Ну и нажрались мы!

Причём не в смысле напились, а именно нажрались. Ибо опьянеть при таком количестве закуси было практически невозможно.

Не сказать, чтобы у нас в Верхнем Бештоуне голодали. Просто еда, которую можно приготовить из продуктов по карточкам, очень однообразна. Что в рабочих лавках, что в военторге. Сытно, ничего не скажешь — так ведь солдата и горняка держать впроголодь не рекомендуется. Себе дороже.

Ну, по великим праздникам можно купить что-нибудь на рынке. Но и фермерские продукты какие-то слишком обычные и унылые. А Мойстарик известный экономщик.

Суп, каша, каша, суп. Овсяные лепёшки. Варёный свиной окорок. Иногда колбаса, но наши фермеры, как ни стараются, ни настоящей пандейской полукопчёной, ни кровяной сделать не могут. Видно, по ту сторону хребта другие травки.

А тут… Я сроду и названий-то таких не слышал. И фруктов таких не видел. А некоторых надписей на банках даже Князь не мог разобрать.

Приобрела Рыба всю эту благодать у проводника Гэри Очану, весьма скользкого типа. В его магазинчике на колёсах.

Последний вагон в любом товарном составе, как известно, предназначается для перевозки грязного металлолома — его стараются собирать по всей стране, чтобы снизить фон. Вагон освинцованный, отмеченный, ясен день, зелёным черепом. Никто не полезет лишний раз проверять. Хотя стоило бы: внутри там никакой не лом, а самая натуральная лавочка, и чего в ней только нет…

Но жратва — не самое главное.

Утром я первым делом полез в шкаф — как там она? Не похищена ли местными призраками? И не приснилась ли мне вообще?

Она — это настоящая кожаная куртка военного лётчика. Тёмно-коричневая. На молнии. Со множеством карманов. На шёлковой подкладке с потайными отделениями. С отстёгивающимся меховым воротником. Совсем новая, хоть и пошита, поди, до моего рождения. Лежала, родимая, на складе, никого не трогала, пока не дотянулись до неё длинные интендантские ручки.

Кожа мягкая, ласковая, хорошо выделанная, чем-то умащённая, коли не пересохла за все эти годы. На правом рукаве шеврон с эмблемой военно-воздушных сил — запрещённый имперский герб в обрамлении золотых крылышек. И отпороть шеврон нет никакой возможности — он не пришит, а словно бы вплавлен в кожу.

Вчера поддатый Князь объявил, что и не надо отпарывать. В правительстве, сказал он, давно уже идут разговоры о том, что следует восстановить имперскую символику, упразднённую сдуру и по горячке. Тем более, что этот герб возник ещё в те времена, когда наша маленькая Отчизна и не помышляла стать Империей.

— Старый герб, — сказал Князь, — это само совершенство. Он гениален. Он прост, ярок и понятен любому. Белый круг. В нижней его части — чёрная дуга, обозначающая контур Чаши Творца. И над Чашей — алый кружок, символизирующий Мировой Свет. Всё. Воспроизведёт даже ребёнок и даже по устному описанию… Правда, враги называли наш герб «Весёлый пьянчуга», но это от зависти. Береги подарок, Чаки, это тебе не кожимитовый новодел…

Да, о такой курточке наверняка мечтает любой парень в Стране Отцов. Особенно после фильма «Самый долгий полёт». Это первая лента, снятая после войны. Там кожанку носит старший пилот Нарди Тагари, которого играл незабвенный Кел-Сат Вески. Ясен день, этот пилот остался без работы, как сотни других воздушных бойцов. И вот возвращается он в свой родной городок вроде нашего, а у самого ни денег, ни профессии, ни хрена. Родителей унесла эпидемия, дом национализировали, поскольку считали, что пилот давно подох (слова гадины-мэра — а в каком фильме мэр не гадина?) Девушка его вышла замуж за интенданта — всё понятно. Власть в городке принадлежит бандитам, а бандитами руководят замаскированные выродки. И всякая сволочь к нему цепляется именно из-за шеврона. И Нарди Тагари снимает куртку и вешает в гостиничный шкаф. И горничная Лина спрашивает, почему он носит тёмные очки. А Нарди отвечает: «Чтобы Отчизне не было стыдно смотреть мне в глаза»…

Я этот фильм, ещё чёрно-белый, раз двадцать видел. И каждый раз плакал, как маленький, когда никто во всём городке так и не пришёл пилоту на помощь, и Нарди умирал на булыжной мостовой возле ратуши, а Лина пыталась его поднять и говорила, что из столицы примчалась Боевая Гвардия, что выродков повязали, что она ждёт ребёнка и жить они будут долго-долго… и ясно было, что она врёт. Но только она правильно врёт.

И последний кадр — имперский герб на шевроне, залитый кровью.

Короче, вы поняли.

Недавно этот фильм пересняли в цвете и с другими актёрами. Но смотреть его второй раз я не пойду даже под конвоем. Потому что вместо печального пилота там геройствовал мордастый отставной капрал Боевой Гвардии, который вовсе не помер в финале, а сам всех до одного выродков поубивал, получив лишь лёгкое касательное ранение в плечико. Жалко, что не сквозное в жопу. А у бедной Лины было такое огромное вымя, что аж противно. Всем всё ясно — и никаких тебе тёмных очков…

Как Рыба догадалась, что я именно от такой кожанки заторчу? Всё-таки ведьма она.

И Князю она очень вмастила с подарком. Привезла ему тоже кожаный, но чёрный плащ с поясом и погончиками. Той же самой довоенной фирмы. Князь немедленно соврал, что именно в этих зловещих плащах ходили агенты имперской тайной полиции. Ха-ха, говорю. Какая же тогда она тайная — в униформе-то! «Вот из-за таких мелочей они и проморгали революцию Неизвестных Отцов!» — не растерялся Князь. Хрен ты его переговоришь.

Славя Рыбу, мы с песнями отправились на грибалку. Сегодня мы были готовы собирать урожай вагонами, отправлять в столицу и получать взамен вагоны же денег.

Жизнь впереди намечалась двух типов: или очень хорошая, или, если не повезёт, просто хорошая.

А покончив к вечеру с заготовками, мы втроём спустились в подвал и стали просматривать ментограммы, записанные доктором. Разговаривать при этом старались тихонько, чтобы не потревожить нашего странного лётчика.

Как и ожидал Князь, вслед за картинами детства началась сплошная учёба. В гимназию невидимого (мы же смотрели на всё как бы его глазами) мальчика повели родители (мы уже чётко выделили их среди прочих персонажей). Они покинули свой музейный дворец, по длинной зелёной аллее вышли на дорогу и… уселись прямо на асфальт. Но всё-таки не совсем асфальт.

По этой дороге не надо было ни ходить, ни ехать.

Она сама двигалась.

И не было на дорожном покрытии ни пыли, ни мусора, ни трещин, ни выбоин. Оно словно бы текло и даже казалось каким-то… живым, что ли?

Увы, всё-таки — «Волшебное путешествие»! Проезжал старый замок мимо нашей кареты, рыжий кучер облаивал стаю собак…

Чудная дорога текла по высоченному виадуку. Вокруг лежали бескрайние ярко-зелёные поля. Но что-то во всём этом было неправильное. Я даже сперва не понял.

Потом догадался.

Мальчик видел мир именно таким, каким рисуют его дети и художники-примитивисты. Массаракш, мир не был для него ни чашей, ни, тем более, сферой, а какой-то жалкой лепёшкой…

— Дефект зрения, — прошептал Князь. — Такое бывает, я читал…

— Всё равно у дока спросим, — откликнулся я.

Ехали наши герои недолго — до вокзала. Вокзал был лёгкий, стеклянный и такой огромный, что трудно было даже представить, какой величины поезда от него отходят.

Но поездов и не было.

Они ступили на эскалатор и поехали вверх. Наш мальчик как уставился на ступени, так и ехал всю дорогу — а вокзал толком рассмотреть и не дал.

Потом по остеклённому тоннелю (там тоже был движущийся пол), они переехали в вагон. Но всё-таки не в вагон, потому что вагоны не летают. Значит, это был пассажирский самолёт. Только иллюминаторы очень большие. И людей совсем немного. Богато там жили, коли могли себе позволить гонять воздушный транспорт почти порожняком…

О том, как выглядит Саракш сверху, я знал только по фотографиям да по старой кинохронике. Дину говорит, что летал дважды на гвардейской платформе, но на ней не больно-то чего внизу рассмотришь, когда ты маленький, а вокруг здоровые мужики. Может быть, хоть сейчас?..

Тут, видно, память подвела мальчонку: самолёт рванул в небо со страшной силой, но в салоне никто из стоящих даже не покачнулся, а никто из сидящих не пристегнулся в кресле. Должно быть, такие мелочи парню не запомнились, потому что он сразу прилип к иллюминатору.

Сейчас мы увидим, каков мир с высоты птичьего полёта…

Но вместо этого оказались над снежной равниной. Не сразу я сообразил, что под нами облака. Джакч. Пассажирские самолёты не могут достигнуть такой высоты, а боевые ракеты не перевозят пассажиров. Это у него воображение разыгралось. За стеклом была чернота, а в черноте вспыхивали крошечные огоньки. Куда же подевался Мировой Свет? Рассыпался, что ли, на эти искры?

И слишком уж недолгим было путешествие.

Мы почти сразу же очутились в гимназии. Вернее, в интернате. Потому что родители попрощались с нами (с будущим лётчиком, конечно, но получалось — вроде как с нами, зрителями).

Интернат… Ничего себе интернат! У нас богатеи до войны так не жили, как тамошние детки! В такой интернат я бы сам побежал, обгоняя поезда, автомобили и даже самолёты!

Местность, в которой он располагался, чем-то напоминала Горный край, только горы были пониже, и деревья здесь росли совсем другие. И росли они повсюду — даже непонятно, как работали строители, как они умудрялись возводить учебные корпуса и коттеджи для проживания, не потревожив природу. У нас бы первым делом всё вокруг повырубили, проложили дороги и прочее…

А тут гимназисты ходили на занятия (вернее, бегали) по лесным тропинкам. Как в детском лагере. Тропинки были нормальные, не текучие…

Нашего мальчика поселили в коттедже вместе с тремя другими пацанами — видно, их родители тоже были важными шишками. Представляю себе здешнюю плату за обучение.

Пацаны были чистенькие, ухоженные — ни прыщей, ни чёрных зубов, ни шрамов, ни пёстрого лишая. Видно, на руках носили их мамки-няньки и следили за ними персональные лекари, опекали особые слуги…

Но в интернате ихняя лафа кончилась — к радости бывшего кадета. Никто над ними тут не трясся и даже не особенно надзирал: сами заправляли постели, сами драили полы — это при том, что ездили по коттеджу и какие-то сильно самостоятельные пылесосы с манипуляторами — механические уборщики…

— Да уж, эти принцы крови не чета вам, засранцам! — злорадно заметила жестокая Рыба. Но за вчерашний пир и подарки мы были готовы простить ей всё, что угодно.

И ведь сглазила ведьма принцев: наш подопечный непонятно из-за чего сцепился с самым высоким и крепким из соседей!

Но чья победа вышла, мы, джакч, так и не узнали: кончилась плёнка на катушке в записывающем узле, о чём любезно сообщила надпись на экране. Массаракш-и-массаракш!

Мы пошли на поклон к доктору.