Сеньор Понсиано был в отчаянии.

Во-первых, их «Фалькон» действительно чуть не сбили, как он и опасался, но не потому, что границы России были так уж священны и неприкосновенны, а по причине обычного армейского бардака. Но обошлось.

Во-вторых, выяснилось, что полёт на том же «Фальконе» до Малютина возможен чисто теоретически. На деле же пилот сообщил, что и до Москвы-то еле дотянули. «Словно какая-то тварь на хвосте сидела и горючее отсасывала всю дорогу!» – рассказывал пилот, неробкий астуриец.

В-третьих, и хлопотать насчёт поездки в Малютин никто не собирался. Сеньор Алехандро «Козьоль» Тертычны, на вечную дружбу которого рассчитывал Паблито, исчез вопреки всем предварительным договорённостям, причём исчез не по-хорошему, а с какими-то деньгами.

В-четвёртых, старшему охраннику сильно не нравилась история с пропавшим негритёнком, который то ли был, то ли нет.

Сеньора Давилу и пилота долго мурыжили чины в мундирах и в штатском, и мурыжили на плохом английском. Все попытки связаться с футбольной федерацией тоже ни к чему не привели: «Мистер Давила, да у нас идёт полная реорганизация, русский футбол в очередной раз сосредоточивается, скоро вы не узнаете русский футбол, а теперь не до вас, всего хорошего…» Серьёзные там, видать, дела творились, если пренебрегли посланцем великого и богатого Мендисабаля! Правда, бедный кум Понсиано ни словом не обмолвился о деньгах – и кто бы после этого с ним в Москве разговаривал?

Менты домодедовские в футболе разбирались, потому что слова «Барселона» и «Мендисабаль» для них не были звуком пустым – посланцев прославленного клуба даже не отправили в кутузку. Более того, их отпустили и пожелали всего хорошего. Но цацкаться с ними в России никто не собирался. Напротив – иностранцам с недавних пор стали откровенно хамить, чтобы не заподозрили в низкопоклонстве перед Западом.

Пилот связался с хозяином. Мобильник Паблито не отвечал, а секретарь шефа сказал, что не в курсе, но чтоб самолёт был в целости и сохранности! Пилот неискренне посочувствовал сеньору Понсиано и убежал заправляться и согласовывать курс. Испанское посольство тоже устранилось – узнав, что граждане Давила и Кастаньяр не задержаны, посол посоветовал разбираться самостоятельно.

Сеньор Понсиано Давила остался один-одинёшенек в громадном комплексе Домодедовского Кольцевого, не нужный никому, в том числе и самому себе.

В своё время даже переезд из родимой деревни в развратную Барселону был для него тяжким испытанием, а уж в чужой стране он и подавно не бывал. Конечно, Зайчик звезда, богач и всё такое, откуда простому великому футболисту знать подлинную суровую российскую действительность, но так-то тоже нельзя! Бросить земляка всё равно что к папуасам! Ладно ещё, что деньги есть…

Возвращаться домой вместе с пилотом было стыдно. Хорош мачо, растерявшийся перед первым же препятствием! Вот уж ехидный дед Балагер над ним посмеётся! Дед вообще над всеми издевается, кроме старой Канделарии!

– Ну, не все же здесь сумасшедшие, – вслух решил сеньор Понсиано. – Как-нибудь доберусь.

Именно что как-нибудь – в здешних гостиницах уже куковали за счёт фирмы пассажиры двух малютинских рейсов по причине неприбытия самолёта. Да и не хотелось самолётом…

Но для начала следовало заесть и запить неприятности.

Цены в аэровокзальных барах и буфетах были невероятные. Скажем прямо – несовместимые с высоким званием пусть провинциального, но всё-таки идальго. А в извечной битве человека с жабой побеждает, как правило, жаба.

Сеньор Понсиано опустился в ближайшее кресло. Пришла ночь, и все самолёты разлетелись. Пару раз к нему всё-таки подходили милиционеры, проверяли документы. Слова «Айм полисмен туу» и «Барселона клаб» действовали и на них: «Смотри ты – не чурка!» Козыряли, улыбались, извинялись, что ничем не могут помочь коллеге, советовали беречься карманников и прочих. Он поставил дорожную сумку на колени и прикрыл глаза…

– Перекусить не желаете?

Слова были незнакомые, но сопровождал их такой умопомрачительный запах стряпни, что и так всё понятно.

Перед сеньором Понсиано стояла бабулька в круглых очках, сгорбленная и одетая в старенький джинсовый костюм. Волосы бабульки скрывала антикварная косынка с эмблемами Шестого Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве. А запах исходил из вместительной сумки-холодильника на колёсах.

– Си, сеньора! – обрадовался Давила.

Бабулька стала открывать отделения сумки, потом расстелила газету на соседнем кресле. На газете появилась горка пирожков, нарезанные сыр и колбаса, две бутылки пива…

Пирожки были горячие, пиво – ледяное.

– Рапидо, рапидо, – сказала бабулька.

Сеньор Понсиано подавился.

– Я преподавала иностранные языки, – пожала плечами спасительница. – Не удивляйтесь. А тороплю вас потому, что мою деятельность не одобряют хозяева аэровокзала. Менты, как зовут у нас полицейских, напротив – жалеют, не трогают. Они берут взятки пирожками. Каждый зарабатывает, как может.

– Я вас не выдам, сеньора! – с чувством сказал Понсиано. – Понсиано Давила, полномочный представитель футбольного клуба «Барселона» к вашим услугам.

– Вера Игнатьевна Попова, – представилась бабулька и даже сделала забавный реверанс. – Свободная предпринимательница. Знаете ли – очень прибыльное дело торговать здесь по демпинговым ценам. Правда, бегать приходится, мгновенно мой товар разбирают… Десять евро для вас не дорого?

– Да это даром, сеньора! – заревел старший охранник. – Благослови вас бог!

– Вы опоздали на рейс? – сочувственно сказала Вера Игнатьевна. – Или приехали слишком рано?

– Мой путь лежит в город Малютин, – горестно сказал сеньор Давила.

– Это же Сибирь! – с искренним ужасом вскричала бабулька.

– Вот видите – даже для вас там край света… И ещё эти новые порядки для пассажиров… – Понсиано зажмурился и присосался к бутылке. – А пиво вполне приличное, – удивился он.

– Места надо знать, – сказала Вера Игнатьевна. – Живое пиво. Билет вы уже взяли?

– Там какая-то неразбериха с рейсами…

– Понятно. Бордель, усугублённый электроникой. Обычное дело. Но почему вы один? Где ваш гид? Вы же официальное лицо!

– Эх, – махнул рукой сеньор Давила. – Что у вас, что у нас… Никому нет дела ни до чего. Куда катится мир? Ладно, потерплю я этот воздушный стриптиз… Если выдержу…

– Мир уже прикатился, благородный дон, и сам этого не заметил… Кстати, если услышите эти слова – «благородный дон» – по-русски, знайте, что перед вами достойный доверия человек. Наш человек. Как правило, наш ровесник. Это как бы пароль, понимаете?

– Странно, почему в России так выражаются. С какой стати? Или у вас мода на Испанию?

– Нет, просто есть такая книга… Не вижу, почему бы одному благородному дону не помочь другому – дословно. Это долго объяснять. Так, значит, вы отправляетесь в этот самый Малютин – без языка, без проводника… Или вас там ждут?

– Никто меня нигде не ждёт, – с великой тоской сказал Давила. – Вот ещё мне дали адрес и телефон в До-ро-го-ми-ло-во… Правда, шефу там на вызов не ответили, но мало ли что… Ушли на балет…

– Дорогомиловских, – задумчиво сказала бабулька, – постреляли ещё в прошлом году.

– Всех? – подскочил Давила.

– Всех, с кем стоило считаться, – уточнила Вера Игнатьевна. – Там карантинный район. Но лучше не углубляться вам, сеньор, в московскую геополитику. И на балет не ходите, русский балет нынче уж не тот… Где Лопаткина, где Цискаридзе? Разрешите, я отряхну вашу рубашку…

– Сеньора Вера, – проникновенно сказал очищаемый Понсиано. – Я, в сущности, простой сельский жандарм, хоть и знаком по службе с кучей мировых знаменитостей. Толку от этого чуть. Да и не могу я так – здравствуйте, сеньор академик, вы помните мою мадеру?

– Понимаю, – сказала Вера Игнатьевна. – Анискин приехал в большой город… Не обращайте внимания. Анискин – это такой типический образ русского сельского жандарма… Пропадёте вы в Сибири, сеньор Давила! Кстати, за вами следят. Я-то сперва подумала – за мной… Не вертите головой. Довольно неприятный тип с вашего же рейса. Такси не взял, все электрички пропустил… У вас есть враги?

– Только не с нашего рейса! – отказался Давила. – Я на частном самолёте. Он, этот… хотя бы белый?

– Серый, – сказала бабулька. – Без особых примет. Я скажу, когда вам на него посмотреть.

– Не маленький, не голый?

– Голые у нас пока ещё не гуляют по аэровокзалам… А тем, у которых в полёте одежда потерялась, секонд-хэнд выдают.

– Ужас какой, – сказал Понсиано. – И часто теряют одежду?

– На международных редко, но на внутренних…

– Вот что, сеньора Вера, – решительно сказал охранник. – Я окончательно решил не лететь самолётом. Голый в Сибири! Без документов, без денег! Среди волков и медведей!

– Ну, с медведем средней величины вы бы сладили при известной сноровке…

– Сеньора Вера, я хочу нанять вас в качестве переводчика. Могу себе позволить. Вы сейчас же получите аванс. Я разбираюсь в людях. Так будет спокойней. У меня сугубо частное поручение, и обращение к официальным властям весьма нежелательно. Сама Чёрная Мадонна Монтсерратская послала мне вас, не зря я съездил к ней помолиться…

– Я атеистка, – гордо сказала Вера Игнатьевна. – Хоть это у нас и не приветствуют. Что ж… Только вот дело жалко бросать, верное и прибыльное… Но хоть есть кому передать… Дьявол, Анжелка на нас глаз положила! Только её здесь не хватало! Мало нам одного шпиона!

– Какая Анжелка?

– Ляпина Анжела из полиции нравов… Подозревает, что я на самом деле проституцией здесь занимаюсь в особо извращённой форме…

– Вы – проституцией? – выпучил глаза Понсиано.

Бабулька недовольно хмыкнула.

– Здешние девки ещё не так маскируются, – сухо сказала она.

– Но ваш возраст…

– Действительно, Анискин, – вздохнула Вера Игнатьевна. – А никакой не идальго и не кабальеро. Впрочем, как раз такие слова и убеждают меня в вашей искренности. Эти мозги не могут лгать. Пошли, Анискин. Хвосты мы сейчас обрубим.

Вера Игнатьевна быстро спровадила следы пиршества в урну, бросила: «За мной! Дистанция десять шагов! Быстро!»

Сеньор Понсиано неуклонно следовал за странной бабулькой по безлюдным ночью лабиринтам Домодедова, спускался по лестницам, поднимался в одиночку на лифтах (Вера Игнатьевна показывала номер этажа на пальцах), потом наконец остановился – проводница скользнула в женский туалет, жестом приказав ему ждать.

Да, пустовато было в бесконечных коридорах, потому и преследователей он сразу определил: они, бедные, словно запнулись, но сразу же опомнились. Мужчина среднего роста в сером фланелевом костюме и такой же кепке слишком поспешно последовал вперёд. Весь его багаж состоял из чёрного и безобразно раздутого портпледа с золотой нашлёпкой. Дама же в форменном халате уборщицы поставила ведро и ни с того ни с сего начала яростно стирать шваброй видимую только ей грязь.

Сеньор Давила не любил полицию нравов: ловить и лупить надо только сутенёров! А уважающий себя мужчина сам выбирает – кого, когда, где, каким способом и сколько раз. Да и как эта крашеная толстая тётка смеет подозревать его нежданную благодетельницу в аморальном поведении? Что за порядки в этой России?

– Чего встал? Пошли быстрее!

Знакомый голос принадлежал совершенно незнакомой женщине элегантного возраста и вида в безупречном бежевом костюме, в скромной, но дорогой шляпке из английской соломки, в туфлях на шпильках. Очки в золотой оправе, скупо, но умело наложенный макияж…

– Да, да, да! Не удивляйтесь! А если у вас появятся замечания насчёт возраста, я брошу вас на растерзание медведям! Вперёд, дедуля! Нас ждёт край света!

– Но как же мы туда доберемся?

– Спокойно! В те времена, когда гражданская война казалась неминуемой, умные люди организовали подпольную систему перевозок – нечто вроде «подземной железной дороги» для негров в США перед их заварушкой. Там и дальнобойщики, и рейсовый транспорт… Внесена была даже предоплата!

– Так ведь не случилось у вас никакой гражданской войны!

– А мы им об этом не говорим…