Удар был не очень болезненным, и если бы не шершавая, как наждачный круг кочка, больно ободравшая правую щеку, то падение можно было бы назвать вполне успешным. Желтая муть в глазах начала постепенно рассеиваться. Максим моргнул пару раз, разгоняя противную пелену и прислушался к своим ощущениям. Первое — жив, второе — башку вроде бы не отшиб, хотя ударился, судя по всему крепко. А теперь надо попытаться привести себя в вертикальное положение, пока какой-нибудь сердобольный прохожий не бросился звонить в скорую. Собравшись с силами и упершись ладонями в землю, он приподнял гудящую как колокол голову и наткнулся взглядом на здоровенного жука-навозника, деловито спешащего по каким-то своим, навозным делам, суетливо елозя черными лапками по коричневатому песку. Стоп, стоп! Какой такой песок, откуда?! Он же на остановке….Резко вздернувшись, Максим не удержался и тяжело осел на колени. Впереди, на сколько хватало взора, лежала, извиваясь между буроватых, словно покрытых армейской маскировочной сеткой, холмов узкая каменистая долина. Раскаленный солнцем воздух парил над белесыми камнями дороги, уходившей куда-то за ближайшие холмы и далее по дну долины к серо-синей полосе горизонта. Максим медленно, словно боясь вспугнуть видение, обернулся назад. В метрах тридцати, позади него, вздымалась грязно-белая известняковая стена. В стыках ее здоровенных каменных блоков лепились, то здесь — то там, какие-то чахлые кустики, взбираясь почти до самых зубцов. В распахнутые настежь створки громадных ворот медленно втягивался верблюжий караван, а на самом верху, у парапета надвратной башни, маячила человеческая фигура с пускавшими солнечных зайчиков, большим прямоугольным щитом в руках…Звенящая тишина в ушах вдруг лопнула, сменяясь водопадом звуков, запахов, ощущений — ревом верблюдов каравана, надсадными криками погонщиков, скрипами, звоном, лаем невидимых собак за стеной, шуршанием песка.

— Е-мое…,- прошептал Максим проводя языком по пересохшим губам,-

— Это что за хрень — то такая! — пытаясь избавиться от наваждения, Максим затряс головой, с силой сжав кулаки. То, что это не сон и не шизофренический бред, было уже ясно, хотя где-то глубоко еще таилась надежда, что сейчас все пройдет и встанет на свои места…

— М-м-м, — застонал Максим сжимая виски, -

— Вот же старая сволочь! Он же не шутил, гад! — в памяти мгновенно всплыли все их полуночные беседы со старым каббалистом. Но это ведь невозможно! Так не бывает!!! Зарывшись лицом в ладони Максим попытался справиться с волной невообразимой паники захлестнувшей его. Близкий топот множества копыт заставил бросить взгляд в направлении стены. Из крепостных ворот на всем скаку вынесся небольшой, около десятка всадников, отряд и остервенело нахлестывая по конским крупам ножнами коротких мечей, понесся мимо Максима в сторону холмов, обдав его тучей песка и похожей на муку, белой пылью. Ну, так, подумал Максим, пора убираться отсюда, а то следующие жокеи, чего доброго, растопчут к чертовой матери. Максим поднялся на ноги и осмотрел себя. Да-а видок тот еще, ну вот разве сандалии еще туда-сюда, под эпоху — вывод о эпохе он сделал, успев рассмотреть промелькнувших всадников. Круглые, явно кожаные шлемы, туго завязанные под бритыми подбородками, такие же нагрудники с нашитыми на них бронзовыми квадратами закрывали тела всадников от плеч до середины бедра, оставляя обнаженными руки и ноги с примотанными к коротким, на манер молдавских постолов, сапогам, пластинами поножей. У каждого воина было короткое копье и небольшого размера, прямой и довольно широкий меч.

Да, на сандалии вряд ли кто внимание обратит, с остальным гораздо хуже: защитного цвета шорты и некогда красная, а сейчас коричневатая, футболка с черной через всю грудь надписью "феррари" и желтым значком автогиганта на рукаве. Эта амуниция, наверняка должна привлечь нездоровый интерес аборигенов, да, и что удивительно, все еще работающие японские часы в черном пластиковом корпусе, вкупе с притороченным к поясу мобильником, явно не вязались с окружающей действительностью. Быстро проведя ревизию карманов и придя к нерадостному выводу, что швейцарский ножик, пол-пачки Кента и одноразовая зажигалка составляют все его достояние на данный момент, Максим, опасливо озираясь, побрел к воротам.

Как ни странно, его появление не вызвало никакого ажиотажа, двое кимаривших в нише ворот стражников, лениво скользнув по нему заспанными взглядами продолжили несение службы, вяло отмахиваясь от полчищ мух и слепней. Узкие, мощеные белым, отполированными тысячами подошв и копыт камнем, улицы извиваясь и неожиданно поворачивая под невероятными углами, плавно поднимались в гору. Максима поразило невероятное количество разношерстного люда заполнявшего все свободное пространство. Они кричали, ругались размахивая руками, сидели в тени стен нависавших домов или просто валялись у неглубоких сточных канав прорытых по сторонам. И запах, запах! Казалось город только что перенес разрушительнейший пожар, дым от сотен и тысяч жаровен, печей и мангалов низко висел над плоскими городскими крышами. Беда бы только дым, из узких подслеповатых окон-бойниц на улицу выливались ведра нечистот, выбрасывалась какая-то рвань и требуха. Первые этажи зданий представляли собой открытые арочные помещения, заваленные мешками с товаром, или заставленные грубо сколоченными деревянными столами, напоминающие столярные козлы, и длинными скамьями. Там покупали и продавали, ели, пили и спали, жизнь бурлившая в городе походила на огромный муравейник, где не смотря на кажущийся хаос, все подчинено четкому, нерушимому распорядку. Слегка ошалевший от массы нахлынувших на него впечатлений, Максим все же не преминул отметить еще одну, с позволения сказать, странность. Он, человек по — совковому тугой к иностранным языкам, прекрасно понимал о чем говорят вокруг! Вон тот, похожий на павиана дед, что силы лупивший кулаком по спине грязнющего худого мужика, единственную одежду которого составлял кусок ветоши на бедрах, да ошейник на грязной, жилистой шее, кричал тонким петушиным голосом

— Ты-ы-ы!! Сын свиньи, тупоголовая финикийская тварь! Если ты еще раз уронишь тюк, который стоит больше чем ты со всей своей свинячьей семьей, я вколочу тебя в навоз по самые ноздри!!! — причем из-за малости роста, дедок был вынужден подпрыгивать перед каждым тычком кулака, смешно подрыгивая короткими ножками. А те двое, в расхристанных халатах с внушительных размеров дубинами, висящих на красных поясах городских сторожей, кляли на чем свет стоит какого-то Эзру, сумевшему скрыться от них вместе с наворованным….Получивший за последние четверть часа добрый десяток толчков, пинков и проклятий, Максим решил не торчать более на одном месте с разинутым от удивления ртом, тупо хлопая глазами, а подняться на верх по этим кривоколенным переулкам, туда, где в просвете крыш виднелась украшенная статуями колоннада.

*****

Ровным, уверенным шагом, человек преодолел короткий каскад лестниц и прошел сквозь небольшую арку в глубь между смыкающимися стенами соседних домов. Лет около тридцати, он был одет в светлую груботканую тунику и талит *, голову украшало некое подобие чалмы из скрученной в тугие валики ткани. Толкнув низкую створку двери, он поднялся по крутой каменной лестнице на второй этаж и вошел в небольшую сводчатую комнату, освещенную слабым, мерцающим светом масляной лампы. Оглядев практически пустую, за исключением деревянного стула в центре, комнату молодой человек облокотился о косяк входной двери и пошебуршав рукой в складках талита, вынул большое красное яблоко. Осмотрев его со всех сторон, он впился в румяный яблочный бок, разбрызгивая сок по аккуратно подстриженной бородке. В дальнем, погруженном в чернильную тень, углу комнаты послышалось негромкое покашливание и глухой голос произнес:

— Приветствую тебя, о Великий! — молодой человек нехотя скосил глаза на голос, оторвался от стены и продолжая хрустеть яблоком уселся на стул устало вытянув ноги.

— А. это опять ты…, ну здравствуй, Магистр. Ну давай, давай, выходи! — в углу обозначился силуэт человека стоящего на коленях и два ярких белесых глаза сверкнули из темноты.

— Чего пожаловал? Опять что-нибудь стряслось? — сидящий на стуле слегка наклонил голову и снова откусил от яблока.

— Он прибыл, Великий! Он уже здесь! — драматическим шепотом отозвалась фигура.

— Ну да, ну да, прошлый раз ты тоже мне это говорил, а что вышло?! Я угробил целый день, ты понимаешь? Целых двенадцать часов своего драгоценного времени и все впустую! Только для того чтобы узнать, что твой посланец сошел с ума и был забит камнями.

— Нет, нет! Великий, в этот раз все прошло успешно, ты же знаешь, как долго мы искали, сколько материала было проверено! Нет! Никакой ошибки, в этот раз не будет, я клянусь… — запричитал неразборчивой скороговоркой Магистр.

— Не клянись, старик! Что значат клятвы того, чей путь уже предначертан? Как любите все вы сотрясать понапрасну воздух, это что — игра такая? А если не сдержишь клятву свою, то что? Гром тебя дурака поразит, что-ли!? Черта-с два! Ты умрешь тогда, когда положено и ни минутой раньше. А вот когда положено тебе умереть знает лишь один человек и ему, уже начинает надоедать твое присутствие! — молодой человек пружинисто поднялся со стула.

— Где он?-

— Он вошел в город, Великий, и двигается от Женских Ворот вверх, к Синедриону,-

— Так — так, — задумчиво проговорил Великий скрестив на груди руки,-

— Он еще вне уравнения, вне мира и системы….Кто нибудь наблюдает за ним? — обратился он к Магистру.

— Э-э. нет, Великий…Ты же не давал нам приказа на это, да и каким образом? Наших сил и умений не хватит на это…вот разве ты, несравненный, подаришь нам, недостойным, эту толику знаний и….-

— Перебъетесь! — грубо оборвал он Магистра, -

— Потом, может быть…,а сейчас оставь меня, я должен все обдумать. Прощай!

— Ваше желание свято… — темная фигура отступила глубже в тень, белесые глаза потухли и силуэт дрогнув, растаял средь грубой каменной кладки стены.

*****

Максим шел поднимаясь по крутой улице пытаясь, с одной стороны, не попасть под помойный душ из какого- нибудь окна, с другой стороны ему совершенно не хотелось привлекать внимание окружающих своим нелепым, по здешним меркам нарядом и ростом. Он был несказанно удивлен тем фактом, что встречаемые по пути местные жители были отнюдь не гигантами, росточку у аборигенов было, в лучшем случае, метр-семьдесят, да и то, у самых высоких. Эра акселерации еще не началась и Максим, со своими ста девяносто сантиметрами роста, казался просто гигантом. Что вкупе со странной одеждой чрезвычайно занимало всякого рода зевак и вызывало буйную радость у юной части населения города. Мальчишки носились вокруг него с визгами и тыча грязными пальцами вопили что-то о сумасшедшем Голиафе. В целом, ситуация была безрадостной, потому как дать им "по-шеям" Максим, в силу своих цивилизованных привычек, не мог, а терпение подходило к концу. Неожиданно всю эту веселящуюся мелюзгу, как ветром сдуло. Да что их! Разномастные зеваки, торговцы и даже вечно грустные, навьюченные громадными тюками, ослы постарались просочиться в узкие щели между домами или как минимум прижаться к стенам сливаясь с ними, на манер камбалы зарывающейся в песок. Сверху, из-за угла высокого трехэтажного дома, раздался громкий металлический лязг и тяжкая поступь множества ног. С силой впечатывая подошвы подбитых железом сапог в брусчатку улицы, из-за поворота показался марширующий тремя колоннами отряд. Хмурые, дочерна загорелые лица под тяжелыми гребенчатыми шлемами, большие, слегка изогнутые прямоугольники щитов, начищенные до ослепительного блеска, бронзовые панцири и лес увенчанных длинными, в руку, наконечниками копий, неукротимо надвигался на ошарашенного Максима. Чья-то рука с силой впившись в локоть, резко потянула его к стене дома.

— Ты что торчишь истуканом, сумасшедший?!!! — зашипел чей-то голос позади, — Неужели не нашлось никого, кто вбил бы в твою пустую башку — тот, кто не уступает дорогу непобедимым триариям*, кормит своими потрохами ворон, в городском рву!!! — обернувшись, Максим увидел небольшого роста мужика, одетого в засаленный халат и некий, напоминающий воронье гнездо, головной убор, на вытянутой как чарджуйская дыня голове.

— Эй, болван! Ты говорить-то умеешь? — заорал мужичонка, не выпуская локоть Максима из рук.

— Пошли, пошли! Шевелись, отпрыск Голиафа! — и потянул его куда-то вглубь узкого прохода между домами, то и дело воровато оглядываясь. Совершенно выбитый из колеи Максим, не сопротивляясь, потащился, то и дело пригибаясь, чтоб не разбить голову о низкие своды арок, в лабиринт проулков и загаженных тупичков. Неожиданно, не доходя низкого покосившегося плетня, судя по аромату, огораживающего отхожее место, провожатый резко остановился и пихнув Максима в грудь зашипел:

— А-ну, говори недоумок, ты кто? Откуда взялся в нашем благословенном Йерушалайме? Ну! Не хлопай на меня глазами, а отвечай! О, Элоим, ты еще и немой, впридачу? -

— Э-э. м-м-м. нет, — промямлил Максим, — нет, я не немой, — при этом он напряженно следил за реакцией собеседника на свои слова.

— О! Заговорил! — подпрыгнул мужик щелкая пальцами, — Уже хорошо! -

— Так вы поняли меня? — изумленно спросил Максим —

— У-у… А ты часом не слепой? Какие-такие, мы, которые тебя поняли? Ты болван, видишь тут кого-нибудь еще, кроме меня? — заржал он и выразительно повертел пальцем у виска.

— Зовут- то тебя как? -

— Макс. э-э. Максим —

— Как- как?! Максимус? Римское имя…Хммм…А говоришь по-нашему как местный! — вздернул он брови.

— Так, ладно, слушай меня внимательно, Максимус! Меня зовут Азриэль, запомни, тупоголовый, Азриэль из рода Коэнов! Всем кто тебя спросит, будешь говорить, что твой хозяин — Азриэль, запомнил?! Будешь себя вести хорошо, получишь еду, за ослушание — отведаешь плетей! Так, дальше… — Азриэль суетливо забегал перед Максимом,-

— Две монеты кузнецу, за ошейник…потом…потом к квартальному — еще пять монет…он напишет что я тебя купил у финикийцев…, а там посмотрим, может продам тебя, а может и оставлю! — он весело блеснул глазом, еще раз внимательно оглядел Максима, и остановил взгляд на ремешке часов-

— О! А это что у тебя? Браслеты рабы носят не на руках, а на шее! Хе-хе-хе, — довольный своей шуткой Азриэль подскочил к Максиму блеснув длинным и острым лезвием ножа, непонятно откуда возникшим в его правой руке.

Позже, оценивая ситуацию, Максим убеждал себя, что во всем виноват конечно же стресс. Случись подобное в Академгородке, или, скажем, в Тель-Авиве, он естественно поступил бы иначе, но тогда….Он не успел ни чего сообразить, все произошло мгновенно, возникший где-то в глубине памяти сигнал, рванул дремавшие столько лет рефлексы. Перехватив и вывернув кисть сжимавшую нож левой рукой, Максим внезапно дернул нападавшего в сторону и нанес правой резкий удар по локтевому сгибу, одновременно толкнув начинающее валиться тело противника в стену. Хруст вылетевшего сустава, тонкий заячий всхлип и звон отлетевшего ножа слились с глухим звуком падения тела. Глубоко выдохнув Максим тяжело осел на горячие камни проулка, переведя взгляд со своих трясущихся рук, на похожее сейчас на кучу старых тряпок неподвижное тело. Он растерянно посмотрел по сторонам — проулок был совершенно безлюден. Как же так, ведь столько лет прошло с того далекого дня, когда они, тридцать розовощеких, двадцатилетних пацанов в побуревших от пота камуфляжных комбинезонах, выстроились по периметру зала тяжело дыша открытыми ртами. А "пожилой", как им тогда казалось, тридцатилетний инструктор, с пятью защитного цвета капитанскими звездочками на мягких погонах "афганки", долго всматривался в их лица прежде чем сказать тихим, усталым голосом:

— Запомните, ребятки, у вас не будет времени на раздумья о том, что и как нужно сделать. Как напасть и как защитится, там…или ты, или тебя. Вопрос только один, чьи рефлексы быстрее, твои — и завтра будет еще один день, его — и ты пассажир "Тюльпана". Поверьте, я не пугаю вас, просто я хочу, что бы у всех у нас завтра был еще один день…-

*****

Молодой человек в светлой тунике долго петлял по шумным и узким улицам Нижнего города. Заглядывая в лавки, перекидывался шутками с квартальными сторожами, посетил с пяток разного рода харчевен, где коротко, а в некоторых и подолгу беседовал с разными людьми, прежде чем направиться в сторону Овечьего Рынка. Он обогнул по большой дуге бассейн Струтион и холм, с взметнувшимся вверх в частоколе золоченых колонн-зданием старого дворца Хасмонеев. Еще немного поплутав по окружавшим рынок переулкам, человек подошел к малоприметному одноэтажному дому и трижды, с разными интервалами, постучал в дверь.

— Приветствую тебя, господин! — открывший двери мальчик склонился в поклоне.

— Здравствуй и ты, веди… — он проследовал за слугой через анфиладу маленьких захламленных комнат к низкой двери, за которой начиналась узкая крутая лестница ведущая вниз. Слуга вынул смоляной факел из кольца на стене и освещая путь, повел молодого человека по бесконечным переходам спускаясь все ниже и ниже. Каменная кладка стен уступила место вырубленному в скале тоннелю и под ногами путников захлюпал неглубокий, неизвестно откуда взявшийся ручей. Юный провожатый резко свернул в одно из многих ответвлений тоннеля, темневших большими чернильными кляксами на красноватых от света факела стенах и остановившись приоткрыл едва приметную бронзовую дверь. За дверью открылась, освещенная светом десятка масляных ламп, большая пещера. Пол был старательно выложен аккуратно подогнанными друг к другу плитами розоватого мрамора, посреди, в большой установленной на треноге чаше, плавая в масле, горело множество фитилей. Вокруг светильника разместились, полулежа на низких причудливо изукрашенных лежанках, трое мужчин. Прихлебывая вино из позолоченных чаш и изредка пощипывая черный, будто тронутый сединой виноград, вели неспешную беседу.

— Мир вам! — весело блестя глазами воскликнул вошедший.

— Ох-о! — старший из мужчин проворно вскочил со своего ложа и прижав руки к сердцу, почтительно склонил голову,-

— Мир тебе! Мир тебе, столь долгожданный друг и благодетель! Безмерно счастлив видеть тебя, здоров ли ты, не отвернулись ли боги? — затараторил он делая приглашающий жест, — Хотя, о чем я! Как боги могут отвернуться от того, кто осенен самой Тихе*! -

— Ну, затянул! Ты дружище Деодор, хоть и царь воров, но до царя риторов — Демосфена, тебе очень далеко! — хохотнул гость усаживаясь, -

— Поведай лучше, что творится в городе? — плеснув себе вина он приготовился слушать.

— Хм-м… — грек огладил черную, как смоль бороду, — Я так и понял, что ты не просто зашел к нам на огонек…. Ну что же, все в общем как обычно: Рим — правит, плебс-работает, рутина… хотя… недавно объявился какой-то то-ли маг, то-ли просто умалишенный. Дня два тому назад бродил по Дровяному рынку собрав вокруг полно всякой базарной швали и говорил, что он есть сын божий! И все эти дурни, повываливали языки, жрали его глазами, работать было — просто одно удовольствие! Даже самые неумелые из моих болванов, вернулись с неплохим уловом! Кстати, Эзра! — Диодор повернулся к одному из своих приятелей,-

— Найди этого полоумного, как бишь его…Иешуа, кажется, и попроси порассказать свои сказки на Верхнем базаре. Завтра же!!! А я пошлю молодцов… — он отхлебнул из чаши, -

— Да, говорят, что где-то под Мегидо опять заваруха, третий манипул с конницей сегодня поутру ушел туда. Ну, что же еще…скоро праздник Пасхи, весь Синедрион соберется, говорят даже сам префект прикатит из Кейсарии. А! Вот Эзра рассказывал, видели какого-то необычного сумасшедшего, у Женских ворот — огромного роста, просто Геракл! Так…пожалуй, вот и все новости.-

— Стоп, стоп! А-ну, по-подробнее об этом Геракле! — молодой человек подался вперед.

— Да ни чего особенного, мало ли в Йерушалайме сумасшедших! — прокаркал со своего места Эзра, -

— Ну, говорят, действительно огромного роста, пожалуй даже побольше этого…как его? Ну, декурион*….- и Эзра наморща лоб защелкал пальцами,-

— Валериан! — подсказал грек,-

— Вот, вот…Валериан, видели, как один из моих людей — Азриэль, прихватил этого, Голиафа, наверное продаст… — Эзра презрительно сплюнул.

— Так, послушайте, я хочу все знать об этом сумасшедшем- куда пошел, что делает, о чем говорит, короче — все! — приказал молодой человек поднимаясь.

— Должны ли мы вмешаться, ежели что, господин? — спросил Эзра.

— Нет, ни в коем случае, просто следите и сообщайте мне обо всем увиденном.-

— Твои желания — закон для нас, мой друг. Не беспокойся, все будет сделано в лучшем виде! — почтительно проговорил Деодор прощаясь.

*****

Глубоко вздохнув, унимая дрожь в руках, Максим подошел к лежащему без сознания Азриэлю и попытался привести его в чувство хлопая по щекам. Действительно, на второй пощечине веки нападавшего приоткрылись, хотя судя по плывущему взгляду, он еще не вполне отошел от глубокого нокаута.

— Ой-вэй! Ты убил меня!!! — заголосил он дурным голосом, хватаясь за вывихнутую руку, — Люди! Меня уби…-

— Заткнись! — Максим резко дернул Азриэля за ворот, — Еще не убили, хотя следовало бы…-

— О-о моя рука, ты сломал ее!!! — запричитал он хлюпая носом, но уже гораздо тише.

— Да не сломал, не сломал…Давай-ка посмотрю, не визжи, ты же мужик, все таки! — Максим ухватил его руку и с силой потянул, вправляя выбитый сустав. Хруст вставшего на место локтя был заглушен истошным воплем пациента.

— Ну, все! Все уже! Не причитай… — поддерживая оседающее тело проговорил Максим, поглядывая на окна в которых начали появляться любопытствующие лица обитателей,-

— Давай, пошли отсюда, — подхватив Азриэля подмышки он направился к выходу из лабиринта. Выйдя на улицу, Максим оглянулся по сторонам соображая, что же делать дальше. Все еще продолжая крепко держать супостата за пояс, он поволок его вверх, туда, где по его расчетам должна была быть ранее замеченная колоннада.

— Куда ты тянешь меня, Максимус?! Сжалься, отпусти! Ну зачем я тебе нужен… — захныкал Азриэль, — Меня ведь даже продать нельзя, я же из рода Коэнов, только казнить…Ведь ты не хочешь казнить меня… а..? -

— Да на хрена ты мне сдался, казнить тебя! А ну, садись! — Максим подтолкнул страдальца к широкой скамье, стоящей у каменного резервуара с мутной, коричневатой водой, — Ты кто? Чем занимаешься? И вообще…сейчас расскажешь мне кое-что и…катись к чертовой матери! Согласен? -

— Я-то, я вор, а что ты хочешь знать, Максимус? — закрутив носом по сторонам, спросил усаживаясь Азриэль.

— М-м-м…понимаешь, я странник, в смысле…путешествую…вот и расскажи мне о городе и вообще, что, где, как… — Максим изобразил руками некую геометрическую фигуру, как он полагал охватывающую все вокруг.

— А-а-а…Странник, а откуда? -

— Из далека, с севера…-

— Что из Битинии? — проявил географические познания Азриэль. Максим понятия не имел, где такая Битиния и даже не представлял с чем она может граничить….

— Нет, я…я…из Дакии! — ляпнул он, вспомнив не раз виденный в детстве румынский фильм.

— Элоим! Это же на краю света…или даже дальше! А что, варвары тоже бреют бороды, как в метрополии?-

— Так! Это я тебя спрашиваю, а не наоборот! — рассердился Максим

— Ладно, ладно…Ну вот, вот это место — Азриэль повел рукой, — Называется Йерушалаим, пуп земли и…хе-хе, самая большая заноза в заднице несравненного Рима! Место конечно отвратительное, одно отребье! Приличному, блюдущему святую субботу, человеку жить просто невыносимо! Но такова уж воля всевышнего, за грехи наши расплачиваемся…гм-м-м…скорее всего…Да, так о чем это я…Ага! Ну что тебе еще рассказать..? — он задумчиво поскреб подмышкой, — Конечно, при Валерии Грате жилось невпример лучше, чем сейчас. Казней было поменьше, да и денег у людей водилось поболее, что для человека моей профессии…хе-хе, сам понимаешь!

— Погоди, — перебил его Макс, — А этот, Грат, он кто?

— Как это — кто?! Префект Иудеи, вот кто! Ну и дикари вы там, в Дакии! — зацокал языком Азриэль.

— Ну…Не то что бы дикари… — замялся Максим, — А сейчас-то кто вместо Грата?

— Сейчас — Пилат, сын базарной шлюхи…ой! — Азриэль прижал руку к губам и быстро оглянулся по сторонам, проверяя не слышал ли кто его слов.

— Стоп, стоп. Пилат же прокуратор?

— Сам ты — прокуратор, говорят же тебе префект, значит префект! Деревенщина заморская!

— Ладно, не гоношись! Пусть будет префект. А дата сегодня какая?

— Что сегодня? — Азриэль удивленно посмотрел на Максима.

— Ну…день какой, год…

— Скажи Максимус, ты головой нигде не ударялся? — заржал Азриэль.

— День какой, ну видали! День сегодня, отвратительный! Потому, что тебя встретил! О, Элоим! Какой день, предпраздничный, вот какой! Завтра праздник Пасхи. А год…Годы теперь все одинаковые — не счастливые…Слушай, Максимус, давай двинем отсюда, а то мало ли…Может кто твои дурацкие вопросы услышал, кликнут стражу, потом не оберешься…Да и жрать хочется.

Максим откинулся на прохладную стену. Так, праздник Пасхи, Пилат…Мысли завертелись в каком-то бешеном калейдоскопе- древний Иерусалим, Берлиоз…Тьфу ты, хрень какая! Берлиоз-то причем?! А! Ну да, в памяти живо всплыл любимый роман. В гущу событий, угораздило! Хотя…Пилат правил не один год, а сколько? Максим как ни старался, но вспомнить так и не смог. Иди знай, сколько лет он тут верховодил, а Пасха каждый год, весной. Так что, не факт, Максим Александрович, далеко не факт, что это — тот самый, первый год новой эры. Ну ладно, это все лирика. Давай-ка попробуем разобраться в ситуации. Итак, то, что он попал в древний Иерусалим не случайно, Максим практически не сомневался. Каким образом эти два старых мерзавца его сюда спровадили — совершенно не понятно, да и не главное. То, что это дело рук, ну… или каких других частей тела, Лейба сотоварищем, яснее ясного. По крайней мере, хоть какая-то логическая точка отсчета. Раз сюда закинули, значит и выковырять обратно смогут…А это уже немало! Максим вскочил со скамьи и принялся расхаживать перед ней под любопытными взглядами Азриэля. Далее, для чего они все это сотворили? Пока не ясно, но ежели не брать в расчет все их беседы о творце, управляющих началах бытия и прочей галиматье, то, вероятнее всего, им нужны какие-то его действия. А какие?! Пока не ясно… Но то, что он должен нечто сделать тут, почти две тысячи лет назад — похоже на правду! Что же, надежда вернуться есть! А значит, имеет смысл бороться! Максим прекратил беготню и посмотрел на Азриэля:

— Ну что расселся! Пошли!

— Я расселся!!! — Азриэль выпучил глаза, — Нет, видали! Сначала он меня убивает, потом заставляет рассказывать то, что известно даже верблюду, а потом — чего расселся! Ой-вэй, нет мне покоя… — он закряхтел и поднялся придерживая выбитую руку здоровой.

— Ну пошли. Только ты это…Меня в городе многие знают, и…ты лучше молчи, а говорить я буду, понял?

— Да понял, понял! Куда пойдем?

— Ну… — Азриэль осмотрелся по сторонам, — Да вот, налево и вниз, к Овечьему рынку.

Они двинулись вниз по узкой, не шире двух метров, ступенчатой улочке. Отполированные тысячами ног и копыт, каменные ступени, стерлись до блеска и напоминали скорее волны, нежели мостовую. Стены домов, зиявшие разномастными, кое-где завешанные тряпьем или пальмовыми матами, провалами окон, смыкались образуя темный лабиринт. Продравшись через текущую по этому "ущелью" толпу людей они вышли на небольшую террасу. У Максима захватило дух от открывшейся взору картины. Позади них, взбегали по крутому склону горы, сотни прилепившихся друг-к-другу домов. Образуя лабиринты из крутых, запутанных улиц, дома поднимались вверх, обрываясь у подножья стены. Сложенная из огромных грязно-серых блоков, стена тянулась опоясывая холм, на сколько хватало глаз. За ней, ближе к вершине, взметнулись частоколы колонн, держащие крытые красной черепицей портики. А выше, на самой макушке, виднелось здание, в окружении четырех могучих, чем-то смахивающих на шахматные ладьи башен.

— Ух ты! А там, что? — Максим указал на холм.

— Там? Там верхний город, дворец Ирода Великого, а дальше Храм.

— Так нам туда?

— Ты себя в зеркале видел, Максимус? Если нет, то пойди посмотрись, перед смертью полезно будет. Не будешь задавать всевышнему глупых вопросов — за что меня, в брюхо копьем! Нет, нам — туда! — Азриэль вытянул грязный палец и ткнул им вниз.

Максим обернулся и посмотрел. От террасы спускалась узкая щербатая лестница, изгибаясь под невероятными углами, она заканчивалась на довольно широкой, мощеной квадратными плитами, улице, зажатой между стенами города. Вздохнув, он двинулся по ступеням стараясь прижиматься к стене, внимательно глядя себе под ноги. Ширина лестницы с трудом позволяла разойтись двум пешеходам — слететь с такой высоты, удовольствие то еще- костей не соберешь!

Рынок встретил их какофонией звуков. Надсадным ревом верблюдов, блеянием сотен овец, душераздирающими воплями торговцев. Лавина запахов — навоза, свежескошенной травы, горящего на углях бараньего жира, обрушивалась на посетителей густой и жаркой волной. Ошарашенный зрелищем Максим прилагал неимоверные усилия, чтобы не потерять из вида верткого, как вьюн, Азриэля. Только что он был тут и, вдруг, его дынеобразная голова уже мелькает в толпе у овечьих загонов. Ящерицей проскочив под животами стоящих верблюдов, он ввинчивается в плотный людской водоворот у накрытых пальмовыми листьями навесов. Хлопает кого-то по плечу, ругается, раздавая тумаки и снова ныряет в волнующееся людское море.

— Ты что здесь застрял! Деревенщина!!! — заорал Азриэль неожиданно возникнув рядом с Максимом.

— Нас уже ждут!

— Э-э-э. Где? Кто ждет? — удивленно уставился на него Максим.

— В харчевне Бен — Захарии! Ты что, уже не помнишь зачем мы сюда пришли? — Азриэль встал перед Максимом уперев руки в бока.

— Теперь я знаю, почему Давид победил Голиафа!

— Ты это… о чем?

— О Элоим! О том, что пока до Голиафа что-либо дойдет, его можно убить раз сто!!! — Азриэль ухватился за футболку Максима и потянул его в сторону длинной приземистой галереи, из арочных пролетов которой поднимался дым от мангалов.

Бен-Захария хмуро уставился на вошедших слезящимися от дыма глазами. Он поскреб короткими толстыми пальцами внушительное волосатое брюхо, торчащее из разошедшихся пол засаленного халата и злобно плюнул на раскаленные угли мангала.

— Чего надо, отребье?! Я в долг не даю! — рявкнул трактирщик.

— Да продлятся твои годы, уважаемый! Как поживаешь, как здор… — Азриэль расплылся заискивающей улыбкой.

— Не заговаривай мне зубы, попрошайка! Ты еще с прошлого раза должен три *геры! Или плати, или крикну стражу!

— Сейчас, сейчас все будет, уважаемый!

— Эй, Максимус. — Азриэль дернул Максима за рукав, — У тебя деньги-то есть?

— Нету…-

— А что есть? Ты давай, соображай быстрее, а то он и впрямь стражников кликнет. Пропадем…

— Да нет у меня ничего!

— А это? — Азриэль скосил взгляд на часы Максима.

— Не дам!

— Ну хоть что-нибудь есть?

— Ну… — Максим порылся в кармане и вытащил китайскую зажигалку и ножик.

— О! Что это?

— А, это что бы огонь зажигать, — Максим несколько раз щелкнул зажигалкой.

— Отлично! Так, а это что? — Азриэль схватил швейцарский перочинный нож.

— Отдай! — Максим вырвал нож из его потных пальцев и раскрыл лезвия.

— Элоим! Диковинные вещи у вас там делают! Ну…с ножом повременим, больно жирно будет. А эту штуку давай… — он подошел к трактирщику и защелкал перед его носом зажигалкой.

— Видал, уважаемый?! Редчайшая вещь! Из сокровищ Бетинских магов! Такой даже в метрополии нет! И если бы не тяжелейшие времена…-

— Сколько? — Бен-Захария повертел зажигалку в руках.

— Ну-у-у…Только из уважения к роду Бен-Захария…Двенадцать бек!

— Что-о-о! Сын свиньи и павиана!!! — трактирщик ухватил Азриэля за грудки, — За эти деньги можно раба купить!

Максим заворожено смотрел на торгующихся. Они хватали друг-друга за грудки, кричали и плевались, приглашая в свидетели всевышнего и всех находившихся в округе людей. Собрали неимоверную толпу зевак и…через, примерно, полчаса ударили по рукам. Азриэль, вытирая обильный пот, плюхнулся на скамью за столом и жестом пригласил Максима садиться.

— Уф…Очень тяжелый человек, этот Бен-Захария! Ты только посмотри, что он дал! Какие-то жалкие пять бек, да не найдет он дорогу к храму, сутяга! — Азриэль показал кучку неровных медных монет и тут же сунул их куда-то за пазуху.

— А нож, мы пока побережем, я тут в квартале медников знаю одного человека, он даст настоящую цену! Ну что, проголодался?

— Хозяин! — заорал он на всю харчевню, — Подай нам *муджары, бараньих кишок и *онхойю *Рицины! Да, и финиковой водки неси!

Грязнющий старый раб схватил большую, похожую на тазик, глиняную миску и быстро протерев внутреннюю часть куском своей набедренной повязки, набрал из огромного котла черпак горячей чечевицы. Прямо с мангала, на куске почерневшей пальмовой доски, были доставлены плюющиеся жиром кольца бараньих кишок. А из подвала, позади заведения, приволокли запотевший кувшин и небольшую, граммов на двести, глиняную бутылочку. С ужасом глядя на сервировку, Максим мучительно вспоминал все известные ему инфекционные болезни и их последствия…Однако вспомнив, что не ел уже около двух тысяч лет, собрал волю в кулак и потянулся к кувшину. Вино оказалось, неожиданно неплохим. Густое, янтарно-желтое, с легким запахом меда и смолы. Пока он занимался дегустацией, Азриэль разломил пополам небольшую круглую лепешку и сунув половинку Максиму, напыщенно заявил:

— Смотри, Максимус! Мы разломили с тобой хлеб, а значит, не можем быть врагами. Теперь, я буду наставлять тебя, по-братски, а ты обязан защищать меня! Как брат!

Максим слегка ошалел от странной интерпретации дележки хлеба.

— Так выпьем за это! — не давая ему открыть рта заявил Азриэль и подняв свою чашу плеснул из нее немного вина в чашу Максима.

— Ну что застыл, деревенщина?! Плесни мне тоже из своей чаши!

— А-а-а…Это в смысле чокнуться?

— В смысле, что? О Элоим! Делай, что тебе говорят! Нет, ты явно без меня бы пропал! Надеюсь, что воздастся мне на страшном суде за то, что охраняю тебя от превратностей жизни! — он на секунду задумался задрав в небо глаза…и зачавкал чечевицей, размазывая бараний жир по щекам.

*талит — молитвенное одеяние

*триарии — тяжелая римская пехота

*тихе — богиня удачи

*декурион — командир отряда римской пехоты

*муджара — каша из чечевицы

*онхойя — винный кувшин

*рицина — древнейшее греческое вино