– Ну, с одной-то стороны, оно бы и хорошо, – сказал Радищев. – Пусть сей славный сын гор нас оберегает незримо. Но вдруг его господа контролёры заметят?
– Рахит-бек неуловим… – с сомнением сказал Тиритомба.
– А чего ж он с разбойниками совокупно сидел и нас поджидал? Отчего они к нему не приставали по женской части? – не унимался Лука.
– Они, душа моя Радищев, давно знакомы. Не ты ли сам говорил некогда, что все разбойники – братья?
– Мало ли что я говорил, – проворчал атаман. – Но вот для чего он нашу сторону принял?
– А увидел, что мы и одолеть можем, тогда и переменил свои взгляды. Это в обычае у горцев: кому я клялся, я всем прощаю.
– Но ведь этак он и нас предаст!
– Обязательно предаст, – согласился поэт. – Я много чего про их племя узнал. Они всегда на стороне сильного. Так что всё от нас самих зависит.
– Пойдём-ка, покуда пожарище светит, – предложил Радищев.
– А спать кто будет? – возмутился поэт. – Я не железный!
– Ну тогда хотя бы отойдем подале… Эх, чёртов мешок! Вот в стране Катае, как нам о том Марко Поло трактует, деньги бумажные…
И поплёлся уныло вслед за поэтом, успокаивая себя: «Чего их жалеть? Они же ненастоящие… И сам я ненастоящий…»
…За спиной всё ещё мелькали всполохи большого огня, а впереди виднелся огонёк совсем маленький.
– Кто-то костёр теплит, – сказал Лука. – Вот у костра и отдохнём.
– А вдруг разбойники? – напугался арап.
– Так мы же всех разбойников перебили!
– Ну да. Ежели в одном пешем переходе от столицы такое творится, то что же дальше-то будет?
Они свернули с дороги и пошли к свету напрямки.
На поляне, окружённой кустами черемухи, и вправду горел костерок. К цветочному запаху примешивался другой – не столь изысканный, зато сытный. Котелок на рогульке весело булькал. Хозяин котелка оказался монахом, причём тем самым, что повстречался школярам в кружале «У семи нянек».
– Вот подлинный приют богодула! – радостно сказал арап, скидывая узлы.
Богодулы, конечно, приворовывали, но уж зато не грабили и не резали.
– Здравствуй, отче! – вежливо сказал атаман.
– Здравствуй, девица! Здравствуй и ты, отродье мавританское! – приветствовал их богодул. – Вот уж не чаял, что Тот, Кто Всегда Думает О Нас, пошлёт таких ночлежников – не бродяг подзаборных, а приличных людей… Что же это ты, красавица, по ночам дороги меришь, в отчем доме не ночуешь? На странницу ты уж никак не похожа…
– Гонит меня царская воля, – горестно простонал Радищев. Он свалил с плеч мешок и неуклюже повалился на траву, мелькнув белыми ляжками.
Богодул отвел глаза. Был он весьма немолод, редок бородой, конопат и голубоглаз. Зубов у него было уже немного.
– Зовусь я братом Амвонием, – сказал богодул. – Ищу сами знаете кого. Я тут уже все камушки перевернул, под пнями смотрел. Даже ручей плетёнкой перегородил, но попались только несколько рыбок… А ложка одна! Пусть барышня первая попробует!
Он вытер ложку полой несвежей рясы и протянул атаману.
– Крупноваты рыбки для ручья, – заметил Тиритомба.
– Уж каких Тот послал! – развёл руками монах. – Да вы ешьте, ешьте. Мне-то двух ложек достаточно по скудотельству моему…
– Зря мы с разбойного пира ничего утянуть не успели, – сказал поэт. – Не люблю ходить в нахлебниках.
– Да вы не нахлебники, – успокоил его монах. – Вот вы мне дадите несколько грошиков, а я за вашу родню помолюсь, чтобы её на том свете полегче припекали… Что у тебя в мешке, барышня, – не знаю, как тебя и величать?
– Зовусь я леди Анна, – сокрушённо сказал Радищев. – А в мешке у меня…
– Свинцовый лом! – объявил Тиритомба. – Для тяжести.
– Свинец тоже металл, – сказал богодул. – Можно первому же кузнецу продать…
– Нельзя продать, – выдохнул атаман. Рот ему чуть не сожгло дармовой ухой – монах напихал туда всяких подходящих травок. – Говорю же – царская воля!
– Ты, Аннушка, юшку-то студи, дуй на неё! – посоветовал брат Амвоний. – Разве девушки пасть-то так за столом разевают? По половине каравая разве откусывают?
– Прости, отче, – сказал атаман. – С полудня маковой росинки не было…
– Чего уж тут прощать… Дело житейское… А только что это там давеча полыхало? Уж не постоялый ли двор?
– Да, – сказал Тиритомба. – Там какие-то пьяные мерзавцы с огнём баловались и запалили. Ни себе, ни людям. Ничего, я ужо про них всё пропишу в поэме «Братья ли разбойники?».
– А я тебя знаю! – обрадовался богодул. – Ты тот самый арап, который…
– Ничего я не тот самый! – оскорбился поэт. – А коли узнал – так помалкивай! Тут дело государево – враз потащат на спрос!
– Да я и помалкиваю, – замолчал богодул.
Замолчал и поэт – потому что к нему перешла ложка и жалкий остаток каравая.
– Ничего-ничего, – сказал Радищев. – Это тебе за пироги.
– Так как насчёт помолиться? – напомнил монах. – Чертей заговорить?
Лука устраивался на ночлег и вдруг почувствовал некий позыв. Он запунцовел и пошёл подальше, чтобы не было видно и слышно.
Ничего. Управился. Даже сарафан не замочил.
Когда он воротился к огню, поэт и богодул вовсю спорили.
– Вот я у одного аглицкого афея в Западный Галс брал уроки чистейшего афеизма, – сказал поэт. – И вот что подумал. Ведь вы, монахи, те же самые разбойники получаетесь!
– Это почему же? – оскорбился брат Амвоний за своё гостеприимство.
– Ну, к примеру, похитили злодеи у богатого купца единственного сына…
– Причём тут злодеи и купецкий сын?
– …похитили и прислали отцу весточку: мол, выкупай, не то мальцу у нас придётся солоно. Отец кряхтит, выкуп собирает. А разбойники, чтобы его поторопить, присылают ему, скажем, сыновнее ухо…
– А при чём тут монахи?
– Вот так и вы. Давайте, мол, денег, не то усопшим вашим в чёртовых чертогах небо с овчинку покажется! И доказательств никаких не приводите! И воровать никого не надо, и уши резать – знай только деньги собирай!
– Да ты на себя погляди, копчёная рожа! – заревел богодул. – Ты же сам и есть первый чёрт!
– Мальчики, мальчики, успокойтесь, – проворковал атаман. – Время ли ныне теологией заниматься?
На землю тем временем опускались черёмуховые холода, и Лука сильно пожалел о сарафанных разрезах. Не застудиться бы!
Тут к ногам атамана упала бурка.
– Возьми, сестра, – сказал Рахит-бек. Как его конь подошёл к костру, не захрустев даже веточкой? – Азамат – добрый конь, – ответил на незаданный вопрос горец. – Эх, сестра, когда мы свои дела сделаем, выходи за меня замуж! Вместе резать будем, грабить будем… – сказал он мечтательно.
– А пока спать будем, – командирским голосом приказал атаман. – Кто в первую стражу?
– Никакого стражу не надо, – зевнул Рахит-бек. – Азамат сам услышит и разбудит. Я поглядел на неверных псов, которые следят. Раскинули шатры, пировали. Всех мог зарезать, как баранов!
– Нельзя, – со вздохом напомнил Лука.