1

Несколько дней Херувим не показывался во Дворце. Водители, или «водилы», как звала их Варвара, докладывали ей, что работают с ним напрямую. Его видели на заводах, но мельком. Видно, собирал дань и исчезал.

Он сторожит Лизу!

Шевелятся волосы на голове. На звонки Лиза не отвечает. Куда исчезла? Может, кто другой настиг её?

Адрес родителей Херувим вряд ли может узнать.

Ещё как! Все их письма в места гастролей и отпусков Лиза хранит. И любит перечитывать, хотя девять-десять месяцев в году родители с ней. Письма – энциклопедия жизни: с нравами новых русских, с нищетой тех, кто не умеет убивать и воровать, с новой властью, лишившей людей стабильности и сути того, чем они жили, с тоской Грифа, целый день вынужденного тыркаться носом в дверь, – когда же, наконец, кончатся гастроли или отпуск? Но, несмотря на концентрацию драматических реалий, письма не оставляют горького осадка – написаны в виде юморесок над собой и «мерседесами». Родители пишут так, что вот сейчас из всего этого кошмара вырвется добрый волшебник и мановением своей палочки раздаст каждому по заслугам – выброшенным из колеи вернёт их надёжную колею. По словам Лизы, письма родителей помогают Лизе влезать в шкуру каждого.

Письма – адрес родителей на каждом.

В эту минуту Херувим нашёл письма и вот сейчас едет к родителям. А там Лиза с Аней – где же ещё им спрятаться?!

Господи, помоги, уведи их всех четверых прочь из дома! Господи! – повторяет он теперь беспрерывно бабушкино главное слово. При бабушке оно звучало всегда, только в разном обрамлении. «Господи, спасибо!» – за вкусную еду, за солнечный день, за сказки и песни. И «Господи, помоги!» – если отец обозвал мать нецензурным словом, если мать опять сбежала из дома – «задом крутить», по выражению отца, если несколько дней подряд лил дождь, и бабушка не могла выйти с ним погулять. До встречи с Лизой о бабушке не помнил, никогда не думал. Лиза из детства вернула ему бабушку.

Они с Лизой шли вдоль озера. На другом берегу деревья исходили прямо из воды и почти припадали к тем, что за спиной, а те – к подпиравшим их и к кустам сзади – всё собиралось в сплошное месиво из деревьев и кустов.

В картину застыло солнце над зелёным сплошняком, своим светом прохватило верхушки. И, облитое светом, всё это валилось в воду. В воду нырнуло и застыло облако. И из воды от подножий деревьев било в глаза второе солнце. Опрокинутое в воду небо и небо над головой. Сверху и снизу небо – со светлым облаком в воде. И тихий бабушкин голос «Господи, спасибо!» звучит из прошлого, казалось, давно прошедшего. И эхом Лизин голос: «Господи, спасибо!»

– Спаси, Господи! Спрячь от Херувима Лизу с родителями и Аней!

Но почему не отвечает ни один номер телефона?

Варвара тоже куда-то делась.

Он один в мышеловке. Роскошное здание. Люди, сидящие по своим кабинетам, каждый при своём телефоне и своём назначении. Мирно и тихо. Лишь в кафе – смех и трёп, утробная радость благополучия.

Алесь хочет есть. Но мышеловка прихлопнула его – невозможно извлечь себя из кресла и пройти к двери, сесть в лифт и нажать кнопку кафе.

Войну Херувиму объявил. И уже доказательства есть – в кассетах переговоров с директорами заводов. Чего же медлишь? Иди к Варваре, положи перед ней эти кассеты, и Варвара тут же уволит Херувима.

Стоп. Вот где кроется «но».

А что, если Херувим делится с Варварой добычей? Не похоже, что она так наивна и глупа, чтобы не знать об игре Херувима?!

Тогда зачем велела исследовать ситуацию? Зачем жаловалась: чувствует, что воруют, а поймать за руку не может?

Значит, прийти к Варваре и включить магнитофон.

Что она сделает?

Тут же выгонит Херувима?

Какая сила за её плечами? Коляш? Но он слишком высоко, не докричишься до него в нужное мгновение. А если и докричишься, чем поможет? А здесь кто за Варвару, кто за Херувима? Подчинённые, как правило, начальство не любят.

Диспетчером руководит Херувим. Наверняка велит выдавать «водилам» лишние талоны: чтобы после стадионов, школ и прочих обязательных объектов они могли поездить по частным стройкам. Ежу ясна механика: кто забирает большую часть наличных. Как раньше-то не догадался, сколько времени в прострации пребывал! Сейчас вот как чётко всё по полочкам раскладывается! Водители как на подбор – ловкие, хитрые и комплекцией Аполлону под стать. Их бы к рукам прибрать! Но они на суде стопроцентно поддержат Херувима – без него никто им лишних талонов не выпишет. Ерунда, можно пообещать больше!

«Водители!» – повторяется и повторяется в голове одно и то же, словно пластинку заело на одном месте!

Стоп. Не сходится. Никаких доказательств у него нет! Директора-то заводов на суде откажутся обвинять Херувима, разве дураки они – не могут сложить один и один? Сейчас хоть что-то им да достаётся! Это кто же захочет честным быть и лишь на него с Варварой работать?!

Вот что нужно срочно делать… прежде чем кассеты Варваре под нос совать: попробовать с водителями дружбу завести, подыграть им. Может, в самом деле давать каждому лишнюю ездку без отчислений себе. И тогда они получат много больше, чем от Херувима. Варваре сказать.

И, как часто в последнее время, Лизин голос: «Говорю со старушкой в очереди, в её шкуру пытаюсь залезть. Начинает она мне свою жизнь рассказывать. А мне ох как нужно это: легко смогу старуху сыграть!»

Лиза умеет, получится ли у него? Пропасть между ним и «водилами». Цели разные.

Согласится ли Варвара дарить им лишнюю ездку, чтобы они тоже выгоду имели, не сбежали бы после разоблачения и работали на них с Варварой с удовольствием?

В любом случае Херувима нужно поскорее убрать, пока тот не убрал их с Варварой.

Война с Херувимом только вот сейчас начинается. Как можно скорее действовать, пока Херувим не добрался до Лизы.

А то, что ещё не добрался, ясно: иначе сидел бы уже в своём кабинете напротив Васи. Васи-то нет во Дворце! Значит, не нашёл их с Лизой!

Алесь встал. Отпустили его тиски мышеловки.

– Господи, спаси Лизу с Аней, а уж я поспешу, уж я расстараюсь.

Сейчас к диспетчеру. Вряд ли Херувим Ларе что-нибудь выделяет. Приказал столько-то ездок оформить, она и оформляет, не задумываясь. Вот и узнать, сколько приказывает: «водилы»-то должны сделать три в день! Если больше, значит предположение верно.

После Лары – к амбалам-водилам: не может быть, что не найдёт он с ними общего языка: о чемпионате по футболу порасспросит, о боксе.

Обеденный час. Тишина расползается из пустых кабинетов, спутывает ноги. Может, Лара уже вернулась из кафе?

Её кабинет – в боковом отсеке – на отшибе. Перед ним – холл, в котором по утрам собираются «водилы» – получают свои талоны. Сейчас тут никого. Водители – в рейсах.

– И долго будем ходить под бабой?!

Алесь прилип к полу.

Что сейчас делать в диспетчерской Херувиму? И почему дверь полуоткрыта?

– Ты чего так ложанулся? Изменила – мсти!

– Ещё не изменила…

Разве Аполлон с Херувимом заодно? Аполлон же – с Варварой!

– Только глянул на интеллигентика, понял: нам с тобой хана! Твою бабу увёл, мне на пятки наступает, чую. Это всё Варька нам на голову наклала. И мою Ваську вместе поимели! Хватит сопли верёвками распускать, тут болота не надо. Слушай сюда, вша ты жидкая. Коль мужик, давай Варьку раскатаем.

– Заткнись! Что брешешь? Да я…

– Что «я»? Не раскатаем её, она нас с тобой обоих по ветру пустит, нос у меня… чую. Уже в штаны наклал? Моё дело – хлороформ, чтоб визга не вышло, твоё – вынести девку отсюда, в машину сунуть и из машины скинуть под каток. Полигон под небо, вот-вот прикроют… каток и прочее оттуда оттаранят. Пока там заправляет наш Кощей, успеть надо. Жить-то или Варьке с интеллигентиком, или нам с тобой! Хто глава фирмы? Варька. Её и убрать прежде. Вякнешь слово, тебя раскатаю, ты меня знаешь… сколько уже… Ничего Кощею не пожалею за такое зрелище! Чего глазёнками бегаешь? Выбора у тебя, вша грязная, нету!

Бежать, пока не вышли. К Коляшу. В милицию. Предупредить Варвару. А ноги прилипли к полу – не шевельнуться.

2

В тот день…

До того дня была ещё целая жизнь!

До глубокой ночи сидели за столом отец и Гоги, по очереди говорили по телефону с Петром.

Она не стала слушать – ушла спать. Её ломало и корёжило, как при высокой температуре. Что-то готовится… накрывает их чёрным пологом, а полог набухает градом.

Они с Алесем гуляли у озера. С трёх сторон защитой деревья. И широкая дорога – с их стороны. Солнце медленно спадает за спину леса. В озере – небо, солнце, лес, высветленные верхушки, и в глуби озера – облака. Еле колышется вода, кое-где собирается в лёгкую рябь. Опрокинутый мир.

Но вот солнце сползло за деревья.

Только что в чистом небе и озере – солнце, и сразу тучи, корёжатся под ветром волны и изламываются ветви, деревья в воде.

«Бежим скорее!» – Алесь тянет её за руку от озера, а у неё ноги подламываются. Видит же она, знает – сейчас начнётся гроза, их зальёт дождём, а то и градом забьёт, а двинуться не может.

И сейчас чувствует: их вместе с Алесем накрыло чёрным пологом. Но если у неё есть защита – вон они, сильные, умные, сидят за столом, с адвокатом вырабатывают план их с Аней спасения, то Алесь – один.

Аня плачет. Не плачет, скулит, как когда-то скулил маленький Гриф. Он тосковал о своей тёплой большой маме, а его от мамы оторвали. И тогда они с Алесем взяли его к себе в кровать, подстелив клеёнку, и положили на него руки: конечно, мы не твоя мама, но сейчас, сейчас ты угреешься. Ночью Гриф оказался у них под одеялом. Пришлось купить большого мишку и приучить Грифа прижиматься к нему. Так и остался мишка жить на Грифиной подстилке. Гриф очень быстро перерос его, а всё не разрешал убрать игрушку.

Аня скулила, как маленький Гриф.

Не надо быть психологом, чтобы понять и её страх перед бандитом, и её обиду на Лизу – зачем привела Диму. Прошлое настигло девочку, когда она чуть распрямилась и поверила в новую жизнь.

Лиза чувствует Аню: при бандите не плакала, а сейчас скопленная боль выходит.

– Доченька, он не найдёт тебя, его арестуют… вот увидишь! Ты же не одна. У тебя есть бабушка с дедушкой, папа с мамой. И будут братья и сёстры.

– Прогони Диму, он плохой, я не хочу его, пожалуйста!

Падает солнце за сплошняк деревьев. Снова чёрная плотная мгла.

– Сама увидишь, он плохой. Прогони! Я боюсь его.

– Почему боишься? Он несчастный. Он болен!

Она хочет спать. Она пришла спать.

– Пожалуйста, мама, послушайся меня, пока не поздно.

– Тебя больше Дима волнует или твой удочеритель?

Вошёл в комнату Гоги. Как всегда, сначала сел со стороны Ани, склонился над ней, стал гладить по голове.

– Спи, моя девочка, пусть тебе приснится такой сон, которого ты ждёшь. Твоё чудо. Спи, маленькая.

А потом склонился над ней:

– Всё будет хорошо, Лиза. Репетировать будем дома с твоими партнёрами.

– Они могут проболтаться, где мы.

– Не волнуйся ни о чём. Сначала я отрепетирую все сцены без тебя. Мы выиграем время. Петя говорит: он знает, что и как делать. С ним Николай. Уже в курсе. Успокойся. Ты здесь в безопасности. И Аня. И родители. Мы все вместе. И не так просто с нами справиться. Завтра приедет Петя, у него выходной. И, может быть, завтра же заедет Николай. Послезавтра свободный день у меня. А через четыре дня сюда переберётся пара хороших людей, нам помогать. Ты одна не останешься. И у Семёныча есть оружие, он – на связи. Спи, моя девочка. Ни один волос не упадёт ни с твоей, ни с Аниной головы.

Лиза робко дотронулась до горячей Гогиной руки, гладившей её. Гоги вздрогнул.

Утром мама увела Диму в поликлинику. Гоги уехал в театр. Аня принялась раскладывать игрушки и бельё в детских комнатах. Не успела Лиза принять душ, как раздался звонок в дверь. Залаял Гриф. Выскочила полуголая.

Испуганные глаза Ани, Гриф лает.

Что делать? Затаиться и не подавать голоса?

У Семёнычей свой ключ.

– Он? Нет, он не может найти… как узнает, что мы тут?! – Аня дрожит.

Звонит телефон. Аня хватает трубку, секунду слушает и с криком «Это дядя Петя», не разъединившись, бежит открывать калитку.

А Лиза спешит одеться.

Одновременны радостный взлай Грифа и крик Жоры:

– Где моя мама?!

Натянув свитер, Лиза мчится к мальчику, подхватывает его, он всеми десятью пальцами больно впивается в её шею.

Жора стал невесомый.

– Лизуш, прости, раньше времени, но он отказался есть, играть, заниматься, всех извёл: хочу к маме! Документы на усыновление я оформил.

– Мама! – Аня со злостью отрывает Жору от Лизы, ставит на пол. – Ты только моя мама! Я не хочу, чтобы ты его любила!

– Нет, она только моя мама! – Жора молотит Аню по животу и истошно ревёт. – Она меня нашла первого! Не хочу!

Лишь мгновение Лиза потерянно смотрит в перекошенные горем лица, но в следующее, собою ощутив их состояние, кричит:

– И тебе, Жора, и тебе, Аня, хватит меня, вон сколько мамы каждому, – она распахивает руки. – Смотрите, видите десять пальцев, ну, скажите, какой я люблю? Аня, полюби братика, Жора, полюби сестру! Кроме меня, Жора, вот тебе ещё душа, чтобы любить. Смотри, Жора, какая красивая и добрая у тебя сестра! Смотри, Аня, какой красивый и добрый у тебя братик! Вы будете заботиться друг о друге. – Лиза обнимает обоих. Никак не получается в лепете выразить радость материнства. – Ты разбогатеешь, Жора, когда поймёшь, что у тебя есть сестра! Ты разбогатеешь, Аня, когда поймёшь, что у тебя есть брат. Ну же, посмотрите друг на друга. Мы – семья. И ещё придут к вам братья и сёстры. И все будем вместе.

Жора плюхнулся на пол и, как когда-то, прижался к брюху Грифа. А с другой стороны на пол уселась Аня и ткнула свои руки к морде Грифа: лижи!

И Гриф стал лизать, как когда-то, когда понял: Аня – от Алеся.

Петя перевёл дух.

– А накормит нас кто-нибудь? Мы с Жорой не завтракали.

– И мы тоже, – удивилась Лиза. – Анюта, у нас с тобой есть еда?

Аня вскочила и кинулась к холодильнику.

– Я вчера курицу сварила. Яйца у меня есть. Жора, ты хочешь курицу, яйца, рис, творог? Дядя Петя, вы творог едите с изюмом, да? А мама – рис, да?

Аня раскладывала еду, Лиза шептала ей: «Ты воспитатель, вот и попробуй, сделай так, чтобы Жора успокоился. Посмотри, какой он тощий. Ты же слышала: не ел, не спал, не играл! Представь себе, ты нашла своего родного брата, разве так не бывает?»

– Жора, хватит целовать Грифа, иди руки мой! – строго крикнула Аня.

Не только Жорины документы привёз Петя. Он вручил им с Аней и бумаги об окончании курсов.

– Как это тебе удалось?

– А как у нас сейчас всё делается? Давай доллары и получай любые корочки. Умение доберёте практикой. Нужные разработки, пособия, книги у вас есть, головы на плечах тоже.

– А где же ты взял деньги?

– Гоги завёз.

– Мама, можно на завтрак мороженое? Вчера бабушка принесла.

– Конечно. Мороженое и с творогом хорошо.

Распахнулась дверь, и вошли мама с Димой.

– Вот это подгадали! – бодро говорит мама. – Идём, Димыч, руки мыть. Смотри-ка, у них мороженое. И какао пахнет.

Но Лизу не обмануть: мама расстроена. Неужели СПИД?

Жора кинулся к Диме, преградил путь в ванную.

– Ты кто? – Задрав голову, выбросил кулаки и готов был начать молотить Диму, как недавно Аню.

Лиза обняла Жору.

– Ну, что ты, сынок, развоевался? Не видишь, какой Дима тощий, совсем как ты. Играть будете вместе. Усади-ка его рядом с собой, положи мороженого. Спроси, что ещё он хочет? Поухаживай за ним, пожалуйста.

Уже подошло к губам – «не хочу», но Лиза потушила его – стала гладить Жору по колючей детдомовской стрижке. «Мой сынок», «мой сынок», – бормотала про себя.

– Хочу курицу с мороженым! – подал голос Дима.

– Сначала пойдём руки помоем! – зовёт мама из ванной.

Петя уехал. Мальчикам включила фильм про Чебурашку. Попросила смотреть внимательно, чтобы смогли ответить на её вопросы. Аня с Ольгой Семёновной принялись готовить обед. И лишь тогда мама смогла ввести её в курс дела. Анализы будут готовы через неделю, а пока нужно выделить особую посуду. СПИД не СПИД, но отчего-то очень маленькое количество белых кровяных телец. Задний проход – в состоянии катастрофы. Пришлось сделать обезболивающее, изъяли огромное количество спрессованного каменного кала, ввели смягчающие, разжижающие лекарства, начали лечение трещин. Ходить на процедуры нужно будет каждый день.

– Думаю, понадобится не меньше месяца, прежде чем наступит облегчение. Передвинула часы приёма больных, чтобы успевать водить его туда-обратно. Не пойму, чем объяснить некоторую нечувствительность к боли. Сейчас исследуем, нет ли перерождений: по картине болезни Дима должен непрерывно орать от боли. Целую. Бегу. Спасибо за обед. Не выходи из дома, доченька!

– Мам, а ведь и тебя он знает по фотографии.

– А шапка на лоб, а очки? Я, доченька, играю в детектива, я ещё сама расквитаюсь с этим ублюдком, извини за неполиткорректное слово, но другого у меня нет. И с ублюдком, что натворил с Димой. Диму нужно очень хорошо кормить. Попроси Гоги в перерыв съездить на рынок – купить фруктов и овощей, побольше свёклы и моркови.

Никогда так не уставала, как в последние два дня.

Мальчики носились друг за другом, переворачивали стулья, делали крепость из них, орали так, что звенели стёкла. Дима подставлял Жоре подножки или хлопал его по голове пластмассовой трубой. Летели со стола вилки с ложками, которые Аня раскладывала задолго до еды. И гремели по дому матерные слова и злое Жорино слово «жопа». Лиза растерянно наблюдала, не понимая, как ей вести себя. Она подлавливала момент минутной тишины и начинала рассказывать о приключениях деревянного мальчика. Ловила слабый интерес и тут же подхватывала их, усаживала на диван и раскрывала перед ними книжку. «Его вырезали из полена». – «Ну, чего врёшь! Из дерева человека вырезать нельзя!» – «Так, это же сказка! В сказках живут не обычные люди, а выдуманные», – откуда-то звучал Анин голос. Лиза не читала сказку, а говорила своими словами, стремительно нанизывая эпизод за эпизодом, до тех пор, пока или Жора, или Дима требовали: «Покажи картинку и скажи, что здесь написано». В другой раз Лиза начинала рассказывать про Ваньку Жукова. Как только внимание ослабевало, она подхватывала их обоих и несла к телевизору, включала мультфильм про Пеппи или про Карлсона, или «Ну, погоди!».

Сумела остановить вопли, мат, воинственность и озлобленность на две минуты, на три, на пять, вот и праздник!

И ещё праздник, если кто-то из них ответит хоть на один её вопрос: «О чём рассказ (фильм, сказка)?», «Кто тут самый главный герой?», «Кто нравится автору, а кто нет?»

После каждого «урока» она теряла вес, уверенность в себе. Что она наделала? Разве она сможет справиться с Димой?

Жора резко изменился к ней. Если в первый день он вис на ней, не отходил от неё, то теперь всё чаще затаивался на диване или в детской перед паровозом или самосвалом и издалека смотрел на неё обиженно. У него прыгали губы, а порой он и слёз не мог сдержать. У неё же не хватало сил подойти к нему, взять его на руки, прижать к себе, как когда-то, и зашептать: «Я больше всех тебя люблю!»

И ещё мучило её то, что никак не могла она полюбить Диму. В ней нарастало чувство враждебности и недоброты. Это из-за него она не может баловать Жору. Это из-за него она так напряжена и так устаёт. Это из-за него в ней притаился подспудный страх. Это из-за него у неё не хватает сил подойти к Ане, как прежде, и обнять её. Это из-за неё Аня замкнулась.

«Помоги, Господи, – шепчет она засыпая. – Сделай что-нибудь, Господи! Вразуми меня, что делать, как повести себя?»

Всего несколько дней, а кажется – целая жизнь, прошло с мальчиками, а она уже без сил. Что же будет, когда приедут остальные дети?

– Стоп, – остановил её Гоги однажды вечером. Он пришёл домой раньше обычного, за ужином не сводил с неё глаз, почти не ел, а когда мальчиков уложили и Аню увела бабушка, взял её за руку и повёл к себе в комнату. – Рассказывай всё, с самого начала.

Эта его способность слушать! Глазами он впитывает каждое её слово, проживает каждую сцену. Вытирает её слёзы. А когда она жалобно признаётся: «Я совершила громадную ошибку», – начинает смеяться.

– Вот это да! Вот это рассмешила! А ты думала: облагодетельствовала, накормила, и всё. Вот сидят пай-мальчики, сразу готовые для плаката. Честно говоря, я думал, будет много труднее. Уверен был, что Дима начнёт сразу обчищать наши карманы и кошельки, резать все вещи подряд и крушить посуду. Это дети порока и беды. Им сначала нужно вылечиться от страха и одиночества, от неверия взрослым. А ну, вытирай слёзы. Ты просто героиня. Они у тебя слушают книжки и смотрят фильмы. Они моют руки перед едой и не плюют в твою тарелку. Ты чудеса совершила за несколько дней. С этой минуты расслабься, поверь в чудеса, поверь, они случаются не только в сказках. И наберись терпения!

И Лиза ткнулась ему в грудь, впервые, не в силах сказать «спасибо».

А он стоял перед ней испуганным мальчиком с руками по швам.

И она испуганно отстранилась.

– Мама, папа, идите взрослый чай пить. Бабушка зовёт, потому что дедушка пришёл.

Первые книжки, робкие, часто нелепые и неожиданные ответы на вопросы, наблюдения за пробуждением весны – появлением травы и стеблей цветов, когда-то посаженных радивыми хозяевами, игра в шахматы и в настольный теннис с Гоги и дедом. А ещё уборка подвала – скоро должны привезти первую беговую дорожку для спортивного зала. Каждую секунду Лиза вглядывается в лица своих детей – так она сказала, сделала, попросила, не так, поняли или нет, не скучно ли им.

Праздником – звонок Риши.

– Лиза, сын возвращается! Лиза, сын едет домой! Пётр и Николай помогли. Они волшебники! Ты слышишь, что я говорю? Сын сказал, что хочет жениться, хочет ребёнка. У меня будет мой собственный внук, с минуты рождения. И я смогу сразу всё подарить ему! Лиза, ты слышишь меня?

И, словно шлюз раскрыли, хлынули слёзы, а с ними вместе вырвались все страхи, всё напряжение последних дней.

– Ты чего ревёшь? Ты должна радоваться за меня!

– Я и радуюсь! Я так радуюсь!

– Только помогать тебе не смогу, когда родится внук, – звенит девчоночий голос Риши. – А пока могу приезжать. Хоть завтра.

– Приезжать не надо. У меня очень много помощников. Приезжай с сыном, как только он вернётся.

– Первый шаг в нашей жизни будет к тебе. Сразу!

Гоги, наконец, объявил, что будет репетиция с ней, и к семи привёз Анатолия.

Впервые Аня осталась с мальчиками одна.

Репетировали в Гогиной комнате – она оказалась самая просторная: подразумевалось – станет их общей комнатой.

Аня ворвалась к ним в середину мизансцены:

– Мама, я пошла в уборную, они смотрели кино вместе с Грифом. Вернулась: Гриф дома, их нет.

– Ты не ругала их?

– Нет же, мама, я же воспитательница и должна быть терпеливой! Всё по методике делала, как ты. Спрашивала: что им понравилось в фильме про Пеппи? Мама, я выскакивала в сад, звала, кричала.

– Лиза, не паникуй! Войти и увести их никто не мог. Они сбежали. Мы их найдём!

– Понимаю, Дима сбежал, но Жора?!

– Подговорил, убедил. Вопрос: куда повёл, если он не знает ничего в посёлке?!

Гоги попросил Анатолия уехать домой, вызвал Петра и Коляша.

Аню оставили на связи. И вместе с Грифом выскочили на улицу.