Темнело. Анжела Титовна, измученная таинственными событиями и странными допросами, допила остатний фужер экспортного полтавского шампанского «Хома Брют» и взяла с полки первую попавшуюся книгу. На наше с вами счастье, это оказался увенчанный лауреатством роман главного писателя страны Егора Марковича Мокеичева «Идущему кверху». Через несколько минут она обо всем забыла, всецело захваченная волшебным вымыслом...

«Темнело. На город невидимой волной спускались синие сумерки. Из-за стройного квартала многоэтажных домов экспериментальной серии показалась полная луна. Именно в такую лунную ночь первый секретарь краевого комитета КПСС Алексей Иванович Воронов шел по пустырю, отделявшему новый микрорайон от промышленной части города, где высились возведенные по воле партии такие промышленные гиганты, как завод наличников и фабрика мелкой монеты.

В лужах, по которым шел Алексей Иванович, находил свое отражение высокий, горбоносый, стройный еще мужчина с тщательно выбритым лицом. Навстречу ему показалась седая голова. Это был директор комбината искусственных изделий Авдей Фомич Убиенных, кряжистый, волосатый крепыш с веснушками на широкой спине.

– Здравствуйте, Алексей Иванович, – сказал директор. – Труженики края не ошиблись, остановив свой выбор на вас. В вашем лице сочетаются энергия молодости и зрелый опыт повседневной работы. Вас отличает особое умение видеть все самое передовое и в то же время с принципиальной прямотой отстаивать наработанные годами традиции.

– Здравствуйте и вы, Авдей Фомич, – ответил Воронов. – Недаром по всем предприятиям отрасли идет о вас добрая слава опытного хозяйственника, умелого экономиста, убежденного новатора. О признании ваших заслуг говорит хотя бы тот факт, что вот уже много лет краевая партийная организация выбирает вас в состав своего бюро.

– Вчера в вечерний период времени я пытался связаться с вами по телефону, Алексей Иванович, – сказал Убиенных. – Но, видимо, где-то недотянули, недоработали наши связисты. Придется с них на бюро, как говорится, стружку снять.

Воронов посмеялся шутке директора и с хитринкой в хрипловатом голосе сказал:

– Связисты здесь ни при чем, дорогой Авдей Фомич. Просто я отдал свой квартирный телефон тому, кто больше в нем нуждался, – ветерану войны и труда Константину Петровичу Зарубину. Помнишь ли ты 22 июня 1941 года, Авдей Фомич? Именно в этот день свыше ста девятнадцати немецко-фашистских дивизий вероломно пересекли наши священные рубежи. Но уроки озера Хасан и Халхин-Гола не прошли даром. Все новые и новые когорты поднимались от Тигра до Евфрата. Зарвавшиеся гитлеровские молодчики были вынуждены облить труп своего бесноватого фюрера бензином, чтобы растворить его в синильной кислоте. Я принимал участие в Параде Победы, стоя на ящике из-под снарядов, – взрослых не хватало...

– Трудно переоценить роль Верховного Главнокомандующего в достижении морально-политического облика советского народа, – деликатно заметил Авдей Фомич. – Но что вы делаете здесь в такое позднее время суток и без охраны?

– Своих охранников, лейтенантов Козлова и Сафронова, я тоже отдал туда, где они нужнее, – в общежитие камвольно-суконного комбината. По душе пришлись швеям-мотористкам рослые, плечистые парни в штатском, с военной выправкой и вправкой. Они переходят из комнаты в комнату, проверяя, все ли у девчат на месте. Задорный смех льется из окон общежития, обдавая теплой волной случайных прохожих. А я тайком от супруги разносил свою пятнадцатую зарплату наиболее низкооплачиваемым категориям трудящихся.

– Отчего же тайком? – нахмурился Авдей Фомич. – Неужели же Анастасия Петровна стала бы возражать? Разве такой помним мы Настю-комсомолку, любимицу всех ответственных работников города, края, да и самого Центра?

– Нет, не такой, Авдей Фомич, не такой. Да она попросту увязалась бы за мной – постирать, приготовить в рабочих семьях, повозиться с крепкими бутузами. Только ведь сами знаете, – голос первого секретаря вздрогнул, – сколько сил она отдает вечернему ленинскому университету миллионов...

– Да-а, – понимающе вздохнул Убиенных. – Я вот тоже относил свой спецзаказ на продукты работнице термического отделения Варваре Бородун, многодетной матери-одиночке. Представляете, Алексей Иванович, пятнадцать детей – и все от разных национальностей! Можно сказать, весь Союз в миниатюре. – Директор невольно покраснел. – Поставил коробку у двери, позвонил – и вниз по лестнице, как постреленок...

– А все же верное решение мы приняли – отказаться от персональных машин, – сказал Воронов. – Теперь на них ездят их подлинные хозяева – люди труда. И для здоровья полезно – я уже забыл, когда в последний раз стоял в очереди на прием к участковому врачу в районной поликлинике, оснащенной по нашей последней инициативе. От ходьбы на свежем воздухе тканевые мышцы организма приобретают дополнительное значение, расширяется сфера деятельности дыхательных органов, совершенствуется перистальтика желудочно-кишечного тракта.

– Удается победить даже невралгические боли, отступает и опоясывающий нас лишай, – с законной гордостью заметил директор комбината.

Они оба помолчали.

– Ну, до завтра, Авдей Фомич, – сказал наконец Воронов.

– А завтра на бюро будем Игошина разбирать. Завел, понимаешь, моду – вступать в развратные действия с лицами! Он у нас простым выговором не отделается, обязательно с занесением. И ты выступи, врежь ему по-нашему, по-большевистски! Только помни: Игошин для партии не потерянный человек, нам такие позарез нужны!

– Да, не будем рубить с плеча. Семь раз отмерь – один ответ! До завтра, Алексей Иванович! – Уверенная фигура директора еще долго скрывалась в сумерках.

...В тесной прихожей Воронов встретил младшего сына Сергея, улетавшего на стажировку в Швейцарию с молодой женой Еленой, дочерью коллеги из соседней области. Таможенные формальности удалось преодолеть быстро.

– Совсем взрослый стал, Серега! – восхищенно сказал Воронов и потрепал сына по фиолетовому гребню на макушке.

Звякнули заклепки, значки и медали на кожаной безрукавке.

– Как говорится, из одного металла льют... Скоро мы таким, как вы, все бразды вручим, – пошутил он.

– А что? И примем, не испугаемся! – шуткой на шутку ответил сын.

– Не забудь передать привет директору «Нойцюрихербанка» доктору Дриттенрайху, большому другу нашей страны, не раз беседовавшему с Надеждой Константиновной. Да ты хоть с матерью-то попрощайся!

Наконец самолет с сыном и снохой превратился в серебристую точку над океаном.

– Вот и разлетелись все мои воронята, – вздохнула Анастасия Петровна. – Вася в Штатах, Алена в Париже, а теперь вот и Сереженькин черед наступил... Не зря ведь говорится, что материнское сердце – вещун... Знала же я, что так и будет, когда за тебя замуж выходила...

Она заплакала, не скрывая нахлынувших слез. На ее все еще нестарой шее гордо сидела красавица голова. Алексей Иванович обнял жену уверенной рукой и невольно подумал: «Годы проходят, а мои чувства к Анастасии по-прежнему свежи и крепки. Должно быть, так уж устроены мы, коммунисты».

Анастасия Петровна сразу же увлекла его в спальню.

– Это изделие выдающихся мастеров арабского мира, изготовленное под бомбами израильских агрессоров, – указала она на кровать, занимавшую добрую половину спальни. – Ты же знаешь, любимый, что даже незначительная перестановка мебели способна придать любовным играм дополнительную окраску. Усиливается приток крови, учащаются дыхание и сердцебиение. Наши годы – это далеко не старость. Вы еще долго можете наслаждаться всей гармонией полноты личной жизни.

– Да, – невольно согласился Алексей Иванович. – И знаешь, какое совпадение? Сегодня то же самое, почти слово в слово, говорила мне наша новая заведующая идеологическим отделом Ирина Прокопьевна Пинкова, когда я внезапно распорядился заменить венские стулья на финские. Видно, и впрямь наши женщины меняются, желая встать вровень со своими зарубежными товарками.

...Уже позже, укладываясь по стародавней, комсомольской еще, привычке поверх жены, Алексей Иванович невольно сказал:

– Настя, ты помнишь моего предшественника на посту первого секретаря краевого комитета партии, который пятнал звание коммуниста с танцовщиками в балете? Партия нашла ему дело по душе, доверив Большой театр...

– Правильно ты говоришь, Алеша, – ответила Анастасия Петровна, размашисто поднимая тяжелые, нестарые еще бедра. – Только ты не такой – ты волевой, целеустремленный, не скованный стереотипами в партийной работе...

Светало».

«Все про меня... Про нас с Виктором», – думала, засыпая, Анжела Титовна. Светало.