– Как они могли! – не успокаивался Тиритомба, бегая взад и вперёд вокруг башни. – В такой миг думать о презренном металле! Вот к чему приводит милосердие! Вечно оно стучится в наши сердца не вовремя! Что сделали они с бедным атаманом? Как мы доберёмся до них?

– Мы построим пирамид из живых нас, – предложила фрау Карла. – Буби полезет первым…

– Не выйдет! – скоренько откликнулся Ничевок. – Первому башку мигом отчекрыжат… А, знаю! Затомим их голодом!

– Не выйдет, – скорбно свистнул синьор Джанфранко. – Наверняка железный болван пополнял запасы воды и пищи для своих гостей. Но где же он сам? Если с ним всё в порядке, эти псы Тёмного Кесаря недолго проживут…

Между тем уже смеркалось – солнце торопилось на закат, чтобы оправдаться за многочисленные дневные задержки и промедления.

– Да разве здесь одно окно? – сказал сэр Сарджент. – Дайте мне веревку с крюком, и я легко попаду внутрь… Конечно, лучше было бы иметь арбалет…

– С арбалетом и дурак залезет, – вздохнул Ничевок, вспрыгнул в телегу и напоказ раскинулся на сене – дескать, сделал всё от меня зависящее, а теперь не мешайте мне отдохнуть!

– Синьор Джанфранко, вам знакомо искусство осады? – с надеждой спросил арап. – Не верю я, чтобы душа моя Радищев сгинул там ни за грош. Он необыкновенно живуч, а уж в женском-то теле…

– Нихт ферштеен, – сказала фрау Карла. – Фройляйн Анна – она мужик или фемина? Налицо правовой казус.

– Фемина, фемина, – откликнулся поэт. – Но не всегда была она феминой…

Глиняная корчага на плечах итальянского механика выглядела явно сконфуженной. Зрелище было не из простых.

– Синьор Джанфранко, вы же сами строили замок, – нетерпеливо произнёс лорд Рипли. – А в каждом приличном замке должно быть множество потайных ходов на случай осады…

– Это игрушечный замок, – развёл руками безголовый мудрец. – Я-то думал спрятать там свой Тайный Узел – ведь никому и в голову не пришло бы искать его в месте, ставшем игралищем детей.

– Зато убийцам и не выйтить оттудова! – воскликнула фрау Карла. – О, я им устрою судебный процесс!

– Не думаю я, чтобы Лука поддался этим гадам, – вступился Тиритомба за честь друга. – Он бы их и спящий передавил…

– Вот отдохну маленько и сам разберусь! – подал голос Ничевок с телеги. – Тётенька Анна, конечно, вредная, но всё же нашенская. Да они, поди, наврали, что она убитая!

– Бедный добрый бамбино, – пожал осиротевшими плечами механик. – А ведь я и хотел, чтобы такие вот смышлёные ребятишки бегали там по винтовым лестницам, искали потайные рычаги за гобеленами и шкафами… Были бы там полными хозяевами… Какой злой и коварной оказалась невинная игрушка!

– Игрушку и сломать можно, – сказал Ничевок. – Или разобрать… Я их в жизни-то много раскурочил, игрушек этих. А коли крепость ненастоящая – так, может, она и не каменная?

Эта простая мысль поразила синьора Джанфранко.

– Эх, надо было взять горшок побольше, – свистнул он. – Ребёнок прав! Замок-то не каменный!

– Деревянный? – спросил арап.

– И не деревянный. Это такой особый материал, он неподвластен времени и стихиям…

– Вы нас утешаль, – саркастически бросила фрау Карла. – Дер тёйфель! Мы будем сидеть тут, пока не посидим… нет, побелеем…

– Я пошёл за верёвками, – решительно сказал лорд Рипли. – Уступить двум соплякам было бы позором.

– Увы, – сказал синьор Джанфранко. – Ближние деревни наверняка опустошены безумным стальным чудовищем…

– Может быть, существуют ещё какие-нибудь заклинания? – умоляюще спросил Тиритомба. – Хоть намекните – я живо их воспроизведу!

– Вспоминай, деда, вспоминай! – Ничевок слез с телеги и подошёл к механику. – Хочешь, я тебе память освежу?

И, не дожидаясь согласия мудреца, снял корчагу с туловища, начал махать ею туда-сюда, словно бы проветривая. Потом для чего-то заглянул вглубь горшка, удовлетворенно кивнул, плюнул туда и вернул сосуд на прежнее место.

Вся компания застыла в благоговейном ожидании.

– Браво! – воскликнул наконец синьор да Чертальдо. – В самом деле! Ведь есть же вход для ремонта! О, я всё предусмотрел, всё учёл! Не в моей привычке карабкаться по верёвочным лестницам. Ведь перед нами всего лишь аттракцион, хоть и гениальный…

– Ищи, ищи, скоро темно станет! – приказал малец.

Долго искать не пришлось. Повинуясь жестам синьора Джанфранко, сэр Сарджент своей острой саблей срезал побеги плюща в указанном месте.

Но никакого входа там не было – просто в стене была высечена таблица, поделенная на девять квадратов. В каждом квадрате имелась своя цифра – за исключением одного.

– Теперь требуется всего лишь начертать хотя бы пальцем контуры недостающего числа, – сказал механик. – Бумагу мне! Счёты!

– Где ж мы их тебе возьмём? – растерялся Тиритомба.

– И бумаги не надо! – снова пришёл на выручку Ничевок. – Пятёрочку там надо поставить, тогда и вверх будет двадцать семь, и вниз будет двадцать семь, и наискосок!

Синьор Джанфранко снял корчагу с плеч и чуть было не расколотил её об стену с досады, но ему не дали.

Тем временем удивительный ребёнок подскочил к стенке и чумазым пальцем вывел искомую цифру.

Часть кладки медленно, со скрипом, стала уходить вбок, открывая чернеющий проход.

– Тихо! – воскликнул Ничевок. – Мы к ним подкрадёмся, пока не ждут… Веди, деда! Ты тут всё знаешь, ты вспомнишь…

…Двигались вдоль стенки, на ощупь, держа друг дружку за руки. Лорд Рипли шёпотом тревожился, чтобы кто-нибудь не попал под его саблю в будущей неизбежной суматохе.

Сначала попали в зал, слабо освещённый факелами, но рассматривать его убранство было некогда. Из зала поднялись на галерею по безмолвной лестнице, а уж оттуда, мелкими шагами, вошли в проход, несомненно, ведущий в коварную башню. Света там было мало, но достаточно, чтобы увидеть предостерегающее движение секретного агента её величества.

Странники застыли, прислушиваясь.

В башне пыхтели, сопели, стонали, шипели, ойкали, кряхтели, крякали – словно случилась там либо великая любовь, либо большая драка.

Драка и была: какая любовь?

– Смерть предателям! – воскликнул сэр Сарджент, наступивший на брошенный ятаган.

Нунции-легаты катались по круглой площадке ложного камня, норовя задушить друг друга. Вожделенный мешок был распорот, золотые монеты раскатились по полу, но всё-таки образуя две примерно одинаковые кучки.

Возмущённый крик лорда Рипли вернул негодяев к действительности – они в ужасе вскочили и отпрянули к стенам.

– Где леди Анна? – лорд Рипли схватил Трембу и Недашковского за глотки, причём лезвием сабли едва не отрезал голову Яцеку.

– Майн либер, зачитай подозреваемым их права! – напомнила фрау Карла, ни на миг не забывавшая о законности.

– Хрящик им из носовой перегородки, а не права! – раздался откуда-то знакомый нежный голосок. – Подождали бы немного, и сии клевреты Тёмного Кесаря сами бы себя уничтожили!

– Лука! Фройляйн! Донна! Тётенька! – обрадовались спасатели.

На свет вышел – или вышла? – невинная девушка, лишённая мешка с золотом. Вид у девушки был всё равно самый атаманский: волосы растрёпаны, в одной руке кинжал, в другой пистоль. Глаза Луки горели неистовым пламенем.

– Я уж давно не без памяти! – продолжал спасённый. – Они даже не сочли нужным определить, бьётся ли моё верное ретивое сердце – столь отвратно для них само прикосновение к женскому телу! Ну да я бы подождал кровавого исхода – не самому же руки марать…

– Совершенно верно, – скривился лорд Рипли и бросил предателей на пол, чтобы всякому приличному человеку сделалось доступно их попинать. Панычи не сопротивлялись, понимая свою обречённость.

– Где же Синяя Борода? – озабоченно спросил синьор Джанфранко. – Если он в отлучке и скоро воротится, то нам угрожает серьёзная опасность…

– Застрелил я его! – торжествующе сказал Радищев, отбиваясь от восторженных ласк арапа. – И тебя застрелю – убери руки!

– Так я же не в том смысле! – обиделся поэт. – Я же по-товарищески!

– Товарищи под сарафан не лезут, – проворчал Лука.

Зажгли ещё пару факелов и увидели алые отсветы на воронёных доспехах. Шлем на похитителе двух Аннушек был разворочен, оттуда торчала проволока и пахло чем-то горелым.

– Простая пуля – а чего натворила! – похвастался атаман.

Синьор Джанфранко склонился над поверженным чудовищем, попытался скрутить обрывки проволоки, но махнул рукой.

– Проще нового сделать, – сказал он. – Восстановлению не подлежит.

Фрау Карла тем временем ловко вязала преступников обрывками их же одежд.

– Пани Карла! Пани Карла! – кричали они. – Вы не имеете права! Мы подпадаем только под юрисдикцию самого Кесаря! Мы выполняли его приказ! Девушка не должна была дойти до Рима – так велел нам синьор Николо, камерарий!

– Процесс! – требовала фрау Карла. – Да будет он скор и справедлив!

– Какой процесс, моя леди? – спросил её пылкий обожатель. – Объявите бездельников вне закона, и вся недолга… Я же с удовольствием продемонстрирую вам пару несложных приемов лёгкого умерщвления, доступных и женщине, и старцу, и ребёнку…

– Чем же мы будем тогда отличать себя от наёмных мёрдерен? – возразила справедливая леди.

– Какой процесс? Вы с ума сошли! – кричал Радищев. – Надо спешить! Надо Аннушку выручать!

Но фрау настояла на своём.

Процесс устроили в зале. Фрау Карла разместила в хозяйском кресле самого беспристрастного и вообще неживого – разумеется, синьора Джанфранко. Остальные заняли места на табуретках. Арапа суровая жрица юстиции определила в секретари. Прокурором назначила быть себе, в адвокаты пошёл агент, а Ничевоку, носителю уст младенца, пришлось стать одиноким присяжным. Потрясённого Луку практически отстранили от участия в судилище как главного свидетеля и вообще лицо заинтересованное. Ничевок мстительно показал атаману язык.

Для панычей пришлось притащить тяжеленную скамью подсудимых. Такая была длинная скамья, что хватило бы её для всех обидчиков Луки.

На столе стояло и главное вещественное доказательство – распоротый опечатанный мешок. Все золотые монеты были аккуратно разложены столбиками и пересчитаны лично фрау Карлой.

– Где айне монет? – грозно вопросила судья и сразу же безошибочно определила похитителя, указав на него мускулистым пальцем.

Ничевок засмущался и вытащил денежку изо рта.

– И вовсе они не золотые, – объявил он. – Сперва надо было проверить! А из этих я себе грузила отолью на всю оставшуюся жизнь…

– Как не золотые? – удивился горшок судьи. – Ну-ка, ну-ка…

Кому как не алхимику и знать про золото!

– В самом деле, – растерянно сказал синьор Джанфранко. – Это позолоченный плюмбум.

– Вот же прямые подлецы! – воскликнул секретарь, хотя ему и надлежало безмолвствовать. – И во всём у нас так!

– Монеты должен быть пробирен… дон Хавьер! – воскликнула фрау Карла. – Видимо, он вошёл в сговор с ерусланише финанцдиректор. Он будет отвечаль перед Ойропише Трибуналь им Страсбург! Таким образом договор с Кесарем объявляется юридически ничтожным! Никаких претензий к Еруслянд не может того быть, испытание начнётся заново!

– Хрящик вам, – пробормотал под нос Лука. – Вдругорядь не пойду… Мешок свинца задаром пёр через всю державу!

Отвозмущавшись, приступили к допросу подсудимых.

Панычи по очереди поведали историю своей нечеловеческой любви, во имя которой им не раз приходилось поступаться принципами, опускаться до провокаций, вводить народ в заблуждение, лжесвидетельствовать, воровать, идти на поводу, служить слепым орудием…

Лука то и дело порывался рассказать высокому суду о предательских делах Трембы и Недашковского в разбойничьем лесу, но всякий раз фрау Карла заявляла, что сие к делу не относится, и вопросительно глядела на горшок судьи, а тот согласно кивал.

Постепенно клубочек размотался, и тогда выяснилось, что негодяи ни в чём таком особенном не виноваты. И действительно: фальшивую монету чеканили не они, подмены не производили, печатей на мешке не подделывали, а вменить им в преступление можно разве что добросовестное заблуждение, мелкую кражу цветных металлов да неоказание помощи пострадавшей фройляйн Анне, хотя адвокат из лорда Рипли был никакой.

– Ну прямо мученики Усатий и Полосатий! – выкрикнул несдержанный Тиритомба. – Хоть балладу складывай! Может, их прямо тут и освободить из-под стражи в зале суда?

Во всём положившийся на опытную фрау, синьор Джанфранко с удивительной для покойника грустью согласился, что для смертной казни оснований нет, а вот на телесное наказание средней тяжести деяния панычей вполне тянут. Присяжный с некоторым неудовольствием высказал своё мнение.

– Приговор привести в исполнение в зале суда! – свистнул судья и вместо молотка грохнул по столу кулаком.

– Деда, деда, дай я! – обрадовался присяжный Ничевок. – Я тальнику нарежу, в соли замочу…

Но услуги ребёнка были безжалостно отвергнуты. Луку тоже не допустили в палачи: чего доброго, запорет до смерти, не женское это дело. И пламенный Тиритомба заявил, что оружие поэта – острое слово да скованный для мести кинжал, изделье бранного Востока, но никак не розги.

Да ведь и сэр Сарджент с этими обязанностями справился преотлично, воспользовавшись витым шнуром от штор. Шнур он, правда, не вымачивал, а присоливал секомое непосредственно из серебряной солонки.

От такого зрелища отвернулся даже синьор Джанфранко, а Ничевок глядел во все глаза и считал вслух.