то торопливо объяснявшего Ане.

Лиза подошла к мальчику. Преодолевая нежелание дотрагиваться до него, взяла за руку.

– Если тебя били, мы с бабушкой смажем лекарством синяки и ссадины. Больно не сделаем. Бабушка – врач, она поможет тебе. Вот ты полусидишь, значит, тебе почему-то больно сидеть. Мы можем помочь. Пожалуйста, пойдём вымоемся и переоденемся.

Он – твой обиженный ребёнок! – внушает себе Лиза, возмущённая собственной брезгливостью и нетерпимостью. – Ты любишь его так же, как Аню! Ты любишь его и должна помочь ему.

– Как тебя зовут? – спрашивает мама, распаковывая брюки, рубашку, свитер, трусы. – Смотри, какое всё красивое! Ты – Витя, Игорь, Алёша, Андрей? – Мама смеётся. – Вижу, не угадала.

– Я знаю! – И Лиза вступает в игру. – Тебя зовут Волк, Тигр, Жираф.

– Ну что ты, Лиза, у Волка и Тигра тоже должны быть человеческие имена. Давай мы ему придумаем имя, раз он не говорит. Пусть его зовут Алик.

– По-моему, Алик ему не подходит.

Всё-таки он пошёл в ванную. Решили мыть под душем. Не ждать же, пока наполнится ванна! И вдруг ему будет больно в воде, как Жоре когда-то?

Ягодицы – синего цвета, проход разодран, гноится и кровоточит.

Лиза выскочила из ванной. Перед глазами крутились кровавые пятна, зияли трещины, синие, красные пятна тасовались перед глазами. Поиздевался на мальчиком подонок!

И под шум падающей воды смеялся мамин голос:

– Бегут зайцы от волка, представляешь себе, а волк их догнать не может. И тогда он взмолился…

– Папа! – кинулась Лиза на шею к отцу.

Анины глаза, Петины – в крови!

– Я не готова, я не могу… что же за звери?!

– Лиза, объясни по-человечески…

А когда неумело объяснила, Аня равнодушно сказала:

– Подумаешь, у нас в детском доме обычное дело. Не расстраивайся, мама, а то сердца не хватит. – И закричала: – Не бери его! Ты только меня люби. Я всё тебе буду делать! – Аня схватила Лизу за руки.

Отец и Петя беспомощно топтались перед Лизой и Аней.

Падала вода. Мама перекрикивала её – рассказывала сказку. Сказка явно не получалась. И вода падала в неуверенные паузы: что же может случиться с зайцами и волком, почему это волк никак не догонит их? В одну из таких пауз раздался голос мальчика:

– Да сожрал твой волк твоих зайцев, так его! Разве он дурак смотреть на них… так его!

– Всё-таки как тебя зовут? – ласково запела мама, словно никакого мата не услышала.

– Козёл я.

Настороженно все слушали: вот мама выключила душ, вот весело сказала:

– Ну, даёшь! Такого имени нет. Как тебя мама зовёт?

– Кто? Да я её сроду не видел!

– Где же ты жил?

– У дядьки. А потом убёг!

– У родного дядьки? – упрямилась мама.

И они жадно ждали ответа.

– Это где же ты родного откопаешь? Он купил меня. И вот…

– Хочешь, чтобы тебя звали Алик? И родных мы тебе заменим. Как это без мамы-папы, бабушки-дедушки? А теперь давай-ка я смажу тебе! – воркует мама. – Потом по-настоящему полечимся.

– Это как?

– Ты часто ходишь по-большому?

– С…, что ли? Редко. Я тогда громко кричу. – Лиза вздрогнула.

– Ясно. Идём-ка чаю с мёдом попьёшь. Скоро совсем весна. Гулять будешь. Велосипед тебе куплю.

– Настоящий?

– Конечно, настоящий.

Ну, и что дальше?

Растерянные Пётр с отцом, обиженная Аня, так и не пожалевшая мальчика. А что жалеть? Сама покалечена. И равнодушна к чужой боли.

Едва мальчик вошёл в гостиную, Лиза кинулась к нему, обняла, пригладила мокрые, давно не стриженные волосы.

– А может, тебе нравится «Дима» больше, чем «Алик»? – спросила.

Мальчик равнодушно пожал плечами.

– Один х… Хотя «Дима» лучше.

– Тогда пусть тебя зовут Дима, хорошо? Полное твоё имя Дмитрий. – Лиза уложила его на диван перед телевизором, поспешила включить мультики. – Аня, пожалуйста, посмотри тоже! – И зашептала: – Помоги, придумай вопросы, какие можно задать после фильма. Ты же будешь воспитательница, всё равно что учительница, сумеешь расспросить его, что понял, что не понял в фильме? Помоги, пожалуйста. И, пожалуйста, не ревнуй, я тебя больше всех люблю! – Добавила: – Всегда!

Вчетвером сидели за неубранным столом. Остывшие котлеты и пюре, грязные тарелки… ни у кого не было сил убрать со стола, разогреть еду. Молчали, пока Пётр не сказал:

– Ну и как могу оформить его? Аню провёл через знакомую директрису детского дома: до шестнадцати жила там! Ещё о Диме просить? А если копать начнут? Я же право на практику потеряю!

Петя раскрывает перед ними свою «кухню», а она слышит, что говорит он ей на самом деле: «Ты хотела этого, и это только начало, и ты “не готова” при первой же встрече с нашим бытом, нашей реальностью, а что дальше? И как я защищу тебя от бандита, если он уже побывал в твоём доме? И не остановится, пока не найдёт. Завтра доберётся до театра».

Лиза выдавала себе Петины аргументы и Петины упрёки – это она вкрутила его в опасную для жизни игру! И Петин голос оглушал её.

Не сразу услышала: не Петя, мама говорит:

– Срочно нужны анализы… может, СПИД.

– Что?!

– Доченька, прости, не нравится мне картина. Если анализы подтвердят мои предположения, ему категорически нельзя оставаться здесь.

– Почему ты так решила?

– Да подожди, успокойся. Нужно проверить. По статистике больные СПИДом от злости и обиды нарочно заражают других.

– Тогда, Петя, причём тут детский дом для Димы? Если окажется СПИД, надо заставить Диму отвезти нас к этому «дядьке» и судить его, а Диму положить в больницу.

– Где ты живёшь, Лиза? – прервал её Пётр. Встал, резко полоснув по полу стулом. – Я, Лиза, должен прийти в себя. Еду домой. Гоги ждать не буду. Тебе на сегодня развлечений хватит. Буду думать, что делать.

Когда уехал Пётр, на сцену выступил отец.

Он лишь ночевал дома, возвращался очень поздно: старался как можно больше заработать, а вечерами обустраивал новую мастерскую.

За сегодняшний вечер осунулся страхом.

– Слушай, дочка, что скажу. Я тут жил по касательной – мало в чём разбирался, только радовался, глядя на вас с Гоги, – вы вместе! Аня у вас… малыши приедут. А сейчас, дочка, нам нужно ликвидировать этого Аниного бандита! И поспешить надо.

– Аня не желает говорить, где его искать!

– Ну, Аню мы убедим, не захочет же она снова стать его добычей. Не захочет же она, чтобы тебя убили. Моё категорическое условие: ни ты, ни Аня за забор – ни ногой!

– Папа, а репетиции и курсы?

– Это на одной чаше весов, дочка, на другой – жизнь. В театре все до одного должны поверить в то, что ты там не бываешь. Если уж так нужны репетиции, пусть проходят здесь.

– Гоги не согласится.

– Гоги как раз согласится. Он дрожит над тобой так же, как мы с мамой.

– А курсы, папа?

– Месяц ты уже отходила, что к чему поняла. Есть пособия, развёрнутые планы и прочее. Пётр привезёт их домой. А когда этого бандита мы посадим, занимайтесь, пожалуйста, где хотите! А можно сдать экзамены экстерном. Или тот же Пётр купит вам документы. Сейчас, кажется, с этим просто. Ясно, дочка?

– Но, папа…

– То, что я сказал, не обсуждается. Я в этом доме старший, так? Значит, моё слово – решающее. У меня одна дочь. Единственное богатство, которое мы с мамой нажили. И я зубами разорву, вот этими руками пришибу всякого, кто посмеет близко подойти к моей дочери.

– Я согласна с отцом, доченька. Пропала и пропала. Пусть сторожит возле квартиры, пусть сторожит возле театра. А мы пока потихоньку будем расхлёбывать детские беды.

– А что, если он Гоги вычислит и убьёт?

– Какое отношение к тебе имеет Гоги для бандита? Ему и в голову не придёт, что он твой муж! Он знает лишь…

Лиза вскочила.

– Мама, папа, я чувствую, он убьёт Алеся!

– Прекрати истерику, – жёстко сказал отец. Таким суровым Лиза его никогда не видела. – Мы заставим Аню сказать, где их контора. И Алесем займёмся мы!

– Нет, папа! Бандит видел и твои, и мамины фотографии!

– Ты что думаешь, я пойду к Алесю? Нет, дочка, мне моя жизнь тоже дорога.

– И не Гоги!

– И не Гоги, Лиза! Конечно, не Гоги. Мы с Гоги и Петром найдём того, кто туда пойдёт. А сейчас грей мне еду, заваривай чай, имею же я право на ужин?! Скоро Гоги приедет. И прекрати трястись от страха. У тебя есть твой тыл, и ни один волос, дочка, не упадёт с твоей головы! Звони Регине, дочка, пусть всем говорит, что она тебя не видит уже несколько месяцев, откуда ей знать, где ты, пусть предупредит билетёрш и актёров.

– А я завтра займусь Димой. Не дай бог…

– Мама, даже не произноси. – Лиза поставила разогревать еду. И тоже ощутила сосущий голод: с утра ни крошки во рту!