Внизу все оказалось не так, как виделось сверху: скала, с которой отважно прыгнули полковник и капитан, нависала над их головами и находилась по отношению к земле под углом градусов в сорок пять. Можно было разглядеть даже окаянный балкончик без перил.

– Как же мы не разбились? – спросил Шмурло.

Деряба пожал плечами.

– Не судьба, – объяснил он. – У вас в конторе что-нибудь про восходящие воздушные потоки слышали?

– А назад-то как? – не унимался Шмурло.

Вместо ответа Деряба подпрыгнул и замахал руками, надеясь взлететь. Потом повторил попытку.

– Система «ниппель», – сказал он, так и не полетев. – Я-то думал, как сюда, так и обратно.

– Думал, думал, – проворчал полковник. – Попали неведомо куда... без денег, без документов, без оружия...

– Да, «макара»-то жалко, – согласился Деряба. – Он, понимаешь, как гиря стал, чуть меня не утянул... Айда поищем, может, не расплющился. Ну, полкан, вернемся мы без слесарей – как объясняться будем? Мне-то все равно, а у тебя представление скоро. Ха, вот они, ихние ботиночки!

– Ты по-какому это говоришь? – тихо и с ужасом спросил полковник.

– Тум-тум? – не понял капитан.

– Зам тум-тум, кан потерянь? – спросил полковник.

Они поглядели друг на друга с недоверием, переходящим в ненависть. «Вот ты и открылся, гад!» – подумал Степан Деряба, а вслух сказал:

– Дун кан ортобех, сочара!

– Бим сочара! – парировал полковник и сделал шаг назад.

Деряба подумал и почесал белые кальсоны.

– Кулдык, – надумал он наконец. – Двисти тум – двисти дрюм. Рыло си Гидролизный ва-ва така утартан. Бабака, полкан! Калан десанта неа бултых!

– С тобой-то как раз и пропадешь, – ответил Шмурло на неведомом, но хорошо понятном языке. – Лезет, понимаешь, куда не просят.

– Ты бы спасибо сказал, что здесь не зима, – укорил Деряба. – В общем, решение было оперативное, но не до конца продуманное. Слесаря пьянее нас, и то пошли с полной боевой выкладкой. Кстати, следы-то!

На сером грунте, кое-где поросшем совершенно черной травой, тут и там виднелись рубчатые отпечатки роскошных слесарских ботинок.

– Осматривались, – определил Деряба. – Пора бы и нам сориентироваться на месте, заодно и «Макара» поискать.

Он поглядел на небо. Небо было серое – не затянутое тучами, а просто серое, низкое, какое бывает на Крайнем Севере и в районах, к нему приравненных. Посреди неба помещалось здешнее солнце, белое, как лампа дневного света.

– Макухха! – кивнул полковник на светило. – Стой, откуда мы этих слов нахватались?

– Жить захочешь – любой язык выучишь, – неопределенно отговорился капитан. – Гипноз какой-нибудь.

– Как же гипноз, когда мы никого подозрительного еще не видели? – не поверил Шмурло.

– И хорошо, что не видели, – сказал Деряба. – Мы с тобой, полкан, должно быть, зомби. Ты же всякие спецпроверки проходил? Проходил. Я тоже. Вот они нам этот язык в головы и вложили.

– Кто – они?

– Твое начальство, не мое. Да ты под ноги-то поглядывай, поглядывай!

Поглядывание под ноги дало-таки результат. Сам пистолет, правда, не нашли, зато нашли место, куда он упал. Упала же кобура с такой силой, что от нее в земле осталась только дырка соответствующей конфигурации. Деряба стал разгребать руками податливый грунт, но скоро убедился, что провалилось его личное оружие очень и очень глубоко. Капитан отряхнулся и пошабашил.

– Я и голыми руками управлюсь – мало не покажется. А мы пойдем по следам слесарей. Догонять на всякий случай не будем: мало ли на кого они напорются здесь, а мы остережемся. Они у нас будут и преследуемые, и боевое охранение разом.

– Степан, – жалобно простонал Шмурло. – Ты хоть отдаешь себе отчет, куда мы попали?

– А куда надо, туда и попали! – уверенно сказал Деряба. – Ты, полкан, белого света не видел. Много на земле странных мест, оглянешься – батюшки, не на Марс ли меня занесло, из самолета-то не видно, куда сбрасывают.

– Самолеты на Марс не летают, – с глубочайшей убежденностью заявил полковник.

– Так тебе и сказали, что летают! Летают, наверное, втихушку, базы там есть, опорные пункты... Вот попал я однажды – случайно, заметь, – на одну точку. Завязывают мне глаза медицинским бинтом...

Полковник Шмурло на всякий случай заткнул уши, чтобы не узнать лишней секретной информации, а когда разоткнул, Деряба уже закончил преступный свой рассказ:

– ...и рожа вся зеленая, и вместо рук прутики. Вот так-то, а ты – Марс, Марс...

– Кулдык, – сказал Шмурло. – Ладно. Куда идти-то?

– Да они вроде вон в тот лесок направились. Не нравится мне этот лесок, мы в него сторожко пойдем: ты впереди, а я сбоку. Нехороший какой лесок – стволы белые, листья черные... И птицы не поют...

– Сейчас тебе соловьи с воробьями прилетят, – ядовито заметил Шмурло.

– А ты ножа не взял? – с надеждой спросил Деряба.

– Взял! – неожиданно согласился Шмурло, но показал вовсе не на нож, а на себя самого.

Деряба только развел руками.

На подходе к лесу Шмурло заартачился идти вперед, хотя под ногами была хорошо протоптанная дорожка.

– Чего боишься? Я же сбоку прикрывать буду, – уговаривал Деряба. – Слесаря тут спокойно прошли, а вот и колея! Да, тут телега ехала запряженная, копыта какие-то странные только... Что-то они тяжелое везли...

– Кто вез, слесаря, что ли?

– Нет, еще раньше. Ихние-то следы сверху, по копытам. Рыло с Гидролизным прошли, а ты...

Правда, назвать Шмурло боевым офицером у капитана язык не повернулся. Деряба наклонился и ребром ладони перебил ствол небольшого деревца.

– Смотри ты, теплое какое, почти горячее, – говорил он, очищая ствол от веток с черными листьями. Не темные были листья, а натурально черные, как будто вырезанные из черной бумаги для фотоматериалов. – Вот и стяжок готов! – Деряба помахал дубинкой в воздухе, разгоняя вероятного противника.

Полковник Шмурло тоже захотел вооружиться стяжком и сам затеялся рубить рукой деревце. Деряба похохатывал, потом ему это зрелище надоело, он отстранил полковника, сам все сделал и посоветовал спутнику во время боевых действий держаться от него, Дерябы, как можно подальше.

– Вот у нас в училище преподавал бывший японец, – рассказывал капитан. Но Шмурло снова заткнул уши: он не хотел слушать о тяжких телесных повреждениях, самым скромным из которых Деряба полагал перелом основания черепа.

Подпираясь стяжками, они двинулись по лесной дороге, причем капитан, как и обещал, двигался позади, в кустах вдоль обочины. Шагать в тапочках без задников было тяжело.

– Ничего, – утешал Деряба. – Кого встретим, того и разуем. Ты когда-нибудь в ичигах ходил? Курева ты, конечно, тоже не взял...

– Ты зато много взял, – резонно огрызнулся Шмурло. – И курево, и аптечку первой помощи... У слесарей-то в сумках, должно быть, все есть, они-то шли с заранее обдуманными намерениями...

– Поделятся, – бодро сказал Деряба. – Все же и они советские люди, хоть и с заскоками.

Впереди раздался треск. Деряба нагнал полковника и утянул его к себе в кусты. Оба замерли в ожидании.

На дорожке показалась какая-то темная масса, передвигавшаяся довольно шустро. Вскорости она поравнялась с героями. В сущности, это была обыкновенная пол-литровая бутылка, только очень большая, живая и на шести ногах. Тварюга тихо подвывала, словно и вправду ветер гудел в бутылочном горлышке. Сквозь бока просвечивали внутренности, так что зрелище было еще то. Пройдя чуть вперед по дорожке, чудовище замерло и стало разворачивать горлышко вправо, туда, где таились Шмурло и Деряба.

– Вон там у него глаза, – шептал капитан. – Бей по левому, а я по правому...

– А вон там у него зубы, – шепотом же отвечал Шмурло и как бы в доказательство застучал своими.

То ли оно их вынюхало, то ли услышало стук, только развернулось и потрюхало не спеша прямиком в кусты. Капитан и полковник отпрянули друг от друга, и кошмарная голова-горлышко оказалась как раз между ними. По бокам головы болтались на тоненьких стебельках глаза вроде коровьих.

Тощий Деряба не привлекал, и хищник попробовал вцепиться в живот полковнику. Но полковнику стало жаль живота своего, он закричал и обрушился всей тяжестью на голову, пригнув ее к самой земле. Хвостик у чудовища, на горе ему, был поросячий, хорошим хвостом оно бы их поубивало, так что Дерябе хватило и времени на раздумье, и места на размах. Никогда и никого в жизни капитан не бил так сильно. Стяжок разломился пополам, но и шея тварюги была перебита. Дрожь пробежала по огромному телу, лапы беспомощно разъехались, сгребая дерн, брюхо глухо стукнулось о землю.

Шмурло на всякий случай подержал еще голову, потом поднялся, отряхивая пыль и мусор с трико. Белая исподняя рубаха Дерябы насквозь промокла.

– Молодец, Алик, – хрипло сказал капитан. – Хорошо сработал. Не ожидал.

И тут Шмурло разрыдался. Всю жизнь, такую любимую и ценимую им, он проборолся с врагом воображаемым, им же самим и выдуманным, со всеми этими вежливыми болтунами, каменными баптистами, мнимыми подпольщиками и явными анекдотчиками, любой из которых мог противопоставить ему в лучшем случае презрительное молчание, всю жизнь он чувствовал, что за его, Шмурло, спиной стоит неодолимая сила, а теперь он ощутил себя совершенно беспомощным в этом черно-белом мире, полном, как оказалось, враждебной мощи, такой же страшной, как и та, которой он прослужил столько лет и дослужился аж до полковника.

Капитан устало опустился на бочковидную лапу тварюги.

– Закурить бы, – пожаловался он и почувствовал, как чудовищные мышцы мертвого зверя начинают обмякать. Деряба от греха подальше вскочил: не оживет ли?

Но бутылочное чудовище не ожило. В прозрачном брюхе у него громко заурчало и стало видно, как ходят ходуном, переплетаясь и лопаясь, кишки, подобные пожарным рукавам, как растворяется на глазах все еще пульсирующее сердце, как рассыпаются в прах толстые кости. Наконец тварь в последний раз дернулась, извергая из пасти мощный поток буро-зеленой жидкости, и стала хиреть и съеживаться, будто проколотый баллон.

– Это нам, полкан, повезло, – сказал капитан. – Другой раз не повезет. Без оружия нам хана. Отойдем-ка на всякий случай, вдруг эта дрянь ядовитая.

Они постояли в сторонке, и плечи полковника все еще содрогались от рыданий.

– Вот такая она, жизнь, и есть! – подвел итог всему капитан Деряба.