Передовая ала* вынеслась на вершину холма Скопус и после минутной остановки устремилась вниз, к широко распахнутым створкам Женских ворот. Немного погодя, на вершине показались первые декурии* солдат. Побуревшие от пыли красные плащи, лес копий, тяжелые, в рост человека, щиты, они остановились поджидая остальную колону. Едва заслышав глухую дробь барабанов и повизгивание флейт за спиной, солдаты разошлись по обеим сторонам дороги и замерли в шеренгах на обочинах. На холм поднималась основная часть войск. Десяток одетых в белые короткие туники мальчишек-оркестрантов задавали ритм. За ними, сжимая в побелевших от напряжения пальцах тяжелые древки значков легиона, прошли знаменосцы. И наконец, на холм взобралась, запряженная четверкой серых коней, колесница префекта иудеи — Понтия Пилата. Пятый манипул* четвертого легиона Феррата прибыл в Йерушалайм на праздник Пасхи. Сидевший в квадриге человек не стал выходить, дабы насладиться величественной панорамой с вершины. Он обвел горизонт сонным взглядом полуприкрытых глаз и ткнул вызолоченными ножнами меча в спину стоящего перед ним возницы, приказывая двигаться дальше. Колонна промаршировала под сросшимися кронами олив долины Кедрон. Пропылила мимо величественных развалин гробниц Адиабенны, пурпурной гусеницей вползла через ворота в Нижний город и потянулась наверх, к нависшей над всем громаде крепости Антония.

*****

Иосиф Каиафа был чрезвычайно худ, сутул и обладал желчным и неуживчивым нравом. Во всех и во всем он видел посягательство на свое величие и исключительность. Единственным человеком к советам которого он прислушивался, был его тесть- Ханнан. Нет, не потому, что он уважал его суждения и мудрые мысли, Иосиф просто боялся этого старика. Обласканный самим Сирийским легатом Вителием, Ханнан сосредоточил в своих дряхлых руках немыслимую власть. Он мог возвеличить любого, назначив первосвященником, а мог бросить в пучину несчастий, отобрав все, а иногда и саму жизнь…Старая сволочь! Иосиф вскочил с низкой лежанки и принялся мереть шагами розовый мрамор полов своего просторного кабинета. "Он говорил, что придется казнить зелотов…Откуда ему это известно? В какую игру он хочет меня втравить?" — Напряженно думал первосвященник. Каиафа остановился перед висевшим медным диском, в богато изукрашенной резными завитушками раме, и взяв колотушку резко ударил в гонг. Еще не замер звук, как дверь отворилась впустив человека в коричневой тунике слуги.

— Жду приказаний, машиах* — склонился в поклоне слуга.

— Что нового в городе, Яков?

— М-м-м… — человек на минуту задумался, — Все как обычно, машиах. Народ прибывает на праздник. Улицы забиты, базары полны. Идумейский патруль прихватил каких-то сикариев, в районе Овечьего рынка. Что же еще…Да! Только что приехал Пилат, говорят, с ним чуть не целый манипул. Они вошли в крепость Антония…

— Как настроения толпы?

— Твой народ в ярости, о машиах!

— Что так?! — Каиафа уставился на слугу.

— Язычники принесли с собой идолов!

— Что!!! О, Элоим! — первосвященник схватился руками за голову.

— Где эти идолы?! Какие?!

— А-а-а…Ты же знаешь, машиах, они носят богопротивные фигуры на палках, перед войсками…

— Да будут они прокляты во веки веков! Да падут на них казни египетские, на них и их потомков! — Каиафа задыхаясь брызгал слюной, — Элоим! За что насылаешь позор на нас и святой город?! Зачем позволяешь осквернить праздник Пасхи! — он заметался по комнате.

— Яков, мои носилки! Я еду к Пилату! Быстро!

Когда-то, бастионы Бира охраняли покой Хасмонеев. Сейчас же от них не осталось и следа. Ирод Великий, срыл старые стены, воздвигнув на месте древней твердыни неприступную крепость. Он дал ей имя — Антония, в честь ближайшего друга, незабвенного триумвира — Марка Антония. Четыре мощные, квадратные башни были видны из любого конца святого города. Они нависали над храмом, Форумом, домами и рынками. Тщательно отполированные мраморные плиты, словно чешуей покрывали скалу и основание крепости, делая невозможным попытку взобраться на стены. Внутри крепостного двора с легкостью мог разместиться целый легион. Закрытые галереи, каскады лестниц и коридоров, роскошные термы и гигантские склады забитые провизией и оружием — крепость была неприступной и вечной, как само время.

Префект Иудеи лежал на широкой мраморной скамье, расслаблено свесив полные руки. Худой и жилистый массажист-египтянин втирал в дородное тело префекта масла благовоний, а тоненькая, будто тростинка, фракийская рабыня подливала тягучего красного вина в тяжелую золотую чашу. Пилат потянулся за чашей, постанывая от удовольствия, когда в помещение термы вошел караульный солдат. Ударив себя кулаком по левой стороне панциря он доложил:

— Всадник*, пришел Каиафа, просит принять его.

— Что нужно этой склочной обезьяне? — Пилат отхлебнул вина.

— Он говорит что-то важное и…не уйдет пока не увидит тебя.

— Клянусь Юпитером! Эти обрезанные павианы в конец распоясались! Пусть ждет!

Солдат повернулся на месте и уже зашагал к выходу, как был остановлен префектом. Расплывшись в ехидной улыбке Пилат хитро сверкнул глазами и поднялся со скамьи:

— Хотя нет! Зови его. И вот еще что, пусть принесут свинины, да пожирнее! Хе-хе-е… — он мелко затрясся в смехе, потирая руки.

Каиафа стремительно вошел в помещение термы. Пар от бассейнов с горячей водой мелкими каплями осел на лице, сотнями бисеринок блеснул на налобной золотой пластине и богатом шитье тяжелого эфода. Он огляделся, отыскивая в банном пару того, ради которого и пришел в оскверненное место. Пилат возлежал на низкой, причудливо изогнутой золоченой лежанке, небрежно набросив край простыни на бедро. В одной руке он сжимал тонкий, безумно дорогой стеклянный кубок, в другой — большой, сочащийся жиром кусок свиного бока. Две обнаженные нубийские рабыни, стояли словно статуи, по сторонам от лежанки, сжимая в руках запотевшие кувшины с вином.

Первосвященник застыл в онемении. Его и без того длинное и худое лицо вытянулось, а костлявые руки сжались в побелевшие кулаки.

— Ам-хам…Каиафа! — прочавкал набитым ртом префект и замахал рукой с зажатым в ней куском мяса, приглашая подойти.

— Мир тебе, первосвященник! Сесть не приглашаю — не на что, да ты и не сядешь, не так ли? Так чему я обязан радостью лицезреть тебя?

— И тебе мир, префект… — с трудом выдавливая слова через стиснутые от злости зубы, произнес Каиафа.

— В нарушение эдиктов Вителия, ты внес в Йерушалайм богопротивные идолы. Ты осквернил святой город, префект! — задыхаясь выкрикнул первосвященник.

— А эти, твои языческие… — его гневный взгляд упал на обнаженную грудь рабыни и Каиафа поперхнувшись уставился в пол.

— Ха-ха! — весело рассмеялся Пилат, — Чего засмущался, праведник?! Боги создали эти прекрасные тела для услады и продления рода людского. А боги, даром ничего не делают! Клянусь Венерой! — и префект звонко шлепнул ближайшую рабыню по заду.

— Ну а теперь, к делу. — смахнул смех с лица Понтий Пилат.

— Ты не рехнулся ли часом, Каиафа? Это какие такие идолы? И как ты смеешь, иудей, называть так, знаки непобедимого легиона Феррата? Легиона самого цезаря?! Да продлятся годы его и да будут благосклонны боги! Я вижу, возомнили вы тут о себе…Но я напомню! Для того и поставлен несравненным Тиберием Августом во главе этой вонючей провинции!!! И еще запомни, я не знаю такого города — Йерушалайм! В провинции великого Рима — Иудее, есть город — Элия Капитолина*, понял ли ты меня!

— Ну что же, я запомню! Но и ты запомни, всадник, сегодня же я отправлю письмо наместнику в Сирию! И в нем, я подробно опишу, как ты нарушаешь его эдикт… — начал было говорить Каиафа, но был перебит Пилатом:

— Ага! Ты только не забудь упомянуть зелотов, покрываемых тобой! Тех самых, что злоумышляют против божественной власти цезаря! Кстати! Мне доложили, что тут отловили нескольких. Так вот, Каиафа, "властью меча"* данной мне цезарем, я приговариваю их к смерти! Как убийц и мятежников! Ну… — и тут Пилат в притворном смирении склонил голову.

— Ну, если только Синедрион сочтет возможным подтвердить мое решение. И не отпустит мятежников с миром…

Каиафа поднял глаза и внимательно посмотрел на префекта.

— Синедрион рассмотрит деяния их… — тихо промолвил он.

— Вот и славно! Да, если это произойдет, то казнь я думаю назначить на… — Пилат почесал рукой в затылке.

— Думаю…на четырнадцатое число, этого месяца — ниссана.

— Это же первый день праздника Пасхи! Народ… — оторопело начал Каиафа.

— Ах! Друг мой, ну какие нынче праздники! — снова перебил его Пилат, — Забота о благе Рима, вот наша с тобой задача! Не так ли, первосвященник? Не смею задерживать более, мир тебе, Каиафа!

Как-то разом осунувшись, первосвященник повернулся и двинулся к выходу из терм под заливистый смех префекта и взвизгивание его рабынь.

*****

Подгоняемые ударами тупых концов копий, арестованные были выведены с территории Овечьего рынка. В окружении конвоя они направились вверх по кривым улочкам, к маячившей вдалеке белокаменной базилике. Максим с трудом передвигал ноги. Адреналиновый шторм рукопашной развеялся и тело охватила противная слабость. С трудом видя все происходящее вокруг одним глазом, второй заплыл и покрылся твердой коркой запекшейся крови, после удара щитом. Он изо всех сил пытался абстрагироваться от невыносимой боли в скрученных за спиною руках и передавленном петлей горле. Вокруг их процессии носились стайки детей, с визгами — "Зелотов поймали!!!", молодые граждане святого города пытались швырять в арестованных гнилыми фруктами, не взирая на угрожающие выкрики конвойных. В его голове крутилась только одна мысль — не упасть! Иначе все… Иначе удар полуметровым наконечником копья в бок. И все…А сейчас главное дышать, дышать, проталкивать воздух через стянутое веревкой горло в рвущиеся легкие и шагать…Словно в тумане он видел, как они обошли базилику форума. Как подошли к неприметной двери в задней стене, как стали спускаться по крутой и плохо освещенной лестнице вниз, в темное подземелье под зданием.

Чья-то рука вдруг резко дернула за петлю, полностью перекрывая доступ воздуха. Максим почувствовал, как острое лезвие рассекая кожу рук взрезало путы и удавку на горле. Пьянящей волной хлынул в грудь воздух. Справившись с приступом дикого кашля, он смог оглядеться вокруг. Они стояли в довольно большом, освещенным багровым светом факелов, подземелье. Грязно-желтые, закопченные горящими факелами, стены. Низкий, в пеленах паутины потолок, грубый каменный пол и две зарешеченные двери по сторонам. У дальней стены, на затертой до блеска пальмовой скамье восседал худой, замызганный человек с железным ошейником на тощей, жилистой шее. Увидев вошедших, он резво вскочил и припадая на одну ногу, по-крабьи, боком, подбежал к солдатам.

— Чего надо?! — проскрипел он щуря гноящиеся глаза.

— Открывай свой дворец, Саддок! Царей привели, погостить! — заржал начальник патруля.

— Куда я их дену?! Порази вас Залмоксис*! У меня нет для них ничего, ни воды ни пищи! Все и так переполнено!

— Не ворчи, раб! Этим недолго гостить у тебя, для них уже готовы постели, в городском рву!

— О, несравненная Бендис*! Пошли мне сил и покоя. Ладно, давайте… — раб подошел к одной из дверей и завозился лязгая засовом.

Протяжно заскрипев, дверь отворилась. Тычками копий пленников заставили войти внутрь. Максим оказался в небольшом помещении, освещавшимся хилым фитильком масляной лампы, прилепленной на стене. На полу, кое-как застеленном гнилой соломой, лежали и сидели около сотни людей. Вдоль ближней стены тянулся прорубленный в камне желоб, по дну которого тоненькой струйкой текла вода. Запах сотни немытых тел, мочи и испражнений шибанул в ноздри, заставляя прикрыть лицо руками. Дав немного привыкнуть глазам к освещению, Максим прошел внутрь, аккуратно переступая через лежащие тела, отыскивая место присесть. Найдя подходящее он сел, прижавшись спиной к осклизлым камням стены. Рядом, мешком, плюхнулся на пол Азриэль.

— Где мы? — тихо спросил Максим.

— А ты не догадываешься? В городской тюрьме, Максимус! О, Элоим, будь проклято то мгновение, когда я встретил тебя!

— Ну вот, опять заныл…

— А что я по-твоему должен делать? Петь, танцевать?! Кричать "осанна" Максимус?!

— Нет, но…Я-то тут при чем? И вообще, если бы не я, то лежать бы тебе там, на полу харчевни…

— Ну да, спаситель, просто Самсон! — язвительно пропищал Азриэль и сердито насупился.

— Ладно, не обижайся. Делать-то что теперь будем? — Максим легонько ткнул Азриэля локтем.

— М-м-м…, - засопел Азриэль, — Дай мне подумать… Идумеи пришли не за нами — это раз. Они видели, что мы дрались с этими, детьми Самаэля* — это два. Ну и…Йонатан уже на пути ко всевышнему, а остальные меня не знают — это три.

— Ничего не понял, — затряс головой Максим, — Какой-такой Йонатан? Ты-то здесь причем?

— О, Элоим! Как с вами, варварами, сложно! Йонатан — вожак той шайки, которая прицепилась к нам у Бен-Захарии. Секарии! За такими, как я, идумеи не гоняются! Для этого есть городская стража, чтоб им лобызаться с Лилит*, паскудникам! Значит, что? — Азриэль назидательно поднял вверх палец.

— Значит, Максимус, ловили не нас, а этих, зелотов. А мы, даже наоборот! Пострадали от ненавистников власти. Хотя…Все равно плохо все это…Ой-вэй! Будем молиться, что бы выбраться отсюда живыми. Плохое это место, Максимус, очень плохое. Из этой тюрьмы есть всего две дороги — одна, в городской ров, вторая — на галеры…О, Элоим! Не дай пропасть сыну твоему заблудшему! Яви милость… — и он сник, уткнувшись головой в колени.

*****

Кто-то отчаянно затарабанил в дверь. Молодой человек оторвался от своих записей, аккуратно положил на край керамической чернильницы тонко заточенную тростинку и вздохнув направился к двери. На ступенях приплясывал, от нетерпения стуча по каменным плитам твердыми, как копыта дикого жеребца, пятками малолетний оборванец.

— Мир тебе, учитель! — поклонился мальчишка.

— И тебе мира, юноша.

— Я от Деодора. Мой господин просил передать, что интересующего тебя человека схватили идумеи. Был бой на Овечьем рынке и этот Геракл, разметал целую фалангу бандитов!

— Та-а-ак…И где он сейчас?

— В тюрьме Синедриона, под Форумом.

— Что еще говорил мой друг, Деодор?

— Он еще сказал, что ты дашь мне пять гер… — сверкнул хитрым глазом из-под шапки грязнющих волос, малолетний посланец.

— Да-а-а…А про пинок и оплеуху, Деодор ничего тебе не говорил? — с трудом сдерживая улыбку спросил молодой человек.

— Э-э-э, не-а… — хлюпнул носом вымогатель.

— Ну ладно, — хозяин дома вытащил из кармана большое румяное яблоко, — Держи, внук Гермеса*и передай Деодору — я благодарен за его труды, да прибудет с ним милость богов!

Молодой человек задумчиво присел на край заваленного пергаментными свитками стола. Покопавшись в бумагах, вытащил большой, исписанный с двух сторон лист. Он долго вглядывался в похожие на бегущих муравьев строки, задумчиво закусив нижнюю губу.

— Ну что же, — тихо прошептал он, — Неужели я снова ошибся? Нет! Не может этого быть!

Человек взял в руку тростниковое стило и обмакнув в чернильницу стал быстро писать поверх уже написанных строк. Новые буквы-"муравьи" сплетались со старыми строчками, бешено молотя лапками сминали их, втаптывая в пергамент, заставляя сжиматься в размерах. Старый текст становился все меньше, прозрачнее, он испарялся, освобождая место новым строкам…

Молодой человек отложил в сторону стило и повернувшись к стене властно позвал: "Магистр!". Легкая рябь пробежала по кладке, размывая четкие стыки камней. Лиловая тень в дальнем правом углу уплотнилась, плеснув во все стороны рваные полотнища тьмы и сжалась, обрисовав силуэт человека. Два ярких, белесых глаза сверкнули из темноты и низкорослый, в черном долгополом пальто, человек шагнул из стены. Он встал на колени и низко склонил голову в черной, широкополой шляпе.

— Ты звал, о Великий? -

— Да, звал. — молодой человек шагнул на встречу пришельцу.

— Встань, я хочу видеть твои глаза!

— Твое слово-закон… — "грибообразный" человек с кряхтением поднялся с колен.

— А теперь, слушай внимательно. Ваш посланец готов, он внесен в сущность игры. Хочу надеяться, что в этот раз, я не ошибся ни в нем…, ни в тебе, Магистр. Его путь начался!

— Безмерно рад слышать это, Великий! Что делать нам, недостойным? Какую задачу возложишь на наши слабые плечи?!

— Какую задачу? Хм-м-м… — молодой человек задумчиво обхватил пальцами подбородок.

— Вы будете вести его. Следить, отмечать и фиксировать все. Все события, места и людей на его пути. Не упуская ни мига, ни малейшего факта, вот ваша задача. Я не смогу постоянно быть рядом — слишком много забот…слишком много работы. Но вы! Вы должны стать его тенью! Не огорчите меня, Магистр, ведь это так просто, перейти из категории игроков, в разряд игровых фигур. Ты понял меня?

— О да, Великий! Дозволено ли мне будет задать вопрос?

— Задавай.

— Как сможем мы следить за посланцем? Наши силы слабы, а познания скудны…

— Уф-ф-ф…Опять ты за свое! — раздраженно проговорил молодой человек.

— Ну ладно, хм-м-м… — он резко подошел к столу и пошебуршав вытащил какой-то невзрачный листок. Прищурившись, Великий несколько мгновений молча смотрел на Магистра и взяв стило стал быстро писать наискось, поверх текста. Убористые строки вдруг вспыхнули ярким, оранжевым светом и…погасли, не оставив следа.

— Все, иди! Но смотри-и-и у меня!

— Твоя милость не знает границ! — Магистр склонился, сложив на груди руки и пятясь вошел в тень, просачиваясь сквозь камень, словно капля воды через рыхлый песок.

Молодой человек с хрустом потянулся, широко разведя руки и подойдя к проему окна бросил взгляд на высокое синее небо.

— Ну что же, самое время прогуляться к Форуму, не так ли? — с легкой усмешкой проговорил он вслух.

Ала — подразделение римской кавалерии (эскадрон)

Декурия — десяток, подразделение римской пехоты

Манипул — часть легиона, ок. 400 человек

Машиах — "помазанник", обращение к первосвященникам

Всадник — титул в древнем Риме

Элия Капитолина — Римское название Иерусалима

Власть меча — право на смертный приговор

Залмоксис — фракийский бог войны

Бендис — фракийская богиня счастья

Самаэль — демон смерти

Лилит — демон убивающий поцелуем

Гермес — бог торговли, воров, мошенников и т. д.