– Ну, с одной-то стороны, оно бы и хорошо, – сказал Радищев. – Пусть сей славный сын гор нас оберегает незримо. Но вдруг его господа контролёры заметят?

– Рахит-бек неуловим… – с сомнением сказал Тиритомба.

– А чего ж он с разбойниками совокупно сидел и нас поджидал? Отчего они к нему не приставали по женской части? – не унимался Лука.

– Они, душа моя Радищев, давно знакомы. Не ты ли сам говорил некогда, что все разбойники – братья?

– Мало ли что я говорил, – проворчал атаман. – Но вот для чего он нашу сторону принял?

– А увидел, что мы и одолеть можем, тогда и переменил свои взгляды. Это в обычае у горцев: кому я клялся, я всем прощаю.

– Но ведь этак он и нас предаст!

– Обязательно предаст, – согласился поэт. – Я много чего про их племя узнал. Они всегда на стороне сильного. Так что всё от нас самих зависит.

– Пойдём-ка, покуда пожарище светит, – предложил Радищев.

– А спать кто будет? – возмутился поэт. – Я не железный!

– Ну тогда хотя бы отойдем подале… Эх, чёртов мешок! Вот в стране Катае, как нам о том Марко Поло трактует, деньги бумажные…

И поплёлся уныло вслед за поэтом, успокаивая себя: «Чего их жалеть? Они же ненастоящие… И сам я ненастоящий…»

…За спиной всё ещё мелькали всполохи большого огня, а впереди виднелся огонёк совсем маленький.

– Кто-то костёр теплит, – сказал Лука. – Вот у костра и отдохнём.

– А вдруг разбойники? – напугался арап.

– Так мы же всех разбойников перебили!

– Ну да. Ежели в одном пешем переходе от столицы такое творится, то что же дальше-то будет?

Они свернули с дороги и пошли к свету напрямки.

На поляне, окружённой кустами черемухи, и вправду горел костерок. К цветочному запаху примешивался другой – не столь изысканный, зато сытный. Котелок на рогульке весело булькал. Хозяин котелка оказался монахом, причём тем самым, что повстречался школярам в кружале «У семи нянек».

– Вот подлинный приют богодула! – радостно сказал арап, скидывая узлы.

Богодулы, конечно, приворовывали, но уж зато не грабили и не резали.

– Здравствуй, отче! – вежливо сказал атаман.

– Здравствуй, девица! Здравствуй и ты, отродье мавританское! – приветствовал их богодул. – Вот уж не чаял, что Тот, Кто Всегда Думает О Нас, пошлёт таких ночлежников – не бродяг подзаборных, а приличных людей… Что же это ты, красавица, по ночам дороги меришь, в отчем доме не ночуешь? На странницу ты уж никак не похожа…

– Гонит меня царская воля, – горестно простонал Радищев. Он свалил с плеч мешок и неуклюже повалился на траву, мелькнув белыми ляжками.

Богодул отвел глаза. Был он весьма немолод, редок бородой, конопат и голубоглаз. Зубов у него было уже немного.

– Зовусь я братом Амвонием, – сказал богодул. – Ищу сами знаете кого. Я тут уже все камушки перевернул, под пнями смотрел. Даже ручей плетёнкой перегородил, но попались только несколько рыбок… А ложка одна! Пусть барышня первая попробует!

Он вытер ложку полой несвежей рясы и протянул атаману.

– Крупноваты рыбки для ручья, – заметил Тиритомба.

– Уж каких Тот послал! – развёл руками монах. – Да вы ешьте, ешьте. Мне-то двух ложек достаточно по скудотельству моему…

– Зря мы с разбойного пира ничего утянуть не успели, – сказал поэт. – Не люблю ходить в нахлебниках.

– Да вы не нахлебники, – успокоил его монах. – Вот вы мне дадите несколько грошиков, а я за вашу родню помолюсь, чтобы её на том свете полегче припекали… Что у тебя в мешке, барышня, – не знаю, как тебя и величать?

– Зовусь я леди Анна, – сокрушённо сказал Радищев. – А в мешке у меня…

– Свинцовый лом! – объявил Тиритомба. – Для тяжести.

– Свинец тоже металл, – сказал богодул. – Можно первому же кузнецу продать…

– Нельзя продать, – выдохнул атаман. Рот ему чуть не сожгло дармовой ухой – монах напихал туда всяких подходящих травок. – Говорю же – царская воля!

– Ты, Аннушка, юшку-то студи, дуй на неё! – посоветовал брат Амвоний. – Разве девушки пасть-то так за столом разевают? По половине каравая разве откусывают?

– Прости, отче, – сказал атаман. – С полудня маковой росинки не было…

– Чего уж тут прощать… Дело житейское… А только что это там давеча полыхало? Уж не постоялый ли двор?

– Да, – сказал Тиритомба. – Там какие-то пьяные мерзавцы с огнём баловались и запалили. Ни себе, ни людям. Ничего, я ужо про них всё пропишу в поэме «Братья ли разбойники?».

– А я тебя знаю! – обрадовался богодул. – Ты тот самый арап, который…

– Ничего я не тот самый! – оскорбился поэт. – А коли узнал – так помалкивай! Тут дело государево – враз потащат на спрос!

– Да я и помалкиваю, – замолчал богодул.

Замолчал и поэт – потому что к нему перешла ложка и жалкий остаток каравая.

– Ничего-ничего, – сказал Радищев. – Это тебе за пироги.

– Так как насчёт помолиться? – напомнил монах. – Чертей заговорить?

Лука устраивался на ночлег и вдруг почувствовал некий позыв. Он запунцовел и пошёл подальше, чтобы не было видно и слышно.

Ничего. Управился. Даже сарафан не замочил.

Когда он воротился к огню, поэт и богодул вовсю спорили.

– Вот я у одного аглицкого афея в Западный Галс брал уроки чистейшего афеизма, – сказал поэт. – И вот что подумал. Ведь вы, монахи, те же самые разбойники получаетесь!

– Это почему же? – оскорбился брат Амвоний за своё гостеприимство.

– Ну, к примеру, похитили злодеи у богатого купца единственного сына…

– Причём тут злодеи и купецкий сын?

– …похитили и прислали отцу весточку: мол, выкупай, не то мальцу у нас придётся солоно. Отец кряхтит, выкуп собирает. А разбойники, чтобы его поторопить, присылают ему, скажем, сыновнее ухо…

– А при чём тут монахи?

– Вот так и вы. Давайте, мол, денег, не то усопшим вашим в чёртовых чертогах небо с овчинку покажется! И доказательств никаких не приводите! И воровать никого не надо, и уши резать – знай только деньги собирай!

– Да ты на себя погляди, копчёная рожа! – заревел богодул. – Ты же сам и есть первый чёрт!

– Мальчики, мальчики, успокойтесь, – проворковал атаман. – Время ли ныне теологией заниматься?

На землю тем временем опускались черёмуховые холода, и Лука сильно пожалел о сарафанных разрезах. Не застудиться бы!

Тут к ногам атамана упала бурка.

– Возьми, сестра, – сказал Рахит-бек. Как его конь подошёл к костру, не захрустев даже веточкой? – Азамат – добрый конь, – ответил на незаданный вопрос горец. – Эх, сестра, когда мы свои дела сделаем, выходи за меня замуж! Вместе резать будем, грабить будем… – сказал он мечтательно.

– А пока спать будем, – командирским голосом приказал атаман. – Кто в первую стражу?

– Никакого стражу не надо, – зевнул Рахит-бек. – Азамат сам услышит и разбудит. Я поглядел на неверных псов, которые следят. Раскинули шатры, пировали. Всех мог зарезать, как баранов!

– Нельзя, – со вздохом напомнил Лука.