Люди в Макуххе по-разному оценивали резню, организованную во дворце. Многие говорили, что дать окорот баронам надо было давно, но не до такой же степени! Купцы и лавочники откровенно радовались, что не придется больше платить пошлину на баронских землях, и славили решительность Виктора Панкратовича.

Из уст в уста передавался слух о том, как известный Раман из Саратора успел-таки, пользуясь своей знаменитой ксивой, расстроить желудки бросившихся на него убийц и уйти с конем безвредно, чтобы и дальше сочинять клеветнические песни и баллады.

Сам король долго пребывал в угнетенных чувствах, но потом решил, что мертвых все равно не воротишь, а с феодальной раздробленностью надо кончать.

«Правда, могут сказать, что я пошел на поводу у местнических настроений, – рассуждал Виктор Панкратович. – Зато в нерешительности и оппортунизме не обвинят. Верно, не надо было мне в зал выходить... Бр-р! Но храпеть на пленарном заседании – это, знаете ли, прямой вызов. Кстати, Ливорверта этого надо бы бросить куда-нибудь на низовку, с глаз подальше – мужик опасный и самостоятельный».

Виктор Панкратович посоветовался с герцогом Тубаретом насчет графа, и Тубарет заверил, что никаких проблем с графом вовсе не предвидится. И верно, вечером того же дня герцог торжествующе швырнул голову Ливорверта прямо на королевский письменный стол.

И Виктор Панкратович, к удивлению своему, обнаружил, что вид отрубленной головы вовсе не вызывает у него отрицательных эмоций и стрессового состояния. Востромырдин распорядился издать указ, согласно которому граф объявлялся главой баронского заговора, инспирированного западными спецслужбами. Страшась неизбежного в таких случаях разоблачения, негодяй уничтожил своих сообщников как опасных свидетелей, но король без труда разгадал его коварство и подверг высшей мере социальной защиты. Канцлер Калидор окончательно уверился, что новый повелитель – воистину государственный муж и Листорану неслыханно повезло. Правда, со смертью графа оборвались и все связи с листоранскими разведчиками в сопредельных государствах, но тогда король об этом вовсе не думал.

К тому же стали приходить тревожные сообщения с мест. Оставшиеся без баронов крестьяне кое-где стали подниматься с оружием. Одни желали отомстить узурпатору за доброго хозяина, другие – расправиться с родней хозяина злого, чтобы и духу баронского не осталось.

– Необходимо поддержать товарищей повстанцев, – сказал король. – Деньгами, оружием, военными советниками.

– Но, государь, – попробовал возразить Калидор, – это же наши крестьяне! Их усмирить надобно.

– Узко мыслишь, товарищ Калидоров! – рассмеялся король. – Помнишь, что я тебе про Остров Свободы рассказывал на последнем едином политдне? Мы должны повсеместно поддерживать национально-освободительное движение, проявлять поистине братскую солидарность со всеми борющимися массами. В этом, и только в этом, наша сила. Возьмем, к примеру, товарища Луиса Эмилио Рекабаррена, деятеля коммунистического и рабочего движения Латинской Америки...

До сих пор все поступки и решения короля вели к лучшему, и Калидор, поборов сомнения, отдал соответствующие распоряжения.

Канцлер вообще выказал себя, несмотря на преклонный возраст, чрезвычайно гибким государственным деятелем, лишенным не только совести, но и других предрассудков и предубеждений. Программные задачи партии схватывал он, казалось, на лету, текущий мимо него момент понимал неизменно правильно, а главное – быстро овладел основами партийного строительства, начав возводить разорительный для казны собственный дворец за городом. Специально для своего повелителя он предложил ввести в число общенародных праздников и День работника престола, чем вызвал у Виктора Панкратовича самые теплые чувства. Да и то сказать, старик Калидор канцлерствовал уже при третьем короле и всегда был незаменим.

Предшественником Востромырдина на троне был тренер по хоккею с шайбой из города Кушки, чрезвычайно страдавший из-за отсутствия льда в Замирье. От него остались только упоминавшиеся уже боевые клюшки и боевой клич «Шайбу! Шайбу!», приводивший в ужас агрессивных соседей. А до тренера Листораном правил тишайший рязанский краевед, которого вытащили из «столыпинского» вагона, следовавшего на Колыму, – тот вообще всего боялся и ничему не перечил, но внес, правда, огромный вклад в здешнюю географическую науку.

Несколько смутило абсолютиста Калидора королевское заигрывание с кузнецами. Зачем было отрывать их от дела, организовывать всякие слеты, форумы, школы передового опыта? Что это за Счастия Ключи и Щит Родины? Кузнецы и без того слишком много о себе понимают, а тут еще король внушает им, что они эти... гегемоны...

«Мне бы таких старичков в аппарат побольше – я бы наделал делов!» – думал про соратника Виктор Панкратович.

Удивительное дело, но Востромырдин совершенно не испытывал ностальгии, свойственной, как известно, даже распоследней белоэмигрантской сволочи. «Видно, я и впрямь здешний кадр, – решил король. – Может, я и ЦК теперь неподотчетен и пользуюсь правом экстерриториальности?» Но испытывать судьбу не хотелось: вдруг да этот Калидор никакой не Калидор, а крупный советский разведчик Судоплатов? Сделаешь неверный шаг – тебя и ткнут ядовитым зонтиком куда следует...

Поэтому перед предполагаемыми телекамерами был Виктор Панкратович необыкновенно лоялен, да и звонков по деревянным телефонам можно было ожидать в любую минуту. Пришлось посадить в приемную секретаршу.

– Да пострашнее найдите, – распорядился Виктор Панкратович. – Чтобы аморалку не приписали.

Приказ был выполнен столь буквально, что, войдя в собственную приемную, король потом трое суток заикался, а зеленый гребень на голове поседел.

– Ты чего, государь? – искренне изумлялся Калидор. – Это же обыкновенная степная хопуга. Она поумнее иного человека бывает. А что зубы шевелятся, так ведь и она жить хочет.

В большое замешательство пришел великий герцог Тубарет, на радостях назначенный главнокомандующим. Войско в Листоране состояло в основном из баронских дружин и собиралось в случае войны, а теперь поди собери! Слабо его утешали и рассказы короля про Чапаева и маршала Жукова.

– Где же мы столько народу на убой наберем? – сокрушался полководец. – Мы же не кирибеи какие-нибудь – по сотне детей в шалаше у каждого! Листоранцы никогда числом не брали, а только выучкой...

– Учиться военному делу настоящим образом! – напомнил король известный завет.

– У кого – у Литяги покойного? – горевал Тубарет. – Конницы теперь нет, пехоты нет...

– Хочешь мира – проводи политику мира, борись за эту политику! – сказал король другой завет.

– Легко сказать – борись! Разве ты не знаешь, что после смерти рыцаря не только что конь никуда не годится, но и оружие его, и доспехи в прах рассыпаются?

– Оружием нам помогут, – уверенно сказал Виктор Панкратович. – Палестинцам помогают, а нам тем более помогут.

– Железным оружием?

Виктор Панкратович прикусил язык. В самом деле, поди докажи в международном отделе, что оружие здесь нужно специальное, из дюраля или титана! А титановый меч, поди, дороже «калашникова» обойдется...

По образованию Виктор Панкратович считался металлургом, и очень его смущало, что кузнецы в Замирье вовсе не машут молотами и даже не разводят огня, а приговаривают только секретные заклинания да строят пальцами разные хитрые фигуры, в результате чего из куска руды мало-помалу возникает добрый клинок. Но ведь сколько времени на это уйдет!

– Так, – сказал король. – Кто у нас враг номер один?

– Ты же знаешь, государь, что Аронакс.

– Хорошо, – сказал Виктор Панкратович. – А кто там у них королем?

– Скопидар Пятнадцатый, грызи его хопуга!

– Ладно, – сказал Виктор Панкратович. – А нет ли за этим королем каких-нибудь странностей?

Непрост, непрост был Востромырдин! Разве мыслимо, чтобы его одного сюда забросили?

– Странностей у него, государь, – отвечал герцог Тубарет, – что икринок у птицы Шарах. Ливорверт-покойник все про него доподлинно знал. Во-первых, поперек себя шире, хотя и не ест почти ничего – боится, что отравят. Пьет, правда, за семерых, но с умом. На охоте требует, чтобы дичь ему загодя к деревьям привязывали, вот до чего ленив. Стреляет худо, меча поднять вовсе не может. На совете двух слов связать не умеет – на бумажке ему особый холуй пишет, ты не поверишь! Ксивы простой путем не сложит! А еще он, государь, стыдно сказать...

И Тубарет поведал своему королю о наиболее странной, на взгляд листоранца, привычке вражеского владыки.

– Весь народ в Аронаксе дивится, откуда такой выродок только и взялся! – закончил доклад герцог.

«Я зато знаю, откуда взялся! – возликовал про себя Виктор Панкратович. – Откуда надо, оттуда и взялся! Это же натуральный Семен Пантелеевич! То-то его в крематории сожгли, чтобы тела никто не видел! Вот он, значит, где, Семен-то Пантелеевич... Да, и медведей ему к дереву привязывали, и остальное сходится... Вот оно как у них... Аронакс ведь тут самая большая страна – как раз его уровень. И связь с Москвой у него непременно есть. И оружие есть. И он для меня здесь – наивысшая инстанция со всеми вытекающими...»

Виктор Панкратович приказал вызвать канцлера.

– Вот что, товарищи дорогие, – сказал он. – Интересы внешней политики государства настоятельно требуют заключения с Аронаксом договора о дружбе, сотрудничестве и взаимном добрососедстве...

Соратники ахнули:

– Такого сроду не было! Какой такой договор – в Аронаксе мать родную из-за пирога со жвирцами зарезали, отца родного кочевникам на мясо продали! Они сапоги-то и те на голову натянуть норовят...

– Это все предрассудки, – сказал король. – Вы что, простой вещи понять не можете? В Аронаксе-то вышестоящая партийная организация!

Канцлер укоризненно покачал головой:

– Народ нас не поймет, государь.

– Да? Формулировок нахватался? А Варшавский Договор с кем заключать будем? С баратинами?

Канцлер все понял и подмигнул Тубарету:

– Ну, если Варшавский – другое дело. Давно этот Аронакс пора прибрать к рукам...

– Тихо ты! Прибирало нашлось! Кто Семен Пантелеевич – и кто я! Вот когда переведут меня в Аронакс, тогда и поговорим. А пока следует субординацию соблюдать...

– Мудрости твоей, государь, постигнуть нам не дано, – грустно сказал Калидор. – Но все будет по твоему слову, ибо провижу скорую и славную победу...

– В каком состоянии королевская казна? – впервые поинтересовался Виктор Панкратович.

Канцлер покраснел и назвал цифру – с поправкой на собственное строительство.

– Сколько же это в рублях будет? – мучительно размышлял вслух король. – Все равно придется по максимуму платить, я все-таки не уборщица...

Он долго делал на бумажке соответствующие подсчеты и наконец подал ее канцлеру.

– Данную сумму, – торжественно сказал он, – следует незамедлительно отправить королю Аронакса Семену Пантелеевичу Скопидару Пятнадцатому...

– Грызи его хопуга, – машинально добавил Тубарет.

– Данную сумму? – не поверил канцлер. – То есть дань? Никогда и никому Листоран не платил дани, а уж тем более аронакским Скопидарам. Напротив того, они нам каждый год отступного платят, чтобы не обижали...

– Товарищи, товарищи, – сказал король. – Вы с Уставом знакомились? Вот и выполняйте.

– Срам какой, позор! – выкрикнул герцог.

«А вдруг это не Семен Пантелеевич? – подумал король. – Здесь ведь тоже сволочей хватает. Да нет, конечно Семен Пантелеевич, больше некому...»

– Срам – партвзносы утаивать! – рявкнул он. Тут, кстати, пришлось волей-неволей растолковать соратникам, что такое партвзносы и на какие хорошие дела они обычно тратятся.

– Знал бы, сроду заявления не подавал, – ворчал герцог вполголоса. – Да еще на парткомиссии стыда хватил – что да что делал до семнадцатого года... Что делал, что делал... Что молодой герцог до семнадцатого года делает? За служанками бегает, вот что...

– Больно много воли берешь, товарищ герцог, – назидательно сказал Востромырдин. – Вот сам взносы и повезешь.

Тубарет запротестовал, что, мол, не дело оставлять войско без головы в такое тревожное время, но тут прибежал слуга с криком:

– Государь! К телефону!

В приемной страхолюдная секретарша-хопуга уже басила в трубку:

– А как тебя зовут, мальчик? Сережа? А ты вкусный?

Стараясь не глядеть на образину, Виктор Панкратович вырвал трубку:

– Востромырдин слушает!

– Дяденька! – раздался детский голос. – А где Баба-яга? Ты ее убил?

– Убил, убил, – успокоил ребенка король. – Папа дома?

– Нет, папа на Марсе, я как раз в центр управления полетов звоню... А это не Центр? Тогда извините...

– Стой! Не вешай трубку! – взмолился Востромырдин. – Ну, мама дома? А дедушка? Дедушка у тебя коммунист?

– Дедушка у меня губернатор, – похвастался далекий Сережа.