– Пойдем, пойдем отсюда, – тянул капитана за рукав Шмурло. – А то другие появятся.

– Обожди, дело есть, – сказал Деряба. Он вернулся к порожней шкуре, задрал бутылочную голову зверя и обломком дубинки, который все еще оставался у него в руке, стал выковыривать из пасти огромные клиновидные зубы. Одним из зубов он чиркнул по деревяшке. – Да ими бриться можно! – восхитился капитан. – Надо же, чего в природе не бывает: воздушный шарик с зубами!

Не переставая восторгаться достоинствами покойного чудовища при жизни, Деряба закончил выемку зубов, аккуратно сложил их в кучку и, выбрав самый большой, склонился над шкурой, как бы прикидывая.

– Ты что, жрать это будешь? – испугался Шмурло, вытиравший рукавом зареванное лицо.

– Да нет, плащ-палатки выкраиваю. Кто знает, сколько придется здесь куковать, пока наши прилетят.

– Так ведь воняет!

– Ты, полкан, вони настоящей не слышал...

– Болван! – заорал Шмурло. – Какие тебе тут наши прилетят, откуда они возьмутся? Откуда они знают, где мы находимся? Никто нам не поможет! Это из-за тебя, идиота, мы сюда вляпались! Это же не наша страна! Это вообще никакая не страна! Так не бывает! Ты слышал, Гидролизный про четвертое измерение говорил?

– Гидролизный много чего наговорит.

– А ты знаешь, что и у нас, и в Штатах ведутся закрытые работы по четвертому... – И полковник государственной безопасности заткнул сам себе рот кулаком.

– Да знаю, – неожиданно сказал Деряба и продолжал орудовать острым зубом. – Мне Булумба про это рассказывал.

– Что за Булумба?

– Колдун ангольский, на реке Кванга живет, десять жен у него. Хороший мужик, жаль только, не по нашу сторону баррикад работает, Матанге помогает. Как его орелики в рейд пойдут – кругом сушь. Как мы бандитов начнем гонять – так ливень. Вот такой Булумба. Мы его дважды в хижине сжигали, а он уходил. Должно быть, здесь как раз и отсиживался. Я ведь почему тогда, в ванной, сюда ломанулся? Думаешь, из-за слесарей твоих? Нет, я подумал: а не сюда ли Булумба от меня уходил? Бог даст, прищучу я его здесь, возьму на цугундер... Ну-ка примерь!

И кинул в полковника кусок шкуры с прорезями. Шмурло, содрогаясь от омерзения, примерил. Было как раз. Полковник скоренько снял шкуру и перекинул через руку.

– Вот видишь, даже капюшончик вышел, – укоризненно сказал Деряба. – И вообще, полкан, мало ли куда Родина человека послать может?

Полковник забылся и вслух сказал, куда она может. Тотчас будто вихрь прошумел в кронах деревьев, затрещали ветки, Деряба вскочил, держа зуб острием к себе.

Но ничего больше не произошло.

– Ну-ка еще раз! – попросил Деряба.

Шмурло повторил. И снова зашумело, загудело в вершинах, дрогнула земля, посыпались сверху какие-то шишки, твердые и тяжелые.

Деряба попробовал шишку на вкус и скривился.

– Так что с язычком тут надо поосторожнее, – постановил он. – И на это Булумба намекал.

Шмурло фыркнул.

– Чудно, – сказал он. – Все остальные слова у нас по-нерусски выходят, а это – пожалуйста...

– Так, а из этого кусочка еще и сидор добрый выйдет, не в руках же эти бритвы таскать.

И действительно, вскоре были уже готовы и вторая плащ-палатка, и заплечный мешок. Потом Деряба выломил новую лесинку, а на конец ее примотал кожаным ремнем самый большой клык. Закончив работу, капитан взмахнул копьем, завыл и заулюлюкал.

– Сам ты Булумба и есть! – сказал Шмурло.

– Да, кое-что можем, – согласился Деряба. – Эй, давай-ка двигаться поскорее. Я только сейчас подумал: вдруг эта зверюга наших ребят порвала?

– Каких это наших? – возмутился Шмурло.

– А Рыло с Гидролизным.

– Да что ты про них знаешь? Ты знаешь, что Рыло в американское посольство хотел пролезть? А Гидролизный «Хронику текущих событий» распространял, только не попался, гадюка, ни разу.

– Я, конечно, понимаю, что для тебя эта пропастина своя, потому что она слопает и косточек не оставит, – сказал Деряба. – Одно ведомство.

– Ну ты!

– Вот и ну. Пошли.

И они пошли. Шмурло зачем-то шарил своей дубинкой перед собой, словно слепой. Лес делался гуще, деревья выше, а дорога словно бы уже. Ни одной живой души больше не попадалось. Только вдалеке кто-то орал дурным голосом, но вроде бы не человек.

Деряба у себя в кустах двигался совершенно бесшумно. Говорить было не о чем, возвращаться некуда.

– Жрать охота, – подал голос Деряба.

Полковник горестно вздохнул и достал из кармана тренировочной куртки швейцарскую шоколадку – стащил у Анжелы, чтобы порадовать жену. Деряба отломил два квадратика, один дал полковнику, а остальной шоколад завернул и спрятал в мешок.

– А то ты горазд, – пояснил он.

Через некоторое время на дороге снова что-то затемнело, но никаких звуков не было. Капитан вылез из кустов и прошел вперед.

Перед ними лежала точно такая же шкура недавно побежденного зверя.

– Заблудились, по кругу ходим! – ахнул Шмурло.

– Ну да! – сказал Деряба. – Ту-то я всю испластал, а эта целехонька. Гляди, да тут наши орудовали!

Он поднял с травы флакон из-под рокового одеколона «Тед Лапидус», потом внимательно осмотрел все вокруг.

– Они, они это. Рыло с Гидролизным. Она, бедненькая, на них выскочила, а они ей в шары одеколоном фурыкнули. Тварь нежная – много ли ей надо. А остатний одеколон, надо полагать, употребили – выпьем, други, на крови! Вот и бычки, и шкурки от колбасы – подкреплялись, закусывали.

Все поименованные предметы капитан подобрал и отправил туда же, в мешок.

– Неужели одеколоном? – спросил Шмурло.

– А сам не видишь? Сумки ихние вот тут стояли, инструмент схватить бы не успели, а одеколон как раз об это время решили уговорить... Жаль, огоньку у нас нет, покурили бы... Ладно, не пропадать же добру.

С этими словами Деряба начал мудровать и над новой шкурой. Теперь дело пошло быстрее, он выкроил четыре куска в размер банного полотенца и несколько ремней.

– В тапочках-то не находишься, – сказал он и обернул свои два куска вокруг ног наподобие портянок, да еще стянул ремнями.

С такой работой Шмурло и сам справился.

– Как все равно хиппари какие, – жаловался он при этом.

Тронулись дальше. Один раз через просеку с шумом перелетела какая-то яркая красно-желтая птица. Потом перекатилось что-то вроде футбольного мяча. Потом Шмурло метнулся в сторону от обыкновенного куста – ему померещилось, что ветки как-то хищно скрючены.

– Вот же гадина, – рассуждал про чудовище капитан. – Не хочет себя на мясо сдавать. Зато шкура крепкая, если такую кислоту выдержала...

Деряба еще долго предрекал убиенным зверюгам большое народно-хозяйственное значение, но тут обнаружилось, что дорога резко уходит вниз, а сами они остановились на высоком берегу реки. Следы слесарей и телеги тянулись к воде. Река была не очень широкая, метров двести. Спускаться было круто, и Шмурло, хотел не хотел, побежал. Деряба за ним.

– С ходу форсировать будем? – спросил Шмурло, отдышавшись внизу.

– А вдруг эти наши бутылочки как раз в воде и водятся? – сказал капитан.

– Дай-ка я напьюсь, – решил Шмурло.

– Стой! – закричал Деряба. – Кто знает, что это за река. Вдруг пронесет или что похуже...

Берег был покрыт серым песком пополам с серой же галькой. Деряба выбрал камешек поплоше, размахнулся и пустил по воде, желая испечь несколько блинов. Камень ударился об воду и без звука ушел вниз.

– Рука отвыкла, – оправдался капитан, взял еще камешек и повторил попытку с тем же результатом. Потом разозлился и спровадил таким манером в реку с полкубометра гальки, но ни один из камней так ни разу и не отскочил от поверхности. Шмурло наблюдал за Дерябиными занятиями с тупым равнодушием.

Утомленный капитан вернулся на берег и уселся рядом.

– Нехорошая вода, и цвет неприятный, – сказал он. – Мне в нее даже палец неохота совать, не говоря о прочем. Придется делать плот.

– А как же слесаря? Следы-то туда ведут!

– Ты лучше спроси: а как же телега? Она, что ли, по дну прокатилась? Должно быть, ее плот ждал или понтон какой. Пошли хворост собирать. Обернем сушняк плащ-палатками и форсируем...

Той же дорогой они поднялись на береговую кручу. В стороне от дороги на открытой площадке было разложено кострище. Угли еще дымились.

– Вот, – сказал Деряба. – Точно, тут они переправу ждали. Странно только, что не внизу костер жгли – тут место открытое, неуютное... Погоди-ка, что это такое?

Шмурло поглядел в указанном направлении. На противоположном берегу был такой же самый лес, а за лесом, кажется, виднелись и поля. А в точности напротив кострища стояло могучее одинокое дерево, и на вершине его было что-то вроде огромного гнезда.

– А, так это сигнальные костры, – догадался Степан. – Как у запорожцев. Может местный народ всполошить... Ох, что же это я? Огонь же!

Капитан быстро набрал под ногами сухих веточек, встал на четвереньки над углями и раздул крохотный костерок.

– Следи за огнем, полкан, а я стану плоты ладить. Потом покурим слесарские бычки.

Нигде бы не пропал капитан Деряба.

Светило почему-то упорно продолжало стоять в зените. Деряба в лесу трещал сучьями и давал незнакомым растениям краткие, но выразительные характеристики. Шмурло апатично подбрасывал в огонь всякую горючую мелочь и с ужасом думал, что они сдуру и спьяну попали на какой-то сверхсекретный полигон или в зараженную радиацией местность и теперь первый же патруль может запросто ликвидировать их на месте в целях неразглашения. А зверюга эта – мутант, какая-нибудь гигантская помесь мышки с лягушкой. Он тоже кое-что повидал, полковник-то, а больше того слыхал, и слухи эти были совсем неутешительные. И есть хотелось. Сразу же пошли на ум всякие хорошие вещи, которые обламывались охране, в частности молочный поросенок. Пребывавший несколько лет назад в Краснодольске Мустафа Тарасович изволили от этого поросенка отъесть одну только заднюю ножку, а остальное списал и смолотил в одиночку сам Шмурло. Он даже косточки съел, потому что они были мягкие-мягкие.

От умозрительной гастрономии его отвлек зов Дерябы. Капитан был уже внизу, у реки, и звал его, наверное, покурить. Полковник подбросил в костер побольше топлива и живой ногой сбежал вниз.

На Дерябе не было лица.

– Где же твой плот? – спросил Шмурло.

– Там, – показал на реку Деряба. – Шкуру еле-еле успел вытащить. Вот, гляди.

Он поднял с песка толстый травяной стебель, высохший добела, и бросил в воду. Стебель мгновенно пошел на дно, даже круги не разбежались.

– Я сперва подумал, что это шкура много воды впитывает, – сказал Деряба. – Вытащил ее, а она сухая. Вся вода с нее мигом скатилась. Это не простая вода.

– Тяжелая? – предположил полковник.

– Да нет, скорее, легкая. Ну-ка, доставай этот... Ну, смазанный, проверенный электроникой. Давай, давай, я знаю, ты вечно с собой таскаешь...

Это было правдой. В кармашке плавок у Альберта Шмурло всегда имелись средства индивидуальной бактериологической защиты – неизвестно ведь, где казака ночь застанет. Он залез в недра трико и вытащил пестрый пакетик. На пакетике был изображен яростный тигр.

– Ишь ты, усатый! – полюбовался картинкой Деряба. Он разорвал пакетик, достал из него резиновое изделие, надул до упора и перевязал вытащенной из рубахи ниткой.

– Ты чего, плыть на нем собрался?

– А вот увидим. – И Деряба осторожно положил резиновую колбасу недалеко от берега. Изделие даже малой секундочки не покачалось на волнах – взяло и провалилось в воду, будто его не воздухом надули, а залили свинцом.

– Гондон истратил, – укоризненно сказал полковник, и тут до него дошел смысл происшедшего. Ладно, в прошлый раз можно было все свалить на воздушные потоки, но вода – она и на Марсе вода, когда надо, кипит, когда положено, замерзает...

– Вот это укрепрайон! – сказал Деряба. – Только с воздуха взять можно. Тут и танк по дну не пройдет – эта водичка в самую малую щель просочится. Только почему она вся в землю не уходит, вот вопрос.

Он достал из мешка вычурный флакон из-под «Лапидуса» и бережно, стараясь не слишком мочить пальцы, погрузил в реку. Флакон моментально наполнился. Капитан самым тщательным образом закрутил пробку.

– На анализ, – объяснил он. – Если, конечно, живы будем.

Он перевернул флакон, и вода с такой же легкостью вылетела из него и бесследно впиталась в песок.

– Подождут, значит, с анализом, – решил Деряба. – Не в руках же его всю дорогу нести.

Они вернулись на крутояр, покурили бычки и съели еще по квадратику шоколада.

– Говорили дураку: учи химию, учи химию, – казнился капитан. – Нет, одно только знаю – зарин-зоман, иприт-люизит, кожно-венерического воздействия. Но ведь как-то они через реку переправились – и слесаря наши, и эти, на телеге. Можно, конечно, при известной тренировке ее пронырнуть – я до шести минут терпеть могу. Но ведь эта зараза моментом в легкие пройдет...

Не думать вслух Деряба мог только в бою.

– А зачем нам на тот берег? – подал наконец голос и полковник.

– Да затем, что там люди живут, – сказал Деряба. – Значит, прокормимся. Во-первых, здесь перевоз, и дорога-то – вон она, дальше пошла. Можно, конечно, пойти вверх или вниз по реке, но тут уж больно нехорошо. Да и не река это, а канал какой-то. Вот так же моего шурина свояк в одной закрытке жил, пошел рыбачить. А от завода вот такой же канал идет. Утром возвращается мимо канала. Дай, думает, умоюсь. Умылся. Домой пришел, глянул в зеркало – с лица всю рожу как корова языком слизнула. Химия потому что!

И на минуту замолк в знак уважения к этой науке. Воспользовавшись паузой, полковник заявил:

– Есть охота. Пить охота.

– Нельзя пить – вода насквозь пройдет.

Полковник вздохнул и откинулся на спину. Дерябе хорошо, он терплючий. Солнце стояло на том же самом месте. И тихо-тихо было.

Шмурло решил, что спит, а во сне видит, как на плечо Дерябе опустилась красно-зеленая бабочка больших размеров. И капитан с ней разговаривает, как с доброй. Шмурло засмеялся и вдруг заткнулся, поняв, что это не сон.

– Степа, а Степа, – сказал он. – Вот ты и до чертей уже допился...

– Ну, спасибо, красавица, – сказал Деряба, поднялся и пошел в лес. Бабочка продолжала сидеть на плече. Полковник пытался сообразить, кто же из них на самом деле допился. Соображалось разморенным мозгам плохо. Деряба вернулся без бабочки, держа за ботву крупный корнеплод, похожий на репу. – Горячая, как чугунок с углями, – объяснил он и, прихватив корнеплод краями плаща, треснул его об колено. Корнеплод распался на две дымящиеся половинки. – Иди жрать, полкан.

Шмурло подполз к нему, принял свою половинку. Перед ним была как бы миска с густым горячим борщом. Полковник незаметно для себя уничтожил борщ и закусил корочками, а только потом спросил:

– Это что за насекомое было?

– Не насекомое, а женщина маленькая, – отвечал Деряба с набитым ртом. – Называется ванесса. Она специально через Рыхлую Воду перелетела, когда нас увидела. Подходящее название – Рыхлая Вода...

– Она лилипутка, что ли?

– Сам ты лилипут. Сказано тебе – ванесса. Маленькая. А которого мы убили, то зубастый голяк. Такого она мне про эту тварь порассказала... В общем, одобрила наши действия. Только, говорит, они ночью стаей придут...

– А как через реку перебраться, она не говорила? – понадеялся Шмурло.

– Я, конечно, спросил. А она ответила: если судьба вам, то перейдете, а если не перейдете, то, значит, не судьба была, схавают нас зубастые голяки...

Полковник содрогнулся, представив, как он будет перевариваться внутри этой ходячей бутылки.

– Утопиться дешевле, – решил он. – Хоть воды похлебать перед смертью... Нет, нет! Капитан Деряба! Приказываю вам... – И тут на полковника снова нашла истерика. Деряба плюнул и пошел наломать сушняка для костра, да побольше. Он решил так просто не съедаться.

«Они хотят меня съесть, – думал про зубастых голяков полковник и рыдал. – Меня, которого так любит целый ряд женщин! Меня, который продолжает дело Феликса Эдмундовича, Рихарда Зорге, а также неуловимого товарища Ваупшасова! О, какую страшную, внесудебную ответственность должна понести природа, допустившая появление подобного существа, посягающего на самое святое...»

Все вокруг как-то неуловимо изменилось.

– Солнце заходит, – объявил неутомимый Деряба, притащив очередную охапку хвороста.

Только вот заходило оно еще быстрее, чем даже в славном городе-курорте Трихополе, и скоро стало совсем темно, и на небе не наблюдалось даже самой паршивой звездочки. Костер разгорелся как следует, но он вырывал из тьмы лишь небольшую площадку, за пределами которой творилось неведомо что. В лесу раздавались треск, чмоканье и хлюпанье. Шмурло уже пережег в себе страх и только крепче сжимал в руках свою дубинку, надеясь перед смертью убить хоть одного голяка.

– Я вот что надумал, – сказал Деряба. – Если мы в огонь бросим кусок шкуры, она завоняет и отпугнет этих друзей.

– Ну да, – сказал Шмурло. – Или как раз приманит.

– Это уж как повезет. – И Деряба острым зубом отрезал добрый шмат от своего плаща.

Завоняло действительно нестерпимо, только движение в лесу стало еще сильнее, послышались знакомые уже зазывания голяков. Полковник и капитан встали на узкой полоске между огнем и обрывом, держа оружие наготове.

Раздался нежный звон, и по ту сторону костра прямо из земли стал подниматься зеркальный диск. Деряба и Шмурло отскочили в стороны, потому что жар стал совсем нетерпимым.

Костер отразился в диске, и сверкающий огненный луч-дорожка пересек реку и остановился у подножия такого же диска-зеркала, появившегося из-под земли на том берегу. Вой голяков стал громче – они приближались.

– Сделай что-нибудь, Степа! – простонал полковник.

Деряба подскочил к огненной дорожке, потыкал в нее дубинкой, потрогал рукой – холодная.

– Не бойся, полкан, бежим! – Капитан толкнул упирающегося Шмурло на дорожку и помчался за ним. Через несколько секунд они были на другом берегу.

– Смотри! – крикнул Деряба и показал на покинутый берег. – Они тоже за нами мылятся!

Действительно, там толклись расплывчатые силуэты, горели глаза, сверкали зубы. Наконец первый из голяков попробовал встать на огненную дорожку. Она сильно прогнулась, но выдержала.

– Придумай что-нибудь, Степа! – взмолился Шмурло.

Деряба подбежал к здешнему зеркалу и попытался повалить его на землю. Не тут-то было. Капитан качнул его в сторону – тоже без результата. Тогда Деряба встал перед диском и широко распахнул полы своего плаща, закрыв почти всю отражающую поверхность. Дорожка побледнела, порвалась, голяк завыл и провалился на дно. Остальные толклись на берегу, не рискуя повторить подвиг своего товарища. Шмурло догадался снять плащ и завесить им зеркало.

– Вот так и держи! – обрадовался Деряба. – А я с собой уголек не забыл, сейчас и тут костерок разведу, только в стороне...

Шмурло стоически держал оборону перед зеркалом до тех пор, пока хворост на том берегу не прогорел совсем.

– Придумано ловко, – хвалил Деряба устроителей огненного моста. – Вот почему кострище такое большое – они же тут и на транспорте переезжают. Зеркало, должно быть, поднимается при соответствующей температуре, а на этой стороне – автоматически...

– Нет, – сказал Шмурло. – Костер мы долго жгли, и оно что-то не поднималось.

– Значит, когда солнце зашло, фотоэлемент сработал. Переправа ведь только ночью может действовать...

– Нет, – сказал Шмурло. – Зеркало поднялось, когда ты шкуру в огонь бросил.

– И такое тут может быть... Эге, полкан, а ведь слесаря-то до нас переправились, значит, прошлой ночью! Значит, мы от них на сутки когда-то успели отстать!

– Ну и черт с ними, догоним.

– Верно, – сказал Деряба и добавил:

Хорошо тому живется, Кто на этом берегу: Съесть его не удается Ни начальству, ни врагу!

– Это еще что такое? – спросил Шмурло.

– Как что? – удивился Деряба. – Ксива, конечно.