Изба кузнеца, должно быть, была самая богатая, хотя в других путникам пока побывать не удалось. Кузнеца звали Челобан, был он столь здоров, что в иное время Лука охотно бы вступил с ним в борьбу на поясах или на руках. Только глаз у него был один – обычное дело для кузнецов: не уберёгся от искры.

По обилию выставленных на стол угощений Лука понял, что даже Большой Змей для поселян предпочтительнее любого, хотя бы самого доброго, барина.

О нём, о благодетеле, только и было разговоров.

– Прадед мой, – указал кузнец на печку, на которой, должно быть, и прозябал упомянутый прадед, – сказывал, что прежний барин держал нас в чёрном теле, оставлял ровно столько, чтобы не околели с голоду. Ну, мы-то знаем, что Змея положено бороть. Дед мой ходил – не вернулся, отец тоже за общество пострадал… Ну, Змей нам и говорит…

– Так он у вас ещё и говорит? – вскинулся Лука.

– Говорит, когда нужда в том появится. Ну, голос, конечно, страшный… А слова ласковые. Не надо мне, сказывает, никаких красных девиц, а вот приносите мне овцу там, козу, сыр тащите, зелень всякую… Поленья берёзовые, уголь древесный… И ещё он нас научил для себя из муки делать такие тоненькие палочки… Паста, что ли? Бабы наловчились их варить. И всё оставляем у входа в пещеру, но сами туда не заходим… Ни-ни… Он не велел, да и сами мы убедились… На горьком опыте…

Брат Амвоний отчего-то насторожился, но никто не обратил на это внимания. Лука и арап слишком были увлечены разговором и едой.

– Что же ты, красавица, ни к мёду, ни к бражке не прикоснёшься? – заботливо спросил Челобан.

– Невместно мне, – зарделся атаман.

Тиритомба, набив пузо, стал перемигиваться с сестрой бедного Ничевока, которая подавала на стол. Мамаша её, Челобаниха, заметила это и погрозила чёрному искусителю кулаком. А Лука даже не грозил – попросту заехал в бок локтем.

Утихомирив сладострастника, он спросил:

– А что же змееборцы? Часто ли приходят?

Кузнец засмеялся.

– Часто не часто, а нам хватает. Мы их по-честному уговариваем, предостерегаем, показываем, что от прежних героев осталось… Да сама-то глянь! Красота какая!

С этими словами он протянул Луке солонку.

Солонка была серебряная, тяжёлая, по её краям сидели искусно выполненные морские твари – тритоны и нереиды, определил атаман.

– Уж на что я умелец, – продолжал кузнец, – а такой красоты мне нипочём не сделать.

– Её герой принёс? – спросил Радищев.

– Эх, всё бы вам, девки, героев! Это мастер был, настоящий. Из самого Рима. И не собирался он вовсе нашего Змеюшку губить, а хотел только поглядеть. Чтобы потом его образ в серебре или золоте отлить…

– Как звали мастера? – вскинулся богодул.

«Что в имени мастера монаху?» – лениво помыслил атаман.

– Звали его, вестимо, не по-нашему, – сказал кузнец. – Бен… Бенуто…

– Бенвенуто Челлини, – уверенно сказал брат Амвоний. – Так вот где окончил дни свои великий ювелир…

– А говорил, что борзостей римских не текох! – сказал Лука.

– Да я так… – потупился явно спохватившийся богодул. – Мало ли чего в странствиях нахватаешься…

– Я бы тоже посмотрел… – мечтательно молвил Тиритомба. – И поэму написал… Терцинами, – уточнил он.

– Не ходи! – строго сказал кузнец. – Ты хоть и чёрный, а нашенский. Пусть он иноземных героев губит – те всё своё добро нам завещают на всякий случай. Чай, не краденым живём! Ну, всякий случай с ними всегда и случается. Не любит Змеюшка героев! Сердце на них держит! Видно, крепко они его обидели! А какие были молодцы! Орландо, Баярд, принц Арагонский! Нет, всех приел…

– Сколько у вашего Змея голов? – спросил Радищев.

– Эх, барышня! – сказал Челобан. – Тех, которые головы считали, теперь уж нет. Может, три. Может, девяносто девять. А может, и всего-то одна. Но соображает!

Ушастый Ничевок подбежал к отцу и что-то прошептал.

Челобан мигом переменился и в лице, и во мнениях.

– А с другой стороны, – лениво зевнул он, – отчего бы вам и не сходить. Попытка не пытка. Я тебя, барышня, не имею в виду. А чёрненький… Может, как раз чёрненьких Змей и боится! Вдруг у них мясо ядовитое? Да и монах смиренный, глядишь, его молитовкой огреет! Ведь никто же ещё не пробовал! А ты, красавица, выходи-ка лучше замуж! Ничевок сейчас подрастёт!

Ушастый малец и Лука поглядели друг на дружку с нескрываемой ненавистью.

– У нас часто бывает, что невеста много старше жениха, – сказал кузнец. – Но никто от этого ещё не помер…

– В бороде седина, а на уме – птичий грех! – впервые подала голос Челобаниха. – Знаю я тебя!

Лука тяжело вздохнул. Внешностью кузнечиха вполне могла бы посоперничать с фрау Карлой, так что понять Челобана он понимал.

– Нет уж, хозяин, – решительно сказал он и встал из-за стола. – Спасибо за хлеб-соль, но мы пойдём другим путём – тем, что наметили. Мы не герои, почестей нам не надо. То ли мы змеев не видали! Обойдемся и без терцин!

– Да кто ж вас теперь из деревни-то выпустит? – ласково сказал кузнец. – С вашим-то мешком?

Атаман поглядел на предполагаемого малолетнего супруга с ещё большей ненавистью.

– Тебе бы мытарем служить, – только и сказал он, добывая из-за пазухи пистоль.

Но Челобан был твёрд. Он нисколько не испугался.

– Допустим, попадёшь ты в меня, дура. А пробьёт ли твой свинец толедский доспех?

И чисто по-еруслански рванул рубаху на груди.

Оттуда и впрямь блеснула вороненая сталь, изукрашенная золотым узором.

– Да и порох по такой погоде наверняка отсырел, – продолжал сельский циклоп. – Так что прибереги выстрел для Змея. Может, у него шкура тонкая…

– Сам ты шкура тонкая, – процедил сквозь зубы Лука и вернул пистоль на место. Кузнец Челобан всё-таки не разбойник – он хуже разбойника…

– Какое низкое коварство! – вскричал Тиритомба. – Стервятники! Я… я про вас поэму напишу, на весь мир ославлю!

– Напиши-напиши, – сказал кузнец. – Только прямо сейчас. Может, тогда к нам отважные дураки вообще косяками пойдут… Да ты-то, девка, сиди, тебе-то к чему туда ходить? Эй, зачем ты мешок трогаешь? Оставь! Все герои своё добро нам оставляют для присмотру! Монаше, скажи ей, чтобы осталась!

– Нет, – ответил богодул. – Пойдём – так уж все вместе. Мне вот тоже интересно посмотреть на такого дракона, который итальянскую пасту любит…

– Нет, – сказал Радищев. – Боюсь, вы царские печати на мешке сдуру повредите, а мне потом отвечать…

– Нет, – сказал арап. – Я девушек в беде не бросаю.

Челобан покачал головой.

– Идите. Мне такая сношенька, что многопудовые мешки ворочает, ни к чему. Ещё сыночка забьет по нечаянности. Тебя бы, барышня, в кузню… По пути зайдите в сарай, оружие себе подберите, доспехи… Всё в исправности, в масляной ветоши. Я обычно продаю броню героям, а вам за так отдам – всё равно же ко мне же и вернется… Сыночек, проводи бесстрашных! Вы уж приглядите там за ним, чтобы в пещеру не совался. Прямо пинками назад в деревню гоните!

– А вот пинки точно обещаю, – сказал Радищев.