Посол был высокий, стройный и совсем еще молодой – на щеках его даже пушок не проклюнулся. Зато черные усищи уродились – лучше некуда.

Глаза можно было выколоть этими усищами.

«Ага, вот почему татарина Василием Ивановичем зовут, – догадался Костя. – В честь Чапаева».

Посол стоял посреди палаты подбоченясь и поглядывал то на разбросанные по ковру шахматные фигурки, то на князя Владимира, робко выползавшего из-под трона. Княгиня Апраксия стояла за высокой спинкой и равнодушно взирала на унижение проигравшегося супруга.

Неразбежавшиеся пока придворные жались вдоль стен. Был среди них и старый пес Пермята Васильевич – а куда ему деваться? Ведь не станут же прятать киевляне судью неправедного…

– Еще три раза, – скомандовал Василий Иванович. – И скажи спасибо, что петухом кричать не заставляю!

Красное Солнышко вздохнул, сказал «Спасибо», развернулся на четвереньках и снова стал протискиваться между ножками престола своего. Таков уж, видно, был призовой фонд у этого международного шахматного турнира. В дополнение к стольному граду…

Наконец князева мука кончилась, и он с облегчением взгромоздился на высокое сиденье. Охальник Аршавин на футболке, судя по глазам, мучительно соображал, какую бы еще пакость устроить своему бывшему носителю Косте Жихареву…

– Это и есть твой лучший борец, о каган Киева? – сказал Василий Иванович, осмотрев Костю, завернувшегося в тюремную дерюжку. – Да он у тебя что – в конуре на цепи сидел?

– Никак нет, – сказал Владимир. – Это мы его так бережем в погребе прохладном, чтобы молодца нашего другие государи не переманили…

Костя сообразил, что иных-то охотников при дворе княжеском не нашлось… Хотя и откуда бы?

– Да вы его и не кормите, – сказал посол. – Вон как ланиты ввалились! Не честь с таким силой тягаться! Я его на ладонь положу, другой прихлопну…

– Чтоб злее был… – пискнул князь.

– А ты попробуй сперва, нахвальщина поганая! – по-былинному осерчал на обоих учащийся Жихарев. – Увидим, кто кому векселей-то выпишет, из кого овсяный блин получится!

Грозный посол в ответ повел плечом и сбросил пышную соболью шубу на ковер.

Сперва попробовали бороться на руках, но посольская десница оказалась на диво крепкой, и проиграл только нарядный столик – раскололся надвое…

Потом сели на ковер и тягались на поясах. Шелковый кушак посла с треском порвался, а у Кости пояс вообще отобрали перед заключением – видно, боялись, что повесится отрок…

Наконец соперники встали, обхватили друг дружку за плечи и стали топтаться, выгадывая удачный момент для внезапного броска.

«Может, лучше удушающий захват?» – подумал Жихарев, но тут посол прошептал:

– Костянтинушко! Это же я!

– Кто «я»? – шепотом же сказал Костя и чуть не ослабил хватку.

– Василиса Микулишна! Я мужа из тюрьмы выручаю!

Ага! Вот кто у нее женихом-то был! Жалко, что не успел прочитать былину про Ставра Годиновича – знал бы все наперед…

– Отпадно поет твой бойфренд, – сказал Костя. – А у тебя ус отклеился…

Василий-Василиса облизала алую губку, страшно сморщилась – и приставила-таки ус на место без помощи рук!

– Сойдет, – похвалил Костя. – Только что же нам теперь делать? Какой результат показать? Чья победа?

Вряд ли Василиса знала слово «результат», но смысл поняла.

– Сейчас придумаю… Да ты двигайся, напрягайся! Вот! Мы сейчас с тобой побратаемся!

Замысла нежданной соперницы Костя не понял, но решил, что, возможно, именно эту Василису и прозвали Премудрой. Тогда ей видней!

– Все! Расходимся! – сказала Василиса. – Накинь-ка на меня шубку, добрый молодец!

Владимир сперва обрадовался, что его боец по крайней мере не поддался страшному послу, но радость его была недолгой.

– Ну, спасибо тебе, каган киевский, – сказала басом Василиса, – что распотешил ты меня, нашел соперника достойного. Дорогим братом он мне станет. За эту заслугу я тебя в котле варить не буду. А будет тебя варить супруга твоя, премладая Апраксия, мною для того и помилованная. Смотри, Параня, чтобы борщ по-киевски густой получился, да с пампушками, да с чесночком! Не забудь еще сметанкой забелить…

Владимир от ужаса заскочил на престол с ногами. Он хорошо понимал, что теперь-то супруга ему все припомнит: и Тугаретина милого, и Чурилу, от постели отлученного… На совесть борщ приготовит! Вон она уже как посматривает, словно примеривается…

И форвард на футболке напрягся: вдруг перед котлом хламиду забудут снять?

– Костянтинушко! – закричал князь. – Родненький! Не дай сгинуть смертью лютою, уговори как-нибудь посла немилостивого! А я все провинности с тебя снимаю, змееборец ты наш! Эй, Пермята! Запиши, что сорочку Чурилину ветром с плетня сорвало и в поля унесло, а сам Чурила зарезался, когда брился! Рука, мол, у него дрогнула! Чтобы все по закону было, по Русской Правде!

– Вася, – сказал Жихарев. – Братуха. Может, ну его на фиг – Красное Солнышко варить? Может, он и сырой на что сгодится?

– Да он, небось, уже с душком, – поморщилась Василиса. – Вон как от него нехорошим несет… Прав ты, братец названый. Пусть он нам лучше поклянется, что признает себя побежденным! Да при всех! Эй, стража! Зовите всю орду мою свирепую!

И палата мгновенно заполнилась ордой. Все пришельцы были в шубах, вывороченных овчиной наверх, и лица свои скрывали личинами – не хотели, видно, пугать и без того перепуганных киевлян. Заголосили в ужасе косопузые бояре…

Посол поднял руку – и все притихли.

– Клянись, князь, – сказала Василиса, – что будешь отныне покорным слугой нашей Поганой Орды и нашего царя-собаки верным подданным!

– Да я клянусь с дорогой душой, – вымолвил Владимир с облегчением. – Хоть подданным, хоть поваром, хоть бы и собачку эту вашу выгуливать… Я даром что князь, да много чего умею!

Красное Солнышко соскочил с престола и принялся бодро отбивать на беломраморных плитах что-то вроде ирландского стэпа.

Возмущенно зашумели и дрожащие киевляне, и, как ни странно, свирепые захватчики.

Это простому человеку предавать родину запрещено, а тому, кто у власти, вольно так поступать. Потом-то ученые люди объяснят, что предавал владыка отчизну для ее же, дуры, блага… И поверят!

…Вперед вышел огромный ордынец в личине с бараньими рогами.

– Хватит, князь! Наслушались! – рявкнул он и сорвал маску.

Князь прямо-таки оплыл на пол и протянул руки вперед:

– Илю… Илюшенька! Не оставь владыку своего! А то меня ведь все тут бросили, все предали! Изменники кругом! Охти мне, Владимиру Святославичу!

И для пущей убедительности потерял сознание.